Большая Игра профессора Дамблдора. Продолжение (джен)

Утром 7 января Гарри, Рон и Гермиона переступают порог кухни, чтобы позавтракать, и застают Сири, мистера и миссис Уизли, а также Люпина и Тонкс, увлеченных беседой шепотом, которые тут же замолкают, едва видят детишек.

Понять, о чем таком важном беседуют взрослые этим утром, нетрудно. Как обычно, все самые интересные разговоры в Игре прекращаются, едва рядом появляются детки, но я склонна думать, что беседа взрослых и задумчивое, мрачное выражение лица Сири имеют один общий корень. Гарри пребывает в святейшей наивной уверенности, что Сири сильно задели слова Снейпа, потому он и печалится и, вероятно, планирует сделать что-то совсем уж глупое, чтобы доказать Снейпу, что он крутой и вовсе не трус. Это, конечно, очень в характере Сириуса — однако почему, в таком случае, он, подзуживаемый Снейпом с самого лета, до сих пор героически держится более-менее в рамках разумного (единственный однозначно глупый его поступок за все 6 месяцев заточения Сири в доме — второе посещение камина гостиной Гриффиндора; не слишком много, не так ли?)?

Нет, нет, обычная беседа двоих верных врагов — это не причина, по которой Сири так мрачен и задумчив. В конце концов, как станет говорить Дамблдор в Финале (мимоходом предельно ясно обозначив свое отношение к подколам Снейпа), «Сириус был слишком взрослым и умным, чтобы позволить таким слабым (ничтожным) насмешкам сделать ему больно». И это правда. Сколько бы я в большой любви и нежности ни смеялась над полнейшим отсутствием пункта В и прочих в голове Сири, который привык действовать под влиянием велений левого ботинка (хоть так оно и есть), он действительно очень умный — и прекрасно понимает, что и по каким причинам говорит Снейп — и то, что он говорит, Сириуса задевает исключительно в момент драчки. Звезда отходчива, она даже Питера, сколь помнится, казнить запал истратила невероятно быстро для такой ситуации — что уж говорить о невинных и обычных для них со Снейпом перепалках.

Нет, если присмотреться, то легко понять, что Сири сильно не в духе еще до того, как Снейп полноценно открыл рот — а причина, думается мне, в письме. В том самом письме Дамблдора, где Директор поясняет, что дал задание Снейпу учить Гарри Окклюменции, но не поясняет, почему Снейпу.

Причина в том, что Сири беспокоится о Гарри — не доверяя Снейпу и пытаясь просчитать, зачем же он напросился — а он ведь совершенно очевидно напросился, ну! — на эту работу — то есть, иными словами, что планирует против Гарри Том. Причина в том, что Сириус пытается понять, к чему ведет провал уроков Окклюменции или их успех — во что Играют Дамблдор, Том и все тот же Снейп.

Накануне вечером без Люпина понять сие ему гораздо сложнее, однако Люпин прибывает 7-го утром, и Сири, не откладывая, заводит беседу на очень волнующую его — да и всех остальных, конечно — тему. Неизвестно, насколько далеко продвинулся коллективный разум в попытке успокоить всех волнующихся взрослых и найти рациональное объяснение действиям Дамблдора, ибо разговор прерывают детки. Но Сири, видимо, неспокоен.

В холле перед расставанием он подзывает Гарри к себе в сторонку, где быстро сует парню в руку небольшой неаккуратно завернутый сверток.

— Я хочу, чтобы ты взял это, — тихо говорит Сири.

— Что это?

— Способ дать мне знать, если Снейп устраивает тебе тяжелые времена. Нет, не открывай здесь! Сомневаюсь, что Молли одобрит — но я хочу, чтобы ты использовал это, если я понадоблюсь, ладно?

— Хорошо, — Гарри прячет сверток во внутренний карман пиджака, твердо обещая себе ни за что не использовать это, чтобы не подвергать Сири опасности (ну, Звезда же — маленький тупенький мальчик, вдруг еще пешком в школу понесется со Снейпом отношения выяснять) — и не важно, каким жестоким будет с ним, Гарри, Снейп (ну, мы ведь все такие героичные, самоотверженные и самостоятельные).

— Тогда идем, — Сири хлопает Гарри по плечу, и вскоре парень прощается с четой Уизли, вновь поворачивается к крестному, чтобы что-то сказать, однако тот, избегая нравоучений, коротко обнимает крестника, хрипло произносит слова прощания и выталкивает подростка на улицу к Тонкс, которая тащит Гарри вниз по лестнице.

Да, Сири явно ни в коей мере не был успокоен увещеваниями Люпина по поводу того, что Снейпу надо доверять (ну, а что еще Люпин может сказать?), и в рамках трогательно, но не к месту проявляющейся заботы о Гарри он решает передать парню старое магическое зеркальце, по которому можно связаться лично с Сири, который держит парное зеркальце под рукой.

Решение с зеркальцем Ярчайший, судя по неаккуратной обертке, принимает в самый последний момент, пока даже Люпину об этом не известно, и, разумеется, Сири скрывает это ото всех иных, способных передать информацию Дамблдору. На беду, Гарри настолько тревожится о Сири, что не просто не использует, но даже не разворачивает то, что хранится в свертке.

— Давайте, чем быстрее мы попадем в автобус, тем лучше, — Тонкс обеспокоенно оглядывается по сторонам.

Люпин выкидывает вперед руку, и перед компанией материализуются «Ночной Рыцарь» и счастливый Стэн Шанпайк.

— О — это Гарри -!

