Пятеро в молчании (гет)

Когда мы наконец-то добрели до рядов разномастных домов. Некоторые были совсем небольшими, а размеры других заставляли задержать на них взгляд. Я заметил, что Грейнджер заозиралась. И в голову пришла совершенно дурацкая мысль, будто она пыталась разглядеть среди этих опрятных домов то место, где могло бы расположиться поместье, мой прежний дом. Но отсюда никто бы его не увидел, пусть даже он не был бы защищён магией. Мэнор располагался дальше, и пришлось приложить немало усилий, чтобы даже не смотреть в его сторону.

Здесь было тихо. Не слышались ни шумы проезжающих машин, ни визгливые выкрики тех, кто торчал на смотровой площадке. Такая плюшевая тишина была доступна только тем, кто мог позволить себе жильё в подобных местах, скрытых от людских взоров. С некоторой досадой вспомнил свою берлогу в Хаммерсмите, где никогда не было тихо, и шум города сопровождал круглые сутки. А ещё то, как Забини назвал квартиру «живопыркой», высказав идею, что получив доступ к семейным накоплениями, я непременно должен переселиться в более приличное жильё.

Мысль эта прорвалась даже через стойкое нежелание пользоваться семейными деньгами. Я почти забыл, что даже воздух здесь казался особенным, чистым, дышалось куда свободнее. Хотя, это чувство могло возникнуть из-за того, что вокруг наконец-то не было людей, и можно было окончательно расслабиться. Парочка, которая шла перед нами, и та — куда-то испарилась.

Мы прошли вперёд по улице, устланной асфальтом. Походка Грейнджер при этом стала куда уверенней. Впереди маячил, возвышаясь, словно башня, самый большой дом. Сложенный из потемневшего кирпича, он местами заметно обветшал, но всё равно выглядел куда презентабельнее некоторых, пусть и более аккуратных, домиков, окружённых постриженными вечнозелёными изгородями. Грейнджер, догадавшись, что за дом нам нужен, тихо хмыкнула.

— Тебе не надо позвонить этой его помощнице? — прервал я тишину, перебиваемую редким чириканьем птиц и шуршанием листвы.

— Нет, мы ведь уложились в оговоренное время, — пожала она плечами, не глядя на меня.

— Грейнджер, можешь меня послушать, — я остановился возле изгороди соседей Эвершота. Она ушла немного вперёд, но тут же развернулась, скрестив руки. — Мы на работе, верно? Давай вести себя как профессионалы.

— Ты о чём? — спокойно ответила она. — Я всегда веду себя как профессионал.

— А что тогда с твоим лицом? Чем я тебя оскорбил? Своим нежеланием лебезить перед каждым встречным?

— Я просто задумалась. О своём, — она отвела взгляд. — Не твоё дело.

— Отлично.

Краем глаза приметил старуху, которая выплыла из дверей стоящего напротив, через широкую дорогу, двухэтажного домишки. Она явно заинтересовалась нашим появлением, а потому, не сказав больше ни слова, жестом дал понять, чтобы Грейнджер шагала вперёд.

Нас встретила очень мрачная женщина с белыми волосами, в очках и весьма неопределённого возраста. На ней были чёрная юбка и чёрная же водолазка, и этот контраст сделал её хмурое несимпатичное лицо почти белым. Разве что красная помада хоть как-то разбавляла мертвенную бледность. Я представил нас обоих, и когда она услышала имя Грейнджер, то тут же закивала, даже слегка улыбнулась. Что, впрочем, её ни капли не красило.

Мы вошли в дом и оказались в просторном холле с высоченными потолками и минимальным количеством мебели. Всё это огромное пространство было лишь «прихожей». Элиза, так звали помощницу Эвершота, повела нас наверх, по широкой деревянной лестнице с вычурными перилами. В пустом пространстве отзывался каждый звук, даже мягкое касание подошв об обитые ковром ступени. Чего-то похожего я и ожидал от этого дома. Классический английский стиль, который вопил о состоятельности своего хозяина каждой крошечной деталью, будь то изысканные светильники, висящие на стенах, или редкий предмет мебели, вроде резного столика, на котором покоились стопки бумаг и вскрытых писем. Но эти красота и достаток были поверхностными. Либо Эвершоту на старости лет попросту было плевать, что, к примеру, светильники не работали, а мебель выглядела так, будто её следовало обновить лет сто назад, либо на поддержание былого великолепия дома не осталось ни сил, ни финансов.

Никакой прислуги в доме, очевидно, тоже не было. По крайней мере, никто на пути не встретился. Ведя нас мрачным коридором, в котором свет тоже отсутствовал, Элиза с ещё большей досадой в голосе поведала, что «проводка в доме стала совсем плоха» и «в этой части дома вот уже неделю нет света». Я понял так, что старик сам сказал ей об этом. Как бы то ни было, её оправдательные сетования — таким тоном, будто это она повинна в отсутствии света — остались без комментариев. Хотя меня так и подмывало ляпнуть: почему бы ей не вспомнить о наличии рук и не позвонить специалистам по этому вопросу самой?

Кабинет Эвершота оказался просторным, светлым, и заставленным всяческим хламом. Деревянные панели на стенах почти полностью перекрывались многочисленными шкафами (облезлыми, но сохранившими былое величие), забитыми до отказа книгами, старыми письмами и прочим дерьмом. Полка обильно украшенного резьбой камина тоже была сплошь заставлена книгами. В дальнем конце кабинета располагался массивный стол, за которым сидел сам Эвершот. Между ухом и плечом он зажал телефонную трубку и что-то быстро записывал.

Перед столом стояли обитые плотной, местами вытертой, тканью кресла, куда Элиза и предложила сесть. Грейнджер всё косилась наверх, на огромную люстру с хрустальными подвесками. Наверное боялась, что она рухнет прямо ей на голову, такой хлипкой выглядела.

