Иди, Птенец! (джен)

Птенец, 22 года

Рожден слабой и впечатлительной женщиной.

Любит выглядеть броско и интересно. Сам украшает свои вещи камнями и частями животных. Больше ничего не умеет делать руками.

На нем всегда можно найти птичье перо.

Любит гулять по городу и не упустит возможность побыть на природе.

Любит хрустящую еду.

Боится Тьмы и выметать пыль из-под мебели.

Счастливым его делает работа, внимание других людей и низкоголосое пение.

Рано засыпает и поздно просыпается.

Имеет врождённый талант не замечать происходящего вокруг и смиряться с ним.

Благо, 33 года

Застал ребенком времена, когда родители еще имели право самостоятельно воспитывать своих детей

Любит теплые и мягкие вещи

Моментально очаровывает и влюбляет в себя окружающих, хотя ничего для этого не делает

Закрывает все замки и выключает все лампы

Страдает от зависимостей

Жесток ко всем, кому не предан

Слишком азартен и никогда не проигрывает

Осознает враждебность этого мира и пытается обезопасить себя и Птенца

Знаток и умелец чего угодно (особенно незаконного)

Одновременно обладает завидным долготерпением и ненасытным собственничеством в соседстве.

Нир, 24 года

Одна из немногих, кто осмеливается путешествовать

Делает только то, что доставляет удовольствие

Раскрепощена телом и умом

Богата и обладает нужными связями

В детстве поджигала чужие вещи, но после одного несчастного случая подавила в себе эту привычку

Легко прощает окружающим слабости и недостатки

В тяжёлые моменты встречает в своих снах человека по имени Беда. Он дает ей мудрые советы и помогает решать реальные проблемы

Боится не до конца отрубленных конечностей и разноцветных гирлянд

Из квартир, в которых остаётся на ночь, старается унести какую-нибудь мелочь и взамен оставить другую (которую до этого своровала где-то еще)

Очень добра, страстна и оптимистична

Для нее мир — просто способ получать эмоции. Ей плевать на правила, по которым он живёт

Лампа, 25 года

Если бы был смелым, то ещё подростком погиб бы от безрассудства

На переднем зубе небольшой скол, который пошел на пользу его улыбке

Желанный гость на всех вечеринках

Всегда окружён людьми, но в действительности всего себя отдает только пятерым близким людям, к которым питает самые теплые и глубокие чувства

Слишком рассеянный

Легко забывает обиды и неприятности

Боится всего и всё желает испытать

Любит мороженые ягоды и сухоцветы

Не понимает, как работают дроби

Заикается, когда нервничает

Подрабатывает, подделывая подписи и печати

Был соседом Птенца до Блага. Нынешнего своего соседа видел всего пару раз, потому что все время проводит неизвестно где

Лучший знаток города. Знает все его уголки и тайные места

Йован, 31 год

Один из самых влиятельных горожан

Своей главной обязанностью, как директора Офиса наблюдения, считает защиту подчиненных и решение их проблем (несмотря на то, что его нанимали для совсем противоположного)

Большую часть рабочего времени прокрастинирует, придумывает себе развлечения и вовлекает в них наблюдателей

Имеет тайную личность — под чужим именем готовит на заказ галлюциногенные настойки

Дислексик

Хронически расслаблен и мечтателен

Боится своего начальства и спать на животе

Опубликовал книгу «Мои мудрости, которым никому не советую следовать, написанные одной особенно тоскливой ночью»

Любит красивые блокноты и неспелые фрукты

Самый крупный анонимный жертвователь уличным художникам в городе

Раскидывает по Офису карамельные конфеты собственного производства и записки со сплетнями

Часто ночует в кабинете, потому что не может переносить одиночества своей квартиры

Женщина, которой несколько лет

Властная и суровая

Не терпит, когда что-то идёт не по плану

Любит дорогие материалы, быть правой и долго спать после обеда

Сентиментальная и чувственная

Всегда спокойна, если дело не касается Щенка или соревнований

Не помнит, как и когда оказалась в городе

Боится долгих рассказов стариков и беленого дерева

Плачет от скрипичной музыки

Говорит на нескольких языках, хотя никогда их не изучала

Обладает низким бархатными голосом

Прекрасно владеет техникой осознанных сновидений

Излишне законопослушна

Не понимает самых простых аллегорий в детских сказках, но находит в них отсылки к несуществующим мифам

Щенок, 22 года

Испытывает серьезные проблемы с эмпатией

Читает много запрещенной литературы

Любит антикварные вещи, насекомых-переростков и заполненные растениями помещения

Очень разнообразна и изящна в оскорблениях

Боится резких звуков, поздних закатов и ненужной бюрократии

Непоколебима в гордости и любви к себе

Собирает компромат на каждого из горожан

Как и Женщина, ничего не знает о своем прошлом

Экстремально откровенна и честна к себе и окружающим

Время от времени безвозмездно помогает людям в сложных ситуациях. В основном для того, чтобы получать благодарности и восторги, но для нее не менее важна концепция общего блага

Дерзкая и своевольная

Многие ее кости когда-то были переломаны и теперь она мучается от боли из-за изменения погоды

По ночам слышит с улицы гипнотическое женское пение, никому кроме нее не доступное и не имеющее источника

Солнце, 33 года

Очень много и очень быстро читает книги

Лишён способности распознавать соленый вкус

По утрам сочиняет глупые песни, принимая душ

Боится болезней, которые давно были побеждены

Тяжело переносит жару и старается в такие дни не выходить из дома

В юношестве набил на плече нелепую татуировку с пауком, из-за чего несколько лет носил одежду только с длинными рукавами. Из-за шрамов татуировка пропала, и теперь он спокойно открывает руки

Любит вместе с Миной слушать перед сном страшные сказки

Иногда, когда ему скучно, выходит на улицы, чтобы говорить с жителями об их проблемах. Таким образом узнает все сплетни, но делает вид, что это его не интересуют

Пытался несколько раз завести собаку, но животные постоянно сбегали из его дома

Умеет садиться на шпагат, но ему требуется помощь, чтобы подняться обратно

Любит зажигать свечи и расставлять их по всему дому

Страдает от непереносимости лактозы

Непреклонный демократ, гуманист и рационалист

Из-за частых болей в теле принимает лекарства, от которых становится добрее и спокойнее

Сегодня, по пути на работу, я заметил, что все камни вокруг старой школы мироточат. Странно, ведь еще только середина марта. Говорят, что это быстро исправят. Поскорее бы. С этими лужами мира всегда так много проблем. Затопляют все дороги и привлекают местных енотов. В прошлом году я долго доказывал менеджеру, что перекрывшие дорогу еноты — это уважительная причина для опоздания и меня нельзя оштрафовать. Я потратил 3 рабочих дня на поиски этого пункта в 6 томе справочника по уважительным опозданиям. Не хочу заново проходить это, ведь каждый год они перепечатывают справочник в соответствии с новым алфавитом.

В булочной новый продавец. У нее родинка над правой бровью и густые белые волосы почти до плеч, но чуть короче. Она так быстро обслуживает покупателей. Хотел бы я тоже иметь две дополнительные руки. Как обычно взял фисташковый круассан. Сегодня он с миндалем.

На работе Лампа рассказал о том, что утром нашел в тумбочке над раковиной кусок замороженного мяса. Он написал объявление для соседей и попросил их посмотреть, нет ли у кого-то в тумбочке его бритвы и крема после бритья, а если есть, то он готов обменять их обратно на мясо сегодня в полночь. Лампа очень хороший сосед. Когда мы жили вместе, он всегда отдавал мне остатки своего завтрака, чтобы я не тратил время на готовку. Он знает, что я люблю поспать подольше.

После обеда было внеплановое совещание. Нам сказали, что с этого дня наши жизни будут записываться и где-то публиковаться. Сказали, что это создаст больше рабочих мест и поможет в борьбе с общим врагом. Какая ерунда. Эти люди верят всему, что им говорит Невербальное Правительство? Неужели найдется кто-то, кому интересно наблюдать за мной? Это просто смешно.

Мне было так страшно этой ночью. На улице погасли 5 прожекторов. Один из них как раз светил в мою спальню. Сирены завыли именно в тот момент, когда мне снилось мое рождение. Я проснулся, замер на минуту, а потом курлыкнул четыре раза. Я сделал всё по инструкции и услышал, как мой новый сосед курлыкнул лишний пятый раз. Его сразу расстреляли. Затем на дорогу выбежал человек в черном шлеме и прокричал нам инструкцию по выживанию. Первое: в вашей левой ноге... Хм... Если подумать, то он был очень странным, этот сон. Просто ненормальным. Я ведь совершенно ясно помню, что рождался на рассвете, а не на закате. И этот врач. Во сне он был кудрявым, но совершенно очевидно, что кудрявому человеку никогда не позволят принимать роды.

Сны. Наш замутненный ими разум питает нас необычными картинами. Время в них работает именно так, как нам объясняли в школе. Если бы не эти сны, то человечество давно иссохлось в своих монотонных 24- часовых днях.

Так о чем я думал? Верно, выживание. Разрезать нерв в левой ноге, куриные полуфабрикаты, фиалки... Я помню, как люди кричали тогда на мою бледную, потерявшую много крови, мать.

«Говори! Говори»

Я был весь покрыт теплой слизью, мое сморщенное голое тело трясли над ее головой. Помню, как она тихо прошептала: «Птенец». Врач уронил меня ей на грудь и весь медицинский персонал вышел из палаты.

Мне так повезло с именем. Хорошо, что мама, в отличии от большинства рожениц, не выругалась или не промямлила что-то нечленораздельное. С этим потом так сложно жить. Эта женщина была сильной. Не знаю, с чего я решил, что это была именно женщина. Так показалось моим, обожженным светом факелов, глазам.

Человек в шлеме все кричал и кричал. Весь дом задрожал и загудел, как будто я сидел в огромной стиральной машине. Это было так приятно и успокаивающе, что я заснул, окружённый стонами и церковным пением своих соседей.

Почему так жарко? Опять не погасили огонь в крематориях?

* * *

Я очень взволнован. Завтра вечер коллективной смены цвета волос. Два года я проходил с бесчувственным зеленоватым оттенком. Хочу получить черные волосы! На моем первом наскальном портрете я изображён именно с такими. Возможно портрет не очень точный, потому что я на нем еще и одноглазый. Теперь у меня нет ни того, ни другого и я считаюсь некрасивым. Завтра все может измениться. Я уже прошептал это желание своему домашнему фикусу в корни. Надеюсь, мне услышали.

