Обратная сторона луны (джен)

Ночью первого февральского воскресенья не спали не только обитатели «Яблочного леса». В Камбрии, в разбитом в одной из пещер Озёрного Края лагере в своей крохотной личной палатке не спала Хадрат. Накануне вечером у неё с Гельдериком вышел спор, начавшийся вполне приватно, но потом незаметно ставший вполне публичным, результаты которого оказались для Хадрат последней каплей.

Потому что её не просто не поддержали.

Над ней… смеялись. Она замолчала на полуслове, увидев краем глаза, как один из юнцов очень похоже и очень зло её передразнивал — а когда она в ярости обернулась к нему, подняв палочку, он, конечно, тут же попятился, и даже поднял руки в символическом жесте… а потом споткнулся о стоящую на полу пещеры бутылку.

Стекло зазвенело, разбившись… и Стая взорвалась хохотом.

И Хадрат ничего, НИЧЕГО не могла сделать в ответ на это.

Потому что за такое следует убивать — но она не могла убить их всех.

Гельдерик рявкнул на них что-то грубое, и они замолчали, но так было даже хуже — и Хадрат, впервые в жизни растерявшись и не найдя, что сказать или сделать, стояла там, под их насмешливыми и едкими взглядами, и молчала.

Ей казалось, что она умирает — от стыда и позора, но если бы это и вправду было так легко! Увы, с ней, конечно же, ничего не случилось, и единственное, что она смогла сделать, да и то далеко не сразу — это попросту аппарировать, даже не задумавшись толком, куда именно. Она рада была бы врезаться в стену, свалиться в море или, например, расщепить себе голову — но сегодня ей действительно не везло, и аппарация прошла идеально, приведя её в Лютный.

Здесь шёл дождь и отвратительно пахло, и вонь эта была так хорошо ей знакома, что Хадрат почти не обратила на неё внимания. Пнув носком ботинка жирную грязную крысу, она огляделась и решительно направилась в одну из подворотен, пройдя которую, постучала в облезлую неприметную дверь и на пару секунд подсветила своё лицо Люмосом.

А потом проскользнула в приоткрывшуюся ровно настолько, чтобы она смогла попасть внутрь, дверь.

Ей нужно было собраться и успокоиться — и, сожри их всех Ёрмунганд, выпить, да. Это её право, в конце-то концов — и если этим дебилам из стаи эта её привычка представляется забавной, она… она… она просто оттуда уйдёт!

Маленькие злые щенята! Будто бы они представляю, как это — постоянно соревноваться с хелевым Гилдом и всё время ему проигрывать! И не потому, что он сильнее и лучше — а просто потому… потому что… да потому что они все всегда её ненавидели! Боялись — и ненавидели, потому что она храбрее и сильнее любого из них! Но Гилд обожает всю эту дипломатию, любит поизображать своего парня, посидеть с ними у костра, поболтать и сделать вид, что ему интересно, что они думают, и что он готов обсуждать с ними планы и текущие их дела. И они верят! Эти щенки, у которых мозгов меньше, чем у самого тупого тролля, верят, что ему и вправду интересно их мнение! А её, которая терпеть не может все эти игры и всегда предельно с ними честна, они считают злобной заносчивой сукой — просто потому, что она всегда и со всеми пряма.

Кретины! Трусливые, жалкие идиоты, которые ценят не честность и прямоту, а ощущение собственной важности, даже не пытаясь задумываться о том, насколько оно соответствует реальности.

Особенно эта дрянь.

Джейд.

Хадрат ненавидела Джейд — до тошноты и ноющей головной боли от стиснутых до скрипа зубов. Она с самого начала недолюбливала эту девчонку, но пока та была юна, она не слишком-то Хадрат мешала — однако, чем старше становилась эта красотка, очень рано осознавшая свою власть над мужчинами, тем заметнее становилась её роль в Стае, и тем больше это бесило Хадрат. У Джейд не было ничего, кроме привлекательной внешности и того сладкого места, которое так любят мужчины — но она вела себя так, словно имеет право на что-то большее, нежели попросту их обслуживать. И никто, никто, кроме Хадрат, не видел, насколько пуста её красивая голова — даже Эбигейл! Покуда она была с ними, конечно — теперь-то её мнение уже никого не интересовало. Но когда она с ними была, она относилась к Джейд ровно — не хуже, чем к остальным. И даже хвалила — за любознательность и способность быстро учиться. Хотя чему она там училась — как и перед кем раздвигать ноги?

И даже Гельдерик не устоял! Уже в Германии она как-то застала их в его личной палатке, которую он завёл себе, на манер Эбигейл, уже после раскола стаи — и хотя между ними ничего не случилось, Хадрат была уверена, что просто пришла слишком рано и им помешала.

А сегодня эти щенки над нею смеялись! Потому что она, Хадрат, всегда была безупречна — а сейчас позволила себе совсем чуть-чуть человеческой слабости… Хотя, какая это была, к Хель, слабость? Должна же она была как-нибудь снимать напряжение! Попробовали бы они жить, как она, во всеобщей ненависти и зависти — она посмотрела бы, кого из них на сколько хватило!

Однако что же ей теперь делать?

Вернуться в Стаю она не могла — после того, что случилось сегодня, ей там больше не было места. Но как жить одной и что делать, она совершенно не представляла.

