Гарри Поттер и Мальчик-Который-Выжил-Из-Ума (джен)

Гарри понял, что не помнит, когда в последний раз прятался с кем-то под мантией-невидимкой вдвоем. Воспоминания о минувших годах, когда у него были время и силы на задорные вылазки назло школьным правилам и кто-то, с кем этим можно было заняться, смешались в цветной калейдоскоп, теперь пылящийся на дальней полке шкафа с прошлым. Однако сегодня он снова был не один: непривычно, но приятно.

Когда-то под мантией можно было прятаться втроем, теперь — места едва хватало на них с Джинни. Ее ничуть не смущало, что чтобы уместиться под мантией, приходилось идти впритык друг к другу, едва ли не в обнимку. Ее вообще мало что смущало, даже то, что Гарри так неосторожно застал ее в момент слабости. Или эта их внеурочная вылазка в Хогсмид. Гарри попытался представить такую же ситуацию с Гермионой и чуть не фыркнул — держи карман шире.

Но Джинни была слишком серьезной. Причины на то были, но Гарри донимало зудящее желание ее развеселить. Раньше ему казалось, что Джинни больше похожа на Близнецов, приятелей Гарри, чем на зануду Перси или неуверенного в себе Рона.

— Мы с Фредом и Джорджем как-то поспорили, смогу ли я поджечь Кривую Каргу, — шепнул Гарри, кивнув на гобелен, мимо которого они проходили.

Джинни вскинула острый взгляд.

— Разве ты не знал, что гобелены в Хогвартсе не горят? На них с полсотни противовозгорательных чар.

— Ты-то откуда знаешь? Неужели пыталась?

Джинни пожала плечами.

— Братья рассказывали. Так что, сколько ты проиграл?

Гарри надул щеки.

— Во-первых, я не спорю с друзьями на деньги. Во-вторых — я что, похож на человека, который к третьему курсу не узнал про противовозгорательные чары на гобеленах?

— О? И что же ты сделал? Попросил профессора Снейпа научить тебя призывать Адское Пламя?

Интересно, она шутит или держит его... за кого?

— Увлеченность профессора Снейпа темными искусствами сильно преувеличена, — солгал Гарри. — Да и что я, псих, по-твоему?

— А смог бы нормальный человек стать любимым учеником и профессора Снейпа, и профессора Грюма?

Ауч.

Одноглазая ведьма пропустила их в потайной проход. Гарри убрал Карту Мародеров и мантию за пазуху и зажег палочку.

— Почему-то у меня ощущение, что ты не больно-то высокого обо мне мнения. Неужели мне не доверяешь?

Джинни хлопнула глазами.

— И как это юная студентка может не доверять слизеринцу с сомнительной репутацией, который вечером ведет ее куда-то подземным ходом?

— Какой еще "сомнительной репутацией"?! — возмутился Гарри. — Я милейший человек, который за всю жизнь и мухи не обидел! Спроси кого угодно! Кроме Филча. И профессора Локхарта. И Риты Скиттер. И, э-э, всего моего факультета. Но как по мне, это мелочи. Не переживай, я торжественно клянусь, что со мной ты в полной безопасности. Если только на нас не обрушится потолок — с него вечно что-то сыплется.

— Я не переживаю, — заверила Джинни. — Я оставила под подушкой письмо с детальным изложением наших планов на вечер, так что если я вдруг не вернусь — думаю, за тобой очень скоро явится конвой из Азкабана.

Гарри от таких новостей даже споткнулся. С отвисшей челюстью он уставился на Джинни.

Та прыснула.

— Я шучу. Если мне суждено наступить на одни и те же грабли дважды, пусть уж лучше об этом никто не узнает.

— Ты разбиваешь мне сердце, — пробормотал Гарри, выравнивая шаг.

Джинни легкомысленно пожала плечами.

— Не ты первый, не ты последний.

Потом посерьезнела.

— Извини, если задела. Это правда, я не очень легко доверяю людям, особенно слизеринцам. Но ты нравишься Луне и моим братьям, это весомый довод в твою пользу.

— Ага, — сказал Гарри. — Впишу это в свое резюме, когда буду пытаться устроиться штатным сотрудником в Орден Феникса.

* * *

Самое счастливое воспоминание. Это не должно быть сложно.

Они стояли на опушке леса: Джинни, уже выставившая палочку, Ремус, объяснивший все, что следовало объяснить, и теперь наблюдавший за ними со спокойной улыбкой, и Гарри, который решил, что раз уж он все равно здесь, освоить чары Патронуса лишним не будет. Но он не учел, что это может оказаться совсем не просто.

