Сценарист (джен)

«Какое… странное ощущение. Я чувствую себя невероятно легко, будто бы всё моё тело стало пушинкой, которую способен унести сильный ветер. Что это со мной такое? Я умер? Или же какой-то тяжёлый груз спал с моих плеч, облегчив мою ношу? Почему здесь всё так светло? Почему мне… так тепло? Откуда во мне эта расслабленность? Всё это время моё самочувствие было что-то между «плохо» и «дерьмово», а сейчас я чувствую себя так, будто бы годы моих страданий покинули мою жизнь, оставив после себя лишь чистый белый лист, который можно заполнить так, как тебе хочется. Неужели… это смерть? Её многие так описывали в мире живых, но я никогда не думал, что все те описания являются настолько правдивыми. Как же мне… легко? Чёрт, я явно не в своей тарелке».

Место, в котором прямо сейчас находился Син, было очень светлым и просторным. Не было видно ни стен, ни потолка, ни чего-либо ещё. Айкава стоял посреди этой бесконечной светлой степи, которая простирается далеко за горизонт. Отсутствие видимых границ делало это место чем-то нереальным, словно он находился в пространстве без конца и начала.

Это была необыкновенная пустота, где не существовало ни одной черты, ни одного ориентира. Нет ни солнца, ни звезд на небе. Только яркий, необычайно мягкий свет, который окружал его со всех сторон. Он не чувствовал ни тепла, ни холода, ни ветра. Весь этот пейзаж казался чем-то мирным, и вместе с тем невероятно загадочным.

Парень понимал, что находится в месте, которое не поддается описанию. Это было нечто большее, чем просто отсутствие физических форм. Здесь был покой и спокойствие, которое он никогда ранее не испытывал. Невидимые грани этой светлой пустоты наводили на мысль о бесконечности, о том, что это может быть не только место, но и состояние сознания.

«Почему я оказался здесь? Это место, если судить по тем описаниям, что я слышал во время своей жизни, очень сильно похоже на рай, и я очень сильно сомневаюсь, что меня бы пустили в подобное место, учитывая все мои заслуги. Либо местная судебная система настолько плоха, что не способна отличить злодея от героя, либо же есть какой-то «Великий Божий замысел», постичь который надо ещё постараться. Тем не менее я не думаю, что я… умер. Не знаю, что наталкивает меня на эту мысль, но я всё ещё не поверил своим сердцем в собственную смерть, а это что-то да значит».

Син попробовал сделать шаг вперёд, но ноги его не слушались, как и всё остальное тело. Создалось впечатление, будто бы что-то насильно удерживает его на месте, а это означало, что что-то должно было произойти в самое ближайшее время, ибо такие вещи не происходят просто так, потому Айкава принялся ждать того, о чём сам и не догадывался. Учитывая то, что ему пришлось пережить в прошлом, он не был ни напуган, ни напряжён, ни заинтересован. Скорее, он просто ждал неизбежного, как и всегда, но относился к этому крайне пренебрежительно.

И вот, как прошло несколько длительных мгновений, началось то, к чему его, судя по всему, готовили.

— Ты очень плохо ешь, Син. Совсем нет аппетита? — прозвучал за спиной очень знакомый голос, который парень уже успел позабыть.

С лёгким удивлением злодею удалось обернуться — в этот раз тело послушалось своего хозяина. Как только он совершил полный оборот, он увидел весьма занимательную картину, что транслировалась ему из его же прошлого: маленькая кухня однокомнатной квартиры, в которой он проживал до своего полноценного становления злодеем, небольшой прямоугольный деревянный столик и два человека, одним из которых был сам Син, но намного младше себя нынешнего. Кажется, на тот момент ему было шесть лет, но по безэмоциональному лицу и очень потрёпанному виду можно было подумать, что этому ребёнку где-то лет десять-двенадцать. В данный момент времени он сидел за столом, склонившись к тарелке с едой, и смотрел куда-то в сторону. На его лице не было даже оттенка эмоций, словно оно замерло в безразличии. Он выглядел усталым и отчуждённым, будто бы замкнулся в собственном мире, где не осталось места ни для чувств, ни для желаний.

Вторым же человеком был тот, кого Син видел на тот момент в первый раз. В этом событии из прошлого он сидел напротив маленького мальчика и с добродушной улыбкой на лице смотрел на него, будто бы не замечая его потрёпанного состояния. В его взгляде было что-то тёплое и открытое, но при этом невероятно загадочное, словно он обладал знанием, которое недоступно для других. Он словно пытался достучаться до сердца мальчика, но стена равнодушия казалась слишком прочной, чтобы преодолеть её.

Мужчина, сидящий напротив мальчика, обладал утонченным видом. Его чёрные волосы выглядели аккуратно уложенными, но сквозь строгость костюма просвечивала какая-то гибкость и лёгкость. Змеиное выражение лица делало его облик загадочным, словно в каждой из его улыбок затаилась тайна, которую он не торопился раскрывать.

Син наблюдал за этой сценой из своего прошлого, словно был зрителем своей собственной жизни. Видеть себя младше, в таком безучастном состоянии, вызывало у него неясное чувство смешанных эмоций: отчуждения, печали и даже чуточку жалости к самому себе.

— Я понимаю, что ты сейчас разбит и сломлен, но твоему организму нужна еда, — вновь заговорил мужчина, обращаясь к ребёнку, — Если ты и дальше будешь от неё отказываться, ты просто умрёшь от голода и истощения. Не думаю, что ты хочешь добиться именно такого конца.

«Он никогда не понимал меня. Каждая такая его реплика была лишь шаблоном для того, чтобы попытаться настроить меня на нужную только ему волну. Он мог бы быть со мной более искренним, но, наверное, гордость и выстроенный образ не позволяют».

Маленький Син же никак не реагировал на слова. Ни единая мышца его тела не дрогнула при обращении к нему, что явно говорило о том, что мыслями и разумом он был далеко не на этой кухне.

— Быть может, нам стоит заказать что-нибудь другое? Может, пиццу? Или же суши? В городе очень много самых разных кафе и ресторанов. Если хочешь что-то конкретное, я не буду против заказать это, — не унимался взрослый.

Наконец, взгляд мальчика всё-таки заострился на сидящем напротив него человеке. Не сказать, что в нём прибавилось эмоций, но что-то живое всё-таки можно было разглядеть, а это уже неплохое такое достижение. По крайней мере, так считал мужчина.

— Где ты был всё это время? — разомкнув уста, задал вопрос ребёнок, чем немного озадачил взрослого.

— Я работал за пределами Японии. Помнится, я уже говорил об этом раньше. Ну, до нашей долгой разлуки, — ответил мужчина, не изменившись в лице.

— Почему ты не спас меня, папа? — задал ещё один вопрос маленький Син, и он подействовал намного сильнее на его собеседника, если судить по его мимолётно беглому взгляду.

— Работа не позволяла освободиться раньше, — объяснился он со спокойным выражением лица, — Я целиком и полностью отдан своему делу, потому не мог позволить себе отвлечься от неё.

— Но ты ведь знал, что со мной делали, да? — отчуждённым тоном спросил ребёнок, — Знал, что надо мной издеваются, но не спас.

«А он знал? Я помню лишь то, что сам ему рассказал обо всех тех ужасах, что пережил».

Мужчина же улыбнулся на это замечание своего сына. Казалось бы, что подобные слова должны были расстроить его, ударить его по сознанию и душе, но ничего подобного не было. По крайней мере, так можно судить по его внешнему виду. Чёрт знает, что творилось у него внутри.

— А ты бы хотел этого? — внезапно спросил отец, — Ты хотел, чтобы тебя спасли? Мечтал ли об этом на самом деле?

Мальчик смотрел на своего отца без единого признака эмоции на лице. Его глаза казались пустыми и усталыми, словно он уже устал от бесконечного потока вопросов и событий, которые казались бессмысленными. Не было на его лице ни капли раздражения, ни гнева, ни даже слез — только пустота и безразличие.

Ответ на вопрос отца не последовал. Мальчик молчал, словно потерял способность выразить свои мысли и чувства словами. Было ясно, что он находился в состоянии, когда даже сама мысль о выражении эмоций казалась чем-то далеким и недостижимым.

— Быть может, глубоко в своей душе ты и мечтал об спасении, но сердцем желал спасти всех своими силами. Ты привык всё делать сам, потому и такую задачу намеревался выполнить самостоятельно, — произнёс отец и слегка поменял позу, сидя на небольшом деревянном стуле.

— И потерпел неудачу, — сжал кулаки ребёнок, — Лишь я один выжил.

— Я видел это, мальчик мой. Ты стоял на руинах здания и смотрел на пасмурное небо, когда я пришёл за тобой. Эту картину я, пожалуй, никогда не забуду.

«Почему я так странно веду себя? Я же должен злиться на него за то, что он не пришёл раньше. Так почему же я так спокоен? Последствия прошедших событий? Или же что-то другое?», — пытался понять «зритель» Син, наблюдая за этой картиной со стороны.

— Это неправильно, — вдруг выразился ребёнок.

— Ты о чём? — слегка не понял отец.

— Я должен… злиться на тебя, должен испытывать гнев и ярость, но я ничего не чувствую. Это… не мои эмоции.

В ответ на это мужчина загадочно улыбнулся и отвернулся от своего собеседника. Тогда маленький Син понял, что это его рук дело.

— Тебе лучше сейчас побыть таким, — произнёс взрослый, — Ты пережил такие события, вынести которые сможет не каждый взрослый. Будь у тебя сейчас полный спектр эмоций, ты бы, вероятно, сошёл с ума.

— То есть, ты мне помогаешь остаться в своём уме? — понял ход мыслей собеседника мальчик, — Но ты же должен понимать, что я не перестану злиться на тебя, не перестану ненавидеть. Что ты будешь делать с этим, отец?

— Будешь ненавидеть меня за… что?

— Ты знал о том, что со мной делали, и никак не помешал этому. Так хорошие отцы не поступают.

— Я никогда и не считал себя таковым, — издал смешок мужчина, — В моих целях никогда не было стать хорошим папой для тебя, Син.

— Значит, тебе безразлична моя ненависть к тебе?

— Можно сказать, что так, — не стал отнекиваться отец, — Но это не значит, что я ничего не сделаю с этим. В будущем это может здорово ударить по твоей жизни, потому я сделаю так, что тебя не будет беспокоить ненависть ко мне. У тебя будет своя жизнь, которую ты волен прожить так, как хочется тебе, а негативные чувства будут мешать тебе делать это.

— Получается, ты собираешься вновь покинуть мою жизнь? — поинтересовался мальчик, склонив голову вбок.

— Что-то вроде того, — даже и не пытался отрицать мужчина, — У меня впереди много работы, и времени на тебя у меня, увы, хватать не будет. Тем не менее я не собираюсь бросать тебя на произвол судьбы. Я дам тебе шанс пожить так, как тебе хочется, обеспечив тебя всеми нужными средствами. Как ты ими будешь пользоваться — не моя забота.

