Большая Игра профессора Дамблдора. Продолжение (джен)

Со дня видения о Руквуде проходит целых две недели прежде, чем Снейп вдруг обнаруживает его в голове Гарри — в понедельник, 7 марта.

— Поднимайтесь, Поттер.

Гарри устало поднимается на ноги.

— Это последнее воспоминание. Что это было?

— Не знаю, — выдыхает Гарри, все больше и больше запутываясь в том, что видит после взмаха палочки Снейпа, который, кажется, особенно тщательно просеивает среди воспоминаний Гарри те, что относятся к Дурслям (ну, правильно, в годы учебы Гарри в школе лезть не стоит — мало ли, вдруг дотошный подросток додумается до чего-то, относящегося к Игре). — Вы имеете ввиду то, где мой кузен попытался засунуть меня в туалет?

— Нет, — мягко отвечает Снейп. Проходит уже два месяца с момента начала занятий, а он по-прежнему полон решимости не обращать внимания на обмороки Гарри и крайне неудобные детали его прошлого. За что лично я его очень люблю. — Я имею ввиду то, в котором человек стоит на коленях в середине темной комнаты…

— Это… — судорожно говорит Гарри. — Ничего.

Глаза Снейпа просверливают подростка насквозь. Памятуя, что зрительный контакт очень важен в Легилименции, Гарри моргает и отводит взгляд. Будто бы это ему очень поможет. Снейпу даже Легилименцией пользоваться не надо.

— Как вышло, что этот человек и та комната оказались в вашей голове, Поттер? — шелковым голосом уточняет Снейп («Не делай мне невинность на лице. Тому человеку и той комнате запрещено находиться в твоей голове, Поттер, равно как и во всех остальных частях тела!»).

Гарри глядит куда угодно, только не на Снейпа:

— Это — это было — просто сон, который мне приснился.

Зайчик попадается и сам это знает. Просто сон. Галлюцинация, ага.

— Сон? — интересуется Снейп тоном, каким отцы обычно отчитывают своих малолетних сыновей за то, что они курят.

Возникает пауза, в течение которой Гарри пялится на мертвую лягушку в склянке на полке, а Снейп, видимо, убирая из речи слова, которые при детях лучше не употреблять, пытается взять себя в руки и пока никого не убивать.

— Вы знаете, почему мы здесь, не так ли, Поттер? — наконец очень тихо и оттого невероятно опасно произносит он («Не расходуй мне последний нерв, гаденыш, его еще есть где испортить»). — Вы знаете, почему я отказываюсь от своих вечеров в пользу этой утомительной, скучной работы?

Ой, ну да, конечно, скучной, как же. То-то он все воспоминания перерывает с таким почти мазохистским удовольствием. Но сейчас не время в это углубляться. Сейчас самое время давить на личные кнопки. Кнопка первая — совесть (есть же она где-то в этом противном очкарике, правда?).

— Да, — сухо и напряженно отвечает Гарри.

— Напомните мне, почему мы здесь, Поттер, — почти спокойно просит Снейп.

— Чтобы я мог научиться Окклюменции, — сообщает Гарри мертвому упырю.

— Верно, Поттер. И, несмотря на вашу возможную бестолковость, — о, срабатывает — Гарри с ненавистью поднимает на Снейпа глаза. Вот этим-то Снейп и пользуется, — я мог бы подумать, что после двух месяцев учебы вы могли бы достичь какого-то прогресса. Сколько еще снов о Темном Лорде у вас было?

— Только этот, — лжет Гарри, и Снейп это знает. Все, что необходимо, он уже увидел.

Сейчас остается лишь дожать с целью заставить Гарри перехотеть видеть эти сны в дальнейшем. У хорошего плохого следователя в арсенале имеется еще одна кнопка — проверенная и уже не раз хорошо себя зарекомендовавшая.

