Пятеро в молчании (гет)

Уперевшись ладонями в нагретую стенку душевой кабинки, я опустил голову и закрыл глаза. Горячая вода ударялась в шею и плечи, стекала на спину и грудь. Сползшая на лоб мокрая чёлка раздражала, то и дело соскальзывала обратно, как бы не зачесывал волосы назад. Запотевшие стеклянные дверцы, приглушённые звуки ударяющихся о дно потоков воды — всё это создавало какое-то странное ощущение запечатанности, невозможности выбраться, и сердце всё набирало обороты. Никогда раньше я не замечал за собой боязни замкнутых пространств. Но стоя в этой продолговатой, пусть и довольно просторной, коробке чувствовал себя как в заколоченном наглухо гробу.

Однако, шевелиться не хотелось. Не хотелось открывать глаза, отстранять ладони от нагретой скользкой поверхности стены. Надежда, что если постоять под душем подольше, то бодрость придёт, никак не отпускала. Раннее утро, Грейнджер всё ещё спала — ещё бы, она слишком вымоталась за последние полтора дня — а мне поспать этой ночью толком не удалось. Постоянно просыпался от путанных смазанных снов, и требовалось время, чтобы понять, где находился, и не приснилось ли всё то, что произошло накануне вечером. Действительность слишком быстро возвращалась, слишком быстро я понимал, что рассказ Форда не приснился. Не приснилась и та сводящая с ума истина, которая слишком чётко сложилась в мозгу: чёртов Тейлор прикончил, пусть и ненароком, отца Нэнси, а она, узнав об этом…

Её ли руки сжимали пистолет, из которого вылетела пуля? Почему прошло целых четыре дня, прежде чем это произошло? Чего от Тейлора добивались? Признания? Покаяния?

Я вполне мог представить, что Тео дал своим дружкам задание — похитить человека. Если их было двое-трое, а в запасе имелся козырь в виде эффекта неожиданности, то они вполне могли с ним справиться. Может, это Тео убил его ради неё? Не её палец нажал на курок? Это не оправдание. Но почему же, спрашивал я себя, не удавалось прекратить попытки оправдать? Совсем как Грейнджер пыталась оправдать Форда.

Я заставил себя прекратить думать об этом. Хотя бы сейчас. Сейчас, пока стоял под душем, это не имело никакого значения. Пусть будет передышка. Пусть будет момент, неомрачённый признаниями и давними историями, всё лезшими и лезшими на поверхность, будто змеи из потревоженного гнезда.

Лучше вернуться мыслями в спальню, к Грейнджер. К её разбросанным по подушке кудрявым волосам, к полоске голой кожи на спине — между футболкой, в которой она спала, и одеялом, к подрагивающим во сне ресницам. Что ей снилось? Как и мне, запутанные неясные образы?

А может, и вовсе обратиться к самому приятному отрезку недавнего прошлого, который так спонтанно начался на кухне, а потом продолжился в спальне. К её сочным губам, гладкой коже и вожделеющему взгляду. К её «да, Драко» и «пожалуйста, Драко».

Ощущая зарождение эрекции, чертыхнулся, на мгновение перекрыв шум потока воды. Грейнджер вряд ли проснётся прямо сейчас, слишком рано, и я бы вполне смог передёрнуть и не быть застуканным за этим делом. Кожа покрылась мурашками, и только спустя пару секунд я понял: то было реакцией не на воспоминания. В духоту душевой кабинки ворвался чужеродный воздух — снаружи.

Я открыл глаза и повернул голову, столкнувшись со взглядом Грейнджер, которая только что подняла его. До этого она бессовестно меня разглядывала.

— Хм, — она вскинула брови. — Надеюсь, я не помешала?

— Твою же… — я чисто машинально опустил руки вниз, но это не спасло положения. — Нельзя же так врываться к человеку в душ! И… это вообще не то, что ты подумала!

Я совершенно не слышал, как она вошла; из-за чёртового Остина, которому вздумалось пострелять в крошечном номере гостиницы. А теперь ещё вдобавок чувствовал себя кретином — «это не то, что ты подумала». Чистой воды идиотизм.

Грейнджер вдруг засмеялась. Сняв футболку и неловко стащив вниз бельё, она шагнула в кабинку. Я отступил на шаг назад, пропуская её.

— А что я должна была подумать?

Её волосы моментально намокли. Она откинула их за спину и пригладила. Капельки воды, скользившие по коже, мерцали, словно крохотные бриллианты. Взгляд то и дело норовил опуститься к груди, и я не стал себе в этом отказывать.

— Поцелуй меня и пожелай доброго утра, — сказал она, перебивая шум воды, щурясь от летевших во все стороны горячих капель. Указала кончиком пальца в точку чуть ниже мочки уха, и я подчинился. Пусть будет хоть один неомрачённый момент…

Я не услышал, но ощутил кожей выдох. Руки легли на её талию, скользнули за спину, опустились ниже. Сдерживаясь, но всё же слишком резко подался вперёд, а она, вдохнув, как от испуга, сделала шаг назад, моментально уперевшись спиной в стену. Время будто замерло, и льющаяся вода замедлилась. Было в этом что-то невозможное — зажимать Грейнджер в её душе, в её доме, вдавливаться в неё, чтобы она чувствовала эрекцию, целовать и думать о том, что произойдёт совсем скоро. Наверное, она никогда не перестанет вызывать чувство нереальности, оказавшись передо мной без одежды.

Вдруг ощутил, как её рука обхватила член, легонько сжала, а потом мягко дёрнулась вниз, вверх, и снова вниз. Сердце снова бешено заколотилось, но теперь — как в тот первый раз, когда мы переступили черту. В номере дешёвой гостиницы в Норфолке я готов был отдать всё что угодно за этот наш единственный шанс, потому что полагал — наутро вдруг вспыхнувшее чувство, о котором даже думать не следовало, рассеется, и она никогда больше так на меня не посмотрит. Но не сделал этого, не переступил черты и ей не позволил. После этого поцелуя ещё долго пришлось лежать в кровати, в тишине, пытаться очистить голову, чтобы кровь от паха снова прилила к мозгу. Чтобы вернулся тот здравый рассудок, что заставил остановиться. Мне не хотелось, чтобы эта ошибка разделила нас, хотя чувствовал, что время нещадно ускользало.