Я не особенно знал Эвершота, но быстро сообразил, что он относился к тому типу склочных стариков, которые окружали себя многочисленными предметами из их прошлого, эдаким наследием, словно только так могли ощутить себя живыми.

— Кофе хотите? — тихо поинтересовалась Элиза, склонив голову между спинками стоящих рядом кресел.

Мы дружно отказались, а я подумал, что Элиза до смерти боялась своего начальника. Не успел поразмыслить о том, на какой хрен она вообще на него работала, как Эвершот повесил трубку.

С лёгкой улыбочкой, будто его ждало весёлое представление, он соединил перед собой ладони и поочерёдно на нас поглядел. На вид ему было лет восемьдесят, не меньше. Но он не создавал впечатление дряхлого старика, наоборот, держался как пружина. Лицо — такое же бледное, как у Элизы, на носу — квадратные очки в тонкой оправе. Аккуратно подстриженный, с впечатляющими седыми усами и острым, будто жало, взглядом чёрных глаз, он слегка склонил голову вперёд и радостно объявил:

— Ну-с? Кто это у нас тут?

— Из полиции, — мрачно пробормотала Элиза откуда-то из-за кресла. —  Из Лондона. Я говорила, что они должны сегодня вас навестить.

— Очаровательно, — кивнул он. Его улыбочка откровенно выводила из себя. — Милая, ты предложила гостям напитки? Отлично, тогда, будь добра, мятный чай для меня.

Когда Элиза спешно покинула кабинет, Эвершот уставился на Грейнджер с неподдельным интересом.

— Мисс… как вас? — обратился к ней старик. Облокотившись на стол, он поигрывал большими пальцами.

— Мисс Гермиона Грейнджер, — быстро ответила она.

— О, могу я обращаться к вам Гермиона? — поинтересовался он.

Грейнджер нацепила свою фирменную каменную маску и ни чем не выдавала возможного недовольства. Но меня такое поведение откровенно зацепило. Внутренне позлорадствовав, подумал: она по-прежнему бы утверждала, что я должен относиться к чужим людям иначе, если бы разговор этот состоялся после встречи с Эвершотом?

— Конечно, — едва приметный кивок и откровенно натянутая улыбочка. Его взгляд метнулся ко мне.

— А вы…

— Детектив Драко Малфой. Можете обращаться ко мне мистер Малфой. 

Эвершот натужно расхохотался. Я поймал быстрый взгляд Грейнджер. Она еле подавила улыбку.

— Теперь, полагаю, мы можем приступить к делу?

Эвершот закончил веселиться и откинулся на спинку кресла. В этот момент в кабинет вернулась Элиза, водрузила на стол перед стариком маленький поднос с чайными принадлежностями, и так же молча вышла. Он проводил её взглядом и, когда дверь закрылась, закатил глаза.

— Так. И зачем ко мне пожаловала полиция из Лондона? — обратился он ко мне.

— Мы бы хотели уточнить у вас об одной картине… — начала Грейнджер, запустив руку в сумку. Она извлекла из неё каталог, пролистала несколько страниц.

— О, милая леди, позвольте говорить мужчине, — театральным жестом он поднял руку, как бы приказывая ей замолчать. Грейнджер слегка прищурилась. — На самом-то деле, я бы предпочёл говорить с вашим начальником. Помощницы обыкновенно ждут снаружи.

— Мисс Грейнджер моя начальница, — сухо проговорил я в образовавшейся тишине. Эвершот несколько раз моргнул, а потом снова захохотал. Ни капли, сукин сын, не смутился.

— Ну и времена! — он подался вперёд. — Очень интересно… Так что там, с картиной?

Даже после замечания Эвершот демонстративно обратился ко мне, и смысла говорить что-то ещё я не видел. Грейнджер молча протянула ему каталог и ткнула пальцем в изображение. Она явно была намерена игнорировать его пренебрежение и вести себя как ни в чём не бывало, не терять лицо.

— Вот эта картина, мистер Эвершот. Вы приобрели её на аукционе пять лет назад, это верно?

Старик подвинул каталог к себе и, вскинув бровь, вперился в страницу.

— Ну и что? Это преступление?

Внимательно его разглядывая, приметил, что за ещё одной усмешкой явно спряталось некоторое напряжение.

— Нет, не преступление. Но картина замешана в нашем расследовании, — твёрдо сказал я, надеясь, что это уберёт с его сморщенного лица нахальную ухмылочку. — Вы можете рассказать нам о том, как она к вам попала и о её дальнейших передвижениях?

Эвершот немного помолчал, возведя взгляд к потолку. Его морщинистые руки, всё так же сцепленные в замок, слегка подёргивались.

— Могу, — оторвав взгляд от потолка, он посмотрел сначала на Грейнджер, а потом на меня. — Я купил её в подарок своей дражайшей жене, ныне покойной. Было это лет пять назад, как вы уже сказали. Я такие вещи на дух не переношу, а вот Эви была в восторге.

— Но вы её продали, не так ли? — спросила Грейнджер, внимательно глядя на него.

— Верно, — кивнул он, занявшись чайником. — Избавляюсь понемногу от всего, что мне не нужно… после смерти Эви.

— И когда же вы её продали? И кому? — снова задала вопрос Грейнджер, бросив взгляд на каталог, лежащий на столе между ними.

Лицо её выражало решительность, будто этим она собиралась отстоять свою задетую гордость.

— Молодому человеку по имени Дэниэл. Контактов его, к несчастью, у меня не имеется, — мягко ответил он, по-прежнему улыбаясь, словно радовался, что сумел предвосхитить следующий вопрос. — А было это почти сразу после похорон Эви, в январе.

— Я так понимаю, продажа была осуществлена в частном порядке? — встрял я. — Вы не обращались в аукционный дом или к другим специалистам?

