Пряничного человечка застрелят в десять ноль одну (джен)

Вылезать из постели совершенно не хотелось — и к счастью, они могли себе это позволить. Устроившись в горе подушек, они обнимались и болтали о какой-то ерунде вроде дорог в Плимуте, снега в Лондоне и неудачного брака старины Грега.

— Ты всегда спишь до полудня по выходным? — спросил Себ, прикрывая глаза и чуть крепче обнимая Джоан за талию. Потом, подумав, ещё и уткнулся носом ей в плечо, вдыхая мягкий фруктовый запах её геля для душа.

— Как будто ты — нет, — отозвалась она, потягиваясь.

— Нет. Никогда не понимал этого… Но мне понравилась твоя пижама.

Единственное, что могло заставить его встать — это голод. И именно он напомнил о себе. Оставив Джоан лежать под одеялом, он снова спустился на кухню и достаточно быстро справился с тем, чтобы из яиц, помидоров и ветчины приготовить что-то относительно съедобное на убитой старой сковороде.

— Господи, — пробормотала Джоан, забирая свою тарелку, — Себастьян, ты идеальный мужчина.

Он засмеялся. Вот уж точно нет.

— Серьёзно, — она прожевала кусок поджаренной ветчины и прикрыла глаза от удовольствия, — с тобой есть о чём поговорить, ты хорош в постели, не изменяешь, не спишь до обеда, да ещё и готовишь.

Смех перешёл в ржач.

— Меня пугает такое количество комплиментов. Сразу начинаю искать подвох.

— Никакого подвоха, — Джоан улыбнулась, но как-то немного грустно, — я не понимаю, как вообще вышло, что ты развёлся…

— У меня есть короткий ответ и длинный, — сказал он, доедая остатки омлета, — тебе какой.

Джоан посмотрела внимательно, откинула чёлку и решила:

— Давай честный.

— Они оба честные, — не то, чтобы развод с Эмили был его любимой темой для разговора, но Джоан имела право на этот вопрос, так что никаких проблем, — мы с Эмили… — он пожал плечами, отставил тарелку, за неимением тумбочки, на пол, — Эмили хотела мужа рядом, а не чёрт разбери где, в горячих точках. Меня не было по многу месяцев, она всё время ждала, что меня убьют, радовалась моему возвращению, а потом плакала, говорила, что я какой-то чужой. Её это убивало, а меня — раздражало. Через три года после свадьбы нас уже связывала только Сьюзен.

— Чего она ожидала от военного? — пробормотала Джоан.

— В общем, в какой-то момент мы оба поняли, что либо я ухожу из армии, и мы пытаемся построить наш брак заново, либо мы разводимся. Я не был готов уйти, — он вытер губы тыльной стороной ладони.

— Я бы тоже не оставила службу.

— Тогда не вздумай выйти замуж за гражданского, — Себ снова перебрался к ней поближе и устроил голову у неё на коленях, — это сводит с ума…

— Ты говорил с ней когда-нибудь о своей работе?

— Шутишь? — нет, рядом с Эмили он вёл себя так, как будто занят чем угодно, кроме войны.

— У меня был парень… он сбежал от меня, когда я вела дело маньяка, проводившегося выкалывать жертвам глаза.

Себ засмеялся.

— Могу представить.

— Кажется, — Джоан подхватила смех, — он сломался, когда на его вопрос о том, как прошёл день, я не выдержала и пожаловалась на отчёт судмедэксперта. Скажи, Себастьян, как бы ты отреагировал, если бы девушка рассказала тебе о личинках в глазницах?

Он прищурился:

— Я бы уточнил, не испортили ли они ей аппетит. И что, хочешь меня заверить, что безглазые трупы — самое страшное в твоей работе?

Джоан повалилась на подушки, уставилась в потолок и с нарочито-серьёзным выражением лица принялась перечислять варианты — но так и не нашла ничего, что могло бы Себа удивить.

Потом она вдруг осеклась и сказала тихо:

— Самое страшное, это лицо парня, которого я застрелила, — и по тону Себ понял, что она больше не дурачится, — я должна была выстрелить, но я не хотела, чтобы он умер… — она сглотнула, — Знаю, глупый вопрос, но… ты же убивал, да?

— Армейское командование записывает на мой счёт девяносто шесть успешно поражённых целей, — сказал он ровно, чувствуя, как под его щекой сердце Джоан делает короткий пропуск.

— Мне мой один снится иногда… Как ты с этим живёшь?

Себ уставился на трещину в потолочной штукатурке.