Но теперь торопиться было некуда. Её вчерашнее твёрдое «нет», сказанное лисьей морде, словно непрошибаемая стена рухнуло между ними. Я верил — сейчас по-настоящему — что у нас был шанс. У нас было время; хотя Грейнджер будто бы считала иначе. В каждом её жесте, взгляде, выдохе ощущалась нетерпеливость и порывистость.

Я отстранился и посмотрел на неё, обхватив руками её плечи. Мышцы под пальцами напряглись. Она чуть склонила голову на бок, опустив взгляд.

— Мы торопимся, мисс Гермиона?

Называть её Грейнджер в тот момент, когда она обнажалась, у меня не поворачивался язык. Гермиона — только так, только по имени, и чтобы это оставалось между нами, принадлежало лишь ей и мне. Нельзя было произнести её имя так, как делали это остальные. Гермиона — на выдохе, как нечто сокровенное, слишком ценное, чтобы делиться. Для меня её имя всегда будет связано с чем-то интимным и личным, чтобы говорить при чужих.

Я провёл рукой по влажному плечу, потом вверх, к шее, чтобы указательным пальцем вздёрнуть её подбородок вверх.

— Надо ещё раз обсудить встречу с адвокатом, — сказала она. В глазах заплясали искры. Я оглядел её сосредоточенное лицо, остановился на шраме на брови. Странная всё-таки у него история.

— Разговор о работе без штанов буквально убийца всякого желания, — усмехнулся я, плавно скользнув рукой между её ног. — Хотя о тебе такого сказать нельзя.

— О тебе тоже.

Она немного согнула одну ногу в колене. Я легко вогнал в неё два пальца, медленно высвободил, выдержав краткую паузу, и снова погрузил. Не отводя взгляда, но чуть прикрыв глаза, она глубоко вздохнула. Я ощутил, как её грудь, едва-едва касаясь твёрдыми сосками моей груди, плавно приподнялась и опустилась. Может, она смогла бы кончить от моих пальцев, а я — от её руки, если бы мы оба постарались. Но от того, чтобы полностью овладеть ею, просто не мог отказаться, а она бы не позволила. Я видел это в её затуманенных желанием едва прикрытых глазах. Но вместе с тем направленный на меня взгляд был острым, цепким, он говорил: «не останавливайся».

— Только не говори, что тебя заводят разговоры о работе, — склонившись к лицу и отстранив руку, тихо сказал ей на ухо. Эти слова глухо отдались в голове сквозь шум воды, сквозь тихий непрекращающийся звон, который не оставлял меня после Мунго.

— Меня заводит Драко Малфой, стоящий в моём душе вот с этим, — она чуть подалась вперёд, и её рука снова скользнула вниз и вверх по члену. Словно голодный зверь, набросилась мысль: если бы она сейчас опустилась передо мной на колени и коснулась его языком, я бы кончил в тот же миг.

— Так-то лучше. Расскажешь мне потом об этом поподробнее. И раз уж мы торопимся…

Я чуть повернул её, и она, всё поняв верно, подчинилась. Мне нравилось брать её сзади, как в первый раз у чёртового кухонного шкафа. Нравилось, как прогибалась её спина, как она запрокидывала голову, не сдерживаясь, как мокрые волосы скользили по спине в такт моим движениям. Нравилось видеть в отражении запотевших стеклянных дверец наши размытые, едва различимые фигуры. Нравилось чувствовать напряжение её бёдер и ног, ощущать между пальцев твёрдые соски, нравилось слышать, как она стонала. Нравилось понимать, что причиной этих тягучих, словно мёд, вздохов был я.

К разгорячённому воздуху примешивалось ещё кое-что, туманившее разум. Едва уловимое, но ощутимое, как тяжёлая, набрасывающаяся на берег волна. Этот аромат, запах секса, исходил от неё, и одурманенный этим, я потерял счёт времени. Ничто не имело никакого значения — только она, её спина, её волосы, скользящие по ней, её запах и я, двигающийся в ней всё быстрее, и всё быстрее приближая такую притягательную, желанную разрядку.

Все чувства, все оголённые нервы — сосредоточились, сжались в паху, чтобы в следующую секунду, соединившись с её последним стоном, устремиться вверх, а там, в голове, расплескаться, окончательно высвободиться.

И когда это произошло, я наклонился к самому её уху, чтобы прошептать сквозь шум воды:

— С добрым утром, Гермиона…

* * *

Я попеременно переводил взгляд с лица Стюарта на лицо Грейнджер. Напарник — сосредоточенный как никогда. Грейнджер, заправив за ухо волосы и покачивая ногой, тоже сверлила взглядом дыру в материалах по делу Палмер. До встречи с адвокатом было ещё минут сорок, и мы втроём ждали этого момента в кабинете Грейнджер. Она — за своим столом, мы со Стюартом — напротив.

Не глядя нащупал значок «посетитель», который мне выдали на входе в министерство после проверки палочки. Унизительная процедура. Отстегнул его от рубашки и сунул в карман брюк. В кабинете Грейнджер он был не нужен, да и во время разговора с адвокатом Купера не хотелось лишний раз привлекать внимание к тому, что меня вышвырнули. Но даже учитывая этот факт, ощущалось какое-то тихое спокойствие. Я снова пожалел, что набросился на Грейнджер из-за похода к Поттеру. Из-за того, что она решила сделать хоть что-то, чтобы моя работа по делу не закончилась таким бесславным образом. И Стюарт был с ней согласен, прекрасно понимая, что, в случае чего, разбирательства коснуться и его, как непосредственного участника этого предприятия.

Нельзя было сказать, что её идея была совсем уж противозаконной — всё же, она получила добро от начальника департамента. Поттер переживал, что Картер мог решить, будто он подыгрывал мне, но всё-таки решился поставить свою подпись. Может, в противовес той подписи, что стояла на приказе о моём отстранении? Причину, по которой он согласился на это, Грейнджер описала слишком уж расплывчато, и смысл остался за пределами понимания. Мне казалось, что у них натянутые отношения, и вчерашний вечер тоже отправился в копилку доказательств. Но при всём при этом, не смотря ни на что, им как-то удавалось держать старую дружескую связь на удивительном уровне взаимопонимания.