О, какой у меня неудачный рабочий график! Сегодня все перерывы наложились на рабочие часы, поэтому придется придумывать, чем занять себя на это время. Зато на следующей неделе есть день, в котором мне трижды придется возвращаться назад во времени, чтобы уместить 3 рабочих часа в один. Мне кажется, что перевод стрелок назад не увеличивает продолжительность дня и всё это не работает. Хотя мне постоянно что-то кажется. Сейчас мне кажется, что кто-то читает мои мысли.

Благо прислал голубя с запиской. Он говорит, что хочет увидеть меня сегодня после работы. Я отправил голубя обратно с ответом: «Конечно мы увидимся. Мы ведь живем в одной квартире».

Иногда я сомневаюсь в том, что он доктор тюремнонадзирательных наук. Что за идиот...

Что-то только что случилось с моими новыми носками. Они изменились. Теперь мои ступни затянуты в чей-то еще теплый кишечник. Какая удача! Кишечное обертывание — это очень дорого! Мне дарили сертификат на него в прошлом году, но у меня так и не получилось попасть на сеанс.

Я чувствую счастье, растекающееся по моим нервам. Оно покусывает меня изнутри.

Я чувствую печаль, которая бродит за мной по улицам как голодная лошадь.

Я чувствую, как кто-то дышит мне в шею. Я боюсь обернуться.

Мы не сможем спрятаться в крысиных норах. Они уже до краев забиты взрывчаткой.

* * *

Теперь я черноволосый. Мне очень идёт. Это нужно отпраздновать. Если бы можно было иметь более одного друга, то я бы отпраздновал с кем угодно, но только не с Благом. В таком случае он бы вообще не стал моим другом. Нет, ни за что бы не стал. Как он меня раздражает. Но у меня нет другого выбора.

Благо сказал, что уборка это не лучший способ отпраздновать. Он поведет меня на прогулку и купит какие-то сладости. Зануда.

Уже неделю весь город завален тюленями. Они недавно вышли из спячки и повылезали из торговых центров на дороги. Эти тюлени мне нравятся больше прошлогодних. Они продают своих детёнышей по адекватной цене и скорее всего не допустят нового обвала на тюленьих биржах.

Благо приготовил ужасный ужин. В нем только мясо какой-то птицы, странная белая крупа и свежие растения. Ни одного насекомого или ампулы с кислотой. Как можно быть таким скучным и не соблюдать кулинарные законы?

Ходят слухи, что круглосуточную трансляцию звуков умирающих в мучениях солдат скоро заменят на пьесы для лютни. Надеюсь, что это только слухи. Я ответственно плачу налоги и хочу, чтобы динамики на крышах транслировали горожанам что-то полезного, а не это безобразие.

Небо поднялось так высоко, что приходится смотреть на него через бинокль. Оно отдаляется от нас, потому что ему стыдно за свое зловоние.

Этих можно. Этих не жалко.

* * *

Момент настал. Я до последнего делал вид, что сплю и не слышу, как Благо завет меня на прогулку. Но он вылез из-под моей кровати и стащил меня на пол. Я сдался. Пришлось идти.

Я люблю свой город. Он небольшой и находится в самом центре сохраненного мира. Каждый раз, когда я собираюсь пройтись по его улицам, размышления о моей любви к нему так захватывают меня, что времени на прогулку уже не остаётся. Благо дал мне пакетик с очень вкусным мармеладом. Какой уродливый пакетик. Этот тупица портит все, за что берется.

Впервые в жизни я ушел так далеко от дома. Закат длился на час дольше обычного. Солнце металось вдоль горизонта и никак не могло решить, куда ему сесть.

Я слушал монологи Блага и не мог оторваться. Настолько они были скучны.

Мы дошли до самого старого и высокого здания города — отеля. Благо рассказал, как первые горожане пришли на это место много веков назад. Они осознали его величие, предвидели, как в будущем сюда будут приходить люди со всего мира и решили первым делом построить отель для гостей. Когда строительство завершилось, большинство жителей уже умерли от голода, холода и тяжёлой работы. Тогда, на одном собрании было решено начать строить обычные жилые дома с печами и хранилищами для сельдерея и рыбьего жира.

Отель, со своим элегантным и роскошным экстерьером сейчас частично поглощен Тьмой. Она врезалась в него, как кривой нос гигантского корабля. Тьма, которая начала разрастаться по нашему миру черна и неподвижна. Она похожа на кусок черной агатовой горы, выжившей после мощного взрыва и брошенной богами в центр нашего города.

— Хочешь я расскажу тебе об этой Тьме?

— Хочу, но дай мне немного времени. Моей душе нужно унять ненависть к тебе.

* * *

— Я помню тот день, когда Тьма появилась здесь, — сказал Благо своим неприятным бархатным голосом.

— До чего же ты старый, раз помнишь такое.

— Я был тогда совсем ребенком. Родители привели меня сюда и показали ее.

— Настолько старый, что у тебя даже были родители.

— Надеюсь, что это не так, но мне кажется, что она была меньше. И хотя детям все кажется огромным, я помню эту тьму тощей и обессиленной. Посмотри на нее сейчас. Она разжирела, окрепла за эти годы и теперь ее точно не сдвинуть. Мы никогда не заберём у нее то, что она забрала у нас. Пройдем под ней?

Благо указал туда, где Тьма врезалась в отель. Тротуар у его стен был не тронут, и Тьма нависала над ним.

— Там есть проход на другую сторону. Это безопасно, если не касаться ее.

Я вошёл за ним в длинный тоннель, освещенный лампами и уставленный камерами для наблюдения. Тьма здесь была рыхлой, как могильная земля, как будто этот тоннель выскребли ложками.

— В ту ночь один из наблюдавших отвёл свой взгляд. Тьма начала разрастаться в неведении. Она пожрала эту часть города, все дома, все живое. Но солнце проснулось на звездном небе и люди смогли видеть. Смотри, эта Тьма вся в дырах. Лучи ночного солнца насквозь прогрызли их, как черви прогрызают гнилое мясо. Люди видели то, что освещал свет, и Тьма не могла поглотить это пространство. Сейчас каждый миллиметр здесь просматривается и освещается, но тогда у нас было совсем мало камер и прожекторов, и мы многого не видели. Теперь такие, как ты, отвечают за наши жизни, Птенец. Ты каждый день следишь за этой Тьмой через экраны и не даешь ей расползтись и поглотить все вокруг.

Да, я слежу за этим куском Тьмы по камерам каждый день. Это моя работа. Мне за это платят. Для меня она старая знакомая, глубокая и плоская, дышащая и неподвижная, огромная, закрывающая собой небо и горизонт. Она большой морской еж с поломанными иглами, прибитый к незнакомому берегу.

Я посмотрел вниз. Слабый жёлтый цветок рос на самой границе с Тьмой. Половина его бутона скрывалась за этой непроглядной материей.

— Что ты там видишь? — спросил я, но цветок молчал.

Я встал на колени и приблизил лицо к цветку. Его тонкий хилый стебель подрагивал от моего дыхания. Я сжал его между пальцами, вырвал из земли и потянул на себя. Тьма не отпускала его и, как мне показалось, была готова втянуть его в себя, как только я разожму пальцы. Я встал и потянул цветок вверх за собой. Он скользил по этой черной матовой глади, не рассекая ее и не оставляя ряби.

— Что ты делаешь? — тревожно спросил Благо, медленно подходя ко мне.

Я разжал пальцы и цветок исчез во Тьме.

— Съела его как корова, — я улыбнулся Благо, но он только нахмурившись смотрел туда, где только что исчез цветок.

— Не отводи взгляда и выходи на свет.

— Какой ты пугливый. Не зарази меня своей слабостью.

Мы вышли из тоннеля. Солнце раскраснелось еще сильнее, злясь на себя за нерешительность. Рыжая грязная собака подбежала к нам. Она села и начала отбивать хвостом по земле синкопированный ритм. Благо протянул мне руку. Он любит танцевать. Само собой это только потому, что он недалекий и не способен заниматься чем-то более разумным. Мы медленно кружились под музыку собачьего хвоста.

Перекореженная черная глыба нависала над нами. Она хотела подавить меня своей неясностью, напугать. Как она не понимает, что этим уже несколько лет занимается Благо, больно сжимающий своей теплой ладонью мою шею. Кто научил его этому танцу?

— Дорогу! — неожиданно раздался громкий сварливый голос снизу.

Мы остановились и уставились под ноги. Перед моим левым ботинком сидел жирный зеленый жук. Он медленно двигал крыльями и пышными усами.

— Прошу прощения, — я сделала шаг в сторону, давая жуку пройти.

— Пойдем домой, — сообщил Благо тихим унылым голосом.

Тьма проводила нас своим непостижимым величием. Я посмотрел назад. Грязная собака пропала.

Родинки блуждают по телу. У них свои клановые войны.

* * *

Я решил гулять по городу каждое утро. Пришлось заполнить много форм и заявлений, чтобы получить на это разрешение. После этого мне выдали стражника. Он полностью закутан в ткань, которая отражает от себя свет. Это похоже на движение слизня в мокрой земле. Очень элегантно. Его зовут Тринадцатый. У него ровные ноги и он не очень сильно бьет меня, если я слишком медленно прогуливаюсь. Каждый день у него новое оружие. Вчера он бил меня крышкой от пластикового контейнера для еды.

Благо притащил домой какое-то животное. Ему так кажется. Но я уверен, что это обычный древесный гриб.

Настало время прогулки. Тринадцатый уже ждет меня на улице. Все утро он следил за мной через прозрачные стены нашего дома. Я привык к людям, которые видят меня, спящего, принимающего душ, или протирающего от пыли пустые глазницы засушенной оленьей головы на обеденном столе. Я знаю, когда эти люди идут на работу, когда возвращаются, и волнуюсь, если последовательность этих действий нарушается. Но сегодня Тринадцатый влез в мою интимную жизнь и наполнил ее неловкостью. Стыдно подумать, что он видел, как я заправляю свою кровать и взбиваю подушки. Мы же с ним еще так мало знакомы...

