Пятеро в молчании (гет)

— А как вообще «Пророк» узнал об этом?

Я закрыл глаза в попытке отвлечься от нескончаемого шума улицы и сосредоточился на болезненной пульсации в левом виске. Та скорость, с которой газетчики выведали о найденном в узком тупике теле молодой волшебницы, действительно поражала. Даже если учитывать тот факт, что декорациями к этому событию стал без конца бурлящий и шумный Сохо. Взгляд на часы — Мерлин, всего десять минут второго! В горле беспощадно саднило, глоток чего-нибудь прохладительного не помешал бы.

— Что? — без надобности переспросил я, лишь бы дать себе несколько секунд, чтобы собраться с мыслями.

Глаза никак не хотели фокусироваться на человеке, который сосредоточенно вглядывался в моё лицо. Стюарт рассеянно посмотрел на тело, распластавшееся футах в двадцати от нас, скрытое теперь чёрным пластиковым пакетом. Но перед глазами всё ещё маячило застывшее в испуге лицо девушки, явно красивой при жизни. Её тело было скрыто тенью высокого серого дома. Голова с растрёпанными короткими тёмными волосами в небольшой луже засохшей крови — будто в обрамлении алого нимба.

Плотные серые облака быстро затянули небо, но воздух всё равно был густым и тяжёлым; то ли от пыли, то ли от ещё не сбавившей обороты жары, которая порядком нагрела салон авто Стюарта. До перекрёстка Оксфорд и Риджент-стрит мы ехали, обливаясь потом.

Узкая улица, которая оканчивалась тупиком и была зажата между двумя зданиями, напоминала разбушевавшуюся и бесконечно жужжащую стаю мух. Толпа зевак не уменьшалась, хотя этому усердно способствовал небольшой отряд волшебной полиции. На смену разогнанным или заскучавшим соглядатаям приходили другие. Редкие вспышки фотокамер, мелькание белой формы судмедэкспертов, громкие переговоры прохожих, что стояли за ограждающей лентой, и грохот соседних оживлённых улиц создавали невыносимую какофонию звуков. Головная боль усиливалась.

— Как «Пророк» так быстро получил информацию обо всём этом? — повторил мой напарник, внимательно следя за тем, чтобы столпившиеся плотной кучей прохожие оставались за лентой.

— Не знаю, Стюарт. Работа у них такая, — отмахнулся я, отметив троицу девиц в коротких юбках. Они остановились, чтобы сделать несколько снимков на мобильный телефон. Мерзкий запах крови словно забился в ноздри и чувствовался даже на языке. К горлу подкатывала тошнота.

— Когда уже заберут тело? — с неожиданным недовольством в голосе поинтересовался Стюарт у первого попавшегося под руку криминалиста. Тот ответил что-то неразборчивое.

— Нашедшего опросил?

Стюарт коротко кивнул, помахав блокнотом. Его взгляд устремился мне за плечо, и он сдвинулся к стене дома, уступая дорогу. Я последовал его примеру. Мимо нас пронесли тело в пластиковом пакете и погрузили в санитарную машину, которая, подъехав, практически полностью разогнала прохожих и теперь перегораживала им вид.

— Странное местечко для прогулки волшебницы, не находишь? — проговорил Стюарт, наблюдая за тем, как криминалист что-то объяснял водителю санитарной машины.

Я неопределённо качнул головой, не желая вступать в разговор. Это бы только усилило пульсацию в виске, которая начала плавно продвигаться к затылку. На самом же деле я думал только об одном: такой малопривлекательный для прохожих тупик, куда не выходили окна домов, очень удобен для трансгрессии из оживлённого района.

— Надо ехать к… — Стюарт что-то промычал, раскрыл блокнот и провёл пальцем по строчкам, — Джейсону и Патрисии Макдэниэлам. Они держат магазинчик в Косой аллее. Это они сегодня утром заявили о пропаже сотрудницы.

— И долго её не было?

