Пряничного человечка застрелят в десять ноль одну (джен)

Машину Себ бросил за два квартала и до дома номер тринадцать дошёл пешком. Из открытых окон раздавались голоса, смех. «Роллс-Ройс» стоял рядом с переполненными мусорными баками. Дверь подъезда была слегка приоткрыта, и оттуда высовывался рыжий кот.

Себ расстегнул куртку, чтобы легче было при необходимости достать пистолет из внутреннего кармана, и вошёл в дом, спугнув кота.

Поднялся на верхний этаж.

Прислушался.

Если сильно напрячься, можно было различить какие-то невнятные ритмы за дверью. Себ почти не сомневался, что Джим по обыкновению полулежит на диване и слушает очередной старый рок.

Он внимательно осмотрел дверь и стены лестничной клетки. Камер видно не было, так что оставался маленький шанс застать Джима врасплох.

Если он ошибся, станет трупом. И повезёт, если он один.

Себ резко дёрнул дверную ручку, закрываясь толстой дверью как щитом, и тут же подъезд заполнился надрывным вокалом под чёткие мерные ударные: «Пусть твоя балалайка споёт о том, что моя гитара хочет сказа...»

И песня оборвалась.

Не таясь, Себ достал пистолет и вошел в квартиру. Джим уже не лежал, а стоял возле дивана, вскинув голову, и улыбался.

— Ну надо же, — протянул он.

Себ закрыл за собой дверь, повернул ручку замка. Джим не думал защищаться, вообще не шевелился.

«Мистер Моран собирается вас убить».

Как будто угадав, о чём именно вспомнил Себ, Джим заулыбался шире и довольнее. Страх, злость — все эмоции отступили. Себ сунул пистолет обратно в куртку и подошёл к Джиму совсем близко.

Подумал: «Всё как ты любишь».

Схватил за предплечья, подсёк ногой под тощие колени и опрокинул на спину, как следует приложив затылком об пол. Плевать. Сел сверху, чтобы не дёргался. Крепче сжал пальцы, с определённым удовольствием чувствуя, что ещё немного — и он может просто сломать ему кости. Джим вздрогнул и высоко тонко захохотал.

— О, детка, сколько страсти! Предпочитаешь быть сверху?

— Что. С Эриком? — медленно и раздельно спросил Себ. Придавил пальцы Джима коленями, обшарил его пиджак, достал телефон и отбросил в сторону — на всякий случай. Снова перехватился поудобнее.

Джим оскалился:

— Это ты должен был выяснить.

— Неправильный ответ, Джим.

В глазах бывшего босса мелькнуло искреннее удовлетворение. Он попытался пошевелиться, но не преуспел. Облизнул губы и спросил мягко:

— Ты хочешь меня убить, Себастиан?

Поёрзал. Себ почувствовал, что съеденный завтрак просится наружу, но подавил рвотный позыв. Он, в конце концов, умел мириться с разным дерьмом: смерть, кровища, кишки наружу… Вот так. Подумаешь, у какого-то психа стоит на мысль о смерти.

Себ разглядывал его чёрные расширенные зрачки и понимал, что не хочет. Не доставит ему такого удовольствия.

— Нет, — сказал он вслух, — тебя это не испугает. Ты же помешанный на смерти псих.

Кажется, Джим воспринял это как комплимент.

— И что ты сделаешь, мой дорогой? — промурлыкал Джим омерзительно-сладко.

Об этом Себ не думал. Даже и не пытался. Планировать что-то с Джимом? Нет, спасибо. Зато сейчас совершенно точно знал, что нужно говорить.

— Я сейчас долбану тебя рукояткой пистолета по голове, чтобы ты отключился, — проговорил он твёрдо и очень негромко. — Прострелю тебе нахер суставы и порежу трахею, а потом помогу дожить до приезда доброго доктора Дарелла. Знаешь, что выйдет?

Глаза Джима потемнели, зрачки стали ещё больше, рот чуть приоткрылся.

— Обрубок. Немой бесполезный обрубок, который не способен ни на что, только гнить в своём теле. Я такое видел.

