Драко едет в Хогвартс (джен)

В Министерстве царили разброд и шатание. Кто-то поддерживал Дамблдора, кто-то был против. Аластор Муди отменил свои занятия в Хогвартсе и мутил народ в Аврорате, подбивая на неповиновение Фаджу. Скримджер самоустранился, занимая выжидательную позицию, — он как-то уже обжёгся на молоке, да и сейчас дул явно не на воду.

Министр, который перманентно был настроен против Дамблдора и обычно не сдерживал резких выражений, теперь помалкивал, потому что часть начальников департаментов и даже рядовых сотрудников требовали от власти вернуть великого мага. Вероятно, это требование было желанием вернуться в то время, когда Дамблдор был Верховным чародеем и «у всех всё было хорошо».

Фадж и Перси старались соблюсти нейтралитет, чтобы не потерять власть, и пытались придумать, как успокоить общественность, но пока особо не преуспели. Если министр не был самым храбрым и самым умным, то идиотом он тоже не был. Обсуждая с помощником положение в стране и Министерстве, они оба, независимо друг от друга, пришли к выводу, что Дамблдор в одиночку, даже используя весь свой ресурс, не смог бы настолько обострить ситуацию. Однако, сходу, без веских доказательств, они не могли предположить, кто мог стоять за всем этим безобразием, и противоборствующая сторона представлялось на данный момент безликой массой, требующей свободы Дамблдору, отставки Фаджа и вообще абстрактных перемен к лучшему.

Но были и те, кто чётко обозначил свою точку зрения и поддержал команду министра, которая, как всем было известно, тесно сотрудничала с лордом Блэком. Кассиус Уоррингтон, которому перед началом турнира показалось, что Малфой хочет перетянуть на себя внимание, теперь так не считал. Он принёс своего рода извинение, убедив отца поддерживать Фаджа. Такая же мотивация оказалась и у Макмилланов: отец и дядя Эрни захотели искупить недоразумение с особняком Малфоев и тоже примкнули к Фаджу. В числе сторонников последнего ожидаемо оказался и отец Седрика Диггори Амос. Практически весь департамент магического правопорядка во главе с Амелией Боунс, не скрывая своих предпочтений, высказывался за министра, если Корнелиус не отменит полученные на суде результаты допроса Дамблдора. К радости Персиваля, Артур не поддался примеру многих своих сослуживцев и самоустранился, не вступившись за своего бывшего покровителя и наставника.

* * *

Но так обстояли дела в Министерстве, в котором противоборствующие стороны пока всего лишь обозначили свои разногласия, до открытого противостояния там пока не дошло. А вот с Визенагамотом было непонятно — похоже, старые союзы распались, а Тиберий Огден начал собирать новую коалицию, куда Драко не позвали. Об этом юноше сообщила Вальбурга. На вопрос внука, откуда это известно, она напомнила, что портреты имеют свои источники информации.

Драко и Гарри тогда подумали, что хуже быть не может, но уже на следующий день поменяли своё мнение. Из газет они узнали, что Амелию Боунс смещают с должности за многочисленные нарушения во время судебного процесса, за законностью которого она как раз была призвана проследить, а на её место назначают вовремя подвернувшегося прокурора Хьюза. Настал черёд Амелии расплачиваться за взятую на себя ответственность.

Драко нашёл предлог, чтобы встретился с Боунс. Он прекрасно знал, что должен ей, и не измерял этот долг деньгами. Нарушая просьбу Персиваля не покидать особняк, лорд Блэк отправился в Министерство. Он застал Амелию за сбором вещей.

— Добрый день, мадам Боунс. Зашел уточнить насчёт завтрашнего очередного заседания Визенгамота — предыдущее, если вы в курсе, отменили — и не мог пройти мимо вашего кабинета, чтобы засвидетельствовать своё почтение. Слышал о принятом решении. Поверьте, тот, кто настаивает на вашем увольнении, просто осёл.

