Если бы герои Поттерианы... (джен)

На первом в этом году уроке Трансфигурации ученикам стало как-то немного не по себе от скорбной атмосферы.

Профессор МакГонагалл явилась пред учениками бледной и с покрасневшими глазами, так что Гарри стало ее жаль – ведь пожилой человек, да еще и женщина к тому же. А женщин обижать было не в его правилах.

Гарри понимал, что дядюшка Малфой по сути поступил правильно, потому что гриффиндорцам нужен заботливый и понимающий декан, но жалостливое сердце все равно заставляло тревожиться за душевное самочувствие профессора Трансфигурации.

Поэтому, когда изредка шмыгающая носом МакГонагалл дала всем задание трансфигурировать из розданных камней и деревяшек что-то, что самим захочется, дабы проверить, не разучились ли они делать это за лето, Гарри припомнил прошлогодние уроки, сосредоточился, поднатужился и слепил силой мысли и магии сувенирную фигурку королевского гвардейца в красно-бело-зеленом килте, черном мундире и в здоровенной мохнатой шапке. Хотел ему еще волынку трансфигурировать из сухой веточки, но не получилось – национальный музыкальный инструмент упорно превращался в какую-то странную круглую гитару с двумя струнами – Гарри сам не понимал, что это, так как вроде бы таких штук никогда не видел. Посему он бросил эту затею и ограничился игрушечным ружьишком для бравого солдатика. Гарри сам удивился, как ему хорошо удалась трансфигурация – все детальки в костюме присутствовали, даже гольфы-гетры и дурацкая меховая сумка. Видимо подсознание и впрямь отменно работает – то, что увидишь один или два раза накрепко отпечатывается в мозгу, а потом оттуда берется готовая нужная информация. Этакий склад разнообразных ситуаций и образов.

Собственно говоря, на втором курсе столь точных мелких преобразований они еще не проходили, но Гарри, как и остальные ученики, очень впечатлился неподдельным горем-огорчением преподавательницы, а он был мальчиком неравнодушным и сочувствующим, посему вдохновение у него зашкаливало, соответственно на пике эмоций у него почти все получилось, ну разве что у игрушечного гвардейца малюсенькие голубые глазки немного косили, да одна рука была короче другой, и с тремя пальцами, но зато все остальное…

Тем же самым – то бишь, жалением — занимались и прочие усердно пыхтящие и сопящие от прилагаемых усилий второкурсники.

Когда Гарри ставил свой результат на стол перед преподавательницей, то заметил, что почти все превзошли себя в своих стараниях, и теперь МакГонагалл помимо его солдатика обзавелась кучей фигурок лошадей, кустиков цветущего чертополоха, клетчатых платочков, которые именовались пледами, несколькими шотландскими флагами и даже двумя настоящими маленькими волынками! Это, наверное, рейвенкловцы-отличники постарались.

От такого обилия любимых национальных символов МакГонагалл сначала удивленно помолчала, потом сморщилась и вдруг зарыдала и ученики, смутившись, сбивчиво попрощались и мигом удрали из класса, оставив профессоршу упиваться горем. Или радостью.

Рейвенкловцы с хаффлпафцами на этом уроке вели себя идеально, даже не договариваясь. Понимали, что МакГонагалл нужно привыкнуть немного. Хоть она и не особо баловала свой факультет вниманием и заботой, но когда отбирают твое детище, пусть и не очень любимое – всегда неприятно. Что там было на уме у самой трансфигураторши никто не знал, но всем хотелось думать о строгой бескомпромиссной МакГонагалл только хорошее, даже если это было не так.

Сама Минерва провела бессонную ночь, предаваясь тягостным размышлениям, где она допустила промашку, которая привела ее к столь безрадостному финалу.

Несмотря на то, что Альбус старательно и добродушно утешал ее, обещая, когда это безобразие закончится, снова восстановить ее в прежней должности, профессор Трансфигурации была задумчива и крайне расстроена. И рано ушла спать, отказавшись от предложения попить на ночь чаю с чудесными новыми магловскими конфетками.

