Драко едет в Хогвартс (джен)

Чтобы не скучать и не терять время даром, Драко предложил Поттеру в оставшееся до Турнира время просто проводить спарринги.

Им обоим эта идея пришлась по душе, потому что Драко давно был нужен сильный соперник, чтобы он мог тренировать боевые заклинания Блэков. Малфой решил, что он будет учиться контролю не по дневнику своего предка, который давал очень медленный прогресс, потому что начинал с контроля слабых заклинаний. Драко решил поступить наоборот — научиться контролировать сильные. Боевые заклинания для этого проходили лучше других.

Гарри, хотя и не готовился сражаться ни с кем, кроме обитателей озера, всё равно не прочь был размяться. Драко в основном проигрывал, потому что Гарри сносил его чистой силой, и Малфой, как бы ни старался, не мог противостоять мощи своего спарринг-партнёра. Но иногда Драко всё же одерживал верх, если придумывал какую-нибудь необычную комбинацию, чем заставал Поттера врасплох. Тот смеялся, что Малфой побеждает хитростью, а Драко, ухмыляясь, предлагал Поттеру быть менее прямолинейным и перенимать опыт. Гарри не возражал и действительно запомнил пару-тройку коронных приёмов Драко.

Кроме этого, Драко занимался делами. Их накопилось очень много, поэтому он начал с неотложных. Так, он отправил анонимное письмо колдомедику Бриггсу, чтобы тот не возвращался в Британию, где его мог ожидать суд, и отдал несколько необходимых распоряжений адвокату по другим важным вопросам. Кроме того, Драко написал несколько писем, не очень длинных, но потребовавших от юноши всех его дипломатических талантов, поскольку каждая написанная строчка требовала очень точных формулировок.

Как только со срочными делами было покончено, Драко воспользовался свободным временем для начала более активной переписки с отцом. Если раньше юноша писал Люциусу письма такого содержания: « Здравствуй, отец, получил твое письмо, рад, что ты здоров. Посылаю тебе…» Дальше шёл длинный перечень: одежда, лекарства, продукты питания и прочие предметы первой необходимости, которые теперь разрешалось отправлять. Список обычно занимал значительную часть письма, и Драко не приходилось ломать голову, чем заполнить пергамент. После этого Драко ставил дату и подпись: «Драко Люциус Малфой, лорд Блэк» и с чувством выполненного долга вставал из-за стола.

Теперь Драко начал осторожно посвящать отца в драматические подробности своей жизни, тем более что он подозревал, что Люциус и так знает больше, чем хотелось бы его сыну. Благодаря адвокату теперь и лорд Малфой мог вместе с посылками из дома получать свежую прессу, из которой узнавал о происходящих в стране событиях.

В ответ Люциус писал, как проходят его дни. Он, конечно же, устроился лучше всех заключенных Пожирателей. Кроме питательной и вкусной еды он получил от сына тёплую одежду, а также ряд незапрещённых артефактов, которые существенно улучшили его жизнь в сырой камере. Например, он стал обладателем большого термоса, расписанного рунами. Налив в него холодной воды из маленького ручейка, сочившегося из стены, он получал несколько стаканов кипятка и мог наслаждаться горячим чаем или кофе, которыми его тоже снабдили. Люциусу передали также большой стеклянный шар, зачарованный так, что стоило его потереть, как он начинал давать довольно яркий свет. По вечерам в камере наступала тьма; слабое освещение оставалось только в коридорах, но магический светильник лорда Малфоя позволял даже читать. Конечно, он не испытывал недостатка в газетах и книгах, раз уж они были теперь разрешены.

Люциус был рад посылкам. Теперь у него в камере появился тонкий мягкий матрас, скрашивающий неудобство жёсткой койки, тёплая пушистая шкура огромного дикого зверя на полу, чайные принадлежности на небольшом столике, привезённые адвокатом в уменьшенном виде. Надзиратели получали неплохие галеоны за то, чтобы лишний раз убрать и проветрить его камеру. Когда Люциус не читал, он с удовольствием переговаривался с соратниками, сидящими по соседству.

