Обратная сторона луны (джен)

Отоспавшись и насладившись такой сладкой после экзаменов свободой, Скабиор решил, что прежде, чем всерьёз браться за дела фонда — он до сих пор смеялся сам над собой, когда вспоминал об этом — следует выполнить данное самому себе и девочкам в «Спинни» обещание и устроить-таки им настоящий семейный пикник. Денег на это у него было не так уж и много — поскольку траты на волчат и на неожиданно выпрошенного им домашнего титулованного питомца оказались весьма чувствительны для его кошелька. И он, поразмыслив, провёл пару вечеров в маггловских игорных домах, где шулерствовал совершенно честно, то есть, не используя магию. Впрочем, он и без магических трюков оставался замечательным игроком, а ловкость рук и чутьё, присущее оборотням, делали его по-настоящему серьёзным противником, позволяя не только сорвать банк, но и распрощаться с партнерами по игре вовремя. Попасться маггловским копам он не боялся — в такие места, где он рисковал появляться, полицию вызывали нечасто — а для всех остальных случаев была аппарация, являвшаяся, на его взгляд, не настолько большим нарушением Статута, чтобы привести к каким-то серьёзным последствиям. Впрочем, попадаться он не планировал — и, действительно, оба раза ушёл совершенно свободно и спокойно, если не считать слежки, от которой он с лёгкостью оторвался в запутанных подворотнях, а затем, к удивлению своих преследователей, словно растаял в воздухе или канул сквозь землю.

Пикник общим решением был запланирован на полдень вторника — самого спокойного времени в «Спинни». Скабиор выбрал для него лес неподалёку от Нортвуда. Добирались туда «Ночным рыцарем» — потому что, во-первых, никто из девочек этого места не знал, а во-вторых, с ними была целая ватага детей. Все, кто жили в «Спинни» — вернее, не в самом борделе, а в маленьких мансардах над ним, где мадам позволяла жить родившим девочкам, приносящим заведению достаточно прибыли. Всего детей было семеро, возрастом от полутора до девяти лет, и для них это было первое настоящее приключение в их достаточно скучной жизни. На самого Скабиора они глядели с огромным любопытством — и, не умея выразить его цивилизованно, делали это каждый в силу своего разумения: старшие очень глупо задирали его, задавая дурацкие и, на их взгляд, непристойные и неловкие вопросы, младшие же просто хватали его за одежду и за руки.

Скабиор выбрал для пикника небольшую поляну в лесу, до которой они добрались от дороги чуть больше, чем за четверть часа. День был чудесный — тёплый и солнечный, с ярким голубым небом, кое-где покрытым лёгкими белыми облачками. И, расстилая на густой траве разноцветные покрывала, раскладывая на них принесённые с собой бутерброды, холодную курицу, овощи, фрукты, расставляя кувшины с ледяным лимонадом и отгоняя тут же слетевшихся на всё это мошек, Скабиор вдруг сообразил, что не видит среди ребятни никого школьного возраста. И задумался, только ли дело в том, что большинство работниц «Спинни» были просто слишком молоды для того, чтобы иметь таких взрослых детей, или же те просто не захотели идти — так же, как не захотел бы и он в их возрасте и на их месте. Задавать вопросы он никому не стал, но для себя решил со временем выяснить этот вопрос и… что именно он будет с этим знанием делать, Скабиор пока что не знал, и поэтому просто отбросил эту проблему, как несущественную.

Пикник вышел шумным и праздничным: дети носились вокруг, ловя бабочек и собирая букеты из росших здесь в изобилии мелких лесных цветов, а их матери, которых в светлых лёгких сарафанах и платьях невозможно сейчас было отличить от обычных женщин, ели, болтали, шутили и казались счастливыми и безмятежными. Кое-кто из них загорал, подставляя солнцу свободное от косметики лицо, кто-то же, напротив, прятался в тень, не желая портить белизну своей кожи…

Обычные женщины. Самые обыкновенные…

— Ты замечательно это придумал, — сказала Сесилия, тоненькая изящная блондинка с весёлыми серыми глазами. — Пикник… я только в детстве пару раз бывала на таких с родителями.

— А я не бывал, — ответил он весело. — У меня это, так сказать, первый опыт.