«Я… не помню этого разговора. Это действительно было? Отец мне говорил об этом? Чёрт, что-то здесь не так. Если бы всё это действительно происходило, мой мозг бы смог запомнить этот разговор, но до этого момента я и не вспоминал о нём. Учитывая то, что в тот момент он как-то мог влиять на мои эмоции и чувства, может ли быть такое, что он также может манипулировать и памятью? Если это так, то неудивительно, что я позабыл об этом — он хорошенько постарался над этим. Другой вопрос состоит в том, почему я вспомнил об этом именно сейчас. Неужели момент приближающейся смерти помог активироваться ранее неиспользуемым участкам моего мозга, что позволило вытащить это воспоминания из самых его глубин? Как-то слишком много странного в этой всей ситуации».

— Меня это устраивает, — произнёс мальчик, — Я не буду мешать тебе, а ты — мне. Всё честно и справедливо.

— Будь я ответственным отцом, меня бы очень сильно обидели эти слова, но, к счастью, я не такой, потому сказанное тобой радует меня, — улыбнулся отец, — Только ты должен будешь мне кое-что пообещать.

— И что же? — попытался изобразить удивление на своём лице мальчик, но это было больше похоже на дешёвую актёрскую игру.

— Ты должен будешь молчать о том, что я не присутствую в твоей жизни. Конечно, я иногда буду навещать тебя, но большую часть времени я буду за границей. Если кто-нибудь узнает о том, что ты живёшь один, только у тебя будут проблемы. Я-то найду способ избежать ответственности, а вот тебя спасать не стану, — выдвинул своё требование отец.

— Не о таком отце я мечтал, — вздохнул Син, — Но я согласен.

— Я — тот отец, которого ты заслушиваешь, — с ноткой раздражения произнёс взрослый, — Если бы не ты, моя жизнь была бы намного спокойнее и счастливее.

— Жизнь — штука жестокая и несправедливая, — решил сострить мальчик, чего явно никак не ожидал его собеседник, — Всем нам приходится мириться с тем, что она нам преподносит.

В любой другой ситуации этот разговор был бы более эмоциональным и содержательным, но тогда ребёнку явно что-то мешало выговорить своему отцу всё, что он о нём думает.

— Ты прав, — согласился со словами сына мужчина, — Жизнь — не очень стабильная вещь, потому нам приходиться стараться, чтобы добиться этой самой стабильности. Тем не менее, увы, мы никогда не добьёмся её, ибо этот мир полон самых разных случайностей, и никогда не знаешь, какая из них случится в твоей жизни. Сегодня, например, ты хочешь стать героем, который будет спасать всё и вся, а завтра решишь стать злодеем, ведь ты увидел в нём что-то, что тебе не совсем по нраву, и ты захочешь самолично это вырезать. Ну, или же ты просто захочешь отомстить всем тем, кто тебя обидел или не спас, — улыбнулся он и встал со своего места, — Сейчас ты уверен в том, что будешь меня ненавидеть после всего того, что произошло, но когда-нибудь ты поймёшь, что держать обиду на меня не стоит, ведь ты сам осознаешь смысл всех моих действий.

Взрослый аккуратно обошёл стол и подошёл к мальчику, что продолжал смотреть на него своим безжизненным взглядом. И вдруг что-то изменилось в нём. В его глазах промелькнуло что-то, словно мимолетное понимание. Он поднял руку и плавно, словно пытаясь проникнуть сквозь ту пустоту, что царила внутри Сина, положил ее на плечо мальчика. Его мимика изменилась. В первый раз за все это время, его лицо выразило что-то более человеческое, чем загадочная улыбка или безразличное выражение. Отец словно пытался донести до мальчика что-то важное.

— Я никогда не хотел стать хорошим и примерным отцом, Син, и я таковым не стал. Однако, мальчик мой, можешь ли ты, например, пообещать мне, что станешь примерным сыном и достойным членом социума? Можешь ли ты поклясться мне в том, что никогда не станешь злодеем, и что не станешь мстить за всё то, что тебе пришлось пережить? — задал весьма странные вопросы для маленького мальчика он.

«Конечно же нет. Никогда нельзя обещать то, в чём не уверен, да и вряд ли кому-то удастся предугадать ход собственной жизни. Сегодня ты светишься от счастья, обещая всем и каждому, что станешь самым крутым и сильным героем, а завтра тонешь в пучине тьмы, всё больше и больше превращаясь во врага общества и тех, кем пообещал когда-то стать. Сейчас я понимаю смысл его слов, но к чему он говорит мне это? На что-то намекает? Или же пытается донести смысл в прямой форме?»

Ребёнок опустил голову и хорошенько так задумался. Быть может, не будь он разбит в тот момент, в его глазах проскочила бы яркая искра, которую постоянно можно видеть в глазах маленьких детей. Но таковой, увы, появиться в его взгляде было не суждено.

— Не могу, — наконец, ответил он, — Сложно обещать то, в чём ты не уверен.

«Ход моих мыслей так и не изменился с того момента», — слегка улыбнулся «зритель» Син.

— В таком случае, мальчик мой, ты когда-нибудь сможешь меня понять, — тепло улыбнулся отец и направился к выходу из квартиры, — До завтрашнего дня я обеспечу тебя всем, что тебе нужно. Если тебе понадобится что-нибудь ещё, просто напиши мне об этом.

Казалось, что мужчина торопится закончить этот разговор. Он быстро приближался к двери, его шаги были спешными и немного растерянными, словно он сам не знал, как справиться с этой неожиданной ситуацией. Его выражение стало более сконцентрированным, словно он старался поддержать внешний вид спокойствия.

Но Сина волновал ещё один вопрос, который он поторопился задать, глядя отцу в спину:

— Зачем ты меня спас?

Взрослый остановился и замер. Вероятно, он не хотел продолжать этот разговор, но просто так проигнорировать вопрос собственного сына он не мог — гордость не позволяла, да и странное чувство внутри говорило ему, что он поступает так, как обычно поступают самые настоящие трусы. Поэтому, дабы немного сгладить углы хотя бы перед самим собой, он повернулся к мальчику и шаблонно улыбнулся.

— Во-первых, ты, Син — мой сын, и я не мог поступить иначе.

«Откровенная ложь. Сейчас я это вижу. Тем не менее, вероятно, в тот момент я мог ему поверить».

— Во-вторых, ты играешь важную роль в моих будущих планах, потому ты мне нужен целым, невредимым, смелым и сильным. Поэтому, мальчик мой, не забывай совершенствоваться и следить за своим здоровьем. Когда-нибудь в будущем мы должны будем выступить с тобой вместе против великого зла, что уже давно терзает этот мир. Избавиться от него — наш общий долг, — сказал он и отвернулся от мальчика, после чего выражение его лица изменилось, — По крайней мере, я думаю, так бы хотела твоя мать, — в этот момент его зубы стиснулись, а кулаки — сжались, — К чёрту её! — прошептал под нос он.

«Этого я тоже не помню. Почему я не вспоминал об этом разговоре раньше? Что-то вроде детской травмы? Или же я намеренно скрыл от себя это воспоминание?»

— Кстати, Син, — вновь обратился к сыну мужчина, повернувшись к нему лицом, — Я ничего не делал с твоими чувствами и эмоциями, — сказал он и начал подходить ближе, — Это просто побочный эффект от… — в этот момент его голос перестал быть слышанным, что показалось очень странным «зрителю» Сину, — Это нормально. Скоро всё пройдёт, — продолжил он, после чего приблизился к сыну на расстояние вытянутой руки, — А сейчас я сделаю так, чтобы тебе спокойно жилось ближайшие лет десять, — вытянул свою руку он и положил её на голову ребёнка.

Как рука отца коснулась головы маленького мальчика, все вокруг исчезло. Кухня, вся квартира и даже сам мальчик исчезли внезапно, словно их вынесло из этой реальности в иную сферу бытия. Вместо привычного интерьера вокруг взрослого Сина осталась лишь мрачная тьма. Он стоял в центре пустоты, ощущая, что что-то идёт не так, будто бы этого не должно было быть. Где-то вдалеке, как будто издалека доносился шепот, гулкое эхо голосов и различные звуки, которые он не мог понять.

Но самое странное было то, что вокруг исчезло абсолютно всё, кроме фигуры отца, что прямо сейчас смотрел прямо на Сина, по-змеиному улыбаясь. В этой новой среде его обычный облик казался менее живым, словно его сущность расплывалась, сливаясь с окружающей тьмой. В его глазах светилось что-то странное, что невозможно было понять.

«Что происходит? Куда всё исчезло? Почему он ещё здесь?», — множество вопросов в данный момент беспокоило разум парня, но ответов было добиться ему не суждено.

Мужчина же, смотря на потерянного и слегка напуганного сына, улыбался всё шире и шире.

«Почему ты улыбаешься? Почему ты вообще смотришь в мою сторону? Как ты заметил меня?»

— До встречи, Син, — произнёс мужчина и отвернулся от сына, — Скоро мы вновь будем вместе.

И тьма поглотила его.

«А почему он вообще вернулся в мою жизнь, да ещё и в этот самый момент?»

* * *

Всепоглощающая тьма сновидения в быстром темпе начала растворяться, возвращая меня в цветастую реальность, от которой я ранее уже успел отказаться, находясь на пороге жизни и смерти. Пробуждение было не из приятных: всё тело ужасно болело, разум плыл, а глаза открывались с таким трудом, будто их механизм полностью заржавел. В добавок, я снова проснулся в неизвестном мне месте, антураж которого не вызывал особого доверия: блеклые стены с порвавшимися в некоторых местах обоями, растрескавшийся потолок, который уже, вероятно, давно нуждается в ремонте, тусклое освещение, что создавалось при помощи плотных штор тёмного цвета, и малое количество мебели, большая часть которой выглядела довольно старой и не слишком надёжной.

Моё тело находилось на чём-то, что сильно напоминало диван. По крайней мере, размер для него точно подходил. На мне был самый минимум одежды — белая футболка и чёрные короткие шорты, которые я раньше точно не надевал. Вероятно, меня переодели, пока я находился во сне, но… зачем? Хотели изнасиловать? Или же исследовали? На первое рассчитывать точно не приходилось из-за такой себе внешности, а вот второе вполне имело шанс на существование.

Разум потихоньку приходил в себя, восстанавливая картины прошедших событий, от чего становилось не по себе. После полученных травм я должен был сгинуть, но в данный момент я находился в сознании, что означало, что у Потрошителя не получилось меня прикончить. Учитывая то, что я находился в чужом и совершенно незнакомом для меня помещении, я с уверенностью мог полагать, что меня спасли, но вот только кому это понадобилось? Зачем кому-то спасать злодея, которого хотят прикончить больше половины действующих героев США и Японии? Да и не только они. Быть может, надо мной хотят поиздеваться? Хотят сломать меня ещё больше? Хотят увидеть моё отчаяние? Вполне возможно, да только кандалов на руках я не вижу, да и на ногах не чувствую ничего, что помешало бы мне прямо сейчас сбежать. Настолько уверены в своём превосходстве надо мной, что решили ничем не сковывать? Смелые.

Надо было уходить. Я не мог задерживаться в незнакомом месте ещё больше. Учитывая то, что никогда в тот момент со мной рядом не было, это был прекрасный шанс для побега, и я решил воспользоваться им по полной, потому тут же потянулся вперёд и…

И с громким болезненным криком упал на подушку назад.

Настолько сильной боли я ещё никогда не чувствовал. Область в районе живота ныла с такой силой, будто бы прямо сейчас оттуда из моей плоти вылезет Чужой. От таких неприятных ощущений аж в глазах потемнело, а разум вновь решил устроить длительный заплыв на большую дистанцию.