— Нормально. Просто… на войне ты не можешь думать о целях как о людях. Это противники. У тебя есть приказ, который ты выполняешь.

— Ты помнишь их? Лица, моменты выстрелов?

— Почти никого. Помню трудные задания, выстрелы в сложных условиях, а цели… Я знаю ребят, которые помнили каждого убитого, и, как бы они ни держались, рано или поздно это их ломало.

Джоан провела пальцами по его волосам, и Себ прикрыл глаза — это было приятно.

— Тот, кого ты застрелила… У тебя ведь не было выбора? Ты должна была стрелять?

— Чтобы спасти себя и всю группу…

— Это не убийство. Ты выполнила сложную работу, и ты молодец.

Они немного помолчали, а потом Джоан наклонилась к нему, шепнула:

— Хватит об этом, — и поцеловала.

Себ не был против — в отличие от монстра-кота, который выбрал именно этот момент, чтобы завопить под дверью.

Они расхохотались, Джоан с недовольной гримасой встала и впустила Фредди в комнату. Он немедленно запрыгнул на кровать и басовито заурчал.

— Он голодный? — спросил Себ, почёсывая его под подбородком.

— Он просто наглый, если не пустить — так и будет орать часами. Да, Фредди? — Джоан потрепала кота за ухом, заставляя его недовольно помотать головой.

— Почему Фредди?

— Голосистый как Меркьюри и когтистый как Крюгер.

Взяв кота на руки, Джоан снова устроилась поудобнее под одеялом, зевнула и призналась:

— Впервые за много лет не хочу понедельник.

— А я не хочу уезжать.

Ему нравилось это ощущение замершего времени: тёплая, даже душноватая спальня, Джоан рядом, даже этот кот, меньше всего на свете похожий на кота.

Конечно, было понятно, что понедельник всё-таки наступит, а Себу лучше бы успеть на последний поезд до Лондона. Но пока можно было притвориться, что за пределами спальни мира вообще не существует.

Но он существовал.

Звонок телефона оказался слишком резким и совершенно чужеродным. Джоан дёрнулась, потом пробормотала:

— Это твой.

Себ вылез из постели, достал телефон и прочитал неизбежное: «Номер скрыт».

— Я сейчас, — бросил он и вышел из комнаты, притворил дверь и ответил: — Сэр?

— Себастиан… — голос Джима был тихим, хриплым, сорванным, — ты мне нужен… здесь…

— Я в Плимуте, сэр.

— Мне плевать! — взвизгнул он, и тут же прошептал: — Прости, детка… не хотел кричать… поезд в семнадцать пятьдесят две. Ты успеешь… — и он положил трубку. Себ стиснул зубы, чтобы не выругаться вслух.

Он не хотел ехать — и, при этом, отчаянно хотел. Зачем? Было очевидно, что его ждёт не работа, а ещё одна ночь в роли няньки для сходящего с ума босса, но Себ понимал, что он там нужен. Должен поехать, чтобы…

Что?

Привести Джима в порядок и получить новое задание.

Чтобы уже оставить позади тупое ничегонеделание неделю за неделей. Если ради этого нужно перенести приступ безумия у Джима — что ж, так тому и быть.

Он вернулся в спальню — и Джоан сразу поняла, что его вызывают на работу.

— Понедельник раньше срока, — проворчала она, и Себ порадовался, что ему не нужно перед ней извиняться. Она отлично понимала, что работе плевать, сколько сейчас времени и какой день недели.

— Мне чертовски жаль, — сказал он почти искренне, ещё раз поцеловал Джоан и быстро оделся.

Джоан тоже собралась и пояснила:

— Отвезу тебя на вокзал. Такси ты здесь не поймаешь.

Оказалось, что Джоан неплохо водит подержанную «Хонду», и Себа это почему-то умилило. Хотя, казалось бы, глядя на Джоан, можно было догадаться, что у неё есть права. И разрешение на оружие. И боксёрская груша где-нибудь на чердаке. Но, странная штука, это делало её только более привлекательной в его глазах.

Если бы не капризы Джима, он едва ли сумел бы заставить себя уехать сегодня.

— Когда у тебя выходной? — спросил он, пока Джоан парковалась возле станции.

— Наверное, в субботу.

Они долго целовались на парковке перед станцией, и Себ едва не оопоздал, но всё-таки успел купить билет и запрыгнуть в вагон на пару мгновений до того, как двери закрылись.

В квартире Джима снова, как в прошлый раз, было совершенно темно. Но Себ предусмотрительно подсветил стены фонариком и всё-таки нашёл выключатель.