Глядя сейчас на Стюарта я чувствовал невероятную степень признательности. Наверное, ему было бы приятно об этом узнать. Удивительно, как за эти две недели столько всего переменилось. Жаль, конечно, что чья-то гибель стала для нас неким соединительным мостом. Но я решил, что когда всё это закончится, обязательно позову его посидеть в каком-нибудь баре. И может, найду слова, чтобы сказать о том, как сильно ему благодарен и как ценна для меня наша дружба. А ещё хорошо бы им с Блейзом познакомиться получше. Не в суете бала, а уютном местечке за парой пинт пива. Они наверняка быстро найдут общий язык.

Стюарт почесал бровь и поднял взгляд, явно почуяв пристальное внимание. Он расширил глаза в немом вопросе. Я отрицательно качнул головой.

— Итак, — прочистив горло, начал он. — У нас есть результаты по отпечаткам с книги. Вернее, что этих самых отпечатков нет. Ещё у нас есть заключение эксперта, что книга поддельна. Наши козыри против Купера. Они не являются прямыми уликами его вины в смерти Софи, но вкупе с показаниями Лойда, что он видел их вместе в день «икс», когда сам Купер говорил, что этого не было, наталкивает на вопросы.

— Интересно посмотреть, как он будет отнекиваться, — поддакнул я и перевёл взгляд на Грейнджер.

Она внимательно смотрела на лежащие перед ней бумаги. Первое — заключение касательно тела Майкла Ханта. Нож, который обнаружился в бардачке угнанной Хантом, а в последствие и Остином, машины был официально признан орудием убийства. Второе — подтверждение тому, что из того пистолета, которым размахивал Остин в отеле, была выпущена пуля, убившая Аллин Солсбери. На «магазине» пистолета были обнаружены отпечатки, которые принадлежали Майклу.

Похоже, она не слышала сказанных Стюартом слов, полностью отдавшись мыслям об Остине и Ханте.

— Грейнджер, — негромко сказал я. Она тут же подняла взгляд.

— Джина Шоу беременна, — вдруг сказала она, и мы со Стюартом переглянулись. — Я говорила? Она сказала об этом в последний раз, когда мы виделись.

Я вспомнил первую встречу с женой Остина. Тогда она нехотя призналась, что у них с мужем были проблемы, она не могла забеременеть. В тот день, когда он исчез, ожидались результаты обследования.

— Ого, — выдал Стюарт и посмотрел на меня. — У них, вроде, были какие-то проблемы с этим.

— Точно, — кивнул я. — Неплохой рычаг, чтобы разговорить Остина.

— Малфой, — как-то странно произнесла Грейнджер и нахмурилась. — Чей-то ещё нерождённый ребёнок — это не рычаг давления.

— Почему нет? — не понял я, игнорируя взгляд Стюарта. — Да какая разница-то? Я имею в виду, что если мы ему расскажем, что его жена в порядке, что она беременна, что его сестра…

— Но ты сказал не так, — она поморщилась. — Дети — не рычаг воздействия. Не надо впутывать сюда это, пожалуйста.

Долго всматривался в лицо Грейнджер, но не понимал, что её так задело. Всего-то крошечный зародыш не стоил внимания. Но я решил не спорить.

— Окей. Обойдёмся без детей. Надеюсь, ему будет достаточно того, что ты позаботилась о том, чтобы не впутывать сюда Алексию.

— Надеешься на порыв признательности от него? — хмыкнул Стюарт. — Я всё-таки ставлю на «спасибо» за раскрытие убийства Палмер. Ну и официальное снятие с него обвинения в убийстве Аллин, — он кивнул на документы, что лежали перед Грейнджер.

— Майкл мёртв, и признаться в убийстве Солсберри не может, — встряла Грейнджер, рассматривая ногти. — Показаний Остина и пистолета с пулей может быть для Визенгамота недостаточно. Кто угодно может выстрелить, даже если пистолет принадлежал Ханту. Он ведь весь в отпечатках Остина. Новостей про Элисон ещё нет?

Она перевела на меня равнодушный взгляд.

— Нет, — быстро ответил я. — Пока ничего.

Она, разумеется, узнала бы об этом первой, мы не расставались со вчерашнего вечера. Всё это показуха для Стюарта, и только. Жалкое зрелище. Мы не обсуждали с ним то, что происходило между мной и Грейнджер, и сегодня был явно не тот день, чтобы об этом говорить. Глупо, право — будто он ничего не понимал, особенно после вчерашнего. Даже для Уизли это было очевидно.

Я вернулся к прошедшему вечеру, к Уизли, который, именуя племянницу Форда не иначе, как «эта Нэнси», спрашивал у Грейнджер: «ты знала, что он её трахает»? И это скользкое «да неужели». Если хоть кто-то не понял, что это значило, то он — непроходимый дебил. Морально я готовился к тому, что поползут слухи, как и к тому, что скоро придётся держать оборону. Если Шарлотта Райн не прознает об этих сплетнях в течение недели и не напечатает ещё одну статью, то с журналисткой деятельностью этой особе можно заканчивать. И мне действительно было плевать — может, не в той же самой мере, что в тот момент, когда слова признания соскакивали с языка — но очень близко. Однако, не хотелось акцентировать на этом внимание кого-либо.

Но слова Уизли, это мерзкое «да неужели?» — что это? Признание действительности и своего поражения? Смирение с тем фактом, что мы, скорее всего, уже успели переспать? Или желание задеть её при всех, пристыдить, отомстить, уколов в самое больное? Оставалась надежда, что не последнее. Я хотел, чтобы это было что-то иное. Неприятно признавать, но Уизли — слишком большая часть её жизни, и она слишком ценила эту чёртову часть несмотря ни на что. Как с Поттером. Необъяснимая, почти потусторонняя, но слишком крепкая связь, которую вряд ли сможет нарушить что-то столь прозаичное. Ссора на неделю, месяц, даже год — но потом всё вернётся на круги своя. То, что он назвал её «малфоевской подстилкой» забылось быстро, как какая-нибудь ничего не значащая мелочь.

«Иногда мы забываем, через что прошли вместе». Как-то так она сказала. И думалось, что это относилось не только к Поттеру.

— Драко! — рявкнул напарник чуть ли не на ухо.

— Чего?