До жути раздражало, что информацию из него приходилось вытаскивать клещами. Было такое чувство, что теперь старик наслаждался этим внезапно обрушившимся на него вниманием и не был намерен рассказывать что-то, если того не подразумевал вопрос.

— Да, мне помог один мой… скажем так, товарищ, — Эвершот поправил сползшие очки.

— А почему не через аукционный дом, который уже занимался продажей картины?

Тон её голоса был откровенно прохладным. Она распахнула пальто, но снять его, почему-то, не решилась.

— Ах, милая моя мисс Гермиона, — улыбнулся Эвершот, будто объяснял сопливой девчонке, почему небо голубое. — Не буду засорять вашу прелестную головку ненужными подробностями, но… разве это запрещено?

Я дивился тому, что Грейнджер ещё не залепила по морде этому надменному ублюдку. Но мысли сосредоточились на другом, а потому я снова влез в их беседу.

— В каталоге картина в другой раме.

— М-м-м… да, рама… — Эвершот слегка нахмурился. — Это собственность моей жены. Досталась в наследство. Потому я и купил картину, она идеально подходила под эту раму, будь она трижды неладна. Одна из сестёр моей жены пару месяцев назад заявила о том, что я должен вернуть семейную ценность им, Эбби и Эсни… Да, имена у их ненормальной семейки что надо, не правда ли? Эбби, Эсни и Эви… Представляете семейные ужины? Пока попросишь передать салфетку, она уже не понадобится. А Элиза, как вы поняли, продолжатель этой, с позволения сказать, традиции. Она племянница моей Эви, дочь Эсни, с ней у нас более или менее нормальные отношения. А Эбби — сумасбродная старая дева, и с рамой носилась как с каким-то сокровищем. Чем она, разумеется, не была.

— И вы сказали ей, что картина продана вместе с рамой, — прервал я излияния старика. — А дальше?

— Устроила порядочный скандал и пригрозила судом, — усмехнулся он. — Дэн Шоу, этот букинист, сказал что консультирует библиотеку в каком-то музее. Я сказал Элизе обзвонить все музеи, чтобы его найти, но… — он развёл руки в стороны. — Похоже, шельмец сказал неправду. Не понимаю, зачем это нужно было…

— Но почему вы не обратились к своему… товарищу? — удивилась Грейнджер. — Разве не проще было…

— Нет, не проще, милая моя, — резко отмахнулся он и замолчал.

— Слушайте, нам всё равно, что вы продали картину через не совсем чистых на руку людей. Мы расследуем убийство, а до ваших махинаций нам дела нет.

И по выражению лица Эвершота я понял, что моя внезапная догадка, которая объясняла его заминку, была верной.

— Убийство? — удивился Эвершот, но тут же расслабился. — М-м-м… Какой сообразительный молодой человек, — он снова рассмеялся, а Грейнджер скривила губы. Ей явно хотелось убраться от этого типа подальше. — Я рад, что мы друг друга поняли. Да, я пытался разыскать того человека, который помог найти покупателя, но тот тоже пользовался услугами… друзей, с которыми связаться не смог. А в конце августа картина сама всплыла, о чём мне и сообщили. Когда я узнал, что её продают, то не мог упустить. На следующий день картина была у меня. Раму я отдал Эбби в тот же день и послал её ко всем чертям.

Эвершот слегка прищурился. Почудилось, что сознание отделилось от тела.

— Так, погодите-ка, — я бросил взгляд на Грейнджер. Лицо её вытянулось. — А когда вы её вернули? И как поступили с картиной?

— Картина у меня, — улыбнулся Эвершот. — Аккурат две недели назад я её наконец-то заполучил. А старая стерва даже «спасибо» не сказала.

— То есть… двадцать третьего? В среду? — путём нехитрых манипуляций, посчитал я. И понял, что произошло это за день до убийства Софи.

— Точно, — кивнул Эвершот с довольной ухмылкой, он явно заметил наш ажиотаж.

— Но этого… не может быть, — проговорила Грейнджер, обращаясь скорее к себе, чем к кому-то из нас.

Я понимал её ступор. Специалисты, к которым она обратилась, уверены, что картина из кабинета Остина была подлинной, и слова Эвершота действительно не могли быть правдой.

— Мистер Эвершот, картина правда у вас? В этом доме? Вы уверены, что это не подделка?

— Уверен, моя милая мисс Гермиона, уверен, — снисходительно закивал Эвершот и отхлебнул из кружки с чаем, умудрившись при этом не замочить усов. — Хотите взглянуть? Я отдал раму Эбби и убрал картину в… в…

Он вдруг замер, будто его кто оглушил.

— Куда? Мистер Эвершот? — Грейнджер подалась вперёд и теперь сидела на самом краешке кресла. Старик не реагировал. — Какого…

Она поднялась с места и, обойдя стол, остановилась сбоку от него. Щёлкнула пальцами, помахала рукой перед лицом. Никакой реакции.

— Он что, завис? — я привстал с кресла, но сразу понял, что это не притворство.

— Заклятье забвения? — Грейнджер ахнула и вперилась взглядом в лицо старика. — Чёрт возьми, Малфой, — её рот еле открывался. — Что же это такое?

— Может, это не заклятье забвения? По-моему, оно работает не так…

— Я про… да ну его! — Грейнджер раздражённо отмахнулась и подняла взгляд. — Нет же, я про картину! Она попала к нему за день до убийства Софи, ты понимаешь, да? — Грейнджер принялась расхаживать за креслом Эвершота. Я не мог оторвать взгляда от его застывшей фигуры. — Но это хотя бы объясняет, почему рама из пластика, правда?

— Что, правда объясняет? — с вялой бравадой ответил я, силясь переварить и услышанное, и увиденное.