— Малфой, ты где был? — он раздражённо фыркнул. — Форд сегодня с утра сказал, что она жила у знакомой этих Макдэниэлов. Эта женщина им и сообщила, что девушка дома не ночевала. Они сразу обратились в полицию, а тут как раз пришло сообщение о найденном теле, а неподалёку нашли волшебную палочку… Да что с тобой сегодня?

Я и правда не очень хорошо запомнил то, как прошло утро, сознание будто упаковали в вакуум. Путь до работы — как в тумане, да и последующие несколько часов тоже.

— Поехали, — оставив Стюарта позади и без ответа, я проскочил мимо журналистов, которых отвлекла отъезжающая санитарная машина. Стюарт, несмотря на его внушительную комплекцию, тоже сумел протиснуться между ними и стеной дома незамеченным и быстро со мной поравнялся.

— От тебя перегаром за милю несёт, — негромко проговорил он.

— А от тебя занудством, — огрызнулся я. Мы прошли мимо корейского ресторана, провожаемые кисловатыми и пряными запахами. Пёстрые наклейки на витринах магазинов одежды, откуда глядели безлицые манекены, сулили большие скидки.

— Ну-ну.

— Сейчас меня беспокоит только этот труп, — добавил я. — Ты, кстати, заметил синяк на её руке?

Он коротко кивнул, скорчив кислую мину. Возле двух плотно стоящих друг к другу телефонных будок мы свернули, и впереди тут же показалась машина Стюарта. Сам он обиженно сопел, поправляя пиджак на объёмном животе. Каждый раз мне казалось, что Стюарт уже привык к единственно возможному моему состоянию — отвратительному, в разных градациях от меньшего к большему. Конечно, настроение подпортили и внезапно накатившая головная боль после вчерашних посиделок в баре, и тошнота от запаха мёртвого тела и засохшей крови. Да и сам вид размозжённой об асфальт человеческой головы испортит настроение кому угодно. Но показалось, что его сегодняшняя реакция была другой.

Сев в пропахший сигаретным дымом салон авто, я ожидал, что он заговорит. Напарник же потянулся к пачке сигарет, опустил стекло и, не заводя двигателя, закурил, по локоть высунув руку в окно.

Мы со Стюартом не были друзьями, но у нас сложились неплохие отношения. Поначалу я всячески пресекал его попытки расспросить о чём-то личном, зато сам он всё время рассказывал истории из своей жизни. Неоправданный оптимизм, болтовня, дурацкий смех и несмешные шутки откровенно раздражали; всё, что не касалось работы, воспринималось мной как белый шум. Но за год совместной работы я к нему более или менее привык, как и он ко мне. И как бы я ни бесился от постоянного жужжания Стюарта, напарником он был отличным.

— Ладно, — примирительным тоном проговорил я, не в силах выносить его молчания. — Сегодня я с похмелья. Доволен?

Обычно спокойный, он со злостью выпустил струю дыма в приоткрытое окно. Его круглое лицо скорчилось в гримасе.

— Чтобы ты знал, нет. Не доволен. Если моё мнение тебя волнует, конечно. Форд наверняка заметил, что ты утром на планёрке чуть не захрапел во время его речи.

— Что ещё известно об этой девушке?

Выслушивать нравоучения не хотелось, поэтому оставил его слова без ответа. И надеялся, что Стюарт правильно истолкует этот манёвр.

— Тебя вообще не заботит, к чему это может привести? — продолжал он, будто не услышал вопроса. — Хочешь получить отстранение, да? Или чтобы тебя уволили за неподобающий вид? Тебя, кроме работы, вообще ничего не интересует. Пора что-то с этим делать, как считаешь?

— Точно. Запишусь к тебе на психотерапию. Что уставился? С чего кому-то меня увольнять? Просто не болтай об этом и всё. Я ведь ни разу не подводил тебя, разве не так?

— Так.

Стюарт докурил и запустил окурок в окно. Ещё раз поглядел на меня, не то хмыкнул, не то хрюкнул, но тень осуждения с его лица исчезла. Я решил, что на этом разговор окончен. Напарник пристегнул ремень безопасности, повернул ключ зажигания.