— Хватит залипать, ради бога, — вдруг закатил глаза он. Несвойственный ему жест.

— Извини. Что ты говорил?

— Про Элисон. Может, тебе самому связаться с той барменшей, с Люси?

Я быстро глянул на Грейнджер. Она пожала плечами.

— Хм. Ладно, Стюарт, давай разберёмся с этим позже. Сейчас проблема не в Остине…

— Да уж, — поморщился напарник, — вот бы и Купер признался в убийстве Софи так легко и просто.

— Почему-то мне кажется, что Купер всё-таки рассказал о вашем разговоре, Малфой, — с тревогой произнесла она и посмотрела на Стюарта. —  Ты ведь не забыл, что Оугден сказал в последнюю встречу?

— Кто? — не понял я.

— Оугден. Адвокат Купера, — нахмурилась Грейнджер. — Ты что, имени его не знал?

— Наверное, отфильтровал, — отмахнулся я, и мы оба посмотрели на Стюарта.

— Он сказал: я это так не оставлю, — отчеканил напарник. — Необоснованное преследование. Чёрт! Где он и где музей? Тем более, он признался в краже картины! Бросаться такими фразами…

— Его явно беспокоит, что мы делаем в музее после признания, тем более, в библиотеке, — сказала Грейнджер и явственно прикусила щеку. — Помнишь, Малфой, он говорил, мол, а не вы ли это расследуете смерть девушки из Сохо. Для себя он явно сложил два и два, а вот сумел ли вытянуть что-то из самого Купера?

— Я практически на сто процентов уверен, что нет. Хочешь верь, хочешь — нет, но я примерно понимаю, что он за человек, этот Купер. У нас есть план на оба случая. Первый — Купер всё ему растрепал. Второй — Купер повёл себя так, как я и думал, и смолчал. И дай Мерлин, чтобы последнее.

— Ох, ладно, — она выпрямила спину и расправила плечи. — У меня дрожь по телу от мысли, что всё пойдёт не так, как надо.

Грейнджер встала, помахала руками, будто пыталась стряхнуть с них воду, одёрнула рубашку и покосилась на меня.

— Никакой лжи, всего-то маленький блеф, — напомнила она. — Мы решили, что это дерьмовая идея и…

— Я понял тебя с первого раза! — перебил я. — Но что бы он сделал, если бы мы заявили, что…

— Якобы нашли его отпечатки на книге? — раздражённо усмехнулась Грейнджер. — Нет, Драко. Это не выдерживает никакой критики! Не хватало ещё, чтобы это вылезло на суде! Намёк — всё, что у нас есть!

— Угомонись. Никто никому не будет лгать, — я поднял вверх руки, показывая, что сдавался. — Вбрасываем информацию, отвлекаем внимание, блефуем и…

— И выводим из равновесия, — подхватил напарник.

— Точно, — кивнула Грейнджер. — Если я что-то и поняла за последнее время, так это то, что ложь слишком дорого может обойтись.

— Да, Грейнджер. Я тоже.

Мы смотрели друг на друга не меньше пяти секунд. Напарник кашлянул, явно желая привлечь к себе внимание.

— Всё будет нормально, — уверенно произнесла она, глянув на Стюарта. — Господи, хоть бы было… Это наш единственный шанс.

— Купер тот ещё трус, я буквально чую это, — твёрдо сказал я. — Да вы сами посмотрите на его действия! Он раскрылся передо мной во время нашего разговора как книга. Самоуверенный, надменный трус. И у него, как у каждого труса, есть свои точки приложения. На них мы и надавим.

И откуда ты всё это знаешь? — зазвенел в голове непрошеный чужой голос.

Я очень хорошо знал, что у любого лживого надменного ублюдка есть свои страхи. Почему? Да потому что сам таким был. И хотелось верить, что именно был, а не оставался.

* * *

Некоторым людям шла борода, а адвокату Купера пошёл бы топор между глаз. Именно об этом я подумал, как только он открыл рот, когда Грейнджер спросила, в чём состоит причина его желания встретиться. Он снова завёл шарманку на тему музея: что наше необъяснимое поведение порочит его клиента в глазах руководства и коллег. Просто удивительно. И это после того, как Купера поймали на краже?

Мы к этому готовились. А вот для адвоката то, что на встречу явились все трое, стало сюрпризом. Поначалу он звучал неуверенно, но когда Грейнджер заявила, что в музее будет продолжаться расследование, явно осмелел. Меня это насторожило. Он будто бы ждал этого ответа и немедленно в него вцепился:

— Помнится, мы обсуждали, что все появившиеся вопросы к моему клиенту будут сразу же до нас донесены, — сощурившись, сказал он. — Департамент напрашивается на разбирательство?

— Отнюдь. На самом деле, мы правда очень рады, мистер Оугден, что вы решили устроить эту беседу, — с полуулыбкой произнесла Грейнджер. — У нас действительно есть вопросы к вашему клиенту. Как удобно, что желание встретиться совпало.

Я в это время смотрел на Купера. Теперь он держался не так, как в прошлый раз, самоуверенно и надменно, нет. Я не был на последней встрече с Оугденом и Купером, но теперь чётко понимал, что наш разговор тет-а-тет с последним не прошёл бесследно. Глаза за толстыми линзами очков ни на чём не задерживались, плавающий взгляд бесцельно шнырял по допросной.

— Я бы хотела ещё раз пройтись по тем показаниям, которые ваш клиент дал детективам Малфою и Миллеру, — продолжала она спокойный тоном и глядя только на адвоката, будто Купера здесь вообще не было. — Итак, во вторник, двадцать девятого августа, он заявил, — она опустила взгляд в папку, что лежала перед ней, — что Дэниэла Шоу не было на работе с пятницы включительно. За день до этого, в четверг, был свидетелем того, что мистер Шоу покидал музей в обеденное время, точнее — между двенадцатью и часом дня. Это верно?

Купер скрестил руки на груди и выдохнул. Оугден кивнул.

— Сам же мистер Купер утверждает, что в это время не покидал музей, — Грейнджер подняла взгляд. — Так?

— Именно так он и сказал, — снова кивнул адвокат.

— Но никто не может подтвердить того, что сам мистер Купер не покидал музей в это время, — добавил Стюарт.

— И что это? — явно настороженно, но пытаясь это скрыть, спросил Оугден, скосив глаза на Купера. Тот молчал.