Он говорил с трудом, грудь пережимало, воздуха не хватало, но — не важно. Ради Эрика Себ готов был об этом сказать. А ради Сьюзен…

Сделать.

Что потом будет с ним самим — Себ не знал. Возможно, они с Джимом займут в сумасшедшем доме соседние палаты. Или он пойдёт к Грегу и попросит надеть на него наручники.

Скорее всего, Джим это знал, но уже не улыбался.

— Кто бы мог подумать… — проговорил он, — мой милый мазохист, какие, оказывается, у тебя бывают дивные фантазии. Впрочем… — Джим оскалился, показывая кривоватые зубы, — тебе это не нравится, правда? Нет… — он хмыкнул, — для тебя это будет пытка. Сделав что-то подобное, ты сломаешься. Так ведь?

Разумеется.

— Ох, детка… — Джим зажмурился, — это было великолепно.

Себ стиснул зубы и повторил свой вопрос:

— Что с Эриком!?

Джим открыл глаза и приподнял брови. С удивлением, совершенно искренним, сказал:

— Ничего.

— Что ты с ним сделал?

— Ничего! — он опять засмеялся, в этот раз — совершенно искренне и счастливо. — Детка, я ведь сказал — проверь, чем он занят. Вдруг попал в неприятности? Если бы ты послушал моего совета, то выяснил бы, что парень раздобыл себе пневматику и повадился после уроков стрелять по банкам на старом заводе в интересной компании.

Себ нахмурил брови.

— Ты решил, что я ему угрожаю? — Джим немного прищурился. — Ну ла-адно, я и хотел, чтобы ты так подумал. Решил… будет весело смотреть, как ты бегаешь, боишься. Но ты меня действительно удивил.

Какого чёрта?

— Откуда мне знать…

— Что я не вру? Возьми мой телефон и набери свою подружку. Или нашего дорогого Грегори. Кого из них ты послал проверять Эрика, раз уж сам помчался ко мне?

Говорить, что обоих, Себ не стал.

— Позвони и спроси. Ну же!

Убедившись, что Джим не пытается вырваться, Себ взял телефон. Набрал номер Джоан.

После двух гудков она взяла трубку.

— Да?

— Джоан, это я. Забыл свой телефон.

— Себ? У тебя всё в порядке?

Бросив взгляд на лежащего на полу Джима, он ответил не совсем уверенно:

— Да, да, в норме. Ты нашла Эрика?

После паузы она ответила:

— Нашла. Тебя не обманули.

На заднем фоне слышался шум мотора. Раздался тихий, но узнаваемый голос:

— Не говорите мистеру Морану!

— Парень палит из пистолета, который ему даже продавать были не должны, в жилом секторе, так что — да, у него проблемы, — и Эрику: — Поздно, сказала. Таких придурков здесь трое. Грег забрал всех с собой, как освободишься — подъезжай в Ярд, Грег пока думает, что с ними делать, — последние слова Джоан произнесла откровенно зловещим тоном.

А Себ чувствовал, как напряжение отпускает.

Джим, конечно, слышал каждое слово.

Поблагодарив Джоан и пообещав надрать Эрику уши, Себ положил трубку и мрачно сказал, уже, впрочем, не чувствуя прежней решимости:

— Где гарантии, что там не было снайпера? Подрывника?

Джим покачал головой и заметил:

— Никаких гарантий, — ирландский акцент появился внезапно, — Но ты знаешь, что никого там не было и не будет. Ведь знаешь, мэ стор? — дальше Джим забормотал что-то совершенно невнятное по-ирландски.

Опять закрыл глаза, но уже не от удовольствия, а бессильно, устало. Преодолевая явно заметное сопротивление всего тела, сглотнул и перешёл на английский:

— Я заигрался, детка… Когда ты ушёл, я хотел тебя убить. Знаешь как?

Себ изо всех сил вслушивался в мешанину звуков, стараясь разбирать каждое слово.

— Я нанял бы нескольких снайперов. Обязательно с Дальнего Востока, из Афганистана, например. Чтобы были хитрые, злобные и готовые на всё за деньги. Потом я нашёл бы людей, которые вкололи бы тебе наркотик. Есть такие… парализаторы. Ты всё понимаешь, всё чувствуешь, но не можешь шевельнуться.

