Гарри Поттер и Мальчик-Который-Выжил-Из-Ума (джен)

В жизни Невилла было много неловких пауз. Бабушка, например, очень любила выразительно молчать — так, чтобы сразу открылась вся глубина ее неудовольствия. Не менее неуютное молчание возникало на уроках — если Невилл в очередной раз сморозил какую-то глупость, и здесь однозначным чемпионом были уроки Зельеварения — только профессор Снейп умел молчать настолько оскорбительно.

И раз уж на то пошло, когда профессор Трелони объявила о Гриме в его чашке, повисшую в классе тишину тоже было не назвать приятной. И казалось бы, программа на сегодня выполнена, хватит, но профессору Хагриду надо было спросить, кто хочет первый познакомиться с гиппогрифом.

Конечно, не хотел никто. Невилл в том числе — особенно не после нагаданной ему скорой смерти.

Симус и Дин с преувеличенным интересом рассматривали землю под ногами. Гермиона хмуро пробормотала что-то про то, что по мнению некого Ньюта Скамандера, заниматься приручением гиппогрифов должны только специалисты. Невилл покосился на Гарри — вот кто был достаточно сумасшедшим, — но даже тот молча разглядывал крылатых коней, не проявляя ни малейшего желания рискнуть здоровьем, как и окружавшие его слизеринцы.

Молчание затянулось, с каждой секундой становясь все противнее и гуще, как испорченное зелье. Профессор Хагрид почти с отчаянием спросил:

— Неужели совсем никто?

И что он тянет?

Рядом Рон простонал себе под нос "мерлиновы подштанники" и вдруг, ко всеобщему изумлению, начал прокладывать путь к загону.

— Рон, ты спятил? — шепотом спросил Симус, но Рон только пожал плечами с видом мученика и одними губами обозначил: "а кто?". Со слизеринской стороны донеслось "Уизли, тебе все равно за это не заплатят", но он проигнорировал этот выпад. Затаив дыхание, весь класс следил, как Рон медленно кланяется каштановому гиппогрифу и — миг напряжения — получает благосклонный кивок в ответ.

Раздались дружные аплодисменты.

— Ты настоящий гриффиндорец, Рон, — с чувством произнес профессор Хагрид. — Совсем как твои братья.

Рон распрямил плечи, неуверенно улыбнувшись. Его нечасто хвалили на уроках.

Слова профессора неожиданно больно отозвались в душе Невилла. И чего ради он так добивался подтверждения Распределяющей Шляпы, если на деле...

"Я прерву тебя прямо здесь", — встрял Том. "Если для тебя возможность услышать фразу "ты настоящий гриффиндорец" стоит того, чтобы рискнуть жизнью, это значит только то, что ты настоящий идиот."

Неужели? — огрызнулся Невилл.

Конечно, Том не понимал — куда ему? Том настоящий слизеринец, это никто бы не поставил под сомнение. Можно было позавидовать — почти. Не знай Невилл, куда эта кривая дорожка завела Того-Кого-Нельзя-Называть.

"Ты имеешь в виду, к истинному могуществу?" — с холодной насмешкой уточнил Риддл.

"Он имеет в виду — в могилу бесплотности духа", — в тон ему ответил Том. "Но я умею учиться на чужих-своих ошибках."

Каждый раз, когда эти двое начинали препираться, напоминала о себе головная боль. Невилл потер шрам тыльной стороной ладони. На мгновение его воображение нарисовало картину, где это он вызвался поздороваться с гиппогрифом. Где это он — герой дня, которому рукоплещет толпа. Но шипение двух змей не давало сосредоточиться на этой мечте.

* * *

Первого урока Ремуса Гарри ждал с нетерпением. Он весь август упрашивал хотя бы немного рассказать, чем они будут заниматься, но Ремус в свойственной ему деликатной манере ускользал от всех вопросов — чтобы не портить сюрприз и чтобы все были в равных условиях. Но Гарри знал хотя бы то, сколько времени он провел над составлением программы, и потому не сомневался: в этом году их ждет масса всего интересного.

Первое же занятие оказалось практическим. Ремус провел их по коридору до самой учительской: там в этот час никого не было. Слизеринцы перешептывались между собой. Гарри отлично понимал, что своим потрепанным видом Ремус среди его однокурсников — в основном, детишек богатеев, — уважения не вызывает, но первое за три года практическое занятие не могло не заинтересовать даже их. А еще больше — будничное оповещение, что в гардеробе скрывается боггарт.

— Неужели наконец-то что-то полезное? — пробормотал Драко недоверчиво.

— Я уже говорил, что это лучший учитель, который будет у нас за семь лет, — тихо, но с гордостью откликнулся Гарри. Забини смерил его скептическим взглядом, но Гарри только пожал плечами. Сам потом поймет.

И после небольшого опроса они приступили к изучению заклинания Ридикулус. Это оказалось несложно — куда сложнее понять, чего ты боишься больше всего на свете. Гарри глубоко задумался.

Вернувшегося Волдеморта? Нет, эта угроза слишком абстрактная.

Может, василиска? Огромная змея, которая обратила его в камень одним взглядом. Конечно, он тогда, толком, и не успел испугаться, но... Гарри хорошо запомнил только два огромных желтых глаза, однако воображение с готовностью дорисовало все остальное. Товарищи-слизеринцы точно засмеют его за страх перед символом их факультета, но что тут сделаешь.

Так, а что смешного можно придумать с василиском? Превратить его в бумажного змея?