Конечно, адвокат сложил два и два и всё понял ещё с предпоследнего раза, когда спросил, почему один детектив вёл два дела, кража картины и убийство, небо и земля. Но его взгляд не остался незамеченным. Я оказался прав: Купер не рассказал ему о нашем разговоре.

Положение консультанта лишало меня многих привилегий, которые были у Стюарта, а тем более — у заместительницы начальника отдела. Но присутствовать на допросе и говорить с подозреваемыми и их адвокатами всё-таки ещё имел право.

— Это называется возможность, мистер Оугден, — бесстрастно сказал я, глядя на Купера. Он прикусил щеку.

— Для чего же? — в той же манере поинтересовался Оугден и сощурил глаза.

— Для того, чтобы выйти из музея незамеченным, — продолжал я. — Последовать за Дэниэлом Шоу и Софи Палмер. Дождаться, пока они закончат обед в кафе, куда ходили постоянно в одно и то же время. А после пойти за Палмер… с очень плачевными последствиями.

— Это официальное обвинение в убийстве? — вскинул брови Оугден.

— Именно так, — вздёрнув подбородок, ответила Грейнджер. — В связи с этим мы бы хотели рассказать вам ещё об одном эпизоде, который не был включён в материалы дела кражи картины. Дело в том, что мистер Лойд видел Софи и вашего клиента в кабинете Шоу незадолго до её смерти. Мы полагаем, что она имела неосторожность высказаться в отношении этой картины. Она поняла, что это подделка.

Оугден повернулся к Куперу, но промолчал.

— Сломанная палочка, — продолжил Стюарт, — буквально на следующий день после смерти Палмер. Попытка скрыть орудие преступления. Возможность, теперь ещё и средство.

— И самое интересное, — подхватил я, чуть наклонившись вперёд, — мотив. Расхищение библиотеки. Ответ на вашу изначальную претензию. Вы спрашивали, чем именно мы занимаемся в музее. Мы искали подделки книг.

Я глянул на Купера. Его взгляд был абсолютно нечитаем. Он знал насчёт рунного словаря, но был слишком уверен, что мы ни за что не распознаем в нём подделки. Он ничего пока ещё не понимал.

— А что насчёт Дэниэла Шоу? — взвился Оугден. — Департамент намерен его искать или…

— О, вас беспокоит мистер Шоу? — картинно удивилась Грейнджер. — Хорошо, что вы о нём заговорили. Если быть точнее, вас интересует Грант Остин. Это его настоящее имя.

Купер наконец-то проявил хоть какие-то признаки интереса. Он подтянулся на стуле и, глядя прямо в глаза Грейнджер, спросил:

— О чём вы говорите? Какой ещё…

— Хотите с ним поговорить? — не обращая внимания на Купера, продолжала она будничным тоном, обращаясь только к Оугдену. — Так мы можем его пригласить. Мы ведь нашли его.

В допросной повисла тишина. В ушах застучал пульс, перебивая тихий звон. Время развязки приближалось. Грейнджер пролистала документы из принесённой папки и достала один из листов.

— Он не виновен в смерти Софи, — произнесла она, протягивая ему отчёт об обследовании тела Палмер. — Дэниэл Шоу, с вашего позволения, буду называть его Грантом Остином, оказался сквибом, а на теле погибшей обнаружены следы магического воздействия.

— Сквиб? — с пренебрежением выплюнул Оугден, принимая протянутый лист.

Взгляд Купера метнулся ко мне. Я позволил себе лёгкую полуулыбку. Он это уже знал, но новость о том, что Остин нашёлся, явно подкосила его и без того хрупкую выдержку.

— Да, мы узнали об этом практически в самом начале расследования от сестры Гранта Остина, Алексии, — сказал Стюарт. — Поэтому исключили его из списка подозреваемых.

Оугден пробежался взглядом по отчёту и вернул его Грейнджер.

— Ваш клиент уже признался в том, что был замешан в краже картины. Когда мы впервые заподозрили, что с картинами что-то не так, и особенно, когда это подтвердилось, мы задумались: почему погибла Софи Палмер? Не связано ли это с тем, что эта картина — всего лишь верхушка айсберга? Почему мистер Купер, если это, разумеется, имело место быть, мог пойти за Софи в тот проулок?

— Расхищение библиотеки, — Оугден подался вперёд. — Давайте-ка здесь поподробнее? Что это ещё за заявление? Если это опять ваши догадки…

— Мы нашли её, — я повернулся к Куперу. Он явственно сжал зубы. — Но он и так это знает.

Оугден повернулся к нему и расширил глаза.

— В каком смысле?

— Мы говорили тет-а-тет, — сказал я, и тогда Оугден посмотрел на меня.

— Простите?

— Прощаю, — кивнул я, вторя своим же словам во время разговора с Купером. — Я имею право говорить с арестованным без его адвоката. Никто не принуждал его свидетельствовать против самого себя. Как доказательство — у нас есть извлечённые воспоминания об этом разговоре, которые мы передадим в суд с остальными уликами. И вам, разумеется, предложим их просмотреть. Только скажите когда.

Оугден открыл рот, чтобы возмутиться, но я его перебил:

— Разумеется, воспоминания не являются прямыми доказательствами чего-либо. Я мог их подправить, конечно-конечно. Но он, — я кивнул на Купера, — нет. Палочки у него не было. Его воспоминания совершенно точно правдивы. В суде мы будем настаивать на их извлечении, на что в таком случае имеем право. Будете спорить?

— Я бы хотел услышать подробнее об обвинении в расхищении библиотеки.

— Конечно, — тут же закивала Грейнджер, запустив пальцы в папку и доставая очередную бумажонку. — Мы проверяли списки книг, которые состоят под опекой мистера Купера. Это отчёт министерского эксперта. Он утверждает, что это подделка очень хорошего качества, изготовлена вручную. Но всё же подделка.

Я глядел на Купера. Он переменился. Из-под толстых линз на меня снова смотрел тот самый акулий взгляд. Я выдержал его, и он первым отвёл глаза в сторону. Длилось всё это не дольше трёх секунд и, казалось, осталось для присутствующих незамеченным.

