Гарри Поттер и Мальчик-Который-Выжил-Из-Ума (джен)

Ремус был уверен, что ужин спокойно не пройдет. Волчье чутье, интуиция — зови как хочешь, да только ни одна встреча с родителями Тонкс не проходила как надо. Когда-то давно он поделился этим наблюдением с Сириусом, и тот с самым серьезным видом заверил, что это универсальный опыт. Ремус тогда лишь скептично выгнул брови:

— У тебя что, такое было?

— У меня? Мерлин упаси! Ни одна приличная девушка не повела бы меня знакомиться с родителями. Да я бы и сам не пошел — кто добровольно полезет на дыбу? Нашли дурака! Э-э, без обид, дружище.

С самого утра Ремус гадал, что пойдет не так. Сириус перед выходом заупрямится и объявит, что лучше утопится в бочке с огневиски дома? Тонкс разобьет любимую мамину вазу и устроит семейный скандал? Он сам от волнения перевернет на себя тарелку с пудингом? Поступит срочный вызов из Ордена? Заявится Грозный Глаз Грюм?

— А ты что, не обрадуешься старому товарищу? — рассмеялась Тонкс, когда он, пока помогал ей накрывать стол, мягко и незаметно вынимая из ее рук все, что может разбиться, поделился этим последним опасением.

— Нет, я просто...

Тонкс ухмыльнулась и поманила его пальцем, чтобы наклонился поближе. Встав на цыпочки, шепнула на ухо:

— Не заявится. В этом году я его не просила.

Ремус отпрянул.

— Ты что, все эти годы?..

Тонкс озорливо подмигнула.

— Ненавижу семейные застолья.

Сириус, учитывая, в каком состоянии он провел последние месяцы, вел себя на удивление прилично — даже перебрасывался шутками с Тедом Тонксом и не проваливался в немую прострацию каждые пять минут. Андромеда все равно хмурилась — чувствовала, что с кузеном что-то не так, да и как не чувствовать? Бледный, худющий, с черными дырами вместо глаз, Сириус выглядел как узник Азкабана. Ремус навещал его так часто, как мог, но не мог дежурить подле друга круглые сутки.

Чудовищная по своей тупиковости ситуация: он носился от одного борта тонущего корабля к другому и пытался удержать на плаву и лучшего друга, и мальчика, который был ему почти сыном, никого не осуждая и не занимая ничью сторону. Тонкс называла его Великим Центристом. Ремус называл себя "человек, который понимает других людей слишком хорошо".

Уселись за стол. Ремус понял, что полдня позади, а ничего еще не случилось. Или повезло, или судьба готовила что-то заковыристое. По поводу своей удачливости Ремус иллюзий не питал.

Сириус много пил. Перед выходом он обещал Ремусу себя сдерживать, и — что самое страшное, — может, по своим меркам и сдерживал. Дом-на-отшибе потихоньку превращался в склад пустых бутылок из-под огневиски.

"По крайней мере, он не один."

Что может быть хуже, чем встречать Рождество в одиночестве?

Андромеда озвучила то, что думали про себя все:

— Ты слишком налегаешь на алкоголь, Сириус, — ее строгий тон страшно напомнил Ремусу голос профессора Макгонагалл. — У тебя где-то лежит запасная печень?

Сириус криво усмехнулся.

— Не волнуйся, я пью за здоровье своей печени, — он воздел стакан с огневиски и одним глотком его ополовинил.

Андромеда поджала губы. Тед и Тонкс расхохотались. Ремус улыбнулся за компанию.

Конечно, Сириус напился. Это стало ясно, когда, недоев десерт, он вдруг вскочил, бешено сверкая глазами и со звоном опрокинул чашку. На белоснежной праздничной скатерти расплылось бурое чайное пятно.

Лицо Андромеды окаменело. Ремус ждал грома, но он пришел с другой стороны — Тонкс с жаром захлопала в ладоши.

— Вот спасибо, Сириус! Я так привыкла первой устраивать свинарник за столом, что уже и забыла, как приятно, когда мама звереет не на меня.

Храни Мерлин эту девушку.

Грозный взгляд Андромеды перескочил на дочь, но Сириус и не подумал воспользоваться великодушным жестом племянницы. Вместо этого он ни с того, ни с сего ломанулся к двери.

Ремус быстро и неловко извинился и бросился за ним.

Он поймал Сириуса во дворе, в паре шагов от анти-аппарационного барьера, и крепко схватил друга за сухое жилистое предплечье. Настойчиво тряхнул.