— Возможно, — глаза Снейпа немного сужаются, — возможно, вам на самом деле нравятся эти видения и сны, Поттер. Может, они заставляют вас чувствовать себя особенным — важным? — слово «избранным» Снейпа пока еще не находит, но смысл, в общем, тот же.

Данная конкретная кнопка хорошо нам знакома — помнится, на допросе в Игре-3 звучали все те же старые мотивы, и методы Снейпа с тех пор формально не изменились. Удивительно — столько лет прошло, а на Гарри по-прежнему превосходно действует.

— Нет, — Гарри скрежещет зубами.

Парень этого, конечно же, не замечает, но по сравнению с памятным эпизодом с Картой Мародеров в Игре-3 Снейп выходит на новый уровень. Методы, как я сказала, формально не меняются — меняется их использование. Даже несмотря на то, что Гарри старше, чем был тогда, Снейпу удается расколоть, выкрутить мозг и приплюснуть зайчика значительно быстрее, буквально в три фразы — причем сделать это совершенно спокойно, как-то даже отстраненно-холодно, и — это самое важное — не примешивая к ситуации Джеймса и не выходя из себя по этому поводу.

В этот самый миг разбирательство идет исключительно между Снейпом и Гарри. Без остальных, даже Дамблдор остается в стороне на время. И это может означать только одно: уже к 7 марта 1996 года Снейп видит в Гарри… исключительно Гарри. Не предмет его клятвы Дамблдору, не обязанность, не долг перед родителями подростка и не сына его заклятого врага — Гарри. Просто Гарри.

— Вот и хорошо, Поттер, — холодно произносит Снейп, решив приплюснуть оппонента окончательно, чтобы тот долго не мучился, — потому что вы не особенный и не важный, и это не ваше дело — знать, что Темный Лорд говорит своим Пожирателям Смерти.

Ситуация, конечно, настолько насыщена личным, что хочется плюнуть на всех этих Реддла, Руквуда и Игру вместе взятых, однако нельзя, ибо нюанс важный.

По всему видно, что для Снейпа увиденное случайно воспоминание о Руквуде становится неожиданностью, потому он и злится — в своем желании посмотреть как можно больше эпизодов из не слишком счастливой жизни Гарри до школы Снейп забывает следить за тем, что происходит на поле сражения с Реддлом, и оказывается, что что-то не просто происходит, а в нем мало хорошего — более того, поймав наконец взгляд Гарри, Снейп в секунду смотрит то, что, собственно, и должен был отслеживать, и быстро врубается в тонкости процесса накручивания Томом Гарри с самого Рождества.

Открытие, во-первых, его явно не радует, во-вторых, станет открытием еще и для Дамблдора — судя по всему, до 7 марта ему не было известно про сон Гарри о Руквуде. Но тогда получается, что на корабле юного Игрока зреет бунт — отчитав Гарри за малое усердие в Окклюменции после видения о Руквуде, Гермиона, тем не менее, не сообщает о видении никому из взрослых Игроков. Вероятно, отчасти это связано с тем, что она полагалась на то, что Снейп и так все увидит, наверняка подозревая, что видеть такие важные вещи входит в его задачи.

Но есть еще причина: поворотная во многих смыслах Игра-3 научила Гермиону еще и тому, что сдавать своих нехорошо. Поэтому она молчит — ибо знает, что Дамблдор будет недоволен, и это может вылиться в шишки на многострадальную голову Гарри со стороны тоже недовольного Снейпа. Оно, в принципе, понятно, что и без нее выльется — Снейп же должен все это увидеть — но зачем усугублять? Пролитое зелье не соберешь, сейчас надо сосредоточиться на том, чтобы видения не посещали непослушного Гарри в дальнейшем.

Любопытно, что до этого вывода доходит и Снейп. Гарри, конечно, получает по голове, но это скорее с заделом на будущее и вообще очень правильно — Том делает семимильные шаги, и счет снова клонится в его пользу; поле битвы между ним и Дамблдором — уже не великаны, сторонники, Азкабан, общественность и даже не Министерство, поле битвы — Гарри. Сердце человеческое.

