Гарри Поттер и Мальчик-Который-Выжил-Из-Ума (джен)

Путь назад в реальность сквозь мешанину снов и сбивающих с толку образов был долгим и запутанным. Казалось, он заблудился здесь навсегда, но что-то — упрямство, прежде ему не свойственное? — неизменно толкало вперед, навстречу свету. Сбиваясь со счету на поворотах, перешагивая через собственные воспоминания, он шел к едва заметно брезжившему золотистому отблеску на горизонте.

А потом...

— Доброе утро, Невилл, — с улыбкой поприветствовал его Альбус Дамблдор.

Воспоминания возвращались толчками, постепенно заполняя пробелы в сознании. Он был в последнем зале, напротив Зеркала...

— Тот-Кого-Нельзя-Называть, сэр, — просипел Невилл невнятно. Откашлялся. — Он жив.

— Боюсь, что так, — легко согласился профессор Дамблдор, проявив куда большее хладнокровие, чем можно было ожидать в такой ситуации. Ему только что сообщили о возвращении самого жуткого темного мага последних десятилетий, а он... ничего не предпринимал? Должно быть, на лице Невилла отразилось это непонимание, потому что профессор Дамблдор покачал головой и мягко продолжил: — Едва ли Волдеморт сейчас представляет какую-либо опасность. Тело Квирелла разрушено, как и Зеркало Еиналеж. Философский Камень затерян где-то вне времени и пространства, поэтому в ближайшее время нам не стоит ожидать возвращения Волдеморта во всем его могуществе. Но, отвечая на твой незаданный вопрос, он вернется — несомненно, он вернется.

Невилл зажмурился. Профессор Дамблдор называл Темного Лорда по имени, и лишь огромным усилием воли он остановил себя от того, чтобы попросить прекратить так делать. Это имя... Это имя вызывало целую бурю чувств, а внутреннего смятения и так хватало.

— Тело профессора Квирелла разрушилось? — переспросил он вместо этого. — Как это вышло? Почему он умер, а я нет?

И значило ли это, что именно Невилл послужил причиной его смерти? Убийство Того-Кого-Нельзя-Называть в годовалом возрасте, похоже, можно было списать, но судьба явно не собиралась позволить ему обнулить счетчик мертвецов.

— Произошел магический резонанс, когда твоя магия столкнулась с магией Волдеморта. Такое случается редко, но все же случается. Причины возникновения этого феномена не до конца изучены, поэтому нам, вероятно, не стоит углубляться в подробности, однако ты видел результат: столкновение уничтожило зал, и Квирелла, и древний магический артефакт, однако не затронуло тебя и, следует полагать, не затронуло дух Волдеморта, лишившегося, однако, своего убежища в чужом человеческом теле. Он обрек на смерть своего приспешника, но сам едва ли пострадал сверх того ущерба, что нанесла ему ваша первая встреча.

Невилл молча выслушал объяснение, пытаясь разобраться в случившемся. Значит, его магия по каким-то причинам не могла взаимодействовать с магией Того-Кого-Нельзя-Называть? Но почему? По той же причине, из-за которой тот не смог убить младенца в хэллоуинскую ночь?

— И так будет всегда? — спросил Невилл хрипло. — Моя магия... несовместима с магией Сами-Знаете-Кого?

— Я бы не стал рассчитывать на это, как на спасение от всех бед, которые может причинить тебе Волдеморт, Невилл, — на этот раз профессор Дамблдор практически выделил голосом непроизносимое имя. Невилл закусил губу. В ушах стучала кровь. Он только проснулся, но уже чувствовал себя таким изможденным. Свет, заливающий больничное крыло, больно резал глаза.

— Для ребенка, который только что одержал свою первую большую победу, ты выглядишь очень удрученно.

Невилл снова поднял взгляд на профессора Дамблдора. Тот говорил ласково, но в его словах Невилл не смог прочесть ничего, кроме открытой издевки. Победы? Он что, шутит?

— Я ничего не смог сделать! — выплюнул Невилл со злостью, которую не испытывал, казалось, со времен полночной дуэли. Такого гнева не вызвал у него даже Тот-Кого-Нельзя-Называть, откуда же теперь взялась эта вспышка ярости? Минуту назад все было нормально, но теперь ему казалось, что он ненавидел Дамблдора всю свою жизнь. — Гарри провел нас через все испытания. Гарри, Гермиона и даже Драко Малфой сделали в сотню раз больше, чем я! И даже когда я остался один, я ничего не смог сделать. Я не достал камень, потому что был его недостоин, Сами-Знаете-Кто на свободе, и я справился с ним хуже, чем сделал это в младенчестве. Так о какой победе вы сейчас говорите, сэр?

В горле засаднило — Невилл понадеялся, что от крика, а не от подступающих слез.

Дамблдор смотрел на него с грустью, но без удивления. Как будто бы Невилл нуждался в его сочувствии! Его и так жалели все, кому не лень — даже Темный Лорд не счел своего экс-победителя достойным соперником, а из жалости предложил примкнуть к нему. Хватит.