— Девушку зовут Софи Палмер, двадцать два года, — начал он, когда мы выехали на запруженную автомобилями дорогу. — Сегодня утром, как ты понял, её обнаружили в том проулке. Ждём новостей от судмедэкспертов. Думаю, она там не пару часов пролежала.

— Мне кажется, около суток, — согласился я, выловив из памяти те выводы, которые сделал при беглом осмотре тела. Стюарт кивнул на свой блокнот. На несколько минут, пока я изучал записи, в салоне воцарилась тишина.

— Никто ничего не видел, естественно. А записи с камер?

— В том проулке никаких камер нет. Может, удастся засечь её на других… Пока проверяют, нам сообщат.

Я выдохнул. Пусть Стюарт Миллер и был самым занудным из всех маглов в мире, он отлично разбирался в вопросах техники. Даже мне, человеку далёкому от магловского мира, он смог быстро и доступно объяснить что к чему во всех этих магловских штучках. Такому в центре подготовки мракоборцев, конечно, не учили.

Несколько лет назад я посмеялся бы над тем, кто описал бы моё нынешнее положение. Даже подумал бы, что он сумасшедший. Я, Драко Малфой, детектив в следственном отделе департамента магического правопорядка, а мой напарник — магл.

Благодаря некоторым волшебникам из высших чинов магической Британии, в мире произошли ощутимые перемены. Происходили они постепенно, аргументированно и, можно сказать, незаметно. По крайней мере, для большинства. В общей массе маги жили без оглядки на маглов, стараясь поскорее наладить собственные жизни, разрушенные войной. Самые ярые ненавистники простецов, спустя какое-то время, канули в забытье со своими попытками вернуть прежнее расположение. Кредит доверия был безнадёжно потерян. Кто-то, наверное, просто смирился, другие — помалкивали. Нельзя сказать точно, ведь никого об этом и не спрашивали.

Следственный отдел, который занимался преступлениями магического характера на территории маглов и с их участием, появился недавно, всего год назад, куда я попал сразу после выпуска из центра обучения. Я-то рассчитывал вступить в ряды мракоборцев — в самом лучшем случае. Или в отдел неправомочного использования колдовства, к примеру. Но формирующий состав отдел, названный экспериментальным, тогда похерил все надежды. После бесконечных тренировок, лекций, экзаменов и тестов, после десятка проверок и бесед, трёх откровенных допросов и пары капель сыворотки правды я подумал, что это глупая насмешка. Так это или нет, возражать не было смысла. Всё же, работа начала приносить некое удовлетворение.

Мне, в общем-то, повезло: так я предпочитал думать о своём нынешнем положении. Кто, в здравом уме, захотел бы взять на работу Малфоя, заклеймившего себя меткой пожирателя смерти? Как и любому человеку, мне хотелось большего. Повышения? Когда-нибудь. Возможно. Почему бы и нет? Но размышления об этом случались всё реже, а в последнее время я вообще перестал об этом думать. Даже так: слишком хорошо стал осознавать ситуацию. Как любили говорить некоторые — довольствуйся тем, что есть. Скрипя зубами от злости, я довольствовался.

Окно автомобиля было чуть приоткрыто. В салоне стало слишком шумно из-за врывающегося ветра, а потому мы молчали. Напарник включил диск (который за всё время нашего знакомства ни разу не вынимался из проигрывателя), и через шум ветра и дребезжание стёкол начали пробиваться знакомые инди-мотивы группы Kasabian. На волне игравшей музыки мысли текли лениво, но всё время сворачивали в сторону несчастной Софи Палмер, которую этим утром обнаружили на окраине Сохо.

Мы высадились возле «Дырявого котла». Стюарт начал возиться с проигрывателем, и сразу стало ясно, что у него не было никакого желания отправляться в обитель волшебников; он воспринимал путешествие в Косой переулок как личное испытание. Всё, что касалось магии, у Стюарта вызывало странную реакцию. Сначала, когда мы только начали работать вместе, он был в неописуемом восторге от волшебных палочек, заклинаний и прочих прелестей жизни обычного среднестатистического мага. Но в какой-то момент всё изменилось. Я никогда не спрашивал его о причинах такой перемены. Наверное, он просто привык.