Драко с нетерпением ждал ответных писем отца; ему становилось легче на душе от того, что его усилия по улучшению условий содержания арестантов не пропали даром. Юноша больше так ни разу и не побывал в Азкабане после того памятного посещения, вызвавшего у молодого лорда панический ужас. Сперва ему было просто некогда, к тому же, он надеялся, что скоро он сможет, посадив Дамблдора, освободить отца, и они увидятся уже на свободе. Сейчас же освобождение Люциуса откладывалось на неопределенный срок, и Драко не был уверен, что ему хватит духу ещё раз увидеть отца за решёткой. Пока же младший Малфой с сожалением ограничивался перепиской, в которой он не мог сказать того, что собирался сообщить отцу при личной встрече.

Конечно, Драко продолжал переписываться с матерью, но теперь он посылал ей не только свои письма, но и письма Люциуса. Нарцисса наконец смогла писать мужу, и Драко через адвоката передавал от неё нераспечатанные конверты отцу. Кроме того, мать стала писать сестре.

Насчёт Беллатрикс Лестрейндж у Драко не было никаких сомнений в том, что ей следовало оставаться там, где она находилась сейчас — в Азкабане, в самой надёжно охраняемой тюрьме волшебного мира. Было просто невозможно представить, чтобы он предложил «бешеной Белле» освобождение с условием вступить в группу тех, кто уничтожает земные якоря её возлюбленного Лорда, после чего тот точно не сможет вернуться, чтобы возродиться вновь. Малфой был уверен, что даже отсутствие палочки не спасёт того, то предложит подобное его тётке: за своего лорда она могла впиться зубами в горло и разорвать его, а потом вырвать сердце голыми руками.

Белла была урождённой Блэк, а Драко совсем недавно стал главой этого рода, поэтому он, понимая, как важно заботиться о своей семье, приказал адвокату Кларксону включить ведьму в список тех, кому он посылал передачи. Принадлежность миссис Лестрейндж к семье Блэк не была единственной причиной этой помощи: она была женщиной, а представительницам слабого пола заключение в таком страшном месте давалось особенно тяжело. К тому же, за неё волновалась Нарцисса, которая приходилась ей родной сестрой, и Драко следовало позаботиться о Белле хотя бы ради матери.

Люциус писал, что Белла всё получила. Она завесила решётку большим куском плотной ткани, который по совету матери Драко включил в посылку. Теперь её камера не просматривалась мужчинами — надзирателями и заключёнными — двадцать четыре часа в сутки. Отгородившись ото всех, Лестрейндж могла уединиться, ведь даже преступницы имеют право быть женщинами, к тому же, Драко вовремя сообразил, что в камерах очень холодно, и повсюду гуляют сквозняки. Белла также получила зелья, приготовленные Снейпом, тёплую одежду и усиленное питание.

Были опасения, что надзиратели не позволят Белле повесить присланную ткань в качестве занавеса. Однако те странным образом оказались не против. Надсмотрщиков даже устраивало то, что бунтарку не было видно. После того, как Пожирателям стали делать послабления, Лестрейндж вдруг успокоилась, чем несказанно расположила к себе охрану. Её было не только не видно за повешенным полотнищем, но и, что ещё более важно, не слышно. Десятки ушей отдыхали от воплей Беллы, а чем она там занималась, было неизвестно, и никто, даже охранники, не хотел узнавать. Для Драко было вполне достаточно сообщения Люциуса о том, что она жива, получила помощь и способна выдержать заключение, к которому её приговорили.

Другие Пожиратели также получили необходимый минимум еды, одежды и лекарств, которые им присылали родные. Однако, по сравнению с тем, что было прежде, казалось, что на Азкабан извергся рог изобилия. Ещё немного, и впору будет представлять картину не отбытия наказания в тюрьме, а отдыха в санатории.

Однако, Драко не обольщался. Он прекрасно знал, что даже со всеми послаблениями Азкабан — это Азкабан. Каждый лишний день, проведенной там Люциусом и отцами других слизеринцев, наносит непоправимый вред их здоровью. Сколько бы плиток шоколада не передавал через адвоката Кларксона лорд Блэк, их всё равно не хватало, чтобы вернуть бывшим сподвижникам Тёмного лорда спокойствие и душевное равновесие, поскольку дементоры из Азкабана никуда не делись и каждый вечер перед сном совершали свой облёт, особенно долго задерживаясь теперь возле камер Пожирателей. Их привлекала появившаяся у тех надежда, которую ужасным стражам не терпелось осушить до капли и поглотить.