Чего, Директор, кстати, всю дорогу очень не хочет. Во-первых, негуманно делать мальчика полем битвы, во-вторых, непредсказуемо. Ситуация становится серьезней с каждым днем, а Гарри по-прежнему кажется, что с ним играют в бирюльки — и вот как тут не надавать по голове? Но все же — ругай-не ругай, а единственное, что только и остается Дамблдору со Снейпом — пытаться тренировать Гарри усиленнее, пытаться заставить парня понять, не объясняя, как это важно.

Есть еще один нюанс, отягчающий ситуацию: Снейп не знает, было ли видение с Руквудом случайным, как все, что были до Рождества, или нет — возможно, именно поэтому Директор в Финале и произнесет эту бесцветную фразу: «И потом ты увидел Руквуда…» — ничего не пояснив про само видение — возможно, потому, что даже в Финале не будет до конца уверен, что видение было показано Гарри намеренно.

Снейп ведь просто физически не может понять, когда Гарри увидел Руквуда — то есть ни он, ни Директор не подозревают о подозрительном зазоре в датах между побегом Пожирателей и видением Гарри. Это плохо, ибо получается, что Директор продолжает не знать о том, что случайные подключения Гарри к Тому уже прекратились — отныне Том намеренно и с очевидной целью подключает Гарри к себе, строго тогда, когда ему надо.

Плюс к этому — Снейп находится в полном неведении со своей, Пожирательской, стороны — он по-прежнему отстранен ото всех стратегически важных дел и не в курсе того, что Том уже долгое время активно и целенаправленно работает над тем, чтобы Гарри загорелся желанием побежать в Отдел.

Отсюда имеем: уроки по Окклюменции идут неторопливо, частенько прерываются на половине; Снейп не шибко следит за тем, чтобы не вмешивать в них личное, что, разумеется, сразу выбивает Гарри из колеи и лишает весь остаток занятий какого-либо смысла — Гарри все равно не может сосредоточиться; Дамблдор не принимает никаких дополнительных мер к тому, чтобы убедить Гарри в необходимости уроков — более того, когда Снейп прекратит занятия, Директор не сделает ничего, чтобы это исправить. Поразительная расхлябанность со всех сторон!

— … и это не ваше дело — знать, что Темный Лорд говорит своим Пожирателям Смерти.

— Нет — это ваша работа, не так ли? — выплевывает Гарри, не удержавшись.

Ну, бесполезно — и уже давно — именно Снейпу взывать к совести Гарри, ни черта — пока — со стороны подростка не поменялось — как и всегда, Гарри искренне хотел сдержаться, но у него не получилось. Он и сам себя внутри, может, ругает за это («Фима, закрой рот с той стороны, дай доктору спокойно сделать себе мнение!»), но куда там — когда Снейп выводит Гарри из себя, чем он успешно и всю жизнь занимается, парень выходит из-под юрисдикции терпимости и благоразумия.

Гарри сжимается, ожидая ответного броска кобры. Но случается чудо — бросок не следует. Вместо него следует долгая пауза, после которой Снейп говорит почти удовлетворенно, странно блестя глазами:

— Да, Поттер. Это моя работа.

«Давай решим это по-взрослому. У нас сейчас другие задачи. Но я рад, что мы с этим разобрались».

Он потрясающий. Он правда вырос. Мыслимо ли представить его таким в Игре-3? Нет. Нет, это результат двух лет упорного труда над собой. Гордость Дамблдора. (Хотя, конечно, куда ж без того, чтобы немного пофорсить — форсить ведь может хотеться только перед равным — перед Гарри: «Ага, видал, какая у меня крутая работа? Тебе бы тоже такую хотелось, правда? А вот она у меня! Знаешь, почему? Потому что я умею закрывать свое сознание. В отличие от некоторых. Бе-бе-бе, вот так тебе!»)