Похоже, Грейнджер вообще не беспокоилась о состоянии Эвершота, будто произошедшее с ним было вполне себе обыкновенным делом. Особенно в таком городке как Брэдфорд. Особенно — в доме старого магла.

— Итак, что мы имеем, — продолжила она, проигнорировав мои слова. — За день до убийства Софи, картина, висевшая с января в кабинете у Остина, попадает вместе с рамой к Эвершоту. Это факт.

— И очевидно, её продал тот, кто имел доступ к кабинету. Больше некому, — поддакнул я.

— Точно, — закивала она, не прекращая расхаживать за креслом замершего старика. — На следующий день, в четверг, Софи пообедала с Остином и вскоре погибла в том переулке в Сохо. Во вторник, через четыре дня, мы вышли на музей, — она остановилась и посмотрела на меня. — Картина была на месте?

— Была, чтоб её черти драли!

— Хорошо, первое — успел ли кто-то навестить Эвершота в этот период и забрать у него картину? Вернее… была ли это уже вернувшаяся настоящая картина или подделка?

Попытка воскресить в памяти образ картины с треском провалилась.

— Да как это на глаз-то определить? Я её не особенно рассматривал, просто помню, что была.

— Ладно, но ведь его точно кто-то навестил, кто-то из музея, волшебник, — продолжила она, махнув в сторону Эвершота. — Больше некому! И результат этого посещения на лицо. Похоже, кто-то не захотел церемониться, ударил его заклятием и унёс картину, но уже без рамы, с собой. Второе и самое важное — кто это был и когда именно это произошло? Когда у нас будут ответы на эти вопросы, считай, дело закрыто.

— А может… в прошлую среду? — озарённый внезапной идеей, я подскочил с кресла. Мысли толкались одна за другой. — Элиза сказала, что проводка старая, света нет уже неделю. Но что если здесь кто-то использовал магию? Заклятье забвения — это тебе не Люмос!

— Точно… ну точно же! — её глаза заблестели. — В прошлую среду Эвершота навестили и картину у него забрали, так? А что было на следующий день, напомни-ка?

— Мы наведались в музей, и картины на стене не было. У нас ведь есть фотографии, которые сделал Стюарт.

— Вот именно. А Купер нервничал!

— Это да, но когда мы попёрлись в музей в пятницу, он прикинулся дурачком и сказал, что ни о какой картине не знает. Я не заметил, что он нервничал. Скорее был… зол.

— Ещё бы он не был зол! Понял, что его задница в опасности! Но в чём заминка? Почему он не повесил её сразу после того, как забрал? — задумалась Грейнджер, снова обратив свой взор на Эвершота, который не подавал никаких признаков жизни. Она склонилась над ним, ещё раз помахала перед его носом рукой. — В четверг её не было на стене потому… потому что у неё не было рамы? Эбби получила её за неделю до этого. Но… всё равно что-то не то.

— Пластиковая рама осталась от подделки, её ведь сделали до продажи картины, — стараясь влиться в поток её размышлений, пояснил я. — Так что с этим проблем не было. Мы пока не знаем, чего у него там случилось, и почему он её сразу не повесил на место, но меня другое волнует. Если Купер знал, что рама из пластика, то он не особенно беспокоился. В пятницу-то он уже наверняка уже вернул её на место, да вот только в кабинет мы не заходили. Но всё равно, чего это он такой уверенный был?

— И ещё он солгал, что она была на реставрации. Чушь какая-то, — нахмурилась Грейнджер. — Да и не важно, на самом-то деле. Многое указывает на него, и уж от того факта, что картина из кабинета Остина пробыла у совершенно другого человека целую неделю, директор музея отмахнуться не сможет! А кто ещё мог её оттуда вынести? Малфой… — она обхватила своё лицо руками. — Неужели мы разгадали эту загадку?

— Ну, я бы не сказал, что мы её до конца разгадали, — поправил её, силясь не поддаваться излишнему оптимизму из-за маленькой, но всё же победы. — Но кое-кого мы напугали конкретно, иначе этот кто-то не бросился бы возвращать картину.

— Что ещё за «кто-то»? По-моему, дураку понятно, кто этот «кто-то»! — вскинула брови она.

— А где доказательства, что приходил сам Купер? Может, кого-то послал? И вообще, он сам занимался продажей? Или через ещё каких-нибудь «товарищей»? — я махнул в сторону Эвершота. — Чёрт возьми, а картина-то знатно по рукам походила… Надо спросить Элизу, может она видала чего в среду. Может, кто-то его навещал.

— Проверить бы его палочку… Вот же сукин сын! — вдруг выпалила она. — А он отлично постарался, чтобы не подпустить нас к музею! Понятно теперь, почему он жаловаться побежал. А Софи наверняка что-то заметила, я просто уверена в этом! — тон её голоса становился всё громче. — Как раз на следующий день, когда появилась подделка! Естественно, что в свой предпоследний поход в музей, в понедельник, Софи ничего не заметила. Я думаю, что картину стащили как раз в понедельник. После… после того, как они оба ушли обедать! А ведь это логично, так?

— Купер точно знал, когда и куда уходит его начальник, — согласился я. — И сколько его не будет.

— Во вторник Эвершоту сообщили о продаже картины, а в среду она уже была у него на руках. Круг замкнулся! — разведя руки в стороны, сообщила она. — И это более или менее объясняет перемещения картины. Но вот только, почему он её сразу не повесил…

Голова пошла кругом от такого количества информации. Но она всё же постепенно укладывалась. Пока Грейнджер источала радостное возбуждение, я не мог избавиться от чувства, что всё выходило слишком хорошо.