— Правда? — очень удивилась она. — А совсем незаметно, — она придвинулась к нему ближе и, потянувшись, поцеловала в щёку. — Было бы здорово собираться так иногда… и дети так радуются, — она посмотрела на бегающих между деревьев детей, и Скабиор вспомнил, что среди них есть её четырёхлетняя, кажется, дочка.

— Ты думаешь, какой она вырастет? — спросил он негромко.

— Я думаю, как она будет жить и кем станет, — грустно вздохнула Сесилия. — Не знаю, зачем я её родила… что она будет говорить в школе? — она посмотрела на Скабиора очень печально. — Вот ты — что говорил, когда тебя спрашивали, кто твоя мама?

— Я был мальчишкой, — ответил он. — Я ничего не отвечал — а слишком любопытных просто бил в глаз.

На самом деле, он лгал.

Никого он в школе за такие вопросы не бил — потому что отлично знал, что, поступив так, лишь привлечёт к вопросу внимание. Поэтому обычно он просто пожимал плечами и отвечал неопределённо: «Да ничем — а твоя?» Большинство… да практически все понимали этот ответ как «домохозяйка» и теряли к матери маленького Кристиана всякий интерес. Но признаваться сейчас в этом такой же матери ему было слишком неловко — хотя он пообещал себе научить каждого из этих детей, что и как отвечать в школе всем интересующимся.

— Знаешь, — сказала Идэсса, поправляя узкую лямку светло-жёлтого сарафана в мелкий белый цветочек, в котором её пышная грудь выглядела по-девичьи высокой, — было так удивительно, когда ты сказал на передаче у Джордана, кем была твоя мама… Я не встречала никого за пределами Лютного, кто бы в подобном признался.

— Ну, так я же как раз оттуда, — улыбнулся ей Скабиор. — Чего мне стесняться?

— Она жива? — спросила Идэсса.

— Нет, — качнул головой Скабиор. — Умерла, когда мне было шестнадцать… то есть очень давно. А ты выглядишь веселее, чем в прошлую нашу встречу, — заметил он, ласково целуя её ладонь.

— Пока ты сдавал экзамены, мне везло, — улыбнулась она.

— Если это связано, то можешь смело рассчитывать на везение в следующем июле, — пошутил он.

— Ты что-то не сдал? — кажется, искренне расстроилась она.

— Нет, конечно, — он рассмеялся.

— Ты провалил экзамены? — вмешалась Иллирия — хорошенькая коротко стриженная шатенка.

— Не все! — картинно возмутился он, кидая в неё вишенку, которую та со смехом поймала и отправила в рот. — Только два. Наверное. Во всяком случае, я надеюсь, что всего два, — глубокомысленно заявил он — и начал со смехом рассказывать об экзаменах.

...Домой, в «Спинни», возвращались на том же «Рыцаре» уже ближе к вечеру — и, прижимая к себе сонных детей, расслабленные и приятно уставшие участницы пикника, обнимая на прощанье Скабиора, договорились, что обязательно нужно будет в этом году выбраться так ещё раз — может быть, уже в сентябре, тоже в какой-нибудь вторник.

У Скабиора пикник оставил неожиданно горькое послевкусие — и он, аппарировав на Оркнеи, отправился бродить по своему острову, как делал всегда, когда хотел успокоиться и подумать. Он очень надеялся, что всем остальным участникам пикника было сегодня легко и радостно — а вот его самого одолевали самые разные мысли и воспоминания. Скабиор смотрел на свинцовые волны, разбивающиеся о берег, и думал о том, что он понятия не имеет, что сталось с теми детьми, с которыми он рос, но, будучи честным с собой, признавал, что, на самом-то деле, он вовсе не хочет, да и никогда не хотел ничего о них знать. Как и вообще вспоминать свое детство. Даже на могиле матери он не появлялся с тех самых пор, как похоронил её, и даже не был уверен, что вспомнит сейчас это место. И если задуматься, то он совершенно не представляет, что ещё может сделать для этих детей, жизнь которых, скорее всего, так и пройдёт в Лютном — и хорошо, если не в стенах того же борделя… Или уж, если так, то пусть хотя бы именно в «Спинни», потому что это всё-таки лучшее заведение такого рода в Британии.

