Перерождение в волшебном мире (джен)

* * *

— Независимо от размера, никогда не недооценивайте магических существ, — предупредил профессор Кеттлберн.

Когда я взглянул на своих сокурсников, я заметил, что все они обращают пристальное внимание на нашего профессора по уходу за магическими существами, и понял, почему. Профессор Кеттлберн буквально притягивал взгляд.

Хотя он был довольно высоким, выше шести футов, не это делало его таким интересным. Именно его прошлые травмы делали его таким незабываемым.

Жёсткие серебристые волосы обрамляли его лицо, частично скрывая шрам, идущий ото лба к подбородку. Его молочно-коричневый правый глаз был травмирован и резко контрастировал с другим глазом, настороженным и довольно подвижным.

Но что действительно привлекло внимание класса, так это его правая рука. Когда-то ему оторвало кисть, и её заменили механической, похожей на клешню. Наполовину механический, наполовину зачарованный, профессор Кеттлберн подчеркнул своё предупреждение, направив клешню на класс и сомкнув её с твёрдым щелчком.

Пока мы следовали за ним по территории Хогвартса, я заметил, что под развевающейся мантией у него не хватает одной ноги целиком и частично другой. Их заменили волшебные протезы, и я усмехнулся при мысли о том, что дядя Джон будет завидовать тому, насколько профессор Кеттлберн похож на старого пирата.

Впереди я заметил знакомого дружелюбного полувеликана в большой шубе, который махал мне изо всех сил.

Как только мы подошли ближе, профессор Кеттлберн обратился к классу:

— Я уверен, что большинство из вас раньше уже видели Хагрида. Он мой помощник, который помогает мне заботиться о наших более… энергичных существах.

Паузу заметил не только я. Шрамы и отсутствующие конечности профессора Кеттлберна не внушали классу особой уверенности. Студенты легко выстроили логические цепочки и поняли, что это волшебные существа сильно повредили профессора Кеттлберна. Судя по лицам моих сокурсников, многие из них сожалели о выборе этого предмета.

Почувствовав беспокойство класса, профессор Кеттлберн пренебрежительно взмахнул своей металлической клешней:

— Расслабьтесь. До шестого курса вы не столкнетесь ни с одним из действительно опасных магических существ.

Седрик с сомнением посмотрел на меня. Я разделял его беспокойство. У меня было плохое предчувствие, что профессор Кеттлберн похож на Хагрида и имеет искажённое представление о том, что представляет собой опасное магическое существо. Неудивительно, что Хагрид и профессор Кеттлберн ладили: они оба сумасшедшие.

Седрик и я были не единственными, кто колебался. Большая часть класса выглядела не менее взволнованной. Я был просто счастлив, что к тому времени, когда Хагрид станет преподавателем и выведет соплохвостов, я уже сдам СОВ по этому предмету и прекращу его изучать. Ни за что не выберу уход за магическими существами для подготовки к ТРИТОН: там можно столкнуться с одними из самых смертоносных магических существ. С тех пор, как нунду чуть не оторвал мне голову, я решил сначала насылать проклятие, а потом задавать вопросы о политике в отношении магических существ. Почему-то у меня возникло ощущение, что Хагрид не одобрит, если я разорву на части одно из его драгоценных созданий.

Когда урок закончился, профессор Кеттлберн подозвал меня:

— Мистер Фоули, можно вас на минутку?

Задержавшись, я жестом попросил своих друзей идти в замок без меня.

Как только мы остались одни, профессор Кеттлберн внимательно посмотрел на меня оставшимся здоровым глазом.

— Хагрид сказал мне, что у тебя есть ламассу.

Хагрид нервно заёрзал и одарил меня виноватым взглядом, словно не был уверен, не сказал ли того, что не должен был говорить. Я подмигнул ему, чтобы заверить, что я не расстроен.

Повернувшись к профессору Кеттлберну, я подтвердил:

— Да, мне подарили Афину на пятилетие.

На лице профессора Кеттлберна появилось довольное выражение.

— Если вы не возражаете, мистер Фоули, я бы хотел показать её на уроках. Не каждый день удаётся достать для урока такое редкое волшебное существо.