— И у вашего клиента имеются знания, а также инструменты, к которым он имеет доступ на рабочем месте, чтобы подделать книгу, — не отрывая взгляда, сказал я. — Сначала книга экспертизу прошла. Но… знаете, как мы поняли, что она ненастоящая?

Купер злобно, но беззвучно хмыкнул.

— Она не пахнет. Обыкновенная старая книга имеет характерный запах, — продолжал я. — Это следствие разложения химических соединений, используемых при производстве бумаги. Все, кто связан со старыми книгами, знают, что постоянный тесный контакт с такими старыми книгами может быть вреден. Плесень, вирусы, грибки. Не очень приятные вещи. Могут даже вызывать отёки и прочее. Поэтому специалисты и используют защитные маски. Маленькая деталь, которую вы не учли, — взгляд прямо в глаза Купера. Едва уловимые микродвижения лицевых мышц, словно тик. — Не ожидали? Наверное. Маленький промах. Как с отпечатками на раме с картиной, которую подарила Софи Гранту Остину. Как с Лойдом, который решил вас провести. Как с часами. Как с ложью по поводу того, где находилась картина с домом и о других моментах. Детали, которые подтачивали ваш план. Из всего этого следует вопрос: как же вышло, мистер Купер, что в ряды ваших подопечных затесалась подделка?

— Куча людей имеет доступ к книгам в течение всего дня! — рявкнул Оугден. — С чего вы взяли, что…

— Мы сняли с поддельной книги отпечатки, — сказала Грейнджер и перевела ледяной взгляд на Купера.

Она была просто потрясающа в своей игре. Идеальный блеф. Уж кто-кто, но она это умела. Делай вид, что знаешь больше, чем на самом деле — классический приём.

Оугден молча пялился на Купера и даже забыл спросить, каков был итог этого исследования. Будто простая констатация факта была неопровержимым доказательством.

Как я и полагал, Купер не рассказал адвокату об открытом обвинении в убийстве и обо всём том разговоре. Слишком привык надеяться на себя. Слишком самоуверен. Доверился Лойду — и что из этого вышло? Он решил солгать. Он решил промолчать. Это было его самой большой ошибкой. Это неотвратимым образом привело его к провалу, потому что ложь и молчание так или иначе, но всё равно ведут не туда, куда хотелось бы. Всегда выворачивают желаемое обратное стороной. Мне самому пришлось убедиться в этом не единожды. Куперу ещё предстояло убедиться; и я готов был поклясться, что видел, как мерк его взгляд. Прекрасное зрелище. Он только что понял, что попался, окончательно и бесповоротно.

Настала очередь последней, завершающей части плана: не позволить Оугдену запросить результаты экспертизы до определённого момента, потому что станет ясно, что ни черта у нас не было.

Я видел, что Купер был на грани. Видел дрожащие крылья его носа. Видел, как он то и дело сглатывал, потому что глотка от страха пересохла. Осталось совсем немного, совсем чуть-чуть дожать. Вывести из себя. Это сработало в прошлый раз, и обязано было сработать сейчас. Сердце так сильно заколотилось, что на мгновение стало страшно: сейчас выдохнется и остановится.

— Возможность, средство, мотив и целая папка доказательств. Ничего не забыли? — со всей возможной серьёзностью спросил я у Стюарта и Грейнджер. Оугден только и делал, что хлопал глазами с приоткрытым ртом.

— По-моему, для Визенгамота этого будет достаточно, — кивнула Грейнджер.

— О, я так не думаю, — подал голос Оугден, но мы не обращали на него внимания. Нет, сукин сын, слишком, слишком рано!

— Только подумать, — с деланным возмущением покачал головой Стюарт. — Расхищение библиотеки!

— И это только одна книга! — в тон Стюарту подхватила Грейнджер. — Сколько же ещё подделок найдут эксперты? Музей дал полный карт-бланш на любые наши действия, я говорила? Они готовы позволить нам перевернуть всю библиотеку!

— О, неужели, мисс Грейнджер? — я посмотрел на неё с преувеличенным интересом, и она еле подавила улыбку. — Потрясающе, просто потрясающе! Лично я готов заниматься этим делом ночью и днём…

— Немедленно прекратите это цирк! — рявкнул Оугден, но его никто не слушал. Я лишь быстро глянул на Купера — тот был белее мела. Его взгляд шнырял от лица к лицу.

— Да, и я тоже, — покивала Грейнджер.

— Как и я, — ввернул Стюарт. — Подделка предметов магической истории… — он приложил указательный палец к губам, как бы задумавшись, — это тянет на государственную измену?

— Полагаю, что так, — с серьёзным лицом отозвалась Грейнджер. — Ни министерство, ни музей не допустят образования такого прецедента…

— Мисс Грейнджер! — поднявшись на ноги, Оугден буквально полыхал. — Немедленно прекратите, я…

— Ещё и убийство Софи Палмер… — я облокотился на стол, который разделял нас и Оугдена с Купером, так, чтобы ещё и физически отгородиться от них. Стюарт сделал то же самое. Грейнджер, сидящая посередине, запрокинула голову и уставилась в потолок.

Даже сквозь звон в ушах я слышал тяжёлое сопение Купера, словно ему перекрутило лёгкие.

— Это просто возмутительно! — пролаял Оугден.

— Тянет на пожизненное в Азкабане, согласны? — спросила она, сделав вид, будто что-то прикинула в уме. — Кража, расхищение, подозрение в убийстве. Голову дам на отсечение, что судьи примут сторону обвинителя!

— Есть, конечно, ещё немного времени, — рассудил я, — до того, как найдутся все подделки, но…

— Я этого не хотел! — вдруг заорал Купер, вскочив на ноги. — Не хотел, мать вашу, чтобы эта дрянь умерла!

Стул, на котором он сидел, с громким треском опрокинулся назад. Тишина, воцарившаяся в допросной, была оглушительной. От только что услышанного закружилась голова, как от первой, самой приятной сигаретной затяжки после долгого перерыва. Огромный шар, который поселился внутри с самого первого подозрения по поводу Купера, медленно сдувался. Лица Стюарта и Грейнджер были совершенно бесстрастны.

— Но она умерла, и ты тому причина, — быстро сказал я, тоже поднявшись на ноги, и посмотрел на Оугдена. Тот замер и неотрывно смотрел не на Купера, а на опрокинутый стул. Безмолвное подтверждение внезапному признанию.

