Драко едет в Хогвартс (джен)

Несмотря на то, что Билл знал мальчиков по Норе, он держался официально.

— Лорд Блэк, лорд Слизерин, — приветствовал он обоих.

Малфой и Поттер, ожидая неприятностей, всегда сопровождающих их встречи с семейством Уизли, напряжённо ждали, что скажет Билл. Но они зря волновались — всё оказалось куда прозаичнее. Билл недавно перевёлся из Египта и пошёл на повышение в английском филиале Гринготтса. Он сам не хотел неприятностей, поэтому просил обоих лордов, пользовавшихся огромным влиянием не только среди волшебников, но, как оказалось, и среди гоблинов из-за богатства и древности их родов, запомнить, что он не поддерживает враждебные намерения своей семьи и хочет сохранить нейтралитет.

Оба лорда согласились с таким положением вещей при условии, что Билл не станет вредить им и просить за других членов семьи. Этот пункт Малфой добавил намеренно, зная о предстоящем судебном процессе над Чарли. Билл тут же горячо заверил лорда Блэка, что выполнит эти требования.

— Спорим на галеон, — сказал Драко, когда они вернулись в Блэкхаус, — что следующим шагом Билла будет восстановление родственных связей с Персивалем.

— У меня нет лишних денег, — хмыкнул Поттер.

Драко посмотрел на него и решил провернуть давно лелеемое и ожидаемое дело прямо сейчас. Момент был подходящий: после того, как Драко потратил на нужды лорда Слизерина столько денег, Гарри был у него в долгу и знал это.

— Гарри, — торжественно начал Малфой, — пришла пора сделать это. Я хочу преподнести тебе ещё один подарок. Добби! — позвал он.

Появившийся Добби преданно уставился на Драко, словно чувствовал, что сейчас произойдёт.

— Гарри, сегодня знаменательный день, ты официально стал лордом Слизерин. Прими мой подарок, — Драко указал на Добби.

Услышав эти слова, домовик заметался по комнате, не помня себя от счастья. А вот Гарри был не рад.

— Драко, я думал, ты мне друг, почти брат, а ты… — обречённо простонал он.

Добби он не любил ничуть не меньше самого Драко, негодный эльф вредил Поттеру даже больше, чем молодому хозяину. Гарри не забыл, как тот из лучших побуждений подвёл его под наказание после первого курса, мешал попасть в школу, а потом заколдовал бладжер на втором. Но худшее, что Добби мог сделать, это подбросить имя Гарри в Кубок огня, после чего Гарри пришлось участвовать в Турнире и сразиться с драконами. Правда, эльф всё время твердил, что его заставил это сделать директор Дамблдор, забывая, что уже признался хозяину, что нужно было бросить в Кубок другое имя — имя Драко Малфоя.

— Он тебя так любит, — лицемерно заявил Малфой.

— Пусть любит на расстоянии, я и так бываю здесь достаточно часто, даже слишком часто, чтобы соскучиться, — не сдавался Гарри. Эта внезапная и беспричинная любовь ушастика доводила его до белого каления. — К тому же, этот домовик привязан к роду Блэк, а лорд Блэк — это ты, а не я.

— Не волнуйся, я выясню, как поменять привязку. Но ты не должен беспокоиться, этот домовик готов слушаться тебя и без ритуальной магии.

Добби с готовностью закивал. Увидев такой энтузиазм, Поттер решил бороться за свою жизнь до конца. Он выдвигал аргумент за аргументом, пока Драко прямым текстом не сказал, что после такой услуги, какую он оказал Гарри с банком, тот просто обязан принять подарок.

— Гарри, ты для меня больше, чем друг, почти брат, забери его, умоляю, иначе я за себя не ручаюсь, — закончил он свою речь.

Поттер вздохнул и принял подарок. Теперь домашний эльф по имени Добби считался собственностью лорда Слизерина.

С этого момента прошло уже два дня, полных подготовки к сегодняшнему судебному процессу.

