Пряничного человечка застрелят в десять ноль одну (джен)

Себ не сомневался, что пожалеет об этом. Собственно, он начал жалеть в ту же минуту, как предложил — и был уверен, что ещё не раз проклянёт себя за дурацкую идею.

Но он предложил Джиму, раз уж его так тяготит гостеприимство доктора Дарелла, несколько дней пожить у себя дома. Добавил, что подготовит ему комнату Сьюзен наверху.

Джим кивнул, как будто счёл вопрос решённым, а потом озвучил целый список срочных поручений: съездить на Клармонт-клоуз и забрать оттуда одежду, ноутбук и сумку из сейфа, зайти в определённый салон связи на Чизик-лейн и попросить там «вернуть Дейву забытый телефон», пригнать «Роллс-Ройс» с парковки в районе Брикстон…

Себ не стал напоминать, что он снайпер, а не курьер. Сейчас это была не работа, а что-то вроде дружеской услуги. Поэтому он завёз Джима домой, повторил в третий раз, что его комната — наверху, и уехал выполнять все эти мелкие задания с мрачным предчувствием. Он подозревал, что Джим проигнорирует его слова и устроится внизу, в его, Себа, комнате — просто так, потому что Джим любил делать неприятные вещи и злить людей. Особенно когда кто-то ранил и задел его самого.

Поездка заняла весь остаток вечера. Пришлось начинать с салона связи, чтобы успеть до закрытия, потом ехать на другой конец города к квартире Джима, оттуда — обратно домой. И потом на последнем поезде метро — за «Роллс-Ройсом». Но Себ даже особой усталости не чувствовал. Как и всегда, когда в голове скапливалось слишком много мыслей, он просто заткнул их подальше, перейдя в режим автопилота. Позднее он сможет вернуться к ним и обдумать каждую в отдельности, но пока всё, что требовалось, это сосредоточиться на дороге.

Опоздав во все супермаркеты, он под конец заскочил в маленький магазинчик на углу Белгрейв- и Уорик-роад и взял там несколько банок овощных консервов и три не слишком-то привлекательных помидора. Темнокожий парень за кассой прищурился и проводил Себа подозрительным взглядом — похоже, заметил машину Джима, которая очень неестественно смотрелась рядом с убогим магазинчиком.

В доме стояла тишина.

Себ занёс вещи Джима, закрыл дверь и первым делом заглянул в свою комнату — только для того, чтобы с удивлением осознать, что в ней ничего не изменилось. И она пуста.

Поднявшись по лестнице, Себ прислушался. Из-за двери комнаты Сьюзен не доносилось ни звука. Себ постучал, и через несколько секунд изнутри раздалось протяжное:

— Откры-ыто.

Комната выглядела так, сложно её перевернули вверх дном. Не считая кровати, все вещи и мебель были сдвинуты в один угол, ковёр куда-то делся. Кровать переместилась к стене, как можно дальше от окна, и именно на ней лежал Джим. На полу уже валялись, пусть и не в привычном количестве, клочки и мятые комки бумаги. Добавить ещё десяток чашек, пару разобранных стволов — и выйдет копия квартиры Джима в миниатюре. Впрочем, у него ведь и речной трамвайчик так выглядел изнутри.

Джим требовательно протянул руку, и Себ, сложив одежду прямо на пол, возле подоконника, протянул ему коробку с новым телефоном. Коробка, кстати, была странная — белая и без нормального названия, только с какими-то китайскими иероглифами по левому краю, снизу вверх. И без какой-нибудь маркировки, штрихкода, цены. Прозрачная плёнка и сама коробка тут же полетели на пол. Джим достал телефон и погрузился в настройку. Себ оставил ноутбук возле одежды, положил поверх него ключи от машины и спустился вниз.

А потом, немного подумав, отправился в душ и проторчал там почти пятнадцать минут, просто ощущая, как вода бьёт по плечам и спине, смывая… всё.

Это был момент, которого он ждал и которого боялся — то самое время, когда никто не торопил его, когда не нужно было смотреть на дорогу или решать чьи-то проблемы. Время просто подумать.

И как назло весь тот ворох мыслей, которые он с трудом заталкивал куда-то вглубь черепушки, именно сейчас и не желал вылезать. На поверхности плавало что-то тупое, невнятное и неважное. Что Джим в роли соседа — это отличный способ превратить свою жизнь в ад. Что надо будет как-то объяснить Сьюзен, почему он не вернулся к ней вечером в день её рождения и даже не позвонил, чтобы предупредить об этом. Что Грег звонил — не забыть бы набрать и узнать, всё ли у друга в порядке.

Ничего действительно стоящего или волнующего.

Себ вылез из душа, растёрся полотенцем. Выдавил пасту на зубную щётку — и замер. Ну, вот, он и получил возможность почистить зубы. Но вместо того, чтобы приняться за дело с энтузиазмом, он начал вяло возить щёткой во рту, почти без нажима.