Утренние улицы кишат людьми. Они испуганы неизвестностью будущих часов и иногда вскрикивают. Я шел по незнакомым дорогам. Конечно, пока что для меня почти все дороги в этом городе незнакомые и я грущу, представляя тот день в будущем, когда все станет мне известно.

Стоило мне на мгновение задуматься, как я получил сильный удар в спину. Тринадцатый держал в руках изящную мраморную ногу. Я осмотрелся. Он отломал ее от одной из статуй, украшающих вход в городскую библиотеку. И вот я получаю новые и новые удары. Пытаюсь подняться, но Тринадцатый не дает мне этого сделать.

— Если ты не остановишься, то я не смогу встать и пойти. А если я не пойду, то ты не остановишься.

Видимо это подействовало, и он дал мне несколько секунд. И вот мы снова идем. Мой правый локоть пульсирует и кровоточит. Нужно сообщить об этом начальству Тринадцатого. Никому не позволено портить городское имущество. Этой статуе наверняка очень больно.

Когда ты узнаешь о новой звезде, она уже умрет от старости.

* * *

Древесный гриб, который теперь живёт у нас в гостиной, взломал мою шкатулку с памятными вещицами. Благо убежден, что это доказательство его разумности, но на мой взгляд это просто наглость и отсутствие воспитания.

Эту шкатулку я завел в 5 лет. Первым, что туда попало, был ноготь большого пальца правой руки моего дедушки. Это единственное, что он завещал своему первому внуку. Что он завещал остальным, существуют ли эти остальные, кто этот дедушка, где он жил и дедушка ли он мне на самом деле, неизвестно.

Ещё в шкатулке есть сентиментальное письмо, которое я написал, но так и не отправил одной соседской девочке, когда мне было одиннадцать. На почте сказали, что такого адреса и человека никогда не существовало и не будет существовать ближайшие 56 лет. Я спросил, является ли это уважительной причиной для отказа в отправке письма?

— Нет, но знаете что? У нас перерыв.

Работники почты занавесили свои рабочие места алым бархатом, из-за которого слышался их шепот: «Он всё ещё здесь? Почему они приходят сюда со своими письмами и посылками? Что им нужно от нас?»

Я стоял там и ждал, когда перерыв закончится. Этого времени хватило, чтобы мои чувства к этой девочке угасли, и я пошел домой, повзрослевший на пару месяцев и разочаровавшийся в любви.

Ещё в шкатулке хранится открытка, которую я получил совсем недавно. На ней изображена пара одинаковых холмов, на фоне которых лежат обугленные кости. Я не знаю кто и откуда прислал мне эту открытку. На обратной стороне есть надпись: «Это просто совпадения. Не обращай внимания». Не понимаю, что это может значить.

Легкие иссыхают, развеваясь на ветру

Мои коллеги стали пропадать неожиданнее и чаще, чем раньше. Сегодня, когда я обедал вместе с Уберите, она пропала, когда рассказывала мне свой сон. В нем она сочинила симфонию, а когда проснулась узнала, что один бесталанный композитор выдал ее за свою и стал знаменитым. Я спросил ее о партии малого барабана, и она исчезла, оставив после себя недоеденного визжащего цыпленка и пол стакана морковного сока.

Это навело меня на мысль. Все эти исчезновения кажутся мне подозрительными. Исчезают именно те, кто в последний месяц следил за Тьмой возле Озёр-Сестриц, которые находятся недалеко от нашего города. Все они перед своим исчезновением встречались с представителями Невербального правительства в своих постелях. И все они подписывали какие-то бумаги, которые им приносили в покрытых слизью конвертах. Сопоставив эти факты, я пришел к очевидному выводу. Попадают те, чей рост составляет ровно 176,8 сантиметров. Разумеется, люди такого роста просто не могут однажды не пропасть. Но в случае с Уберите я уверен, что она просто не разбирается в ударных инструментах и не хотела этого показать, а рост здесь совершенно ни при чем.

Толпы детей вышли на улицы города. Каждый из них хочет узнать, как выглядят другие дети, сколько их и можно ли с ними общаться. Некоторые уже вцепились друг другу в глотки. После такого знакомства люди остаются друзьям на всю жизнь и эта жизнь коротка, наполнена болью, гноящимися ранами и счастьем.

Я знаю, что сейчас обсуждается возможность разрешения каждому выбирать друзей самостоятельно и не ограничивать их количество. Новое поколение очень этого хочет. Я не на много старше этих детей. Мне всего 20 лет, но меня пугают такие изменения. Все хотят этого, но никто не объясняет, как это можно использовать в реальной жизни. И что дальше? Может мы вернёмся в прошлое и снова начнем влюбляться и заключать браки как примитивные животные? Нельзя представить, какие последствия будут у этих реформ. Остаётся только погрузиться в свои убеждения, отрицать все, что может их разрушить и выть от ужаса и безысходности.

Кости хрустят во рту. Свежие. Только привезли.

Я проснулся от аппетитного запаха, просачивающегося через щель под дверью в мою комнату. Я прогнал с кровати змей, которые заползают на нее в такие холодные ночи, как сегодня. Из-за их укусов все вокруг пропиталось моей кровью.

Во время вкусного, но некрасивого завтрака Благо предложил мне сходить к деревьям в лесу. Сказал, что знает, как до них добраться.

— Если леса и существуют, то в них наверняка ужасно скучно. Мне и так всегда скучно. Я ведь живу с тобой.

— Общение с деревьями — это не скучно.

— Почему мы не можем просто посидеть дома и побросать ножи в прохожих? Почему тебе вечно нужно куда-то тащиться?

— Потому что это интересно.

Я завтракал, а Благо собирал вещи для похода в лес. Он взял краску для волос, плед, блендер, сигнальную ракету и горсть пепла из урны с прахом бывших жильцов.

Мы бежали долго. Мои ступни сначала болели от ударов о камни, но потом я перестал их чувствовать. Мы бежали через чужие дома, сквозь стада уличных собак, под падающим снегом и палящим солнцем. И когда город остался позади, Благо, наконец, остановился.

— Осталось совсем немного. Видишь эту зеленую ленту, лежащую на горизонте? Это лес из деревьев.

Я посмотрел вперед. Все было именно так, как говорил Благо.

— Я думал, что деревья высокие. Если это и лес, в чем я сомневаюсь, то он ненамного выше меня.

— Тебе кажется. Чем ближе мы будем подходить, тем выше он будет становиться.

Мы не торопясь шли в сторону леса. Высокая дикая трава била меня по бокам и щекотала мои ладони.

— Где мы?

— На поле. Они часто бывают возле лесов.

— Как леса могут существовать? Я знаю, что деревья враждуют друг с другом и когда одно дерево побеждает другое, то другое сваливается на землю и от него остаются только корни.

— Это не так. Деревья вырубаем...

Благо замер на месте и уставился в сторону, будто слушая кого-то.

— Знаешь что? Ты как всегда прав, Птенец. Не перестаю удивляться твоим знаниям.

Благо нервно улыбнулся мне.

— Такого, как ты, не сложно удивить.

Благо пошел дальше, а я огляделся. Что отвлекло его? Кроме нас двоих, на поле были только несколько птиц, которые неподвижно застыли в воздухе и начали разлагаться.

Деревья действительно выросли, когда мы дошли до них. Земля под ними была укрыта тенью листвы, расстрелянной лучами света. Благо нашел светлый кусок земли и стал расчищать его от веток, шишек, камней и скелетов небольших животных. Я медленно бродил неподалеку и рассматривал стволы деревьев: морщинистые, покрытые мхом, слюной и маленькими окровавленными органами. Они разговаривали и ласкали друг друга своими гибкими ветвями.

Благо расстелил плед и лег под солнце. Я лег рядом с ним, протянул ноги в противоположную его ногам сторону, уперся макушкой в его плечо и прислонил своё ухо к его уху. В тишине леса я слушал, как Благо фальшиво напевает какую-то мелодию в своих мыслях.

— Родители водили меня в этот лес в детстве. Конечно, деревья постоянно перемещаются и лес меняется. Но это именно тот лес, в котором я гулял ребенком. Они объяснили мне этот мир и теперь он не кажется мне страшным или непонятным. Я могу объяснить его и тебе.

Я слушал, сжимал пальцами ног прохладную траву, тянул и медленно вырывал ее из земли. Солнце грело мое лицо.

Этот лес реален. Он состоит из агрессивных деревьев, готовых в любой момент наброситься друг на друга. Он противоположен нам, людям, мирно уживающимся в городе благодаря оружию, деспотии и регулярным показательным казням. И он был полностью противоположен нам, двум лежащим в его ногах друзьям, готовым в любой момент пасть жертвами в бессмысленной древесной войне.

Плавная мелодия в голове у Блага, нежное солнце и голодные волки, окружающие нас: все это убаюкивало меня. Я поморщился, сгоняя с лица ядовитого паука и провалился в сон.

Благо разбудил меня через несколько часов. Я с трудом поднялся, разминая нагретое солнцем тело. Мы шли домой молча и нехотя. Я постоянно оглядывался. Лес снова уменьшился и манил обратно к себе.

— Мы сюда еще вернемся? — спросил я у Блага.

— А разве это не скучно?

Я не ответил. Мне было лень.

Земля родит камни. Камни невыносимы, когда взрослеют.

* * *

Солнце пропало на несколько суток. Прожекторы не выносят нагрузки и гаснут. Люди жгут костры возле Тьмы, чтобы следить за ней и греться. Наш мир, все ресурсы которого направлены на то, чтобы не быть поглощенным Тьмой, сейчас не может разглядеть своих собственных детей.

Я почти не сплю, неотрывно слежу за этой черной глыбой через экраны. Иногда я боюсь, что не смогу отличить ее от окружающего мрака. Но нет. Она абсолютно черна. И если посмотреть внимательно, то можно увидеть, как наш, лишенный солнца мир, ярок и светел, в сравнении с ней. Но на это способен только тот, кто знает тьму так же хорошо, как я. Тот, кто годами молча общается с ней, как я. Тот, для кого она самый враждебный друг и самый близкий противник. Только тот, кто я.

Меня отпустили домой, чтобы я отдохнул. К сухим роговицам прилип кривой черный силуэт Тьмы. Я шел по улицам, вдыхая дым и страх людей. Кто-то пробежал мимо и сбил меня с ног. Я ударил коленями землю. Моя тень шевелилась в свете ликующего огня.