Самое счастливое воспоминание... Он не ожидал проблем уже на этом этапе. Конечно, жизнь в последние годы его потрепала, но ведь происходило и столько всего хорошего...

Вот только хорошие воспоминания обычно включали людей. Людей из прошлого, которые... Которые...

Воспоминания, раньше дарившие счастливую улыбку, вроде подаренной первой метлы, или первой выигранной партии в волшебные шахматы, или морозных рассветов, когда после долгих недель молчания из гаража вдруг доносились веселое насвистывание и металлическое звяканье скутера, — все это было про Сириуса и вызывало или удушливую волну гнева, или пронзительно тянущую боль в груди.

Первый выигранный квиддичный матч, чудесное спасение от горного тролля, обмен письмами и подарками и головокружительные облегчение, когда они с Драко вынырнули из ледяных объятий озера, — какой смысл в этом теперь?

В этом, или в первых робких успехах Невилла в зельеварении, когда на первом курсе они с Гермионой взялись помогать ему в учебе?

Или в том, что Гермиона сказала, что они всегда будут друзьями?

— Экспекто патронум! — прозвенел голос Джинни. — Экспекто патронум!

Ремус подошел к ней, чтобы поправить недочет в движении палочкой. Гарри прикрыл глаза. Должно быть что-то — кто-то ведь еще был рядом. Ремус, например — неужели никаких счастливых воспоминаний, связанных с ним? Но обычно они проводили время вместе в Доме-на-отшибе — в доме, куда Гарри больше не мог вернуться. Их последняя встреча вышла горько-сладкой, а что до третьего курса... В голову ничего не шло.

Снейп? Разве Гарри не был счастлив, когда тот вернулся этим летом, живой и невредимый?

Но было ли это счастьем? Или просто сумасшедшим облегчением? Ведь Гарри больше всего боялся, что тот не вернется и так и не узнает, что Гарри плевать, Пожиратель Смерти он или нет.

Может, те долгие часы, которые они проводили в больничной палате, когда Гарри был еще ребенком?

Новые рецепты зелий?

С каждой попыткой это судорожное перебирание прошлого казалось все более жалким и отчаянным.

Самое счастливое воспоминание... Кто, нарглы его раздери, решил, что заклинание, для сотворения которого нужно быть счастливым, — это хорошая идея?!

Гарри медленно опустил палочку и отошел к краю опушки, вдыхая пряный запах еловых иголок. С таким настроем у него точно ничего не получится.

Джинни, вняв совету Ремуса, больше не торопилась и тоже стояла неподвижно, прикрыв глаза и о чем-то сосредоточенно размышляя. Ее рыжие ресницы трепетали, как пламя свечи на ветру.

К Гарри неторопливо приблизился Ремус.

— Ничего не идет на ум? — спросил он мягко.

Гарри поковырялся каблуком в мерзлой земле и признался:

— Такое ощущение, что вся старая жизнь осталась где-то очень далеко, а новая — нарасти еще не успела.

— Такое бывает, когда судьба делает резкие повороты, — кивнул Ремус. — Но я бы на твоем месте не торопился ставить на прошлом жирный крест.

— А что еще делать? — Гарри потер щиплющий от мороза лоб, раздосадованно дернул за висящую сбоку прядь волос. — Меня собираются выставить из сборной факультета, не буду же я радоваться тому, как здорово забрасывал квоффл в кольцо на третьем курсе.

— Почему нет? — пожал плечами Ремус. — Ты действительно забрасывал отлично.

Гарри устало посмотрел на него.

— Ты правда не понимаешь?

— Понимаю, конечно. Просто несогласен, — Ремус привалился плечом к дереву и запрокинул голову, разглядывая бледный серп убывающей луны. — Тебе одиноко, и некоторые воспоминания сейчас слишком колючие. Но знаешь, к каким обращаюсь я?

— Видимо, не к тем, где я случайно разбил твою любимую чашку.

Тень улыбки скользнула по лицу Ремуса.

— Нет, хотя должен заметить, что после того, как заклинание Сириуса каким-то образом приделало ручку совершенно не в то место, откуда она должна торчать, эта чашка приобрела определенную самобытность. Но обычно я вспоминаю школьные дни. Те, что ближе к лету — когда мы четверо влипали в какую-нибудь дурацкую передрягу, и мне, выгораживая нас всех, приходилось завираться так, что Гилдерою Локхарту и не снилось. Как мы потом хохотали...