— Сириус, что ты делаешь?

Сириус обернулся, и Ремуса ужаснула его бледность.

— Он на Гриммо. Я должен... Черт, Лунатик, пусти!

— Кто на Гриммо? — в груди екнуло. — Гарри? Гарри на Гриммо?

— Больше некому — сам знаешь, скольким условиям нужно отвечать, чтобы туда попасть. Он там. Он и еще пара человек.

По большому счету, условий было всего два: знать расположение дома и знать, как обойти охранные чары, наложенные Орионом Блэком. Опционально: помнить, что в прихожей нельзя шуметь. Но Сириус прав — больше некому, если только пропавший без вести Регулус не вернулся с того света. Или...

Или...

"Никакого или", — оборвал себя Ремус, боясь, что Сириус прочтет что-то в его лице. Он заражается блэковской паранойей.

— И что ты собрался там делать? — Ремус старался говорить мягко. — Допустим, Гарри решил отметить Рождество с друзьями, и им некуда больше податься. Ты хочешь заявиться туда и устроить сцену?

Самым страшным в происходящих с Сириусом метаморфозах было то, что с каждым месяцем Ремусу все больше казалось, что он говорит с Джеймсом. Он пытался, когда тот только попал в Мунго. Много. Безуспешно. Терпение, мягкий голос и простые слова не помогли. Он так и не смог воскресить человека с самой солнечной улыбкой, который всегда смеялся громче всех, бегал быстрее всех и обожал ненароком встрепать причесанные волосы "нашего пай-мальчика" и придушить их с Сириусом в медвежьих объятиях.

Северус называл Джеймса "человек-растение", хоть Ремус этого и страшно не любил. Интересно, как бы он назвал нынешнего Сириуса? "Человек-брошенный пес"?

— Я с ним поговорю! Я знаю, нам с Гарри просто нужно один раз поговорить. Я уверен, что он... Что я... Что мы... — язык у Сириуса заплетался.

Сердце сжалось от жалости, но Ремус знал, что должен быть непреклонен.

— Мы тысячу раз это обсуждали, Бродяга. Ты его только дальше оттолкнешь. Да ты же сам сбегал из дома, неужели не помнишь, как это?

Сириус жалобно уставился на него. Сердце сжалось еще больнее.

— Но я же не такой, как она! — проскулил он со злым отчаянием. — Я совсем не такой!

Сколько же детской обиды на чудовищную несправедливость...

— Конечно, ты не такой, — Ремус положил руку ему на плечи. — Поэтому в конце концов все обязательно будет хорошо. Гарри отбунтует, и вы помиритесь. Вот увидишь, так и будет.

Будто ребенка уговариваешь...

Вместе они сделали первый неуверенный шаг к дому.

— Когда? — тоскливо спросил Сириус. — Ты полгода уже это твердишь. Когда?

— Когда придет время, — терпеливо повторил Ремус в тысячный раз. — С Гарри все хорошо, он в безопасности, и конечно, он тоже по тебе скучает. Но ты же помнишь, что такое быть пятнадцатилетним мальчишкой? А мы с тобой — взрослые и понимаем больше. Так?

Еще один шаг.

Взгляд Сириуса сделался почти осмысленным.

— Да ты всегда был среди нас единственным взрослым, Лунатик.

Ремус улыбнулся.

— Никогда не поздно им стать.

По возвращении, Андромеда наградила их очень строгим взглядом, но Ремус усадил Сириуса на прежнее место, и вечер потек своим чередом. Квота неловких моментов была закрыта и перезакрыта.

Вернее — так он думал.

Не прошло и часа, как во дворе прозвучал хлопок — такой трескучий, что все за столом вздрогнули.

— О, клянусь Мерлином! — прошипела Андромеда. — Если это снова Аластор Грюм...

— Я посмотрю, — тут же вызвался Ремус. — Может, это ко мне с работы.

— Ого, — оживился Тэд. — Неужели ты нашел-таки постоянную работу? Или все про Орден?

— Папа!

Сириус увязался следом — насколько позволяли заплетающиеся ноги.

— Забил бы ты на Орден, Лунатик, — пробормотал он, запрокинув голову к звездам. — То, что делает Дамблдор... Никого это еще не довело до добра, а? Вспомни Грозного Глаза. Или Лонгботтомов. Или Джеймса с Лили... А знаешь, раньше я был уверен, что из нас четверых ты умрешь последним.

