Гарри Поттер и Мальчик-Который-Выжил-Из-Ума (джен)

Северус мерил шагами директорский кабинет. Помогало успокоиться — до того, как самого директора отстранили, он и не предполагал, насколько. Дамблдор с безмятежным видом сидел за столом в окружении тарахтящих, жужжащих и звенящих приборов, периодически поглядывая поверх письма, которое читал. Учебный год закончился, но если в прошлый раз финал был четким, как точка в конце предложения, то теперь Северуса не покидало неприятное чувство незавершенности.

Правда заключалась в том, что никто не знал, что же произошло в Тайной Комнате на самом деле. Из Уизли свидетель был никудышный — большую часть времени она провалялась без сознания и даже не смогла сказать, откуда у нее взялся дневник: якобы, просто нашелся среди учебников. Перебрав всех возможных кандидатов, они с Дамблдором остановились на Люциусе — вот, кому выгодно ослабить позиции Артура Уизли, теперь-то, когда министерство возобновило охоту на ведьм, и рейды на подозреваемых в практике темной магии возобновились; даже самому Северусу перед началом этого года пришлось выдержать крайне неприятный обыск своего угла в Паучьем Тупике. Была и возможность: стычка в Флориш и Блотс. Но это все догадки, сплошные догадки, даже если предположения Дамблдора и оказывались, как правило, близки к истине.

И хотя Дамблдор спустился в обнаруженную Тайную Комнату, он не нашел там ничего, что могло бы пролить свет на минувшие события. У них было только слово Мальчика-Который-Выжил да горстка серого праха, которую Дамблдор счел за весомое доказательство того, что крестраж действительно был разрушен.

— И мы в самом деле верим свидетельству Лонгботтома? — Северус снова и снова возвращался к теме, которая не давала ему покоя. — Как по мне, крайне сомнительный источник.

— Увы, другими мы не располагаем.

Коротко и ясно.

— Разумеется, — Северус досадливо нахмурился. — Тем больше резона выжать все возможное из имеющегося. А вы действуете слишком мягко.

Сквозь безмятежные голубые глубины прорвалась сталь.

— Мы не будем давить на Невилла, — ответил Дамблдор таким тоном, что сразу стало ясно: спорить бесполезно.

Разумеется, Северус бы не был самим собой, если бы после такого не продолжил испытывать терпение директора вызывающими вопросами.

— Я могу поинтересоваться, почему вы считаете возможным пустить столь важные дела на самотек?

Дамблдор отложил прочитанное письмо в сторону и с улыбкой, за которой могла скрываться любая эмоция, милостиво заверил:

— Ну конечно ты можешь поинтересоваться, Северус. На здоровье.

И подтянув к себе чистый кусок пергамента и чернильницу с пером, принялся за ответ, явно довольный собой. Он обожал такие шуточки.

Северус стиснул зубы, пережидая вспышку раздражения. Вдохнуть и выдохнуть. Охота же играть в несносные игры...

Дамблдор дописал первый абзац и помедлил, прежде чем опять обмакнуть кончик пера в чернила. Он вдруг посерьезнел и как будто даже постарел — из глаз ушли веселые искорки, а когда заговорил, голос стал тише.

— Я уже потерял одного мальчика — возможно, именно потому, что давил слишком сильно и не стеснялся демонстрировать свое недоверие. Возможно, именно это и было моей роковой ошибкой.

"Или нам всем просто нравится брать на себя ответственность за всевозможные грехи человечества."

Северус не стал отвечать. Дальнейшие пререкания бесполезны. Решать все равно не ему — в конце концов, он только исполнитель. Наверное, лучше убраться из этого кабинета, пока гудение замечательных директорских приборов не вызвало очередной приступ мигрени. Как странно: в период отсутствия Дамблдора этих разговоров Северусу отчетливо не хватало, однако теперь они утомляли его в рекордно короткие сроки. Может быть, этот год вышел слишком... Слишком. Почти впервые он жаждал своего двухмесячного отпуска. Перерыв был необходим.

Но когда Северус уже собирался повернуться спиной, его остановил заданный как бы невзначай вопрос:

— Как там Гарри?

Он мгновенно напрягся. Последнее, что Поттеру нужно в этой жизни, — особое внимание со стороны директора. Счастливее это еще никого не сделало.

— Сносно, если после событий этого года чокнутый Блэк не запрет его под домашний арест до совершеннолетия. Уже отбыл по каминной сети.

Северус до последнего сомневался, стоит ли говорить Дамблдору, что Поттер подошел вплотную в пониманию истинного положения дел в том, что касалось Темного Лорда, но в итоге решил, что время терпит. Пока это ни на что не влияет.

