Обратная сторона луны (джен)

Поттер его явно ждал — поздоровался, приглашая присесть к столу, где уже лежал образец нужного заявления.

— Я не обещаю, что вещи вам выдадут прямо завтра, — сказал он, — но постараюсь ускорить процесс.

— Я буду признателен, — ругая себя за испытываемое разочарование, сказал Скабиор. Почему-то со своим ожиданием он совершенно забыл о том, что в понедельник вечером всего лишь напишет заявление, а вовсе не получит сразу обещанное. Ругать теперь было некого, но чувствовал он себя препаршиво — так, словно бы его действительно обманули. И Поттер, похоже, увидел это, но деликатно сделал вид, что ничего не заметил — и, наложив на заявление одобрительную резолюцию, пообещал завтра же утром дать ему ход.

И потянулись дни, полные нервного ожидания, которые Скабиор старался до отказа заполнить работой, включая обязательно и физическую — чтобы не лежать по полночи, вспоминая, и не вставать потом с тяжёлой и дурной головой.

Ждать ему, по счастью, пришлось недолго — девятнадцатого декабря, в следующий вторник, Скабиор в самом конце рабочего дня получил бумажный самолётик от Поттера, в котором тот очень официальным тоном сообщал, что заявление мистера Винда рассмотрено и удовлетворено, и он может получить желаемое в специальном хранилище Аврората по предъявлении данного письма.

— Всё в порядке? — вопрос Теодорика вывел Скабиора из состояния нервного ступора, в которое его погрузило письмо, и он, встряхнувшись, неестественно бодро сказал:

— Да, вполне. Всё отлично. Я, пожалуй, на сегодня пойду, — он сложил письмо в обычный прямоугольник и, кивнув Грете и Теодорику, вышел, позабыв даже про своё пальто, и вспомнил о нём, лишь подойдя к лифтам. Вернулся, пошутил что-то про собственную забывчивость и снова ушёл, провожаемый долгими и слегка обеспокоенными взглядами, которых не заметил.

Процедура выдачи показалась ему бесконечной. Заполняя бумаги — которых оказалось до отвращения много — он ловил на себе любопытные взгляды служащей, полной дамы средних лет, пару раз даже порывавшейся завести с ним разговор. В другое время Скабиор бы непременно его поддержал — полезно иметь хорошие отношения с такими вроде бы незаметными служащими — однако сейчас ему было не до того. Ему казалось, что он слышит, как по секунде, одна за другой, утекает время, и как эти секунды складываются в минуты, а те… Хотя нет — до часов дело всё-таки не дошло: документы он наконец-то заполнил, и дама, излишне любезно ему улыбнувшись, забрала их и куда-то ушла.

И время потянулось ещё медленнее.

Однако рабочий день тоже подходил к своему концу, и это, по мнению Скабиора, и сподвигло чиновницу всё же вернуться и вручить ему то, за чем он пришёл.

Это была коробка — явно уменьшенная заклятьем, потому что в неё не поместилась бы не то, что одежда Грейбека, туда не влезла бы даже рубашечка Кристи. Чиновница протянула ему какой-то пергамент, Скабиор лихорадочно его подписал — и коробка, наконец-то, оказалась в его руках.

…Вернувшись домой, Скабиор сразу поднялся к себе и, тщательно наложив запирающие заклятья на люк и даже на окна, положил полученную коробку на кровать. Вернув ей первоначальный размер, он сел рядом с ней и, не снимая крышки, обнюхал. Пахло архивом — он хорошо знал этот запах старой пыли, к которому примешивались едва заметные ароматы такой же старой бумаги, чернил и пергамента. Но эта коробка пахла чем-то ещё — старой нестиранной одеждой… и человеком, которому она когда-то принадлежала.

А ещё кровью.