Уже лежа в постели, она задумалась, отчего же так неприятно и тяжело на душе, ведь в последние годы ей порой и самой часто хотелось передать кому-нибудь деканство. Но по трезвому размышлению она отказывалась от столь решительного шага. Была ли виной тому гордость, что она глава одного из четырех факультетов, причем не самого захудалого? Или же ей было важно все-таки хотя бы раз за прошедшие семь лет выиграть Кубок Квиддича и уделать наконец надменного Северуса Снейпа?

Впрочем, победы ни в спорте, ни в школьном соревновании уже давно ей не светили, и только чудо, ну хотя бы в лице младшего Поттера, если бы он учился на Гриффиндоре, как-то могло бы исправить это досадное упущение – ловец из него вышел бы отменный, не обладай мальчишка столь редким своеволием и упрямством. Если рассуждать объективно – Гриффиндор в совокупности не обладал навыками и способностями, а также необходимыми чертами характера, дабы завоевать хоть один из престижных школьных кубков.

В учебе было бы все неплохо, так как способные девочки и мальчики время от времени попадали на ее факультет, но все их старания сводили на нет буйные шалуны, которым закон не был писан, и с которых с удовольствием снимал баллы декан Слизерина – от него мало кому удавалось скрыться, особенно по ночам. Эта слизеринская летучая мышь не только отлично видела в темноте, но, видать, обладала еще и способностью к эхолокации, иначе чем объяснить многочисленные факты ловкой поимки тех смельчаков, которые раз за разом бесшабашно рисковали, совершая вылазки на кухню и по своим делам после отбоя.

Квиддич любили все ее подопечные, но без ловца шансов на победу у них не было. Не сказать, что у прочих факультетов наличествовали прямо уж кудесники, способные моментально углядеть, догнать и схватить крохотный золотой мячик с крыльями, но у Гриффиндора-то был просто сплошной позор! И слизеринский ловец, юркий и пронырливый, как и положено характеристике, даваемой каждый год Распределяющей Шляпой, раз за разом выхватывал снитч прямо из-под носа у гриффиндорца, недоуменно хлопающего ушами и глазами.

То-то Снейп злорадствовал, наверное. Хотя у него на лице никогда ничего не прочтешь. Научился носить непроницаемую маску… а ведь как раньше, еще когда был ее учеником, кипятился, пыхтел и брызгал ядом, считая, что она ставит ему несправедливые, по его мнению, оценки… А теперь он сам частенько злоупотребляет ими. Неужели мстит ее ученикам, а значит, и ей, за то, что было в школе?

М-да, молодость… а ведь она, когда только-только пришла в Хогвартс простой учительницей вместо умершего от тяжелой болезни профессора Гэтсби, восторженно мечтала, как будет самой терпимой, самой доброй, спокойной и доброжелательной и будет преподавать сложную Трансфигурацию так, что дети станут считать ее своим любимым профессором…

Поначалу все так и было. Она очень старалась понимать даже самых нахальных и грубых учеников, а таких было немало – по возрасту молоденькая профессорша недалеко ушла от будущих выпускников Хогвартса. Но воспринимать хамство, распущенное поведение и откровенные заигрывания становилось слишком болезненно, так что постепенно Минерва начала реагировать на такие выходки суровым снятием баллов и назначением многомесячных отработок, назначая наказание с каменным лицом. Правда потом она частенько рыдала у себя в комнате. Ну почему у нее не получалось все так гладко и лихо, как у ее ровесницы Помоны Стебль? Вот уж кого любили в школе почти все от мала до велика – так это такую же молодую гербологшу! Пухленькая, невысокая, всегда с улыбкой на румяном круглом лице, болтливая Помона поднимала настроение одним своим жизнерадостным видом и улыбкой. Даже вечно испачканные в земле или навозе руки не вызывали брезгливости или отвращения. Ну, разве что Минерве было стыдно за неухоженную расхлябанную подружку, что она той частенько и выговаривала. Правда, безрезультатно.