* * *

За две недели до начала Турнира Северус решил, что парням можно вернуться в школу. Директор, по словам Северуса, был занят подготовкой и никак не интересовался их существованием, а учебный процесс требовал их возвращения. Гарри как Чемпиону можно было не появляться на уроках, но Драко никто официально не освобождал, хотя Минерва и другие профессора относились к его отсутствию с пониманием.

Драко и Гарри, вернувшись на занятия, увидели, что Дамблдор похудел и помолодел. Это было странно, ведь, по словам Перси, Молли по-прежнему жила у Альбуса в доме в Годриковой Лощине, а готовила эта ведьма вкусно и кормила на убой. Альбус сменил свои яркие просторные балахоны со столь раздражающими движущимися и мерцающими рисунками на облегающие мантии блеклых оттенков. Директор вновь стал бодрым и деятельным, даже наполовину укоротил бороду, чтобы та ему не мешала.

Свои дни Альбус проводил в непрекращающемся движении, неустанно перемещаясь по замку, по пришкольной территории или по озеру на лодке. В его руке всегда была зажата длинная белая волшебная палочка, подходившая старику даже своим внешним видом — она была крупной и узловатой. Похоже, Дамблдор во время подготовки следующего этапа Турнира очень в ней нуждался, поскольку ему разрешили оставить её при себе, чтобы использовать для повседневного колдовства. А может, Великий Светлый волшебник не чувствовал себя в безопасности и держал свою палочку наготове для обороны.

Директор постоянно был весь в делах, его повсюду сопровождали недовольные Игорь Каркаров и Олимпия Максим, лица которых выражали явное недоверие к Светлейшему. От министерских присутствовали авроры, их число с началом очередного тура должно было увеличиться, но среди чиновников не было Персиваля.

Перси присылал записки — короткие весточки, при помощи которых он держал друзей в курсе происходящего в Министерстве. К сожалению, хороших новостей не было. С Визегамотом у Персиваля пока не получалось. Официально ему не могли отказать, но, поскольку свободных мест там не было, чтобы лорд Пруэтт мог примерить сливовую мантию, нужно было кого-то оттуда убрать. Это в планы политиков не входило, поэтому Перси поставили невыполнимое условие: чтобы получить место, он должен окончательно освободиться от должности заместителя министра. Тогда, по словам чиновников, он сможет отдавать заседаниям все свои силы и время. Таким образом, Перси должен был сам по собственной инициативе подать в отставку, но он этого делать не собирался. Так что Персиваль Уизли, лорд Пруэтт находился пока в подвешенном состоянии — этот достойный молодой волшебник заслуживал две должности, но на самом деле не занимал сейчас ни одну из них.

Министерских возглавлял тот неприятный волшебник с цепким взглядом. Его фамилия была Эриксон, и он улаживал с Дамблдором все возникающие вопросы по текущим делам. Драко поражался тому, что, когда Перси убрали, рядом с министром вдруг начали появляться вполне толковые волшебники. Юноша задавался вопросом, почему же они не были с Фаджем раньше? Поразмыслив, Малфой пришел к неутешительному выводу, который только подтверждал то, что он понял, и до чего недавно додумался сам Персиваль: Фаджу после ухода Амбридж не давали толковых заместителей, потому что министра решили слить.

Те, кто принимал это решение, прекрасно знали, что стоит Корнелиусу остаться без поддержки умного и знающего человека, как тот начнёт совершать ошибки и сам сделает невозможным своё переизбрание. Наверняка теневые правители Британии сперва решили, что молодой амбициозный парень из семьи Уизли не будет хватать звёзд с неба, а тихо поможет своему боссу окончательно лишиться авторитета и влияния. Однако Персиваль смог всех удивить, так же, как молодой Малфой ранее, и политики поняли, что недооценили его, особенно после того, как на его авторитет стал работать титул лорда Пруэтт.

* * *

На второй день их пребывания в школе к Драко и Гарри подошел Седрик. Он отвёл их в пустой класс, где после наложения защиты от прослушивания попросил о разговоре.