— Теперь, если вы готовы, Поттер, — ну надо же, как учтиво, — мы начнем сначала. — Снейп поднимает палочку. — Раз — два — три — Легилименс! — говорит он, открывая второй акт выяснения отношений.

Перед глазами Гарри плывет сотня дементоров — они все ближе — Гарри может видеть черные дыры под их капюшонами — но он также видит и Снейпа, сверлящего его взглядом и бормочущего что-то себе под нос («Мерлин, да сколько можно этих дементоров мне показывать, у меня от них волосы дыбом! И обязательно все время думать о той ночи, когда ты меня вырубил, лишив возможности быть в самой гуще самых интересных событий, подонок мелкий?!») — и получается, что дементоры перед глазами рассеиваются, а Снейп становится отчетливее…

— Протего! — восклицает Гарри, взмахнув палочкой, и Снейп, не ожидавший удара, пошатывается — его палочка больше не указывает на Гарри, и в голову подростка потоком несутся воспоминания Снейпа.

Человек с крючковатым носом кричит на съежившуюся женщину, пока маленький черноволосый мальчик плачет в углу — подросток с грязными волосами сидит в одиночестве в темной спальне, палочкой сбивая мух с потолка — девочка смеется над тощим мальчиком, который пытается вскарабкаться на брыкающуюся метлу -

— Хватит!

Гарри отбрасывает в ближайшую стену, и он разбивает какую-то склянку. Лицо Снейпа становится белым, его слегка трясет.

— Репаро, — шипит он, починив склянку. — Что ж, Поттер… это определенно было лучше… — тяжело дыша, Снейп нервно поправляет Омут Памяти, словно проверяя, там ли еще его драгоценные мысли. — Я не помню, говорил ли я вам использовать Щитовые чары… но это, без сомнения, оказалось эффективным…

Да, а еще возымело весьма неожиданный результат. Гарри молчит, понимая, что говорить что-либо сейчас будет небезопасно. Это были воспоминания Снейпа, и они расстраивают и тревожат подростка.

Очевидно, что у кое-кого, кто вовсе не принадлежит к касте дураков, которые ходят с душами и сердцем нараспашку, после всего, что он увидел и почувствовал, наметились некоторые проблемы с удержанием собственного контроля — его защита сама по себе ослабла, кроме того, он помогал себе прорывать защиту Гарри, бормоча себе под нос. Еще это Протего, давшее столь малопредсказуемый эффект…

Снейпу буквально физически невыносимо стоять рядом с Гарри теперь, когда Гарри увидел его личное и его унижения — он смотрит на Гарри с ненавистью как к случайному свидетелю и почти в панике поправляет Омут, стараясь взять себя в руки («И вовсе меня все это не задело!»). Разумеется, он не мог запихнуть в девайс все — что может произойти, если кто-то извлечет из сознания слишком много мыслей и воспоминаний? — только самое важное, но и те крупицы, что Гарри увидел, оказываются для него невыносимыми.

Как всегда, чувства Гарри им не очень-то и учитываются. То, что Гарри вовсе не собирается смеяться — не в счет. То, что Гарри даже слегка потряхивает — тоже.

Что ж, по крайней мере, благодаря этим его воспоминаниям лично я уяснила для себя минимум две вещи. Во-первых, никогда нельзя любить мужчину, который никогда не станет твоей кровью, сильнее ребенка. Во-вторых… жизнь, конечно, несправедлива, но мы можем хотя бы попытаться что-то с этим сделать.

— Попробуем снова, ладно? — говорит Снейп.

Гарри в панике — ясно, что Снейп собирается заставить его заплатить за то, что он только что увидел. С одной стороны, мнительный подросток прав. С другой, мнительный Снейп решает совместить личное приятное с общественным полезным, ведь очевидно же, что Гарри напал на это, словил волну — почему бы не закрепить результат?

