Возможность попасть домой одурманила меня. Дни начинались и заканчивались с мыслями об этом, а во сне мое искалеченное тело гуляло по знакомым улицам. Во время разговоров я уносился в свои мечты и приходил в себя, когда собеседник уже терял ко мне интерес. Солнце всё прекрасно понимал и не упускал возможности лишний раз припугнуть меня рассказами о своём горьком опыте. Однажды я проснулся с гудящей головой и решил выписать на бумаге все за и против. В первую колонку я вписал лишь несколько коротких строк, а во второй быстро закончилось место. Это никак не помогло, и я провалялся с головной болью до самого утра.
Как-то вечером мы с Солнцем сидели на лавочке в небольшом сквере, окруженном домами. Мы подсматривали за людьми, отдыхающими в своих квартирах после долгого дня. Семьи ужинали, старики читали газеты вслух, а дети ругались друг с другом из-за сладостей. В доме с яблоней каждый день происходило тоже самое, но я всегда ел последним, потому что так и не стал в нем своим. Моей семьи на этой стороне не было и заменить ее было нечем. Я понял, что смысла тянуть с решением дальше не было.
— Я соглашусь на эксперимент.
Как я и думал, Солнце уже был готов к этим словам. Он всё также смотрел на людей в окнах, но я почувствовал, как воздух вокруг нас похолодел.
— Попасть туда несложно, но ведь на той стороне ты преступник. Как ты надеешься пробыть на свободе хоть сколько-нибудь?
— Мы что-нибудь придумаем.
— Как просто, — Солнце горько усмехнулся и пнул лежавший возле ноги камешек. — Не те вопросы я задавал все это время, — он повернулся ко мне и серьезно спросил. — Ты выбираешь меня или тех, чьими именами прикрываешься?
— Я никого не выбираю.
— Выбираешь. Прямо сейчас.
Спорить было глупо, и я виновато опустил глаза.
Мы сидели молча, пока свет в окнах не потух. С того вечера я почти не видел Солнце. Из его комнаты в мою вернулись все мои вещи. Я не встречал его дома или в городе, и вообще не представлял, где он проводил дни. Каждый день я ходил в Лабораторию. Необходимости в этом не было, но там со мной хотя бы разговаривали.
Однажды утром я с удивлением обнаружил Солнце на кухне. Он вчитывался в какие-то бумаги и не обратил на меня никакого внимания. Видимо неловко здесь было только мне. Я налил себе чай и сел напротив.
— Как…
— Извини, я занят, — коротко сказал он и сделал пометку на листе.
Мне захотелось поскорее уйти отсюда и я обжег горло, делая слишком большие глотки. Солнце опередил меня и встал из-за стола первым. Когда он открыл дверь и сделал шаг на улицу, я набрался смелости и крикнул ему в спину: «Через неделю в полдень мы проверим сыворотку. Ты же придешь?»
Дверь за ним зохлопнулась, и я высунул наружу обожженный язык, чтобы хоть немного охладиться.
Через неделю я пришел в Лабораторию с уже вспотевшими ладонями. Кроха посадила меня в кресло и воодушевленно рассказывала, как все ее недавние опыты повторно доказали безопасность состава. Меня эти детали не волновали. Я накручивал локон на палец и неотрывно смотрел на капсулу с прозрачной жидкостью.
— Солнце не придет?
— Я пригласила его, но не знаю, что он решил.
Она еще раз взвесила меня и принялась высчитывать точную дозу.
— Начнем пораньше?
Я посмотрел на часы. До полудня оставалось еще несколько минут.
— Нет, — мой голос неприятно дрожал. — Перепроверь что-нибудь еще раз.
Кроха стала усердно перекладывать вещи на столе, вслух проговаривая научные термины и числа. Стрелки часов двигались слишком быстро, но я успел запомнить точное время, когда открылась дверь, и в кабинет вошел Солнце. Не взглянув на меня, он встал напротив Крохи и протянул вперед руку. Ученая молча вручила ему стопку бумаг, и Солнце погрузился в чтение. Так я и сидел между ними, кожей ощущая мерзкое колючее напряжение, пока Солнце не вернул ей бумаги.
— Начинаем, — с нездоровым блеском в глазах объявила Кроха и наполнила шприц.
Солнце внимательно следил за её руками. Я напрягся, когда шприц оказался возле моей шеи, куда и полагалось вводить сыворотку, и почувствовал, как холодная рука накрыла мою ладонь. Солнце вцепился в меня и был напуган сильнее нас с Крохой. Прежде чем уснуть я подумал, как должно быть страшно было ему тогда, в прошлом, без каких-либо гарантий и хотя бы такой поддержки, которую он дарил сейчас мне.
Все вокруг потемнело, на мгновение, а потом взорвалось нестерпимой болью во всем теле. Я постарался сделать вдох, но грудь словно сжало тисками. Позвоночник непроизвольно выгнулся и я упал с кресла.
— Сейчас умру, — проскулил я и вцепился во что-то мягкое.
— Не должен, — голос Крохи прозвучал глухо и вязко. — Постарайся встать.
Я выругался и меня стошнило. Стало немного легче, но всё тело сразу покрылось холодным потом и задрожало. Я понял, что держусь за ногу Солнца, а ботинки его покрыты тем, что еще недавно было у меня в желудке.
— Такого сразу схватят на той стороне, — Солнце опустился на колени и помог мне лечь на спину.
— Исправим, — невозмутимо ответила Кроха. — Можешь добежать хотя бы до двери, Птенец?
— А можешь сделать что-то полезное? У меня внутри кажется что-то лопнуло, — я испуганно ощупывал живот.
— Зашьем, — она сделала запись в своем блокноте и села рядом, довольная результатами.
Постепенно становилось легче. Поняв, что ничего серьезного со мной не произошло, я немного расслабился. Иногда я спрашивал, не слезает ли с меня кожа. Просто ради того, чтобы на меня обратили внимание, ведь Солнце и Кроха были больше заняты очередным спором. Голос, которого я так давно не слышал и покалеченная рука на плече успокаивали. Все возвращалось на свои места. Под взаимные оскорбления этих двоих я, обессиленный и полный надежд, благополучно уснул.