— Никто не стал бы требовать от одиннадцатилетнего мальчика красивой и безоговорочной победы над силами зла, превосходящими воображение любого нормального человека, — произнес Дамблдор твердо. Невиллу захотелось заткнуть уши, но было поздно: — Ты остался жив и здоров, и это само по себе огромное достижение, которым могли похвастаться далеко не многие взрослые волшебники после столкновения с Волдемортом. Не пренебрегай этим, Невилл, не пренебрегай своей исключительностью. Волдеморт...

— Не произносите это имя!

Это имя, оно словно подтачивало что-то внутри него, какую-то стену, за которой скрывалось то, о чем Невилл не хотел думать.

Дамблдор покачал головой.

— Имя не стоит того, чтобы его бояться. Как, впрочем, и тот человек, который скрывается за этим именем.

— Мне все равно, — головная боль вернулась, и больше всего на свете Невиллу хотелось свернуться в клубочек и проспать еще сутки, в тишине и покое. Он едва осознавал, в каком тоне говорит с могущественным старым чародеем, о котором всегда так лестно отзывалась бабушка. Плевать. Пусть даже и не заслужил он отдыха, но сейчас мечтать он мог только об этом. — Я не хочу слышать это имя. Он убил моих родителей, думаете, для меня это легко?

Невилл не знал, откуда пришли эти слова — он никогда не думал об этом так. Ему просто хотелось, чтобы Дамблдор перестал произносить имя Того-Кого-Нельзя-Называть. И что-то внутри подсказало: именно это фраза могла заставить Дамблдора остановиться.

Боль во взгляде старила Дамблдора, но во всяком случае, это его осадило. Он вздохнул и как бы через силу согласился:

— Что ж, возможно, еще не время.

Не время... Невилл покачал головой и уставился в потолок. Он не хотел говорить.

Дамблдор, однако, не сдавался.

— Может быть, осталось что-то, что ты хочешь мне сказать? Есть ли еще какие-то вопросы, ответы на которые тебе хотелось бы услышать?

Тысячи.

Почему Тот-Кого-Нельзя-Называть потерпел поражение в ту ночь? Почему временами у Невилла болел шрам? Почему он слышал в голове странный голос? Почему он не может доверять людям? Почему его так не любит профессор Снейп? Почему он видел в Зеркале то, что видел? Почему философский камень был в школе и почему Дамблдор не мог защитить его сам? Где теперь может быть Тот-Кого-Нельзя-Называть? Действительно ли Невилл однажды сам может превратиться в Темного Лорда? Почему, наконец, его ненавидит даже собственная жаба?

Но Невилл не произнес ни один из этих вопросов. Он встретил взгляд голубых глаз, пронзительный и внимательный. Ему показалось, словно что-то коснулось его: не вполне осознавая, что происходит, Невилл почувствовал, как из глубин его сознания выдвинулась непрошибаемая каменная стена.

— Мне нечего вам сказать, профессор.

Дамблдор медленно кивнул. Он поднялся со стула, примостившегося у койки, оправил складки мантии и доброжелательно улыбнулся, словно и не было между ними этого холодного обмена любезностями. На миг Невиллу стало стыдно за свое поведение, но только на миг.

— Тогда отдыхай, Невилл, ты это заслужил. И помни: твой враг не здесь.

Невилл не ответил, даже не стал провожать долговязую фигуру взглядом. Не здесь? А где же?

Только тогда он осознал, что с самого момента пробуждения не слышал ни слова от своего внутреннего голоса.

* * *

Если что и омрачало праздничный пир, то это товарищи по факультету, раз за разом спрашивающие у Гарри и Драко, что же на самом деле произошло в запретном коридоре. И дело было даже не в том, что они не хотели отвечать: и летающие ключи, и волшебные шахматы были отличным материалом для историй — друзья с удовольствием пересказывали случившееся, временами приукрашая повествование слегка вымышленными, но красочными подробностями. Вот только они на самом деле не знали, что произошло с Невиллом в последнем зале.

Гарри не сомневался, что знали Снейп и профессор Дамблдор, но они не посчитали нужным делиться этим знанием с широкой публикой. Знал, разумеется, и Невилл, но он вышел из больничного крыла аккурат перед пиршеством, и теперь сидел вдали, за гриффиндорским столом, никак не реагируя на попытки соседей его расшевелить. Было очевидно, что даже если Гарри спросит его лично, тот ничего не расскажет.

По школе ходили самые разные слухи: о магической дуэли профессора Квирелла и профессора Дамблдора, о покушении на жизнь Невилла, о покушении на жизнь Квирелла, о политических интригах Николаса Фламеля... Кто-то поговаривал о возвращении Темного Лорда, но об этом за слизеринским столом шушукались уже лет десять, так что такой сенсацией никого было не удивить. Разумеется, никто понятия не имел о том, что же произошло на самом деле.

Гарри старался об этом не думать. Он наслаждался праздником и всеобщим вниманием: профессор Дамблдор наградил каждого из четверки пятью десятками баллов, снабдив это красивой, пусть и ни о чем не говорящей речью, и теперь Слизерин праздновал заслуженно выигранный кубок школы.