Пойти, что ли, к Скабиору? В этот его… «Лес»?

Хадрат сделала очередной глоток того, что здесь называли «виски» — хотя это походило на него разве что цветом да крепостью — и горько и саркастично усмехнулась. Ну, а что — было бы интересно послушать, как бы он стал выкручиваться. А может быть, просто сдал бы её аврорам? Хадрат бы не удивилась — чего ждать от аврорского тестя и прихвостня? Хотя там теперь заправляет, наверное, Эбигейл… Нет, эта её, конечно, не выдаст — но и выгнать не постесняется. В чём-чём, а в нерешительности Эбигейл Хадрат никогда не подозревала. Нет — если идти, то, конечно же, к Скабиору: зрелище будет то ещё…

Она хмыкнула и глотнула ещё. Ей хотелось быть пьяной — в конце концов, здесь-то не перед кем было держать лицо. Раз уж всё равно они все считают её пьянчугой, может она подтвердить это мнение? Может! И деньги у неё есть… денег у неё более, чем достаточно даже и не для подобной дыры — можно было бы даже заявиться в «Виверну»… А, кстати, в самом деле, почему бы и нет?

Хотя всё же действительно нет. Хадрат расстегнула свою тёплую куртку и, сунув руку под свитер, достала маленький кожаный мешочек, который всегда носила на шее, и сжала его в кулаке. Но сейчас ей этого было мало, и она, настороженно оглядевшись и убедившись, что она абсолютно никого не интересует в этом полутёмном грязном зале, осторожно вытащила его наружу и, опять оглядевшись и нервно сжав в руке палочку, быстрыми, неровными движениями распустила связывающий его шнурок и, в третий раз обведя настороженным взглядом зал, достала оттуда скатанный в трубочку клочок пергамента.

Её драгоценность и её реликвию.

Она развернула пергамент и подрагивающими пальцами с коротко, под корень обрезанными ногтями, медленно по нему провела — а потом поднесла его к носу и с силой втянула в себя воздух.

Она знала, конечно, что никакого запаха на нём давно уже не осталось, но всё равно его чувствовала — и ей было всё равно, был он настоящим или всякий раз возникал лишь в её воображении. Она чувствовала его — и ей этого было довольно.

Сделав несколько вдохов, она вновь посмотрела на пергамент.

Чёткие, резкие буквы.

Это был обрывок черновика — то ли какого-то манифеста, то ли очередной речи, то ли листовки. Грейбек обычно сам сжигал их, но в тот раз его что-то отвлекло, и он сунул обрывки к себе в карман — а когда он что-то доставал или клал туда, этот выпал, и Хадрат, тогда совсем маленькая, даже ещё не подросток, а просто девочка лет одиннадцати, увидела его и схватила. И с тех пор так и хранила — и мешочек этот сшила когда-то сама, хотя шитьё никогда не было её любимым занятием.

Две строчки.

Две строки — без конца и начала.

«…сердцах верность и честность…

…прямота без…»

Она сделала написанные на этом обрывке слова своим личным девизом и стала такой — прямой, верной и честной. Но теперь это оказалось не нужным… Они все забыли, с чего и зачем начиналась Стая. Зачем ворам честность? Зачем слугам волшебника прямота?

Хадрат вдруг вспомнила похороны и едва не завыла в голос. Она всё на свете бы отдала за… хоть что-нибудь. Хотя бы клочок одежды… той, что — она успела почувствовать это несмотря ни на какой дождь — ещё хранила тот самый запах. По правде хранила…

Ему бы ведь это ничего бы не стоило! Вообще ничего — но когда этого хелева Скабиора интересовал хоть кто-то, кроме него самого? Себе-то он кое-что ведь оставил на память!

Хадрат с досадой и яростью несколько раз хлопнула ладонью о колено и сжала пальцы в кулак. Почему, почему, почему эти вещи достались ему?! Он исчез, бросил их всех сразу же после войны — чем он заслужил их?! И ведь они все, вся Стая, они стояли и пялились на него так, словно бы он имел на всё это полное право! Словно забыли, что вообще все их неприятности начались с его появления!

Дрожащими от злости и обиды пальцами она осторожно свернула пергамент в трубочку, вложила в мешочек, завязала его и вновь спрятала под одежду, неловко махнув при этом локтем и сбив им свой полупустой стакан со стола. Виски разлился, и Хадрат, разозлившись ещё сильнее, встала и, пошатываясь, направилась к прилавку, изображавшему здесь заодно и барную стойку, однако на полпути её остановил незнакомец, приветливо протянувший ей едва початую бутыль виски и предложивший ей помочь справиться с содержимым.

…В лагерь она вернулась только глубокой ночью, вполне протрезвевшая и предельно собранная. Прошла беззвучно к своей палатке, равнодушно махнув часовому, и молча начала собирать свои вещи. Последней в небольшой потрёпанный рюкзак отправилась умело сложенная палатка — а затем Хадрат, оглядев лагерь в последний раз, аппарировала, так и не сказав никому на прощанье ни слова.

Её ждали. Высокий мужчина в тёмном плаще с широким надвинутым на глаза капюшоном кивнул и, крепко взяв Хадрат под локоть, аппарировал вместе с ней.