Я признаюсь, что мне страшно. Я не понимаю свой мир. Я не знаю, чего мне ожидать. Я сомневаюсь в правилах и запретах. Я просто хочу чтобы солнце вернулось ко мне и я смог заснуть в его ядовитых лучах. Я могу лишь просить и открывать свои скверные мысли этому небу.

Моя тень приближается ко мне, боязливо пытается укрыться в земле, прижатая моими коленями. Впереди, между рядами домов, голубеет небо. Солнце всегда слышит наше покаяние. Медленно, но оно вернется к нам, чтобы палить и уничтожать, чтобы защищать нас. Чтобы никогда не выиграть войну с черными глыбами неподвижной Тьмы. Солнце, как и мы, никогда не повергнет ее. Оно может только кормить её, видеть и пресмыкаться.

Не расчесывай зудящие раны. Насекомые в них могут пострадать.

* * *

Прогулка в лес восхитила меня. Я спросил у Блага, можно ли вырастить дома растения.

— Твой домашний фикус — это растение. Невербальное правительство разрешает выращивать растения, опухоли и чувство безволия. Ты можешь превратить квартиру в джунгли.

Он не объяснил, что такое джунгли. Я решил, что это просто оскорбление, потому что он хам.

Я нашел магазин, в котором продают растения. Это большое стеклянное здание с мокрым полом. Там легко дышать. Готовые растения дорогие и мне предложили для начала взять горшок с землей и посмотреть, что вырастет. Мне отдали его бесплатно и почти силой, а когда я вышел, они заколотили все двери.

Я поливал землю и скоро увидел в ней маленький зеленый росток. Благо сказал, что с ним уже можно разговаривать. Я рассказал растению все, что думаю о Благе и как мечтаю о том моменте, когда мне дадут нового друга.

Растение росло быстро. Оно похоже на пучок плетей, которые куда-то ползут из горшка. Ночью я слышал, как оно шепчет что-то своим низким женским голосом. Благо тоже слышит его и плачет. Он плачет так сильно и долго, что под моей кроватью, где он живет, начинают гнить деревянные доски пола.

Скоро растение покрыло собой все вокруг и приходится ходить аккуратно, чтобы не наступить на него. Сегодня я сказал ему, что плохо сплю из-за громких рыданий из- под кровати. Оно погладило меня своими сочными руками-плетьми по голове.

Когда в комнату вошел Благо, растение набросилось на него, обвило горло и закрыло испуганные глаза своими ветвями. Мне стало не по себе.

— Мы останемся вдвоем! — неожиданно заревело растение.

Благо пытался освободиться. Я видел, как в судороге начало биться его тело.

И я вдруг понял, что это растение может быть опасно. Я попытался разорвать ветви, сжимавшие горло Блага, но растение перекинулось на меня.

— Мы станем едины! — с восторгом выло оно, сжимая меня в своих объятьях.

Тогда я услышал звук падающих осколков. Хватка растения ослабла. Я поднялся. В горшке торчала длинная самодельная стрела. Я посмотрел в разбитое окно, но никого не увидел.

Благо лежал на полу и тяжело дышал. Я расстроился, ведь из-за него мое растение погибло.

Что-то шевелится под ногтями. Твоя храбрость?

Лампа пригласил меня в театр. После работы я зашел домой переодеться. Благо встревожился и тоже захотел пойти. В театр можно попасть только по приглашению. Я его не пригласил.

Я надел свои лучшие перчатки из хомячьей кожи и новое желтое пальто. Его манжеты украшены чешуёй, а запах компенсируется элегантностью.

Лампа водил меня по коридорам театра, увешанным фотографиями самосожжений, произошедших на сцене. Мы поняли, что представление начинается, когда работники театра начали стрелять нам по ногам. Зал был украшен бархатом и древними письменами. Мы нашли свои места, сели и стали ждать. Занавес поднялся. На сцене было много артистов. Они стояли, сидели, смотрели на нас.

Прошло много времени, прежде чем девушка, сидящая рядом со мной запела. К ней присоединились еще несколько зрителей. Кто-то стал танцевать, скандировать стихи, читать монологи. Лампа показывал акробатические трюки, стоя на спинке своего кресла. Я набрался смелости, встал и хотел рассказать шутку, которую недавно услышал во сне. Но холодная волна смущения прошлась по моему телу. Я покраснел, замялся. Все артисты смотрели на меня так требовательно. Что будет, если я покажусь им глупым, скучным? Конечно, они сделают довольный и благодарный вид, но я знаю, что на самом деле они подумают. Я сел обратно и попытался спуститься пониже в кресле, чтобы спрятать свое волнение.

— Неблагодарная публика! — хрипло прокричал кто-то из зала. — Я потерял голос, а вы сидите там с кислыми лицами!

Мужчина, который кричал это артистам, действительно хорошо пел, а люди на сцене все равно были недовольны. Один из них, сидевший на стуле в центре, опустился на пол, встав, как животное, на четыре лапы. Он неотрывно следил за кричащим человеком, а потом сорвался с места, перепрыгнул несколько рядов кресел и повалил певца на пол. После пары надрывных криков, зал заполнил приятный звук булькающей в разодранном горле крови.

Артисты принялись аплодировать и свистеть. Это было фееричный финал. Я быстро поклонился и увидел, как растекшаяся кровь течет к моим ногам.

— Я сейчас испачкаю ботинки, — шепнул я Лампе и мы вышли из зала, в котором еще долго не утихали овации.

Птицы рвут когтями облака. Из этих ран вытекает вода.

* * *

Наступила череда просто хороших дней. В городе спокойно, светло, пахнет выпечкой. У Невербального правительства отпуск.

Стеклянные стены наших домов больше не забрызганы внутренностями, кожей и волосами. На жарком солнце последние из них высохли и пылью опали на тротуары. Уборщики собрали ее и отнесли в родильные дома на корм новорожденным.

Благо целыми днями сидит на полу у открытых окон и греется на солнце. Он нашел примитивную деревянную флейту и наигрывает на ней печальные мелодии.

На работе мои коллеги перестали вздрагивать при каждом шорохе. Сама Тьма, кажется, заснула. Лампа даже осмелился заговорить со мной в рабочее время. Мы сидим рядом, но общаемся только в перерывах. Сначала мы говорили шепотом, редко, прислушиваясь ко всему, что происходит вокруг, но потом осмелели. Оказалось, что возможно одновременно смотреть на экран, где ничего не происходит, и разговаривать. Постепенно, таких как мы стало больше, а потом и весь офис наполнился ленивыми беседами и жаркими спорами.

Все моё свободное время заняли прогулки и изучение города. Иногда ко мне присоединяется Благо, иногда дикие животные. За мной никто не следит, никто не указывает мне, что делать. Благо, как обычно, пытается сдерживать мою смелость и говорит о каких-то последствиях, но если бы я всегда прислушивался к его словам, то моя жизнь была бы такой же скучной, как у него.

Я понимаю, что чувство безопасности не будет долгим и оно ложно. Я понимаю, что в этом мире ничего не останавливалось, не замирало, не добрело. Мои веки сшили покорностью еще при рождении, чтобы я не видел правды, и я не собираюсь снимать эти швы. Ни одна из правд не достойна того, чтобы на нее смотрели. Все они уродливы и кособоки. И я иду в молочной пустоте, счастливый и доверчивый, ведомый рукой такого же храброго слепца, как я сам или может быть зрячего, но испуганного, ищущего укрытия. Моя стратегия — не знать. Я просто наслаждаюсь хорошими днями и надеюсь, что за ближайшим поворотом меня никто не съест.

Самоубийства незаконны. Иначе все бы ими занимались.

* * *

Невербальное правительство вернулось из отпуска.

После пробуждения я еще долго лежал в кровати, боясь пошевелиться. С потолка свисали десятки рук, похожих на извилистые провода или водоросли. Они медленно покачивались на ветру, блуждающем по моей комнате. Казалось, что они спят и не замечают меня. Я не знал, лежит ли Благо под моей кроватью или нет. Я пытался расслышать его дыхание, но слышал только шум, с которым мое сердце гоняло кровь по всему телу. Я пошевелил пальцем. Тихое шуршание ткани не привлекло внимания висящих рук. Тогда я стал медленно выползать из- под одеяла. Руки подергивались, но продолжали спать. Под одеялом было невыносимо жарко, мне хотелось сорвать его с себя, и я завидовал этим рукам, весящим на сквозняке.

Я спустился на пол, заглянул под кровать. Там был только древесный гриб Блага. Он сидел в своей клетке в луже слизи. Я пополз к двери. Все было хорошо, пока я не потянулся к дверной ручке. Я услышал, как одна из пуговиц моей ночной рубашки ударилась о дверь.

Я был готов к этому и не удивился своему спокойствию. Руки потянулись ко мне. Они лезли под одежду, желая проникнуть под кожу, как черви. Я не отбивался, не кричал, а только молча ждал чего-то. Руки потащили меня наверх, но я вдруг почувствовал жар около своего лица. Меня отпустили, и я повалился на пол. Всю комнату заполнило пламя. Руки в нем расплавлялись и стекали на пол грязными пятнами. Меня схватили за воротник и отбросили в коридор.

— Я говорил тебе сидеть дома! Предупреждал о последствиях!

Благо захлопнул дверь в мою комнату и навалился на нее. На его плече висел огнемет.

— Они еще живы?

— Да. Помоги мне.

Мы держали дверь, пока выжившие руки бились в нее с другой стороны.

— Прости. Ты же сам меня научил. Я хотел гулять и говорить.

— Ты всегда запоминаешь одно, но игнорируешь другое.

Я кивал, соглашался, слушал. Все это длилось до тех пор, пока мы не почувствовали, что в комнате все затихло.

— Не заходи туда какое-то время.

— А как же твой древесный гриб? Он заперт в клетке под кроватью.

— Мой древесный гриб стоит на кухне. Он умер неделю назад, и я замариновал его.

— Значит нам лучше заколотить эту дверь. И побыстрее.

Рано судить о будущем, если прошлое ещё не наступило.

* * *

У нас в городе пройдет конкурс кулинаров. Благо решил участвовать. Ему нужна моя помощь. Я не могу отказать. После происшествия с руками я пообещал слушаться.