Купер стоял у стены допросной и тяжело дышал, как от долгого бега. Вот он, загнанный зверь. Уже понял, что попался в ловушку, но ещё огрызается, пытается укусить, вывернуться.

— Она сама свалилась и долбанулась головой, — процедил Купер. — Я виноват в том, что она на ногах стоять ровно не может? Ей стоило всего лишь ответить на чёртов вопрос!

— Да ты же сам себя закапываешь, идиот, — прошипел Оугден. — Заткнись, чёрт тебя возьми!

— Ты проследил за ней. Ты загнал её в угол, — не обращая внимания на адвоката, я подался вперёд, ощутив под пальцами холодную поверхность металлического стола. Купер остался глух к словам Оугдена, даже не посмотрел на него. Вряд ли он вообще его слышал. — Ты выбил у неё палочку. Ты ей угрожал. Ты применил силу к беззащитной девчонке. Ты её толкнул. Ты видел, как она умерла. Это всё твоя вина!

— Нет! — безотчётно вырвалось у него. Слова прозвучали нелепой попыткой выбраться из капкана. Я усмехнулся.

— Всё кончено, гений. Каково это слышать от всего-то очередного неудачника, возомнившего себя умником? Это, — я глянул прямо в рыхлое красное лицо Оугдена, а потом снова на Купера, — повод для принудительного извлечения воспоминаний. И поверь, ребята из департамента хорошенько покопаются в твоих мозгах.

* * *

Грейнджер осталась в допросной, чтобы под её пристальным внимание Купер написал чистосердечное признание для получения хоть какого-то послабления. Мы со Стюартом вышли и ждали окончания этой процедуры в коридоре, единогласно приняв решение не толпиться в маленькой комнатушке. Откровенно говоря, хотелось выйти на улицу и вдохнуть свежего воздуха.

— Мы это сделали, Малфой! — в который раз он похлопал меня по спине. — Чёрт возьми, я редко это говорю, но ты просто гений, ты понимаешь? Нет, серьёзно, приятель, это было офигенно…

— О, даже так? — усмехнулся я, чувствуя небывалую лёгкость. — Ты тоже был великолепен. И Грейнджер. Мы все. Поздравляю с закрытием дела.

— Да, на словах звучит просто отлично, — скорчился напарник. — Но следствие в музее ещё только началось. Я, конечно, надеюсь, что Купер помимо признания в убийстве, снова проявит благоразумие и укажет на подделки, но… музей не отменил распоряжение, что вместе с министерскими экспертами должен находиться и сотрудник департамента.

— Придётся тебе взять это на себя. Я всё ещё чёртов консультант, — с сожалением, которое действительно ощущал, сказал я и передразнил Поттера деланным тоном: — Все твои действия от лица департамента будут считаться несанкционированными! Тьфу.

— Боже мой, мы просто обязаны по этому поводу выпить! — продолжал Стюарт, несмотря на предстоящую работу выглядящий до чёртиков довольным.

Но радость от успеха отравлял привкус грядущего — Форд, Тео, Нэнси, убийство Тейлора. Весь этот бесконечный снежный ком, который, чем дальше, тем становился всё больше и больше.

— Осталось разобраться с Остином, — снова заговорил напарник. Мне вспомнились слова Грейнджер о Джине.

— Интересно, почему это Грейнджер так взъелась из-за ребёнка? Хотя… наверное, это даже ребёнком назвать нельзя. Пока что.

Стюарт вскинул брови:

— Почему? Потому что… это ребёнок?

— Ага. Я понял. И что дальше?

— Малфой, — поморщился он. — Дети это… дети. Даже ещё не появившиеся на свет. Понимаешь?

— Как бы ты ни старался, но нет, — усмехнулся я, однако он оставался серьёзным. — Я имею в виду… просто не совсем понимаю этого табу. Что здесь такого?

Я говорил совершенно искреннее, но напарник глядел так, будто его разыгрывали.

— Слушай, это ведь действует. При Остине, ну, в том отеле, я специально упомянул его мелких племянников, чтобы надавить на жалость. Это всегда действует. И тогда тоже подействовало. Ну, частично…

— Я понимаю, о чём ты, — кивнул напарник, неотрывно глядя в конец коридора. — И не отрицаю, что это действует. Но просто это как-то… знаешь, не очень с точки зрения морали.

— Последнее, о чём я думал, когда меня держали под прицелом, так это о морали, Стюарт.

— Да я ведь не о конкретном случае с тобой, — он перевёл на меня рассеянный взгляд. — А вообще. Просто детей ведь не должны касаться проступки их родителей?

— Точно, — кивнул я, посчитав тему закрытой, хотя ещё несколько минут после того, как мы замолчали, перебирал факты, подтверждающие обратное.

И снова перед внутренним взором замаячил Нотт.

«Дети всегда платят за ошибки своих родителей, уж мы-то с тобой знаем», — сказал он в нашу единственную встречу. Несправедливо, но всё так и есть. И ему, и мне приходилось разгребать последствия отцовских деяний. Ему — в большей степени, чем мне, имеющему собственные грехи, но это не отменяло данности. Единственное, в чём можно было с Тео согласиться.

* * *

— Первая допросная будет занята, поэтому я попросила привести Остина во вторую… Драко, ты слышишь?

Я поднял на Грейнджер взгляд и кивнул. После того, как Стюарт отбыл в музей следить за ходом дела, а Купер в присутствии Оугдена и парочки мракоборцев строчил список похищенных книг, мы с Грейнджер перебрались в её кабинет, чтобы перед разговором с Остином обсудить успех и дальнейшее развитие событий. Придётся подождать до вечера, но извлечённые воспоминания Купера о моменте убийства явно того стоили.

Искусственное освещение за окном навевало необъяснимую тоску. Эта иллюзия — форменное издевательство. Как приятно, когда можно открыть окно, впустить в комнату ветерок. Вдохнуть особый лондонский воздух с духом въевшейся копоти и нагретого на солнце камня. Или удушливый сладковатый, смешанный с запахом пожухлых листьев — осенью, перед дождём. С едва уловимым ароматом свежей травы — послеполуденным весенним днём.