Лавка старьёвщика, которая оказалась стиснутой между двумя другими магазинчиками с аляповатыми стеклянными витринами, даже не имела своей вывески. Бросив взгляд Стюарту, я получил в ответ короткий кивок. Не успели мы вступить на порог, как ароматы лавки подержанных вещей цепкой хваткой впились в ноздри. Стюарт выглядел неважно и даже слегка позеленел. Табличка «открыто» болталась на двери, выглядывая из-за стекла как любопытный зверь. Мы вошли внутрь.

Тошнотворная смесь запахов плесени и дряхлых книг с рассыпающимися переплётами, старого тряпья и древесной трухи здесь ощущалась так, будто впиталась в стены. По моему личному мнению, гвоздём программы можно было считать невидимую глазу тварь, которая приползла в эту Мерлином забытую лавчонку с единственной целью — помереть. И, судя по запаху, весьма в этом преуспела. Я старался дышать преимущественно ртом, ощущая, как вся эта грязь оседает на поверхности лёгких.

Прямо напротив дверей стоял покосившийся прилавок, на котором в кучу была навалена всякая всячина. Над ним к стене крепились две полки, не уступавшие по захламленности прилавку: тут были и проржавевшие птичьи клетки, и стопки блокнотов в толстых кожаных обложках, и коробочки из-под волшебных палочек, и пучки сломанных перьев. И даже потускневший закопчённый череп, похожий на человеческий. Часть прилавка загораживали двое, что-то обсуждая с продавцом — седым мужчиной с белой и пышной, пусть и короткой бородой. Один из посетителей тряс перед его носом мантией, явно стараясь что-то объяснить. Продавец лишь бросил на нас мимолётный взгляд. Его не удивило появление двух мужчин в магловской, официального вида одежде. Он явно нас поджидал.

Слева от прилавка располагался небольшой торговый зал, уставленный высокими неустойчивыми стеллажами. У задней стены примостились вешалки с мантиями, брюками и пиджаками разной степени изношенности. В углу стоял стол, на котором, одна на другой, были сложены остроконечные шляпы. Рядом — несколько старомодных цилиндров, местами потёртые и заплатанные. Стюарт, увидев их, усмехнулся.

Видимо заслышав характерный скрип старых проржавевших дверных петель, в пятно света, что сочился из грязноватого окна, вышла немолодая женщина. Стюарт явственно вздрогнул, так резко она появилась. Продавец и посетители не обратили на это никакого внимания.

— Вы… вы из полиции? — пролепетала она сдавленным голосом, который, однако, заслышали и двое посетителей. Возня возле прилавка усилилась, а через секунду посетители выскочили за дверь.

— Вы миссис Макдэниэл?

Рука уже нащупала в кармане пиджака удостоверение в кожаной обложке с блестящим значком, в котором значилось:

«Отдел обеспечения магического правопорядка. Следственное подразделение. Детектив Драко Малфой».

— Меня зовут Драко Малфой, мой напарник — Стюарт Миллер. Мы из следственного отдела, по поводу Софи…

— Палмер, — вставил Стюарт, предъявив и свой документ.

Патрисия Макдэниэл, как значилось у Стюарта в блокноте, тут же разрыдалась. Неспешно, будто прикладывая непомерное усилие, от прилавка подошёл продавец. Положив сморщенную загорелую руку на плечо плачущей женщины, он представился Джейсоном Макдэниэлом.

— Кем она вам приходилась? — спросил я, жестом дав понять Стюарту, что нужно записывать.

Между нами существовало эдакое негласное правило: если предстояло общаться с маглами, то начало беседы брал на себя Стюарт, если с волшебниками — это считалось моей территорией. Патрисия отошла, извинившись, что ей нужно привести себя в порядок, поэтому на вопрос ответил Джейсон.