В моей комнате еще опасно. Я осмотрел ее с улицы. Лужи от расплавленных рук высохли и въелись в пол. То, что было под моей кроватью выползло вместе с клеткой на середину комнаты и сгнило. Все выглядело мертвым и гостеприимным, но как только я подходил к двери, то слышал за ней враждебное шевеление. Пока мы живем в гостиной и думаем о переезде.

Благо решил готовить свое секретное блюдо. Я помогаю ему с завязанными глазами, зажатым носом и в перчатках. Он ругается, если я задерживаюсь на какой-либо задаче. Он думает, что я пытаюсь понять, что я готовлю, но на самом деле я пытаюсь понять, что готовит он.

Это длится уже 4 дня. Мы почти не спим и ничего не едим, чтобы не вызывать в секретном блюде ревность к обычной еде и не испортить его вкус. Благо поет ему, нахваливает, а иногда замолкает надолго и мне остается только слышать странные звуки со стороны.

На площади перед библиотекой построили сцену. Собралась толпа. Конкурсанты презентуют свои блюда, дают попробовать их сначала жюри, а затем и всем желающим.

Благо снял с моих глаз повязку и выдал еще сотню таких же вместе с зажимами для носа. Я раздал их жюри и людям из толпы. Тех, кому не хватило, охранники начали закидывать камнями и быстро прогнали с площади.

Я снова завязал глаза и повернулся к сцене. Благо рассказывал о том, как секретно и прекрасно его блюдо. Затем предложил преступить к дегустации. Он начал есть с таким удовольствием, что жюри сразу определило его победителем.

Только после того, как Благо удалился с остатками еды в неизвестном направлении, все сняли повязки и зажимы. Может быть это можно было сделать и раньше, но когда ты ничего не видишь, трудно что-то понять. Благо вернулся через несколько часов, в разорванной одежде, выпачканной землей. Его наградили уродливой статуэткой в виде банки консервированной кукурузы. Дома он отдал ее мне, изможденному от голода. Я открыл банку и съел всю кукурузу. Благо выкинул банку в тот же вечер.

Во мгле так спокойно — не видно, что именно ползет по твоей ноге.

* * *

Невербальное правительство начало поиск школьников. Никто не знает, как они оказываются каждое утро в школе и куда деваются после уроков.

Все горожане знают о своих школьных друзьях, о случаях, за которые стыдно и о школьных запахах. Но мы не помним, как мы были школьниками, как попадали в кабинеты и что там происходило.

Школы оцеплены уже неделю. Отряды военных внимательно следят за дверьми и дорогами. Школьники не были замечены, но каждый день ровно в 9 утра птицы начинают врезаться в школьные здания. Это знак того, что учебный день начался. В заколоченных окнах появляется какое-то неясное шевеление.

Проблема в том, что в школу нельзя заходить в не учебное время, а так же во время учебного процесса.

Также правительство настаивает на передаче обязанности по вывозу мертвых птиц школьным администрациям. Пока что это задача городских властей и налогоплательщики этим недовольны.

Всю неделю у школ собираются протестующие. Они требуют оставить школьников в покое и дать им возможность жить так, как им хочется, даже если это создает угрозу для горожан и приводит к нескольким самоубийствам в год на фоне неопределенности и мученической неспособности узнать правду.

Мы с Благом ищем новую квартиру. Мне надоело жить в центре города, и я попросил его о переезде на окраину, поближе к лесу. Оттуда дольше добираться до моей работы, но если я предпочту гулять по траве вместо того, чтобы сидеть в офисе, то эта проблема станет несущественной.

По всему городу начался штурм школ. Военные бегут к ним с оружием в руках. Приближаясь, они начинают подпрыгивать и размахивать руками, словно стараясь взлететь, а потом разбивают головы о непреступные школьные стены. Мертвые птицы и люди горами своих тел окружают школы как выкипевшее молочная пена окружает кастрюлю, которую только что покинула.

Протестующие после недолгих переговоров стали выкрикивать лозунги в поддержку правительства. Если вывоз птиц был не очень дорогим, то вывоз этой горы человеческих тел потребует больших затрат. А никто не хочет платить за чужую глупость.

Прощания такие жалкие, потому что все вокруг плохие актеры.

* * *

Рано утром я пил приготовленный Благом кофе. Из горелых зерен и недостаточно ароматный, разумеется. Краем глаза я заметил что-то за окном. Я всегда замечаю что-то краем глаза, но в этот раз я был уверен, что оно реально. Я сказал об этом Благу. Он долго и внимательно всматривался в окно.

— Там ничего нет, Птенец.

— Просто твоя скучная натура ослепляет тебя.

Конечно, за окном не было ничего необычного, но это ничего не значило.

Я шел на работу. Стеклянные стены городских зданий облепляли меня солнечными отблесками, но в один момент все потускнело и потемнело.

Я поднял голову. Прямо надо мной в воздухе весело гигантское, белое, жирное, в перламутровых разводах живое существо. Квадрат неба, очерченный стеклянными стенами, был весь занят одним сплошным куском гладкого, как резина, и покатого тела. Оно медленно проплывало мимо, движимое ленивым ветром. Скоро я увидел его голову. Это была голова лошади, но не такая, которую я привык видеть в книгах. Это был сгусток жира, мягкий и упругий, с большим глазом, окружённым пышными ресницами. Существо внимательно и добродушно смотрело на меня и медленно шевелило своими кривыми ластами. Оно было таким беспомощным, словно его надули изнутри и запустили в небо. Маленькие ласты не могли помочь в передвижении и лошадь только вращалась в небе, как курица на вертеле.

Позже я узнал, что это лошадь, о которой все знают, что она лошадь, но думают, что не лошадь.

Лошадь висела над городом несколько дней, голодая и испражняясь на дома. Кожа ее потускнела, взгляд сначала был наполнен ужасом осознания близкой голодной смерти, а потом стал отрешенным. Временами она долго и шумно выдыхает воздух из своих мясистых ноздрей, отгоняя надоедливые облака.

Все ждут ее триумфальной смерти и одновременно опасаются ее. Неизвестно, продолжит ли мертвая туша разлагаться над городом, позволяя жителям лучше изучить процессы своей жалкой телесной жизни, или ее отнесет ветром в сторону, или может быть она просто рухнет на нас.

Это так захватывающе!

* * *

Лошадь все ещё висит над городом. На улицах продают футболки и кружки с её изображением.

Учёные пытаются понять, что происходит с ветрами над городом.

«Мы считаем, что ветра не способны покинуть воздушное пространство над нашей обозримой территорией также, как и мы не способны на это. Ветра сочувствуют нам и присоединяются к нашему замкнутому, но сплоченному обществу. Появление лошади остаётся загадкой для нас. Это наука. Всегда можно сослаться на то, что она ещё не готова дать ответ. А теперь покиньте нашу лабораторию, а мы будем следовать за вами, чтобы понять, как отсюда выбраться».

Такой комментарий я прочел в утренней газете.

В городе появилось несколько сект. Они поклоняются лошади и считают ее предзнаменованием чего угодно. Комитет по вопросам сектанства сообщает о случаях насилия между членами враждующих сект. Вопрос о том, кто правильнее и эффективнее славит лошадь все ещё не решён. Для того, чтобы отдать свой голос какой-либо секте, достаточно вырезать у себя на лбу её символ.

Люди поднимаются на крыши домов, чтобы выразить лошади свою поддержку. Не думаю, что она понимает, что происходит. Она впала в голодную кому. Каждый полюбил лошадь всем сердцем. Это видно по ставкам на дату ее смерти. Мало кто ставит на скорую кончину. Большинство выражают уверенность, что она ещё долго будет жить, окутанная нашей любовью и медленным и мучительным увяданием.

Но вот она делает последние рваные вдохи. Её обвисшая кожа трепещет, как старый шелк. Огромное мертвое тело обрушивается на дома.

Люди воют от восторга и горя. Всеобщее ликование захватывает и меня. Мы стая падальщиков, которая радуется гибели своего вожака.

Лошадь упала на дома, не повредив их. Её голова свисает вниз, до земли. Наконец все смогут прийти к ней, посмотреть в закатившиеся глаза и прикоснуться к вожделенному телу. Поток людей будет велик, а когда иссякнет, начнутся бунты.

Никто не хочет разбираться с мертвым гигантским трупом. Это грязно и дорого. Наша любовь еще покажет свою истинную личину. А пока мы можем только биться о землю, оплакивая потерю, хотя истинна наших слёз — жалость к самим себе.

Волосы утопленника рисуют прекрасные узоры в воде. Предприимчивый человек может это монетизировать. Но не ты.

* * *

Выбор квартиры — трудное и скучное дело. Мы осмотрели уже тринадцать и ни одна из них нам не подошла.

Под утро к нам в окно влетел камень. На нем была выскоблена схема нашего города с двумя метками. Одна указывала на нашу нынешнюю квартиру, а другая находилась недалеко от леса. Это было приглашение на просмотр.

Спать на битом стекле было неудобно и мы решили отправиться к отмеченному месту.

В спящей темноте мы пробирались к окраине города. Небо светлело. Именно так, как при надавливании на кожу. Сначала она белеет, обнажая будущее, в котором сердце перестало гонять кровь, а потом, когда отпустишь, краснеет, злясь и будоражась от нанесенного оскорбления.

Мы дошли до нужного места. Это была пустошь, недалеко от последней линии домов. Нас уже ждала высокая, худая женщина с широко распахнутыми глазами. Она судорожно улыбалась нам.

Я поздоровался. Женщина не ответила, а только рассматривала нас. Потом она вскинула руку, прошелестев шелковой блузой и указала на пустынную дорогу.

— Не помню здесь никакой улицы или домов, — задумчиво сказал Благо и недоверчиво посмотрел на эту женщину.

От этих слов все ее лицо напряглось и задрожало. Она заулыбалась еще сильнее. Мне даже показалось на мгновение, что ее стиснутые зубы вот-вот треснут и раскрошатся, а щеки порвутся от натяжения. Ее глаза расширились еще сильнее. Она неожиданно сорвалась с места и пошла по этой дороге. Её шея была слишком вывернута назад, и она не отрывала от нас своего дикого взгляда. Женщина махала рукой, призывая идти за ней.

Я пошел, но Благо схватил меня за локоть.

— Не надо. Вернёмся домой.

Признаться, мне и самому не хотелось идти, но не мог же я позволить Благу быть правым. Я вырвал руку и пошел дальше. Благо поплелся за мной, продолжая уговаривать меня.

