Пряничного человечка застрелят в десять ноль одну (джен)

Прошло минут пять, прежде чем к Себу подошёл молодой констебль и попросил пройти с ним. В небольшой пустой комнате, предназначенной для допроса, Себа усадили за стол, положили перед ним бланк и попросили написать, в чём именно он признаётся.

— Не спешите, — как-то неуверенно сказал ему констебль, — может, налить вам воды?

— Не надо, — покачал головой Себ.

— Я зайду к вам через полчаса, — пообещал констебль.

И даже не запер дверь.

Себ писал в своей жизни редко и мало, и почерк у него был не из лучших, но здесь он старался. Не хотелось бы, чтобы вышло недопонимание из-за какой-нибудь неровной буквы. Трудность была только одна — вытащить из памяти если не имена, которых Себ в основном и не знал, то, по крайней мере, адреса, даты и прочие обстоятельства.

Бланк закончился, и констебль принёс два новых. И стакан воды, который Себ осушил в два больших глотка, хотя до этого был уверен, что никакой жажды не чувствует. Желудок сжался, тут же проснулся голод, которого тоже раньше не было. Себ решил, что ему плевать.

Через два с половиной часа Себ закончил писать, и констебль забрал у него бумаги, взамен принёс ещё воды.

В этот раз Себ пил медленно.

Он плохо помнил теорию, но примерно представлял, что должно происходить дальше. Так что теперь оставалось просто ждать. А это он умел. Никакой спешки.

Констебль проводил его в туалет. Застенчивый нервный парнишка. Первый год на службе, скорее всего. Может, второй, но вряд ли. И совсем молодой, двадцати пяти ещё нет.

Откинувшись на низкую спинку пластикового стула, Себ прикрыл глаза. Было бы круто задремать, он умел спать и в более неудобных позах, но не стоило строить пустых надежд. Себ сомневался, что вообще сможет заснуть в ближайшее время, так что нет смысла и пробовать.

Под веками мерцало красное. Голова уже болела не так сильно, как утром, но всё-таки потрескивала. Мыслей, слава богу, не было.

Он специально не смотрел на часы, поэтому не знал, сколько прошло времени, прежде чем констебль привёл к нему детектива-инспектора. Ему могло быть, пожалуй, за пятьдесят. Достаточно вымотанный тяжёлой работой, но крепкий, жилистый и с тёмными цепкими глазами. Себ подумал, что это хорошо, а потом ухватился за слово «хорошо» и решил, что в нём нет смысла.

— Оставь меня, сынок, — сказал он констеблю, положил перед собой стопку бумаг, в верхних листах Себ узнал свою писанину, накрыл их двумя ладонями и, как только за констеблем закрылась дверь, спросил: — Вы правду написали, мистер Моран?

— Да, — ровно ответил Себ.

— Не часто к нам приходят с признанием в… тридцати, вы сказали, убийствах, — покачал головой инспектор, — я детектив-инспектор Грегсон.

— Рад знакомству, детектив-инспектор. И на самом деле, не тридцать, а больше. Я только сейчас посчитал.

Сорок семь у него вышло.

Какое-то время Грегсон разглядывал Себа, потом сказал протокольным тоном:

— Себастьян Моран, я арестую вас по подозрению в совершении серии убийств. Вам не нужно ничего говорить. Но это может навредить вашей защите, если вы не упомянете во время допроса то, на что позже будете полагаться в суде. Все, что вы скажете, может быть представлено в качестве доказательства.

Себ кивнул. В этом и был смысл, в конце концов. Он для этого и пришёл.

— Да, — протянул инспектор, — задачку вы нам задали. Придётся разбираться. Вам положен адвокат, желаете его пригласить сами?

— Мне не нужен адвокат, детектив-инспектор, — сказал Себ. — Я же сам пришёл признаваться.

— Если дело заведут, он у вас будет, — сказал инспектор, — никуда не денетесь. Но пока — воля ваша. Значит, вы хотите сотрудничать, мистер Моран? — он подождал, пока Себ кивнёт, и предложил: — Тогда рассказывайте.

Себ знал, что именно интересует инспектора.

— Я не сумасшедший. И могу рассказать, хотя написал всё подробно, — он прочистил горло, — в мае две тысячи восьмого года я вернулся в Британию после того, как завершил контракт с частной военной компанией «МорВорлд».

— А до этого вы служили…

— Ирландия, Афганистан, Ирак, Афганистан. Вот там написано, — Себ кивнул на стопку бумаг. Наверняка среди них было и его личное дело.

Грегсон покачал головой:

— Не успел прочитать. Увлёкся вашим триллером. Так что будьте добры, рассказывайте подробно.

Себ пожал плечами и утонил:

— С чего начать?

— Хорошо бы сначала. И не продолжайте, пока не дойдёте до самого конца. Там остановитесь.

Прекрасно, инспектор знает «Алису в стране чудес». А Себ, оказывается, ненавидит сказки. Как будто спохватившись, Грегсон достал из кармана небольшой диктофон и нажал на кнопку записи.

— Ладно, — кивнул Себ, — в девяносто шестом году я принял решение присоединиться к нашей армии…

Грегсон не перебивал, а Себ не сильно цеплялся за подробности, так что с военной карьерой они управились быстро. Почему его выгнали из армии, Себ не рассказал, сославшись на документ о неразглашении.

— Итак, вы вернулись в Лондон, — подвёл итог инспектор, взгляд его, до этого задумчивый, стал вдруг очень внимательным. Что произошло дальше?

Вот они и дошли до этого момента.

