Перерождение в волшебном мире (джен)

* * *

Я сглотнул, почувствовав, как в комнате похолодало после того, как бабушка произнесла имя, и ее глаза опасно сверкнули.

— Делвин был не очень талантливым, но из него вышел прекрасный бизнесмен. Он смог уговорить Джека взять его в качестве партнера. Джек взял на себя изготовление метел, а Делвин занялся продвижением. В течение нескольких лет бизнес процветал, и не только в Косом переулке. Делвин смог поднять его на более высокий уровень. В какой-то момент заказы на их продукцию поступали со всей Европы.

Глубоко вздохнув, бабушка закрыла глаза и с горьким выражением на лице продолжила:

— Но однажды ночью все изменилось. Когда пожиратели смерти убили Джека в 1967 году, все дело зашло в тупик. Подозрительно, но склад, где Джек делал большую часть работы, сгорел несколько ночей спустя. А через полгода Делвин Уитхорн открыл новую компанию, выпустил «Нимбус-1000» и объявил, что создал самую быструю гоночную метлу в мире.

Услышав эту историю, я заподозрил неладное:

— Имел ли Делвин какое-то отношение к убийству дедушки пожирателями смерти?

— Я никогда не смогу ничего доказать.

— Но почему он смог выдать работу дедушки за свою собственную, разве ты не должна была обратиться в Министерство магии?

— Я не знаю как, но он каким-то образом заставил Джека подписать магический контракт. Все, что касалось гоночной метлы, было компенсацией за то, чтобы сделать бизнес более успешным. Это был ошеломляющий успех, каждая профессиональная команда по квиддичу хотела «Нимбус», и она быстро стала самой востребованной метлой в мире. История Джека никого не интересовала, и именно поэтому мы в нашей семье не летаем на Нимбусах.

Увидев слезы в глазах моей бабушки, я тут же решил, что Уитхорны еще услышат о моей семье и дорого заплатят за каждую слезу. Она не должна была увидеть гнев в моих глазах, поэтому я подошел к ней и крепко обнял, чтобы успокоить.

* * *

Дни пролетали незаметно, и прежде чем я осознал это, мне исполнилось восемь лет, и вот я уже не единственный ребенок в семье. Мама родила очаровательных девочек-близнецов с черными волосами и голубыми глазами.

Как то раз, сидя за обеденным столом, я наблюдал, как мама сражается с близняшками. Им только что исполнилось два года, и они были хрестоматийным примером того, почему двухлетних детей считают просто ужасными.

Девочки, закрепленные в своих детских стульчиках, заставляли маму проходить через ад. Возвышаясь над ними, женщина, одетая в свою серую, испачканную зельями мантию, скомандовала:

— Ешьте овсянку.

Саша, сидящая справа, ответила красноречивым: «Нет». Чтобы не быть превзойденной сестрой, Ребекка добавила свои два кната, высунув язык.

Гримаса исказила лицо моей матери, и она пообещала:

— Вы не только съедите это, но вам и понравится.

Голубые глаза Ребекки распахнулись, как будто она не могла поверить, что ее мать сказала такое. Решив, что её нужно разубедить в подобной ереси, она встретилась взглядом с Сашей, и они обе ухмыльнулись, отодвинув свои тарелки в разные стороны.

Мамина улыбка застыла от шока, а когда тарелки ударились о пол и треснули, ее левый глаз начал дергаться. Белокурые волосы бешено взметнулись у нее за спиной, и она вытащила палочку, сердито пригрозив: «Вы останетесь в этих креслах, пока не поедите», — взмах, и тарелки полетели обратно на стол, а сама женщина схватила стул и подтащила его к детским стульчикам, твердо решив не двигаться, пока девочки не позавтракают.

К тому времени, как я закончил есть, противостояние все еще продолжалось, и конца ему не было видно. Решив помочь, я подошел к близнецам, бросив на маму лукавый взгляд, и сделал движение в сторону завтрака Ребекки:

— Знаешь, раз ты не хочешь это есть, тогда я сам поем.

— Моя, — пролепетала она с обиженным выражением на лице и, схватив ложку, принялась запихивать овсянку в рот, словно боялась, что я попробую отобрать её. Повернув голову в сторону Саши, я убедил ее, что она следующая, и сестренка также принялась быстро есть.

