Драко едет в Хогвартс (джен)

— Малфой, — сказал Рон. — Ходят слухи, ты идешь по стопам папочки и метишь прямо в Азкабан. Признайся, ведь это ты проклял Амбридж?

Драко, пытаясь плечом отодвинуть рыжего, молчал. Дамблдор! Теряешь хватку! Если директор и подозревает его, то предъявить ничего не может, а запустив через лояльную семейку слухи, он ничего не добьется: доказательств нет, а болтать пусть болтают. «Или старый пень надеется меня спровоцировать? Хм, квакающий Рон…» — Драко понравилась картинка, представшая его мысленному взору. А вслух он сказал:

— Пропусти, убогий! Таким, как вы, предателям крови, не понять, что такое дела рода и что ими надо заниматься, — высокомерно заявил Драко, уверенный, что Рон не станет швырять теми немногими заклинаниями, которые он выучил, на глазах у стольких свидетелей. Он ошибся: Уизли выхватил палочку и проорал:

— Депульсо!

* * *

Если бы кто-то сказал, что Альбус Дамблдор умеет проигрывать, это было бы неподходящим выражением. Дело в том, что Дамблдор совсем не злился и не чувствовал себя проигравшим, когда его давний оппонент Корнелиус Фадж, ставший министром благодаря его, Альбуса, помощи, заявился сначала в его кабинет, а потом в его школу с инспекцией. В таких досадных ситуациях, как эта, Дамблдор воспринимал себя игроком, у которого пешка (или иная фигура) от неожиданного дуновения ветра переместилась на другую позицию, не на ту, которую ей первоначально полагалось занять по замыслу игрока, но переходить по правилам игры было нельзя. Так что играем тем, что имеем.

Ему пришлось подчиниться и предоставить Генеральному инспектору, в прошлом грозе маглорожденных детишек, доступ к занятиям и учебным планам, буде у кого найдутся. А самому пришлось сопровождать министра, который не задумываясь променял свой министерский кабинет на классы и коридоры Хогвартса, лишь бы найти побольше упущений и досадить Дамблдору. Директор в ответ на обвинения печально разводил руками, вздыхал со словами «Как же так?», талантливо ломая комедию.

Он ничего не отвечал на нападки Корнелиуса потому, что ему требовалось хорошенько поразмыслить. О похищении Аластора и действительном участии в нем Драко Малфоя и, возможно, Северуса. О недавних событиях в Визенгамоте, перевернувших с ног на голову весь политический мир Магической Британии, и об их участниках и организаторах. Об этом нелепом указе министра об учреждении должности Генерального инспектора Хогвартса и назначении им самого себя членом жюри Тремудрого Турнира.

О странном поведении Фаджа он еще поразмыслит, ведь раньше чары, наложенные на него уже давно, давали возможность направлять действия и даже мысли министра в нужное ему, Альбусу, русло.

Дамблдор сожалел, что не смог тогда в своем кабинете перед заседанием в Визенгамоте, на котором прокляли Амбридж, наложить это же заклинание на младшего Малфоя, надежно защищенного кольцом лорда и магией рода Блэк. Как бы ему сейчас пригодился неуправляемый Драко Малфой, растерявший последние мозги от спеси и высокомерия, которые заклинание усилило бы во много раз!

* * *

— Депульсо!

«По крайней мере рыжий не проспал прошлый урок Чар», — отстраненно подумал Драко, принимая удар на своё первое беспалочковое Протего. Рука, вытянутая в сторону нападавшего, на мгновенье сверкнула бриллиантом кольца лорда, помогающего колдовству, и заклинание отразилось обратно. Уизли ударился о ближайшую стену и затих, снесенный мощным ударом, усиленным боевой магией рода Блэк, словно проснувшейся вдруг у молодого лорда в минуту опасности. К Рону подскочили однокурсники, а близнецы, с интересом наблюдавшие за нападением и его последствиями, остались на месте.

— Малфой, не хочешь сделать ставку?

— В основном ставят на Диггори…

— Но ты можешь поставить на Уоррингтона…

Драко, еще не отошедший от так внезапно охватившей его горячки боя, повернулся к Фреду, а может, Джорджу, он так и не научился их различать, да и не стремился особо.

— Я поставлю десять галеонов, что вы не сможете кинуть своё имя в Кубок! Ну что, принимаете?