И минуте на третьей этого бессмысленного занятия ему удалось сформулировать то, что беспокоило весь день и о чём просто не удавалось подумать. Вернее, не сформулировать в полной мере, но хотя бы нащупать.

Он был рад, что Джим вернулся. Если бы он погиб во время пыток (чёрт, даже думать об этом было мерзко), Себ убил бы Холмса — а то и обоих. Но до сих пор до конца не было ясно, каким Джим вернулся.

Это ведь очень дерьмовая идея: взять двинутого на всю голову чувака, помешанного на взрывах и чертовски умного, запереть на пять недель, пытать — ещё непонятно, током, голодом или бессонницей, — а потом просто выпустить на свободу.

Дареллу было, наверное, проще: он так верил в Джима, что не сомневался даже, что тот придёт в себя. Пожалуй, Себ не отказался бы от такой веры. Жилось бы легче. Сам он не мог отделаться от неприятного факта, который уже приходил ему в голову: очень часто люди под пытками ломаются. А Джим и до пыток целым не был. Кто был бы, с его историей? Себ вот не мог гарантировать, что одного только святого отца не хватило бы, чтобы превратить его самого в какого-нибудь маньяка. А у Джима святой отец был не единственной проблемой. И ещё же приступы — о них тоже нельзя забывать.

Чёрт.

Он сплюнул совершенно безвкусную пасту, сполоснул щётку и с раздражением сунул её обратно в стакан. Взял с края раковины губку и принялся мыть зеркало, хотя оно выглядело достаточно чистым. Потом взялся за саму раковину — и остановился, только отдраив всю сантехнику и тщательно протерев пол.

Это помогло. Пока руки были заняты, голова работала, прокручивая тревожную мысль раз за разом, в разных ракурсах. И выжимая швабру, Себ был уверен, что разобрался с ней окончательно.

Всё просто, ничего не поменялось: может, он и не станет выполнять безумные приказы (если они вдруг станут действительно безумными), но друзей он никогда не бросал, в какое бы дерьмо они ни влезали — и не бросит в этот раз.

В доме по-прежнему стояла тишина: сверху не доносилась ожидаемая музыка. Ничего не скрипело, не скрежетало. Было легко вообще забыть, что Себ не один. Немного послушав тишину, он поднялся и прижался ухом к двери в комнату Джима. И, к своему сожалению, всё-таки расслышал именно то, чего опасался — приглушённое несвязное бормотание на ирландском.

Просто на всякий случай постучал, но, конечно, не получил ответа. Вошел.

Джим метался на кровати. Он действительно повторял что-то несвязное, но это был не приступ, а кошмар.

Как там Дарелл спрашивал: «Это страшные сны или кошмары? То есть вы от них просыпаетесь всякий раз или нет?»

Джиму снился страшный сон. И если Себ хоть что-то в этом понимал, он бы сейчас дорого дал за возможность проснуться.

— Джим. Джим! — Себ наклонился и чуть потряс его за плечо.

— Убери от меня лапы, Уолли, — прошептал Джим и зажмурился сильнее, — я сегодня не в духе.

— Джим!

Он ответил что-то по-ирландски.

— Джим, проснитесь!

И он всё-таки открыл глаза, издав резкий хриплый звук — не то задушенные крик, не то стон. Поморгал, фокусируясь на лице Себа, и спросил:

— Как меня зовут?

— Джим, — отозвался Себ. Он уже слышал этот вопрос — и он его беспокоил.

— Нет, — тяжело дыша, как после бега, Джим сильнее вдавил затылок в подушку, продолжая смотреть вверх, — я не забыл, детка. Не бойся.

— Что?

— Имя. Джеймс. Они звали меня Джеймс. Ты когда-нибудь слышал про осознанные сновидения, дорогой? — он говорил с трудом, но, кажется, был полностью в себе.

— Нет, — неуверенно отозвался Себ, чуть отходя от кровати.

— Видел «Начало»? Нет, конечно, нет. Это как волчок. Если падает…

Себ не стал говорить об очевидном: что опять потерял нить размышлений. Зато подумал, что Джим опасался кошмаров, раз даже не стал выключать ночник. Наверное. А может, он просто любит спать со светом, кто его знает?

— Если волчок падает, значит, мир вокруг реален, — громче и твёрже сказал Джим. — Если ты зовёшь меня Джимом…

— Я настоящий? — догадался Себ, сглатывая.

Ему было не по себе от того, что Джим видел его в бреду во время пыток. Верно же он понял смысл, да? С другой стороны, учитывая, сколько раз Себ вытаскивал его из приступов, учитывая, что хотя бы в этом Джим ему доверял — не было ничего удивительного в том, что в бреду его сознание подкидывало знакомый образ.