— Слушай, а зачем ему вообще было её убивать в таком случае? — озвучил я волнующий вопрос. — Какой у Купера мотив? Почему просто не вернуть всё на место и сделать вид, что ничего не было, раз он так испугался того, что его раскроют? Может Софи что-то такое и заметила в день своей смерти и сказала об этом вслух, но… Выходит, что Купер нам снова соврал, и в четверг он был в кабинете у Остина вместе с ней. Иначе в этом всём нет никакого смысла. А доподлинно доказать его нахождение там мы никак не можем. Всё-таки слишком радикально он решил с ней разобраться. Не стыкуется как-то.

— Слушай, Малфой, — с серьёзным лицом начала она, устало оперевшись о кресло с замершим в нём Эвершотом, и поглядела на него так, будто он был ещё одним предметом мебели. — Это реальная жизнь, а не какой-то детективный сериал, где всему есть чёткое объяснение. Где есть заранее написанный сценарий. Иногда вещи не стыкуются. Или стыкаются не так, как нам того хотелось бы. И это нормально. Иногда истинные мотивы человеческих поступков так сложны, что не всегда им можно найти логичное объяснение.

— Я это знаю. Но ведь мы говорим о мотиве для убийства. Жизнь это или сериал — такому поступку должно быть объяснение, Грейнджер! Хоть какое-то! Может, он испугался чего-то… В человеческих поступках есть смысл, всегда, и наша работа — найти этот смысл и посадить виновных за решётку. Так это или нет?

Грейнджер тяжело вздохнула, неопределённо качнула головой.

— Конечно, ты прав. Но… знаешь, я не отрицаю идею, что дело не только в картине. Если он её стащил, то почему не мог стащить ещё что-нибудь? Опыт в подделывании, я так понимаю, у него есть.

— Другие картины? Этого он и испугался? Но я ещё вот чего не понимаю — почему он выбрал именно её, эту картину? Может, ему подсказал кто?

— У него был помощник, кто-то из музея? И именно он может быть убийцей? — она равнодушно разглядывала шкафы с книгами. Было такое чувство, что она задавала эти вопросы себе.

— В рамках этой беседы — предположим и такое. Неужели этот заморыш на самом деле обвёл всех нас вокруг пальца?

— Да уж, — с задумчивым видом проговорила она. — Но раньше он не попадался. А вот с рамой из пластика — прокололся. Не повезло!

— Ладно, а как доказать, что это он убил? Или что не он? Если мы надавим на него с картиной, и он признается, или сдаст кого-то, то вины в убийстве это не докажет. Что, весь музей обследовать на предмет «не спёр ли он ещё чего»? Хотя… — в голову пришла довольно дерзкая идея. — Погоди-ка… Да, он ведь у нас классный спец по книгам, помнишь? А помнишь ли ты ту вырезку из газеты, про какие-то там ценные фолианты, которые пожертвовали библиотеке? Семь редких книг, что-то в этом духе.

— Помню, — она вскинула брови. — Думаешь, на них позарился? Я уже ничему не удивлюсь!

— Это нам ещё предстоит выяснить. Но на путёвку в музей мы тебе наскребли, и это уже кое-что, — подытожил я. Перевёл взгляд на Эвершота, подумав, что стоило оставить старого козла в таком состоянии.

— А с этим-то чего делать? Что с ним вообще такое? Заклятье забвения так не работает. Вроде бы…

Грейнджер с удивлением опустила взгляд, будто впервые увидела Эвершота, и отошла от кресла.

— Похоже… его сознание пытается залатать дыру. Перезагружается, что ли, — со знанием дела ответила она. — Ему не заменили память, а просто стёрли кусок из жизни. Это, поверь, большая разница.

— Я как-то в курсе, что разница есть, — бросил я, глядя на старика.

Замершая в кресле фигура выглядела жутко. Вспомнил об Элизе, которая могла зайти в любой момент, и обернулся на дверь, словно она вот-вот появится на пороге. Но тишину, сковавшую этот дом, не разрезал стук в дверь.

— У него в памяти сейчас пусть небольшой, но провал, — продолжила она, посмотрев на Эвершота с нескрываемым отвращением. — Он помнит всё, что связано с этой картиной и рамой, но не помнит того, что он с ней сделал. Ясное дело, чтобы стереть все воспоминания о картине и раме, нужно было бы потрудиться, ведь с этим связана и его жена, и её сёстры… Слишком глубоко въелись воспоминания об этом.

— Вопрос о картине поставил его в тупик, — кивнул я. — Вернее, его мозги. Пустое место ещё ничем не заполнилось. Понял. И что с ним будет?

— Обычно это происходит со временем. Пустота заполняется естественным образом, — вещала Грейнджер учительским тоном, будто читала по учебнику. — Но прошло слишком мало времени. А раз до этого он о картине и не вспоминал… ну, в общем, это понятно.

— Мы, вроде, учились по одной программе. А ты подозрительно много об этом знаешь, — я перевёл взгляд с застывшего лица Эвершота на неё. Грейнджер свой отвела.

— Углублённый курс изучения… ментальной магии.

— Ладно, но с ним-то что делать? Вызвать, может, кого-нибудь?

Грейнджер пристально посмотрела на старика.

— Да нет, не надо. Мы же в мозги ему лезть не собираемся? Да и опасно это, сделаем только хуже. Попробуем воздействовать на него при помощи внешних раздражителей…

— Это как же? Тряхнём ублюдка как следует?

— Ага, — с коварной улыбочкой кивнула она.

Решительным жестом она схватила его за плечи. Не прошло и секунды, как Эвершот мгновенно взвился. Его рука дёрнулась и смахнула чашку, Грейнджер от неожиданности взвизгнула, а я чуть не повалился обратно в кресло.

— Какого чёрта! — вскочил он, отряхивая рукав пиджака, который насквозь пропитался чаем. По комнате распространился сильный запах мяты. — Я… Как вы…

Он недоуменно уставился на Грейнджер, потом перевёл взгляд на кресло, в котором она сидела.