— Не возражаю, — пожал я плечами после минутного размышления. — Афина, вероятно, будет в восторге от вашего внимания. Но убедитесь, что к ней не приблизится никто, кто ей не понравится.

— Не волнуйтесь, — профессор Кеттлберн взмахнул своей механической рукой и заверил меня: — Я знаю, как обеспечить безопасность своих учеников.

— Я вижу, — я лёгким сарказмом ответил я, глядя на все три его протеза.

Моё замечание, казалось, пронеслось мимо профессора Кеттлберна, и он взволнованно начал рассказывать о том, что он знал о ламассу.

— Самое интересное в ламассу то, что их вид не имеет фиксированной формы, — рассуждал профессор Кеттлберн, взволнованно щёлкая когтем. — Их наиболее распространенными формами являются крылатые кошки и быки, но их размер сильно различается.

— Да, я читал об этом в «Фантастических тварях и где они обитают», — согласно кивнул я.

Глаза профессора Кеттлберна слегка расфокусировались от воспоминаний, и на его лице появилась слабая улыбка.

— Эту книгу написал мой хороший друг Ньют. Он оказал волшебному миру огромную услугу, когда выпустил её. До него волшебники совершенно неправильно понимали многих магических существ. И многие магические существа уничтожались без промедления из-за недопонимания. — Стряхнув с себя ностальгию, профессор Кеттлберн наклонился вперёд и нетерпеливо спросил: — Значит, между вами с Афиной есть связь. На что это похоже? Как именно вы связаны? Вы чувствуете друг друга?

Я почувствовал желание сбежать, когда меня засыпали вопросами.

— Извините, я так давно не встречал волшебника, который был бы связан с ламассу. Видите ли, ламассу довольно редко позволяет забрать у неё яйцо, ещё реже из яйца кто-то вылупляется.

Я покачал головой, показывая, что всё в порядке. мысленно вернувшись в ту ночь, когда мы с Афиной сблизились, я сказал:

— Это трудно объяснить. Я помню это, как будто это было вчера. Она вылупилась из чистого чёрного яйца, и прямо перед тем, как она появилась, на её яйце засветились красные символы и узоры.

— Символы? Вы уверены, что это были не руны? — прервал меня профессор Кеттлберн.

— Возможно, — нерешительно ответил я после небольшой паузы. — Но я не обращал особого внимания на светящиеся символы. Как только началось вылупление, Афина не заставила себя долго ждать.

Я не стал упоминать, что в любой момент могу просмотреть воспоминание во дворце своего разума. Какими бы благими намерениями ни руководствовался профессор Кеттлберн, какие бы символы или руны ни были на яйце Афины, это только наше с Афиной дело.

— Связь не возникла, пока она не укусила меня, — я вернулся к рассказу. — Это трудно описать, но я почувствовал, как что-то пронзило меня и соединило с Афиной. — Я повернулся, чтобы указать на замок, и объяснил: — Если достаточно хорошо сконцентрируюсь, то смогу как бы почувствовать, где находится Афина.

— А общаться через связь вы можете? — спросил профессор Кеттлберн.

— Не думаю, — покачал я головой. — Но она чувствует, если я в беде.

— Хм… — профессор Кеттлберн погладил свой покрытый шрамами подбородок и задумался. — Я встречал другого волшебника, связанного с ламассу, и он мог общаться со своим питомцем с помощью простых мыслей. Возможно, ваша связь недостаточно зрелая, чтобы по ней можно было реально общаться. Может быть, это зависит от вашего возраста. Хотите поработать со мной и попытаться развить вашу связь?

— Мне бы этого хотелось, — с удовольствием ответил я, немного удивляясь, что у связи больше возможностей, чем я знал.

— Отлично! — просиял профессор Кеттлберн. — Я знаю, что начало семестра довольно беспокойное, так почему бы тебе не привести Афину в мой кабинет через пару недель, когда ты полностью устроишься?

— Профессор Кеттлберн, — обратился я к нему, прежде чем уйти, — вы не возражаете, если я спрошу, кто был тот волшебник, связанный с ламассу? Я хотел бы встретиться с ним или, по крайней мере, начать переписку.