— Умница, — Джим улыбнулся и приподнялся на локте. — Иди спать, дорогой.

Вместо того, чтобы последовать этому мудрому совету, Себ опустился на пол, опёрся подбородком о колено и сказал:

— Я не специалист. Не умный доктор вроде Дарелла. Но я знаю, что обычно… — он пожал плечами, — когда рассказываешь о херне, которая с тобой произошла, становится легче. Вы можете рассказать.

Джим наклонил голову на бок и улыбнулся — открыто и тепло, что у него выходило крайне редко.

— Ты правда милый, детка. Что ты хочешь услышать?

Хочет? Ничего ровным счётом. Но кто бы стал спрашивать о его желаниях, правда? Сейчас не о них речь.

— Тут важно, что вы хотите рассказать.

Джим фыркнул.

— Ты знаешь, как это работает.

— Спрашивайте, — согласился Себ. Переживёт как-нибудь.

— Начинай. Задай вопрос.

У Себа их было два. Оба важные, если так посмотреть. Первый — о том, что конкретно, физически происходило в плену у Майкрофта Холмса. Что делали с Джимом. Дарелл за эту информацию точно был бы благодарен — пусть он и во временной опале. Второй, пожалуй, сложнее.

— Нет, не этот, — вдруг сказал Джим. — Это скучно. Господи, у нашего дорогого мистера Холмса скудная фантазия и убогие подчинённые.

— Это был важный вопрос.

— Ничуть. Давай второй.

Себ невольно тоже улыбнулся. Чёрт, он просто не понимал, как Джим это делает. Попробовать как-нибудь с зеркалом поболтать, что ли? Все остальные говорили Себу, что у него невыразительное лицо, по которому ничего не поймёшь. А Джим правда как будто в мозги забирается.

— Расскажите про Уолли, — произнёс он. Возможно, это ошибка. Выстрел в молоко. Но Джим повторял это имя снова и снова, чаще, чем любое другое. И в этом кошмаре — снова.

Джим перестал улыбаться. Выпрямил голову. Его глаза блеснули.

— Да, дорогой, — проговорил он тихо, — ты растёшь. Мы сыграем иначе. Я не буду задавать тебе вопрос. Вместо этого ты расскажешь про Уолли. А я добавлю… если это будет нужно.

На самом деле, это было нечестно и против правил. Но Себу подумалось, что, возможно, Джим просто не может заставить себя говорить об этом.

— Я… — он кашлянул, — ладно. Он жил в вашем городе, да?

Джим закатил глаза.

— Да, наверняка. Вы встретили его после…

Слова застряли.

Себ не умел говорить о таких вещах. Он был уверен, что нужно. Оставив в стороне всю мишуру, это было именно то, что требовалось его другу. А он, чёртов трус и слабак, не мог заставить себя протолкнуть слова через глотку.

Джим его не торопил. Похоже, он получал от происходящего какое-то особое удовлетворение. Или так казалось из-за неровно падавшего света.

Он сам в это полез. Решил играть доморощенного психолога, идиот. Очень давно он не испытывал по отношению к себе такого отвращения.

— Он поверил вашему рассказу о святом отце, — после долгого молчания проговорил Себ. — Вы думали, не поверит, а он поверил безоговорочно. Вы проводили много времени с ним. В театре, наверное, он ведь был актёром.

Джим медленно наклонил голову — не то кивнул, не про просто решил потянуть шею.

— Он был для вас кем-то вроде друга. Но… — дальше шло как-то легче, — он оказался парнем с гнильцой. Втянул вас во что-то вроде отношений. А потом, когда у вас появилась возможность… не знаю, когда вы выросли, вы решили от него освободиться и убили. Под Моцарта, да. Всё.

Джим не моргал. Сел повыше — для того, чтобы освободить руку и соединить вместе ладони.

— Дорогой, завтра ты затмишь Шерлока Холмса, — сказал он с ухмылкой.

— Что, всё не так? — спросил Себ. У него по спине текла струйка пота. Он как будто камни ворочал или землю копал. Мёрзлую. Но он справился.

— Напротив. Мне только интересно, почему ты назвал моего бедного Уолли… парнем с гнильцой? — вдруг Джим перевёл взгляд куда-то за спину Себу. — Бедный, глупый Уолли. Я мучил его, злил. Знаешь, о чём он мечтал, детка? — Джим коротко беззвучно рассмеялся. — Услышать, что я его люблю. Я сказал один раз. Он тогда был уже накачан ядом под завязку. Так почему? — и он снова требовательно посмотрел Себу в глаза.

— Очевидно.

— Почему?

— Сомневаюсь, что на момент знакомства вам было восемнадцать, — резко ответил Себ.

И Джим расхохотался, падая обратно на подушку.