— Если будешь кричать его имя, я прокляну тебя на беспамятство, — злобно говорит Тонкс и заталкивает детишек внутрь. — Похоже, нам придется разделиться. Фред, Джордж, Джинни, займите места тут, сзади. Римус может остаться с вами.

Тонкс ведет Гарри, Рона и Гермиону наверх. И, пока исполняется мечта Рона, который всегда хотел покататься на этом автобусе, и ребята с громким «Бабах!» катятся то по Бирмингему, то по деревушке, то по главной улице какого-то городка, то по шоссе, всякий раз падая с кресел и опасно шатаясь, настало время затормозить на моей любимой рубрике «Что, черт возьми, все это значит, или Тысяча Вопросов К Одному Маленькому Эпизоду».

Начнем.

Почему летом на вокзал подростков сопровождает целая толпа членов Ордена, а сейчас на весь автобус — лишь Люпин да Тонкс? Почему нельзя было приехать на вокзал автобусом? Почему Тонкс так встревоженно посматривает по сторонам, не разрешает Стэну орать имя Гарри, командует и, явно нервничая, оставляет гораздо более опытного Люпина с близнецами и Джинни, а Гарри берет под свою опеку? Почему, если они ожидают чего-то плохого, так странно организована защита — детишек, если бы хотели, могли бы укокошить раз пять только на пути к автобусу, не говоря уже о том, что на Гарри глазеют все пассажиры — маскировка вновь на высоте. Почему автобус появляется так быстро? — он же не мог бы примчаться столь мгновенно, если бы находился по другую сторону залива, и его вызвали бы другие люди — даже «Ночной Рыцарь» не в состоянии ехать во всех направлениях сразу. Почему, наконец, Дамблдор выбирает такой странный способ транспортировки детишек — неужели нельзя было использовать тот же автомобиль, что на Рождество скоммуниздил Наземникус? Мерлин, с этой Игрой мне никогда не вылезти из стадии почемучки…

Что ж, начнем по порядку. Очевидно, что автобус работает, используя метод трансгрессии — и то, что он появляется, едва Люпин выбрасывает руку, свидетельствует, что с водителем и кондуктором автобуса существовала предварительная договоренность — быть готовыми подхватить всю честную компанию в определенном месте, в определенное время.

Далее. Автобус несказанно удобен по меньшей мере тем, что никто, кроме водителя и, возможно, кондуктора, не знает, куда он трансгрессирует в следующий раз — это отличный способ запутать следы; машину Наземникуса, вези он в ней ребят, было бы гораздо проще выследить и атаковать. Кроме того, доплатив, Тонкс передвигает компанию вверх в очереди, и «Ночной Рыцарь» оказывается в Хогсмиде раньше, чем должен был, согласно очереди, но позже, чем сторонний наблюдатель мог бы ожидать, надеясь, что автобус трансгрессирует с Гриммо сразу в Хогсмид.

А в Хогсмиде, как известно, Аб и Розмерта, которые проследят, чтобы чужих и подозрительных на улице не было — и то, это самый крайний вариант развития событий. Как и летом при транспортировке Гарри, когда она отказалась лететь через облака, Тонкс, решив, что еще пару остановок, и ее стошнит, передвигает компанию в очереди очень своевременно — а заодно детишкам показывают, что трансгрессировать лучше не к воротам замка, а в Хогсмид — кто его знает, где именно заканчивается этот антитрансгрессионный барьер.

Однако все это не дает ответа на вопрос, к чему такая очевидная нервозность? Высадившись из автобуса и осторожно оглядывая окрестности, Тонкс прямым текстом произносит: «Вы будете в безопасности на территории», — как бы подразумевая, что все это время детишки были не в безопасности. Но с какой стороны исходит угроза и почему организация противодействия ей такая… мм… состоит из двух человек в переполненном самыми разными подозрительными людьми автобусе?

Складывается ощущение, что, с одной стороны, охраны не должно быть много, она не должна бросаться в глаза (серенький Люпин и Тонкс, перевоплотившаяся в строгую женщину бальзаковского возраста), но, с другой, должна не допустить атаку по дороге. Какую такую атаку, если Реддл залег на дно и собирается действовать совершенно иными методами?

Что ж, вариант один из одного — если летом Орден предполагал нападение и Тома, и Фаджа (потому и избегал по возможности закрытых помещений — транспортировка Гарри на метлах по воздуху, пешая процессия на вокзал), то сейчас опасается лишь провокаций Министерства, которое в лице Амбридж, наябедничавшей Фаджу, очень зло, что детки перед каникулами успели куда-то таинственным образом исчезнуть прямо у нее из-под носа.

Вероятная провокация объясняет и выбранный способ запутать следы (поменьше Министерству следует давать понять, из какого дома компания прибывает к замку), и то, что Орден не опасается людей в автобусе — лишь возможного караула снаружи, около дома (это фишка Пожирателей — устраивать драчки в замкнутом пространстве, Министерские для такого слишком трусливы), и то, что Тонкс не хочет привлекать к процессии внимание около дома — и вообще стремится уйти с радаров как можно быстрее: в автобус — на верхний этаж — на территорию — трансгрессировать с Люпином обратно на Гриммо — только бы поменьше всех видели вместе, вот и Орден детей охраняет далеко не полным составом.