Попытка побега была обречена на провал. Вероятно, именно по причине моей серьёзной раны меня никто и не охраняет прямо сейчас. Они прекрасно понимают, что я не смогу сбежать, потому и относятся ко мне спокойно. Я недооценил их ум и их смекалку, а также весьма переоценил возможности собственного тела и свой же интеллект. Очередное поражение, Син. Неужели я всё же дошёл до такого этапа в своей жизни, когда меня будут ждать лишь проигрыши и неудачи? Чёрт, не думал, что меня это так быстро настигнет.

— Ты всё же очнулся, — прозвучал мужской голос со стороны, — Я уж думал, что ты так и откинешь копыта, но у тебя всё-таки хватило упрямства выжить. Достойно, пацан.

Я медленно обратил свой взгляд в сторону источника нового шума, после чего увидел большую и достаточно крепкую мужскую фигуру, очертания которой размывались из-за нахлынувшей на всё тело боли. Несмотря на некоторые помехи в ушах, что были также вызваны неприятными ощущениями, мне почему-то показалось, будто бы я знаю человека, что прямо сейчас говорил со мной. Быть может, заплывший разум помешал мне сразу определить неизвестного.

— Хорошо же тебя отделали, — продолжал он, войдя в небольшую комнату, в которой я находился, — Множество мелких переломов, несколько трещин в рёбрах, большое количество порезов разной глубины и сквозная рванная рана. Любой другой бы на твоём месте уже умер бы, но не ты. Это даже как-то странно, если вспоминать, с каким выражением лица я обнаружил тебя.

Загадочный аноним, пока говорил, медленно прошёл мимо меня, взял стул и поставил его рядом с диваном, после чего грациозно приземлился на него своей пятой точкой. Боже, как же в тот момент у меня болела голова, а этот… плохой человек ещё и лишний шум создавал. Если бы не слабость в теле, вероятно, я бы уже прикончил его, но, так как я сейчас косплеил инвалида, который ещё не осознал, что он инвалид, я не мог ничего сделать ему, потому мог лишь об этом мечтать, но и это, скажу я вам, был довольно-таки приятный процесс.

Настал момент, когда моё зрение перестало размываться, а разуму надоело навёрстывать пятнадцатый круг в большом мозговом озере, и тогда я мог в полной мере разглядеть лицо мужчины, что общался со мной. Когда его черты прояснились, на моём лице тут же появилась небольшая улыбка, а глубоко внутри аж немного потеплело.

— Дженсен, — хриплым голосом произнёс я, пытаясь хоть как-то выглядеть нормально, что, как вы понимаете, не получалось, — Не думал тебя здесь встретить. Рядом проходил?

Бывший солдат в ответ на мои слова тоже улыбнулся. Конечно, шутить у меня сейчас получалось из рук вон плохо, но, вероятно, появление прежних черт моего характера показалось ему хорошим признаком, что моя жизнь всё-таки продолжится, а не оборвётся на половине пути.

— Доброе утро, соня, — тепло произнёс он, — Как спалось?

— Просто ужасно, — не стал врать я, — Сны какие-то бредовые, разум с памятью барахлят, да и тело мешает комфортному сну. Я больше привык спать на боку, а не на спине.

— Ну, это дело поправимое, — покачал головой Дженсен, — Я слышал крик. Пытался встать?

— Не получилось, — ухмыльнулся я, — Тело ещё не успело восстановиться после произошедшего. Кстати, сколько я тут?

— Ты не приходил в сознание четыре дня, — от этой информации я был порядком так удивлён, — После того, как я обработал и зашил большинство твоих ран, ты не просыпался. Я уж подумал, что мне придётся нести тебя в настоящую больницу, а не оставлять в центре народной медицины.

— Полагаю, я сейчас в последнем. Лечил меня подручными средствами? — в ответ на этот вопрос я получил одобрительный кивок, — Надеюсь, обошлось без засовывания огурца в жопу.

— Я готовил это средство на случай, если ты не проснёшься к завтрашнему дню, — ухмыльнулся мой собеседник.

— Как же хорошо, что я проснулся до этого момента, — с облегчением выдохнул я, — Кстати, от чего у меня такой неприятный вкус во рту? Да ещё и нитки какие-то непонятные на нёбе.

— Когда я зашивал тебя, ты очень сильно кричал. Пришлось засунуть кляп в рот, чтобы не привлечь лишнее внимание к своей персоне. Стены здесь, конечно, толстые, но такие крики могут и прорваться к другим в их дома, а этого бы мне не очень хотелось.

— Понятно, — произнёс я и замолчал.

Лицо Дженсена же изменилось. Теперь за место улыбки было серьёзное выражение, что означало, что дальнейший разговор может быть не из самых приятных. Конечно, я понимал, что он не оставит моё текущее состояние без вопросов, потому быстро начал придумывать разного рода отмазки, которые должны сработать при правильной подаче.

— Когда я нашёл тебя, на твоём лице была улыбка. Мне показалось, будто ты был рад своей возможной кончине. Это… так? — спросил он, от чего даже не моём лице пропала заветная улыбка, сменившись подобием грусти.

Я бы мог ответить ему прямо, что был рад этому, но как он отреагирует на подобное? Станет ли меня ругать и осуждать? Станет ли ненавидеть меня? Быть может, он разочаруется во мне. Стоп, а почему я вообще переживаю насчёт его реакции. Разве мне не должно быть всё равно? Я никогда не боялся осуждения, но в тот момент я ощущал себя маленьким мальчиком, которого допрашивает отец, и этот самый мальчик боится разочаровать своего родителя.

— Я не знаю, — этот ответ мне показался наиболее правильным в этой ситуации.

Дженсен, вероятно, не поверил мне. По крайней мере, об этом говорило выражение его лица, которое ясно давало понять, что мои слова не подействовали на него так, как я этого хотел.

— Раньше ты не позволял избивать себя так. Даже в сражении со Звездой травм у тебя было намного меньше. Что же произошло в ту ночь? — не унимался он.

Я почувствовал сильный дискомфорт внутри себя. Сердце от этого вопроса сжалось, а на лице появился холодный пот. В тот момент я вновь почувствовал страх, когда перед глазами промелькнули события той схватки.

— Я… — попытался ответить я, но мой голос тут же сорвался, будто бы я всем сердцем не хотел говорить Дженсену об этом.

Он смотрел на меня удивлённо. Быть может, словами я и не мог описать ему то, что случилось тогда, но по моему внешнему виду он уже должен был догадаться, что со мной произошло. Я мог врать людям при помощи слов, но актёрская игра никогда не была моей сильной стороной. Лишь при помощи причуды я мог надеть на своё лицо определённую маску, которая позволяла мне отыгрывать любую нужную роль, а без неё, увы, я не был настолько искусен во лжи.

Медленно встав со стула, Дженсен отвернулся от меня и подошёл к окну, за которым, если судить по моему ракурсу, была уже ночь. Некоторое время он просто молчал, но потом, почувствовав напряжение в комнате, заговорил:

— Если тебе трудно об этом говорить, я не заставляю, — старался произнести он успокаивающе, — Когда ты будешь готов сам об этом поговорить, тогда и продолжим эту тему.

— Спасибо, — только так и мог ответить я.

Дженсен не поворачивался ко мне лицом, стоя перед окном, через которое едва пробивался свет уличных фонарей. Его тень отбрасывалась на пол, и это была самая реальная вещь в комнате в тот момент. Я же продолжал лежать на диване, чувствуя, как каждая секунда становится тяжелее, будто бы на моих плечах лежал невидимый груз невысказанных тайн.

Чувствуя, что молчание начинает мучительно растягиваться, я нарушил его, пытаясь вернуть хоть какую-то нормальность в обстановку:

— Как ты вообще меня нашёл? — поинтересовался я.

Похоже, он также хотел прервать эту паузу, но не знал как. Готов поспорить, что он прямо сейчас слегка улыбнулся, если судить по небольшому движению мышц щёк, которые были видны с моего ракурса. Тем не менее я не знал, хочет ли он говорить мне об этом. Может быть и такое, что эта тема больна для него, как и тема прошедшей схватки с Потрошителем для меня.

— Я сражался с Фурией, — начал отвечать он, и в голосе его не чувствовалось ни нотки дискомфорта, что могло говорить о том, что ему вполне удобно говорить об этом, — Схватка шла практически полностью в её пользу, но ближе к концу я смог перехватить инициативу, что принесло мне победу. Однако, как это полагается подобным упрямым девушкам, она решила не сдаваться до самого конца, поэтому решила подорвать и так горящее здание при помощи заложенной ранее взрывчатки. Я бы точно умер, если бы не смог вовремя использовать последнюю энергию своей причуды, потратив её на укрепление всего тела. Будь я более медлительным, наверное, мы бы сейчас оба не смогли говорить, — голос его снова похолодел, — После этого, будучи сильно раненным и истощённым, я натолкнулся на тебя. Честно говоря, я думал, что в тот момент ты уже был мёртв, — кулаки его невольно сжались, что немного удивило меня, — Но пульс у тебя всё-таки был. Более того, по дороге ты даже пытался мне что-то сказать, но слов, увы, разобрать я не смог.

Вновь почувствовав грусть, мне пришлось отвести взгляд в сторону, дабы сдержать эмоции. Хоть я и не помню всего этого, я вполне могу предполагать, что пытался до него донести.

— Наверное, я просил бросить меня, — всё-таки вырвалось из моих уст.

— Может и так, — похоже, что он слышал мои слова, но сделал вид, будто бы не разобрал их, — Мне хочется понять, что именно привело тебя к такому разбитому состоянию.

— Дженсен, я… — вновь не удалось произнести заветные слова мне, от чего я почувствовал жжение в глазах, будто бы вот-вот расплачусь.

— Но я прекрасно понимаю, что это что-то весьма серьёзное, раз тебе сейчас трудно об этом мне сказать. Поэтому, Син, я спокойно дождусь момента, когда ты сам решишься рассказать мне обо всём, что терзает твою душу.

Хоть мне и были приятны его слова, что, наверное, как-то выражалось при помощи моей мимики и моих движений, мой разум терзал один весьма логичный вопрос, который не давал мне покоя, и я нашёл в себе силы и смелость задать его своему собеседнику:

— Почему ты мне помогаешь, Дженсен?

Мужчина повернулся ко мне лицом и удивлённо взглянул на моё лицо. Неужели этот вопрос показался ему странным и неуместным? Он думает, что ответ весьма понятен и логичен? Или же он считает, что я — экстрасенс?

— Мы же с тобой друзья, разве не так? — спросил он, чем теперь ввёл в ступор меня.

— Я серьёзно, Дженсен, — изобразил некое раздражение я, — Наши пути разошлись после того, как нам удалось победить Звезду. Какая польза тебе от моего спасения и помощи мне? Не думаю, что я могу что-то предложить тебе взамен.

— Я правда делаю это не из корыстных целей, — почесал затылок он, после чего вновь повернулся к окну, — Если говорить честно, то я просто не мог бросить тебя там умирать. Когда я увидел тебя, что-то очень сильно сжало моё сердце, а тело само побежало вперёд, чтобы проверить, жив ли ты. Я не задавался вопросами, для чего и почему я это делаю — я просто брал и делал. Мне кажется, я был обязан спасти тебя. Это… действительно важно для меня.

