Пряничного человечка застрелят в десять ноль одну (джен)

В доме пахло пирогом с яблоками. Он был почти готов, доходил в духовке. Свежезаваренный чай согревал. А Себ хотел сбежать.

— Басти, ты бледный, — покачала головой миссис Кейл, — у тебя всё в порядке?

— В полном, — кивнул он. — Просто устал.

Сьюзен переодевалась наверху, и он ждал её — и в то же время, не очень.

— Уверен, что не заболел?

— Совершенно, — Себ натянул достаточно вымученную улыбку, — я вообще редко болею. Не переживайте. Я много работаю, вот и всё.

Он поднялся из кресла.

— Басти… — миссис Кейл позвала его как-то неуверенно, — я не хочу лезть не в своё дело, просто не имею права. Но ты понял бы моё беспокойство, если бы видел себя со стороны.

В зеркале видел. Ничего особенного. Совершенно.

Просто он не привык к кошмарам, особенно регулярным. А теперь уже с трудом вспоминал, когда в последний раз спал все положенные восемь часов без перерывов. Никакой спорт, никакие нагрузки не помогали — как бы сильно он ни вымотал себя за день, ночью всё равно просыпался. Иногда даже не мог вспомнить, что именно ему снилось. Но чаще, открывая глаза, он ещё пару минут таращился в темноту, смаргивая слёзы с глаз, обожжённых вспышкой взрыва.

Ему снился Афганистан. Раз за разом: его собственное ранение, смерть Йена, расстрел пехоты. Чёрт его разберёт, откуда взялись эти сны через долбанных много лет, когда он и думать обо всём этом забыл.

Но факт оставался фактом: ночь, проведённая на диване у Джима, была последней, в которую он спал крепко и спокойно.

— Возраст, миссис Кейл, — он подмигнул ей, — стоит чуть не выспаться — и вот, пожалуйста.

Она рассмеялась и, к счастью, закрыла тему, а Себ с облегчением услышал быстрые шаги Сью на лестнице.

Сегодня она была не в духе, на объятия ответила неохотно и сразу же отвернулась. Миссис Кейл, поймав взгляд Себа, кивнула и ушла на кухню — проверять пирог. Себ спросил:

— В чём дело?

— Ни в чём, — отрезала Сьюзен.

Себ со вздохом откинулся назад в кресле. Сьюзен подошла к окну, выглянула на улицу со скучающим выражением лица.

— Сьюзен, — позвал Себ, — я тебя чем-то обидел?

— Нет.

Значит, да. Понять бы ещё, чем именно. Обернувшись, Сьюзен вдруг сказала:

— Ты же обещал! И забыл.

Уже легче. Голова потрескивала. Не очень сильно, но ощутимо, в районе висков. Либо он найдёт способ восстановить нормальный сон, либо его можно будет отправлять на пенсию. Он не обманывался. Ещё немного, и работать он в таком состоянии уже не сумеет.

— Что я обещал? — спросил он, понимая, что ему просто не хватает энергии на то, чтобы проявить больше заинтересованности.

«Прекрасно, — подумалось вяло, — идеальный отец». Выдав себе мысленную пощёчину, он встал, подошёл к окну, присел на подоконник и сказал честно:

— Сьюзен, у меня было очень много работы в последнее время. Я чуть не забыл, как меня зовут. Что я тебе пообещал и не сделал?

Сьюзен подняла на него глаза, полные обиды, и ответила:

— Телефон! Я скоро одна в классе останусь с этим убожеством! В нём даже памяти под музыку нет!

Чёрт.

А ведь и правда, обещал.

Или обещал обсудить? Память работала со скрипом, но он всё-таки сумел вспомнить это разговор, свёл брови и сказал строго:

— Кажется, я обещал тебе решить, нужен ли тебе телефон. Обещания купить я не давал.

Сьюзен выдержала его взгляд, продолжала смотреть упрямо и настойчиво.

— Нужен!

— Зачем?

— Просто нужен. Музыку слушать, фотографировать. Пап, пожалуйста! — настойчивость сменилась жалобным выражением.

— Сьюзен…

— У тебя же есть деньги! — вскинула она голову. — Ты работаешь всё время!

Себ смотрел на неё и пытался понять, что произошло. Год назад она не стала бы так себя вести. Не было этого вызова в глазах и в голосе. Да что там год… полгода назад ещё не было ничего подобного. Может, даже на Рождество.

Ему действительно ничего не стоило купить ей телефон. Два, десять. Но то, как она требовала этой покупки, смутно напрягало, вызывало ощущение неправильности.

— Сьюзен, — сказал он твёрдо, — давай прогуляемся в округе. И примем решение.

Через десять минут они уже шли вдоль клумб, мимо аккуратных дверей соседних домов. Сьюзен проигнорировала попытку Себа взять её за руку. И разговор не клеился.