Оно и понятно, Фадж беленится и с утроенным рвением ищет не просто повод, но людей Директора, каждого из которых не мешало бы закрыть до того, как их в очередной раз обнаружат под той самой дверью. Тонкс уводит Гарри и Ко на самый верхний этаж, подальше от входа — ибо, конечно, любой бы стал искать Гарри в первую очередь рядом именно с Люпином (хотя, разумеется, нервозность Тонкс, помимо прочего, объясняется еще и тем простым фактом, что она находится рядом с Люпином, бгг).

Наконец, выбирая транспортировку автобусом, Дамблдор лишний раз напоминает ребятам, что есть еще и такой способ путешествия — вон как благостен к Гарри старый знакомый Стэнли, хоть и довольно болтлив. Просто на будущее, чтобы подрастающее поколение училось — как с транспортировкой на вокзал, например. Тогда использовать автобус, чтобы сделать два шага, было смешно, транспортировать Гарри летом в «Ночном Рыцаре», учитывая, что Фадж по Игре-3 прекрасно помнит, что Дамблдор может так сделать, да еще рядом толкутся Пожиратели — опасно.

Таким образом, ситуация за полем меняется кардинально — за Гарри уже не бегает Реддл, зато активно бегает Фадж. Дамблдор хочет прикрыть Гарри со всех сторон в любую минуту его жизни — на Гриммо, при транспортировке и в Хогвартсе, отрезать ментальную связь с Томом и не давать поводов Фаджу, Директор обрубает все Игры (вернее сказать, участие Гарри в них), и даже ОД с этого момента становится не столько элементом Игры Года, но вполне успешно воспитывающейся настоящей боевкой. Да, летом Гарри снится совершенно пророческий сон, в котором Хагрид сообщает ему, что в этом году они будут «изучать оружие» — ОД и Окклюменция, без сомнения, очень на оное оружие смахивают.

Кстати об Окклюменции. Пока все остальные обмениваются прощаниями с Тонкс, Люпин понижает голос, обращаясь только к Гарри:

— И слушай… Гарри, я знаю, ты не любишь Снейпа, но он превосходный Окклюменист, и мы все — включая Сириуса — хотим, чтобы ты научился защищать себя, поэтому старайся, ладно?

— Да, ладно, — Гарри тяжело вздыхает. — Увидимся.

Эх… помнится, именно эта фраза помогла мне после первого прочтения о смерти Дамблдора не скатиться во всепоглощающее предубеждение против Снейпа, которое захватило Гарри, Рона и всех вокруг меня. Именно это скромное, но очень ёмкое люпиновское «превосходный Окклюменист» все время цепляло мое сознание, и уже тогда, лет в 15, я разработала свою первую теорию по Игре. Раскручивая клубок всего, что произошло, именно с этой фразы, полагаясь на нее каким-то шестым чувством, ничего не зная о БИ и Игроках, ничего не понимая в их взаимоотношениях и особенностях характеров, ни в чем не уверенная вообще, я создала несколькостраничную теорию, доказывающую, что Снейп — не предатель.

Я не довела ее до конца, разумеется, и все время мучилась вопросом, что ж тогда он сделал и почему, зачем убил Дамблдора и что вообще происходит, но я твердо была убеждена, что он сделал это по приказу Директора, и это всю дорогу держало в рамках адекватного восприятия вообще всей саги — несколько стройно и бесшовно улегшихся логических доводов и непререкаемая вера. Поэтому, когда я узнала, что была права, почти не удивилась.

Сейчас, конечно, понятно побольше. То, что годы назад удалось просто почувствовать, нынче легко объяснимо: Люпин полностью поддерживает идею с Окклюменцией, ибо знает или близко догадывается, зачем она необходима, и принимает Игру Директора (в том числе и в той ее части, которая способна изменить положение дел, при котором Гарри «не любит Снейпа»). Иными словами, Люпин, наша честь и совесть, полностью поддерживает и доверяет Директору. Следовательно, как минимум поэтому доверяет и Снейпу.

А вообще не только поэтому — он без всяких директоров Снейпу доверяет и Снейпа любит — и дает ему в целом (не просто его способностям в той или иной области магического знания, будь то Окклюменция или — в Игре-3 — Зельеварение) исчерпывающую характеристику: превосходный.

На этом вообще можно закрыть все прочие диспуты. Если Люпин о ком-то отзывается, используя трехэтажные конструкции, которые приводят в глубокий и долгий свун даже Сириуса, это значит, что человек однозначно и навеки конченый (другого слова не подберешь). Если же Люпин кого-то описывает таким высоким словом, как «превосходный»… что ж, я думаю, до такой характеристики только Дамблдору да Снейпу и удается дотянуть, вот в чем вся штука. Ну, может, еще Джеймсу, Сириусу (превосходные друзья) и Тонкс впоследствии (превосходная жена). И на это должны быть очень, очень веские причины. Что ж, по Игре-3 мы их все примерно знаем.

Далее. Конечно, эта фраза — отголосок прерванной детишками утром беседы на кухне Гриммо, можно даже сказать, ее результат: Сириус признает необходимость не только Окклюменции, но даже Окклюменции со Снейпом, и это — безусловная заслуга штатного психолога-толкователя Люпина. Игроки уже более-менее въехали в мотивы Дамблдора — и даже успели договориться до того, что неплохо было бы объяснить это Гарри.

Гарри-то — святая простота — любит младшенького брата Сириуса и считает, что Снейп его обижает и собирается обижать Гарри, поэтому сильно не любит Снейпа и не собирается прилагать усилий… а тут вдруг выясняется, что Сири не только не обижен на Снейпа, но и вообще с ним согласен, и Гарри, хочешь-не хочешь, учиться придется. Попробуй возрази, когда полное доверие Снейпу выказывает не только Дамблдор (тю, да что Дамблдор, его доверию можно не доверять, понятно же, старенький, глупенький, наивненький дедушка…), но и тяжелая артиллерия в виде Люпина и самого Сири.