— Я напишу ему и узнаю, заинтересован ли он в контакте с вами, — заколебался профессор Кеттлберн. — Но это может занять некоторое время, он занятой человек.

На обратном пути в замок я понял, что мне нужно бежать, если я не хочу опоздать на свой первый урок по древним рунам. Я никогда раньше не опаздывал на занятия и не собирался начинать сейчас.

Почти запыхавшись, я добрался до класса как раз вовремя. Как только я переступил порог, я заметил Джессику. Она освободила мне место рядом с собой.

— Кажется, мы довольно близко, — промурлыкала она, как только я занял своё место.

Прежде чем я успел ответить, в класс вошла интеллигентная ведьма средних лет, чьи рыжие волосы с возрастом приобрели блеклый медный цвет. На её лице были очки в роговой оправе, которые отвлекали внимание от её веснушек, разбросанных по всему лицу.

— Добро пожаловать на изучение древних рун. Я профессор Батшеда Бабблинг.

После того, как профессор Бабблинг провела быструю перекличку, она сказала:

— Мы можем начинать, но я чувствую, что некоторое время мне стоит потратить на объяснение, что нас ждёт в следующие три года. — Оглядев класс, она спросила: — Сколько из вас записались на занятия, веря в сказку о мистических рунах, которые наши древние предки использовали для колдовства?

Когда несколько рук с готовностью поднялись вверх, профессор Бабблинг в смятении покачала головой:

— В каждом классе всегда находятся несколько таких человек. К сожалению, должна разрушить этот миф. Древние руны — это просто древний волшебный язык. Никакой магии здесь нет.

Студенты, ранее поднявшие руки, медленно опустили их с видимым разочарованием.

Почувствовав их разочарование, зелёные глаза профессора Бабблинг смягчились от понимания. Утешая класс, она сказала:

— Хотя в древних рунах нет ничего магического по своей сути, если вам нравится разгадывать тайны и искать древние знания, записанные на выцветших свитках и глиняных табличках, вы полюбите этот курс. Вы научитесь расшифровывать древние знания, давно похороненные в песках времени.

Я спрятал улыбку за рукой. Профессор Бабблинг была хороша. Половина класса уже подалась вперёд, желая узнать больше, а те, кто был разочарован, уже наполовину забыли о первом вопросе. Держу пари, она совершенствовала эту речь с тех пор, как начала преподавать.

Увидев, что привлекла внимание класса, профессор Бабблинг добавила предупреждение.

— Это будет нелегко, — сказала она. — Перевод рун может разочаровать вас, особенно поначалу. Гарантирую, что большинству из вас в какой-то момент захочется побиться головой о стену, пытаясь перевести древние руны. Но если вы выдержите это, оно будет того стоить… Обещаю.

Закончив с введением, профессор Бабблинг начала свой первый урок.

— Прежде чем мы начнём с того, что такое древние руны, я должна уточнить, чем они не являются. Помимо того, что древние руны являются письменным языком, они не имеют ничего общего с современным языком. Например, английский алфавит работает следующим образом: звуки связаны с буквами, а буквы группируются в слова. Как только вы выучите алфавит, вы сможете произносить слова вслух, даже если не понимаете их значения. И хотя я упрощаю английский язык до пары предложений, моя главная мысль в том, что древние руны не имеют ничего общего с современным алфавитом.

Рядом со мной Джессика подняла руку.

— Если руны не связаны со звуками, как английский алфавит, каким образом они работают? — спросила она.

— Мы не зря называем их древними рунами, — улыбнулась профессор Бабблинг. — Они имеют поразительное сходство с одним из древнейших письменных языков человечества — иероглифами. — Оглядев класс, она спросила: — Кто-нибудь знает, что такое иероглифы?

Я поднял руку, и когда профессор Бабблинг указала на меня, я ответил:

— Обычно иероглифы представляют собой изображение вещи или действия. Но древние египтяне применили при их использовании более комплексный подход, чем отражение простых действий рядом связанных картинок. Они также использовали их для обозначения звука или звуков от одного до трех слогов или для уточнения точного значения соседних глифов.

