Пряничного человечка застрелят в десять ноль одну (джен)

Вниз они спустились, когда время ланча давно прошло. Себ чувствовал, как по телу растекается тепло. Ему было хорошо — впервые за долгое время, — и от всех лишних мыслей не осталось и следа. Джоан всё-таки вытащила его, даже, возможно, сама этого не заметив.

Он вымыл и выложил перед ней свежие овощи — с салатом она обычно справлялась неплохо, а сам взялся за отбивные. Джоан закончила рассказ о двойном убийстве, которое они с отделом раскрыли на неделе, и спросила:

— Давно видел Грега?

— Буквально вчера, — отозвался Себ, нарезая свиную шейку на ровные пласты, — отлично посидели. Я думал после этого сразу поехать к тебе, но…

Джоан рассмеялась:

— Не смог, понятно, — и добавила серьёзно: — Слышал, что у него там произошло?

— Историю с психом? Да, он говорил. Ужасно, — и принялся отбивать мясо, потому что совершенно не хотел возвращаться к этой теме снова. Вчерашнего разговора с Грегом ему более чем хватило.

У Джоан не было нормального перца (он поставил мысленную пометку, что надо бы купить), а единственная приправа — какая-то смесь трав, специй и красителей, — выглядела слишком подозрительно, так что он решил обойтись обычной солью, тщательно натёр ей отбивные и обернулся. Джоан продолжала шинковать овощи, причём достаточно неровно. Он не сдержал улыбку (только потому что Джоан стояла к нему спиной не могла этого видеть). То, как неловко она обращалась со всеми кухонными приборами, от ножа до кастрюли, и веселило, и умиляло.

Джоан бросила на него короткий взгляд через плечо, и он тут же отвернулся — тем более, что уже пора было ставить сковороду.

Джоан спросила про Сьюзен, и Себ ухватился за эту тему — она была лёгкой и безопасной. Да и было, что обсудить.

— Она категорически против школы-пансиона. Это идея миссис Кейл, и Сьюзен просто в ярости.

— Я сбежала из такой через год, — сказала Джоан. — Жуткое место.

— Почему?

— Не моё. Вся эта чушь с «будущими леди», хорошими манерами… Чувствуешь себя в девятнадцатом веке и в тюрьме одновременно. Хорошо ещё, что отец сумел стрясти с них часть денег, хотя всё равно потратили мы много.

Себ бросил на сковороду три отбивные, и они тут же зашкворчали. По кухне пошёл густой запах поджаривающегося мяса, от которого рот наполнился слюной.

— Я ходил в обычную школу, — продолжил он. — Может, не лучшую, но кто захотел, потом поступили в университеты и всё такое. Но знаешь… Я вообще был категорически против идеи с пансионом для Сьюзен. А сейчас начинаю сомневаться.

— Почему?

Он задумчиво уставился на сковороду, где постепенно отбивные меняли цвет, золотились в кипящем масле.

— Там безопаснее. Лучше присмотр. В… том деле Грега… — картинка встала перед глазами слишком ярко, почти заслонив реальность, — какой-то псих повесил взрывчатку на девочку возраста Сьюзен или чуть старше. Это могла быть она.

— Девочку? — переспорила Джоан как-то очень высоко.

— Да, там одним из заложников была девочка.

Сиреневый рюкзак вспоминался очень чётко.

— В пансионе ней позаботятся.

Эту мысль он озвучивал впервые, но Джоан могла понять.

— Может, лучше, чем я смогу.

Джоан молчала.

Сморгнув, Себ успел вовремя перевернуть отбивные, пока они не пригорели.

— Тебе помочь?

Джоан возилась с овощами слишком долго. Себ подошёл к ней — и почувствовал, как она вздрогнула всем телом, когда он коснулся её руки.

Она не резала ничего. Нож лежал на столе, на доске осталась гора помидоров, нарезанных кривыми кубиками, и ещё одна половинка.

Себ чуть наклонился — и понял, что Джоан плачет. Совершенно беззвучно, даже не всхлипывая, рыдает, из-под закрытых век льются слезы. Нос покраснел и опух.

— Джоан… — пробормотал он неуверенно. — Что я сказал не то, Джоан?

Он прокрутил весь разговор, но там не было ничего — вообще. Обычная болтовня. Собственно, он никогда не видел Джоан плачущей. И эта картина причиняла физическую боль, надрывала что-то внутри.

— Джоан, — повторил он и неуверенно положил руки ей на плечи. Она рванулась в сторону, как будто он её обжёг, и вдруг сказала мёртвым, задушенным, неузнаваемым голосом:

— Уйди, Себастьян. Сейчас.