Результат неплохой — по крайней мере, Гарри послушно ходит на все занятия — однако не превосходный: как мозги любого нормального человека, мозги Гарри лучше запомнили негатив — то, что Сири Снейпу не верит и вообще от него страдает — а доводы Люпина… ну, отложились где-то, конечно… но в решающий момент Гарри примется проклинать Снейпа за все грехи мира — просто потому, что так запомнил, так воспринял и так удобнее.

Эх, Сири-Сири, Люпин-Люпин… разве нельзя было потратить какой-нибудь вечер, чтобы доходчиво объяснить ребенку, что там с вашими любовями и взаимностью с самых школьных лет творится? Честное слово, стольких ошибок можно было бы избежать, если бы Гарри действовал, основываясь на том, как было, а не на том, как он это понял…

Впрочем, ладно рыдать-то, пролитое зелье не соберешь… Детки прощаются с Люпином и Тонкс и бредут к замку по глубокому снегу.

8 января встречает Гарри обычной учебной суетой и разрастающимся волнением перед вечерним уроком со Снейпом. Снейп на зельях утром ведет себя так же неприятно, как всегда (что означает, что он, в целом, в спокойном расположении духа), а большую часть дня Гарри говорит всем членам ОД, что собрания не будет, ибо он на коррекционных Зельях, чем неизменно повергает всех в шок и желание хорошенько похихикать.

В обед Гарри нагоняет Чжоу, и Гермиона утаскивает Рона в библиотеку, но из встречи тет-а-тет не следует ничего более, кроме очередного доказательства, почему Гарри не место в Когтевране — ибо беседа развивается по типу: «Так, значит, в последний раз, когда я видел эту девушку, я поцеловался с ней, и я в нее давно влюблен, и она сказала, что я тоже ей нравлюсь, а теперь она подходит ко мне, вся такая немного неловкая, чуть нервничает, хихикает и упоминает, что следующий поход в Хогсмид будет в день святого Валентина. Хм… наверное, она хочет узнать, когда будет следующее собрание ОД». Но худо-бедно Гарри и Чжоу договариваются, что даже позволяет Гарри продержаться в хорошем настроении до вечера.

Кстати, понятное дело, что, вывесив напоминание о дате похода в Хогсмид, Дамблдор дает добро одному любимому ребенку на общение с дамой сердца — но в очень скором времени он получит награду за свое добродушие, ибо, дополнительно вывешенная (зачем напоминать, если они все висят на едином листке с самого сентября? а вот затем, чтобы помочь маленькому следопыту Гарри сложить два и два), дата похода вдруг совершенно неожиданно вновь подтолкнет Гермиону к скорым, решающим действиям. Но об этом — потом, потом.

Сейчас же наступает 6 часов вечера, и Игра под названием «Мальчики, которые никак не могут помириться, интимные сферы личной жизни и Омут Памяти» вот-вот начнется.

Гарри замедляет шаг у самой двери в кабинет Снейпа, борясь с желанием драпануть оттуда куда подальше — почти в любое другое место (за исключением, вероятно, Азкабана, штаба Реддла и кабинета Амбридж).

Нет, все-таки я его обожаю. Он, как говаривала Роулинг, умный и при этом добрый. Он мудрый, но способен быть абсолютным идиотом. Он быстрый и совершенно нерасторопный. Он понимает людей вроде Хагрида и Полумны, но он понимает и себя. Он может говорить и иногда даже действовать, как змея, но он никогда не обидит и мышку. Он невероятно смел. Но еще он — величайший трус из всех, кого я знаю.

Гарри глубоко вздыхает и стучит в дверь.

Кабинет Снейпа за прошедшие годы успел наполниться еще несколькими сотнями банок и склянок со всякой гадостью — и вообще никогда не отличался уютным убранством. Снейп, скорее всего, всегда придерживался мнения, что если людям будет удобно и уютно в его кабинете, то они, чего доброго, захотят остаться. С большинством, как видим, срабатывает. Но попадаются и особенно странные экземпляры — вроде Дамблдора и Люпина.

Внимание Гарри сразу привлекает Он — Омут Памяти, и Гарри несколько мгновений удивленно пялится на девайс, пока не подскакивает от неожиданности, услышав холодный голос из сумрака:

— Закройте за собой дверь, Поттер.

Парень делает, как велит Любитель Эффектных Появлений, пытаясь побороть ужасное ощущение, что сам себя запирает в тюрьме. Может быть, это и был тот самый миг, когда пути назад в их отношениях уже не осталось. Окклюменция — очень особый этап истории этих двоих. И, разумеется, у Дамблдора ничего не выйдет в его планах примерить их этими занятиями, но в конечном итоге… все-таки выйдет.

Снейп выходит на свет и молча указывает Гарри на стул (надо же, даже стульчик заранее приготовил). Гарри послушно занимает свое место, Снейп — тоже, не мигая уставясь на парня, каждая черта его лица выражает неудовольствие. Ну, это в лексиконе Гарри так называется. Я бы дала этому другое определение — волнение. Потому что по какой-то причине всегда забывается, что Снейп ждет встречи с Гарри с не меньшим ужасом, чем Гарри — с ним. Но куда деваться-то — профессор сэр Зельеварения усилием воли заставляет себя вспомнить о Дамблдоре все самое-самое лучше и наконец произносит:

— Что ж, Поттер, вам известно, зачем вы здесь. Директор попросил меня учить вас Окклюменции. — «Попросил? Приказал! Заставил! Надавил! Надломал! А вот теперь за это будешь отвечать ты!» — Я лишь могу надеяться, что вы проявите больше способностей к этому, чем к Зельеварению.