Себ думал. Игнорируя головную боль и усталость, сосредоточился на проблеме и старался угадать, что не так, в чём проблема. Наконец, сдался и спросил, но не о телефоне:

— Почему ты обижена на меня?

Сьюзен молчала, даже идти стала медленнее, но Себ её не торопил, просто ждал. До конца квартала она не произнесла ни слова, а потом вместо ответа вдруг спросила:

— На какой войне ты был?

Себ чуть не сбился с шага от этого вопроса, но спокойно уточнил:

— Откуда такой интерес?

— Мы сегодня в школе говорили про войну. Я потом сказала, что ты тоже был на войне, и мисс Эштон спросила, на какой, — отозвалась Сьюзен. — А я ничего не сказала.

Казалось, как будто её это задевало.

Себ положил руку ей на плечо (и слава Богу, она не возражала) и ответил:

— Я бы не очень хотел говорить с тобой об этом. Вы обсуждали, я думаю, Вторую Мировую, да?

— Да, — кивнула Сьюзен. — Мы решили, что в ноябре будем делать красные маки. Почему ты не хочешь?

— Потому что война — это очень плохо. Куда хуже, чем ты можешь представить.

Потому что ей вообще не нужно этого представлять, чёрт подери.

Но и пропустить вопрос мимо ушей было нельзя. Хотя бы потому что секрет вызывает куда больше интереса, чем вопрос, на который дан полный и исчерпывающий ответ.

— Я бы на войне в Афганистане и в Ираке. А ещё до этого — участвовал в конфликте в Северной Ирландии. Если тебя спросят — ты можешь так ответить. Хорошо?

— Хорошо.

— Что до телефона. Как ты думаешь, почему я сейчас против покупки?

Он не сомневался, что эта тема заставит Сьюзен забыть разговор про войну.

— Я не знаю! — тут же громко сказала она.

— Подумай.

Она почесала затылок совершенно его движением, и Себ с трудом сдержал улыбку. Перестав изображать смертельную обиду, Сьюзен снова стала чудесным ребёнком. И он снова её узнавал.

— Потому что я требовала. И ругалась, — наконец, сообщила она.

— В точку. Ещё и кричала. Помнишь?

Она опустила голову.

— Я не сержусь, если что. Но мне было неприятно. Как у твоего отца, у меня есть обязанности. А есть то, что я делаю, потому что… — он сделал паузу, подбирая слова, — потому что мне нравится тебя радовать. Как ты, например, даришь мне подарки на праздники. Ты ведь делаешь это, потому что хочешь, правда?

Согласный и немного виноватый кивок.

— И ты вряд ли станешь дарить мне подарки, если я буду вести себя ужасно с тобой.

— Но ты ведёшь! — вдруг выдохнула она, и Себ остановился. Наклонил к ней голову. Сьюзен закусила нижнюю губу, в её глазах стояли слёзы. — Ты почти никогда не приезжаешь! У тебя вечно твоя дурацкая работа!

Идиот.

В принципе, он мог бы догадаться о причинах её обиды куда раньше. И не в телефоне дело, и не в школе, а в том, что Сьюзен чувствует себя брошенной, ненужной ему. Он уделяет ей слишком мало времени.

И не может больше.

Потому что всё, на что хватает ему сил и мозгов, это приходить время от времени, гулять с ней, возить куда-нибудь. Дарить игрушки и телефоны. Замечать с удивлением, что она изменилась с прошлой встречи.

Она рыдала, заходилась криками, стоило ему появиться в комнате, первые три года жизни. Он тогда приезжал слишком редко. Наверное, странно пах, ещё страннее выглядел. Потом, казалось бы, ситуация наладилась. И вот теперь — всё снова. Только для восьмилетнего ребёнка это хуже, чем для младенца. Особенно для ребёнка, который уже потерял мать.

— Прости меня, — сказал он тихо. — Я правда приезжаю слишком редко.

А что будет, когда она станет подростком? Начнёт… замечать?

Он прикрыл глаза, потому что видел эту картинку слишком ярко: то же, что с Джоан. Вот что будет. Только у Сьюзен будет побольше фактов. Она вспомнит в своё время обо всём: о Джима, например.

Задвинув эти мысли поглубже, Себ спросил:

— Как я могу попросить у тебя прощения?

Почему-то он был уверен, что услышит в ответ про телефон. Но Сьюзен его удивила. Запрокинув голову, она улыбнулась и потребовала:

— Обними меня и скажи, что больше так не будешь!

Именно так он и сделал, обнимая её прямо посреди улицы. А потом, конечно, они выбрали вместе новый телефон — но уже спокойно, весело.

Уехав из дома миссис Кейл, Себ остановил машину на обочине дороги и набрал номер человека, о котором уже думал в последнее время. Но до сих пор находил аргументы, почему это не лучшая идея.

