Иди, Птенец! (джен)

По приказу Зова в мою камеру принесли нелепую роскошную мебель, и теперь он каждый вечер ужинал у меня, не уставая рассказывать, как обогащает его моя глупость. Я молчал, голодал и не покидал своего сырого угла, пока однажды не перебил его.

— Разреши мне поговорить с друзьями в последний раз.

«С кем-нибудь, кого я ещё не убил», — добавил про себя.

Зов недовольно осмотрел камеру.

— Я всё здесь обустроил, а ты до сих пор сидишь на полу.

Я покорно сел на край кровати. Мягкая. Преступно мягкая. Зов вернул себе добродушный вид и продолжил монолог.

Несколько дней спустя, вернувшись с прогулки, я обнаружил в камере Йована, прямо сидящего в кресле. Краткий восторг сменился смущением. В своих мечтах о встрече с друзьями я кое-что упустил — они должно быть ненавидят меня теперь. Но Йован распахнул передо мной руки, и я бросился к нему, чтобы скрыть свое раскрасневшееся лицо.

— Прости, — мямлил я, вдыхая запах наружного мира с директорского пиджака. — Прости.

Теплая рука гладила меня по спине.

— Я все разрушил. Всё испортил. Так навредил тебе. Тебя уволили? Тебя считают виновным?

— Они пока не могут найти мне замену, так что я все еще управляю офисом. Мне недолго осталось. Они всё время говорят о какой-то Женщине...

— Им не найти никого лучше тебя!

Как нелепа моя искренность. Ведь Йован принимал решение о моем допуске к наблюдению. Он печально улыбнулся, отстранился и достал из кармана маленький бумажный пакетик.

— Лампа передал. Ты вроде любишь эту гадость.

Я заглянул в пакетик и обнаружил там горстку конфет из крысиной крови и ежевичного сока.

— С ним все в порядке?

— Вчера впервые взял выходной, чтобы приготовить их для тебя. Он теперь боится отходить от экранов. Мне приходится силой укладывать его на диван в моем кабинете и следить, чтобы он хорошо спал.

Мы сели за стол и Йован удивился разнообразию еды на нем. Я лишь пожал плечами.

— Это не только твоя ошибка, Птенец. Мы все молчали и боялись задавать вопросы, сомневаться. Ты просто оказался слишком смелым. Это наша общая вина.

— Но казнят меня одного, — холодно ответил я.

— Я постараюсь сделать всё, чтобы этого не допустить.

— Что случилось с моим дублером? Почему больше никто не следил за той Тьмой?

Йован снял очки и потёр глаза.

— Дублеров на всех не хватает. Они есть только у новичков и то не всегда. У нас мало воды и еды, энергии и плодородных земель. Мы не можем забирать людей с полей и усаживать их за экраны.

Он опустил голову, и я впервые по-настоящему разозлился на него.

— Почему ты не сказал раньше? — я сорвался на крик.

— По тому же, почему никто ничего не говорит. Чтобы не поднимать паники.

— Чтобы не решать проблем! Говори прямо. Ты в тюремной камере, тут так можно, — я встал и начал ходить из угла в угол. — Значит вы все виноваты? Но почему я один буду отвечать за ваши ошибки? А после моей казни вы продолжите собираться в своих кабинетах и делать какие-то выводы, но ничего не поменяете.

Йован молчал. Кто-то заглянул в камеру, и я понизил голос.

— Да, я виноват в том, что закрыл глаза и не отрицаю этого. С тобой тоже всё понятно. Но есть еще один виновный. И он должен быть повешен на том поганом дереве.

— О ком ты?

— О Благе! Он всё знал. Я ему всё рассказал, но он слишком поздно пришел к тебе.

— Ко мне?

— Да, за минуту до того, как я закрыл глаза. Я видел, как он зашёл в твой кабинет.

— Благо ко мне не приходил.

— Приходил конечно. Я только из-за него и решился.

Йован смотрел на меня с жалостью.

— Его там не было, Птенец. Ты всё сделал сам.

— Почему ты так говоришь? Я же видел, как он пришел в Офис.

— Нет. Благо пропал. Его с того дня никто не видел.

— Посмотрите по камерам. Он был там. Он должен был меня остановить.

— Они смотрели, и заодно узнали, что это я помог тебе сбежать.

Я сел обратно, ничего не понимая.

— А что в тот день происходило в Офисе? Те люди у тебя в кабинете о чем-то спорили. Я слышал своё имя.

— Обычная деловая встреча. Я хвастался тобой. Думаешь, если бы мне сообщили об опасности я бы позволил тебе появиться в Офисе? Да ты бы к нему даже не приблизился.

Я обхватил себя руками. Йован задал мне вопрос, который я не решался задать сам себе.

Директор снова скрыл глаза за очками и выпрямился. Так он ставил точку в диалоге. И мне стало стыдно. Этот человек до последнего выгораживал меня. Он пришел сюда, зная, что сам стоит в очереди на повешение.

Дверь открылась: время посещения кончилось. Йован положил руку мне на голову. В мой первый рабочий день таким же образом он похвалил меня и потом делал это сотни раз.

— Ты был не в себе. Я всё сделаю, чтобы спасти тебя. Я отвечаю за своих подчинённых. Вы всё, что у меня есть.

Он ушел, а я перелез на его кресло. Ламповы конфеты наверняка были очень хороши, но я не чувствовал их вкуса. Так я просидел долго, пока ко мне не пришел Зов и не запачкал собой тишину камеры.

— Твой последний ужин. Мне даже жаль. Ты такой хороший слушатель.

Заснуть я не смог. Сначала долго переставлял мебель, освобождая центр камеры, а потом уселся на пол, под льющийся с улицы фонарный свет.

Город давно не стонал. Он уже привык, а может и забыл о произошедшем. Сколько людей завтра придет посмотреть на мою казнь? А вдруг никто и не вспомнит моей вины? Даже палачи. Удивятся тому, зачем собрались на площади, а меня примут за обычного мальчишку и прогонят. Кажется, что прошло так много времени. Разве его недостаточно, чтобы простить меня?

Лязгнуло окошко в двери. Очередная ночная проверка. Тяжёлый неприятный взгляд упёрся мне в спину. Я такого не помню. Новый стражник? Взгляд слишком долгий и липкий. Он словно хочет раздавить меня об этот холодный серый пол. Я обернулся, чтобы рассмотреть его обладателя, но окошко быстро закрылось.