Что же, его слова звучали весьма неубедительно и странно, но лгать он не пытался. Более того, он выпалил больше половины правды, но что-то всё-таки утаил в себе. Быть может, ему было трудно об этом сказать, но вытягивать это я из него не собирался. Как минимум, это неправильно и нагло, а как максимум — тупо и эгоистично. Этот человек спас мою жизнь и не стал лезть туда, куда его не просят, а это, в свою очередь, обязывало меня проявить к нему такое же уважение.

Продолжать эту тему я не стал. Вместо этого я медленно и аккуратно повернулся к стене и прикрыл глаза, приготовившись вновь погрузиться в сон. Несмотря на то, что я проспал четыре дня, моё тело всё ещё было сильно истощено, так что надо было восполнить энергию ещё одним сном, но уже не столь долгим, как прошлый.

— Поговорим после того, как ты поспишь, — с заботой в голосе произнёс Дженсен, который, судя по всему, вновь развернулся в моём направлении, — Я как раз постараюсь приготовить что-нибудь к твоему пробуждению. Повар из меня, конечно, такой себе, но придётся довольствоваться тем, что имеем.

— Надеюсь, что твоя еда не добьёт меня, — издал смешок я, искренне улыбнувшись.

— Постараюсь сделать так, чтобы этого не произошло, — его шаги приближались к выходу из комнаты, — Но ничего не обещаю.

Казалось бы, что на этом должен был закончиться наш разговор, но тут мою голову посетило ещё одно воспоминание, которым я хотел поделиться с бывшим солдатом, и так уж вышло, что он будто специально задержался в проходе, если судить по звукам его шагов.

— Я встречался с Фурией в тот день, — произнёс я, чем, судя по всему, привлёк внимание Дженсена, — Она искала меня по всему городу, о чём сообщил мне Цикада, и я решил самостоятельно явиться к ней.

— И что же произошло? — с явным интересом в голосе спросил он.

— Когда мы встретились в «Бессмертии», она предложила мне помочь ей убить тебя. Предлагала мне всё, что только можно: деньги, статус и даже саму себя. Она очень сильно хотела, чтобы я выступил на её стороне против тебя. Полагаю, она видела во мне своё спасение и дальнейшее процветание.

— И что же… ты выбрал? — со странной паузой спросил Дженсен.

— Я отказался, — без промедлений ответил я, — Мне не было нужно то, что она мне предлагала, да и убивать тебя я не хотел. Уж слишком много ты для меня сделал, чтобы я предал тебя так подло и ужасно, — на моём лице невольно появилась улыбка, — Ты помог мне справиться с некоторыми внутренними проблемами, и я очень это ценю. Потому, я, смотря ей прямо в глаза, отказался, после чего покинул бар.

— И ты не жалеешь о своём выборе?

— Никогда не стану. Хоть я и злодей, что не гнушается отнимать даже жизни невиновных, я никогда не предам тех, кто проявил ко мне заботу и внимание. Это даже для меня очень подло и ужасно, — искренне отвечал я, не произнеся ни единого лживого слова, — Если бы я сделал это, то ненавидел бы себя всю оставшуюся жизнь.

Дженсен не торопился с ответом. Мои слова так сильно повлияли на него? Или же он просто перестал слушать тот бред, что я нёс в порывах страсти? Никогда не думал, что буду говорить что-то такое кому-то, но, похоже, не всё в моей жизни долговечно, вот и камень, наконец, начал превращаться во что-то человеческое.

— Понятно, — как-то… грустно ответил он, — Спасибо, Син. Я это действительно ценю, — тон его голоса был весьма непривычным для него и странным, но, вероятно, мне просто показалось, — Добрых снов, — резко закончил разговор Тодд и всё-таки помещение.

Дверь в комнату закрылась, после чего я вновь остался наедине с самим собой. По правде говоря, вся эта ситуация казалась мне очень странной. К чему Дженсену спасать меня? Я ни за что не поверю, что он сделал это просто так. Точнее, я бы поверил в это, если бы не знал его лучше. Вероятно, моя жизнь для чего-то нужна ему, да и вряд ли он случайно наткнулся на меня в том месте, ведь это практически невозможно. Скорее всего, стоит ожидать сюрпризов, к которым готовит меня эта небольшая ложь с его стороны.

«Хоть я и злодей, что не гнушается отнимать даже жизни невиновных, я никогда не предам тех, кто проявил ко мне заботу и внимание. Это даже для меня очень подло и ужасно. Если бы я сделал это, то ненавидел бы себя всю оставшуюся жизнь».

И всё-таки кое в чём я ему наврал — мне уже приходилось предавать людей, которые проявляли ко мне внимание и заботу, и одного из таких людей я бросил умирать, пытаясь сбежать от приближающихся героев. Тем не менее я не обманул Дженсена в другом.

Я действительно ненавижу себя за эти предательства.

И никогда не прощу.

* * *

— Говорю же вам, я убил его! — решительно утверждал Клаус, не отводя взгляд от глаз своего собеседника, — Он не мог выжить! Это невозможно! Я пронзил его двумя серпами сразу, так что даже речи быть не может о том, что он всё ещё может быть жив.

— Значит, даже ты можешь ошибаться, Клаус, — с насмешливой улыбкой на лице произнёс Кенджи, — Все когда-нибудь совершают ошибку. До этого момента ты никогда не оступался, но, похоже, настало время для твоего первого в жизни облома.

— На моём оружии всё ещё осталась его кровь. Если вы не верите моим словам, то можете посмотреть на неё! Я знаю, о чём говорю! — не отступал от своей позиции Густавсон, чья уверенность в данный момент не знала границ.

— Хорошо, если это так, то ответь на один весьма интересный вопрос: где тело? — решил давить на факты мужчина, — Я верю, что кровь на твоём оружии принадлежит Сину, но для того, чтобы я поверил в его смерть, мне нужно увидеть тело. Где оно?

— Оно было там! Может быть, его просто кто-то убрал оттуда.

— И зачем кому-то делать это?

— Забрали его, как свой трофей, чтобы похвастаться перед публикой, будто бы они это сделали, — начал придумывать на ходу, честно говоря, глупые причины парень.

— Прошло четыре дня, — только эти три слова уже разрушили теорию Клауса, — Если бы кто-то захотел похвастаться таким «трофеем», они бы уже сделали это. Если это не произошло, должно быть, этого не было.

— Его раны были смертельными, — сжал кулаки Потрошитель, — Даже я бы, наверное, не смог выжить после такого.

— Ты забыл, с кем имеешь дело, Клаус? — более твёрдым и серьёзным голосом ответил Кенджи, чем поставил своего собеседника в тупик.

Больше козырей у парня не было. Он никак не мог доказать своему начальнику то, что его прошлый соперник мёртв. Линчеватель отчётливо помнил каждое мгновение того вечера, потому его разум ни на секунду не сомневался в собственной правоте, да вот только позиция директора помогло зародиться сомнению в его душе, и это достаточно сильно повлияло на, казалось бы, стойкую и уверенную позицию Клауса.

— Син прошёл через такие же испытания, как и ты, и тебе уж точно должно быть известно, на что он может быть способен, а на что — нет. Годами его тело протыкали, уничтожали и калечили, закаливая его таким образом, чтобы даже в самой безнадёжной ситуации он смог выстоять. Ты тоже прошёл через всё это, потому до этого момента я был уверен, что ты будешь более умён и сообразителен насчёт своего чуть ли не прямого коллеги, но, похоже, спокойные и мирные деньки сильно повлияли на ход твоего мышления, сделав тебя весьма наивным, от того и немного глупым. А ведь раньше ты был куда более сообразительным парнем, что претендовал на светлое и интересное будущее, — с некоторым разочарованием в голосе продолжал Кенджи, смотря собеседнику прямо в глаза, — Мало того, что ты не додумался его добить, так ещё и объявил публике, что убил его, да ещё и назвал точное место, где должно было быть тело. Доверие к Потрошителю заметно снизилось, когда никто не обнаружил того, о чём ты с такой гордостью говорил. Сильно же ты ударил в грязь лицом, — последние слова звучали подобно приговору, что сильно давило на подростка.

— Я… действительно не мог его добить, — решил признаться Клаус, — Когда я подошёл к нему с намерением окончательно убить, мне удалось увидеть улыбку на его лице. Создалось такое чувство, будто бы в тот момент он желал умереть. Никогда раньше такого не видел, — от этого воспоминания ему стало жутко, — Тогда я подумал, что лучше оставить его умирать так, чтобы он немного помучился. Мне показалось это хорошей идеей.

«Выражение его лица… Я увидел в нём что-то пугающе родное, будто бы я смотрел на собственное выражение в зеркале. Но почему? Разве я тоже… жажду смерти?», — пронеслось в голове Клауса.

— Он хотел умереть? — слегка удивился Кенджи, — Похоже, ты довёл его до отчаяния.

— Вероятно, мои слова сломали его внутреннюю опору. В бою он был сам не свой: не использовал силы на полную, совершал примитивные ошибки и был весьма предсказуем в бою. Я много раз слышал о том, что Син представляет собой опасного противника, но в тот момент, увы, напротив меня стоял не он.

— Разве не этого эффекта ты добивался? — поинтересовался собеседник, вновь улыбнувшись, — Ты прекрасно знал, на что способен твой противник, если он собран. Исходя из этого, ты принял верное решение — сломать его дух и волю. Как только это было достигнуто, тебе оставалось лишь добить его, что ты сделал лишь… наполовину.

«Как же он любит давить на это. Хочет добиться моего раскаяния? Или же у него другая цель?», — задался вопросами парень.

Кенджи снова решил напомнить Клаусу о его ошибке, что, вероятно, будет продолжаться ещё достаточно длительное время, если судить по опыту общения подростка и мужчины. Разумеется, первому было это чертовски неприятно, ведь он ещё никогда так не ошибался. Если раньше он идеально выполнял любой приказ, что давал ему директор, то этот случай стал жирным исключением, забыть о котором будет крайне трудно.

— Но… где он сейчас? — пытался понять линчеватель, — Он точно не мог уйти своим ходом, ибо его тело было на пределе.

— Может быть, его кто-то спас, — выдвинул свою теорию мужчина.

— Зачем? Зачем кому-то его спасать? Син Айкава — настоящий демон в мире людей, и я очень сильно сомневаюсь, что он кому-то симпатизирует. Нужно быть законченным психом, чтобы помогать такому человеку, как он.

— Ты мыслишь однобоко, Клаус, — подметил очередную ошибку собеседника Кенджи, — Ты смотришь на эту ситуацию с позиции доброго и наивного человека, когда же на это нужно смотреть немного по-другому. Как ты думаешь, Син силён?

— Конечно. В его силе не приходится сомневаться.

— А теперь подумай: что получит тот, кто спас его от смерти?

— Сильного… союзника? — подхватил ход мыслей мужчины парень.

— Верно, — сделал жест «выстрел из пистолета» Кенджи, — Такой союзник никому не помешает, а если спаситель ещё окажется злодеем, так это вообще двойная выгода.

Потрошителю казались эти слова логичными. Вот только он не мог понять, какой глупец будет действовать так опрометчиво, спасая столь опасную и весьма неуравновешенную личность, которая может пойти и против тебя, если сочтёт это правильным. Син не был тем, в ком точно можно было быть уверенным, что он не предаст, потому Клаус считал глупым такой риск.

— Жаль только, что это не наш вариант, — весьма неожиданно выпалил Кенджи.

