Гарри Поттер и Мальчик-Который-Выжил-Из-Ума (джен)

— Легилименция, Поттер, вероятно, самое опасное из искусств, относящихся к магии разума, — голос Снейпа был едва громче шелеста. — Которая, в свою очередь, уже является одним из самых непростых разделов колдовства.

В тусклом зеленоватом свете своего кабинета Снейп напоминал инфернала или призрака, в котором остались только монохромные оттенки. Гарри не знал, виновата ли в этом игра освещения, или Снейп от нервов похудел даже больше обычного, но было сложно вспомнить, когда еще кожа на его лице обтягивала череп так туго.

— По-моему, вы говорите мне это далеко не в первый раз, — заметил Гарри.

— И не в последний, — мрачно подтвердил Снейп. — Я намерен сделать все возможное, чтобы вы никогда об этом не забывали.

Гарри поерзал на стуле. Ему не нравились ни тон Снейпа, ни царящая в кабинете атмосфера. И если он что-то уяснил из своих занятий окклюменцией, так это то, что такие вещи были ключевыми.

— Прежде чем мы приступим, — продолжил Снейп, словно не замечая его дискомфорта, — я хочу, чтобы вы дали мне одно обещание.

Гарри нахмурился. Сплошные бесконечные условия...

— Да?

Гарри не успел придумать, что ответит, если Снейп потребует никогда больше не лезть к профессору Дамблдору с предложениями помощи. Это было самым очевидным условием.

Но Снейп заговорил не об этом.

— Как вы, я надеюсь, помните, безответственное использование легилименции может грозить вам сроком в Азкабане.

— Если кто-то об этом узнает, — пробормотал Гарри.

— Если кто-то об этом узнает, что, я подчеркиваю, крайне вероятно. Но дело не только в этом. Как я уже говорил, неумелым вторжением в сознание другого человека можно навсегда повредить его разум. Нанести непоправимый ущерб за один раз, да еще и неумышленно — довольно сложно, но случается и такое. В любом случае, я хочу, чтобы до тех пор, пока я не объявлю наши занятия оконченными, вы не пытались проверить свои новообретенные навыки на других людях. Даже если этот человек не возражает, даже если вы уверены, что никто никогда не узнает. Подумайте как следует. Если вы не уверены, что сможете сдержать это обещание, скажите об этом сразу.

Гарри едва не закатил глаза.

— Если у вас такие большие сомнения в моей осмотрительности, может, сразу попросите дать Непреложный Обет?

Снейп вздернул бровь.

— Потому что я еще в своем уме. Я принимаю те меры предосторожности, которые могу принять. Прекратите воспринимать все в штыки.

Это он воспринимает все в штыки?

Гарри с досадой выдохнул.

— Послушайте, профессор. Я знаю, как вы относитесь ко всей этой затее. Если вам она настолько поперек горла, я не хочу, чтобы это выглядело так, будто я вынуждаю вас пойти на это шантажом. Тем более, что шантажировать вас мне уже нечем.

Удивительно, но Снейп, казалось, вот-вот усмехнется.

— О шантаже речи не идет. Нет, Поттер, вы своего добились, так научитесь пользоваться своими небольшими победами. Ваша так называемая "затея" все еще кажется мне неразумной, но если вы дадите мне обещание, я вам поверю.

Такого ответа Гарри не ждал.

— Ладно, — сказал он. — Я обещаю.

— Очень хорошо, — Снейп кивнул. — Тогда приступим.

Он чуть запрокинул голову и начал, немного монотонно, точно читал лекцию:

— Легилименция и окклюменция похожи больше, чем может показаться. И то и то можно назвать, в некотором роде, перековкой сознания в определенную форму, но если в случае с окклюменцией это делается вовнутрь, то легилимент тянется вперед, чтобы коснуться чужого сознания.

"И то и то здорово перегревает мозг даже на стадии объяснений", — мрачно подумал Гарри.

— Окклюменция проще, так? — спросил он вслух. — Раз ее изучают раньше?

Снейп покачал головой.

— Не сказал бы. Сравнивать сложность этих двух искусств вообще не совсем уместно. Окклюменцию изучают раньше во-первых, потому что навык защиты сознания людям обычно нужнее, так что на одного легилимента приходятся десятки окклюментов разной степени успешности. Но есть и другая причина. Несмотря на то, что окклюменцией не рекомендуют начинать заниматься слишком рано, шанс серьезно навредить себе не так уж велик — у всех живых существ есть инстинкт самосохранения, и разум будет избегать причинять вред самому себе, как бы неправильно и неумело ни осваивалась эта наука. Другое дело — легилименция.

— Я помню, — быстро сказал Гарри. Снейп повторял одно и то же предупреждение в сотый раз. — Если легилимент делает что-то неправильно, то может свернуть что-нибудь в том разуме, куда проникает.

К его удивлению, Снейп покачал головой.