Глубоко внутри он понимал, это как-то неправильно — чтобы дети росли в подобном месте, и тем более он не понимал, почему девочки всегда селятся там же, где и работают, и почему нельзя снять комнату где-нибудь далеко… хотя, конечно же, в «Спинни» всегда есть, кому приглядеть за детьми.

Но, по крайней мере, этим-то детям есть, где жить — а ведь лето уже кончается, и что с приходом холодов будет с волчатами? Им ведь тоже нужен надежный кров, потому что лес — это не выход, особенно для таких молодых. Хотя почему, собственно, «особенно для молодых»? А та же Эбигейл? Она же старше его — намного старше — и у неё нет, и не было никогда своего дома, или хотя бы чего-нибудь на него похожего. Но раньше у неё была Стая — от которой теперь остались лишь самые юные, слабые и неприспособленные, и им всем нужно где-то жить. И жить надо на что-то — потому что он может, конечно, попытаться научить их воровать так, чтобы они не попадались. Но, во-первых, из них даже у него вряд ли получится сделать успешных воров, ибо к воровству всё же требуются талант или хотя бы предрасположенность, а во-вторых, не ради же этого он влез во всё это дерьмо с экзаменами! Наверное, за счёт фонда он сможет закупать какую-нибудь еду — но только в первое время. Потому что ничего хуже, чем приучить их жить на чьи-то подачки, он сделать для них не может.

Но есть ли иной выход? Для выживания им нужен какой-то источник дохода — пусть и не слишком большой, но достаточный, чтобы прокормиться. И крыша над головой. И хорошо бы ещё какое-нибудь занятие, кроме учёбы… которую тоже пока непонятно как организовывать. А ещё… Мерлин, сколько же нужно сделать всего — а он представления не имеет, с какой стороны ко всему этому подступиться! Начать, вероятно, следует с крыши… Так. Дом, в принципе, можно снять… и даже сделать это, наверное, за счёт фонда…

Хотя нет. Он вообще не с того начинает. Прежде всего, оглядываясь на недавний судебный процесс, как он вообще объяснит появление такого количества явно хорошо друг с другом знакомых оборотней? Целая колония, в общем-то — она же не может возникнуть неизвестно откуда! Нужно придумать им какую-нибудь легенду… им — а, главное, Эбигейл и Бёру, чей возраст ставит их в довольно уязвимое положение. И если про Бёра он был почти что уверен, что вряд ли найдётся кто-то, кто сможет опознать в нём убийцу, грабителя или поставщика зелий, ибо тот, если информация Скабиора была верна, никогда принципиально из леса не выходил — то Эбигейл, наверное, могли бы узнать многие. Со времён войны прошло, правда, уже лет восемнадцать — но воспоминания возраста не имеют. И ведь посоветоваться ему не с кем… не с ней же самой, в самом-то деле. И уж точно не с Поттером и не с мадам Уизли — и вот тут действительно жаль, потому что она умна и вполне могла бы придумать какой-то выход. И, конечно, не с Ритой — нет, та его, безусловно, не сдаст Поттеру, и даже, пожалуй, придумает что-нибудь небанальное, но давать ей в руки такой козырь против себя и всех их было бы невероятнейшей глупостью.

А поговорить и посоветоваться ему очень хотелось. Кого из «умников» он ещё знал? МакДугала? Да, он целитель — но вряд ли подобный разговор попадает под то, что они обязаны хранить в тайне. И Слава Мерлину, это все же не по его основному профилю…

Был ещё МакТавиш, конечно, который мог бы эту проблему изящно решить, но его кандидатуру Скабиор даже не рассматривал. Ещё не хватало! Ему более чем хватило их недолгого, но запоминающегося общения — и он до сих пор в самые тоскливые минуты вспоминал, что больше ничего ему не должен, и от этого Скабиору всегда становилось легче.

Так что МакТавиш отпадал — но зато его имя заставило его вспомнить другое, и чем больше Скабиор об этом раздумывал — тем более ему нравилась эта кандидатура.

Он не так уж и много знал об этом человеке — но то, что ему было известно, заставляло его с уверенностью считать, что тот, возможно, и совет сможет дать подходящий, и навряд ли потом выдаст.