Драко едет в Хогвартс (джен)

— Теперь ты понимаешь, почему так важно, чтобы Дамблдор отправился за решетку?

Гарри кивнул. Трудно было вообразить себе более нелепую ситуацию — Дамблдор спокойно приветствует отпущенных на свободу Люциуса Малфоя и других осужденных Пожирателей. В этом и был план Драко — добиться освобождения отца. Он стал мечтать об этом с того самого дня, как узнал о существовании крестражей и о необходимости их уничтожения.

Было уже поздно; несмотря на то, что день выдался напряжённый, молодые лорды засиделись за разговором. Драко, привычно приняв от Гарри магическую клятву молчать, рассказал ему, что собирается поставить вопрос об освобождении отца и других Пожирателей, с тем, чтобы они занялись розыском и уничтожением крестражей своего бывшего хозяина. Кому, как не им, практикующим тёмную магию, разбираться в таких вещах и уметь им противостоять?

— Ты точно не против?

— Нет, я же говорил тебе, когда помогал с Эквиллибриумом. Для меня важно, что эти волшебники — прежде всего чьи-то отцы, а уже потом — последователи Волдеморта. Ты уже думал, под какие гарантии их выпустят?

— Конечно. Под клятву, вернее, под Непреложный обет, он надёжнее.

— Для этого они должны искренне хотеть искупить свою вину, уничтожая крестражи.

— Конечно, искренне. Я не сомневаюсь, что все они, начиная с моего отца и кончая мистером Крэббом, совершенно искренне раскаиваются в том, что присоединились к Лорду.

— Раскаиваются потому, что проиграли? — проницательно спросил Поттер.

— Врать не буду, не без этого, — усмехнулся Драко. — Но ведь это ничего не меняет? Главное, что бывшие последователи Лорда честно заслужат прощение.

— Ты говоришь об этом с такой уверенностью… Ты не думал, что твой отец и другие Пожиратели будут против такой инициативы?

— Ты прав, узники ещё ничего не знают, но пока слишком рано их обнадёживать. Вот поэтому я всё ждал, когда мерзкий паук окажется в Азкабане и не сможет повлиять ни на Министерство, где нам поможет Персиваль, ни на Визенгамот. Но всё указывает на то, что влияние Дамблдора до сих пор не ослабло.

— Ладно, остается только ждать. Потерпи, верно сказал профессор: ещё несколько заседаний, и его обязательно посадят.

— Знаешь, Гарри, я очень боюсь, что Дамблдор сам предложит информацию о крестражах, как плату за свою свободу. Вот поэтому я настоял на том, чтобы убрать вопросы на эту тему из списка для Амелии Боунс.

— Понятно. — Гарри решил сменить тему. — Ты точно уверен, что нам не следует пойти завтра в школу?

— Сейчас нам нечего делать в Хогвартсе, когда Дамблдор по постановлению суда будет безвылазно там торчать. Ты хочешь сцепиться с ним в каком-нибудь школьном коридоре? Из директоров его никто не выгонял, представь, что он воспользуется своей властью, достанет палочку и заорет: «Мальчик должен умереть!» Что ты будешь делать?

Оба парня расхохотались, правда, смех был немного нервный. Они сообразили, что на директора не было наложено никаких ограничений в плане колдовства и палочку у него не конфисковали. А если бы даже отобрали, наверняка у него были запасные. То, что Дамблдор так быстро очухался после сердечного приступа, означало, что и со здоровьем, и с магией у него всё в порядке. Старый волшебник по-прежнему был опасен, и не только своим умением плести интриги.

* * *

На следующий день начался кошмар в прессе. Все, кроме Риты Скитер, которую уже давно перекупил лорд Блэк, оказались под колпаком Дамблдора и пели ему дифирамбы, призывая прекратить безжалостное преследование величайшего волшебника.

Альбус, успевший мимоходом дать интервью сразу нескольким печатным изданиям, умудрился выдвинуть обвинения в том, что на суде его опоили, и вовсе не сывороткой правды, а чем-то противозаконным, в результате чего он оговорил себя и признался в том, чего не совершал. Одновременно с этим Дамблдор уверял, что пытался убить обоих юношей — Поттера и Малфоя — лишь потому, что искренне был уверен, что они находятся под влиянием Волдеморта. Вероятно, так ему посоветовал адвокат, объявивший об этом на суде. Альбус совсем не стеснялся заявлять об этом, моральная сторона вопроса, похоже, его совершенно не смущала.

Бойкие репортёры, безошибочно найдя тональность, которая никого не оставила равнодушным, освещали процесс однобоко, напирая на то, что какие бы ни были нарушения закона со стороны великого волшебника, он хотел как лучше. Никто не вправе его судить, пока не достигнет таких же высот, поэтому оба «прытких юноши» — так молодых лордов упоминали в прессе — заслуживают порицания. Правда, по-настоящему плохо о Драко и Гарри не писали, указывая лишь на то, что они заигрались во взрослых и влиятельных волшебников, и рядом нет никого из родных, чтобы наставить лордов Блэка и Слизерина на путь истинный.