Потянуло горелым, Себ быстро переставил сковородку на соседнюю конфорку, выключил газ и спросил:

— В чём дело?

Джоан не была истеричкой. Чёрт, она была удивительной, почти невероятной женщиной, у которой даже почти не портился характер перед менструацией.

Она повернулась к нему, открыла глаза, и Себу очень захотелось отступить назад. Он обязательно сделал бы это, если бы за спиной не было горячей плиты. Глаза Джоан, красные и заплаканные, выражали очень явственно читаемую ярость.

— Уйди.

Он задумчиво потёр переносицу.

— Я уйду, если ты хочешь, — проговорил он медленно, — но пожалуйста, скажи, что случилось? Я догадываюсь, что сделал что-то не то, но я не…

— Не то? — высоко переспросила Джоан. — Да, не то. Да, сделал, — она сглотнула и вдохнула через рот, потому что нос забился. Слёзы продолжали литься, и она даже не пыталась их вытереть. — Только не знаю, когда. Когда начал работать на Мориарти? Ещё раньше? Или… — она задохнулась, зажмурилась, но преодолела себя, — или когда решил, что выбрать в любовницы полицейского — значит создать себе идеальную защиту? Ведь никто… никто не станет подозревать кого-то настолько своего, правда?

Мать.

Твою.

Он не знал, как она смогла связать его с Джимом и почему сделала это именно сейчас, во время этого мирного кухонного разговора. Но последнее её обвинение было бредом.

— Джоан, — сказал он спокойно, хотя внутри всё похолодело, — это чушь. И ты это знаешь.

— Девочка, Басти, — слабо прошептала Джоан. — Девочка возраста Сьюзен… Мы обсуждали с Грегом это дело два часа, и он упомянул её возраст только после моего прямого вопроса. А тебе не сказал бы вовсе, это закрытая информация. В блоге Ватсона вообще сказано, что это просто ребёнок. Ты знаешь её возраст, потому что был там. Видел её своими глазами… через прицел.

Себ знал, что лжец из него никудышный. Но в этот раз ему придётся постараться. Задвинув все эмоции: страх, удивление, боль — куда-то подальше, он сказал:

— Ты обвиняешь меня в том, что я… работаю на Мориарти, потому что знаю возраст девочки? И по этой же причине считаешь, что, — это выговорить оказалось труднее, — я пользовался тобой?

Он поймал взгляд Джоан и выдержал его.

— А разве нет? — она отошла к окну, оперлась о подоконник и снова закрыла глаза. — Я давно об этом думала. Очень давно. Ты такой же начальник безопасности, как… — она не договорила, на аналогии ей не хватало сил. — Я знала, что ты связан с криминалом, с того момента, как ты нашёл у себя на тумбочке свой старый телефон.

Себ отлично помнил, о чём она говорит. О каком моменте и о каком телефоне.

— Но очень хотела убедить себя в том, что мне показалось.

— Если бы я был связан с криминалом, — твёрдо произнёс Себ, — то последним человеком в мире, с которым я стал бы встречаться, была бы глава отдела полиции.

— Да, — она открыла глаза и повернула к нему голову, — конечно. Это очевидно. Именно поэтому ход ловкий и умный. Только вот не знаю, сам ты придумал, или тебе подсказал босс. Тот самый, который имеет обыкновение звать тебя деткой.

Только было подсохшие слёзы заблестели в её глазах снова. Себ потёр свои глаза, и понял, что они тоже влажные.

— Я никогда… — оказалось, что говорить очень трудно, что слова застревают в горле, — не врал тебе насчёт своих чувств. Я люблю тебя.

Джоан ему не верила. Он это видел, но, чёрт дери, он не позволит этому случиться. Не считая Сьюзен, Джоан — лучшее, что есть в его жизни. И он не угробит их близость.

— Я потерял от тебя голову в первую встречу, — тихо признался он, — сидел и смотрел тебе в глаза. Слушал твой голос. Я не люблю сигаретный дым, а ты курила, и я думал, что это лучший запах в этом грёбаном мире. Джоан…

К чёрту. Пускай так. Пусть знает, что он работает на Мориарти, что он две недели назад убил одним выстрелом двенадцать человек. Пусть ненавидит его — но только за это, Господи.

И именно это она бы ему простила. У неё тряслись губы, дрожали руки. Себ хотел бы её обнять. Схватить крепко, ткнуться лбом в её лоб и как-нибудь по-волшебству передать свои мысли, только чтобы не видеть в её глазах этой смеси ужаса, ненависти и унижения.