— Я просидел без работы две недели. Даже не искал. Прошёл экспресс-курс психотерапии. Буквально пять занятий. У меня не было травматического расстройства или других проблем, мне просто нужно было привыкнуть к мирной жизни. Я не знал, чем заняться. Я умею только стрелять. Тогда мне позвонил мой… — Грегсон дважды ударил указательным пальцем по бумаге, и Себ увидел в этом призыв говорить откровенно, — мой бывший сослуживец. Из «МорВорлд». Он знал, что я не болтливый и меткий. Томас Райан, бесполезно скрывать, он уже умер.

— Томас Райан, — Грегсон взял ручку, вытащил из стопки чистый лист и сделал на нём невнятную пометку.

— Он предложил мне тридцать тысяч фунтов за один выстрел. Нужно было устранить какого-то бизнесмена. В Бирмингеме. Я написал там адрес, имени не знаю. Я сработал чисто, получил деньги, оплатил ремонт в доме у бывшей жены. Снял себе нормальную квартиру. Потом мне позвонили снова, уже незнакомые люди. Сослались на Райана. Там было двойное убийство, в Лондоне, адрес у вас тоже есть. Меня кинули на деньги. Пришлось убить одного из заказчиков, чтобы со мной рассчитался второй.

Себ думал, что почувствует хоть что-то. Облегчение там, злость, стыд — но в итоге он просто сидел и пересказывал свою биографию так же спокойно, как делал это перед комиссией в армии.

— В августе мне позвонил Клаус. Клаус Джордан, бывший военный. Мы встречались в Ираке.

— Он тоже снайпер?

— Нет, он служил в SAS. Но мы общались немного. Играли как-то вместе в футбол… Не важно.

— Нет, очень даже важно. Продолжайте, мистер Моран, — Грегсон ему слегка улыбнулся, и Себ решил, что инспектор ему скорее нравится. Спокойный такой мужик, который знает своё дело.

— Клаус сказал, что у него есть для меня работа. Постоянная. Сказал, что наслышан о моих делах после армии, так что думает, она мне подойдёт, если, конечно, я подойду ей.

— Что он имел в виду? — чуть наклонил голову Грегсон. Чистый лист перед ним постепенно покрывался одному ему понятными закорючками.

— Что нужно будет получить одобрение у босса. Я понимал, это не разовый заказ, так что не спорил. И прошёл собеседование с…

Странная штука. Очень странная. Имя Джима застряло у Себа в горле, заставило его поперхнуться и закашляться.

— Прошёл, — наконец, сказал он. — Через неделю меня вызвали в парк, не знаю, как называется, начинается от Рамилис-клоуз. Там я должен был с мельницы следить за встречей босса и какого-то его партнёра. Встреча провалилась, я убил партнёра и двух его телохранителей.

Поначалу рассказ шёл легко. Себ опускал все лишние подробности и детали, просто перечислял трупы. Какие-то давались проще, какие-то труднее. На словах о мистере Кевине у него опять перехватило горло, и инспектор звонком вызвал констебля, уже другого, пожилого, с водой. И велел ему:

— Принесите пару сэндвичей из автомата, — потом пояснил: — Вы бледноваты, мистер Моран, не хочу, чтобы вы упали в обморок прежде, чем дорасскажете.

Себ промолчал. Он опять забыл о голоде, но не стал сообщать, что его тренировали обходиться без еды по несколько суток. Сэндвичи оказались кстати. Покончив с ними, он ощутил короткий прилив сил, на котором сумел рассказать про мистера Кевина и убийство на Лейнстер-гарденс в подробностях.

И вдруг опомнился. Он ведь забыл о важном:

— Крыша госпиталя Святого Варфоломея!

— Что?

— Там лежит мой пистолет, SIG Sauer оригинальной модификации, восемьдесят пятого года. А напротив, в доме 98 по Альбион-уей, на последнем этаже стоит винтовка, «М-24». Думаю… вам они пригодятся как улики.

Идиот, как он вообще мог забыть об оружии?

Грегсон бросил взгляд на часы и решил:

— Вас на пару часов отведут в камеру. Потом мы продолжим.

В небольшой камере, которая от больничной палаты отличалась разве что отсутствием окон и характерного запаха лекарств, Себ скинул куртку и повалился на узкую кровать.

«Не подведи меня, мой Святой Себастиан», — вдруг шепнул ему Джим. Себ дёрнулся. Он знал, что это только воспоминание, но оно его напугало.

Зажмурившись до цветных точек перед глазами, Себ повернулся на живот, уткнулся лицом в тощую подушку и тяжело выдохнул.

Ни за что.

Закрыв на всякий случай уши руками, он принялся дышать — медленно и размеренно. И совершенно неожиданно для самого себя уснул.

Из мёртвой черноты сна его вывел скрип двери. Он сел на кровати, чувствуя, что совершенно разбит. Но взял себя в руки, поднялся и, садясь снова за стол напротив детектива-инспектора Грегсона, понял, что способен продолжать.

Детектив выглядел напряжённым и мрачным.

— Так-так, — протянул он, — хорошую вы шутку устроили. Оружия мы не нашли. Вы уверены, что не ошиблись с адресами?

— Уверен, — твёрдо сказал Себ. И тут ему пришло в голову, что Джим мог отдать распоряжения о том, чтобы всё убрали. Выдохнув, Себ пояснил: — Думаю, это сделали люди моего босса. Я должен был сказать об этом раньше… С августа две тысячи восьмого года я работал на Джеймса Мориарти.

И в отличие от «Джима» это имя сорвалось с губ легко.

Взгляд Грегсона стал ещё тяжелее.

— Даже так. Посидите немного здесь, мистер Моран.

Он вышел.

Себ не знал, куда он пошёл и зачем, но не сильно этим интересовался. Спустя минут пятнадцать (смотреть на часы он по-прежнему избегал) дверь допросной снова открылась. Вошёл Грегсон, а за ним — красный и явно доведённый до бешенства Грег.