* * *

Заклинание, о котором думал Дамблдор, называлось Gaudete, что в переводе с латыни означало «Радуйтесь», и было придумано в то время, когда служители церкви еще не были столь всесильны, чтобы волшебники их сторонились. Некоторые маги поклонялись христианскому богу или даже были священнослужителями, скрывая свои магические способности или используя их на благо людям. Конечно, таких были считанные единицы, но они были, и один из них изобрел Gaudete, чтобы в годы скорби вернуть людям надежду и раздуть крошечный огонек радости в душах тех прихожан, у кого он еще теплился.

Изначально это заклинание, безусловно светлое, направлено было на чувства и эмоции людей, взращивая в них ростки всего хорошего и чистого, что в них было, чтобы они после проповеди, щедро приправленной беспалочковым Gaudete, совершали добрые поступки и чувствовали радость от того, что приняли своего Господа и мага — изобретателя заклинания в качестве пастора. Вреда в таком виде от него не было никакого.

Но всегда существовали те, кто не останавливался на достигнутом, а шел дальше, вот только не всегда по правильной дороге. Спустя какое-то время нашелся чародей, оказавшийся способным усовершенствовать Gaudete, но в совершенно противоположных целях — для получения власти над людьми и даже другими волшебниками, которые тоже оказались подвержены этим чарам.

Теперь волшебник, наложивший эти чары, усиливал негативные чувства, направленные на нужный объект или мага. Также изобретатель смог закрепить и усилить эффект, введя в рисунок заклинания элементы от Конфундуса. Это проявлялось в невозможности сосредоточиться и разобраться в причинах усиления неприязни. Пусть Конфундус не был Непростительным, но он часто использовался, чтобы опосредованно заставить проклятого совершать нужные действия. И еще там присутствовал элемент принуждения — от неприятных чувств нельзя было отрешиться.

Эти чары не были темной магией — зачарованный не попадал в плен совершенно чуждых ему эмоций. Например, если создатель хотел, чтобы тот, на кого чары наложены, ненавидел другого мага, которого до этого любил, ничего бы не вышло. А вот если бы он первоначально испытывал хотя бы слабое чувство неприязни, то под действием заклинания легко бы его возненавидел. Наложивший такое заклинание на подлеца получал подлого негодяя.

* * *

— Принимаете? — спросил Драко близнецов.

— Не вздумайте! — подал голос очухавшийся Рон, поднимаясь с помощью товарищей. — Он вас обманет, он же слизень! Узнал, что вы хотите бросать свои имена, и решил стрясти с вас деньги!

Не обращая внимания на младшего брата, самые деловые Уизли тут же ответили на ставку Малфоя. Все сразу заговорили о таких деньжищах, моментально забыв о Роне и его полете в стену. Драко, воспользовавшись тем, что на него больше не обращают внимания, покинул, наконец, «поле боя». Его обуревали противоречивые чувства — восторг от своих новых возможностей и злость на рыжих, которых, как тараканов, ничего не брало. Если бы не случайность, он мог тогда сполна получить за варку некачественных зелий вместо близнецов, которых даже не наказали. Ну да ладно, сюрприз для них уже приготовлен, роли распределены, билеты проданы. Гости и ученики Хогвартса надолго запомнят начало Турнира. Радуйтесь, пока можете.

* * *

Много лет назад Альбус, всегда искавший редкие манускрипты и артефакты, чтобы увеличить свою и без того немалую магическую мощь, а затем и политическое влияние, наткнулся на усовершенствованное Gaudete и, в свою очередь, переработал его для себя и удовлетворения своих нужд. Теперь это заклинание было спрятано дополнительными чарами Ненаходимости и Отвлечения внимания, причем Альбусу сперва пришлось над ними потрудиться, чтобы они могли быть использованы на нематериальном объекте.

Обнаружить применение Gaudete мог только легилимент, а снять мог только наложивший заклинание. Проклятый Gaudete маг мог самостоятельно сбросить заклинание, только если оно входило в противоречие с какой-либо данной ранее клятвой кому-то очень сильному магически. Освобождение от клятвы в таком случае было возможно, но могло привести к гибели проклятого. За все время использования этого заклинания Альбус не припомнил ни одного случая, чтобы маги, на которых он накладывал Gaudete, действовали вопреки принуждающим чарам или освобождались от него.

Альбусу было решительно непонятно, почему Фадж не набросился на Малфоя, как он обычно делал, получив сразу столько доказательств или, как минимум, свидетельские показания и аргументированные доводы. Раньше министр удовлетворялся гораздо меньшим, чтобы обвинить мальчика.

Однако, использовав эти чары на Фадже, Дамблдор, до этого пользовавшийся плодами своего поступка с нужным ему результатами, перехитрил сам себя. Фадж боялся Дамблдора и не доверял ему с самого начала.