— Раз — два — Легилименс!

Но тут у нас приспичило включиться Тому.

Дверь в Отдел в сознании Гарри открывается, и подросток оказывается в черной круглой комнате, освещенной синеватым светом свечей; и в комнате еще двери — но прежде, чем Гарри успевает решить, куда идти дальше, Снейп прерывает связь.

— Поттер! — рычит он, и Гарри приходит в себя, тяжело дыша, на полу. Снейп в ярости. — Объяснись!

— Я… не знаю, что случилось, — признается Гарри, поднимаясь на ноги. Его вновь бьет озноб, и ему очень не терпится убраться из кабинета. — Я никогда этого не видел. Я имею ввиду, я говорил вам, мне снилась эта дверь… но она никогда раньше не открывалась…

— Вы работаете недостаточно! — обрушивается на подростка Снейп.

Он выглядит еще более злым, чем минутой ранее, когда Гарри случайно вторгся в его сознание. Не мудрено — если Гарри говорит правду, и дверь прежде не открывалась, значит, Реддл подключился к парню прямо на уроке у него, Снейпа — и показывает видение… специально или нет? В любом случае, ничего хорошего это не сулит.

И, поскольку Снейп не может наругаться на Реддла («Глубоко мною неуважаемый Темный Лорд, какого наргла вы срываете мне урок? Вам ведь было известно, что в это время мальчишка занимается у меня -» — «То есть все-таки он стопроцентно увидел, да? Отлично!» — понятно, что Реддл нашел прекрасный способ узнать точно, что связь работает без перебоев. Можно, конечно, допустить, что Том включился не прямо, а Гарри просто считал заранее им подготовленное видение, но что-то уж слишком большое совпадение получается. Впрочем, не принципиально), он будет срывать волнение на Гарри.

— Вы ленивы и неряшливы, Поттер, — произносит Снейп, — неудивительно, что Темный Лорд -, — «…с такой легкостью вселяет в ваше сознание всякую фигню, а потом долго ржет в компании с Люциусом и Беллатрисой, что вы на это ведетесь!»

— Можете сказать мне кое-что, сэр? — вновь взрывается Гарри, которому эти попытки давить на совесть уже порядком надоели. Ауч, дерзкий, дерзкий парень. — Почему вы называете Волан-де-Морта Темным Лордом? Я слышал только, как Пожиратели Смерти так его называют.

(И ведь хороший такой бессознательный вопрос. Но я уже на него ответила.)

Снейп открывает рот, чтобы прорычать что-то, по всей видимости, убийственное в ответ на хамство — но где-то снаружи кабинета кричит женщина.

Подбородок Снейпа взлетает вверх. Вдвоем с Гарри они в беспокойстве смотрят в полоток («Тю! А где у нас случилось?..»).

— Что за -, — бормочет Снейп, но вовремя себя останавливает. Спокойнее, спокойнее, тут все еще ребенок.

Какой-то странный шум доносится до обоих Самоотверженных Рыцарей сверху, со стороны холла. Старший Самоотверженный Рыцарь поворачивается к Младшему:

— Вы видели что-нибудь необычное по пути сюда, Поттер?

Гарри качает головой. Наверху вновь кричит женщина. Снейп, позабыв о том, что нужно немедленно раскатать хамского подростка в тряпочку, держа палочку наготове и стремительно прошагав к двери, скрывается из вида с миссией немедленно побить всех драконов, которые напали на некую Даму (если только это не Амбридж).

Младший Самоотверженный Рыцарь, поколебавшись, следует за Старшим — не ожидать же парню, в конце концов, пока Снейп вернется, они встанут в исходные позиции и смогут продолжить скандал. Да и он тоже хочет бить всех драконов, которые напали на некую Даму (если только это не Амбридж).

