Дело Гермионы (джен)

Во вторник, 20 июля, отправляемся в клинику Св. Мунго. Может ли маг быть святым в христианской традиции? Или его объявили святым, а сам Мунго не афишировал свои магические способности? Непроизвольно пожимаю плечами, лечил и лечил, а уж маг он был или человек — какая, в сущности, разница? К счастью, старшие Уизли — Артур и Молли — не обращают внимания, а младшим, Гарри и Джинни, и без меня есть чем заняться. Гарри нервничает, а Джинни созерцает Поттера. Все при деле, чем не семейная идиллия, не правда ли?

Прыгаем через камин в "Дырявый котел", а оттуда выдвигаемся в центр Лондона.

Вот и наша цель — старый кирпичный универмаг с вечной вывеской "закрыто на ремонт", парочкой рассеивающих внимание амулетов и прикрытием от Министерства магии, дабы здание не снесли. Артур на ходу поясняет, что клинику несколько раз переносили, а она все разрасталась и разрасталась; и хотя найти хорошее место не так легко, вполне возможно, что еще лет через двадцать или тридцать опять придется ее переместить.

— Легче всего было бы спрятать под землю, как Министерство, — сообщает Артур.

Министерство магии под землей?!! Хотя, если вспомнить фильмы... это заходили в него через телефонные будки и унитазы, а где именно расположены сами помещения, не показывали. Хм-м-м, а толково придумано — под землей. Если и не на порядок, то в разы меньше усилий надо, чтобы скрыть комплекс Министерства.

— Только вот подземная больница — это не слишком полезно для здоровья, — продолжает Артур, — и поэтому оборудовали отдельное здание, все как положено: сокрытие, ремонт, обустройство. Клиника Святого Мунго самая лучшая во всей Британии!

Хех, кто бы сомневался. В столице всегда все самое лучшее и дорогое, даже барахолка на Косой Аллее. Гарри, когда мы уже проходим сквозь стекло, скрывающее вход в клинику, сжимает мне руку так, что чуть кости не хрустят. Одного взгляда хватает, чтобы понять: юный Поттер немного не в себе; впрочем, кто из нас не нервничал в подобных ситуациях? Думаю, Гарри сейчас даже не осознает, что делает, а вот юная Уизли хмурится и смотрит волком. Позавчерашний разговор, видимо, пошел всем на пользу, ибо взглядами дело и ограничивается.

— Вот, — Артур обводит рукой холл больницы, — нам на пятый этаж!

В сторонке за столиком скучает пухлая блондинка, видимо, местный аналог регистратуры и справочной. В дальнем углу какой-то пожилой дядька напряженно считает что-то на пальцах, не обращая на нас внимания. Плакаты на стенах в стиле "Красоту свою жалей, воду в кислоту не лей" памятны еще по студенческим временам. В общем, больница как больница, только народу поменьше, и те маги.

— За мной! — командует старший Уизли.

И мы идем за ним. Судя по табличкам, лечат тут практически от всего, связанного с магией. Пятый этаж посвящен так называемым "недугам от заклятий" и на первый взгляд выглядит ровно так же, как и остальные этажи: палаты, коридор, целители с ласковыми глазами, немногочисленные посетители и пациенты. Рон находится в отдельной палате, больше напоминающей просто комнату. В наличии цветы, картины, даже серый кот на подоконнике.

— Это книзл, — поясняет Молли, — они довольно разумны и, по словам целителей, прекрасно снимают негатив и помогают пациентам, потерявшим рассудок.

Что-то такое припоминается из прошлой жизни. Как же... а, лечение детей с задержками психического развития при помощи дельфинов! Почему бы магам не лечить пациентов при помощи магических кошек? Книзл, посмотрев на нас, отворачивается, и только подергивающийся хвост выдает его недовольство нашим визитом. Рон лежит, вытянувшись на кровати, в какой-то серой пижаме. Не присматриваться — так вообще не поймешь, жив или мертв, ибо глаза закрыты и тело не шевелится.

Депрессивная картина, и поэтому, оставив Уизли и Поттера в палате, бочком выскальзываю обратно в коридор.

— Ы-ы-ы, — сообщают мне сзади, трогая плечо.

Оборачиваюсь. Женщина средних лет, в такой же серой пижаме, как у Рона, глаза слегка расфокусированы, и лицо смутно знакомое. Снова ыыыкает и протягивает мне какую-то бумажку, то ли фантик, то ли просто обрывок газеты. Надо понимать, она вышла из какой-то соседней палаты и крепко не в себе, и следует, конечно же, позвать целителей. Но вначале, дабы не усугублять, принять бумажку.

— Спасибо, — говорю предельно серьезно.

— Ы-ы-ы! — улыбается женщина.

— Мама! — из палаты, расположенной дальше по коридору, выскакивает Невилл Лонгботтом.

Немая сцена секунд на пять. Невилл — однокурсник, гриффиндорец и тоже "Лысый Ежик" — в прошлые два года регулярно подвергался с моей стороны процедурам "выпрямления рук", ибо имел склонность делать все вкривь и вкось, представляя опасность не только для себя, но и для всех окружающих. Про его семейную жизнь не расспрашивал, но все равно было известно, что Невилл живет с бабушкой, так как родители его пали на первой войне с Волдемортом.