Гарри и Драко безвылазно сидели на Гриммо, читали прессу и поражались градусу идиотизма. Настроение, и прежде бывшее не очень хорошим, стремительно портилось. Драко, опомнившись, занялся делами. Дамблдора следовало поскорее прижать, и лорду Блэку необходимо было списаться со своими единомышленниками и на следующем заседании начать атаку на старого паука, чтобы тот перестал чувствовать себя так свободно.

Но всё пошло не по плану. Уже к вечеру стали приходить неутешительные новости. Первым написал Персиваль, он сообщил, что завтрашнее очередное заседание Визенгамота отменяется — в Министерстве началось брожение. Он советовал двум лордам, заварившим такую кашу, лишний раз не покидать особняк.

Потянулось время ожидания. Поттер сходил с ума от скуки (делать уроки — не вариант), и Драко пришлось в конце концов отправить домовика за Гермионой. Воссоединившаяся парочка засела в библиотеке, где они занялись изучением литературы по артефактам, выполняя мечту Грейнджер создать переводчик с парселтанга. Правда, до создания какого-либо прибора было ещё далеко, исследователи пока что не продвинулись дальше составления списка нужной литературы. Самое главное, Гарри был при деле и не мешал Драко работать.

Малфой дюжинами рассылал письма; адресаты были самые разные — подчинённые Драко, единомышленники, старейшины Визенгамота. В отличие от прошлых месяцев, теперь многие не отвечали. Обычно ответы приходили совиной почтой в тот же день, в крайнем случае на следующий, но сейчас время ожидания затянулось на три дня и больше. Драко понял, что закончился его счастливый период, когда он с лёгкостью мог договориться с любым влиятельным волшебником, и тот с радостью выполнял все его просьбы.

Этот факт заставил Драко провести несколько часов, запершись в кабинете. Оттуда он вышел собранный и готовый продолжать. Но молодой лорд никому бы не признался, что ему стоило немалого труда взять себя в руки. К счастью, ему удалось убедить себя, что ещё не всё потеряно. Было бы странно, если бы никто не заметил таких явных нарушений во время допроса Дамблдора на суде. Сейчас Драко вспомнил разговор с крёстным о своих первых успехах на политическом поприще — организованном пророчестве лже-Трелони. Тогда Снейп сказал, что это не Драко блестяще выполнил задуманное, а ему позволили это сделать другие политики, котором это было выгодно. В очередной раз Малфой был согласен с Северусом.

Итак, сейчас те, кого Драко считал своими союзниками, не намерены позволять ему и дальше продолжать в том же духе, не важно, по какой причине. Но это не означает, что он так легко сдастся. Если прямо сейчас Малфой не может ничего предпринять, значит, нужно дождаться благоприятного момента, а ждать и выбирать время для контратаки он умеет.

* * *

Однако, неприятности только нарастали. Об этом можно было судить по статьям «Пророка» и других газет и журналов. Персиваль писал, что они с Фаджем пытались надавить на прессу, которая обычно прислушивалась к пожеланиям министра, но только не в этот раз. Редакторы ежедневных и периодических изданий нащупали золотую жилу в статьях об угнетаемом добром волшебнике, ставшим ненужным, потому что к власти пришли маги, исповедующие иные ценности.

Кроме неприятной, но пустой болтовни, в газетах публиковали и по-настоящему тревожащие новости. Родственник колдомедика Шафика, заседавший в Визенгамоте, давал интервью за интервью о том, как подозрительно выглядела процедура приёма сыворотки правды. С таким свидетелем выдвигаемые Альбусом обвинения выглядели уже более достоверно. В связи с этим кто-то из репортёров задался целью отыскать колдомедика Сэмуэля Морлея Бриггса, чтобы дать слово и ему, соблюдая баланс в освещении событий, но это не удалось — тот с семьей срочно выехал из страны. Надо ли говорить, что газеты обсосали эту подробность, делая вывод, что недруги действительно могли опоить и оболгать великого волшебника, как тот и подозревал.

В газеты писали неравнодушные граждане в поддержку Дамблдора, они же собирались на акции протеста. Драко, отлично зная, что среднего волшебника так просто на такое не раскачать, был уверен, что это Дамблдор постарался. Недаром тот даже опоздал на суд, распинаясь перед репортёрами в атриуме Министерства, создавая благоприятное для себя мнение прессы. Драко в который раз подумал, что промахнулся, подкупая одну только Скитер. Если она брала качеством, то оппоненты — количеством, и имена «Поттер» и «Малфой» если и не покрывались грязью в печатных изданиях, то, по крайней мере, трепались без конца. Доставалось и властям; Фадж, который очень трепетно относился к тому, что думают о нём его избиратели, вместо воды пил умиротворяющий бальзам. Персиваль, стиснув зубы, готовил документы, проводил встречи, отдавал приказы, но итогом всё равно было лишь упоминание команды министра в газетах исключительно в негативном ключе.

В Министерстве царили разброд и шатание.