— Дело не только в этом, — сказал он, устало выдохнув. — Существует другой, не менее опасный фактор. В каком-то смысле разум легилимента больше не ограничивается только самим собой. Конечно, в буквальном смысле сознание тело не покидает, но с помощью магии между разумом легилимента и того, к кому легилименция применяется, образуется ментальная связь — что-то вроде моста, по которому можно перейти. Разум легилимента вступает в прямой контакт с разумом, в который совершается проникновение. Для тех, кто делает это часто, — процесс обыденный, но это все равно погружение в новую, возможно враждебную среду. Разум, который к этому вовсе непривычен, испытывает сильный стресс. Можно сравнить это с человеком, который почти не покидает своего дома и потому, как только выходит наружу, сразу подхватывает какую-нибудь хворь.

— То есть, сделать это в первый раз — сложнее всего?

— В первые разы. Представьте, что вы вдруг прыгаете в ледяную воду. Довольно сложно не запаниковать и не начать барахтаться, как полоумный. Вот только в случае с ледяной водой, худшее, что вам грозит, это воспаление легких. В то время как с вашим разумом может произойти сотня неприятных вещей, каждая из которых может испортить вам дальнейшую жизнь каким-нибудь новым непонятным способом. Магия разума существует давно, наверное, столько же, сколько в принципе существует магия. Но я сомневаюсь, что даже в ближайшие несколько столетий этот раздел можно будет назвать хорошо изученным. Я не знаю вещи более сложной и в то же время более хрупкой, чем человеческий разум. Вы все еще хотите начать?

Гарри подумал о Барти Крауче с его помешанной одержимостью на Волдеморте и всем том, что его отец делал неправильно. О Сириусе, Беллатрисе Лестрейндж и Вальбурге Блэк, у которых на троих был один черный смех и долгая семейная традиция безумия. И конечно — о своих родителях.

Он упрямо мотнул головой.

— Да. Да, я хочу. Сколько можно пытаться меня запугать?

— Я не запугиваю вас. Просто предупреждаю обо всех рисках.

Что ж, это было честно. По крайней мере, если что-то пойдет не так, Снейпу будет чем угомонить досаждающую совесть.

— Ладно. Так как именно мне подвергнуть себя этим рискам?

Снейп достал волшебную палочку.

— Слова вы знаете. Они образуют тот самый мост между разумами, но этот мост нужно постоянно подпитывать магией, иначе он разрушится. Это одна вещь, которую постоянно нужно держать в голове.

— Хорошо. А другая?

— Другие. Во-первых, потеряться в глубинах чужого разума довольно просто. Вы должны все время помнить, кто вы есть. Если ваша концентрация рассеется хоть на секунду, вас просто отшвырнет назад. В лучшем случае — полностью.

— А в худшем?

— В худшем — вы можете обнаружить, что забыли что-то важное. Или у вас начали обрываться мысли и вы совершенно не помните, зачем встали со стула и как вообще оказались в этой комнате. Обычно это проходит — разум склонен восстанавливать себя сам, — но бывают и не столь удачные исходы.

Гарри неуютно поерзал, прикидывая свои шансы.

Вообще-то, он неплохо умел концентрироваться на чем-то одном — спасибо часам, проведенным за книжками или за кипящим котлом, где малейшая невнимательность может стоить долгой кропотливой работы. Но стратегия Снейпа завалить его сотней зловещих предупреждений все-таки работала — Гарри начал нервничать.

Снейп это тоже заметил.

— Расслабьтесь, — сказал он натянуто. — Вы будете проникать в мое сознание, а я, уж извините за отсутствие ложной скромности, опытный и талантливый окклюмент. Если что-то пойдет не так, я смогу вас подхватить.

Гарри не особенно понимал, как это работает, но почувствовал себя чуть-чуть спокойнее. Он пробормотал:

— Надеюсь на это. Что-то еще?

— Вообще-то, много чего еще. Есть техники, которые нужно использовать, когда ищете что-то в чужом сознании, чтобы человек не почувствовал этого — будете слишком настырны, и ваше присутствие заметит даже не-окклюмент. Есть способы, которыми обходится защита окклюмента, и есть вещи, на которые нужно обращать внимание, чтобы понять, не водят ли вас за нос, — Снейп помассировал виски. — Но все это позже. Для начала я хочу, чтобы вы освоили азы и просто получили опыт соприкосновения с разумом другого человека. Итак, какие три вещи вы должны держать в голове прежде всего?

Гарри перетряхнул в памяти объяснение Снейпа, выцеживая самое нужное.

— Подпитывать связь между разумами магией и помнить, кто я такой?

— Да. И, конечно, сохранять хладнокровие, когда контакт произойдет. Это... довольно необычные впечатления, особенно в первый раз. Я не буду выставлять защиту, но и не хочу, чтобы вы сразу же лезли в дебри моих мыслей. Просто постойте на пороге, почувствуйте, каково это, и отходите обратно. Только после этого можно дать мосту обрушиться. Вам все понятно?

— Да.

Залегший по углам кабинета мрак вдруг разом сделался еще темнее. В зловещем зеленоватом свете Гарри как никогда ощущал себя не на своем месте.

Чувствуя себя очень странно, он наставил на Снейпа волшебную палочку.