— Вы в порядке? — кисло улыбнулась она. — О, надеюсь, что всё хорошо. А нам с мистером Малфоем пора. Спасибо за беседу!

Мы выскочили из кабинета Эвершота как подстреленные, повинуясь единому желанию — поскорее убраться из этого дома. Вряд ли он попытался бы нас догнать, но эта мысль всё же подгоняла.

Элиза подняла голову, когда мы буквально скатились с лестницы. Она сидела на первом этаже, в кресле, держа на коленях книгу и скинув обувь. Её лицо вытянулось, но она тут же понимающе кивнула.

— Уже закончили? — спросила она, пытаясь незаметно сунуть ноги в туфли. — Всё в порядке?

— О, да… — пролепетала Грейнджер, скосив глаза на лестницу. — Послушайте, Элиза, а к мистеру Эвершоту никто не заходил в последнее время? Примерно неделю назад?

— А в какой именно день? — призадумавшись, спросила она.

— В среду. Когда у вас случились неполадки с проводкой, — уточнил я.

— Я не знаю, — она помолчала. — Никто заранее не записывался, а в среду и четверг меня здесь не было, я ездила к матери. В Хейтсбери. Это недалеко отсюда. Что-то не так?

— Всё в порядке, — Грейнджер ей улыбнулась, и когда мы, попрощавшись, вышли на улицу, то мгновенно отошли подальше от проклятого дома.

— И кто же так удачно навестил этого старого козла? — пробормотала Грейнджер, оглядываясь вокруг, будто где-то под кустом валялся ответ на этот вопрос.

— Старого козла? Довольно мягко сказано.

— Нет, ты слышал, как он со мной разговаривал? — возмутилась она.

— Всё ещё хочешь, чтобы я обращался с посторонними вежливо?

Грейнджер ничего не ответила, продолжая осматриваться. Я тоже огляделся. Когда мы выходили из дома Эвершота, то заметил, что та старуха, выползшая из дома напротив, всё ещё торчала возле вечнозелёной изгороди. И — кто бы мог подумать — занималась её стрижкой.

— Как интересно…

— Что? — она мгновенно повернулась.

— Знаешь, Грейнджер, что в маленьком городке важнее, чем стрижка кустов?

— И что же?

— Сплетни, — ухмыльнулся я, кивнув в сторону старухи.

— Эм, — она нахмурилась. — Не поняла тебя. В каком смысле?

— Да включи же ты голову! Пошли-ка, поболтаем с той милой пожилой леди.

— О чём? — она повысила голос. — О стрижке кустов?

— Ты думаешь, она кусты стрижёт? Включи, говорю, голову! Кто в начале сентября стрижёт вечнозелёную изгородь?

— Её стригут в… июле, вроде? — Грейнджер выкатила глаза, и мы заспешили в сторону старухи. — Чёрт… А ты-то откуда вообще это знаешь?

— Углублённый курс изучения стрижки кустов, — отмахнулся я, поймав её вопросительный взгляд.

Старуха будто только нас и ждала. Показав значок, я бегло объяснил ей, какая информация нам была нужна. Услышав вопрос о том, знала ли она Эвершота, тут же закивала.

— Знаю-знаю, — разулыбалась она. — И его, и племянницу его тоже. Девка, муругая такая, видали же её?

Я кивнул, а Грейнджер нахмурилась.

— Какая… простите? — осторожно переспросила она, явно уверенная, что просто не расслышала.

— А? — старуха уставилась на неё, но быстро сообразила. — Да смурная она, смурная!

— Хмурая. Мрачная, — пояснил я для Грейнджер, которая всё ещё стояла с довольно глупым видом.

— Из лондонских, ага? — старуха понимающе кивнула в её сторону. — А у тебя-то говорок местный проскальзывает! Как, говоришь, тебя по имени?

— Да, я… жил тут кое-какое время. Недолго, — туманно объяснился я и быстро свернул разговор в нужное русло. — Вы видели кого-нибудь, кто приходил к Эвершоту на прошлой неделе? Скажем, в среду?

— Ну точно, — удивилась старуха. — Всё вы знаете! Точно, приходил, как раз в среду! Тогда как раз начались «Свободные женщины». Люблю это шоу, там…

— «Свободные женщины»? Значит, это было в половину первого? — прервал её я, поймав удивлённый взгляд Грейнджер. — Это шоу, вроде, идёт примерно в это время?

— Да-да, — радостно закивала она. — Всё-то вы знаете!

— А как он выглядел? В очках? — тут же встряла Грейнджер, сняв этот вопрос с языка.

— Не-е-е, — протянула старуха, махнув рукой. — Чёрненький такой был. И вохлы-то у него в хвост заделаны, — она коснулась затылка, будто слов было мало. — Я его издаля видала. Точнее-то не скажу.

Больше ничего толкового из неё вытянуть не удалось, и мы спешно ретировались в сторону смотровой площадки.

— Ты что, смотришь «Свободных женщин»? — спросила Грейнджер со смешком в голосе.

— И что тут такого? — огрызнулся я, глянув на часы. Разговоры с Эвершотом и его соседкой заняли почти полтора часа. — Суть-то не в этом! К нему всё-таки кто-то приходил. Но кто?

— Не знаю, — Грейнджер вмиг посерьёзнела. — Спрошу у директора музея. Вдруг кто подойдёт под описание.

— Надеюсь, что дело обошлось без оборотного зелья или чего-то подобного, — кивнул я и полез за телефоном.

Поттер так и не прорезался. Очевидно, Стюарт ещё не пришёл в себя, что мгновенно испортило настроение. И даже от Нэнси ответа не было.

— Значит, сейчас в музей?

— Нет, — она тоже сверилась со временем. — Поздно уже, завтра прямо с утра. А ты? К Стюарту?

— Очевидно, нет, Поттер так и не перезвонил.