— И ни слова о Мориарти… — прошептала она, сглотнула и добавила резко, громко: — Я не сдам тебя, Себастьян Моран. Ничего не скажу Полу и Грегу. Но ты исчезнешь из моей жизни. Сейчас же. Вон! — она сорвалась на крик, поперхнулась — и Себ отступил.

Она не сводила с него взгляда до тех пор, пока он не вышел из кухни. Но стоило ему взять с вешалки куртку и повернуться к ней спиной, как он услышал глухой вой, к которому тут же подключился истошный, неуместный вопль кота.

Себ закрыл за собой дверь, а в ушах всё стояла эта мешанина звуков.

Шатало, и Себ сел на некрашеную ступеньку. Из него как будто хребет вынули. Глаза жгло, и ему было не стыдно за эти слёзы.

Отношения с Джоан были обречены на провал с самого начала. Киллер и полицейский. Дерьмовая голливудская комедия, ничего хорошего. Только вот хорошее было: почти всё. Каждый день вместе был отличным. Он с усилием отогнал воспоминания, потому что понимал: если расковыряет эту рану, будет ещё хреновей, чем сейчас.

В доме Джоан было тихо. Очень долго он сидел под дверью, пытаясь найти хоть один способ всё вернуть. Извиниться. Рассказать всё про работу и Джима. Умолять о прощении. И чем дальше искал — тем меньше и меньше их видел, пока, наконец, не заставил себя подняться и куда-то пойти. Без цели, просто подальше.

«Лучше бы сдала», — подумал он, хотя мысли формулировались тяжело, туго. Лучше бы она позвонила Грегу и рассказала о своих подозрениях. И пусть бы его увели в наручниках.

Ноги привели к вокзалу. Никуда не торопясь, он сел на поезд, плотно застегнул куртку и закрыл глаза. Тошнило. И не от голода, не от плавного покачивания вагона, а от самого себя.

Он впал в непонятное состояние: что-то вроде умственной комы. Перед глазами мелькали пятна, темнело, когда поезд въезжал в тоннель, рябило, если за окном проносились высокие заборы, закрывавшие закатное солнце.

Когда женский голос объявил станцию «Лондон Паддингтон», Себ вздрогнул и резко вскочил с кресла. Он не понял, как доехал.

Вечерело. Было пасмурно, ветрено, но даже не очень холодно, хотя Себ всё равно поднял ворот повыше. Его морозило изнутри. Мысль о том, чтобы поехать домой, вызывала отвращение. Он не хотел быть один. И в компании — тоже.

Поэтому он упал за стойку первого подвернувшегося паба, заказал виски и буквально уронил в себя первую порцию. Попросил повторить.

— Что, приятель, бросила девушка? — спросил высокий плечистый бармен. Себ поднял на него тяжёлый взгляд, и он, поставив ещё один стакан, отвернулся. К счастью.

Себ не хотел говорить. Он не хотел думать. И да, он осознавал, что напиться — худшая из возможных идей. Вот только беда в том, что никаких других у него не было.

Болельщики приветствовали удачный гол дружными криками. К Себу подсела и сразу же сбежала какая-то женщина (он даже не рассмотрел, какая, ему было плевать).

Виски шёл как вода, вообще незаметно.

— Тебе, может, уже хватит? — спросил его в какой-то момент бармен, и Себ почувствовал злость. Не надо ему указывать.

— Он же сказал, что хочет ещё, — вдруг послышалось за спиной. — Налейте, живо.

Рядом на стойку легла купюра, а на соседний высокий стул взобрался Джим собственной персоной. И он слегка покачивался, как и весь паб.

— Мы скоро закрываемся, — неуверенно произнёс бармен.

— Повод налить побыстрее, — Джим подмигнул бармену, и Себ получил свой стакан. Выпил так же, как остальные, одним глотком. Скривился и понял, что он был лишним, потому что теперь потянуло блевать.

Зато остальное… почти не беспокоило.

Себ не понял, кто взял его под руки и куда повёл, тело было ватным. Возможно, они все шли к Джоан.

Потом сознание вспыхнуло от соприкосновения коленей с холодным полом. Кажется, там ещё была крепкая, но негрубая рука на спине. Стакан с водой и таблетка. Темнота — и снова коридор. Или уже машина?

— Дальше я справлюсь, мальчики, — нежно промурлыкал Джим, и это было последнее, что Себ услышал, прежде чем отключиться.