Первые добровольцы расправились со своими боггартами быстро. Забини превратил грозную химеру в домашнего котенка, Дэвис отправила огромную крысу бегать в колесе, а горный тролль Драко оглушил себя собственной дубинкой. Волну смешков вызвал боггарт Крэбба, превратившийся в профессора Дамблдора, который вскоре остался без бороды — чтобы рассмешить Крэбба, многого не требовалось — он был из тех, кто начинает гоготать, если показать ему палец.

Были и менее смешные случаи: перед Ноттом предстал его отец, Нотт-старший, заявивший, что отказывается от своего сына. Гарри передернуло: он живо вспомнил, как в детстве боялся, что Сириус выставит его из дома, когда он попадет в Слизерин.

И вот, очередь Гарри. Он вышел вперед, крепко сжимая палочку и изо всех сил сосредоточившись на образе бумажного змея, зеленого в желтый горошек. Они с Сириусом запускали такого в детстве — как же весело он тогда кувыркался в воздухе.

То, что осталось от многоножки Паркинсон щелкнуло и переметнулось в другую форму. И это был не василиск.

Учительскую заполнил отчаянный протяжный скулеж. Перед Гарри была собака — большой черный пес, съежившийся на полу. И ему было очень больно.

Все мысли вылетели из головы. Ладони вспотели, колотящееся сердце подскочило к горлу. Ему больно, ему так больно, что же делать? Уши собаки были прижаты к голове, хвост поджат, а влажные глаза закатились так, что стали видны налитые кровь белки. Раздирающий душу скулеж продолжался. В висках стучало. Палочка выскальзывала из влажных пальцев.

Он должен что-то сделать, он должен что-то сделать, иначе с собакой будет кончено, никто не сможет выдержать такую боль дольше, будет слишком поздно, он должен...

Сквозь полузажмуренные веки Гарри увидел чей-то силуэт, вставший между ним и псом. Ремус.

Скулеж прекратился, собака превратилась в полную луну.

— Ридикулус! — произнес твердый голос, и луна сдулась как воздушный шарик.

Все звуки доносились точно откуда-то изделка. Вот Ремус спокойно объясняет, что тем, кто не справился с боггартом с первой попытки, стыдиться нечего — эти существа, бывает, застают врасплох и опытных волшебников. Вот вернулся привычный гомон — все принялись обсуждать закончившийся урок. Вот Драко что-то говорит Ремусу....

Из тумана Гарри вывело легкое похлопывание по плечу.

Ремус присел перед ним, так, чтобы их лица оказались на одном уровне.

— Гарри, — обеспокоенно позвал он. — Ты меня слышишь?

Гарри медленно кивнул. Сморгнул мутную пелену.

— Извини, — тихо сказал Ремус. — Мне стоило догадаться.

— Я... Я в порядке, — солгал Гарри дрожащим голосом. — Просто... Я думал, это будет... не это.

Это не Ремус, это он должен был догадаться. Какой, к нарглу, василиск, когда самую страшную вещь в своей жизни — вернее, ее последствия, — он видит каждые две недели в больнице Святого Мунго? Какой же он дурак.

Ремус усадил его на стул и, порывшись в складках мантии, протянул ему плитку шоколада.

— Я думал, это от дементоров, — Гарри нашел в себе силы слабо улыбнуться.

— Ты удивишься, если узнаешь, от скольких разных вещей помогает шоколад, — Ремус тоже улыбнулся, но выглядел все еще виноватым. Надо было как-то его успокоить, сказать, что виноват не он — Ремус ведь так старался с подготовкой этого первого урока.

— Теперь, если что, я хотя бы знаю, чего ожидать, — Гарри снял очки и вытер глаза рукавом. Сердце понемногу успокаивалось. — От страхов все равно нельзя бегать вечно. Вот только... — голос снова задрожал. — хоть убей, не могу придумать ничего смешного для своего боггарта.

— Это... может быть сложно, — Ремус вздохнул. — Чем сложнее и серьезнее страх, тем тяжелее схватка с боггартом. Я и сам долго не мог понять, что смешного можно сделать с символом кошмара моей жизни. Об этом просто... тяжело думать. Ответ, иногда, приходит только со временем, с опытом.

Звучало неутешительно, но Гарри оценил честность.

И в этот момент в учительскую вошел Снейп. Температура в комнате словно упала на несколько градусов. Гарри торопливо натянул очки и тут же пожалел об этом — от презрения, с которым Снейп смотрел на Ремуса, ему сделалось еще больше не по себе.

— В чем дело, Поттер? — осведомился Снейп сурово. — Вас задерживают после урока уже в первую неделю занятий?

— Просто оказывал небольшую первую помощь, — торопливо вступился Ремус. Снейп помрачнел еще больше. — Гарри уже может идти. Как хорошо, что вы зашли, Северус, я как раз хотел кое-что с вами обсудить.

Гарри воспользовался этим отвлекающим маневром, чтобы испариться из учительской, стараясь не обращать внимания на то, каким тяжелым взглядом проводил его Снейп.

Да что он сделал? Посидел в учительской лишние пять минут?

В коридоре его ждал Драко.

— Эй, ты как? — окликнул он с едва заметной ноткой тревоги. Гарри потряс ладонью.

— Кое-как, жить буду, — он не хотел обсуждать произошедшее на уроке. — Пойдем на обед, ладно? Ужасно хочу пить.

К чести Драко, он отлично понимал, когда не нужно лезть с лишними расспросами.