Гарри Поттер и Мальчик-Который-Выжил-Из-Ума (джен)

Гарри садился на Хогвартс-экспресс с тяжелым сердцем: тревога, плескавшаяся в глазах Сириуса, когда тот провожал его на поезд, не давала ему покоя. Он несколько раз повторил, что все будет хорошо, но меньше беспокоиться Сириус не стал.

В купе они снова ехали вчетвером.

— Как успехи со второй статьей, Гарри? — спросила Луна, с интересом разглядывая заснеженный пейзаж за окном.

— Ждет редактуры, — ответил Гарри тут же. На каникулах времени было навалом, что позволило ему одним наскоком разобраться с "Духами на Дорогах" и даже поделать наброски для "Каникул с Каргой". Букля уже отнесла готовый вариант Снейпу, так что осталось дождаться его правок, и новая статья будет готова к печати.

Гермиона в этот раз ничего не сказала — Гарри увидел в этом предзнаменование большого успеха.

В Хогвартсе за время их отсутствия ничего не изменилось: жертв не было, ничего интересного, по словам Драко, тоже, так что самым значимым событием января стал новый выпуск "Придиры".

— Папе пришлось открыть отдельную секцию для писем читателей — статьи еще никогда не вызывали такого сильного отклика, — вот что сказала Луна, когда Гарри на колени упал свежий выпуск. Для этого она даже не поленилась перейти от когтевранского стола к слизеринскому. Букля громко ухнула и принялась выклевывать кедровые орехи из каши своего хозяина.

— В смысле? — удивился Гарри, торопливо перелистывая страницы. — Вас завалили письмами возмущенные фанатки Локхарта?

Стоило прозвучать фамилии их профессора по Защите, как добрая четверть сидящих за столом обратилась вслух. Воздух над слизеринским столом немедленно сгустился. К счастью, ни Луну, ни Гарри такое внимание не смутило.

— Вроде того. По-моему, половина из них купила номер, просто чтобы оскорбиться об него и потом выразить свой гнев.

— Скандальная известность — тоже известность, — задумчиво кивнул Забини, с интересом поглядывая на них через стол.

Гарри, наконец, нашел раздел "НО ЧТО ГОВОРЯТ ОБ ЭТОМ ЧИТАТЕЛИ?". Пробежался глазами по странице, выискивая самые сочные куски.

— "Наглая клевета", "два отморозка, завидующих чужой славе", "позорные инсинуации" — что это такое, кстати? — "омерзительная подлая ложь", "у авторов статьи определенно нет своей жизни"... Ух ты. Это все очень мило с их стороны. Интересно, как они отреагируют на новую статью?

Драко и Нотт зажали Гарри с двух сторон, заглядывая в журнал, чтобы лично убедиться в экспрессивности локхартовских фанаток. Луна невозмутимо попрощалась и вернулась к себе, оставив слизеринский стол тонуть в буре пререканий. Как выяснилось, последние выпуски "Придиры" нашли свое место в сердцах у многих.

Гарри бросил быстрый взгляд на преподавательский стол, хотя прекрасно понимал, что Снейп ничем не выдаст своей причастности к делу. И чуть не поперхнулся тыквенным соком: "Придира" была в руках у профессора Спраут, профессора Флитвика, профессора Кеттлберна и даже у Хагрида — а Гарри до сегодняшнего дня даже не был уверен, что лесничий умеет читать. Но лучшей частью картины была та, где бурая школьная сова только что уронила перед Локхартом уже шестой или седьмой экземпляр журнала, стопкой высившихся у края стола перед ним, — похоже, нашлось множество анонимных доброжелателей, решивших пожертвовать своему самому любимому учителю выпуск-другой. Профессор Дамблдор что-то сказал Локхарту с доброжелательным видом, и тот, как всегда, широко улыбнулся, но улыбка вышла кривоватой: новая сова уронила восьмую "Придиру" в его тарелку с хлопьями, забрызгав молоком лазурную мантию.

— Признаю твою правоту, это того стоило, — с чувством сказал Драко.

Гарри улыбнулся зловещей (он на это надеялся) улыбкой и важно пообещал:

— Это только начало.