Снейп замолкает. Даже с Гарри он, как Дамблдор, старается выстраивать диалог вместо тронной речи.

— Точно, — в свою очередь произносит Гарри.

— Вероятно, это не обычное занятие, Поттер, — глаза Снейпа сужаются в злости («Держись. Держись. Альбус. Думай об Альбусе — это все ради него — и говори спокойно»), — но я все еще ваш преподаватель, и поэтому вы всегда будете обращаться ко мне «сэр» или «профессор».

— Да, сэр, — кивает Гарри («Держись. Держись. Сириус. Думай о Сириусе — это все ради него, Люпин сказал, что он считает, что это важно — и говори спокойно»).

«Хорошо. Все хорошо. Я большой и сильный, и он меня слушается. Продолжай. Итак, Окклюменция -».

— Итак, Окклюменция. Как я сказал вам на кухне вашего дорого крестного, — «Он там живой хоть? А то мы что-то перегнули. Хотя он сам виноват!» — эта ветвь магии изолирует разум от магического вторжения или влияния.

Вот, между прочим, о влиянии он прежде ничего не говорил. Меж тем, Дамблдор изначально ставит именно на самое худшее — на влияние — и признается в Финале прямо: он больше всего боялся именно того, что Том вторгнется в сознание Гарри и начнет влиять на его мысли.

Да, это действительно чертовски обоснованный страх — но почему же Реддл так не сделает по итогу? Сны, конечно, снами, но на активное влияние на сознание это как-то мало смахивает. Раз уж он так здорово умеет Гарри управлять, что парень периодически даже остро хочет покусать Директора, почему бы Реддлу не внушить Гарри желание потопать в Отдел? С этим Снейп поможет нам разобраться чуть позже.

— А почему профессор Дамблдор думает, что мне это надо, сэр? — спрашивает Гарри, глядя Снейпу прямо в глаза и не особо рассчитывая, что тот ответит.

Снейп некоторое время тоже смотрит Гарри в глаза, а затем презрительно произносит:

— Разумеется, даже вы уже могли понять это, Поттер? — «И не надо мне тут этих дешевеньких вопросов из-за угла. Не поведусь, так и знай. Хотя вопрос правильный…»

На самом деле, конечно, Гарри каким-то чудом удается снискать едва ли не уважение Снейпа с самого же первого вопроса — ибо спрашивает он, не стесняясь, логично, кратко и конкретно по делу — как Снейп любит. В принципе, ничего нового из того, о чем я уже писала, Снейп тут не открывает, однако диалог хорош его участниками, и я просто не могу удержаться от его воспроизведения.

Кроме того, ответы Снейпа позволяют понять кое-что и о том, как там у них с Дамблдором дела обстояли за кадром — ведь уже ясно, что Директор Снейпа не просто предупредил, что Гарри первым делом накинется на него, требуя разъяснений происходящего абсурда, но и прямо попросил происходящий абсурд немного прояснить — иначе ж Гарри не успокоится. А это значит, что Снейп сейчас честно и по возможности прямо транслирует ребенку то, что знает и говорит за кадром Директор. Более того, в том, что Снейп объясняет это все с его слов, Дамблдор в Финале буквально признается.

Но тогда вопрос становится ребром (ибо по поведению Снейпа так сразу и не поймешь): знает ли Снейп в момент, когда все это абсурдное и сложное так тщательно и честно разжевывает парню, что Гарри — мягко сказать, часть Реддла?

Мой ответ: да.

Ибо — и я уже писала об этом — надо быть полным кретином, коим Снейп и близко не является, чтобы после Квиррелла в Игре-1, после милой беседы Гарри со змеей в Игре-2, после того, как Гарри начал видеть сценки из жизни того, что готовилось возродиться, в Игре-4 не догадаться, что к чему. Вероятно, Снейп некоторое время упорно и сознательно тормозил свой мыслительный, ибо вывод получается действительно страшный, к тому же, случай с крестражем в живом человеке уникальный, и это могло сбивать Снейпа поначалу, однако после истории с Нагайной сознание Снейпа должно было уже просто забиться в истерике, и процесс мыслительного, уверена, больше было не остановить.

Снейп однозначно знает, чем обусловлена связь Гарри с Томом и что такое шрам Гарри, знает, но говорить об этом очень не хочет — ни с Дамблдором, ни тем более с Гарри — потому и бесится («Так, значит, вы всю эту кашу заварили, Дамблдор, а мне теперь все ему объяснять?! Это вообще-то ваша работа, какого черта?!») и все эти Директорские «it seems so» использует в огромных количествах и самых разнообразных формах, долгое время сбивая меня с толку.

Однако Гарри давит — и давит профессионально — и Снейп — все с меньшей охотой — продолжает отвечать, ибо помнит, каково это — понимать, что кое-кто (в его случае — Дамблдор) что-то знает, но отвечать тебе не хочет.

— Темный Лорд весьма искусен в Легилименции -

— Что это? — быстро спрашивает Гарри. — Сэр?