Профессор Бабблинг удивлённо подняла брови, не ожидая, что я буду вдаваться в подробности.

— Моя тётя египтянка. Она прочитала мне лекцию на эту тему, — застенчиво ответил я.

— Поскольку твоей тёте я баллы начислить не могу, пять баллов Рейвенкло за внимание к её лекции. — Глядя на остальную часть класса, она добавила: — Мистер Фоули прав в том, что иероглифы могут использоваться по-разному, как и древние руны. Но сейчас мы сосредоточимся на рунах, которые представляют объекты, понятия или идеи.

Профессор Бабблинг указала палочкой на чёрную классную доску. Несколько кусочков мела поднялись в воздух и начали рисовать набор из десяти различных рун.

— Сегодняшний урок будет самым лёгким шагом в вашем путешествии по изучению древних рун. Ваша задача — найти значение нарисованных рун в ваших учебниках. Первый, кто правильно назовёт все десять, заработает двадцать очков для своего факультета.

Все ученики в классе потянулись к своим сумкам и достали учебники по древним рунам. Учитывая, что большинство учеников в классе были студентами Рейвенкло, соревновательный дух витал в воздухе.

Для студентов Рейвенкло единственное, что может быть лучше хороших оценок, — это возможность доказать своё академическое превосходство, набрав баллы. Я упоминал, насколько серьёзно в Рейвенкло относятся к академическим соревнованиям?

Заражённый соревновательной природой Рейвенкло, я открыл свой учебник, чтобы приступить к работе. Единственная проблема заключалась в том, что нужно было искать среди тысячи рун. Если я хотел победить, мне нужно было сузить круг.

Вместо того, чтобы листать страницу за страницей в надежде мельком увидеть знакомую руну, я решил изучить руны, нарисованные на доске, чтобы посмотреть, смогу ли я найти подсказку. Из лекций тёти я помнил, что иероглифы часто принимают форму, которая должна упростить то, что они представляют.

Посмотрим. Профессор сказала, что это просто, поэтому все десять рун наверняка объединены основной идеей. Одна из рун, на которой я остановился, выглядела как единорог. Подумав об этом, я понял, что некоторые руны выглядят как упрощённые символы магических существ. Некоторых я даже мог назвать навскидку, например, двурогого графорна или паука.

Внезапно у меня в голове полыхнула вспышка, и я обнаружил связь. Все они были символами волшебных существ, которые имели легко идентифицируемые числовые характеристики.

Я поднял руку. Профессор Бабблинг скептически посмотрела на мой закрытый учебник и предложила мне ответить:

— Расскажите, что вы поняли, не пользуясь учебником.

Услышав сомнение в её голосе, я ухмыльнулся. Уверенный в своей теории, я объявил:

— Это числа.

— Баллы ваши, если вы сможете правильно обозначить все руны, — профессор подняла бровь и махнула в сторону доски.

Когда я подошёл к доске, мой разум основательно загрузился. Профессор Бабблинг расположила их в случайном порядке, чтобы усложнить задачу. Пытаясь выглядеть уверенно, я взял белый мел и начал подписывать самые очевидные руны.

Под руной единорога я нарисовал цифру один. Это было легко, потому что у него один рог. Затем я нашёл цифры два и три. Их было легко заметить по рунам с изображением двухрогого графорна и трехглавого рунеспура.

Так как я понятия не имел, как выглядела цифра четыре, я двинулся дальше, приберегая её на конец. Пятерку найти было проще. Руна имела форму краба с пятью ногами. С шестёркой и семёркой я обошёлся так же, как с четвёркой. Когда я заметил руну в форме паука, я начертил под руной большую восьмёрку.

Закончив подписывать половину рун и вычеркнув все простые, я сосредоточился на пяти оставшихся рунах. Я стиснул зубы от разочарования. Пару рун я никак не мог разобрать. Предполагалось, что это какие-то существа, но какие, я понятия не имел.

Немного поразмыслив, я вернулся к трём другим, которых смог опознать. Одна была похожа на саламандру, а другая на змею. Если наклонить голову и прищуриться, то третья будет похожа на фвупера, маленькую волшебную птичку из Африки.