Сама МакГонагалл с первых дней установила для себя строжайший дресс-код преподавателя. Строгие темные мантии, черная остроконечная шляпа, туфли на низком каблуке без пряжек и прочих украшений. Прическа-пучок, волосок к волоску. Никаких колец, браслетов, бус, и упаси Мерлин, цветастых платочков, шарфов и шалей! Ну, разве что только часы на цепочке. Она преподаватель в самом лучшем респектабельном учебном заведении магической Британии – какие тут вообще могут быть фривольности и распущенность! Собственно говоря, несмотря на яростную конфронтацию с молодым деканом противоборствующего факультета, Снейпа МакГонагалл уважала за однообразную, не меняюшуюся годами черную униформу и способность держать свой факультет в ежовых рукавицах. Ну и успеваемость слизеринцев, само собой, была на высоте, благодаря нанимаемым родителями для своих драгоценных чадушек лучших репетиторов. Маленькие змееныши приходили в школу весьма подготовленными во всех смыслах, по крайней мере, им не надо было разжевывать буквально все, как большинству маглорожденных, которые понятия не имели об элементарных вещах.

Тридцать восемь лет назад

— Минни, ты чего опять не в настроении? – Помона шумно уселась рядом, хватая румяную булочку и с аппетитом принимаясь за густой овощной суп. – Жутко проголодалась, сегодня весь день мандрагоры обустраивали со старшекурсниками, они, представь, начали созревать…

— Старшекурсники? – рассеянно спросила удивившаяся МакГонагалл.

— Не-а, эти-то давно уже готовенькие, — хихикнула Стебль. – Мандрагоры, говорю, входят в пору созревания, и их надо было пересадить и разделить, а то они ну вроде как… кхм… ночью, в общем, вылезают из своих горшков и лезут в соседние. Ну… сама понимаешь, зачем.

МакГонагалл покраснела.

— Но это же отвратительно! – скривилась она. – Как представлю этих уродцев, пародии на людей…

Стебль тут же нахмурилась.

— Минни, ты чего такая ханжа стала? – возмутилась она. – Размножение – это суть природы, ты сама таким же путем у своих родителей появилась! Чего это фыркаешь? А ничего, что когда я пришла, мне денег выделили всего-навсего на четырех несчастных хилых мандрагорочек? Придется лет пять-шесть ждать, пока у меня поголовье в двадцать корней вырастет, чтобы у каждого ученика был образец для изучения. Это тебе, знаешь ли, не обычные Силки, которые спорами размножаются, да и то их как бы опылять надобно!

МакГонагалл поморщилась – с Силками у нее были связаны не самые приятные воспоминания. Она на заре своей карьеры как-то решила ночью поохотиться на мышей в теплицах и попала по глупости в поле зрения, то есть, ощущения, этих мерзких хищных растений. Хорошо, что Помона как раз тогда дежурила возле своих обожаемых мандрагор, дожидаясь от них потомства, и услышав истошное мявканье и душераздирающий визг, спасла подружку-анимагшу от верного удушения милыми цветочками.

— Знаешь, тебе надо быть проще, — посоветовала Помона недовольной Минерве. – Я понимаю, что ты до сих пор расстроена из-за своей первой любви, но… это не повод вести себя как целомудренная монашка. То, что ты так реагируешь на заигрывания и комплименты, наоборот, раззадоривает этих здоровых лбов. Поверь, если ты не будешь обращать столь бурного внимания на все это – через лет пять-семь после выпуска они, встретив тебя, выкажут уважение и почтение. А ты сейчас настраиваешь всех против себя своими наказаниями. Ну, сама посуди, разве лишение МакГрегора и Оукли права играть во вчерашнем матче добавило тебе элементарного уважения и симпатии со стороны их поклонников?

— Я не нуждаюсь в чьих-то симпатиях и приязни, тем более этих недорослей, — процедила разозленная Минерва. Хотя в глубине души ей было неприятно, потому что команда таки проиграла из-за отсутствия сразу двоих опытных игроков, спешно замененных неопытными новичками, и теперь весь Рейвенкло злобно косился в ее сторону.

— Ты совсем не права, — покачала головой Стебль. – Ты думаешь, я не слышу всех этих дурацких хихиканий и сомнительных похвал в свой адрес? Мне еще круче комплименты достаются. Только некоторые часто смешат, от них настроение на весь день поднимается, притом, что я и так знаю, что задние и передние буфера у меня просто отличные. Ребята просто валяют дурака, вот повзрослеют они и будет им стыдно, что так думали о своих преподавательницах, особенно когда мы станем старенькими и седыми бабушками. А сейчас у них гормоны вовсю играют, бахвалятся друг перед другом своими подвигами, вот и все. А твоя линия поведения только их злит.