— Насчет этого можешь не беспокоиться. Думаю, я нашел подходящее решение для нескольких проблем сразу, — точно спохватившись, Дамблдор снова макнул перо в чернильницу и с легкой улыбкой принялся за второй абзац письма.

У Северуса вдруг появилось очень дурное предчувствие.

* * *

Было темно. Подходило выражение "кричащая темнота" — даже когда сидишь при свете, смотришь все равно в ту черную воронку, что разверзается перед внутренним взором. Темнота кричит: света не будет.

Потом приехал Ремус, и Сириус нашел спасение во вспышках ярости и негодования — кричать на стены в одиночестве не хватало сил и запала, но кричать на стены при зрителях — совсем другое дело.

В школе Сириус бесился с манеры Ремуса подстраиваться под собеседника, выдавая нужную реакцию, но в такие моменты он становился незаменим. Это было совсем не то, что подобострастие Питера — Ремус оставался собой, но мог в нужный момент поддержать: "да, школьная система в ужасном состоянии, если допускает такое, и совет попечителей давно пора расформировать"; а когда надо — наоборот возвращался к роли голоса разума и выдавал список аргументов, почему выбивать разрешение круглосуточно дежурить под дверью в Больничное крыло — занятие бесполезное и излишнее.

Но в основном он просто слушал, и это было самым важным. Слушал, как Сириус бил бутылки и выпускал Бомбарду за Бомбардой на заднем дворе. Слушал, как Сириус мучил струны несчастной маггловской гитары и мычал что-то заунывное себе под нос. Слушал невнятный словесный понос на второй бутылке огневиски: что Джеймс никогда его не простит, что мать все те годы была права, называя его безответственным дуралеем без верховного чародея в голове, что он ничего не мог сделать как следует.

Они оба понимали, что ежевечерние бури — фарс, и не более. Сириус слишком переживал за Гарри, чтобы рисковать и идти наперекор предложенному Хогвартсом варианту лечения, и слишком уважал Дамблдора, чтобы хотя бы задуматься всерьез об исполнении своих пустых угроз: устроить скандал в прессе или использовать свои деньги и влияние, чтобы выбить себе место в совете попечителей и разобрать административную систему Хогвартса по кирпичикам — или сам Хогвартс, если запутается в бюрократии. А потом Дамблдора отстранили, и все тем более потеряло смысл — выступить единым фронтом с Люциусом Малфоем? Ни в этой жизни, ни в следующей.

Оставалось одно: ждать. Ждать долго. Очень долго.

Но все безумные дни ожидания, все размазанные по линии времени секунды не были такими долгими, как последние часы, когда профессор Макгонагалл уже отправила патронуса с самым важным в его жизни известием. Серебристая кошка голосом его бывшей преподавательницы Трансфигурации сообщила: все жертвы нападений благополучно получили свою порцию зелья, ожидайте возвращения мистера Поттера в ближайшее время. Патронусы спасали не только от дементоров.

И минутная стрелка принялась отмерять самые длинные минуты в жизни Сириуса Блэка.

Ремус был наверху: он только вернулся после ежемесячной тяжелой ночи, и даже у Сириуса не хватило эгоизма его разбудить. Он развел огонь в давно не зажигавшемся камине и сел на диван, бессмысленно скользя взглядом с полки на полку. Книги, выстроившиеся неровными разномастными рядами, он покупал или привозил для Гарри — сам так и не полюбил серьезную литературу, которой их с Регулусом так старательно пичкали в детстве родители и которая что тогда, что сейчас не вызывала ничего кроме тоски и зевоты. Корешки успели покрыться пылью, как и все в гостиной-библиотеке — они с Ремусом проводили время в кухне-столовой или на верхнем этаже, интуитивно избегая комнату, с которой были связаны самые теплые воспоминания.

Сириус не смог просидеть на диване и трех минут. Нетерпение сжирало его изнутри, как стая голодных дворовых псов. Он вышел во двор, глубоко вдыхая нагретый летний воздух. Пустая качель вяло покачивалась на ветру. Смотреть на нее было неприятно, поэтому он задрал голову к небу, щурясь от ярких солнечных лучей. Глаза заслезились — самое близкое, что было у него к настоящим слезам с тех пор, как Джеймс и Лили... Сириус сморгнул. Дошел до ворот и обратно, вернулся в кухню.

Тикали часы, но перед каждым "тиком" проходило не меньше получаса. Хотелось сорвать смеющуюся над ним секундную стрелку, но кто тогда разделит его одиночество? Сириус опустил голову на скрещенные руки. Так долго. Хуже, чем бесконечные отработки в школьные годы. Хуже, чем званые приемы, устраиваемые родителями. Хуже даже, чем ожидание в пустом кабинете директора, когда он подшутил над Снейпом на последних курсах.