— О чём это вы? — недоумевал Густавсон.

— Сина спасли, но не для того, чтобы он помог кому-то в их планах.

— Если в знали это, то почему задавали все эти вопросы? К чему был этот фарс?

— Я проверял тебя, Клаус, — с прежней улыбкой говорил директор, — Я разочарован. Все ответы лежат прямо на поверхности, а ты их в упор не видишь. Похоже, Клэр обладает сильными очаровывающими чарами, что притупили работу твоего мозга. Но я тебя не осуждаю, ведь в твоём возрасте такое нормально.

Клаус почувствовал смущение, которая залила его после слов Кенджи. Неприятные мысли ворвались в его размышления. Последние недели он проводил большую часть времени с Клэр, погружаясь в свои чувства и обмениваясь с ней самыми разными нежностями. Вспомнив все те моменты, он почувствовал нечто, что можно описать как ярость, но в тоже время, это было нечто сложнее — смесь разочарования, обиды и даже страха за Клэр.

Его отношения с этой прекрасной особой не только были для него прекрасным времяпровождением, но и стали своего рода приютом от трудностей жизни и бытия, местом, где он мог отдохнуть и быть собой. Он вдруг почувствовал, что это все может быть в опасности, и это внезапно вызвало в нем нечто вроде ярости.

Кенджи вновь начал играть в свои игры, вставляя колючие замечания о его партнёрше. Внезапное напоминание о том, что Клэр может быть под угрозой, сильно напрягло его нервы, но он попытался не показывать свою раздражённость внешне, ведь это могло ещё больше ухудшить ситуацию.

— Кто же спас его? — всё-таки рискнул спросить парень, переборов свои негативные эмоции.

— Можешь не беспокоиться об этом, — не стал отвечать на вопрос мужчина, — Я с самого начала контролировал всю ситуацию, потому для меня не стали сюрпризом некоторые события. В конце концов, я их и подстроил, — в этот момент его ухмылка стала более устрашающей.

— Вы… всё контролировали? — сильно так удивился Клаус.

— Отклонений от сценария не наблюдается, — вновь расплывчато ответил Кенджи, — Всё именно так, как я того хочу.

Эти слова казались странными и ужасающими для парня. Он не мог осознать весь смысл сказанных мужчиной слов, но внутри пообещал, что всё тщательно проанализирует. Ему показалось, что в этих словах кроется что-то, что сможет помочь в будущем.

— Но всё же кем является тот, кто спас Сина? — с нескрываемым интересом спросил Клаус, пытаясь вытащить из мужчины больше информации.

— Человек, который попытается убить его в ближайшем будущем, — ухмыльнулся мужчина, — И сделает он это самым жестоким образом.

— Каким же?

— Нет ничего ужаснее и болезненнее, чем предательство человека, которому ты очень сильно доверяешь. Чем больше ты открываешь душу человеку, тем больнее он тебе её рвёт. Эта мысль стара как мир, но при этом никогда не теряет своей актуальности.

— Но почему этот человек предаст Сина? — пытался понять Клаус, — Если они действительно близки, я не вижу повода предавать Сина тогда, когда он больше всего нуждается в поддержке и помощи. Тем более, я не могу понять, зачем этот человек спас Айкаву, чтобы потом убить. Его же можно было убить сразу.

— Всё просто, Клаус, — сказал мужчина так, будто ответ на вопрос был самым очевидным из всех возможных, — Этот человек не может нарушить условия контракта, что мы с ним заключили, как и не может пойти против своего же жизненного пути. Глубоко в душе он испытывает привязанность к Сину, из-за чего и спас его от смерти в тот день, но он не может позволить этой привязанности разрушить весь смысл его жизни, потому, вероятно, он дождётся момента, пока Син залечит свои раны, чтобы потом сразиться с ним в честном поединке. Так ему будет гораздо спокойнее.

— Вы специально хотите свести их друг против друга, да? — испытывал злость Клаус, сжимая кулаки.

— Разумеется, — не стал отрицать Кенджи, держа улыбку на лице, — Как я уже говорил, всё идёт строго по моему сценарию, и их схватка — его часть.

Клаус почувствовал, что гнев начал набирать силу в его груди, будто бы злость пронизывала его каждую клеточку. Его кулаки сжимались, и он с трудом сдерживался, чтобы не выразить всю свою ярость словами или действиями.

Этот человек перед ним, Кенджи, всю свою жизнь играл с людскими судьбами, волей, отношениями и жизнями как игрок за шахматной доской. Это было нечто более чем просто лживая игра — это было нечестно, жестоко и бесчеловечно. Клаус был готов выразить своё возмущение, но он понимал, что это ничего не изменит, ведь он уже не первый год знает этого человека, и он прекрасно понимает, на что он способен. Это больше всего и злило парня — он боялся мужчину, и он ничего не мог с этим поделать. Этот страх к нему засел ещё в глубоком детстве, и прогнать его до сих пор не получилось. Клаус чувствовал себя жалким и беспомощным не только в этой ситуации, но и во всей своей жизни в целом. Его раздражало собственное потакание этому мерзкому и ужасному человеку, но ничего с этим он поделать не мог.

— Вы монстр, — вырвалось из уст Клауса, от чего он тут же опешил.

— Не льсти мне, — насмешливо ответил Кенджи.

— Вы… так просто играетесь людьми, что это по-настоящему ужасает. Неужели вы такой бесчувственный?

— Я такой, каким мне позволяет быть этот мир, — без какого-либо сожаления сказал собеседник.

— Чудовище, — вновь вырвалось из губ парня.

— Следи за языком, парень, — угрожающим тоном проговорил мужчина, — Я не потерплю такой бестактной фамильярности в мой адрес. Не забывай, на что я способен, и во что может превратиться твоя жизнь, если я решу, что ты не достоин покоя и мира.

Линчеватель тут же замолк. Продолжать подобное не имело смысла, ведь этот человек действительно мог воплотить все свои угрозы в реальность, и об этом он знал, как никто другой.

— И… какова же моя роль в вашем сценарии?

— Ты свободен. Теперь твоё участие в этом своеобразном спектакле не нужно, ведь ты уже отыграл свою роль. Можешь жить своей спокойной жизнью, радоваться отношениям с Клэр и всё в этом роде, — произнёс весьма неожиданные слова Кенджи.

— Но…

— Я не стану повторять. Ты мальчик неглупый, потому должен был всё понять с первого раза, — более серьёзным тоном перебил собеседника мужчина, — Однако, парень, я хочу, чтобы ты кое-что усёк: не смей мне мешать. Если ты вмешаешься в мои дела, я лишу тебя всего: мира, покоя и той, чьей жизнью ты дорожишь.

Клаус почувствовал, как холодок страха пронзил его тело от таких резких и беспощадных слов. Взгляд на мужчину перед ним заставил его замереть, словно внутри него зародился страх, которого он не испытывал уже достаточно длительное время. Он понимал, что эта угроза — не просто слова, это было что-то гораздо более серьёзное и реальное.

Директор улыбнулся, встретившись взглядом с парнем, и спокойно произнёс:

— Похоже, ты всё понял. Вот и хорошо

Эти слова, выговоренные с такой невозмутимостью, отдавались пронзительным колоколом в ушах и сердце Клауса. Он ощутил, что его жизнь продолжает зависеть от воли и капризов этого человека, и самым ужасным было осознавать, что ничего не может с этим поделать. Смешение страха и бессилия сковывали его мысли и чувства, от чего парень испытывал невероятных масштабов дискомфорт.

Словно слышащий его немые мольбы, мужчина уверенно добавил:

— Теперь можешь идти.

В его голосе не было даже намёка на сомнение или неопределённость. Это было окончательное решение, и Клаус понял, что дальнейшая борьба, попытки что-то изменить или сопротивление просто будут напрасными.

Собственно, как и всегда.

— И больше не возвращайся сюда, — в конце добавил Кенджи, давая понять, что их совместная работа подошла к концу.

* * *

Ну, по крайней мере, он действительно пытался приготовить что-то путное.

Сказать по правде, для меня в тот момент подошла бы любая еда, и я бы ни за что не стал жаловаться на её вкус, на её вид и на её аромат. Так как мой организм был слишком истощён отсутствием какой-либо нормальной пищи за эти четыре дня, я мог позволить съесть себе всё, что только можно, если это, конечно, хоть чуть-чуть напоминает что-то съедобное.

Что же я получил от Дженсена? Обыкновенный бульон с мелкой лапшой — это всё, на что был способен его творческий гений. Нет, я вовсе не жалуюсь и не осуждаю его готовку. Напротив, то, что я видел, было очень неплохо и даже аппетитно, да только я ожидал чего-то большего, чем такое обыкновенное блюдо. Не мне, конечно, жаловаться с моим рационом питания, который состоял практически полностью из быстрого питания, но… Да, мои ожидания — мои проблемы.

— Что-то не так? — поинтересовался мой сегодняшний личный повар, сидя напротив меня и держа ложку в руках, с которой он меня, собственно, и кормил, ибо сейчас у меня не было сил что-либо держать.

— Пересолено немного, — и даже в такой ситуации умудрился проявить наглость я, — И почему именно бульон с лапшой?

— Я сомневаюсь, что твои зашитые кишки в данный момент хотят проводить что-то больше, чем жидкость и маленькие куски теста, — вполне логичными словами говорил он, — Мясо тебе сейчас есть не рекомендуется, как и другую тяжёлую пищу. Я ни в коем случае не сомневаюсь в тех нитках, что прямо сейчас держат части твоих органов вместе, но на твоём месте я бы не стал экспериментировать со собственным здоровьем.

— Обидно, — мне только и оставалось, что сделать грустное выражение лица.

— Скажи «А», — с ехидной улыбкой на лице проговорил Дженсен, поднося столовую ложку с едой к моему рту.

— Радуйся, что я тебе ничего сделать не могу, — принял со внутренней благодарностью ртом пищу я, — Как все раны заживут, я перестану быть твоей игрушкой.

— Как скажешь, плохой парень.

— Кстати, о кишках… — пришло мне в голову поднять эту тему прямо сейчас, — Я тут четыре дня в отключке провалялся. Прости за такой вопрос, но…

— В памперсы, Син, — понял, о чём пытался сказать я, мой собеседник.

— И ты…

— Да, менял их тебе.

— И тебе…

— Вообще всё равно. На войне приходилось и не такое делать, — отмахнулся Дженсен, — У нас практически не было медиков и медсестёр, потому за раненными товарищами мы ухаживали сами, меняя им памперсы. Даже иногда штаны приходилось им отмывать.

— Какой ужас, — представил это в своём воображении я, — Прости, что тебе пришлось вновь этим заниматься.

— Это нормально, парень. Было бы странно, если бы ничего из тебя не вышло в эти несколько дней. Тогда бы я подумал, что неправильно кишки твои зашил, — засмеялся он.

— Я обязательно отплачу тебе за это.

— Денег не хватит. Мои услуги стоят очень дорого!

«На сегодняшний день тело Сина Айкавы, об убийстве которого объявил сам Джек Потрошитель четыре дня назад, так и не найдено. Многие герои и обычные люди подключились к поиску злодея, но о каких-либо успехах говорить не приходится. Хочется всем сердцем верить, что известный линчеватель не обманул нас, и Син Айкава действительно мёртв, но, увы, какие-либо доказательства этому пока найти не удаётся. Следим за ситуацией дальше. Если появятся хоть какие-нибудь новости, мы вам обязательно сообщим», — выступил в новостях один из героев, описывая ситуацию, в которой общество оказалось.