Едва загорелся свет, от дивана донеслось сдавленное шипение, тут же перешедшее в стон, который резко оборвался на высокой ноте.

Себ приморгался и огляделся.

Квартира-комната никогда не была образцом порядка, но сейчас выглядела так, словно в ней проводили тактические учения для отряда штурмовиков: всюду грязь, подпалины на стенах, нагромождения обломков непонятно откуда взявшейся мебели.

Джим лежал на диване, опять почти голый, и закрывал лицо руками. Подойдя чуть поближе, Себ увидел, что его колотит крупная дрожь, а кожа блестит от пота. Как в лихорадке.

— Свет… больно… — простонал он почти неживым голосом, — погаси…

Ещё одна ночь в темноте рядом с безумцем? Чёрт побери, Себ этого не хотел — но был вынужден подчиниться, причём не только потому что это был приказ начальника, но и потому что видел — свет действительно причиняет Джиму огромные страдания.

Едва комната снова погрузилась в непроницаемый мрак, Джим облегчённо выдохнул. Себ с помощью фонарика подобрался к дивану и присел на пол рядом.

В голову лезли странные мысли — темнота заставляла думать о близкой опасности, а пальцы зудели от желания сжать оружие. Если бы призраков этой комнаты можно было разогнать несколькими выстрелами — было бы круто. Но увы, все они лезли из головы Джима.

— Он мог умереть сегодня… — пробормотал Джим, — был так близок… почти на самом краю. Я хотел столкнуть.

Себ поостерёгся задавать уточняющие вопросы.

— Я мог. Мне понравилось бы… Но это было бы слишком просто. Его так просто сломать… Я хочу, Себастиан. Так долго… Не спросишь, о ком я?

— О ком вы?

Тихий смех.

— Ты не спросил бы, если бы я не предложил… Ты скучаешь по работе, мой дорогой?

Джиму этого лучше было бы не знать, но Себ сомневался, что даже сейчас, в состоянии, близком к полному сумасшествию, Джим не разгадает его ложь, так что сказал:

— Да.

— У тебя чешутся руки. Ты не находишь себе места. Смотришь на телефон, ждёшь звонка или сообщения. Чем ты наслаждаешься, Себастьян?

Себ промолчал, а Джим повторил громче и настойчивее:

— Чем?

— Я не… — Себ помотал головой, сгоняя дремоту, — не понимаю вопроса.

— Ты не любишь убивать, дорогой мой, мы оба это знаем, — в речи снова прорезался чёртов ирландский акцент, — этот упоительный момент прекращения жизни… ты даже не видишь. Ты никогда не смотришь на своих жертв дольше нужного, я замечал. Убеждаешься, что попал — и всё. Тогда чем ты наслаждаешься? — он закашлялся и захрипел, резко выдохнул: — Чем?

Кажется, длинная речь его утомила, но Себ не был так наивен, чтобы ожидать, что он забудет вопрос.

— Я отвечу на любой твой вопрос, если скажешь…

Дались ему эти вопросы.

— Я меткий стрелок, — проговорил Себ, немного подумав. Мне нравятся сложные цели, опасные ситуации. Это…

— О, адреналин…

— И ещё понимание, что я делаю сложную работу.

— Спрашивай…

Себ, наверное, пару минут смотрел в темноту прямо перед собой, а потом всё-таки решился спросить:

— Что с вами?

— Оу… неплохой ход, детка. Неплохой… Мне интересно… У тебя много привязанностей: эта женщина-полицейский, тот мальчик, седой инспектор, люди, которые заходят к тебе в гости. Мне интересно, что будет, если я прикажу тебе убить кого-то из них? Скажи мне, дорогой, что ты сделаешь, если я прикажу убить Эрика?

Твою мать. Себ сжал одну руку в кулак — разжал. Немного помолчал, выравнивая дыхание.

— Вам нет необходимости убивать Эрика… или кого-то ещё из моих друзей, сэр.

— Но если она появиться?

— То это будет последний раз, когда я выполняю ваш приказ… сэр.

Опять молчание.

— Не бойся. Мне нужен мой снайпер. Ты спрашивал, что со мной. Прости, я не могу ответить. Доктора, который поставил мне диагноз, растворили в кислоте, а больше никто не знает.

Очаровательно.

— Себастиан?

Он вздохнул.

— Расскажи мне сказку.

— Я вам лучше телефонный справочник почитаю.

Джим засмеялся, но смех очень быстро оборвался и затих.

— Не надо справочник. Расскажи ещё раз… «Жил-был мышонок маленький…»

Отчётливо понимая, что ещё об этом пожалеет, Себ продолжил со второй строчки.