— Вы четверо? — переспросил Гарри, чувствуя, как губы норовят сжаться в твердую черту.

— Мы четверо, — вздохнул Ремус. — Хотя Джеймс никогда не выйдет из Мунго, а Питер предал нас всех. Потому что ценность воспоминаний не в том, что ты навсегда застыл в той беззаботной эпохе, и все твои друзья остались прежними, и над головой всегда светит солнце. Воспоминания — это единственное счастье, которое отнять нельзя. Именно потому, что оно осталось позади, и теперь подпирает спину, чтобы ты мог стоять, даже когда все вокруг идет трещинами. Вот что я думаю. Так что, есть какие-нибудь идеи?

Гарри вздохнул и снова задумался. Перед глазами встало окончание первого года: Большой Зал, украшенный слизеринскими цветами. Выигранный кубок школы. Он сидел за столом своего факультета, рядом с Драко, и все кругом восторженно голосили, потому что двое первокурсников только что принесли Слизерину сто призовых очков. А за другим столом сидели Невилл и Гермиона, награжденные так же. Тогда казалось, они заложили основу чего-то важного. Что может быть, они четверо станут новыми мародерами, потому что несмотря на всю грызню в течение года, они смогли объединиться и спасти то, что пряталось под люком в запретном коридоре на третьем этаже. Тогда Гарри не сомневался: и Драко, и Невилл с Гермионой всегда будут его друзьями. И совсем скоро он сядет в Хогвартс-экспресс и поедет домой — туда, где его ждут и любят. И все обязательно закончится хорошо, ведь профессор Дамблдор всегда знает, что делает, и наверняка уже видит, как привести добро к победе над злом...

У Гарри перехватило дыхание. Грудь распирала тягучая светлая грусть.

Он поднял палочку и прошептал:

— Экспекто патронум.

Ничего не произошло.

Ремус положил руку ему на плечо.

— Чары патронуса редко получаются с первого раза. Особенно, учитывая, что дементоров здесь нет. Нужно просто продолжать пытаться. Ты знаешь, Гарри, у меня никогда не получался телесный патронус, но ту малость, что доступна даже такому, как я, ты уж точно освоишь.

Наверное, о таком не спрашивают, но с губ Гарри сорвалось:

— Так у тебя до сих пор не получается? И кстати, а где Тонкс?

От глаз Ремуса лучиками разошлись морщинки.

— Ты удивишься, но у нее тоже есть своя работа. И нет, Гарри, к сожалению, такие вещи не решают все твои проблемы по щелчку пальцев.

Уже ближе к ночи с палочки Джинни сорвалось несколько сияющих искр, серебрянных, как звезды, высыпавшие на небо яркими гроздьями.

— Замечательно! — воскликнул Ремус. — Теперь нужно просто продолжать в том же духе.

Гарри убрал палочку в карман и подул на онемевшие от холода пальцы.

— Боюсь, если мы продолжим в том же духе еще немного, то схватим воспаление легких.

— Нет уж, постарайтесь обойтись без этого, — Ремус достал из кармана плитку шоколада и разломил на две половинки. — Держите. Вы оба молодцы.

— Но тут же нет дементоров.

— Верно, но порция хорошего настроения вам все равно не повредит, — Ремус взъерошил Гарри волосы, как любил делать Сириус. — Ну что, встретимся через несколько недель?

— Спасибо вам большое, профессор Люпин! — Джинни все еще по привычке звала его профессором, но Ремус, кажется, не возражал. Он смотрел на ее сияющее лицо с почти отеческой теплотой. Даже Гарри невольно улыбнулся.

— Берегитесь Филча, — подмигнул Ремус. — Держу пари, он все еще ищет, кто обчистил папки с дисциплинарными взысканиями в учительской.

* * *

— Так чем все закончилось? — спросила Джинни, когда уже почти весь подземный ход остался позади.

— Что закончилось? — не понял Гарри.

— Твое пари с Фредом и Джорджем. Заставил ты вспыхнуть Кривую Каргу?

— Ну... — окутывающая его прозрачная грусть как-то разом отступила. Гарри расплылся в улыбке. — Сама-то как думаешь? Конечно, заставил.

— Как?

Он повернулся к Джинни и заглянул ей в лицо. Раз уж она сама спросила...

— Сказал, что у нее самые красивые глаза, которые мне доводилось видеть.