Ремус слушал вполуха — его внимание было приковано к темной фигуре на границе сада. Он никогда не покупал черных плащей — не только потому, что те начинали выглядеть изношенными куда раньше серых или бежевых. Больно зловещий у них был вид.

— Никто не умрет, — пробормотал Ремус. — Если ты сейчас вернешься в дом, а не останешься зябнуть в снегу в одних брюках с рубашкой. Хоть бы мантию накинул. Попроси Андромеду налить тебе еще чаю.

Интересно, ему хоть раз удавалось уговорить Сириуса поступить разумно? Тот опустил голову и бессмысленно уставился туда, куда глазел Ремус. Остекленело поморгал:

— А? Этот-то тут что забыл?

— Тебе правда лучше пойти в дом. А я как раз и узнаю, хорошо?

Сириус покосился на него, и на миг Ремус разглядел человека, которым тот был раньше — весельчаком-задирой с шальной улыбкой на губах, за которую половина их сокурсниц готова была выцарапать друг дружке глаза. Он всегда смотрел так, когда Ремус пытался отговорить их от самых безумных и некрасивых эскапад: с насмешливым недоумением, и позабавленный, и раздраженный тем, что приходится выслушивать чье-то мнение, кроме Джеймса.

А потом вдруг заорал:

— Эй! Эй, ты что здесь забыл?!

Сделал несколько нетвердых шагов. Споткнулся и непременно бы упал, если б Ремус не подхватил.

— Сириус! — прошипел он другу в ухо. — Мерлина ради, тебе обязательно устраивать сцену в канун Рождества в доме родителей моей девушки?

Сириус только замахал руками.

— Да эй же! Ты меня слышишь вообще?! Эй! Нюниус!

У Ремуса загорелись уши. Из просто некрасивой сцена грозила перерасти в уродливую. Заболела голова — всплыли все воспоминания, которыми он не гордился: каждый раз, когда отворачивался и прикусывал язык.

Ремус часто думал, что изменилось бы, скажи он хоть что-нибудь, хоть один-единственный раз. Скорее всего — ничего. Джеймс обратил бы все в шутку, а Ремус бы мягко сдал назад. Разве что первые месяцы на должности профессора Защиты не накрывало бы удушливой волной стыда каждый раз, как он видел острый, будто вырезанный из бумаги профиль Снейпа.

Даже после всех дымящихся кубков с ликантропным зельем и тихих вечеров в учительской за проверкой домашних заданий. Даже после всех разговоров, в которых было все меньше острых граней и пропадающих под ногой ступеней. Даже после всех коротких сухих улыбок и длинных писем с залитыми кляксами ненужными словами. Даже после того, как слизеринский заморыш в заношенной мантии вытянулся в вечно усталого, страдающего от мигреней зельевара, а болезненный пай-мальчик с ссадинами и следами зубов на руках и ногах, спрятанными под мантией с алой оторочкой — в потрепанного мужчину в вечном поиске работы. Даже после всего этого — Ремусу все еще было стыдно.

Стыд всю жизнь был неотъемлемым, въевшимся в кожу спутником. Когда стыдишься в себе так многого, столь ли значима еще одна вещь?

Выходило — очень даже значима.

Сириус тянул его вперед с неудержимой бессмысленной силой пьяного человека, с которой можно с равной вероятностью свернуть гору или шлепнуться носом в землю и уже не встать. Снег отчаянно хрустел под ногами.

Теперь Ремус мог различить лицо Снейпа: брезгливо поджатые губы, сведенные к переносице и почти слившиеся в единую черту брови, холодный обсидиановый блеск прищуренных глаз. Он стоял, скрестив руки на груди,  но наверняка в глубине широких рукавов уже притаилась сжатая в пальцах палочка.

— Ну привет, Нюниус! — Сириус раскорячил губы в улыбке. — Тебе... настолько не с кем провести праздники? Так ты паршивое место выбрал!

Ремус неплохо сглаживал щекотливые ситуации, но разве сгладишь то, что из острых углов и состоит? Он неловко улыбнулся и с натужным весельем выговорил:

— Здравствуй, Северус. У нас тут... не совсем веселый семейный праздник.

— Эта вечеринка полный отстой! — встрял Сириус, сверкая глазами. Он уже не столько шел вперед, сколько взрывал ступнями фонтаны снега, превращая сугробы в мятое белое крошево. — Даже в компании других моих кузин бывало веселее. Почему ты не с ними, Нюниус? Неужели даже Малфои больше не хотят с тобой играть?