Кстати, раз уж на то пошло — разве не трогательно то, как мальчики, позабыв ругаться, мигом кидаются спасать несчастную, вопящую наверху? Более того, будучи две секунды назад в бешенстве, Снейп уносится из кабинета, забыв Гарри — в своем чертовом драгоценнейшем кабинете с Омутом Памяти и ингредиентами! Вот оно — доверие, уважение и крепкая мужская любовь.

Доверие, равное доверию Дамблдора, которое очень многого стоит.

Доверие, которое в этот раз Гарри оправдывает.

В холле разыгрывается целое представление. Высыпавшая из Большого Зала, где еще продолжался ужин, толпа образовывает огромный круг, в центре которого с бутылкой хереса в руках рыдает профессор Трелони, выглядя совершенно сумасшедшей, трясясь над собственными перевернутыми чемоданами и с ужасом взирая на что-то у подножия мраморной лестницы, в чем Гарри, сместившись вправо, узнает Амбридж.

— Нет! — кричит Трелони. — Нет! Этого не может быть… этого не может… я отказываюсь это принимать!

— Вы не поняли, что все к этому шло? — поет Амбридж бессердечно довольным тоненьким голосом — с такого голоса недолго и понос. — Хотя вы неспособны предсказать даже завтрашнюю погоду, вы, конечно, должны были понять, что ваша жалкая эффективность на моих инспекциях, отсутствие какого-либо улучшения, — ох, хорошо, Хагрид хоть, внемля советам, стал преподавать по программе… — неизбежно приведут к вашему увольнению?

— Вы н-не можете! — воет Трелони, рыдая. — Вы н-не можете уволить меня! Я б-была здесь шестнадцать лет! Х-Хогвартс — м-мой дом!

— Он был вашим домом, — говорит Амбридж, и, наблюдая, с каким удовольствием она смотрит, как Трелони рыдает на своем чемодане, я потихоньку начинаю сопереживать Сатане, которому после ее смерти придется иметь с нею дело вечность, — еще час назад, когда Министр Магии поставил вторую подпись на приказе о вашем увольнении. Поэтому будьте добры освободить этот холл от себя. Вы нас смущаете.

Что ж, по всей видимости, пока Гарри и Снейп решали в подземельях, кто из них дурак, Амбридж решила, что пришло время взорвать бомбу замедленного действия №1 и отправилась к Фаджу с приказом об увольнении. Почему приказ подписан уже час как, а Трелони все еще здесь?

Ну, очевидно, что, получив подпись, Амбридж потопала к Трелони и мягко сообщила ей, что та уволена. Не думаю, что она сразу начала с выбрасывания чемоданов — их надо хотя бы сначала собрать. Так же не думаю, что Амбридж потратила время на то, чтобы проинформировать Дамблдора об увольнении его сотрудницы — Амбридж собиралась по-тихому вывести Трелони из школы и поставить на ее место своего человека, а заодно уже задним числом поставить Директора перед фактом, что у него в школе новая Министерская крыса.

Однако «по-тихому» в школе Дамблдора не получается ничего.

Во-первых, начинает истерить, затягивая дело, давно уже находящаяся на нервах и регулярно расшатывающая их алкоголем Трелони. Во-вторых, увольнение Трелони и желание Амбридж сделать это незаметно — это как раз те шаги, спровоцированные интервью Гарри, которые относятся к числу просчитываемых, а посему Дамблдор в щедром количестве расставляет вокруг прорицательницы свои уши: на единственной лестнице, ведущей в ее башню, висят портреты сэра Кэдогана и Толстых Монахов, которые все праздники отмечают с сэром и с Виолеттой, чей портрет находится в комнате позади преподавательского стола в Большом Зале, и которая дружит с Полной Дамой.