— Всё будет нормально, Малфой, я уверена, — осторожно проговорила она. — Просто… нужно чуть больше времени.

Я не стал с ней спорить и напоминать о том, что она примерно так же пыталась воодушевить словами «он же коп».

— Конечно, будет. Отправлюсь сейчас к Люси и Кэти. Чем быстрее с этим закончим…

— Отправишься? Один?

Её вопрос прозвучал как укор. Мы пересекали смотровую площадку, и на этот раз Грейнджер даже не глянула в сторону открывшегося вида.

— У тебя, вроде, ужин запланирован? — напомнил я, глянув на потемневшее небо. Явно приближалась непогода, да и воздух, несмотря на гулявший здесь ветер, будто стал тяжелее.

— Я ведь сказала, что не стоит мне там появляться, — она сунула руки в пальто и отвернулась. — Лучше потратить время с пользой. Этих ужинов будет ещё много, а работу нужно сделать сейчас.

— Звучит как жалкая попытка оправдаться, не находишь?

Она посмотрела таким взглядом, который явственно призывал заткнуться. Похоже, я попал в точку. Обсуждать это ей не особенно хотелось. Сделал вид, что не заметил её ужимок.

— Я не хочу никого смущать своим присутствием, вот и всё. А тебе может помощь понадобиться. Верно?

Прозвучало это с нескрываемой надеждой.

— Милая моя мисс Гермиона, в чём проблема? — голосом, весьма похожим на вкрадчивый говор Эвершота, проговорил я.

Грейнджер юмора не оценила, даже глазом не моргнула. Я подозревал, что она вообще меня не услышала.

Мы прошли мимо переулка, где виднелись ворота, замок которых вскрыла Грейнджер, и направились в сторону площади, но уже обходным путём. Я же присматривал местечко, откуда можно было бы трансгрессировать, но впереди виднелись многочисленные группки туристов, которые явно двигались в сторону смотровой площадки.

— Если бы нам удалось найти Остина, — начала она тоном, полным энтузиазма, в котором я углядел попытку переменить тему, — то мы бы смогли точно узнать, что произошло в тот четверг, когда убили Софи, и был ли Купер где-то по близости во время её прихода в музей, согласись? Хоть бы Люси хоть что-то смогла рассказать!

Вышли на широкую мощёную улицу, по обеим сторонам которой тянулись ряды старых домишек. Почти в каждом из них на первом этаже располагался магазинчик или кафе. Прохожие то и дело останавливались у пёстрых витрин, входили и выходили из кафе, некоторые просто праздно шатались. Мы прошли мимо сувенирной лавки. На витрине, на подставке вроде многоярусной полки, были выставлены яркие расписные деревянные фигурки животных. Олени, козлы, бородавочники, а отдельную нишу занимали коты. Белые, чёрные, пятнистые. И, разумеется, рыжие.

Мысленно усмехнулся. Как бы она отреагировала, если бы мы сейчас свернули в эту лавчонку, чтобы купить игрушечного рыжего кота? Но подавил этот донкихотский порыв, не дал идее оформиться до конца. В конце концов, я не какой-то сопливый пацан на первом свидании со своей первой в жизни подружкой.

Шум голосов усиливался. Издалека доносилась музыка. Мы с боем протиснулись через особенно большую группу туристов, то и дело озиравшихся по сторонам. Грейнджер опять чуть не упала, засмотревшись то ли на ссорящуюся у одной из забегаловок пару, то ли на ребёнка, который с возбуждённым видом топтался у витрины лавки сладостей, что располагалась по соседству.

— Не хочешь идти на ужин из-за Уизли, — кивнул я, снова успев подхватить её под локоть. — Дело понятное, но решение глупое.

— Ох, ну проклятая же дорога! — сморщилась Грейнджер, всё ещё хватаясь за мою руку. — Спасибо… Хм, а почему глупое? — она посмотрела удивлённо, вскинув брови. — Я ведь сказала, что не хочу никого смущать. Гарри с Джинни и без того сейчас заняты по горло приготовлениями к свадьбе. У Гарри работа. Ещё не хватало, чтобы они забивали голову нашими с Роном проблемами. Ещё этот шпион и ограбления… А у нас с тобой тоже работа. Это поважнее какого-то дурацкого ужина!

Я вспомнил слова Джинни, которыми она укорила нежелание Грейнджер обсуждать её собственный день рождения: расследования будут всегда, и важные дела тоже, но жизнь из-за этого не останавливается. Грейнджер, очевидно, знала это и без неё, но было очевидно и другое. Она всеми силами старалась отгородиться от этой самой жизни. Я её не осуждал. Возможно, она поступала так потому, что действительно верила в важность своего дела, и только желание помочь людям, по её же словам, было для неё сейчас важно.

Но в её рассуждениях просматривалось и кое-что другое, что совсем не понравилось. Мысль эта оказалась неприятной в куда большей степени, чем можно было ожидать. Грейнджер будто искала весомый повод, чтобы не ходить на встречу со своими друзьями. Я, так удобно подвернувшийся под руку, был идеальным вариантом. Она сказала, что не использовала меня, чтобы позлить Уизли. Но всё же я — возможность сбежать.

«Я ищу повод. Я ищу оправдание», — так она сказала.

Вернее, призналась в момент наивысшего доверия. И мне виделось, что эти слова имели отношения не только к её попыткам распрощаться с надоедливыми ухаживаниями лисьей морды.

Я постарался отодвинуть неприятные мысли. Было ли это так? В любом случае, говорить об этом вслух или выяснять правду я не собирался.

— Не могу с тобой не согласиться, но… 

— Всё довольно сложно, — оборвала она, отведя взгляд и не дав договорить «но они всё-таки твои друзья».

— Ну ещё бы у тебя было просто, — бросил я.