Сидя за столом напротив Грейнджер, я опустил голову на руки, стараясь не отрубиться. Несмотря на прекрасное утро, всё-таки чертовски не выспался из-за дурацких снов, а после признания Купера ощущал себя выжатым, как лимон. Словно мы переступили некий воображаемый порог, за которым ждала вся усталость мира.

— Есть что-то хочется, — сказал я, не поднимая головы, и не смог подавить зевок. Темнота под веками приятно окутывала разум.

Грейнджер, видимо, наблюдавшая за мной в этот момент, тоже звучно зевнула.

— Ещё бы, время почти двенадцать, — отозвалась она. — Пойдём обедать? А потом сразу к Остину. Я тоже проголодалась.

— Поверить не могу, что всё практически кончено.

И это было правдой. Топор правосудия наконец-то обрушился, и было покончено с постоянными ожиданиями и сомнениями. Но…

Софи Палмер. Купер. Картины. Книги. Музей. Лица и места, разговоры и допросы продолжали кружиться в голове, словно причудливые фигурки в калейдоскопе. Всё это слишком плотно влилось в бытие, стало неотъемлемой его частью. Всегда так. Новое дело, ход расследования, поиски истины, доказательства, признание, развязка. Когда действительно всё заканчивалось, на месте занимавшего все мысли процесса оставалась пустота, а следом — всё по новой. Скоро, слишком скоро для вещи, которая так долго имела центральное место, детали исчезали, на их место приходили новые, и через пару месяцев уже не так-то просто было вспомнить какие-то мелкие подробности.

Но не в этот раз. Дело об убийстве Софи Палмер навсегда отпечаталось в памяти, и останется там до скончания веков. Слишком много струн оно задело, слишком много личного, слишком сильное возымело воздействие. Воспоминания о нём, как призраки, будут то и дело возникать в разных уголках памяти — никаких сомнений.

— Ну, я бы не сказала, что совсем всё кончено, — рассудила Грейнджер, шурша бумагами. — Ещё придётся свидетельствовать на суде.

— А ты с Джиной больше не контактировала? — спросил я, прикусив язык до того момента, как сорвалось «после разговора о беременности».

Не стоило снова упоминать чёртову беременность. Слишком резкой оказалась реакция для того, кто не желал обзаводиться семьёй, а понятие «домашнего очага» воспринимал более, чем прохладно. Хотя, саркастичную, с неуёмной жаждой приключений Пэнси тоже сложно было представить в роли матери, а любителя поразвлечься Забини — в качестве папаши. Я прекрасно помнил, с каким насмешливым фырканьем, ещё в школе, он отзывался об идее стать отцом: мол, это всё совсем не для него, молодого и дерзкого. А что теперь? Банально, но это и называлось взрослением; когда на одни и те же предметы начинаешь смотреть иначе, чем в юности. Теперь его заботили совсем другие вещи. Например то, что из-за отсутствия порядочного примера перед глазами он не сможет стать хорошим родителем для своего ребёнка. Может, и в Грейнджер что-то переменилось? Я содрогнулся от этой мысли.

— Нет. С Джиной я больше не общалась, — немного помедлив, ответила она.

— То есть, девчонки Остина ещё не знают, что он нашёлся.

— Девчонки Остина? Звучит как название молодёжной поп-группы.

Я различил её мелодичную усмешку.

— Не знаю насчёт поп-группы, но они явно отлично спелись, — пробормотал я, мечтая о чашке кофе.

— Это точно, — подтвердила она. — По крайней мере, Джина не останется одна в это сложное время. Думаю, Алексия окажет ей всяческую поддержку.

— Как думаешь, Джина его бросит? После стольких лет лжи?

— Не знаю. Мне кажется, она… его очень любит. А любовь на многое способна закрывать глаза.

Мы помолчали.

— Даже злодеи могут рассчитывать на счастливый конец, — заключил я, принимая вертикальное положение. — Отлично. Значит, и я могу на кое-что рассчитывать.

— Прекрати, ты не злодей, — усмехнулась она. Я поглядел на неё, окутанную светом из заколдованного окна.

Вдруг вспомнились слова Тео: «мне всегда казалось, что ты к ней неравнодушен». Сказала бы Грейнджер подобные слова лет десять назад — может, всё повернулось бы совсем иначе? Хотя, вряд ли. Слишком сильны были предубеждения. Слишком довлело родительское влияние. Наверное, тогда бы я над ней посмеялся, как делал это на протяжении долгих лет.

— Значит, если бы о всех нас написали книгу, я бы не получил роль мистера Говнюка?

— Ого, целую книгу? — она насмешливо удивилась и вскинула брови.

— А что? Думаю, тебе бы досталось амплуа храброй и умной подружки главного героя. Ходила бы и поучала своих бестолковых приятелей. Чем, собственно, ты и занималась в школе. Представь, сколько маленьких девочек захотели бы тебе подражать? Хотя… нет, к чёрту книгу. Я бы предпочёл сериал.

— Убедил. Мистера Говнюка отыграл бы с блеском, не сомневаюсь! — язвительным тоном отозвалась Грейнджер, хотя было понятно, что всё это напускное.

— Или я бы стал драконом, который похитил принцессу у рыцаря в блистающих доспехах. Запер бы её в темнице и никому бы не отдал.

Она засмеялась.

— Ну, может принцессу и не стоит держать насильно, — поразмыслив, сказала Грейнджер. — Может, она сама не против такой компании? Иногда драконы оказываются неплохими парнями. Жаль, что сказки об этом умалчивают. А если серьёзно, то… может, для Остина всё не так уж и плохо кончится, — она опустилась на стул. — Майкл Хант его выследил и намеревался убить.

— Из незаряженного пистолета?

— Элемент самозащиты есть. Он угрожал Алексии, следил за ней… Впрочем, не знаю. Не хочу гадать.

— Ещё он махал пушкой перед сотрудниками правопорядка.

— А ты собираешься выдвигать обвинение? — с некоторым недоверием спросила она, поправляя волосы.

— Нет, вообще-то, — я потянулся на стуле. — Знаешь… даже не собирался.

Кабинет погрузился в расслабленную тишину, лишь тихий звон в ушах нарушал эту идиллию. Я ещё раз зевнул, и спустя пару секунд Грейнджер со смешливым упрёком произнесла:

— Ох, чёрт… — она подавила зевок. — Прекрати!