Этот запах был самым слабым, едва ощутимым, и Скабиор бы не поручился, что на самом деле просто его не нафантазировал, однако чувствовал он его очень отчётливо. Старая, давным-давно высохшая и осыпавшаяся крохотными бурыми чешуйками кровь — и он знал, кому она когда-то принадлежала. Потому что знал, как умирают оборотни в Азкабане — волком разбивая свою голову о решётки и стены. Когда-то он был почти что уверен, что и сам умрёт так, но, похоже, его эта чаша минует — а вот Грейбек выпил её до дна. Только на пятую луну, сказал Поттер… Он и здесь оказался сильнее их всех, их вожак и тот, кто для всех них был, в каком-то роде, отцом.

Скабиор положил ладони на крышку коробки — и замер. Открыть её и взять в руки то, что никогда бы при жизни владельца в них не попало, представлялось ему кощунством — но, с другой стороны, разве того же Грейбека бы это остановило? Шумно выдохнув, Скабиор медленно приподнял крышку и снова с силой втянул в себя воздух. Теперь запах старой одежды и крови стал намного сильнее. Голова у Скабиора вдруг закружилась — так сильно, что он зажмурился и отшатнулся, ловя ртом чистый, пропитанный ароматом леса и дерева, воздух комнаты. Отдышавшись, он ослабил повязанный на шее платок и, вернувшись, снял, наконец, крышку.

Вещи внутри были завёрнуты в тёмную пергаментную бумагу — и Скабиор, аккуратно вытащив их, обнаружил на дне ещё один свёрток, поменьше. Оставив его пока что на месте, он положил первый на кровать и медленно развернул пергамент.

А потом так же медленно и так аккуратно, словно имел дело не со старым пальто и штанами, а с крыльями фей, от каждого неверного движения терявших свою пыльцу, расправил их и разложил на кровати.

Тёмно-серое твидовое пальто, кожаные сапоги, штаны и рубаха… Чёрная кожа, пропитанная потом и кровью — причём, Скабиор и знал, и до сих пор чуял это, кровь эта принадлежала отнюдь не только владельцу — задубела и кое-где на сгибах пошла трещинами. Скабиор взял в руки ремень, который кто-то зачем-то вытащил из штанов, и положил на ладонь тяжёлую пряжку с узором, чем-то напоминающим кельтский крест. Она была очень тяжёлой — железо… может быть, сталь? Не сдержавшись, он тоже её обнюхал — пахло металлом и кровью, если последнее ему не казалось — а потом вновь стиснул в ладонях так сильно, словно бы хотел навсегда оставить на них её отпечаток. Как он когда-то, мальчишкой, мечтал её получить! Но никогда, разумеется, даже не заикался о чём-то подобном — а сейчас вдруг подумал, что, может, и зря. Но должно было пройти двадцать лет и случиться всё, что случилось, чтобы трепет Скабиора забылся и он смог бы взглянуть на Грейбека не как на полубожество, а как на существо из плоти и крови. И сейчас он понимал, что попроси он тогда о таком странном подарке, никакой катастрофы бы не случилось: Грейбек бы, пожалуй, посмеялся над ним, но потом мог бы и согласиться, а даже если и нет, наверняка бы не счёл подобную просьбу позорной. А Скабиор мог получить то, что тогда воспринял бы, как награду, а теперь…

А теперь это было памятью. Внезапно материализовавшейся и причиняющей сильную и сладкую боль, с которой Скабиор совершенно не представлял, что делать. Он держал в руках свои юность и молодость, о которых за последние годы почти позабыл, и думал о том, что тому Скабиору наверняка крайне бы не понравился этот, нынешний. И ему было сейчас горько и грустно от этого — так же, как и от понимания, что, даже получи он такую возможность, он ни за что бы не стал менять своё настоящее.

Положив ремень на колени, и ощущая ими тяжесть и холод пряжки, он бережно взял в руки рубаху. Её кожа была мягкой когда-то, но теперь задубела, особенно на спине, на вороте и подмышками, и, пожалуй, вздумай сейчас кто-то её надеть, она просто потрескалась бы… а может, и нет. Пот и кровь — они впитались в неё, теперь уже навсегда, и Скабиор, втягивая в себя слабые, застаревшие запахи, в какой-то момент настолько реально ощутил присутствие Грейбека, что начал прислушиваться, ожидая услышать его шаги или голос и, поймав на этом себя, отложил рубашку и с силой потёр лицо руками… от которых теперь тоже пахло его старым командиром.