— Все равно я считаю, что хамов следует сразу ставить на место, — буркнула МакГонагалл, принимаясь за тост – она сидела на диете. – Они потом спасибо скажут, что их дурные привычки пресекли в самом начале и не дали развиться в какую-нибудь манию… Извини, Пом, но я от своей точки зрения не отступлюсь. У каждого свои методы воздействия, и твои мне решительно не подходят. Не могу себя представить всем улыбающейся и понимающе кивающей в ответ на наглое высказывание.

— Ну-ну, — покачала головой преподаватель Гербологии. – Вообще-то я не киваю и не улыбаюсь, я просто всю эту чепуху игнорирую. Но если для тебя это одно и то же… Сама смотри, я не настаиваю, конечно. Только вот ребята тоже не дураки и видят, что из себя представляет учитель, как он относится к окружающим и как им, исходя из увиденного, относиться к нему. Я вот, к примеру, совсем не хочу, чтобы после окончания школы со мной не здоровались и проходили мимо, задрав нос. Я этих детей учу всему, что знаю сама, вкладываю в это занятие почти все свободное время, силы и знания и хочу получить отдачу хотя бы в виде элементарного уважения и некоторой благодарности за то, что они чего-то добились благодаря и мне тоже.

— Я, к твоему сведению, делаю то же самое! – отрезала Минерва.

— Да я уж вижу, — протянула Помона. – Кстати, что ты скажешь на предложение директора стать деканом Гриффиндора? Не слишком ли ты молода для этого поста? Всего-то год и работаешь, опыта работы с детьми никакого…

— Что значит – никакого опыта? А уроки?

— Уроки – там все как бы официально, а вот деканство… к тебе будут приходить дети отнюдь не с учебными проблемами, придется вникать во все их личные проблемы. Это совершенно другое, между прочим, — улыбнулась Помона.

Минерва была настроена оптимистично.

— Я пока думаю, но скорее всего, соглашусь. Это придаст мне авторитета и меня станут больше слушаться, ведь в таком возрасте мало кто деканом был назначен, значит, я что-то да представляю из себя, — убеждала то ли себя, то ли подружку МакГонагалл.

— А сможешь справиться с детьми? – сомневалась Помона. – Все-таки они разного возраста… одно дело на уроке с ними управляться, и совсем другое заменить им чуть ли не маму родную.

— Никаких мам, сестер и тетушек! Им нужна твердая рука и строгое воспитание! – МакГонагалл видать уже всерьез задумывалась над своим будущим назначением и, разумеется, линию поведения с будущими подопечными выработала и приняла такую же, как и на своих уроках – она натура цельная и размениваться на что-то другое ей негоже.

Стебль скептически поглядела на нее, но переубеждать не стала – бесполезно это.

Тридцать лет назад…

— Но ты и так уже декан факультета! — воскликнула Помона, — если ты сейчас возьмешь еще и должность заместителя директора по учебной части, тебе совсем некогда будет общаться со своими детками! Ты не так уж много им времени и внимания уделяешь!

— О, зато ты переплюнула всех деканов, — скривилась МакГонагалл. – Только полгода на посту, а уже все уши прожужжала своими замечательными хаффлпаффцами! Ну что ты с ними носишься, как курица с цыплятами? Дети должны быть самостоятельными и приспосабливаться к окружающей действительности!

— Не учи меня, как обращаться со своим факультетом, за своим приглядывай, — отрезала Стебль. – То-то ты заглядываешь к ним только по великим праздникам. Да и они к тебе уже не подходят со своими проблемами, даже первокурсники, потому что знают, ты пошлешь их к старостам. Вот они сразу к ним и идут.

— А что тут такого? Для чего тогда существует вообще столь раздутый институт старост? – высокомерно спросила декан Гриффиндора, которая вот-вот должна была принять еще один важный и высокий пост. – Это большая честь и старосты должны научиться ответственности за вверенных им детей и…

— Угу, а то, что они сами еще дети, это ты в расчет не принимаешь, — насмешливо спросила Стебль. — Им–то у кого спрашивать совета, если он вдруг понадобится? Знаешь, деточки между собой могут до такого договориться… и не факт, что решение верное примут.

— Ничего подобного! Я сама до всего доходила своим умом, и они смогут, если захотят! А ошибки все совершают, на них учатся.