И тут нате вам из-под кровати!

Круглолицый и очень стеснительный Невилл, увидев меня, сильно теряется, но женщина все же реагирует на его крик. Оборачивается к Невиллу, достает из кармана серой пижамы еще бумажку и протягивает ему.

— Ы-ы-ы!

— Спасибо, мама, — твердо отвечает Лонгботтом, принимая бумажку. — Пойдем в палату!

Женщина трясет не слишком ухоженными космами на голове, но все же идет за Невиллом. Невольно оглядываюсь, но в палате Рона все по-прежнему, никто особо и не замечает, что меня рядом нет. Все равно, сходил, блин, за хлебушком! Я почему-то был твердо уверен, что родители Невилла героически погибли, а они, оказывается, в клинике Мунго лежат. Э-э-э, двенадцать лет? Минимум двенадцать, а то и более. Вот жеж, и что теперь Невиллу говорить? Тоже посоветовать МРТ мозга и прочие заморочки из маггловской медицины?

Из палаты выходит старушка.

Хотя нет, старушка — это про милых пожилых дам, которые все такие высохшие, согнувшиеся, маленькие, и вообще, как говорят в народе, "старушки — божьи одуванчики". Здесь же в коридор выплывает Величественная Старушенция, могучая, как "утес, попирающий ногою небо". Гордая — не надменная, а именно гордая и несгибаемая, — и плевать, что на высокой шляпе чучело грифа (как держится?), зеленое длинное пальто никогда не входило в моду, а ярко-красный цвет сумочки просто режет глаз. Смотрит, значит, эта Старушенция сверху вниз на меня, изрекая:

— Августа Лонгботтом! Добрый день, мисс Грейнджер!

— Добрый, мадам, — отвечаю немного растерянно, но все же не забываю изобразить кивок головой.

Так это и есть пресловутая бабушка Невилла? Да-а-а, сильна старушка, подавляет одним присутствием. Неудивительно, что Невилл такой забитый, удивительно, что он хоть как-то, но сумел эту забитость преодолеть. И не надо тыкать в меня пальцами, никакие советы не помогли бы тому, кто не был готов к самостоятельному "выпрямлению рук".

— Я много слышала о вас, мисс, от моего внука Невилла!

Сам Невилл, выскочивший было в коридор, мучительно краснеет и прячется обратно в палату. Августа даже не ведет бровью в его сторону и наносит безупречный "добивающий удар".

— Род Лонгботтомов у вас в долгу, мисс Грейнджер!

Молча кланяюсь уже в спину Августе. Что-то события начинают круто заворачиваться, или это просто Старушка настолько подавляюще подействовала? Из палаты выглядывает Невилл, тоже смотрит в спину бабушке, а потом машет рукой, приглашая зайти, и шепчет:

— Гермиона!

Хм-м-м, ну ладно, сеанс обливания слезами Рона все никак не заканчивается, почему бы и не зайти к Невиллу? Круглолицый Лонгботтом-младший представляет мне своих родителей: Фрэнка и Алису. В конце 1981 года, уже после падения Волдеморта, они попали в руки Пожирателей. Запытанные заклинанием Круциатус, сошли с ума и были помещены в клинику Мунго. За прошедшее время состояние их не претерпело изменений, разве что Алиса стала в последние годы узнавать Невилла и совать ему всякий мусор. Или, мрачно думается мне, просто запомнила лицо Невилла, даже не осознавая, что тот ее сын.

Историю своих родителей Невилл излагает спокойно, тихим голосом.

Герои рассказа, оба в серых больничных пижамах, внимательно слушают сына, кивают и говорят "Ы-ы-ы". После рассказа разворачиваются и говорят "Ы-ы-ы" еще одному книзлу, толстому черно-серому котику, вальяжно развалившемуся на кровати. От всего этого антуража, безумных родителей и тихого, спокойного голоса однокурсника меня пробирает депрессия и желание самому завыть "Ы-ы-ы!" в потолок. Невилл тоже еле сдерживается, но сказываются годы тренировок по созерцанию родителей-овощей, и внешнее, формальное спокойствие все же сохранено.

А затем наступает вторая часть Марлезонского балета.

Невилл достает газету, отлично знакомый мне "Пророк" от 16 июля.

— Ты читала статью про побег, Гермиона? — и голос напряженно звенит.

— Да, читала. Директор прислал.

— Они! Они пытали моих родителей! — Невилл тычет пальцем в фотографии Лестрейнджей. — И еще Барти Крауч-младший, но он давно умер в Азкабане!