— Она нам как дочка… была, — Джейсон шмыгнул носом и потёр морщинистое веко указательным пальцем. — Не могу поверить, что её нет… Только вчера утром видели её, она заходила. Торопилась куда-то, обещала сегодня прийти, помочь в лавке, да… так и не… не пришла. Мы её с семнадцати лет знаем. Она тогда работу искала, только школу кончила.

Вернулась Патрисия. Она пригласила нас сесть на продавленный диванчик в самом дальнем углу лавчонки. Вся процессия проследовала за ней. Получив отказ на вопрос о том, хотим ли мы чего-нибудь выпить, она уселась на стул, вытянувшись как струна, и сложила руки на коленях. Края её тёмно-зелёного платья проскользнули по полу, подняв небольшое облако пыли.

Как рассказывала им Софи, после Хогвартса, как только ей исполнилось семнадцать лет, она сбежала от отца. Он был маглом, как и её мать, которая умерла, когда Софи было четырнадцать. Про отца Софи практически ничего не рассказывала, но чета Макдэниэлов усвоила чётко: отца Софи люто ненавидела, и разговоры о нём не поднимались. В начале двухтысячного года отец забрал Софи в Норфолк, в деревушку под названием Уолсингем, откуда она в последствии и сбежала, с тех пор не имея с отцом никаких связей. После этого, уже здесь, в Лондоне, она посещала художественные курсы в школе искусств. Стюарт, время от времени шмыгая носом, быстро застрочил, когда Патрисия примерно описала местоположение школы искусств, после чего снова разрыдалась.

— Нам известно, что она жила у вашей знакомой, — сообщил я, мечтая только о том, чтобы поскорее закончить этот разговор и выйти на свежий воздух.

— Верно, это миссис Хилл, Софи снимает… снимала у неё комнату.

— Значит, она подрабатывала у вас, — встрял Стюарт. — А чем ещё занималась?

— Рисовала картины на заказ, — просипела миссис Макдэниэл, потирая покрасневшие глаза. — Об этом мы мало знаем. Может, миссис Хилл что-то знает? Спросите у неё. А ещё…

Тут она бросила быстрый взгляд на мужа.

— Что?

— У неё появился какой-то друг. Софи сказала, что это какой-то старый друг, с которым она очень давно не виделась.

— И вы не расспрашивали её? — оживился мой напарник, округлив глаза. — С кем она ещё общалась?

Патрисия рассеянно пожала плечами.

— Этот друг… Мы почему-то не придали этому значения. Подумали, что кто-то с художественных курсов. Может, встретила там кого. А началось это… даже не знаю. По-моему, с мая. Там ещё праздник был, день победы Поттера над Сами-Знаете-Кем, — сдавленно вставил Джейсон.

При упоминании этих имён внутри неприятно ёкнуло, но я не подал виду. Джейсон, пожевав нижнюю губу, нахмурился.

— А ещё есть Билли.

— Билли?

— Да, так его зовут. Увивается… увивался за Софи. Но мы не знаем, кто он такой, откуда взялся… Он иногда поджидал Софи возле входа. Или ошивался неподалеку, пока она была здесь. Софи говорила, что он…

— Чокнутый, — чуть более громким голосом, чем следовало, вставила Патрисия. — Так и сказала: он чокнутый. Он за ней следил. Вроде как, помешался на Софи. Мы говорили ей, надо сказать кому-нибудь, а она отмахивалась, мол, могу за себя постоять!

— А вчера вы его видели?

Макдэниэлы одновременно отрицательно покачали головами.

— Но миссис Хилл сказала, что они, вроде как, поругались вчера возле её дома. В начале двенадцатого дело было, она так сказала. Спросите у неё, — жалобно проговорила Патрисия, вытирая лицо засаленным платком.

После того, как я задал ещё несколько вопросов про Билли — мог ли он, к примеру, навредить Софи — они пообещали связаться сразу же, как только его увидят. Стюарт записал ответы, и мы наконец-то покинули душную вонючую лавчонку. Я услышал, как Стюарт за моей спиной глубоко втянул воздух. Улица бурлила жизнью, было шумно и людно, но шум этот разительным образом отличался от шума того же многолюдного Сохо.