— Это способность извлекать чувства и воспоминания из разума другого человека -

Вот — опять же — казалось бы, при чем здесь чувства, если мы говорим о разуме? А вот как раз при том, что Снейп прекрасно понимает, что в случае Гарри разговор идет скорее о душах — тем смешнее будет наблюдать, как год спустя один клоун станет дожимать другого тем же самым дешевеньким вопросом «из-за угла»: «Души? Я думал, мы говорим о разумах». Пфф, тоже мне…

— Он может читать мысли? — ужасается Гарри.

— В вас нет тонкости, Поттер, — глаза Снейпа блестят («Ой, какая опасная степь… что там обычно делает Дамблдор, саламандра его побери, когда все-таки принимается за выполнение своей работы? Ах, да, вспоминает, какие замечательные цветы высадил в свое время профессор Диппет»). — Вы не понимаете тонких различий. Это один из недостатков, который делает вас столь плачевным зельеваром.

Снейп прерывается на мгновение, чтобы, как кажется Гарри, хорошенько посмаковать это оскорбление.

Ну! Очевидно, так!

А то, что он в это мгновение успевает раз сто поругать себя за то, что вновь сорвался — это все ерунда и неправда.

Снейп заставляет себя говорить спокойно и поддерживать диалог на должном уровне — что, кстати, выходит у него с Гарри гораздо лучше и дольше, чем с Сири. Он вообще — по крайней мере, поначалу — полон решимости перенести их с Гарри нескончаемую дуэль («Дурак!» — «Сам дурак!») на какой-то совершенно иной уровень, до которого раньше не додумывался или не дотягивался: «Давай решим это по-взрослому, а то я и без тебя устал». И Гарри, пропуская оскорбления мимо ушей, соглашается. В награду за что ему прилетает необычайно красивое и поэтичное рассуждение о разуме — совсем в духе «Я могу научить вас, как сварить славу и даже как закупорить смерть»:

— Только маглы говорят о чтении мыслей. Разум — не книга, которую можно раскрыть по желанию и изучить на досуге. Мысли не высечены на внутренней стороне черепа, чтобы их мог прочесть любой желающий. Разум — это сложная и многослойная вещь, Поттер — или, по крайней мере, большинство разумов. — Снейп ухмыляется своей шутке.

Эк как ломает человека — вроде и поговорить нормально хочется, а вроде ж столько лет не говорили нормально, так с чего вдруг начинать? Непривычно как-то, как-то стыдно, Блэк этот в памяти все время всплывает, бесит аж… Ну, что поделать. Это же Снейп (фраза, о чугунную задницу которой должны разбиться все иные аргументы). А шутка и впрямь смешная, чего уж тут.

— Это правда, тем не менее, — продолжает он, — что те, кто овладел Легилименцией, способны при определенных условиях вторгаться в разум своих жертв и интерпретировать то, что им открылось, правильно. Темный Лорд, к примеру, почти всегда знает, когда кто-то лжет ему. Только одаренные в Окклюменции способны подавить чувства и воспоминания, противоречащие лжи, и говорить неправду в его присутствии без опасений быть раскрытыми.

Ну, вот мы и добрались до сути дела — правда, немного другого.

Эти его слова я тоже весьма эффективно использовала в своих заключениях по поводу его лояльности много-много лет назад. Потому что Снейп, тщательно плюясь ядом (а вот Достоевский так и говорил, что сарказм, мол, является последней уловкой «стыдливых и целомудренных сердцем людей, которым грубо и навязчиво лезут в душу»), чтобы его ни в чем хорошем, не дай Мерлин, не заподозрили, прямо объясняет нам, как ему удалось обвести Реддла вокруг пальца — куда ж без того, чтобы немного не покрасоваться, обозвав себя «одаренным в Окклюменции»? Очень жаль, что Гарри про это вообще забывает. Но лично для меня эти слова вместе со словами Люпина, назвавшего Снейпа «превосходным Окклюменистом», образовали пуленепробиваемую стену, о которую я опиралась до самого конца, отказываясь верить в предательство Снейпа, пока существовали такие слова.

Гарри приходит к молчаливому согласию с самим собой, что, что бы Снейп ни говорил, а все это смахивает на чтение мыслей. И парню это не нравится.

— Так он может знать, о чем мы сейчас думаем? Сэр? — превосходно отточенное у Дурслей умение общаться даже с тем человеком, который сильно не нравится, держась в рамках им установленных правил — чтобы не беленился и был в состоянии продолжать нормальный диалог.

И Снейп попадается, между прочим.

— Темный Лорд на значительном расстоянии отсюда, — произносит он, — а стены и территория Хогвартса охраняются многочисленными древними заклинаниями и чарами, чтобы обеспечить физическую и психическую безопасность тех, кто здесь живет. Время и место имеют значение в магии, Поттер. Зрительный контакт часто необходим в Легилименции.

Святой Мерлин, какие простые, спокойные, взрослые, покровительствующие эти фразы. Я действительно удивлена — Снейп почти расслабился. Он никогда прежде не разговаривал с Гарри настолько снисходительно и спокойно, не критикуя, а именно объясняя.

Кстати, объясняет он очень важную вещь — в частности, почему Реддл не в состоянии просто так взять и внушить Гарри желание притопать в Отдел — парня ведь не только с помощью Окклюменции пытаются защитить. Уверена, что ко многим древним заклинаниям и чарам Дамблдор дополнительно прикладывает свою замечательную палочку. Кроме того, сколь помнится, с самого августа мозги Гарри пытаются загрузить тонной информации всеми возможными способами — чтобы мозги распухли до такой степени, что Реддл окажется просто не в состоянии в них втиснуться. Наконец, уверена как ни в чем ином, Снейп включает на максимум свой дипломатический талант, чтобы убедить Тома работать не грубым ментальным давлением, а деликатной силой — видения и не более, никакого внушения, а лучше вообще пока ничего. Более того, ему, похоже, удается убедить Тома поручить ему, Снейпу, поработать с мозгами Гарри для пущей деликатности.