В силу некоторых обстоятельств, а именно прозвучавшего пророчества и анонимного письма (о нем Дамблдор, конечно, не знал), в котором говорилось о причастности Верховного чародея к попытке снять министра с должности, заклинание до такой степени усилило недоверие и страх Фаджа, что для министра они стали основными чувствами. Чем больше магии вливал Дамблдор, чтобы оживить заклинание, тем сильнее было отторжение Корнелиуса. Драко Малфой перестал казаться врагом, потому что у Фаджа обнаружился более серьезный противник.

Дамблдору потребовалось время, чтобы осознать, что каким-то непостижимым образом Gaudete работает теперь против него. Чем сильнее он давил на министра, тем сильнее было его противодействие. Ну что ж, он это примет, просчеты случаются. В конце концов, это не страшно, ведь, пока на министре держится это заклинание (жаль, что его нельзя наложить повторно), он может переубедить Фаджа и вновь направить его чувства в нужное русло.

Оставался еще Драко Малфой. Обычно Альбус имел множество планов и их запасных вариантов для разных ситуаций, но в его хитроумных схемах по понятным причинам не было даже намека на лорда Блэка по имени Драко Люциус. Он не был Трелони (Кассандрой, разумеется), чтобы предвидеть такое, а просчитать вероятность принятия титула Драко Малфоем не смог бы и сам Мерлин. Теперь нужно было подготовить новый план действий.

Торопиться не следовало, нужно было еще понаблюдать и по возможности собрать недостающую информацию, прежде чем решить, в каком направлении двигаться. Но это не означало, что он должен полностью бездействовать. Драко Малфой, вступивший в игру и полагающий себя фигурой, скоро пожалеет о своем необдуманном решении. Он всего лишь школьник, а школьникам свойственно быть зависимыми от мнения сверстников. Если это мнение слегка подправить…

А пока он будет как раньше, председательствовать в Визенгамоте, готовить школу к приезду гостей и потихоньку выправлять положение вещей в свою пользу. Как там на днях сказал Фадж? «Так будьте директором!» Ну что ж, он им будет.

Каждый день Дамблдор сопровождал Фаджа, взявшего на себя обязанности Филча по учету доспехов в коридорах, состоянию картинных рам и прочих пустяков. За министром хвостиком таскался Перси, его «заместитель» по делам Турнира, который больше смахивал на секретаря. Он записывал все упущения школьной администрации, чтобы потом проконтролировать. Школьники, у кого не было уроков, с удовольствием смотрели на это бесплатное представление.

Так продолжалось вплоть до последней недели, которая должна была завершиться приездом иностранных делегации и выбором чемпионов Турнира от Хогвартса, Шармбатона и Дурмстранга в субботу двадцать девятого и в воскресенье тридцатого октября соответственно.

* * *

В пятницу вечером Гарри забрал у Драко медальон для близнецов, предварительно заверив его, что они с Гермионой разыграют всё, как договаривались.

Гермиона дожидалась друга прямо у входа в гриффиндорское общежитие.

— Принес? — в её глазах горело такое неприкрытое любопытство, что друг не рискнул её томить.

— Да, пойдем, сядем в гостиной, если Форджи там.

Зайдя внутрь, Гарри первым делом нашел взглядом близнецов, сидящих на диване в дальнем углу и что-то увлеченно царапающих на пергаменте. Наверно, рецепт того самого зелья старения, которое они недавно начали разрабатывать, да все никак не доведут до ума.

— А где Рон? Не хочется, чтобы он помешал. Я сейчас проверю спальню, — сказал Гарри, пока Гермиона осматривала комнату в поисках места, с которого близнецам будет хорошо слышен их разговор.

К моменту возвращения Поттера девушка выбрала два кресла, стоящие рядом, и заняла одно, чтобы можно было невзначай следить за объектами. Вернувшийся Гарри сел в другое и доложил:

— Рон в спальне, разложил свою парадную мантию и разглядывает, так что это надолго.

— Прикидывает, как лучше её трансфигурировать, чтобы выглядела получше? — усмехнулась Грейнджер, знающая об антидаре шестого к этой дисциплине.

— Нет, скорее гипнотизирует, чтобы мантия самоликвидировалась. — Гарри достало уже нытье рыжего по этому поводу, к тому же тот упорно намекал, что Гарри должен как-то помочь ему с нарядом. — В общем, Рон нам не помешает. Следи за их реакцией.

Гарри достал из кармана коробочку со словами:

— Гермиона, представляешь, есть амулет, который позволяет волшебнику на несколько минут стать совершеннолетним!