Она мгновенно обернулась. Ветер, словно поставивший себе цель превратить волосы Грейнджер в ещё более невнятное кудрявое гнездо, весьма в этом преуспевал. Короткий пучок вьющихся волос на макушке встопорщился над общей массой будто маленький рог.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что ты делаешь проблему из ничего, — решительно ответил я, на ходу потянувшись к её волосам и пригладив торчащий клочок. — Какой смысл в расставании, будь оно не ладно, если ты по-прежнему собираешься избегать Уизли?

— Но…

Рука Грейнджер машинально взвилась вверх. Она повторно прошлась ладонью по макушке, после чего нетерпеливым движением откинула волосы за спину.

— Нет никаких «но», Грейнджер. Иди и ужинай со своими чёртовыми друзьями. Покажи Уизли, что ты намерена твёрдо стоять на своём решении, а его близость ничего не изменит. А иначе он решит, что ты не уверена в своих словах. Оно тебе надо?

— Нет, но…

— Ты сама говорила, что он твой друг и прочее, что никуда из твоей жизни не исчезнет. Честно сказать, — я поглядел ей прямо в глаза, — вы уже всех затрахали своими лирическими страданиями. Слышала, что он сказал, когда ты валялась под кроватью? Друзья, какими бы они ни были, за тебя переживают, и тебе не стоит проводить так много времени в моей компании, — Грейнджер открыла рот, чтобы вставить комментарий. Выставив руку вперёд, остановил её. — Я в том смысле, что если ты намерена продолжать общаться с ним в будущем, то сделай уже хоть что-то. И знаешь… Я не против наших маленьких совместных вылазок. Но не думаю, что твоё присутствие поспособствует беседе с Кэти и Люси. Ещё одного удара бутылкой моя голова не выдержит. Это понятно?

Я знал, что совершенно прав. Но вот только правота эта сопровождалась досадой, потому чертовски не хотелось, чтобы она продолжала с ним общаться когда бы то ни было. Уизли — распоследний из козлов, что доказывал уже неоднократно.

— Ага, понятно, — не без яда отозвалась она. — Спасибо за ценные замечания.

— Не язви. Ты знаешь, что я прав. Вот закроем дело, и Уизли не будет бояться, что я уволоку тебя в змеиную яму, где буду настраивать всех вас друг против друга.

В ответ она даже не улыбнулась.

— Рон злится. А когда он злится, то говорит и делает глупости.

Спорить с этим утверждением я не стал, хоть и был уверен, что глупости он говорит и делает всегда.

— А что будет, если мы не найдём шпиона, но закроем дело Софи? Тебе ведь тогда придётся уйти из отдела.

Эту мысль, такую очевидную, только сейчас я осознал в полной мере. Она уйдёт, рано или поздно, но вот о том, как будут разворачиваться события дальше, не особо задумывался.

Грейнджер и без того слишком много сил бросила на раскрытие дела Палмер вместо того, чтобы сидеть в подвальной кухне дома Поттера и пытаться понять — кто, зачем и каким образом устроил возню с ограблениями, в чём смысл убийства Тейлора и кем был шпион, поставляющий преступникам информацию о ходе расследования. И это уже не говоря о том, что нужно было каким-то образом предотвратить крах сотрудничества между магами и маглами.

— Надеюсь, ответ от Визенгамота мы получим раньше, — поразмыслив, ответила она. — Придумаем что-нибудь.

— Ладно, понял. Давай найдём место. Трансгрессируем…

— К «Дырявому Котлу»? — тут же предложила она, заозиравшись. — Мне нужно ещё заскочить в отдел, а в баре я смогу воспользоваться камином. И скажу, кстати, Лоле о Стюарте… И ещё. Ты вот так пойдёшь на встречу в Лютный?

Она критически осмотрела меня с ног до головы.

— А что со мной не так? — я оглядел свои ботинки, брюки, рубашку и куртку — всё было в полном порядке.

— Ты выглядишь как коп, Малфой! — заметила она. Позади раздался громкий хлопок двери, и она резко обернулась. Рука метнулась к сумке. — Незачем… привлекать к себе внимание.

— Ну и что ты предлагаешь? Заскочить домой и переодеться? — усмехнулся я, заметив её реакцию. Даже злиться на неё не хотелось. Но добавил с мрачным видом: — Вот ещё, делать мне нечего.

— Нет, не это. Я тут… — она повернулась спиной к парочке прохожих, которые проходили мимо нас, и сунула руку в сумку, причём по самый локоть. — Я постирала твою одежду, которую одолжила. Уже второй день таскаю с собой, всё забываю отдать. Ах, вот они где!

Грейнджер вытащила из сумки чёрную штанину, в которой я сразу признал свои джинсы. Внутри сумки при этом что-то громко брякнуло. Грейнджер кашлянула.

— Это что, заклятье незримого расширения? — негромко спросил я, хотя сквозь гомон улицы нас никто не мог бы услышать.

— Оно, — с равнодушным видом ответила она и запихнула джинсы обратно в сумку. — Переоденешься в туалете в баре. Там ещё кофта, но она где-то на дне, сейчас не достать.

— Мисс Грейнджер, использование этого заклинания строго регулируется и запрещено для личного использования, — назидательным тоном заметил я, поняв, наконец, почему её сумка иногда издавала очень странные звуки.

— А ты что, сдашь меня? — усмехнулась она, на что я только покачал головой.

— Это, кстати, мои любимые. Знала, что брала, — упрекнул её, кивнув на грязноватый узкий переулок, который отходил от основной дороги.

И поймал себя на мысли, что не мог избавиться от попыток представить Грейнджер в моих джинсах.

— Понимаю, они довольно удобные, пришлись почти впору. И да, дырки в карманах я зашила, — она закатила глаза и свернула вслед за мной в переулок. — Можешь не благодарить.