— Этот Потрошитель очень сильно торопился объявить о твоей кончине. Похоже, он хотел получить признание такие образом, — улыбнулся Дженсен.

— Я бы действительно помер, не приди ты. Тут только твоя заслуга, — не совсем охотно говорил я, чувствуя волну смущения, грусти и некоторой обиды на самого себя за свою слабость и бессилие.

— Если бы ты так не держался за жизнь, у меня бы ничего не получилось, — серьёзно произнёс мой собеседник, — Не знаю, хотел ли ты действительно умереть, но, будучи без сознания, ты хватался за любую нить, чтобы спастись. Не каждый на такое способен.

Я? Хватался за жизнь? Чёрт подери, да я хотел сдохнуть в том месте, чтобы мои мучения закончились, а он пытается убедить меня в том, что я хочу жить. Звучит, как самый настоящий анекдот, ей Богу.

«Также героям до сих пор неизвестна личность, что убила знаменитого хакера по прозвищу «Цикада». Напомним, что его тело нашли сразу после того, как в интернете было опубликовано его обращение ко всем людям, в котором он говорил о своём наследии. Герои и полиция прилагают все усилия для того, чтобы найти виновного, но каких-либо зацепок пока что найти не удалось. Держим руку на пульсе и верим, что виновные будут наказаны!», — озвучил небольшую речь диктор.

— Надо же, как они запели, — ухмыльнулся Дженсен, — До его смерти называли его злодеем, призывая найти и наказать его, а теперь с энтузиазмом и рвением пытаются найти его убийцу, делая вид, будто бы им действительно жаль, что Цикада умер. Вот она — человеческая двуличность.

— Незадолго до этого мы связывались, — решил вставить свои пару слов я, но немного по другой теме, — Он сказал мне, что у него не получается найти нужные мне данные.

— И судя по всему, ему всё-таки что-то удалось откопать.

— Думаешь, что его убили из-за меня?

— Из-за его деятельности, но тот факт, что это сделали только после того, как он занялся твоим делом, действительно наталкивает на мысль, что его ликвидировал кто-то, кто связан с твоим делом.

— Может ли это быть обычным совпадением?

— Может, но стоит готовиться к тому, что та компания, что ты ищешь, уже в курсе твоих поисков.

— И они решили действовать, — завершил мысль я.

Я и Цикада не предусмотрели того, что наши искомые цели решат сами нанести удар, за что, собственно, и поплатились. Мою жизнь им забрать не удалось, а вот хакер всё-таки умер. Я обрёк его на смерть, заставил подписать смертельный договор, и только по моей вине он отошёл в мир иной настолько рано. Плюс ещё один груз на мои плечи. Можешь гордиться собой, Син.

— Почему ты улыбался тогда? — вновь задал не самый приятный вопрос Дженсен.

— Если я отвечу тебе, что не знаю, ты не отстанешь, да? — решил убедиться в своей теории я.

— Это, разумеется, твоё личное дело, но мне нужно понять, как поступать с тобой дальше: либо мы оба стараемся поднять тебя на ноги, дабы привести в прежнюю форму, либо же мне стоит прикончить себя сразу, ибо пользы от безвольного, подавленного и слабого человека не больше, чем от муравья при строительстве многоэтажки, — выдвинул свои условия он, пытаясь загнать меня в определённые рамки.

— А ты сможешь прикончить меня? — моя любознательность не знала границ, потому мне очень хотелось узнать ответ на этот вопрос, даже если после него Дженсен поднимется и выпустит пулю мне в голову.

— Я делал это много раз, потому и в этот раз моя рука не дрогнет, — показывал он свою непоколебимость.

— Понятно, — разумеется, он не станет меня убивать, ведь всё это, скорее, обычная попытка вытащить из меня необходимую информацию.

Конечно, я мог молчать и ничего ему не говорить, но так я не смогу избавиться от проблемы, что прямо сейчас гложет мою душу, сердце и разум. Как-то раз я уже выговорился ему, и это помогло мне принять кое-какие фрагменты своего прошлого и настоящего, что очень сильно помогло в схватке со Звездой, и хоть я не знал, чем обернётся эта попытка, я всё же решил попробовать поговорить с ним об этом, ведь так у меня появится хотя бы маленький шанс на продолжение борьбы, смысл которой для меня утрачивался с каждой минутой моего существования в этом мире.

Всё же Потрошитель хорошо постарался, разрушив мою уверенность в себе и своих действиях. Я пока не знаю, есть ли за его словами больше, чем обычная попытка ослабить меня ментально, но мне почему-то кажется, что в той схватке он тоже действовал не очень свободно, будто бы что-то сковывало его.

И это тоже, пожалуй, нужно обсудить.

— Меня сломили, Дженсен, — с трудом разомкнулись мои уста в признании, — Джек смог победить меня морально, смог уничтожить непоколебимость моего разума, смог растоптать мои цели, мои мотивы и все мои достижения, после чего ему не составило труда добить меня, но уже физически.

— И как же ему это удалось?

— Он тоже был частью экспериментов по созданию универсального солдата, но им занимались в другом филиале, что располагается здесь — в США. Он прошёл через ту же боль и те же страдания, что и я: испытывал каждодневные пытки, раз за разом лишался надежды и наблюдал своими глазами, как гибли его друзья. И он… также, как и я, ничего не мог с этим сделать, — картины прошедших дней вновь возникли у меня перед глазами, но теперь в них присутствовали и воображаемые события, главным героем которых был действующий линчеватель, — Он рассказал мне об этом после того, как я сломал его маску.

— А я-то думал, почему он в другой маске выступал, — ухмыльнулся Дженсен, пытаясь найти даже в таких моментах что-то положительное.

— Затем, он стал поэтапно разрушать мою цель и мотивы. Он увидел во мне то, к чему я сам был слеп — моё эгоистичное желание отомстить лишь за себя.

— А разве это плохо?

— Всё это время я говорил всем и каждому, что хочу отомстить не только за себя, но и всех остальных детей, что погибли при попытке создать сыворотку. Я и сам не заметил, как начал лгать об этом, как начал ассоциировать себя с мстителем, c благородным мессией, что пришёл не только спасти человечество от боли и страданий, но и отомстить коварным злодеям, что собственными руками губили маленьких детей. Я лгал не только людям, но и самому себе. Это и увидел во мне Потрошитель, — Но это не самое страшное, что я услышал в ту ночь.

«— Тебе оставалось вытерпеть лишь несколько минут, после чего всё было бы кончено, но ты внезапно решил бороться с тиранами, бороться с теми, кто долгое время причинял тебе и остальным боль. И куда тебя это привело? Мало того, что ты собственными руками убил всех, кто в тот момент находился в одном здании с тобой, так ты ещё и нами пожертвовал!

— Что за вздор?! Какого чёрта я должен был переживать за кого-то, кого я даже не знаю? С чего это я вообще не должен был бороться?! Ты хоть понимаешь, что в тот момент я испытал?! На моих руках был Мики — мой лучший друг, который был маленьким лучиком света в той беспросветной тьме! Я жил только благодаря ему! Только он сдерживал меня от полного отчаяния! И он был мёртв! Они убили его! Что я должен был делать?!

— Из-за тебя на моих руках умерли все мои друзья! Девять лет я безостановочно хоронил своих друзей! Всё из-за того, что ты не позволил завершить разработку препарата!

— Да плевать мне на тебя и всех твоих друзей!

— Да тебе и на своих плевать!»

— Так уж вышло, что начало моей борьбы пагубно повлияло на испытуемых в другом филиале. Если бы я не взбунтовался, как говорит Потрошитель, все остальные дети остались бы живы. Но, увы, всё сложилось иначе, — хоть я и не чувствовал вины за это, но что-то глубоко внутри меня всё же болело при произношении этих слов.

— Но ты ведь не знал о них, да и не должен был знать. В тот момент ты хотел уничтожить тех, кто лишил жизни твоего лучшего друга. Как по мне, не стоит осуждать тебя в том, что кто-то там за бугром пострадал от твоего решения, — пытался поддержать меня Дженсен.

— Я тоже так думаю, но Потрошитель считает иначе. Он считает меня виновником его трагедии, и я ничего не могу ему противопоставить, ибо моё участие в тех событиях всё же имеется.

«— В твоих руках было множество жизней, Син Айкава. И ты не ценил ни одну из них.

— Неправда! Я до сих пор ценю каждую из них! Я даже пытаюсь отомстить за них!

— Не лги мне! Тебе всегда было плевать на всех, кроме себя. Ты хочешь отомстить лишь за себя! За своё испорченное детство! За боль, что причинили тебе! Ты всегда был эгоистом!

— Я пошёл по пути зла лишь из-за того, что хочу отомстить за остальных!

— Ты пошёл по этому пути, потому что сам так захотел! Ты бы мог стать героем, что спасает тех, кого не спасают другие! Ты бы мог дарить им надежду на светлое будущее! Ты мог стать их спасителем! Но глубоко внутри тебя таится обида на всех! Что никто из них не пришёл спасти тебя! Да, именно тебя, а не всех! Всё, что ты хочешь — это увидеть этот мир в крови! Ты хочешь, чтобы он утонул в ней! Только так ты хочешь отомстить абсолютно всем людям, которые не пришли спасти тебя. Не пытайся прикрыться благими целями! Ты никогда их не преследовал! Ты просто обиженный мальчик, психопат, нарцисс и эгоист! Не смей прикрываться теми, чьи жизни тебя никогда не заботили!

— Это… неправда.

— Реально? Если так, то ответь мне на вопрос: ты помнишь их имена? Помнишь ли ты имена тех, кто делил с тобой боль, ужас и отчаяние? Помнишь ли ты их лица? Их глаза? Их голоса? Помнишь ли ты, как их звали?

— Будто бы ты их помнишь! Тебе же тоже плевать на всех тех, кто был рядом с тобой тогда. Пытаешься играть правильного передо мной, а сам такой же, да? Лицемер! Не смей судить меня, если сам такой же!

— Я никогда не забываю их, Син. И я никогда не забуду никого из них, в отличие от тебя, что лишь бездумно прикрывается умершими соратниками, пытаясь обосновать местью за них свои злодеяния. Ты убил Всемогущего только потому, что сам так захотел, и ты убил Звезду и Полосу по той же причине. В твоих поступках никогда не было ничего благого — лишь ожесточённая месть всему и вся».

— Он смог раскрыть мою истинную сущность, которую перестал замечать даже я сам, — как же ужасно было говорить об этом, — И я был не готов к этому. Мой разум привык считать, что я всё делаю правильно, и это погубило меня тогда. Осознание всего этого сильно ударило по мне ментально, лишив меня возможности пользоваться причудой.

— Ты не мог использовать причуду? — слегка удивлён был Дженсен.