* * *

В эти дни Невилл был благодарен Гарри как никогда. Хогвартс разделился на две враждующие фракции (про-Локхартовская и анти-Локхартовская), а также небольшое здравомыслящее меньшинство, которое вопросом не интересовалось. Наследник Слизерина был забыт — всех теперь волновали действительно важные вещи: выпустит ли Локхарт официальное опровержение? Справится ли Ксенофилиус Лавгуд с наплывом гневных писем от взбешенных поклонниц? Кто скрывается под псевдонимом Принц-Полукровка? И прочее в том же духе.

Второе полугодие вообще началось куда более сносно, чем первое. Не было Добби с его выходками, не было надоедливого Колина Криви, и даже с Джинни, похоже, спали розовые очки: полгода понаблюдав, как Невилл запинается о собственные ноги, рвет мантии, зацепившись за выступающий из каминной кладки камень, и проливает на себя чернила, она решила, что идеализировать тут нечего, и влюбленным взглядам пришел конец. Теперь Джинни даже разговаривала в его присутствии, хотя все равно редко — что-то с ней было не так, Невилл видел. Он хорошо отличал несчастных людей — насмотрелся в зеркале. Даже когда Джинни улыбалась, в глазах у нее оставалась темнота.

Однажды они остались в гостиной одни — Невилл засиделся над домашним заданием по Истории, а Джинни просто находилась здесь почти круглосуточно, точно боялась остаться в одиночестве. Она подхватила съехавшую с колен Невилла тяжелую книгу, когда тот неаккуратно поерзал в кресле.

— Спасибо, — пробормотал он неловко. Джинни кивнула.

— Не за что.

В камине тихо трещал огонь, теплым светом отгоняя зимний мрак, заглядывающий в окна. В такие вечера только и оставалось, что придвигаться как можно ближе к огню.

— У тебя чернила на руке, — предупредил Невилл, когда Джинни попыталась опереться на подлокотник. Та осмотрела ребро ладони, и на ее лице мелькнуло испуганное удивление: должно быть, она и не заметила, что где-то успела так вымазаться. — Много писала? Уроки?

Он помнил, какой непосильной казалась ему нагрузка на первом курсе. Даже сейчас, с новой палочкой, многое оставалось слишком сложным: например, запутанные рецепты зелий и исторические даты попросту не желали оставаться в памяти, выскальзывая оттуда, как из дырявого мешка.

Но Джинни покачала головой и шепнула:

— Дневник.

Дневник... Невиллу даже в голову не приходило его вести. Он представлял, что бы получилось, распишись он там на пару с внутренним голосом: записки сумасшедшего.

Джинни уставилась в огонь, словно загипнотизированная. Оранжевые отблески плясали на ярких волосах Джинни, подчеркивая нездоровую бледность кожи. Невилл попробовал вернуться к эссе — срок сдачи приближался угрожающе быстро, — но снова сосредоточиться было не так-то просто. Только бы ничего не напутать — профессор Бинс снимал очень много баллов за фактические ошибки.

Вдруг Джинни заговорила снова.

— У тебя... Если бы у тебя был очень близкий друг, который всегда рядом, но потом тебе бы показалось, что от него тебе больше вреда... Ты бы выбросил его из своей жизни?

Что?

"Что?"

С каких пор люди спрашивают у него совета?

"Ты — Мальчик-Который-Выжил, герой своего поколения. Что, как думаешь, находится во всех тех письмах, что сжигает бабушка?"

И все-таки это странно. Что можно ответить на такой вопрос?

Невилл задумался. Друг, который всегда рядом...

"Мы не друзья."

Но внутренний голос действительно ближе всего подходил под это описание. Они вместе с детства, куда уж ближе... Сам себе друг, выходит?

"О Мерлин."

И большую часть своей жизни Невилл был уверен, что его вторая сторона — это что-то очень плохое и очень темное. Он ее боялся, надеялся от нее избавиться, но когда это правда случилось...

Невилл посмотрел на Джинни, терпеливо дожидающуюся его ответа.

— Нет, — ответил он твердо. — Если это что-то по-настоящему близкое, потом ты все равно поймешь, что без этого не можешь.

"Я польщен."

Джинни медленно кивнула. В ее взгляде читалась странная безнадежность. Невилл только надеялся, что не подтолкнул ее к чему-то, что выйдет ей боком.