* * *

— Принято большинством голосов — тридцать шесть против десяти, остальные воздержались, — подвёл итог председатель Визенгамота и объявил: — Августа Лонгботтом признаётся виновной в предъявленных ей обвинениях. Предлагаю перейти к обсуждению наказания для неё.

Драко очнулся от своих мыслей. Ему следовало быть повнимательней, потому что сейчас начал реализоваться план Персиваля. Никогда не знаешь, что может произойти, даже если всё тщательно спланировано.

Однако всё прошло как по маслу. Обвинение, с подачи помощника министра, предложило три года Азкабана для Августы, а после непродолжительных дебатов срок решили скостить до года. Всё случилось, как они предполагали с лордом Прюэттом.

После этого Верховный Чародей — надо же, как быстро Тиберий Огден сроднился с этим должностью! — объявил перерыв прежде, чем суд перейдёт ко второму делу — происшествию на Турнире трёх волшебников.

— Ты сейчас пойдёшь общаться со своими сторонниками? — спросил Гарри.

Хотя в одеянии судьи Поттер выглядел по-взрослому солидно, Драко почувствовал в его голосе неуверенность.

— Нет, я уже поговорил со всеми, с кем было нужно. Такие дела делаются заранее, вдали от посторонних глаз, иначе можно получить обвинение в сговоре.

Гарри кивнул и, хотя Драко потратил весь вчерашний вечер, чтобы объяснить ему, как себя вести в Визенгамоте, Поттер всё ещё чувствовал себя не в своей тарелке. Чтобы отвлечь его, Малфой вовлёк его в ничего не значащий разговор.

Наконец, время перерыва истекло. Тиберий Огден вернулся на свою кафедру и объявил о продолжении заседания. По его приказу ввели Чарли Уизли и усадили в кресло, в котором ещё совсем недавно сидела Августа Лонгботтом. Драконоборец, в отличие от неё, был скован цепями, но, несмотря на это, ёрзал и вертел головой, как будто искал кого-то.

— Он ищет Дамблдора, — сказал Драко, отвечая на немой вопрос Поттера.

Гарри был удивлён. Он был уверен, что Чарли пытается высмотреть Артура и Молли, которые, как он точно знал, сидели где-то на местах для зрителей. В крайнем случае, он мог искать Персиваля, который по долгу службы находился сегодня в зале суда, как обычно на своем месте рядом с министром, и который единственным из родни смог с ним пообщаться до начала процесса.

Лорд Слизерин нахмурился. Он знал, что Драко и Персиваль готовили Светлейшему ловушку. Для этого Уизли должен был подтвердить свои показания, данные до суда, и обвинить Дамблдора. Но сейчас Чарли явно озирался в поисках поддержки, и если эта поддержка была в лице Альбуса, то рыбка могла сорваться с крючка.

Однако, всё ещё была возможность, что Чарли, не видя своего идейного вдохновителя, задумается о своей судьбе и пойдёт на сотрудничество. Дамблдор был сейчас в комнате для свидетелей и не появится оттуда, пока его не вызовут. Суду предстояло за это время выжать из Уизли правдивые показания, из которых стало бы ясно, что бойню на Турнире он устроил по прямому приказу Светлейшего.

Дамблдор уже появлялся в зале суда сегодня во время процесса над Августой. Последняя, кстати, вела себя очень достойно, если так можно охарактеризовать её поведение, когда она всячески выгораживала Альбуса. Она взяла всю вину на себя и сразу призналась в том, что подлила сыворотку правды Гризельде Марчбэнкс, тем самым подтвердив свои показания, данные до начала процесса, поэтому ей не стали давать Веритасерум повторно. Августа упирала на то, что не подозревала о вреде здоровью Гризельды, который она могла нанести. В конечном итоге, её обвинили в незаконном использовании сыворотки правды, незаконном лишении свободы и причинении вреда здоровью средней тяжести по неосторожности.

Судебный процесс шёл своим чередом. Наступила пора Дамблдору давать показания.