Безо всяких наркотиков Себ чувствовал, как тело каменеет, а рот наполняется вязкой горькой слюной.

— Потом я бы раздел тебя… Ох, не я, конечно. Не люблю работать руками сам. Тебя бы привезли к ступеням Собора святого Петра. Ты вспомнил бы мой рассказ о пожаре и боялся бы огня… А потом раздался бы первый выстрел. Второй… Третий… Руки, ноги, плечи, бёдра. Без грубости, я велел бы стрелять мелким калибром. Пули проходили бы насквозь через плоть. Было бы много крови. В какой-то момент пуля попала бы в живот. Потом в грудь, справа. Ты бы медленно истекал кровью, мой Святой Себастьян, ждал бы смертельного выстрела… Но его бы не последовало. Я следил бы за тем, как из тебя вытекает жизнь. Вот только бога нет, поэтому никакое чудо не спасло бы тебя. Может… в самом конце я бы подошёл к тебе.

Вздрогнув, он заглянул Себу в глаза и спросил почти робко:

— Ты знаешь, почему я этого не сделал?

Вместо ответа Себ нервно мотнул головой.

— Я представил эту сцену до мельчайших деталей, детка, и понял… Что в тот момент, когда я поймаю твой последний взгляд, я испытаю очень сильное разочарование. Простой эксперимент показал… — Джим отвернулся в сторону, — что ты мне нужен, мэ стор.

— Что это значит? Это… слово?

— «Мой дорогой», — отозвался Джим. — Моя мать ненавидела английский, мы с ней говорили только по-ирландски. Этот язык… Я слышу его внутри головы всякий раз… Мне хочется поговорить с этим голосом. Или вырвать из собственного черепа. Он он просто бубнит… Я не могу его остановить. Ты ошибся, Себастиан, — сказал он вдруг совсем другим тоном, с горечью, — ты мог просто пригрозить мне смертью. Да, было бы не так эротично, но…

В странном состоянии, близком к шоку, Себ подумал, что у него выработался особый навык: понимать этот чудовищный акцент, разбирать отдельные слова в бреду Джима.

— Я не боюсь смерти. Я боюсь… несвоевременной смерти. Умереть здесь, от твоей руки? Он бы не видел. В этом не было бы смысла, понимаешь?

— Нет, — сказал Себ мрачно. — Совершенно.

Из горла Джима вырвался невнятный звук, какой-то булькающий хрип.

— Как всегда, детка. Не важно. Себастиан? — Джим попытался открыть глаза, но лучше не делал этого: взгляд был мутным, потерянным, совершенно больным.

— Что?

— Ты хочешь, чтобы я попросил прощения?

Себ не знал, как это работает и почему. Он держал Джима прижатым к грязному заваленному хламом полу. Он был вооружён и мог сделать что угодно. Но не чувствовал при этом никакой власти. Джим оставался боссом даже сейчас.

— Хочешь?

Он хотел уйти. Развернуться и уйти к чёрту. Набраться в ближайшем баре до того состояния, когда его можно будет расстреливать в любом виде и позах.

— Прости, Себастиан, — прошептал Джим, — я перегнул палку. Мне так… — он кашлянул, поперхнулся, — хотелось увидеть, как ты теряешь самообладание.

— Увидели?

— Да, — выдохнул он беззвучно. — Детка?

Себ встал. Джим остался лежать на полу и показался вдруг очень жалким и несчастным.

— Я устал от этой грёбаной проверки на прочность, — сказал Себ. — Не могу. Считайте, что поломали.

— Нет… Нет, Себастиан, ты не сломан. Ты такой целый… — он застонал как от боли. — Почему?

— Что — почему?

Даже говори Джим на чистейшем английском, это не помогло бы.

— Скажи, почему ты целый? А я отвечу на любой твой вопрос.

С большим трудом Джим приподнялся на локте, повернулся и привалился спиной к дивану.

Себ, тяжело вздохнув, тоже опустился на пол.

— Я бы сказал. Но я смысла вопроса не понимаю.

Джим хохотнул.