Стебль махнула рукой – доказывать что-то суровой подружке было бесполезно.

— А что, Гораций точно не желает оставаться на посту заместителя?

— Он сказал, что устал и хочет спокойно заниматься своим Клубом. Ну знаешь, этот его привилегированный кружок, в который он набирает детей по каким-то своим критериям… В общем, обеспечивает, как может, спокойную старость.

— Тоже, знаешь ли, выход из ситуации – подарочки хоть и не особо крупные, но хорошее подспорье на пенсии! Да и уважения таким, как он, всегда хочется. Связи тянут за собой другие связи, переплетаются между собой и получается сеть, в которой и отдыхает с комфортом наш милый паучок Гораций, — засмеялась Стебль. – Вот, кстати, почему я тебе говорю… он же тоже совмещал деканство с заместительством, ну и посмотри, во что превратился его факультет без присмотра! Отъявленные хулиганы и безобразники, которые к тому же свято верят, что положение в обществе их семей и чистокровность защитят их от любого наказания. Гораций не проводит с ними бесед, не разбирает спорные ситуации, не поддерживает ни советом, ни наставлением… а отговорка одна – я совершенно занят, у меня много обязанностей вне факультета! Ну, так откажись от деканства, дай другим проявить себя на воспитательском поприще! – возмутилась Стебль. – Что за манера пытаться усидеть разом на многих стульях!

— Никто не захочет заниматься этим… мутным факультетом, — заявила Минерва с сомнением.

— Никого и не спрашивали! И не предлагали, так что не говори за всех, — проворчала Помона.

— Я, пожалуй, все-таки соглашусь на предложение директора, — решилась МакГонагалл. – Думаю, справлюсь!

— А Гриффиндор, значит, как был на старостах, так и останется, — разочарованно покачала головой Стебль.

— У меня все в порядке! Старосты прекрасно знают свои обязанности, и они мне надежные помощники! – по привычке уверяла Минерва то ли вечно критикующую ее подругу, то ли себя…

— Смотри, как бы хуже не стало, — вздохнула Стебль.

* * *

«А ведь верно Помона накар… напророчила».

Профессор со вздохом упала на стул. Но дети… как им такое в голову пришло?

Они точно хотели подбодрить ее и порадовать… причем ведь даже не гриффиндорцы, а совершенно чужие факультеты… Приятно, что и говорить. Раньше такого за все годы преподавания не случалось. Ученики всегда казались ей безалаберными, грубыми, невнимательными, зачастую бездушными и жестокими существами и она привыкла решать все споры с позиции авторитета и силы.

А оказывается, они могут быть совершенно другими. Спокойными, послушными и сочувствующими чужим огорчениям и неприятностям… сегодня все усердно занимались делом, и даже не пришлось ни разу повысить голоса, чтобы призвать к порядку.

Может, ей тоже стоит попробовать общаться с ними более… сердечно? Не быть такой строгой и холодной? В общем… постараться понять, что же творится в глубине их маленьких душ? Она ведь и не заметила, как почти скатилась до уровня всеми нелюбимого Снейпа… Ужас какой!

Пожалуй, стоит попросить совета у старой подруги, у нее опыт в этом деле просто огромный. Еще ведь не поздно?

Суровая дочь шотландских гор вытерла невольные слезы умиления платочком и аккуратно сложила подарки в шкаф. На собственной душе стало легко и спокойно, все тягостные мысли тут же испарились.

«Ну что ж, надо уметь признавать свои ошибки и поражения. Не получилось из меня доброго понимающего воспитателя, давно надо было уступить это место действительно любящему детей человеку, а самой заниматься тем, что хорошо получается. Каждый человек должен быть на своем месте!»

* * *

В холле вовсю кипели строительные работы, там и сям мелькали деловитые гномы и гоблины.

Причем мастера позакрывали все непрозрачным куполом, не отвлекая раньше времени незаконченными объектами.

Зато во все стороны по стенам бежали яркие, мигающие стрелочки с надписями: «Кабинет Трансфигурации – вправо!», «Вам на Зельеварение? Ваша лестница эта!», «Торопитесь на Чары? Следуйте за нами!».

Перемены в Хогвартсе, начатые еще год назад, продолжались…