Таким образом, к моменту, когда Гарри и Снейп доходят до пика в своих выяснениях отношений, Амбридж бросает идею сделать все «по-тихому», сбрасывает с лестницы Трелони и ее чемоданы (впрочем, может, поддавшая Трелони упала сама), решив, что, видимо, немножечко всемирной славы ей не повредит и к чему вообще стесняться — а в курсе происходящего оказывается не только Дамблдор, уже упорхнувший решать вопрос, но и Макгонагалл, которая знает, где Дамблдор, как он собирается решать вопрос и что ей, Макгонагалл, нынче необходимо делать — тянуть время.

Поэтому Макгонагалл отделяется от толпы зрителей и принимается утешать Трелони (хотя, разумеется, не только поэтому; судя по всему, Трелони уже давненько периодически спускается из своей башни в грешный земной мир и рыдает на плечах у всех, кто готов это выносить. Они с Макгонагалл сближаются за время испытательного срока Трелони. Общий враг (это я про Амбридж, а не Тома) сближает вообще всех — и преподавателей, и студентов. Но преподаватели, в отличие от студентов, не могут по меньшей мере не догадываться, что у Дамблдора есть какие-то идеи насчет Трелони — уволить ее он принципиально не позволит. Впрочем, реализация оных идей, как водится, есть сюрприз).

— Ну-ну, Сибилла… успокойтесь… — говорит Макгонагалл, доставая платок. — Высморкайтесь на это… не так все плохо, как вы думаете… вам не придется покидать Хогвартс… — «Альбус, дорогой, пора входить».

— О, правда, профессор Макгонагалл? — Амбридж подходит к ним ближе на пару шагов. — А ваш источник для данного утверждения — это..?

— Это буду я, — раздается глубокий голос («Минерва, дорогая, вхожу»), и миру является светило.

Что ж, Амбридж хотела шоу — Амбридж его получит.

В конце концов, Дамблдор давал ей целую кучу предупредительных сигналов в течение года, но она их не понимала, ибо, видимо, не только смотрела на мир сквозь розовую кофточку, но и воспринимала его розовым мозгом и слышала розовыми ушами.

Планируемое садистское унижение Трелони вдруг стремительно оборачивается огромным унижением Амбридж — при свидетелях, раз было угодно. Да и удобен, знаете ли, для некоторых первый этаж.

Драматично открыв парадные двери и не озаботясь тем, чтобы закрыть их обратно, Директор широким шагом проходит к Трелони и Макгонагалл сквозь в спешке расступающуюся на его пути толпу («Всем три шага назад и дышать носом, пожалуйста»).

— Вы, профессор Дамблдор? — хихикает Амбридж, которая даже сейчас отказывается слышать, что предупредительный выстрел в воздух уже прозвучал — следующий будет понятно куда. — Боюсь, вы не понимаете ситуацию. — «Я же тут самая умная». — У меня есть, — она достает пергамент, — приказ об увольнении, подписанный мною и Министром Магии. — «Глупый, глупый старичок, ты что, прослушал? Я сейчас все тебе повторю, так и быть». — Согласно Декрету об Образовании номер двадцать три, Генеральный Инспектор Хогвартса имеет право инспектировать, назначать испытательный срок, увольнять любого преподавателя, которого она — то есть я — сочтет неспособным соответствовать стандартам, которые требует Министерство Магии. — «Теперь понятненько, дурачок?» — Я решила, что профессор Трелони не соответствует необходимому уровню. Я ее уволила.

Дамблдор, лицо которого выражает явное наслаждение, продолжает приятно улыбаться («Боюсь, это вы не понимаете ситуацию»).

— Вы совершенно правы, конечно, профессор Амбридж, — вежливо произносит Директор. — Как Генеральный Инспектор, вы обладаете полным правом увольнять моих преподавателей. У вас нет, однако, полномочий высылать их из замка. Боюсь, — Директор вежливо кланяется, — что возможность это сделать все еще находится в руках Директора, — «…то есть меня», — и мне бы хотелось, чтобы профессор Трелони продолжила жить в Хогвартсе.