Мешанина звуков в Косой аллее полнилась стуками каблуков многочисленных волшебников и волшебниц, бесконечным потоком проходящих мимо, громким уханьем сов. Открывались и закрывались видавшие виды разноцветные двери, бренчали колокольчики, провожая и встречая посетителей. Находясь в Косой аллее в это время года, можно было сразу понять, что приближается сентябрь. Тут и там сновали мужчины и женщины с детьми разных возрастов, нагруженные бумажными пакетами и свёртками. Некоторые из них тащили за собой совсем мелких ребятишек, которым только предстояло поехать в Хогвартс. Кое-кто из родителей, в благоразумном одиночестве, задумчиво всматривался в списки покупок для школы, заскакивая то во «Флориш и Блоттс», то в аптеку, то за новенькой школьной формой к мадам Малкин. Студенты постарше формировали маленькие тесные группки. Ошивались они в основном возле магазина «Всё для квиддича» и в маленьких кафешках, из которых раздавались весёлый смех и громкие разговоры.

— Надо поспрашивать здесь, у местных. Может, кто-то этого Билли знает. И насчёт отца нужно навести справки. Как думаешь, это Билли её убил? Малфой? Слышишь?

Я засмотрелся на высокую черноволосую женщину в остроконечной шляпе и в насыщенной фиолетовой мантии. Она отчитывала своего сына за то, что он, видимо, разбушевавшись, порвал пакет с лягушачьей икрой. Теперь эта малоприятная масса растекалась прямо у него под ногами. Мальчишка громко ревел.

— Ага, слышу. Вот только какой в этом смысл? Под это описание половина Косой аллеи подходит. Да ещё и Лютный переулок рядом. Мне больше интересно другое… Кто такой этот старый друг?

— И зачем Софи вообще пошла туда?

— Оттуда удобно трансгрессировать, — на автомате ответил я. — Вопрос в другом. Откуда она шла.

Пройдясь по ближайшим магазинчикам и не добившись этим ровно ничего, Стюарт наконец-то признал мою правоту. Но оправдался тем, что это было необходимо сделать.

Попасть к дому миссис Хилл можно было и с помощью трансгрессии, чего напарник категорически не любил. Ему повезло, что я был не таким уж частым гостем в Ист-Энде. Но я был на взводе. Мы целых пятнадцать минут спорили о том, является ли трансгрессия лучшим способом передвигаться по городу. Казалось, что последнее слово осталось за мной. Но, судя по самодовольному лицу Стюарта, он остался глух к моим словам, считая, видимо, что его «мне потом ещё неделю не по себе» стало решающим контраргументом в этом вопросе.

Когда мы выехали к дому миссис Хилл, по крыше авто резко забарабанил дождь, моментально окрасив асфальт в чёрный цвет, и так же резко дождь закончился. В машине было душно и накурено, освежитель источал приторный химический аромат. Я приоткрыл окно, и в лицо тут же ударил поток свежего воздуха, смешанного с запахом мокрого асфальта. Так гораздо лучше. Стюарт потянулся к пачке сигарет, но я бросил на него недовольный взгляд. Взгляд, очевидно, получился суровым; напарник отдёрнул руку.

Kasabian снова прорывались через дребезжание стекол. Небо быстро светлело, и очень скоро на мокром асфальте заискрились солнечные блики. Стюарт сощурился и опустил солнцезащитный козырёк. Прохожие спешили по своим делам, вдалеке раздавался детский смех и шум отбойного молотка. Звуки проезжающих мимо машин стремительно проносились сквозь поток мыслей, разбиваясь где-то в уголках сознания.

Через полчаса мы прибыли в Уайтчепел. Пришлось сделать довольно-таки длинный круг в объезд дорожных работ. Оказавшись посреди практически пустынной улицы в окружении плотной застройки двухэтажных засаленных домишек, Стюарт поинтересовался, готов ли я к разговору со свидетельницей. Наверное, вид у меня был совсем паршивый. Я нашёл взглядом узкую коричневую дверь с потемневшей бронзовой табличкой, к которой вели семь ступенек.

— Разумеется, Стюарт. Пошли.