На лице Северуса не дрогнул ни мускул, но Ремус почувствовал, как ползет по шее горячая краска. И как теперь все это разгрести?

— Зря беспокоишься, Блэк, — рядом с первыми произнесенными Северусом словами ледяной ветер казался по-весеннему теплым. — У меня-то достаточно мест, где меня хотят видеть, и достаточно людей, смотреть на которых мне приятнее, чем на твою упитую физиономию.

— Еще бы, — фыркнул Сириус. — Ведь эти люди обычно прячутся за масками!

— Напротив, могу тебя заверить: ты эти лица знаешь не хуже, чем я.

Ремус покрепче вцепился в рубашку Сириуса — не нужно быть прорицателем, чтобы угадать, куда Северус ведет.

— Взять хоть твоего крестника. Он, как мне показалось, проводит канун Рождества веселее, чем ты.

Одно хорошо: больше не было мучительно неловко. Теперь Ремус мог с чистой совестью досадовать на обоих.

Зря люди думают, что работа с детьми требует нечеловеческого терпения. Нечеловеческого терпения требуют взрослые.

Сириус зарычал — Ремусу показалось, он вот-вот обратится в собаку и попробует разорвать Снейпу горло. Но рык перерос в хриплый лающий смех.

— Голову мне задурить решил? Ты — последний человек, перед которым откроются двери моего фамильного дома. На твой счет там особые распоряжения.

— Даже так? — странная улыбка расползлась по губам Снейпа. — Что ж, видимо, мне в самом деле нечего там делать.

Смысл ускользнул от Ремуса — он был слишком поглощен попытками ненавязчиво, но твердо развернуть Сириуса к дому.

— Лунатик, отцепись! — тот брыкался как ребенок. — Мы еще даже не деремся!

— И не будете, я надеюсь, — усталось и раздражение взяли верх: в голосе Ремуса зазвучало железо. — Я, знаешь ли, еще надеюсь когда-нибудь жениться на Тонкс. Будь добр, иди скажи Андромеде, что все в порядке и я скоро буду.

Слова, пришедшие в порыве вдохновения, произвели удивительный эффект — у Сириуса отвисла челюсть, и даже Снейп бросил быстрый косой взгляд.

— Погоди, Лунатик. Ты... Ты собрался... — Ремус почти слышал тарахтящий звук мотора в пропитанной спиртом голове. — И даже ничего мне не сказал?!

— Я никому еще ничего не сказал, — отрезал Ремус. "Себе в том числе." — Но если ты сейчас же не вернешься и не успокоишь Андромеду, я стану в этом доме врагом номер один, так что сделай одолжение?

Сириус совершенно позабыл, что в паре футов от него стоит его злейший школьный враг. Он осоловело помотал головой, отбросил с лица слипшиеся волосы, снова потряс головой... И вдруг радостно воскликнул:

— Я буду шафером! Сто лет не был шафером! Поздравляю, дружище, так держать!

И радостно затопал через сугробы к двери.

Ремус проводил его облегченным взглядом. Обернулся к Снейпу. Неловко пожал плечами.

— Надеюсь, ты не мечтал быть шафером на моей свадьбе.

Тот скривился.

— Отнимать у Блэка его детские радости? Нет уж, благодарю, — он помолчал. — Ты действительно женишься?

— Понятия не имею. Если Сириус не раззвенит об этом на весь дом, то точно не в этом году. Время сейчас... неподходящее.

— А когда оно подходящее? — но Снейп уже размышлял о чем-то другом, хмурясь и потирая острый подбородок. — Дом Блэка... Да, хороший вариант. Все-таки он сообразительный мальчишка.

— Кто? Гарри?

— Драко Малфой, — Северус отвел руку от лица. — Я же верно понимаю, что сегодня Блэк почувствовал, как кто-то заявился в его фамильную резиденцию? Три человека?

— Да, — осведомленность Снейпа Ремуса давно уже не удивляла — в конце концов, тот был ближайшим к Дамблдору человеком. — А что такое? Это как-то связано с...

— Беллатриса Лестрейндж, — это имя пустило по позвоночнику Ремуса струю ледяных мурашек. — И ее счастливые однофамильцы. Но, похоже, все закончилось благополучно. Гарри в безопасности, с ним я уже виделся. Оставил парочку сигнальных чар на том доме, на всякий случай. Хотя думается — Белла не устоит перед ностальгией и задержится в фамильной резиденции.