— О, Себ! — почти сразу отозвался на другом конце Фредерик Дарелл. — Я рад вас слышать, мой друг.

— Здравствуйте, Фредерик, — пробормотал Себ. — Мне кажется, я опять звоню вам в неподходящее время.

— Для вас я на связи круглые сутки, — в голосе доктора прозвучала улыбка. — Что случилось?

— Я… — Себу не хотелось об этом говорить. Но Дарелл был единственным, к кому можно было обратиться с этой проблемой. Кроме Джима, конечно, но звонить Джиму сейчас было бы ещё хуже. — Боюсь, мне нужен ваш совет как врача.

— Господи! — воскликнул Дарелл, — Надеюсь, вы не ранены?

— Нет, нет, — быстро сказал Себ, — это скорее проблема… Простите, док, я не знаю, как сказать.

Правда, не знал. Потому что «мне тридцать пять и я не могу спать, потому что меня мучают кошмары» звучало совершенно дебильно.

Дарелл добро рассмеялся:

— По моему опыту, мужчины вроде вас, Себ, так мнутся только в двух случаях: когда сталкиваются с импотенцией и с нервным расстройством. Выкладывайте, какая из двух проблем вас мучает?

Себ хмыкнул:

— По счастью, вторая. Наверное. Я не знаю.

Вообще, не то, чтобы он собирался говорить об этом с Дареллом, но от мыслей о сексе его в последнее время тошнило.

— Вы молодец, что позвонили. Посмотрим, что там у вас случилось. Я человек немолодой, много времени на сон не нужно… Так что приезжайте прямо сейчас.

И он продиктовал адрес — на юго-востоке Лондона, в районе Редбридж.

Себ не знал, чего именно ожидал от квартиры доктора, но войдя внутрь, сразу решил, что она ему очень подходит. Просторная и совершенно английская, словно взятая с какой-нибудь открытки. В тёмном дереве, с ковровыми дорожками, светильниками-рожками и большой люстрой, которую наверняка приходится регулярно мыть от пыли. Даже настоящий камин был — правда, сейчас не зажжённый.

Дарелл встретил его на пороге, одетый в светлый домашний костюм, тут же пожал руку и пригласил заходить, не стесняться.

Пахло какими-то благовониями. Чуть сладковато.

В гостиной, где возле камина стояло два одинаковых кресла в шерстяных чехлах, Дарелл спросил обеспокоенно:

— Так что у вас случилось?

Себ присел на подлокотник кресла, потёр переносицу, собираясь одновременно и с мыслями, и с духом, а потом просто выложил всё как есть: про кошмары, про то, что он скоро не сможет нормально стрелять, потому что начнёт барахлить зрение, да и руки могут дрогнуть.

— Когда это началось, Себ? — аккуратно спросил доктор, стоило ему договорить.

— Думаю, меньше месяца назад.

Он мог число назвать. Точную дату.

— Давайте уточним. Это именно кошмары или плохие сны? — и пояснил: — Вы просыпаетесь от них каждый раз?

— Да. В этом и проблема.

Доктор сел на подлокотник соседнего кресла, лёгким движением поддёрнув штаны у колен, посмотрел Себу в глаза и спросил:

— Что именно вам снится?

Вместо ответа Себ отвёл взгляд и произнёс:

— Месяц назад у него снова был приступ. Тяжёлый. И когда он пришёл в себя, то не помнил того, что было перед приступом. Это нормально?

Дарелл вздохнул.

— В его случае мы вообще не можем говорить о норме. Несмотря на то, что его отклонения весьма типичны и неоднократно описаны в медицинской литературе, сам по себе он уникален, — Себ заметил, что о Джиме Дарелл говорит каким-то особым тоном. — Мы не можем знать, поражал ли когда-нибудь подобный недуг разум настолько развитый и сильный, как его. Всё, что мы можем делать — это наблюдать и поддерживать.

— А лечение?

Доктор сдержанно засмеялся:

— Вы можете себе представить мистера Мюррея, проводящего дни в тихом домике на природе, пьющего лекарства по расписанию, приходящего на капельницу и избегающего всяческого волнения? Лишённого серьёзной умственной работы, риска?

— Нет, — сказал Себ. — Он не выживет.

— О том и речь. Так что вам снится, мой друг?

— Не важно, док. Я пойду.

Себ встал.

Дарелл наклонил голову.

— Вы уверены?

— Совершенно. Спасибо, что… Поговорили со мной.

— Постарайтесь избегать тяжёлых физических нагрузок за три-четыре часа до сна, — произнёс Дарелл, — не ешьте жирного и жареного. Побольше гуляйте. Ещё можете попробовать записывать кошмары и просто мысли — это помогает.

Себ почему-то сразу вспомнил блог Джона Ватсона и решил, что ничего записывать не будет. Странное дело, но после этой короткой беседы ни о чём ему стало легче. Так что благодарил доктора он не зря.