— Если тебя что-то смущает, иди домой. Я могу и сам посмотреть квартиру.

Поняв, что меня не переубедить, Благо замолчал. Он оглядывался по сторонам и вздрагивал каждый раз, когда встречался взглядом с женщиной.

— Расслабься. Риелторы все такие.

Волнение Блага передалось мне, когда мы дошли до скучного высокого здания. Его окна были небольшими, а стены бетонными. Я видел такие дома на старых фотографиях, сделанных до прихода Тьмы. Сейчас невозможно найти здания с глухими наружными стенами, но это было именно таким.

— А там что? — спросил Благо.

Он смотрел налево, на извилистую тропинку, теряющуюся в густом тумане.

Женщина не отвечала. Она открыла перед нами дверь и приглашала войти внутрь.

— Я осмотрюсь здесь, а потом приду в квартиру.

— Ты же говорил, что лучше никуда здесь не ходить. С чего вдруг ты там осмелел? Давай закончим вместе с осмотром квартиры, а потом займемся остальным.

Но Благо уже пошел по тропинке и уже через несколько секунд я не мог его видеть. Женщина не отрывала от меня взгляда. Мы вошли внутрь. Здание было очень высоким. Я оперся на перила лестницы и задрал голову, глядя в устремившуюся вверх спираль лестничных пролетов.

Я хотел спросить у женщины, сколько здесь этажей, но быстро понял, что не получу ответа. Мы зашли в темный грязный лифт, где пахло сладкой старостью. В лифте было несколько рядов кнопок, неотличимых друг от друга. Женщина нажала на одну из них и лифт со скрипом начал подниматься.

Не знаю, на каком этаже мы вышли. Здесь было 4 квартиры. Женщина подошла к одной из дверей и открыла ее. Квартира была унылой, обстановка устаревшей. Вся в бежевых оттенках, с цветочками на стенах. Слева от входа была маленькая темная комната, в которой помещалась только односпальная кровать. Справа — ванная и коридор на кухню с балконом. Туда ушла женщина, как только мы вошли в квартиру.

Напротив входа — просторная гостиная. Я зашел в нее. Ничего примечательного — два дивана и стол возле окна в углу. На столе сидела жутковатая тряпичная кукла. Я долго смотрел на нее. Ее бледное тело расслабленно опиралось на стену. Черные волосы, сделанные из шерстяных ниток, падали на глаза-пуговицы. На шее красовался черный ажурный бантик.

— Мы ищем квартиру с двумя обособленными спальнями. Вы разве не знали об этом? — спросил я, отводя взгляд от куклы.

В этот момент женщина быстрым шагом прошла за моей спиной из кухни к входной двери.

— Мне пора на работу, — сказала она, доставая ключи из своей сумочки. Она не улыбалась и выглядела очень обычно. Как любой человек, опаздывающий утром по делам.

— Что? Подождите! — я направился к ней, но она быстро выбежала из квартиры, хлопнув дверью.

Я растерялся и стоял в прихожей, не понимая, что случилось. Из маленькой спальни послышался чей-то тяжелый вздох. Я вздрогнул и заглянул туда. На кровати, отвернувшись к стене, лежал Благо.

— Чего ты разлегся? Куда она делась?

Но Благо не шевелился и не отвечал.

— Ладно, — сказал я Благу, но больше обращаясь к себе самому. — Ты старый, мы шли долго, и ты устал. А эта женщина просто вышла по делам на несколько минут и скоро вернется. Я подожду вас двоих на кухне.

Кухня была крошечной. Я протиснулся между плитой и столом и вышел на балкон. Открыл окно. Прохладный и свежий воздух ударил меня по щекам. Я посмотрел вниз и попытался посчитать количество этажей, а когда дошел до 12, стены дома скрылись в тумане. Я посмотрел наверх. Там этажей было еще больше. Дом уходил вверх настолько далеко, что все этажи слились в одну сплошную серую ленту.

«Не помню здесь никакой улицы или домов» — слова Блага проплыла у меня где-то за ушами. Я отогнал воспоминание.

— Не обращай внимания. Ты ведь так и делал всю свою жизнь, — прошептал я сам себе и вернулся на кухню.

Я сел за стол, сцепил пальцы в замок и стал отбивать ногами нервный ритм. В доме было абсолютно тихо. Из других квартир не доносилось звуков шагов, грохота посуды, криков отчаяния или выстрелов.

Не знаю, сколько я так просидел. Время от времени я смотрел в окно. Небо было неизменно серым. Могло показаться, что время замерло, но я-то знаю, что это невозможно. У нас есть закон, запрещающий ему это делать.

Я встал и начал рыться в кухонных ящиках. В них были только жестяные пустые банки и старая кухонная утварь, покрытая пылью. Кажется, здесь давно никто не жил. Куда нас привели?

Я вернулся в прихожую, заглянул в спальню. Благо лежал все также неподвижно. Я зашел в гостиную. Тряпичная кукла улыбалась мне своим прошитым стежками ртом. Я сгримасничал и отвернулся.

— Мне пора на работу, — с ужасом услышал я позади себя. Та женщина опять быстро прошла из кухни, доставая ключи из сумочки и выбежала из квартиры.

Я не мог пошевелиться. Тело сковало, в ушах гудело. Я снова посмотрел на куклу. Она делала вид, что ничего не заметила. Я закрыл глаза.

— Мне пора на работу, — опять раздалось позади. Шаги, звон ключей, хлопок двери.

Я рванулся с места. Дверная ручка была гладкой и холодной, словно ее только что не касалась несколько раз разгоряченная человеческая рука. Я открыл дверь, переступил через порог и замер. Я вошел в ту самую прихожую, из которой только что вышел. Я обернулся. За мной всё то, что я видел перед собой. Я отступил назад, закрыл дверь, постоял несколько секунд, упершись в нее лбом.

— Это ничего. Просто ошибка в работе здания. Сейчас все исправится.

Собравшись с мыслями, я снова открыл дверь. Это не помогло. За ней была все та же бежевая прихожая. Я медленно и очень тихо прикрыл дверь. Моя ладонь на дверной ручке побелела и дрожала. Я сделал глубокий вдох. Не обращать внимания больше было невозможно. Внутри меня все закипело, и я стал изо всех сил открывать и закрывать эту дверь, вымещая на ней все свое бессилие, пока сверху на меня не посыпалась пыль и маленькие осколки штукатурки.

Я заглянул в спальню. Мне было страшно.

— Ты живой? — шёпотом спросил я у Блага.

Тишина. Нужно его проверить. Я подошел ближе. Благо лежал, поджав под себя ноги. Только сейчас я заметил, что кровать в спальне по размеру больше напоминает детскую. Возможно, мне только так кажется, потому что Благо больше стандартных людей из-за каких-то там мутаций. Я тоже хочу быть больше других. Какой же он мерзавец. Даже в этой ситуации он заставляет меня завидовать тому, что ему несправедливо дано с рождения. Я не мог понять, дышит ли он, но не хотел приближаться. Что я буду делать, если не дышит?

Я поднял одну ногу, схватился за стену, чтобы не упасть, и ткнул его носком в поясницу.

Реакции не последовало. Я собрался с духом, подошел совсем близко, нагнулся и посмотрел в его лицо. Глаза были открыты и безразлично смотрели в стену. Я поднес ладонь к его губам и почувствовал холодное дыхание. Странное дыхание. Как будто я высунул ладонь из теплого кармана на утренний мороз.

— Мне нужна твоя дурацкая помощь!

Я потряс его за плечи, как безвольную марионетку. Я отшатнулся и вышел в прихожую, не отрывая взгляда от мощной, как одинокая гора, спины. Где-то в уголке глаза, справа, я заметил светлое пятно и повернулся к нему.

— Он стал таким же, как ты, — обратился я к кукле, которая вальяжно сидела на столе в углу гостиной и улыбалась мне. В голову пришла идея. Не переставая смотреть в ее черные глаза, я попятился к двери. Женщина появлялась каждый раз, когда я прекращал смотреть на куклу. Я сделаю это снова, но не дам ей выйти.

Я нащупал дверную ручку и перевел взгляд на коридор, ведущий на кухню. Я ждал, но женщина не появилась. Я повторил действие. Я отворачивался, зажмуривался, смотрел сначала долго, затем кратко.

— Да что это? — закричал я и подбежал к кукле. — Чего ты не работаешь-то, а?

Я приблизил свое лицо к ней настолько, что увидел свое искривленное изображение в ее блестящих пуговичных глазах, и зажмурился.

— Мне пора на работу.

Я сорвался с места, но не успел даже добежать до прихожей, как женщина вышла из квартиры.

— Еще раз! — скомандовал я, стоя в центре прихожей. Посмотреть, приготовиться, отвернуться! Давай!

Не сработало. Я рявкнул от злости и вернулся в гостиную. Встал прямо у двери. Сделай я пол шага назад — оказался бы в прихожей. Я посмотрел на куклу, отвернулся и услышал шаги. Я видел, что моя рука была прямо возле женщины. Я знал, что должен был схватить ее. Все указывало на успех, но что-то словно не давало мне сделать этого.

Теперь я знал условие — кукла работает, только если я в гостиной. Я попробовал снова и снова. Прыгал, бегал, ставил ловушки. Но никак не мог остановить эту женщину. Мне казалось, что я занимаюсь этим уже несколько дней, но за окном было все также молочно и светло и ничего не менялось. Я стал одержим. Я сходил с ума. Выл, бился о стены, планировал, говорил сам с собой.

— Мне пора на работу, — в очередной раз услышал я, но не сдвинулся с места.

Я подошёл к кукле, взял ее лёгкое тельце в вытянутые руки и вышел с ней на балкон.

— Тебе действительно пора, — сказал я, улыбнувшись, и швырнул куклу в окно.

Я смотрел, как несколько секунд ее крутило в воздухе, пока туман не скрыл от меня ее участь. Я постоял немного с приятным ощущением безмыслия, закрыл окно и пошел обратно. Наверно я даже не удивился, когда увидел в гостиной, в углу, на старом уродливом столе, маленькое тряпичное тельце.

* * *

Кажется, что время забыло про нас двоих. А может оно никогда и не знало об этом здании.