Дзынь! Кусочек паззла встает на место. Барти Крауч-младший, герой четвертого фильма. Умер в Азкабане? Да хренушки, ведь бегал, изображал мужика с вертящимся глазом, и очень даже достоверно изображал. Значит, что? Значит, унес ноги из Азкабана и, судя по фильму, фанатом-Пожирателем был таким, что немногие сравнятся. Вот тебе и таинственный "мистер Икас", который помог бежать семерке Пожирателей и которому знаком Азкабан. Все сходится, но почему на два года раньше? Хм-м-м, наверное, потому же, что и нападение василиска в Большом зале? Что-то где-то я замкнул, изменил, исказил — и вот уже стрелка истории указывает на другой путь.

Надо сообщить директору... хотя нет, тут на голову Волдеморта не спишешь.

Ладно, что-нибудь придумаем, все равно список вопросов к Дамблдору растет день ото дня, да и на письмо о крестражах дедушка Альбус еще не ответил.

— Гермиона! — заявляет Невилл. — Помоги мне стать сильнее! Я должен поймать их и отомстить!

— Кого — их? — задумавшись, даже не сразу понимаю, о чем речь. — А, Лестрейнджей? Запытать их до безумия?

— Да! — Невилл, как и Гарри недавно, немного не в себе. — И тогда родители будут отомщены!

— Месть — это почетно, — складываю руки на груди. — Я понимаю тебя, Невилл...

— Отлично! — Невилл кидается обниматься.

— Но! Спроси сам себя, Невилл, чего именно ты хочешь?

— Я... — парень останавливается на расстоянии вытянутой руки, — я не понимаю, Гермиона.

— Определись, хочешь ли ты запытать их Круциатусом, или просто убить, или поймать, а потом пытать? Потому что от этого зависит, как именно ты и я будем действовать, и что изучать, и куда двигаться. Допустим, если ты выбрал первый вариант — запытать всех Круциатусом, — то, согласись, вполне логично будет вначале потренироваться на животных. Не сомневаюсь, что необходимый заряд эмоций при виде врагов ты выдашь, но это не гарантия того, что у тебя получится заклинание в боевой обстановке. Следовательно, ты должен научиться применять Круциатус.

— Да тише, — почти умоляюще произносит Невилл. — За Непростительные заклятья положен Азкабан!

— Но тем не менее ты готов пойти в тюрьму, лишь бы отомстить за родителей? — уточняю спокойным тоном.

Юный Лонгботтом впадает в раздумье, и на его лице отчетливо видна тяжелая работа мысли.

Видимо, в горячечных мечтах представлялось ему все не так. Раз, два, враги повержены (в мечтах обычно опускается момент, как именно герой повергает врагов), и Круциатус сводит их с ума, а юный герой ощущает, как в его душе разливается удовлетворение. Ну что тут можно сказать? Я тоже в детстве всякую ерунду придумывал и не понимал, почему взрослые не хотят меня слушать.

Даже искренне обижался, когда мне пытались растолковать, что придумал ерунду.

И как мне ему объяснить, что упоение местью будет мимолетным, а осадочек, как в том анекдоте про ложки, останется на всю жизнь? То есть, по моему мнению, мстить нужно, иначе язва желудка и прочая неврастения обеспечены, но делать из этого смысл жизни не стоит. Отомстил и забыл. Но как объяснить это Невиллу? И какую роль во всем этом сыграла его бабушка?

— Я... не знаю, — произносит Невилл. Тяжело, через силу. — Мне... надо подумать.

— Подумай, конечно, — пожимаю плечами, — ты же не цвет галстука выбираешь.

— Но ты мне поможешь?

— Вначале реши, чего хочешь, а там подумаем, как это сделать.

Пока Невилл будет думать и решать, время пройдет, глядишь, горячность и остынет. Да и потом, когда решит, внезапно может оказаться, что потребуется десятилетие тренировок, чтобы приблизиться по возможностям к той же Беллатрисе. И так далее, и тому подобное, и в итоге нужный результат будет достигнут: Невилл остынет, повзрослеет и примет окончательное решение на трезвую голову.

В палату заглядывает Артур Уизли и восклицает:

— Вот вы где, а я уже обыскался! Невилл, извини, в школе наговоритесь, а сейчас у нас важные и неотложные дела, и Гермиона обязательно должна присутствовать!

— Присылай сову, как определишься, — говорю Невиллу и покидаю палату.

Остальные Уизли уже вышли от Рона, да и из клиники, судя по всему, тоже. Стоило бы потолковать с местными целителями на предмет что да как — и с Роном, и с родителями Невилла, но мне элементарно не дают этого сделать. Артур Уизли тащит меня на первый этаж, приговаривая, что дело очень срочное и важное, и необходимо как можно скорее добраться до подключенного камина. Скорее всего, это будет камин в "Дырявом Котле", и совершенно не понимаю, что мешает нам вернуться туда всем вместе.

Спрашиваю об этом Артура, и тот останавливается прямо в витрине с замаскированным входом в клинику Мунго. Бьет себя по лбу, вытаскивает и нахлобучивает колпак. Потом снимает колпак, прячет в карман и торжественным голосом объявляет, как будто миллион в лотерею выиграл и теперь делится подробностями выигрыша:

— Конечно! Все очень и совершенно секретно! Гермиона, мы отправляемся на заседание Ордена Феникса!