Амелия не стала заострять внимание на причине, по которой она спешно освобождала своё рабочее место. Она, стараясь сохранять беззаботный вид, проговорила:

— Уезжаю, надо сменить обстановку. Я, может быть, и поборолась бы, но тогда моя команда — волшебники, которые мне доверились, будут уволены, а этого я не хочу. Кстати, я скоро увижусь с Гризельдой Марчбэнкс. Если хотите, могу передать ей от вас привет.

Драко читал в её словах «спешу с отъездом, пока не привлекли к суду». В сложившейся обстановке нельзя было исключать и такую возможность. Пока что лорд Блэк не мог её защитить, поэтому просто сказал:

— Конечно, поезжайте. После такого начала процесса отдых не помешает. Думаю, вы не прогадаете, если отправитесь в краткосрочный отпуск.

Драко знал, что мадам Боунс прекрасно понимает намёки. Большего он сказать не мог, но был уверен, что Амелия теперь в курсе его планов.

Выйдя из кабинета бывшей начальницы Отдела магического правопорядка, Малфой подумал, не заглянуть ли к Персивалю, но атмосфера в Министерстве была настолько неприветливой, что он поспешил домой. Лучше встретиться с Перси завтра, когда Драко будет в Министерстве по официальному поводу.

* * *

Лорд Аристидес Эшкрук при всей своей нелюбви к Дамблдору ясно сознавал, что на процессе, где тот был обвиняемым, творился произвол. Они с Тиберием Огденом, давая неофициальное согласие на судебное преследование Дамблдора, не ожидали, что откроют ящик Пандоры.

Всё началось три года назад, когда Тиберий Огден замещал Дамблдора, впавшего в магическую кому после победы над Волдемортом. Тиберий уже готовился занять должность Верховного чародея на постоянной основе, как Альбус неожиданно очнулся и вскоре смог вернуться к работе. Планы Огдена и его близкого друга Эшкрука так и остались нереализованными, но желание обоих получить ещё больше влияния не исчезло.

За прошедшее время Огден и Эшкрук готовили почву и ждали подходящего момента, чтобы вернуть Тиберию упущенную должность. Когда мальчишка Малфой стал лордом, они, посовещавшись, решили, что настала пора для реализации плана: с его помощью они смогут отвлечь Дамблдора от дел Визенгамота и переключить его на другую цель, если удастся стравить директора с учеником. Конечно, они не ждали многого от юноши, пусть даже это сын Люциуса, известного своей изворотливостью, но Драко смог их удивить. Они ему подыграли, и школьник разошёлся не на шутку: строил козни, мутил воду, в общем, поступал так, как принято у Малфоев.

В итоге всё получилось даже лучше, чем они себе представляли и намечали: Дамблдор-таки потерял свою должность, да ещё и запятнал репутацию, пусть и не настолько, чтобы его политической карьере пришёл конец. Но его оппонентам это было не нужно, Тиберия и Аристидеса вполне удовлетворила такая перестановка, и дальше этого их желание прижать Альбуса не простиралось. Их цель была достигнута, и больше не было нужды изображать союзнические отношения с лордом Блэком. Но и ссориться с ним было не с руки, ведь, несмотря на юный возраст, родословная и капиталы Драко внушали уважение. Поэтому Огден и Эшкрук позволяли юноше продолжать действовать в его собственных интересах.

Однако Малфой заигрался. Он должен был остановиться уже после того заседания Визенгамота, на котором выяснилось, что Дамблдор знал о существовании крестражей и скрыл это. Тогда в наказание большинство судей проголосовало за смещение Альбуса с должности. Но амбициозный юноша поступил по-своему и продолжил преследование своего противника, твёрдо намереваясь увидеть того на скамье подсудимых. Огдену и Эшкруку уже в тот момент следовало понять, что лорда Блэка нельзя недооценивать: в погоне за своей целью он был способен создать массу проблем.