Альбус ещё до начала процесса признался в том, что Августа действовала по его просьбе. По его словам, мадам Марчбэнкс располагала важной информацией о связи Драко Малфоя с волшебником, который не мог быть никем иным, как возродившимся Волдемортом, и её нужно было разговорить любой ценой. Признание это Дамблдор сделал потому, что до этого Августу допросили с сывороткой правды и она не смогла скрыть его участие. В разговоре с мадам Боунс Альбус настаивал на том, что вынужден был так поступить, переживая за судьбу волшебного мира.

Помня о причинах, по которым Дамблдор подговорил Августу подлить мадам Марчбэнкс Веритасерум, судейские не стали давать ему сыворотку правды. Ни у кого не было желания, чтобы Альбус опять начал свои разглагольствования о возвращении Того-Кого-Нельзя-Называть. Такие показания, данные под сывороткой правды, требовали дать делу о возвращении Неназываемого ход, а это не входило ни в чьи интересы. Хватало и того, что Дамблдор подтвердил, что действительно просил Августу подлить мадам Марчбэнкс Веритасерум, чтобы получить нужную ему информацию.

Однако, Августа, услышав, что Альбус делает признание в её пользу, отрезала, что она взрослая ведьма и в своём уме, чтобы решить, как ей стоит поступить. В конце концов, Дамблдор мог просить о чём угодно, проступок совершил именно она, и именно ей предстояло за всё ответить.

Оказавшись на месте свидетеля по делу Августы, Альбус вёл себя так, что моментально настроил против себя тех, кто до этого относился к нему равнодушно. Он воспользовался кафедрой для того, чтобы делать заявления в духе: «Я лучше знаю», «Всё не так просто, как кажется» и что «они не понимают, что творят, а потом будет поздно». Хотя он и признал, что идея подлить сыворотку правды принадлежала именно ему, он умудрился обставить это так, как будто спасал этим поступком всё магическое сообщество. Обвинитель отчаялся получить краткие и конкретные ответы, поэтому быстро отпустил этого свидетеля, лишь бы тот снова не начал говорить о том, что Гризельда Марчбэнкс что-то знала о возвращении Волдеморта.

Самой Гризельды на заседании не было. Ведьма прислала письмо, в котором сообщала, что находится на излечении за границей, и доверяла представлять себе своему однокашнику лорду Вирпулу. Древний старикашка, давно привлекший внимание Драко, больше не казался юноше выжившим из ума. Напротив, были все признаки, что тот умело скрывает за старческим маразмом умение трезво оценивать обстановку. То, что Гризельда доверяла ему, говорило об этом как нельзя лучше.

Но была ещё одна причина, по которой Альбусу не дали Веритасерум во время первого судебного заседания. Дело в том, что Отдел правопорядка возлагал большие надежды на суд над Чарли Уизли. Там злодеяния Альбуса были гораздо более существенными, и, если удастся подтвердить обвинения Чарли, что именно Дамблдор был инициатором покушения на лордов Блэка и Слизерина, старцу не удастся избежать реального срока. Но, учитывая его преклонный возраст, дать сыворотку правды два раза такому старому волшебнику не представлялось возможным без вреда для его здоровья. Случай с Гризельдой был прекрасным тому подтверждением.

Огден дал слово представителю обвинения, который принялся длинно и нудно зачитывать преступления Чарльза Уизли, и Драко заставил себя прекратить размышлять о предыдущем процессе.

Малфой особо не прислушивался, самое интересное должно было начаться, когда Чарли дадут слово. Тому предстояло или признать вину или, наоборот, настаивать на своей невиновности. Последнее представлялось совершенно невероятным, поэтому, скорее всего, Чарли признает свою вину, полностью или частично.

Начался допрос. Сначала Уизли отвечал уклончиво, но, отчаявшись увидеть Дамблдора, которого, конечно же не было и не должно было быть в зале заседания, Чарли, наконец, решился. Он тяжело вздохнул и сказал:

— Я признаю свою вину в том, что натравил драконов на лорда Слизерина и лорда Блэка. Я это сделал по приказу Альбуса Дамблдора. Он убедил меня в том, что иного выхода нет.