Чертов Снейп. Сейчас Сириус готов был позавидовать даже ему — все ближе к Хогвартсу. Да еще и не мучается ожиданием. Декан, несущий ответственность, как же.

Злость приободрила, но ненадолго. Уныние подкрадывалось быстро и незаметно, как убийца. Слишком часто Сириус ждал и жаждал чего-то только для того, чтобы жизнь ткнула в него пальцем со смешком "ха, обманула!". Что это? Месть за неисправимый идиотизм?

Он почти услышал голос Джеймса: брось загоняться, Бродяга, чего раскис? все образуется.

Почти позволил себе слушать и дальше, но в последний момент остановился. Нет.

После того, как Джеймс и Лили оказались в Мунго, Сириус частенько слышал голос лучшего друга. Ложное утешение, но какое сладкое. Тогда он вырвался из соблазнительного безумия только на одной мысли: Гарри, о котором нужно позаботиться. И сейчас — Сириус не уследил, провалился, но все равно был нужен крестнику так же, как тот был нужен ему. Эта связь была нерушимой, должна была быть нерушимой.

Он выпрямился, не позволяя сознанию снова поплыть. Было жарко: тепло шло через раскрытые двери и со двора, и из гостиной с растопленным камином. Ладони стали влажными от пота, и Сириус нервно вытер их о штанины.

Тик-так.

Сколько? Сколько еще?

Он переплел пальцы и уставился на них. На второй фаланге указательного — шрам от соскользнувшего зачарованного фамильного ножа, которым он пытался вырезать что-то на ножке кровати. У основания ладони — след от режущего проклятия. Между большим и указательным пальцем другой руки еще какой-то старый рубец, происхождение которого уже и не вспомнить...

Тик-так.

Захотелось обратиться в собаку и тоскливо завыть. Гдегдегдегде-

Тик-так.

Когда из соседней комнаты раздался шум, Сириус чуть было не списал его на слуховые галлюцинации. Но тихое отчетливое "ой" заставило его сорваться с места и броситься сквозь дверной проем так, будто от этого зависела чья-то жизнь.

Сириус замер прямо там, на пороге, чуть не запнувшись о складку ковра. Джеймс стоял перед камином, незадачливо потирая ушибленную голову — слишком знакомая картина на мгновение обманула Сириуса, но потом мальчик в съехавших на бок очках и присыпанными летучим порохом непослушными вихрами поднял голову и открыл зажмуренные глаза: изумрудные, как оторочка его школьной мантии. Гарри — его Гарри — выпрямился, глядя на него с непривычной робостью. Солнечный свет, проникающий сквозь полузанавешанные окна, подсвечивал парящие в воздухе золотистые пылинки и отражался от стекол круглых очков.

Сириус нерешительно шагнул вперед. Пахло пылью и жженым деревом.

— Мне так жаль, — прошептал Гарри, нервно скомкав в кулаке зеленый галстук. — Мне правда, правда так жаль.

— Замолчи, — пробормотал Сириус дрожащим голосом. Он быстро пересек комнату и опустился на колени, обхватывая крестника рукой, убеждаясь в реальности происходящего, лихорадочно ощупывая плотную ткань мантии, выступающие сквозь кожу на затылке позвонки, взъерошенные волосы.

— Это была огромная змея, — голос Гарри тоже дрожал. — С огромными желтыми глазами. И знаешь, я даже не успел испугаться. А потом я проснулся, и Снейп вел себя так буднично...

— Я когда-нибудь урою Снейпа, — прорычал Сириус ему в макушку.

— И только сейчас... Если бы не Мантия... Я увидел тебя и подумал, что мог... мог больше не увидеть.

Гарри замолчал, дыша глубоко и шумно.

— Этого не будет, — отрезал Сириус. — И не думай. Ни в каком мире с тобой не случится ничего такого, понял? Мне еще нужно как-то смотреть твоим родителям в глаза. Я позабочусь о тебе. Всегда.

— Я теперь буду заботиться о себе лучше, — пообещал Гарри. — Я постараюсь, правда. Только... Можно мне снова поехать в Хогвартс в следующем году?

Маленький глупый мальчик. Иногда это как-то забывалось за его обычной рассудительностью. Но ох уж эти приоритеты.

— До первой открытой тайной кладовки Годрика Гриффиндора. Тогда тебе точно несдобровать.

И Сириус разразился нервным лающим смехом. Гарри начал было что-то отвечать, но тоже не выдержал: возражения задушил смех, безудержно рвущийся наружу. Кто мог его винить? Как и Сириус, мальчик не смеялся уже много-много недель.