— Моя причуда напрямую зависит от моего ментального и психического состояния, а также от тех чувств, что я ощущаю. Так как мои способности преображаются во что-либо при помощи моего воображения, если что-то влияет на мою способность адекватно мыслить и воображать, я просто не смогу пользоваться причудой. Это и произошло со мной в схватке с Джеком, — хоть эти подробности и были скучны, Дженсен сам попросил объяснить ему это, потому пусть довольствуется скучным описанием, — Ближе к концу схватки мною овладел страх, а моя уверенность чудесным образом испарилась, после чего, как ты понимаешь, мои способности уже были не пригодны к использованию. И тогда я… решил просто сбежать, — грустно улыбнулся я, — Мне показалось это правильным решением, но, как оказалось, мой противник тоже умел бегать. Собственно, когда я был максимально напуган, он загнал меня в ловушку и нанёс смертельную атаку со спины, пронзив меня аж двумя серпами.

— И после этого… не добил? Какой в этом был смысл? — искренне не понимал бывший солдат.

— Полагаю, его смутило то, что и тебя — выражение лица, — посмел предположить я, — Увидев улыбку на моём лице, он подумал, что я желаю погибнуть, и тогда он решил дать мне умереть долгой и мучительной смертью. Вероятно, он видел в этом логичный и справедливый итог моей жизни.

— И ты действительно хотел умереть, не так ли? — как же были холодны его слова.

— Полагаю, что так, — не стал отрицать я, — Ощущая тяжёлый груз на своих плечах, что образовался из-за моего эгоизма, моей лжи и фальши, я больше не хотел продолжать жить в этом мире, что был способен причинять мне лишь боль. Мне показалось, что это даже справедливо и правильно, и что так остальной мир сможет зажить лучше.

— Это были все твои мысли перед «кончиной»? — я не знал, к чему ему эти подробности, но решил ответить, ибо у нас в тот момент было что-то вроде откровенного разговора, в котором нельзя ни о чём умалчивать.

— «Я всю свою жизнь только и делал, что убивал и уничтожал. Ничего хорошего. Как жаль», — произнёс я, после чего посмотрел в глаза своему собеседнику, — Вот то, о чём я подумал перед тем, как выпасть из реальности.

Дженсен ничего не ответил. Суп в тарелке, которую всё это время держал он, уже успел полностью остыть, как и мой аппетит, который после всего этого пересказа полностью пропал. Заметив, что я больше не хочу есть, мой собеседник поднялся со стула, приблизился к тумбе, поставил на неё тарелку с положенной в неё ложкой и подошёл к окну, за которым прямо сейчас светило яркое и тёплое осеннее солнце.

— Что ты думаешь делать дальше? — задал весьма интересный вопрос он.

— Пока не знаю, — признался я, — Потрошитель сильно постарался над тем, чтобы вывести меня из игры, и я сейчас не могу точно сказать, получилось ли у него это.

— Есть ли ещё что-то, о чём бы ты хотел мне поведать?

— Джек… тоже был скован, — выдвинул своё предположение я, — Когда мы сражались, мне показалось, будто бы он сражался не только со мной, но и с самим собой внутри. Его взгляд тоже был полон моральных дилемм и размышлений, потому мне кажется, что и он не так прост, как может показаться.

— И что ты с этим хочешь сделать?

— Не знаю. Пока что мне просто интересно узнать, что же его так сильно тревожило в тот момент. Во время битвы я не обратил на это внимание, но сейчас, анализируя всю схватку, я понимаю, что за этим может что-то скрываться. Что-то, что может стать ключом для цели, которой я пытаюсь достигнуть.

— Интуиция?

— Что-то вроде того.

Что-то меня очень сильно беспокоило в этом Клаусе. Не просто так он напал на меня именно в тот момент. Он мог бы атаковать меня гораздо раньше, но не делал этого, и я полагаю, что у этого были более весомые причины, чем обычная попытка позволить мне жить мирной и спокойной жизнью. Если он действительно так хорошо понимает меня, он бы ни за что не стал думать, что мне мирная жизнь придётся по вкусу. Скорее всего, это он просто выдумал, чтобы обеспечить себе ещё один мотив для моего убийства. Да и как-то странно он обвинял меня во всех прошлых событиях. Он должен чётко понимать, что я никак не мог знать о том, что мои действия могут так повлиять на кого-то вне стен комплекса, но при этом он старался выглядеть настолько убеждённым в моей вине, что все его аргументы на тот момент мне показались даже логичными. Сейчас же они кажутся мне… притянутыми за уши. Что-то здесь точно не так.

— На восстановление твоих ран уйдёт месяц, — вновь нарушил тишину Дженсен, — За это время ты сможешь полностью убедиться, хочешь ли ты жить дальше или же нет. Если ты всё-таки выберешь смерть, я сам убью тебя, и сделаю это быстро и безболезненно, — его слова звучали настолько убедительно, что я ничуть в них не сомневался, — Однако, если ты всё-таки выберешь жизнь… Полагаю, ты сможешь не только обрести новый повод жить, но также и сможешь добраться до нужной тебе цели, к которой ты стремился всё это время, — а тут он пообещал мне золотые горы и чудесную жизнь, — Учитывая то, что ты продолжал держаться за жизнь даже в бессознательном состоянии, я не думаю, что ты хочешь умереть. Скорее, ты просто сам себя в этом убедил, когда на деле же всё наоборот.

Дженсен отвернулся от окна и подошёл ближе ко мне, не сводя взгляда от моих глаз.

— Скажу прямо: Син Айкава, который называл себя величайшим злодеем, умер в ту ночь. Это я прекрасно вижу, — его слова звучали крайне жестоко для моего уха, — И теперь перед тобой стоит выбор: сгинуть окончательно, не завершив всё то, что ты начал, или же переродиться, став улучшенной версией себя. И лучше бы тебе поскорее определиться с выбором, ибо время вряд ли станет ожидать, пока ты решишься на что-то.

Закончив свою довольно-таки пафосную речь, мой собеседник взял с тумбы тарелку с едой и направился к выходу из комнаты, судя по всему, намереваясь оставить меня в гордом одиночестве, в котором, как мы все знаем, думается намного лучше, чем в шумной компании.

Однако он не собирался просто так покидать комнату — ему нужно было добавить кое-что ещё.

— Нет ничего плохого в том, чтобы заботиться исключительно о себе, Син, как и нет ничего ужасного в масках и фальшивых образах. Тем не менее, как по мне, лучше использовать маску лишь по назначению, а не жить ею. Если ты сможешь продолжать следовать своему пути, будучи собой настоящим, ты не только добьёшься того, чего так хочешь, но и станешь намного сильнее. Приняв все свои грехи, ошибки и неудачи, ты сможешь стать по-настоящему сильным, и никто больше не сможет сломить твой дух и твою уверенность.

Сказав последние слова, он всё-таки покинул комнату и закрыл за собой дверь, давая мне, cудя по всему, передохнуть и проанализировать весь этот разговор. Я же не нашёл ничего лучше, кроме как попытаться заснуть. В тот момент мои мысли были беспорядочными, а разум не мог их правильно отфильтровать, так что нужно было сначала немного успокоиться и прийти в себя, а для этого нет ничего лучше крепкого сна.

Жизнь или смерть? Чего я жажду на самом деле? Хочу ли я продолжать бороться? Всё это так сложно. Если бы не Клаус, я бы ни за что не усомнился в своём пути, но он всё-таки вставил палки в колёса моего велосипеда, который умудрился развалиться сразу после первой небольшой кочки. Быть может, это даже… хорошо. Я не мог долго бегать от того, что меня действительно всё это время беспокоило, как и не мог бегать от факта, что я перестал быть самим собой. За это долгое время мне удалось привыкнуть к быстрой смене образов, что помогали мне в различных ситуациях, но в них нет абсолютно никакой силы, а ведь её мне и не хватило в битве с Потрошителем.

Смогу ли я… дойти до конца? Хватит ли мне для этого мотивации? Хватит ли мне… сил?

Для ответа на эти вопросы у меня есть целый месяц.

Точнее, всего лишь месяц.

* * *

Свет полностью исчез, заменившись беспроглядной тьмой, в центре которой был я. Тишина обволокла меня, а собственный голос казался абсолютным ничем. Единственное, что было слышно отчётливо — стук собственного сердца, что невероятно нервировал. Дыхание было настолько громким, что от его звука хотелось перестать дышать, надеясь побыть хотя бы несколько секунд в приятной и успокаивающей тишине.

Затем, мгновениями позже начал слышаться звук шагов. Шаг. Шаг. Ещё один шаг. Каждый из них слышался всё чётче и чётче, что означало, что кто-то ко мне приближался. Зрительный анализ результатов не дал — в стороне, откуда исходили звуки, никого не было видно. Но шаги продолжались, как и продолжала нарастать внутреннее беспокойство, вызванное смутными чувствами опасности и неизвестности.

Я попытался произнести вопрос, но голос оставался беззвучным, что также беспокоило меня, ведь причины столь необычного происшествия мне известны не были. Создалось впечатление, будто бы кто-то контролировал окружающее пространство, и этот «кто-то» явно недолюбливал мой голос и мои речи, потому и поставил меня на беззвучный режим. Чувство неприятное, но ничего с этим поделать я не мог, потому просто принялся ждать следующих событий, что должны были вот-вот развернуться на моих глазах. Ну, или же в моих ушах — я ещё не знал, на что рассчитывал неизвестный.

Через несколько секунд, когда шаги стали слышаться совсем уж близко, тьма, что была впереди меня, начала растворяться, являя мне на обзор того, кто всё это время двигался ко мне. Он был облачён в полностью чёрное одеяние: чёрная футболка, джинсы тёмного оттенка и такого же цвета кроссовки. Его длинные волосы свисали ниже плеч, а глаза светились ярким зелёным цветом. Ухмылка на его лице говорила о том, что он был уверен в себе, и что он относился к этой ситуации с лёгкостью и некоторым весельем.

Меня же увиденное удивило, о чём я тут же поспешил заявить, несмотря на то, что прекрасно знал, что мой голос не имел звука:

— И как это понимать? — к моему удивлению, в этот раз он был слышимым.

— Не рад видеть старого друга? — ухмылка человека, что стоял напротив меня, расширилась, — Прошло не так много времени, а ты уже успел обо мне забыть?

— Я никогда не забывал о себе, — ответил я, смотря в глаза своей идентичной копии, — Но почему меня сейчас тут двое?

— Похоже, ты не совсем понял ситуацию, в которой оказался, — с какой-то надменностью говорил он, — Я — это ты, а ты — это я. Нас не двое, а один. Не стоит воспринимать меня, как что-то отдельное.

— Звучало бы логично, если бы ты не стоял прямо сейчас передо мной. Какого чёрта здесь происходит?

— Не кипятись, не злись, не торопись. К чему всё это? — максимально медленно произнёс мой клон, показывая своё исключительное спокойствие, — Ты стал каким-то сентиментальным, стал слабым, стал… нудным, а ведь раньше был куда лучше.

— Кто ты такой? — всё ещё не верил я в то, что мы с ним представляем одно целое.

— Я — это ты. Больше не переспрашивай, если не трудно, а то меня это бесить начинает, — почесал он затылок, — До определённого времени мы с тобой были вместе. Ох, как же нам было весело! — с радостным выражением лица вспоминал он, — Вместе с тобой мы были способны на всё: мы убили Всемогущего, мы почти развалили Лигу Злодеев, устроили хаос в Нью-Йорке, и даже убили Звезду и Полосу — героиню номер один в США! Чёрт, как же это было круто! — после этих слов на его лице возникла уже грусть, что немного насторожило меня, — Но ты решил отвергнуть силу, которой мы вместе владели, решил стать другим. Наивность и сентиментальность убили в тебе тот дух, который позволял нам властвовать над всеми, дух, что позволял нам побеждать всегда и везде. Почему… почему ты отверг тот настрой, что всегда был при нас? — со всей искренностью в голосе спрашивал он.