В своём дворце разума я прокручивал воспоминания о чтении книг о волшебных существах. Сначала я сосредоточился на змее. То, как она была нарисована, цепляло мой разум: я уже где-то видел этот символ раньше.

Как только я услышал тихое хихиканье в конце класса, до меня дошло. Я видел похожий символ в книге «Фантастические звери и где они обитают» в главе о гидрах. Единственная разница между символами заключалась в том, что в книге их было девять, вычерченных веером, тогда как в руне была только одна. Уверенный в своём решении, я нарисовал цифру девять под головой гидры.

Я снова обратил внимание на руны саламандры и фвупера. Оставшимися числами были ноль, четыре, шесть и семь. Я решил не обращать внимания на четыре ноги саламандры; слишком много существ имели четыре ноги, чтобы это имело значение.

Всё, что я знал о саламандрах и фвуперах, пронеслось у меня в голове. В итоге я остановился на двух ключевых фактах. Во-первых, фвуперы бывают четырёх разных цветов, а во-вторых, саламандры не могут проводить вне пламени более шести часов. Так у меня появились цифры четыре и шесть. Написав их на доске, я обратил внимание на две последние руны.

Одна походила на широкоглазую обезьяну, но ничего конкретного я о неё сказать не мог. Другая выглядела как пересечение линий, и если это какое-то существо, я не имел ни малейшего понятия, какое именно.

Лёгкий кашель профессора Бабблинг дал мне понять, что у меня почти не осталось времени, поэтому я решил попробовать пятьдесят на пятьдесят.

Когда я закончил, профессор Бабблинг медленно хлопнула в ладоши несколько раз и сказала:

— Поздравляю, мистер Фоули. Я думала, что последние две руны поставили вас в тупик, но как вы их вычислили?

— Ну, значение первых пяти было очевидно, — ответил я, пожав плечами.

Профессор Бабблинг кивнула, соглашаясь с моим утверждением.

— Следующие три я вычислил, вспомнив черты волшебных существ из книг, которые я читал. Но последние две были чистой догадкой. Я понятия не имею, как выглядят руны для чисел ноль и семь.

— Не расстраивайтесь. Эти две руны часто ставят новичков в тупик. Руна для нуля — это полумаска, которая может стать невидимой. Подходящая руна для числа ноль.

— А другая?

— Древние ведьмы и волшебники знали, что в числе семь есть что-то магическое, но что именно, они не знали. Поэтому создали руну, которая намеренно вводила в заблуждение или считалась непостижимой, — ухмыльнулась профессор Бабблинг.

Остаток урока мы провели, рисуя руны на пергаменте. Я не собираюсь лгать. Мне это далось с большим трудом. Думаю, над рисованием рун мне предстоит как следует поработать. Моим единственным утешением было то, что у Джессики получалось не лучше.

— Я знаю, что занятие почти закончилось, — заметила профессор Бабблинг ближе к концу урока, — так что, если у кого-то из вас есть какие-либо вопросы, сейчас самое время их задать.

Я поднял руку, поскольку кое-что, из сказанного ей в начале урока, вызвало у меня любопытство.

— Насколько широко были распространены древние руны? Вы упомянули глиняные таблички, но я не думаю, что кто-то на Британских островах ими когда-либо пользовался.

— Это хороший вопрос, — улыбнулась профессор Бабблинг.

Она указала палочкой на небольшой книжный шкаф в углу, и из него выплыло около дюжины книг. Название каждой книги, казалось, было написано на иностранном языке. С ещё одним взмахом книги распахнулись, и в каждой обнаружились древние руны, нарисованные одинаково.

— Весьма удивительно то, что древние руны охватывают весь мир. Некоторые из них имеют немного разные значения. Но совершенно очевидно, что все они имеют общее происхождение. Это подводит некоторых из нас, посвятивших себя переводу древних произведений, к выводу, что когда-то существовало единое всемирное магическое общество.

Профессор Бабблинг взволнованно подалась вперёд, и класс, столь же жаждущий услышать больше, затих, чтобы послушать.

— Кто-нибудь из вас когда-нибудь слышал о месте под названием Атлантида?

* * *