Тот выглядел спокойным — насколько это было возможно при его вечно усталом и раздраженном лице. Палочка безжизненно покоилась в худых желтоватых пальцах. Гарри он не торопил, даже когда прошло несколько минут, в которые тот очищал голову от лишних мыслей и шепота тревог.

"Все получится", — сказал он себе. "Я справился с окклюменцией и с невербальной магией, справлюсь и с этим."

Гарри сделал глубокий вдох. И шепнул:

— Легилименс.

Больше всего это походило на ощущение от присосавшейся пиявки — только не к коже, а куда-то к изнанке черепа, и желудок этой пиявки будто был коллективным желудком целого выводка — по крайней мере, Гарри сразу ощутил головокружение и дурноту, как от потери крови. Неприятное чувство до того застало его врасплох, что он чуть было не забыл о только что вдолбленном напоминании постоянно подпитывать связь магией и спохватился, только когда протянувшаяся невидимая нить истончилась до толщины паутинки.

Гарри крепче сжал палочку, убедился, что волшебство не распалось, как худо связанная шерстяная салфетка, и очень медленно, очень осторожно потянулся вперед.

Его тело осталось сидеть на стуле, даже голова ни на дюйм не наклонилась, но он чувствовал, как что-то вытягивается из него, будто он — одно из растений профессор Стеббль, пустившее побег. Это было так странно, что Гарри снова чуть не растерялся. От напряжения заслезились глаза.

Гарри сосредоточил всего себя в этом иллюзорном отростке и потом — потом он чего-то коснулся.

Это не походило на прыжок в ледяную воду — Гарри плавал в озере зимой и знал, что это такое. Скорее это напоминало невесомость, когда резко тормозишь в воздухе и вот-вот сорвешься с метлы — только намертво вцепившиеся в древко пальцы удерживают от сокрушительного падения. Желудок подпрыгнул к горлу, рот затопило кислым привкусом желчи.

Перед ним что-то шло кругами, как поверхность воды, в которую угодили камнем. Гарри сделал еще один шаг вперед, и волны заколебались вокруг него, ударяя в лицо по сотне за раз. В голове забухал молот.

Его повело, потом он отшатнулся — вернее, попытался, но вместо шага назад — разлился куда-то по диагонали. В ужасе свернулся обратно в шар, вдруг вспомнив о предупреждении держать себя единым ядром.

Волны объяли его, придавая форму, и Гарри быстро откатился назад, к вытянутой пиявке, подсасывающей из него магию. Назад, и еще назад, пока не убедился, что снова находится внутри своей черепной коробки. И что волшебный мост пустовал, будто на него никогда не ступало ничье сознание.

Только тогда Гарри позволил своим добела стиснутым пальцам разжаться, а волшебной палочке — со стуком выскользнуть на стол.

Гарри попытался встать, но тошнота накатила с новой силой. Он ухватился за угол стола, чтобы не упасть, и только чудом удержал обед внутри желудка.

Гарри упал обратно на стул, хватая воздух короткими осторожными вздохами. Откуда-то издалека долетел голос Снейпа:

— Поттер? Как вы себя чувствуете?

— Как будто только что сделал десять финтов Вронского подряд, — просипел Гарри. — Уф.

А ведь у него даже морской болезни никогда не было.

— Для первого раза — вполне нормальная реакция. Спасибо и на том, что не заблевали мне пол.

— Вот уж... точно.

Снейп заправил слипшуюся прядь за ухо.

— Хотите попробовать еще раз?

— Нет, — быстро сказал Гарри. — Точно не сегодня.

Снейп кивнул.

— Не записывайте сегодняшнее в сокрушительные фиаско. Вы не так уж сильно растерялись — для начинающего это более чем сносный результат.

— Не буду, — Гарри сглотнул, пытаясь вернуть порывающийся сбежать желудок на место. — Если только в список самых неприятных опытов.

По губам Снейпа скользнула едва заметная улыбка.

— Такие вещи, как легилименция, легко не даются почти никому. Своего добиваются только самые терпеливые.

Тогда из Гермионы, наверное, вышел бы неплохой легилименнт, — подумал Гарри устало, но почему-то — без особой уверенности. Тогда он вспомнил, кто по-настоящему считался гением в этой области.

— Что насчет Волдеморта? Его, кажется, не приводят в пример большой терпеливости.

Лицо Снейпа окаменело — улыбка испарилась быстрее, чем роса с рассветом.

— Это совсем другой случай. Нет ничего страшнее человека, которому все дается по щелчку пальцев.

Гарри потер лоб. Он так и думал.

Потом он вспомнил профессора Дамблдора и почему-то поежился. Ничего страшнее?

Гарри догадывался, что ответит Снейп, если спросить его прямо, поэтому не стал ничего говорить.

— Идите и прилягте ненадолго, — Снейп откинулся на спинку стула. — Спать не советую — проснетесь с мигренью. Лучше просто отдохните, пока не перестанет тошнить.

— Понял, — пробормотал Гарри, неуверенно поднимаясь. — Ладно. Хорошо. Тогда — до следующего раза.

Он точно знал, что перед следующим разом не станет обедать даже под страхом смертной казни.