— Быть может, я стал более… человечным? — предположил я, не видя в этом ничего плохого, — Долгое время я находился за маской фальши, и, наконец, настал момент, когда меня раскрыли, и это событие пробудило во мне те чувства, которые я пытался утаить глубоко внутри себя. Мне кажется, что это даже к лучшему.

— К лучшему? — недоумевал клон.

— Мне больше не придётся бегать от самого себя и от правды, прикрываясь фальшивыми мотивами, целями и благами. Я становлюсь… более настоящим. Становлюсь… человеком. Разве это не хорошо?

Хоть и было рано говорить о таком, я считал, что мой новый путь приведёт меня к кардинальным изменениям, в результате которых я стану больше похож на настоящего человека, чем раньше.

— Не говори как все, ты не такой, — решил ответить подобным образом мне собеседник, — Хотя очень хочешь им быть. К чему нам слабость обычных людей? Хочешь стать таким же жалким и никчёмным? Хочешь стать тем, кто очень долго думает перед тем, как сделать? Хочешь бояться рисков? Брось, Син, это не то, чего ты действительно желаешь, — начал медленно обходить меня он, — Мы с тобой созданы друг для друга. Я — это то, что тебе больше всего нравится в этой жизни: решительность, любовь к риску, умение жертвовать остальными во благо выполнения цели, хладнокровность. Я — всё то, чем ты пользовался до последних событий. Я — твоя тень, твоя тёмная сторона, которой ты пользовался на протяжении всей твоей жизни. Разве нам не было с тобой хорошо? — пытался искусить меня он, — Если ты решишь обрести другой путь, ты станешь слабым. Я больше не смогу тебе помогать, а ты больше не сможешь быть тем, кого боялся почти каждый человек, что живёт в наше время. Это действительно то, чего ты хочешь?

— Не сказал бы, что я хочу этого, но, полагаю, изменений не избежать, — пожал плечами я.

— Позиция слабого, — с ноткой разочарования ответила копия, — Тебя с самого детства воспитывали иным образом, и ты не можешь жить по-другому. У тебя не получится стать другим человеком, Син, как и не получится отвергнуть меня — твоё естество.

— Разве я так жесток?

— Ты даже не представляешь, насколько, — ухмыльнулся он, — С самого детства тебе прививали, что нельзя решить вопрос без насилия, и мы оба знаем, насколько правдивы эти слова. В этом мире нельзя ничего решить словами и «справедливым» наказанием. Люди понимают лишь силу! Люди способны осознать свои ошибки лишь через призму страха. Страх сковывает их, навсегда превращая в послушных рабов закона и нужных понятий. Ты же сам видел это своими глазами. К чему же теперь тебе отказываться от силы, от жестокости и хладнокровия? Ты смог зайти так далеко лишь при помощи старых и проверенных методов. Так почему же ты ослаб сейчас, когда до цели осталось лишь руку протянуть?

— Ты сам знаешь ответ, — его слова имели смысл, но сейчас его решение не было тем, чего я действительно желал.

— Клаус сломал тебя, — тут же произнёс клон, — Потому что ты позволил ему это сделать. Ты сам показал ему свою слабость, а он ею воспользовался.

Ответить на это у меня было нечем. Если так подумать, он был полностью прав, но я не понимал, к чему он клонит. Исходя из его слов, я мог лишь предполагать, что он предлагал мне вернуться к фальши, вернуться к образам, что спасали меня всё это время, а своё настоящее обличие спрятать, чтобы никто не смог ударить по нему снова. Звучало всё вполне логично, но было что-то не так. Создалось ощущение, будто бы за его словами скрывалось что-то ещё — что-то, что по-настоящему было нужно ему.

— Как ты думаешь, почему Клаус напал на тебя именно в ту ночь? — вероятно, решил сменить тему клон, — Ты уже должен был понять, что его ответ не был достаточно честен и логичен.

— Да, — решил продолжить эту игру я, — Если он прекрасно знал о том, кто я такой, он не должен был считать, что я могу захотеть зажить спокойной и мирной жизнью.

— Верно, — сделал он жест «выстрел из пистолета», — В добавок, даже если он действительно полагал, что ты не захочешь творить в городе свои злодеяния, он мог убедиться в твоих истинных мотивах ещё раньше. Например, после первого же теракта со взрывом агентства, — рассуждал здраво он, — Но он не мешал тебе, даже не пытался найти тебя и обезвредить. Почему он не начал действовать раньше?

— Чья-то указка?

— Бинго-о-о-о! Он действовал по приказу пока что неизвестного нам человека. Это вполне объясняет то, почему он выбрал именно ту ночь для того, чтобы ликвидировать тебя, — весьма логичный вывод прозвучал из его уст, — А что ещё произошло в ту ночь?

— Ещё? — переспросил я и задумался, после чего в голове возник нужный ответ, — Дженсен сразился с Фурией, во время чего последняя взорвала всё «Бессмертие», рассчитывая, что так она сможет прикончить противника. Я и Клаус заметили этот взрыв во время нашего сражения.

— Правильно! Тебе это не кажется странным, что оба события происходили в одно и то же время?

— Простое совпадение, — вновь пожал плечами я, — Выглядит, конечно, это странно, но пока рано говорить о том, что это всё связано.

— Тут ты прав, но ты забыл о том, что в этот день произошло кое-что ещё, что всё-таки делает эти два события связанными между собой. Напряги свои последние три извилины, — никогда не думал, что надо мной будет издеваться моя же копия.

Его вопрос поставил всё на свои места. Ещё одно событие того дня всплыло у меня в голове, после чего все остальные начали приобретать связь, что стала отчётливо видна моему разуму.

— Смерть Цикады, — ответил я.

— И всё в один день. Теперь видишь, что здесь что-то не так? — радостно улыбался клон, — Кто-то умело дёргает за нитки. В один день тебя попытались лишить всего, что ты имел: помощника, способного найти нужную тебе цель, человека, который мог тебе помочь, и, собственно, твоей жизни. Знаешь, что это означает? — спросил он, но, не дожидаясь ответа, тут же начал отвечать сам, — Тот, кого ты ищешь, запаниковал. Ты на верном пути. Цель почти достигнута, — В этот момент он встал прямо напротив меня, начав смотреть мне в глаза, — Не время отказываться от старых методов. Соберись и сделай последние шаги, что приведут тебя к успеху. Не нужно отвергать меня тогда, когда всё практически получилось. Если ты сделаешь это, цель уйдёт.

Сказав это, он протянул мне руку. Слова его звучали сладко и правдиво, но истинный его мотив мне был не совсем понятен. Он что-то скрывал, и это «что-то» может играть ключевую роль. Всё это слишком странно и загадочно.

— Давай пройдём этот путь до конца. Если мы будем действовать вместе, у нас всё получится.

Отказываться не было смысла. Мне нужна была эта сила, но я сомневался, что готов так резко отказаться от возможных изменений. Я медленно и неуверенно поднял руку. Его слова с каждой секундой всё больше и больше убеждали меня в своей правдивости и логичности. Судьба тянула меня к этому моменту, но почему-то что-то внутри упиралось, создавая ту самую тень сомнений, которая была моим верным спутником.

Моя рука пошла вперед, но не достигла цели. Внезапно, окружающая тьма рассеялась, сменяясь ярким светом, ослепляя и заставляя меня моргать. Размышления прервались, словно нить времени была оборвана, и я оказался в центре этой внезапной неизвестности.

— Не успел, — разочарованно произнёс клон.

— Что случилось? — не совсем понимал я.

— Он снова решил помешать мне, — указал он пальцем на что-то, что находилось позади меня.

Обернувшись, я увидел то, что уже видел ранее — ещё одну версию себя, но гораздо моложе нынешней. Этому «мне» было шесть лет. Одет он был в белую длинную рубашку, что доходила чуть ли не до земли, а в руках держал игрушку одного телевизионного героя, от которого я безумно фанател в те годы — Солдатик.

Этот младший «я» стоял там, оглядываясь по сторонам с любопытством, свой взгляд он метал то на меня, то на клона, будто пытаясь понять, что здесь происходит. Его лицо выражало удивление и недоумение, словно он был немного смущён этим внезапным появлением. Его глаза, большие и яркие, как изумруды, сверкали интересом, а локоны его черных волос падали на лицо, загораживая ему часть обзора. Он улыбнулся, показывая зубки, словно думал, что все вокруг — друзья, и это лишь игра, в которую он совершенно неожиданно попал.

— И что это всё значит? — недоумевал я.

— А это, друг мой, выбор, который тебе предстоит сделать, — сказала «тёмная» версия меня, обойдя меня и положив руку на плечо, — Он определит всю твою дальнейшую судьбу.

Посмотрев на ребёнка, он медленно последовал в его сторону, но остановился на середине, когда от передней части его тела начал идти лёгкий дымок, будто бы свет, что исходил от ребёнка, поджигал его. Обратив вновь свой взгляд на меня, он продолжил:

— Если ты выберешь меня, мы с тобой точно дойдём до конца и выполним поставленную цель, — после этого он пальцем указал на ребёнка, — Если же ты решишь выбрать светлую сторону, то я уже не могу обещать тебе то, что ты останешься в живых, как и не могу обещать того, что ты достигнешь своей желанной цели.

Я посмотрел на ребёнка. Всё это время он безостановочно смотрел в мою сторону, будто бы ожидая каких-то действий от меня. Я же вообще… ничего не понимал. Для меня вся эта ситуация казалось странной, непонятной и очень нелепой. Мой мозг отчётливо понимал, что всё это сон, и ему явно не стоит уделять большого значения, но что-то внутри меня говорило, будто бы этот сон имеет связь с реальностью, как и те кошмары, что я видел ранее. Такое чувство, будто бы кто-то старается привести меня к правильному пути, но правильный он лишь для одной стороны — и я явно не для моей.

— То есть, грубо говоря, если я не выберу тебя, то я умру, так? — решил удостовериться я.

— Можно сказать, что так, — подтвердила «тёмная» версия.

Выбор с отсутствием выбора. Это явно ловушка, вот только трудно понять, кто именно представляет из себя плохой вариант. Ясно лишь одно: всем этим кто-то управляет, и он точно причастен к компании, которую я ищу. Получается, мы в любом случае выйдем друг на друга в будущем, и это событие станет ключевым на моём пути.

Что же, ради этого можно и по сценарию пойти. Главное, чтобы это не привело меня к очередному краху.

Смерть же меня не страшит, ибо я уже принял для себя, что никакого счастливого конца в моей истории не будет.

Важно лишь то, сколько врагов я смогу забрать с собой.

---

Примечания:

Рад снова всех приветствовать в комментарии после части. Соскучились? Хотелось бы, но буду немного не уверен в этом, ибо кому понравится читать что-то столь нудное после прочтения всей главы, верно? Тем не менее, господа, повод для этого имеется.

У нас появилась Бета! И в данный момент времени она редактирует фанфик с самого начала, так что теперь он будет выглядеть куда лучше, чем раньше! Огромная благодарность Harper_Smith за её работу! Я это очень ценю, так что надеюсь, что вы продолжите делать эту работу лучше и дальше!

Увидимся в следующей главе!