Однако тут Трелони совершенно некстати вспоминает, что где-то под хересом у нее есть гордость, и истерически хохочет:

— Нет-нет, я п-пойду, Дамблдор! Я п-покину Хогвартс и п-поищу счастья в другом -

— Нет, — резко перебивает Директор («Дорогая Сибилла, сейчас не время набивать себе цену, вы рушите мой стройный спектакль. Дышать носом, я же попросил. И вообще — брысь под лавку, пожалуйста. Пойдете вы, как же…»). — Мне бы хотелось, чтобы вы остались, Сибилла. — «Я вам пойду. От Пожирателей Смерти сами отбиваться будете? Наикаете на них?» — Могу я вас попросить проводить Сибиллу наверх, профессор Макгонагалл?

— Конечно, — произносит Макгонагалл (тут попробуй откажи) и с помощью Стебль ведет Трелони мимо Амбридж; Флитвик левитирует за ними чемоданы коллеги; Снейп, видимо, продолжая притворяться тенькой, благоразумно остается стоять на месте (а жаль — мог бы довершить всеобщее единение деканов всех факультетов тем, что влил бы пару капель яда Амбридж в рот. «Альбус, а может...?» — «Северус, но ведь негуманно…» — «Гуманно, значит, давать по морде?!» — «И чтобы все-все видели, да, мой дорогой»).

Директор продолжает ласково улыбаться, глядя на остолбеневшую Амбридж — она-то думает, что на этом все заканчивается, но нет — все только начинается.

— И что, — шепчет она, — вы намереваетесь делать с ней, когда я назначу нового преподавателя прорицаний, которому понадобятся ее апартаменты?

— О, это не будет проблемой, — приятно улыбается Директор, медленно начиная замахиваться новым лещом. — Видите ли, я уже нашел нам нового преподавателя прорицаний, а он предпочитает апартаменты на первом этаже. — Как тонко.

— Вы нашли -? — взвизгивает Амбридж. — Вы нашли? Позвольте напомнить, Дамблдор, — и куда только подевалось жеманное, самодовольное «профессор»? — что, согласно Декрету об Образовании номер двадцать два -

— Министерство имеет право назначать подходящего кандидата, если — и лишь в том случае — Директор оказывается неспособен такового найти. — «Благодарю вас, спасибо, профессор Амбридж, глупенький старичок все прекрасно помнит и понимает. Давайте-ка я вам кое-что повторю, так и быть». — И я рад сообщить, что в этот раз я преуспел, — «Раз уж вы так любезно потеряли бдительность после первого да еще и законы прописывать нормально не в состоянии», — позвольте представить вам?

Директор поворачивается к распахнутым дверям («Дорогой, входите, пожалуйста»). Слышится звук копыт («Благодарю, уважаемый профессор, вхожу. Подмерз, знаете ли. Все эти ваши человеческие слабости к драме…»). Толпа взволнованно гудит и расступается. Гарри видит Флоренса. Кентавра, помогавшего ему в Игре-1.

— Это Флоренс, — счастливо и беззаботно сообщает Дамблдор задеревеневшей Амбридж, героически борясь с хохотом. — Думаю, вы сочтете его подходящим.

Вот так. Красиво, эффектно и просто. Что естественно, ибо простота есть главное условие красоты моральной. Сильные люди всегда просты.

А пока светило на пару с задыхающимся от душившего его в течение всей сцены смеха Снейпом укатывает в красках описывать лишенной зрелища Макгонагалл, как все прошло, мы имеем возможность отдельно сформулировать крайне важный и, разумеется, простой вывод, который станет венцом всей этой победы остроумия, вежливости и изящества над бюрократической косностью и бессердечием: доброе слово и умение дать по зубам действуют гораздо эффективнее, чем просто доброе слово.

Отправив Амбридж медитировать в глубокий нокаут, самое время всем профессорам приветствовать нового коллегу, собравшись вместе за кружечкой чая. Или, быть может, ведерком бренди. А мы — пока — оставим их за этим приятным делом.