— Понимаешь. Ну же… Ответь мне, детка.

— Я не знаю. Может… — он пожал плечами, — воспитывали правильно.

Теперь Джим смотрел на него очень внимательно. Себ чувствовал себя неуютно, но продолжал:

— Я правда не знаю, что вы имеете в виду, но, — он прочистил горло, — я думаю, дело в моих родителях. Может, в школе ещё, хотя она была так себе. Просто всё было, ну, знаете, нормально.

Джим грустно улыбнулся и велел:

— Теперь спрашивай ты.

В этот раз у Себа был один вопрос, даже сочинять ничего не пришлось. Правда, он не думал, что появится желание или возможность его задать. Только вот формулировка вопроса звучала грубовато. Что-то вроде: «Какого чёрта вы вообще творите? Что вам нужно в итоге?»

Он открыл рот — закрыл, зная, что выглядит глупо. Потёр переносицу, снова забыв о разбитом носе. И спросил совсем другое:

— Вы ведь не дадите мне уйти, да?

Голова Джима упала на грудь. Раздался тяжёлый вздох.

Потом Джим всё-таки выпрямился. Глаза у него покраснели, веки опухли.

— Ты не можешь меня бросить! — прошептал он. — Я ведь попросил прощения.

— Это не так работает.

Хмыкнув, Джим признался:

— Я знаю. Я изучал психологию и психиатрию, все эти нюансы, смыслы. Механизмы поведения и реакций обычных людей достаточно просты. Я мог бы парой фраз заставить тебя раскаяться в том, что ты меня хочешь бросить, — от ирландского акцента не осталось и следа, как и от заторможенности в речи. Теперь Джим говорил нормально, разве что устало и слегка разочарованно. — Ты ведь ангел, Себастиан, и твои белые крылья не темнеют от крови. Посмотри на меня! — он повысил голос, и Себ был вынужден поймать его взгляд даже против своего желания. — Жалость, ответственность, сочувствие — ты не можешь их отбросить, даже если захочешь. Ты в некотором роде похож на Дарелла, только лучше. Я точно знаю, что рассказать тебе, чтобы ты никуда не ушёл. Но я не буду, — с явным трудом Джим, опираясь на диван, поднялся на ноги. Пошатнулся. Одёрнул пиджак. Расположился на диване.

Себ остался сидеть на полу. Джим в своём репертуаре. Разве что в этот раз сеанс изнасилования в мозг был особенно жёстким. Казалось, Себа вывернули наизнанку и свернули обратно, но как-то кривовато. В голове была полная каша.

— Если ты решишь уйти, я оставлю тебя в покое, — ровно и безжизненно сказал Джим. — И всех этих людей, которыми ты дорожишь, тоже. Но я хочу, чтобы ты остался, — немного помолчав, он вдруг попросил: — Останься, Себастиан! — и протянул совершенно несерьёзно, высоко: — Пожа-алуйста!

Себ нервно засмеялся и уткнулся лицом в ладони. Надавил на глазные яблоки.

— Ты мне так нужен, Себастиан. Мой Святой Себастиан. Мой снайпер.

Надо было не глаза закрывать, а уши. Надо было встать и уйти, чёрт возьми, прямо сейчас.

Но казалось, что он прирос к этому грёбаному полу.

Ради Сьюзен, Эрика, Джоан… да ради самого себя, раз уж на то пошло, он должен был уйти.

— Я больше не сделаю тебе больно, дорогой, — совсем-совсем тихо добавил Джим.

Себ опустил руки, встал. Мышцы подрагивали.

— Мне нужно две недели, — сказал он быстро, — отдохнуть, подлечиться и подумать.

Джим засмеялся:

— Они твои. Я буду скучать.

— Я не сказал, что вернусь, — огрызнулся Себ.

— Тогда я буду ждать следующей встречи, детка, — пообещал Джим. — Отдыхай. И не бойся за своих… как ты их там называешь? Я не буду ломать твои игрушки.

Себ вышел из квартиры Джима строевым шагом. Но видит бог, ему отчаянно хотелось припустить со всех ног. И неизвестно, от кого так сильно хотелось убежать: от Джима или от себя.