Говоря откровенно, звоночки были с самого начала. Несколько случаев — с квакающей Долорес Амбридж и с беспрецедентным послаблением режима содержания Пожирателей — должны были сразу насторожить почтенных политиков. Но они тогда предпочли поступить так, как было выгодно на этом этапе: не обращать внимания на странности. Пусть Драко Малфой не был пойман с поличным, многолетний опыт подсказывал, что юноша был причастен к этим случаям. На той высоте, где обитали Тиберий и Аристидес, существовали вещи, которые никогда не произносят вслух, но тем не менее все знают или догадываются об их существовании. Ни Огдену, ни Эшкруку не нужны были доказательства, они знали.

И вот теперь они пожинали плоды.

По мере того как Дамблдор, отвечая на вопросы суда, увязал всё больше и больше, присутствующие приходили к пониманию, что он действительно виновен. И когда того, что Альбус наговорил против себя, набралось слишком много, судьи испугались. Одни страшились того, что столько лет считали этого монстра светочем и шли за ним, другие — что это чья-то циничная провокация. Неплохо зная Дамблдора, они недоумевали, как тот мог наговорить столько себе во вред, если только его не отравили или прокляли у всех на глазах.

Эшкрук очень чётко представлял, что он и другие влиятельные политики по той или иной причине легко могут оказаться на скамье подсудимых и, значит, существовала вероятность, что с ними поступят аналогично. А если подведёт здоровье, то им, как Дамблдору, возраст которого перевалил за сотню лет, может понадобиться медицинская помощь. При всём несовершенстве магической судебной системы что-то должно было оставаться незыблемым и надёжным, а приговор Визенгамота должен был давать надежду если не на справедливость, которую все понимают по-своему, то хотя бы на относительную объективность. Во что бы то ни стало следовало сохранить основной посыл: с подсудимыми надо обращаться по закону.

Многие влиятельные представители Визенгамота, ещё совсем недавно намеревавшиеся призвать Альбуса к ответу, теперь были уверены, что этот суд сделает для всех только хуже. Прежде казалось, что отличным вариантом будет навечно спровадить Дамблдора в Азкабан или Мунго, благо в последнем заведении имелось специальное отделение для тех, кому на каждом шагу мерещатся возродившиеся тёмные лорды. Но сейчас казалось удобным просто аннулировать результаты такого неправдоподобного допроса под сывороткой правды, а продолжение процесса признать нецелесообразным. Тогда можно попытаться притвориться, что многих ужасных вещей просто не было. Чтобы так поступить, имелись причины.

Эшкрук и Огден были в числе тех, кто за наказанием одного конкретного волшебника вдруг увидел, что приговор Дамблдора ниточками потянется во все стороны и затронет очень и очень многих: тех, кто заседает в Визенгамоте, тех, кто работает в Министерстве, а потом коснется простых волшебников. Этого нельзя было допускать. И, словно в подтверждение этого вывода, в стране начались беспорядки, разброд и шатание.

Аристидес понимал, что необходимо срочно предпринять решительные меры, чтобы ситуация окончательно не вышла из-под контроля. Ему уже не важно было, виновен ли Дамблдор на самом деле или старый волшебник стал жертвой сфабрикованного обвинения. Его не беспокоило также, что молодой Малфой, юноша достаточно амбициозный, для достижения своих целей мог нарушить закон. К дракклу Дамблдора и Малфоя. Эшкрук не сомневался, что этот судебный процесс будет соломинкой, переломившей спину верблюда. Необходимо было спасать магическую Британию.

Он, наблюдая за другими волшебниками в зале суда, видел, что не одинок в такой трактовке ситуации. Его друг Тиберий Огден, хотя и старался оставаться беспристрастным в силу должности, откровенно тяготился своей ролью. Видно было, что нынешний глава Визенгамота понимает, что всё это дурно пахнет, и не хочет запятнать себя.

Эшкрук тоже этого не хотел. Он сел писать письмо сначала Тиберию, а потом, когда в самое ближайшее время получил от него ответ, достал пергамент со списком волшебников — членов Визенгамота и начал методично составлять послания каждому из них.