Я уже перестал чувствовать свое тело. Теперь моя суть — ходить из гостиной на балкон и выбрасывать куклу в туман. А затем возвращаюсь в комнату, снова брать это шершавое существо в руки и вновь выбрасывать. Я экспериментировал. Теперь я знаю, что разорванная кукла возвращается невредимой. Ещё узнал, что она не может вернуться, пока я смотрю на ее опустевшее место на столе.

— Ты схватила не того. Моя работа — смотреть.

И я смотрел, закрывая по очереди то левый, то правый глаз, чтобы не моргнуть. Это происходило тогда, когда я больше не мог находиться с куклой в одной квартире. Это были ложные минуты спокойствия. Кукла ждала своего возвращения, и я каждый раз проигрывал эту жалкую битву.

Я пришел в спальню, забрался на кровать, втиснулся между стеной и Благом. Я долго лежал, всматриваясь в его бездушные глаза. Я надеялся увидеть хоть малейшее шевеление его ресниц. И видел. Видел и знал, что будь здесь десяток людей, никто кроме меня этого бы не заметил. Нельзя заметить того, чего нет.

— Может это я лежу здесь, а не ты? Или может я валяюсь где-нибудь там внизу, в тумане после того, как меня выбросила из окна огромная тряпичная кукла? А может меня прибил тот камень с картой, и я умер? Или только что родился.

Я шатался по квартире. Иногда я специально смотрел на куклу только для того, чтобы услышать слова той женщины и ее шаги. Хоть что-то живое. Ну или почти живое. Я зашел в ванную и внезапно влез головой в петлю. Удавка висела на гвозде, вбитом над дверным косяком. Я вернулся к Благу.

— В ванне есть веревка. Можно повесить на ней куклу, только это бесполезно, — я смотрел на неподвижную фигуру Блага. — Ну конечно!

Я снял веревку с гвоздя и прошел на кухню. Возле стола из потолка в пол шла толстая криво крашеная труба. Я привязал к ней один конец веревки, а в петлю залез сам, затянув ее на груди. Я обвязал ладони кухонными тряпками и дернул веревку, проверяя, надежно ли держится. Вышел на балкон и посмотрел вниз. Жуткая высота. Но она не страшнее того, что сидит на столе в гостиной.

Я схватился за веревку и вылез наружу. Спускаться нужно было быстро, потому что сил в моих руках было совсем мало. Получилось не очень элегантно, но я спустился на один этаж и залез на чужой балкон. Заглянул в кухню. О, как она была знакома. Я почувствовал подступающую тошноту. Это не потому, что я вернулся в квартиру, из которой только что сбежал. Это потому, что петля, сжимавшая мою грудь, не давала нормально дышать. Я обернулся. Веревка не висела за балконом. Откуда же ей там взяться, если вот она, лежит на полу, привязанная к трубе на кухне. Само собой. Иначе и быть не может.

Я вылез из петли и пошел в спальню. Там перелез через Благо и улегся поудобнее.

— Зачем ты пошел в тот туман? Ты же трус. Все дело в тумане, да. Эта кукла возвращается из него каждый раз. Женщина, наверно, тоже была в нем. А я единственный, кто не был.

Благо молчал. Я подтянул колени к груди, уперся ступнями в его ребра и рывком выпрямил ноги. Благо с грохотом свалился на пол. Я развалился на освободившейся кровати. Так гораздо удобнее.

— Все дело в том тумане. Я уверен.

Я лежал на спине, смотрел в темный потолок и ковырял кожу возле ногтя на большом пальце правой руки. Мне нужна помощь. Кто-то должен сказать мне прав я или нет.

Я встал, перешагнул через лежащего на полу Благо и заглянул в гостиную. Кукла нагло улыбалась мне. Я схватил Благо за ноги и постарался сдвинуть его хоть немного. Слишком тяжелый. Я сходил за веревкой, затянул петлю на лодыжках Блага и медленно и кряхтя потащил его по полу. Это заняло много времени. Взмокший, со сбившимся дыханием, я, наконец, приволок Благо на балкон, посадил его на пол и сел рядом.

— Не знаю, сработает ли. Но хуже того, что есть уже не будет. А если и будет, то не хуже того, что могло бы быть, понимаешь?

Благо медленно и молча заваливался на бок.

— Хватит болтать. Нет смысла тянуть время. Это уже сделал кто-то до нас.

Я встал и посмотрел вниз на туман. Как белое море. Я повернул Благо к себе спиной, заключил его грудь в кольцо своих рук, крепко сцепив пальцы в замок и сделал рывок наверх, чтобы подняться. Из последних сил, удерживая тяжелое тело Блага перед собой, я смог сесть на перила. Оставалось одно движение. Я откинулся назад, позволяя своему весу делать всю работу за меня. Я перестал дышать, когда мы вдвоем обрушились вниз и мне на мгновение показалось, что справа, в окне гостиной, я увидел молодого мужчину, с черными глазами, на которые падали темные пряди волос, с наглой застывшей улыбкой и взглядом ребенка, от которого постоянно уходят друзья.

Я был готов почувствовать боль, услышать звук собственного упавшего тела. Я был готов даже к тому, что этого может не произойти. Но не был готов к тому, что случилось на самом деле. Мы упали во что-то мягкое и упругое. Мои пальцы закостенели и мне потребовалось немало времени, чтобы освободить их и коснуться того, на чем я лежал. Это была гора тряпичных кукол, высотой в несколько этажей. Все те куклы, которые я, а может и кто-то до меня, выбрасывал с балкона, теперь лежали здесь. Их обычные мертвые тела спасли мою жизнь. Только лишь мою?

Я посмотрел на Благо. Он не очнулся и все также лежал неподвижно, глядя вверх, в белизну тумана.

— Я осмотрюсь здесь, а потом приду в квартиру, — раздалось недалеко.

Это его голос!

Двигаться в куче тряпичных тел было не просто, но я скатился вниз, ударившись ногами о землю. Тело Благо осталось лежать наверху, а я побежал в ту сторону, откуда доносился голос. В густом тумане я видел только глиняную дорожку под своими ногами. Но скоро все прояснилось. Я увидел каштановую аллею и приближающуюся знакомую фигуру. Я бросился к ней.

— Ты как тут оказался? — спросил меня Благо.

Я молча схватил его за руку и потащил туда, откуда он пришел.

— Нам не подходит эта квартира. Особенно тебе. Тут маленькая кровать, тебе будет неудобно спать под ней.

Мы вышли ко входу в здание. Женщина, по которой я даже успел соскучиться, дико и испуганно улыбалась нам, не давая пройти.

— Уйди с дороги, — приказал я, но она не двигалась и стала протягивать ко мне тощие руки.

В этот раз уже Благо схватил меня за руку, толкнул женщину так сильно, что она повалилась на землю и повел меня дальше. Я обернулся. Женщина сидела на земле. Она больше не улыбалась, а с ужасом смотрела то на нас, то на дом.

Мы вышли на существующую улицу. Солнце до сих пор не поднялось. Этот мир ничего не заметил.

— А вот и вы! — к нам подошла милая женщина с портфелем в руках. — Как вы быстро пришли. Обычно после того, как я кину камень в окно, проходит много времени. Ну знаете, сначала нужно заменить стекла, залечить пробитые черепа. Идём, я покажу вам чудесную квартиру. Две спальни, с видом на лес. В этом районе очень редко происходят плановые ночные штурмы. А откуда вы вышли? Там же нет никаких улиц или зданий.

Женщина говорила и говорила. Благо улыбался, задавал вопросы. Я молча шел следом. Только я знаю, где сейчас лежит его тело. А может мы с ним вернулись в ту квартиру, и я снова ношусь из гостиной на балкон и схожу с ума?

Есть только один правильный выход — не обращать внимания.

Псы воют на луну. Она оскорбила их мать. Они просят еще. Мать была плохой.

* * *

Теперь мы живём возле леса. Та милая женщина действительно нашла для нас идеальную квартиру. Здесь светло. У каждого своя спальня. Я не привык спать в одиночестве, а после того, что случилось в том странном здании в тумане мне было страшно засыпать. Первое время я мог несколько раз за ночь заходить в спальню к Благу, чтобы посмотреть в его лицо. Каждый раз я ожидал увидеть открытые и никуда не смотрящие глаза и задерживал от волнения дыхание. Я облегченно выдыхал, когда видел его спящим. Благо, как обычно, лишь безмолвно шевелил губами во сне, рассказывая что-то настолько неинтересное, что я сгорал от любопытства, чтобы узнать, что именно.

Со временем я привык и успокоился. В этом очень помогли прогулки по лесу. Кроме нас двоих я больше никого там не видел. Мы познакомились с соседями. Они не понимают, почему мы ходим в лес. Несколько раз они даже вызывали силовую службу Невербального правительства, чтобы разобраться с этим. Среди тех, кто приезжал на вызов даже был Тринадцатый. Он избил меня пакетом с чипсами. Именно так, как это делают старые знакомые после долгой разлуки — с нежностью и радостью.

Благо сумел доказать, что доступ в лес не запрещен. Они согласились с этим и тем не менее потребовали от каждого предоставить справку о том, что мы те, кто мы есть. Благо унылый и исполнительный. Он хранит все документы дома и обновляет их, если это требуется, а вот у меня все иначе. Желание ходить в лес сильнее нежелания разбираться с бумагами. Придется это сделать.

У меня большая светлая комната и даже есть одна непрозрачная стена. Она находится справа от двери и слева от окна. Сначала моя кровать стояла у противоположной стены и в первое утро я проснулся от того, что моя подушка загорелась от рассветных лучшей. Теперь же на мою кровать по утрам не попадает прямой солнечный свет, и я сплю в относительной безопасности.

Мы живем на втором этаже. По утрам Благо перекрикивается с владельцем магазина, который находится прямо под нашими окнами, и ему закидывают продукты прямо в окно. Однажды я видел, как он прикладывает лёд к кровоточащей ране на лбу. Благо плохо ловит вещи, а в этом магазине стеклянные бутылки очень твердые.

Отсюда до моей работы очень далеко. Я хочу купить велосипед, чтобы было быстрее добираться. А может лучше беговую черепаху? Я видел рекламный буклет. Там мужчина в костюме ехал по улице с целой упряжкой таких. Все здания за ним были размыты, словно при быстром движении. Благо сказал, что это обман и мошенничество. Он говорит так каждый раз, когда я приношу ему буклеты. Я думаю, что он просто не хочет быть хуже меня, ведь у него на эти вещи нет денег. Ему даже не присылают таких буклетов. Это показатель того, что продавцам он не интересен.