Ибо довольно сложно представить себе, что Том пришел в восторг, когда, покопавшись в голове Снейпа, вдруг обнаружил, что у того есть задание научить Гарри Окклюменции. Это ж, вроде как, полностью на руку Дамблдору и очень мешает Тому — если Гарри научится закрываться.

Однако Дамблдор не был бы Дамблдором, если бы подобного столкновения интересов не учел. Памятуя, что у Снейпа, кроме него, в начальниках имеется еще и Реддл, Директор выбирает такую программу обучения, при которой Снейпу, чтобы Гарри, вероятно, смог закрыть свое сознание, придется сначала долго и упорно его открывать и расшатывать. Таким образом приказ Директора на деле — но не в сути — большую часть времени никак не станет противоречить планам Тома, и Том до самого конца будет пребывать в счастливой уверенности, что Окклюменция — идея хорошая, а Снейп вместо того, чтобы учить Гарри закрываться по приказу Дамблдора, только и делает, что учит парня раскрываться по приказу, его, Тома. Этим очень опасным ходом Дамблдор выводит Снейпа из-под огня лордовского гнева и недоверия.

— Тогда зачем мне надо учиться Окклюменции? — резонно не догоняет Гарри.

Снейп устремляет взгляд на парня, поводя пальцем по тонким губам («Эй, эй, полегче! Ты вот чего не можешь быть таким же смышленым на моих уроках, а?»).

И вот тут идут в ход милые сердцу «it seems so» — значит, Гарри медленно начинает загонять Снейпа в угол.

— Обычные правила, кажется, неприменимы к вам, Поттер, — сочтем это за комплимент. — Проклятие, которому не удалось убить вас, кажется, образовало некую связь между вами и Темным Лордом, — а вот это, уж простите, откровенно прямым текстом. — Факты говорят, что во времена, когда ваш разум наиболее слаб и уязвим — когда вы спите, например — вы делите мысли и эмоции Темного Лорда. Директор считает неразумным позволить этому продолжаться.

Как обычно, Снейп одним емким и очень точным словом выражает, как истинно обстоят дела. «Неразумно» вести Игру дальше, положено все Игры остановить. Сосредоточиться на том, чтобы закрыть разум, в первую очередь — отныне и до тех пор, пока связь не схлопнется. Нет ничего важнее Окклюменции. Это — железная позиция Дамблдора.

— Он хочет, чтобы я научил вас, как закрывать ваш разум для Темного Лорда.

Эвона, значит, как — исключительно для Реддла? Вот оттуда и методы такие странные — сейчас говорит, что Гарри наиболее уязвим во сне, а через полчаса посоветует Гарри очищаться от мыслей перед сном еще больше, чтобы стать еще уязвимее. Да, именно в этом и кроется весь секрет того, что, справляясь с Империусом и даже Круциатусом, Гарри так и не научится закрывать разум от других людей. Зато так или иначе, пусть и далеко не в этом году, сумеет научиться закрываться от Реддла, вот как.

Однако сейчас Гарри волнуется, явно ощущая, что картинка складывается притянутая за уши, и уши эти катастрофически огромны. Это как прийти лечиться от геморроя, услышать в ответ, что во всем мире лечат рак, и по итогу умереть от геморроя.

— Но почему профессор Дамблдор хочет это прекратить? — быстро спрашивает Гарри. — Мне оно особо не нравилось, но это оказалось полезным, разве нет? Я имею ввиду, я видел нападение той змеи на мистера Уизли, а если бы не видел, профессор Дамблдор не смог бы его спасти, правда? Сэр?

Снейп некоторое время молча смотрит на Гарри, поводя пальцем по губам («Вот вырастили же следопыта, мандрагора его раздери… Дамблдор!!»). Когда он начинает говорить, то произносит слова, словно взвешивая каждое, очень медленно и осторожно — зайчик попался (если вы понимаете, о чем я):

— Похоже, что Темный Лорд не подозревал о связи между вами и им самим до совсем недавнего времени.

На будущее: никогда не задавайте несколько неудобных вопросов одновременно, не давайте оппоненту возможность выбрать для ответа наименее неудобный. Так, к примеру, Гарри задает три превосходных вопроса, однако Снейп решает ответить на первые два, «забыв» о третьем — и тема того, грозила бы Артуру опасность, не подключись к операции Гарри, или нет, благополучно уходит в лету.

— До этого момента, кажется, вы испытывали эмоции и делили с ним мысли, о чем он не знал. — Зато как бы совершенно нормально, что Снейп знает, похоже, про все случаи подобного «общака». — Тем не менее, видение, которое было у вас незадолго до Рождества -

— Со змеей и мистером Уизли? — уточняет Гарри.

— Не перебивай меня, Поттер, — опасным голосом произносит Снейп («Не сбивай меня с мысли, я тут для кого слова подбираю со всей тщательностью, чтобы не соврать, но и не проболтаться? Чертов Дамблдор, я сразу сказал, что это плохая идея…»). — Как я говорил, видение, которое было у вас незадолго до Рождества, оказало настолько мощное внезапное вторжение в мысли Темного Лорда -

— Я видел изнутри змеи, а не его! — возражает Гарри.