Кусочки мозаики медленно складывались в цельную картину, и картина эта Ремусу не нравилась.

— И при чем здесь Драко Малфой?

— Беллатриса просила свою сестру спросить в письме, не знает ли он, где Гарри собрался проводить каникулы. Спрашивал ли — без понятия, но ответ составил самый разумный: правдоподобный, так что Беллатриса — и, предположительно, он сам, — могли в него поверить, и Беллатриса, как бывшая Блэк, могла туда заявиться. Ну а то, что Гарри там не оказалось... Что ж, у подростков часто меняются планы. Так что дорогу он никому не перешел, не подставил ни семью, ни бывшего друга — уроки Люциуса даром не прошли.

Драко Малфой волновал Ремуса в последнюю очередь.

— Так она охотится за Гарри?

— Охотится? Нет, это громко сказано, — Снейп скривил губы. — Скорее, просто искала небольшое развлечение. Пока Гарри в Хогвартсе, ему ничего не грозит.

— А когда учебный год закончится?

— До этого момента еще много может поменяться. Я присматриваю за всем по мере сил.

"По мере сил"... Ремус устало закрыл глаза. Этого может оказаться недостаточно.

Снейп снова посмотрел на него.

— Думаю, не следует говорить об этом Блэку. Дамблдору без того хватает проблем. Если придется еще разгребать скандал, который этот может устроить...

Ремус легко представил, что может натворить Сириус, если услышит такое. Тяжелое решение — конечно, он почувствует себя предателем, но дело слишком серьезное. Если Сириус — такой, какой сейчас, — бросится разыскивать свою кузину, это кончится катастрофой.

— Нет. Нет, Сириусу говорить нельзя. Ты его видел, он сейчас... все равно что помешанный.

— "Сейчас"? — Снейп косо улыбнулся. — И как это я забыл, что прежде Блэк был образцом ментальной стабильности?

Ремус подавил вздох. Люди-то может и взрослеют, а вот старые обиды...

— Всем сейчас нелегко, — заметил он мягко. — Лучшее, что мы можем сделать, — хотя бы друг дружке не грызть глотки.

Прежний Снейп от такого бы взвился. Этот, с застрявшими в волосах снежинками, только закатил глаза.

— Как иронично, что именно ты всегда самый большой противник рвания глоток.

Ремус спустил ему эту шутку. После стольких кубков ликантропного зелья — заслужил некоторые привилегии.

Оба поежились под порывом ледяного ветра.

— Я бы пригласил тебя зайти, — бормотнул Ремус виновато, — но боюсь...

— Что мы опять сцепимся и испортим всем праздник? — Снейп фыркнул. — Нет уж, с этим повременим до твоей свадьбы. Терпеть за рождественским столом пьяные рожи — этого я в детстве наелся. Вообще не люблю Рождество.

Ремус и не сомневался.

— Совсем ничего не любишь? Ни украшенную елку, ни подарки?

— Пустая трата времени и денег.

— Петарды и фейерверки?

— Слишком шумные.

— Ну хотя бы бенгальские огни?

"Ага, он не сказал "нет"."

Ремус достал палочку.

Снейп нахмурился.

— Ты чего удумал?

— Пытаюсь найти дух Рождества. Смотри, — с кончика палочки сорвался сноп ярко-красных искр. — Я вижу, что ты прячешь в рукаве. Присоединишься?

— Да уж не для этого прячу, — Снейп напустил на себя вид смертельной усталости. — Мне этот дух Рождества даром не нужен.

— Ну а мне нужен, — неприятное послевкусие прошедшего разговора растворялось. Ремус улыбнулся искренне.

Темные радужки глаз Снейпа почти скрылись за перетянутыми сеткой сосудов веками, но палочку он достал.

— Вам будто все еще одиннадцать лет, профессор Люпин, — над его рукой взвился игольчатый огонь изумрудных искр. — Доволен?

Ремус поднес палочку ближе. Красные отблески причудливо переплетались с зелеными в аляповатом хитросплетении — вот уж впрямь, нечастая цветовая комбинация.

Нет, в одиннадцать лет он бы на такое не осмелился. И пожалуй, даже в семнадцать.

— Очень доволен. С Рождеством вас, профессор Снейп.

Снейп насмешливо выпустил воздух через едва разжатые губы. Ремус и не ждал ответного поздравления. Куда больше его порадовало сухое:

— Надеюсь, следующее выйдет хоть немного спокойнее.