Опустив её на кровать, Скабиор прошёлся по комнате, рывком распахнул окно и несколько секунд жадно вдыхал живой и влажный лесной воздух, привычно разглядывая окрестности. Отсюда, из его круглой комнаты, расположенной на самом верху башни, можно было разглядеть озеро — сейчас, зимой, его было видно между деревьями совсем хорошо, но то днём, а теперь, вечером, Скабиор видел лишь тёмные деревья да немногим более светлое небо. И отблески на стволах, на которые падал свет из окон. Сейчас он лился из супружеской спальни, гостиной и кухни — значит, все уже были дома, но сегодня он не собирался ни с кем общаться.

Разглядывая рубашку, Скабиор вдруг с изумлением понял, что она сшита вовсе не нитками, а тонкими и почти что окаменевшими сейчас жилами. Как странно… кто и зачем так шьёт? Стежки были аккуратными, но всё же не идеальными — так обычно шьют дома. Как странно… кто же это ему сделал? Любовница? Или кто-то из Стаи? Грейбек обладал мощным телом, подобных которому Скабиор, пожалуй что, не встречал, и представить, что Фенрир просто снял её с очередной жертвы, было невозможно, да и сидела рубашка на нём, как влитая.

Впрочем, гадать об этом можно было сколько угодно, правду ему теперь было всё равно не узнать — и Скабиор, отбросив пока эти мысли, оставил, наконец, рубашку в покое и вытащил второй свёрток, поменьше.

И, развернув его, замер, слегка оглушённый обрушившимися на него воспоминаниями.

Перед ним на тёмной хрусткой бумаге лежали несколько кнатов и сиклей, небольшой, дюйма в три, простой карандаш с затупившемся кончиком, охотничий нож — и у Скабиора по спине побежали мурашки от его вида: слишком уж хорошо он знал этот нож и слишком отчётливо помнил, что использовался он владельцем отнюдь не только… да и, пожалуй, не столько для охоты — круглые золотые очки, серебряная… серебряная ли? — серьга в виде странного старинного ключика… и небольшая книжечка в кожаной красной обложке. Он не помнил её, и с уверенностью мог бы сказать, что никогда в жизни не видел. Размером с ладонь — правда, ладонь Грейбека — она была заметно потёртой, словно её постоянно носили с собой. Скабиор с острым любопытством открыл её — и на самой первой странице увидел запись, сделанную неуверенными, явно детскими, крупными буквами: «Меня зовут Фенрир. Мне 10 лет, и это мой дневник».

Мир вокруг вдруг словно бы замер, а время то ли остановилось, то ли понеслось вперёд с бешеной, нечеловеческой скоростью. Скабиор тупо смотрел на страницу — буквы то расплывались, то становились неестественно чёткими, но всё равно никак не складывались в слова. У него задрожали руки, и зашумело в ушах, и ему стало так жарко, что он, нервно дрожа, сорвал с себя сперва пальто, которое так и не снял, а затем и жилет, и, путаясь в узлах и концах, стянул с шеи платок и, скомкав, швырнул его на пол. И всё равно он почти задыхался — и, вскочив, не выпуская книжку из рук, тут же практически рухнул на пол рядом с кроватью, не удержавшись на враз ослабевших ногах.

Дневник.

У него в руках был дневник Фенрира Грейбека, книжка, которая могла содержать в себе все тайны владельца.

И сейчас Скабиор узнает то, что тот всю жизнь скрывал ото всех.

Какое-то время он просто сидел, пытаясь усмирить сердцебиение и сбившееся к дракклам дыхание, тупо глядя в пространство и нервно теребя самый краешек красной обложки. Наконец, почти успокоившись, он открыл дневник вновь и, проведя ладонью по открытой странице, начал чтение.