— Я думал, я только что сказал не перебивать, Поттер?

Снейп злится, конечно, однако злится вовсе не из-за того, что Гарри его перебивает, а из-за того, что парень наседает — со всей гриффиндорской упертостью — вон, даже подается вперед, будто готовый взлететь, сидя на самом краешке стула — не разрывая зрительный контакт со Снейпом.

— Как вышло, что я видел глазами змеи, — шепчет парень, — если мысли у меня — Волан-де-Морта?

— Не произноси имя Темного Лорда! - выплевывает Снейп, так внезапно, что Гарри немного подпрыгивает (видимо, профессор считает, что окружающих нужно периодически очень сильно пугать, чтобы много не окружали. Будто в случае с Гарри это поможет).

Наступает неприятное молчание. Гарри и Снейп впиваются друг в друга взглядами. Снейп, конечно, выторговывает себе время и — зажатый в тесный угол — пространство (зато теперь знает, как Дамблдору бывает неприятно, когда Снейп то же самое делает с ним), но еще это очень похоже на то, как два разнокалиберных хищника принюхиваются друг к другу, периодически врезая лапой друг другу по носу. Или на притирку двоих людей, чьи шестеренки подгоняются со страшным скрипом и скрежетом.

— Профессор Дамблдор называет его по имени, — тихо говорит Гарри («Ну, чего вы, нормально же общались, ну?»).

— Дамблдор — чрезвычайно могущественный волшебник, — бормочет Снейп («Ну, да, что-то я перегнул… Но ты все равно неправ!»). — Пока он может чувствовать себя в достаточной безопасности использовать имя… остальные из нас… — «Должны быть осторожнее».

Снейп неосознанно касается левого предплечья с Черной Меткой.

— Я просто хотел знать, — вежливо начинает Гарри, сделав вид, что жест не заметил, — почему -

— Вы, кажется, посетили разум змеи, поскольку именно там находился Темный Лорд в тот конкретный момент. Он владел змеей в то время, поэтому вам приснилось, что вы тоже были внутри нее, — рычит Снейп на одном дыхании, таки вынужденный выдавить признание, потому что Гарри бы не отстал. А вот нефиг объяснять так, что потом приходится объяснять объяснения. А иногда еще объяснять объяснения на объяснения.

— А Вол—он — понял, что я там? — спрашивает Гарри.

— Кажется, так, — холодно выдает Снейп. Дамблдор бы им гордился, честное слово.

— Откуда вы знаете? — быстро уточняет Гарри. — Это просто догадки профессора Дамблдора или -, — «…или вы стояли рядом с Реддлом и слушали его вопли по этому поводу?»

— Я сказал тебе, — глаза Снейпа превращаются в щели, он каменеет в кресле («Ну вот, теперь полез копаться в моих отношениях с Темным Лордом… И вообще, что значит «просто догадки», хам?! Не тронь моего Директора! И не беси меня!»), — называть меня «сэр».

— Да, сэр, — нетерпеливо говорит Гарри, — но откуда вы знаете -?

— Достаточно, что мы знаем, — обрубает Снейп. Вот еще, станет он рассказывать, как завывал его Темный Лорд и хихикал над — прости господи — своими «догадками» его Директор. — Важно то, что Темный Лорд теперь знает, что вы получаете доступ к его мыслям и чувствам. Он также вычислил, — и мы помним, как, и даже знаем, когда именно, — что процесс, скорее всего, способен работать в обратном направлении; то есть он понял, что сможет получить доступ к вашим мыслям и чувствам в свою очередь -, — чего еще не сделал.

— И он может попытаться и заставить меня делать всякое? — в ужасе протягивает Гарри и поспешно добавляет: — Сэр?

— Может, — холодно и равнодушно отвечает Снейп («Господи, какой дотошный ребенок, и как вы с ним не утомляетесь, Дамблдор? Все, пора закругляться, а то он меня до утра пытать будет»).

Ему еще только зевнуть не хватает для полноты картины. В самом деле, какая скучная тема — подумаешь, Гарри завладеют, и он тут от страха умирает… Но если посмотреть на вещи со стороны Снейпа, который как минимум догадывается, что Том так грубо действовать не станет? Тогда начинает проясняться — дело совсем не в том, что Реддл может, используя связь с Гарри, заставить его что-то сделать — у него для таких целей Империус имеется.

Нет, Том именно что намеревается играть тоньше (а в Гарри, как помним, нет тонкости, и Снейпу лень объяснять еще раз) — он хочет не принуждать, а сделать так, чтобы Гарри сам захотел примчаться в Отдел. Это разница — и очень большая разница. Тут-то и пойдет игра на мыслях и — что главное — чувствах.

Нет, Том не разделит с Гарри мысли и чувства, но он собирается вызвать в парне очень сильное чувство любопытства (это качество Гарри ему слишком хорошо знакомо) по поводу того, что скрывает в себе пророчество. Его святая вера в то, что о самом существовании пророчества Гарри известно, некоторое время будет всех спасать, и Том останется стоять на мертвой точке. Однако, разобравшись, Том вновь сыграет именно на чувстве — в этот раз на любви к Сири и страхе за его жизнь. И это сработает.

Вот почему так много времени посвящено разговору о чувствах, а Дамблдор заодно думает и о душах, и в этом состоит главная тонкость.

— Что возвращает нас к Окклюменции, — закругляется Снейп.

Что ж, Гарри выдерживает первую часть занятия — без шуток — достойно, очень достойно. Теперь бы ему еще так же достойно справиться со второй.