С озадаченным выражением лица мама посмотрела на девочек, которые ели, потом снова на меня, потом снова на девочек. Через мгновение она подозрительно сощурилась и обвинила:

— Это заговор, и ты в нем участвуешь.

Фыркая от смеха, я ответил:

— Тебе просто нужно знать, как говорить на их языке.

— Ты никогда так себя не вел, когда был маленьким, иначе я была бы более подготовлена.

Решив сменить тему, прежде чем всю вину свалят на меня, я уточнил:

— Где папа? Матч начинается в полдень, и мы должны встретиться с Седриком и Анной перед игрой.

— Я здесь, — раздался за спиной его голос.

Обернувшись, я впервые с момента своего перерождения потерял дар речи. Папа явно пытался выиграть награду в номинации самый большой поклонник «Стрел». Его длинные каштановые волосы стали бледно-голубыми с серебряными прядями. Кожа на лице волшебным образом сменила цвет на бледно-голубой, и на щеках были нарисованы по две серебряные стрелы. И дополняла образ мантия, на которой поместилась вся команда, летающая на метлах.

— Ну что, ты готов к квиддичу?

С улыбкой на лице, зная, как сильно это смутит Анну, я нетерпеливо попросил:

— Меня тоже загримируй.

С понимающей ухмылкой он вытащил палочку и начал махать ей в мою сторону, приговаривая:

— Немного этого, немного того, и вот — идеально.

Усмехнувшись, я повернулся к маме:

— Как я выгляжу?

Она призвала зеркало и направила его в мою сторону. Увидев свое отражение, я довольно кивнул и повернулся к близняшкам:

— Что думаете, девочки?

Их глаза широко раскрылись от страха, как будто они представили, что родители могут превратить их в нечто подобное. Увидев их выражения лиц, мама злобно захихикала и пригрозила:

— Угадайте, что будет в следующий раз, когда вы не захотите есть?

Я тем временем снова повернулся к папе:

— Мы уже можем выдвигаться?

Не собираясь оставаться одна, Афина вскарабкалась на мою одежду сзади, пока не уселась мне на плечо, как бы объявляя, что она тоже идет.

— Подожди, когда придут Седрик и Анна, — напомнил мне отец.

Когда появился Диггори, он при взгляде на меня только и смог, что согнуться пополам от смеха:

— О, уже представляю насколько Анна тебя возненавидит!

Озорно улыбнувшись, я предупредил:

— Правильней будет сказать, что она возненавидит «нас».

Когда Анна переместилась к нам камином и увидела наши ухмыляющиеся лица, раскрашенные в голубое с серебром, она побледнела и запнулась:

— Даже не смейте…

К тому времени, как мы прибыли на стадион, то уже все были покрыты синим и серебряным. Обиженно глядя на меня, Анна предупредила:

— Как только я получу свою палочку, ты умрешь. Ты слышишь меня, Александр Фоули?

Поморщившись от того, как она произнесла мое имя, я понял, что через несколько лет мне придется прикрывать спину. Пытаясь отвлечь ее от гнева, я утешил девочку:

— Все не так плохо, ведь сегодня твой папа играет. Держу пари, он получит удовольствие, видя тебя такой.

Прежде чем она успела ответить, диктор прервал ее магически усиленным голосом:

— А вот и «Сканторпские стрелы», — после его представления наша секция на стадионе сошла с ума. В небо, возвещая об их выходе, полетели серебряные стрелы, которые взорвались голубыми искрами.

В ответ на серебряные стрелы, взметнувшиеся в небо, раздалось громкое жужжание с другой стороны стадиона. Диктор продолжал комментировать:

— Вот появляются их соперники, «Уимбурнские Осы».

Увидев, что ее отец занял свое место рядом с тремя кольцами, Анна превратилась из благовоспитанной леди в дитя демона, кричащее во все горло:

— УНИЧТОЖЬ ИХ ВСЕХ, ПАПА, ЗАСТАВЬ ИХ ПОЖАЛЕТЬ О ТОМ, ЧТО ОНИ РОДИЛИСЬ! МВА-ХА-ХА!

* * *