Гарри надеялся, что Снейп гордится им хотя бы чуть-чуть.

* * *

Тик. Так. Тик. Так. Тик. Так.

Бум. Врум. Бум. Врум.

Бамц. Трямц. Трямц. Трямц. Бамц.

Ших. Жжих. Ших. Жжих.

Иногда Северус ненавидел кабинет Дамблдора. Совершенно непостижимо, как можно сосредоточиться, когда твои бесконечные приборы и побрякушки издают всевозможные звуки, словно специально предназначенные для того, чтобы отвлекать внимание. А еще вечно выбирающий самое неудобное время, чтобы самовозгореться, феникс...

Гробовая тишина подземелий — вот что было его идеалом.

— Невилл владеет окклюменцией, Северус, — сообщил Дамблдор. Он сидел за столом, сложив руки в замок, и глядел поверх своих невыносимых приборов.

Окклюменцией? Чушь.

— Он не мог освоить окклюменцию за год, — возразил Северус и кисло напомнил: — Я видел его мысли на своем первом уроке. Более открытое сознание только у младенцев.

Да, и именно тогда Мальчик-Который-Выжил впервые пожелал ему смерти. В дальнейшем и мысли читать было не нужно, чтобы расшифровать выражение лица этого несносного ребенка.

Дамблдор развел руками.

— Однако, факт остается фактом. Поэтому мы не можем узнать, что на самом деле произошло с ним и Квиреллом.

— Но магический резонанс...

— На самом деле объясняет не многое, потому что возникает, как правило, когда сталкивается что-то схожее.

— Так какая же это загадка? — Северус скривил губы. — Крестраж в мальчике.

— Крестраж в мальчике и дух Волдеморта в Квирелле. Однако во втором случае, мы имеем то, что осталось от его души, на свободе и мертвого носителя, а в первом... — Дамблдор помолчал. Как и всегда, когда он глубоко уходил в свои мысли, его голубые глаза затуманились, глядя куда-то сквозь очертания окружающего мира. — Если крестраж свободен настолько, чтобы вмешиваться своей силой, то почему он не покинул тело Невилла или не взял его под контроль, когда тот ослаб? А если нет, то отчего случился резонанс?

— А мы уверены, что он в самом деле не под контролем? — осведомился Северус мрачно. Отсюда могла вылезти серьезная проблема. — Это объяснило бы окклюменцию. Вы говорили с ним, Дамблдор, и к какому выводу пришли?

— Нет, — ответ был твердым.

— Нет?

Дамблдор вздохнул.

— Не скрою, в нем есть что-то, что напоминает мне молодого Тома Риддла. Но этот ребенок не одержим. Просто... очень несчастен.

Северус фыркнул, но ничего не сказал. Они уже не раз обсуждали Невилла Лонгботтома, и их впечатления, как это бывало не раз, оказались диаметрально противоположными.

Дамблдор и его привычка верить в лучшее в людях. Дамблдор и его надежды, которые он на всех возлагал.

И к слову о надеждах.

— Вы не сказали мне, — начал Северус, тщательно подобранными и выверенными словами, — что в погоню за камнем будет вовлечен и мой факультет тоже.

И все равно это прозвучало жалобой обиженного ребенка. Каждый. Раз.

— Верно, не сказал, — не стал спорить Дамблдор. — Впрочем, разве мог я быть уверен? Мы лишь предоставляем возможности, Северус, а не вершим чужие судьбы.

— Только не уходите снова в софистику, — попросил Северус, даже не пытаясь скрыть свое неудовольствие. — Не вам, в случае чего, предстоит крайне длинный и неприятный разговор с Люциусом Малфоем.

— О да, со мной у Люциуса, вероятно, разговор будет короткий, — и он еще усмехается! — Но Северус, мне показалось, что в первую очередь тебя волновал далеко не юный мистер Малфой.

И опять за свое.

— Не понимаю, о чем вы, — бросил Северус ледяным тоном. Отошел от директорского стола на несколько шагов, прекрасно осознавая, что вид у него скорее глупый, чем независимый. Так же — Каждый. Раз. И почему только в присутствии Дамблдора он так остро ощущает нелепость своего поведения? Северус постарался вложить в интонации побольше яда. — Я был бы крайне признателен, если бы в дальнейшем вы хотя бы извещали меня о подобных... возможностях.

Он не ждал ответа, прекрасно зная, что его не будет. Дамблдор редко связывал себя обещаниями, когда не был уверен, что сможет их выполнить, — уж за это ему следовало отдать должное.

— Я свободен? — уточнил Северус отрывисто. Разговор пора было заканчивать.

— Разумеется, — Дамблдор взглянул на него с ласковой насмешкой. — Ах да, Северус...

Он замер в полушаге от двери. Полуобернулся, вопросительно вскинув брови.

— Тебе действительно пора учиться не бояться своих чувств.

Со смешанным чувством досады и оторопи Северус вылетел прочь.

Не дождется.