Еще я планирую больше читать. Это запрещено. Любое планирование под запретом. Но я планирую. Чтение здесь совершенно ни при чем.

Уберите за собой, а то ноги прилипают к полу.

* * *

Сегодня ночью в городе не будет электричества. Это происходит каждый год. В этом есть какой-то смысл, но нам не объясняют. В эту ночь запрещено выходить на улицу и петь мажорные мелодии.

У меня выходной и я впервые, с тех пор как себя помню, проведу эту ночь не на работе. Целый день я был спокоен, но вместе с тем, как небо темнело, на меня наваливалось чувство ужаса. Я смотрел на улицу, где еще горели фонари. Из этой квартиры виден небольшой фрагмент Тьмы. Я не мог оторвать от нее взгляда. Вокруг нее кружили беспилотники. Они снимали ее и транслировали записи на экраны моих коллег.

Я дернулся, когда по всего городу разом заревели генераторы. Прожекторы с металлическим щелчком зажглись, освещая Тьму. Фонари на улицах потухли и город погрузился в ночь. Освещалась только Тьма, разбросанная по всему городу. В эти ночи я всегда работал. В наших офисах было светло и эти часы никак не отличались от любых других. А теперь я среди тех, кого нужно защищать.

— Хватит смотреть на нее, Птенец. Твои коллеги прекрасно справятся с этим и без твоей помощи, — Благо за моей спиной зажигал свечи и расставлял их по всей гостиной. — Ты же отлично знаешь, как хорошо отлажен этот процесс.

Я знал, но не мог оторвать взгляда от маленького куска Тьмы, который виднелся из-за соседнего дома.

— Я могу простоять так всю ночь. Все равно больше нечем заняться, — я старался говорить непринужденно.

— Очень даже есть чем.

Благо взял меня за локоть, потянул на себя, чтобы сдвинуть меня с места и усадил за стол. Я чувствовал себя котенком, которого оторвали от безопасности материнского тела.

— Я напишу твой портрет.

— Ты умеешь рисовать?

Благо кивнул и стал расставлять свечи вокруг меня. Добившись желаемого результата, он сел напротив, поставил на стол небольшой самодельный планшет и достал такой же небольшой холст. Он бы мог поместиться между страниц обычной книги.

— Сиди так, как сидишь. Это не просто. Торопиться нам некуда, но я постараюсь все сделать побыстрее.

Благо быстро нашуршал что-то карандашом и перешел к краскам. Я постоянно вертелся, чтобы посмотреть на улицу, и он отчитывал меня за это, но скоро я действительно успокоился.

Я внимательно смотрел на Благо. Свечные огоньки шевелились и отражались на его волосах. Благо был молод, но с рождения сед. Он говорит, что это наследственное. Я считаю, что он поседел, когда осознал, какая скучная и незначимая жизнь ему предстоит. Его правая челюсть покрыта белыми пятнами, как и его грудь и руки. Со временем их становится больше. Я заметил еще одно.

— У тебя появилось новое пятно. Над левой бровью.

— Правда? — Благо улыбнулся.

— Перерыв!

Я сбегал к себе в комнату и принес оттуда ручку. Я подошел к Благу и обвел это новое пятно черной линией. Я делаю так всегда. Иногда, когда мне скучно, я прошу его почитать мне что-нибудь вслух, а сам обвожу так остальные пятна. Его кожа напоминает мне карту известного только мне мира, и я один знаю, как он меняется и на что похожи его части.

— Это новый остров на самом краю. Он только появился из воды и будет становиться больше, пока не соединится с остальной землей. Пока что он похож на круглого жука с одним усом.

Я посмотрел на холст и увидел на нем только яркие пятна.

— Это что?

— Ты. Вот твои волосы. Они густые и кудрявые. А вот глаза, рот, родинки вокруг.

— Это просто какая-то мешанина. Что это за цвета? Почему все вокруг синее?

— Я так вижу тебя. А этот синий напоминает мне морскую воду. Она светится изнутри.

Я присмотрелся. Контуры моего лица стали вырисовываться, но все равно больше походили на отражение в разбитом зеркале.

— Морей на самом деле не существует. Ты так видишь все вокруг?

— Совсем нет. Скоро закончу и отпущу тебя. Я уже увидел всё, что хотел.

Я фыркнул и снова пошел смотреть на улицу. Какая глупость. Мрак казался теперь многоцветным и разбитым, как моё лицо на этом холсте.

У пчёл нет любви. Они слишком много работают. Прости, дорогая.

* * *

— Ненавижу это! Можно кому-нибудь заплатить, чтобы все сделали за меня?

— Это не так уж и сложно, Птенец. Просто сделай это и забудь. Я тебе помогу.

Мне нужно получить справку о том, что я это я. Только с ней мне позволят гулять в лесу. Процесс получения этой справки всегда травмировал меня. Нет ничего ужаснее, чем поход в муниципалитет.

Само их здание навевает беспросветную тоску. Оно все в гипсовых оборках и кружевах, с колоннами и до блеска натертой мраморной лестницей. Но мне нужно попасть в самый дальний и мрачный его угол — на вершину бывшей водонапорной башни, которая стоит в центре их внутреннего двора. Красного кирпича, высокая и толстая, омываемая только ливнями и слезами посетителей. Земля вокруг нее голая, испещренная трещинами, из которых доносится запах тлеющей бумаги и старых половых тряпок.

Я застыл, глядя на эту уродину, но Благо толкнул меня в спину и мне пришлось войти внутрь. Пустота повторяла звуки наших шагов. Внутри башня полая. Только по ее круглой стене вверх поднимается лестница. Ступени просто вбиты в стену на огромных расстояниях друг от друга. На некоторые невозможно шагнуть — приходится цепляться руками и подтягиваться. Не каждый способен подняться по ним.

Благо подхватил меня за талию и помог мне залезть на первую ступень, находившуюся в двух метрах над полом. Так, помогая друг другу мы поднимались наверх, иногда делая перерывы на еду, которую Благо принес в своем рюкзаке или короткий сон.

На последней ступени, пока я вытряхал нападавших за воротник футболки пауков, Благо в последний раз подтянулся и встал рядом. Он достал из рюкзака папку с бумагами и передал ее мне. Я собрал всю свою волю и пошевелил листы так, чтобы они громко зашуршали. Наверху, башни была дверь. Дойти до нее я не мог и нас разделяло несколько метров бездны. Дверь распахнулась. На кирпичную стену упал квадрат ядовито-желтого света и потом в нем появилась кривая жуткая тень. Она принадлежала тому существу, которое медленно вылезало из своего кабинета. Нечто старое, зеленое, в струпьях и наростах. Существо поползло к нам по стене, и я надеялся, что оно вот-вот сорвется вниз. Оно приблизилось к нам, и я увидел его лицо. Когда-то оно было человеческим и простым. Черные длинные волосы сейчас спутались. Их шевелил ветер, гуляющий по пустой башне. Существо протянуло ко мне костлявую руку с грязными длинными ногтями.

Я замер, но Благо вложил мне в ладонь нужную бумагу и дернул мою руку вперед. Существо взяло бумагу и опустило на нее свои выпученные глаза.

Его жуткий смех залил все пространство башни, а потом оно бросило бумагу мне в лицо.

— Ты неправильно заполнил адрес, жалкое насекомое, — проскрежетало оно. — У нас новые стандарты.

Я весь задрожал от гнева, но вновь почувствовал, как Благо пытается вложить в мою сжатую в кулак ладонь лист.

— Я почувствовал, что такое может случиться и заполнил несколько заявлений по-разному.

Я протянул новую бумагу. Существо захрипело, бегая по ней взглядом и задымилось. Зловоние растеклось повсюду, и я зарылся носом в воротник своей толстовки. Существо стонало. Ему было плохо. Оно поползло обратно в свое логово, несколько раз чуть не сорвавшись со стены. Скрывшись за дверью, оно в последний раз взвыло, как умирающий зверь, а ядовитый свет, в котором оно существовало, стал угасать и потускнел.

Несколько тихих минут ничего не происходило, а потом из двери медленно вылетела маленькая бумажка. Она вертелась в воздухе. Я встал на край ступени. Благо держал меня за руку, а я наклонился вперед, стараясь не смотреть вниз. Я весь вытянулся и в последний момент сумел схватить бумажку. Благо потянул меня назад. Я крепко встал на ноги и посмотрел на бумагу. Это она. Справка отправилась к остальным документам. Благо сложил все в рюкзак, и мы приготовились к долгому спуску на землю.

В воде что-то движется. Либо твое отражение, либо твой хладное тело.

* * *

Я слежу за Тьмой ровно 15 лет и сегодня на работе меня будут с этим поздравлять. По такому случаю я надел новую рубашку из павлиньих перьев. Я долго искал такую, но их очень мало, ведь у нас нет павлинов.

Наши офисы занимают тринадцать корпусов. Они связаны переходами и создают стеклянный лабиринт. Я работал во всех зданиях и хорошо здесь ориентируюсь. А вот новички, которые появляются здесь не часто, постоянно плутают, в поисках своего рабочего места. Многие из них затерялись здесь и до сих пор не нашлись. Мы не видим их, но они для нас как офисные питомцы. Мы выставляем блюдца с конфетами и соком у самых дальних пустующих лестниц. Новичков всегда тащит именно к таким. Им кажется, что они точно приведут куда нужно.

Я зашёл в свой офис. Большое светлое пространство, заполненное столами с мониторами. Меня никто не заметил. Замечать запрещено. Все неотрывно следили за Тьмой на экранах перед собой.

— Птенец пришел! — крикнул я, и офис наполнился аплодисментами и одобрительным криками.

Никто не посмотрел на меня и не увидел мою рубашку, но это будет происходить, когда в офисе наблюдающие будут сменять друг друга. Я буду смотреть на экраны и не увижу их восторженных взглядов. Но ничего не поделаешь и придется довольствоваться восхищением в их голосах.

Так шел рабочий день. Я сидел, а ко мне подходили, поздравляли и дарили бесполезные подарки. Никто не замечал моей рубашки. Даже Лампа, который в свой выходной специально пришел поздравить меня во время обеда, не обратил на нее никакого внимания.

Таких, как я, видно с рождения. У нас есть целый отдел, сотрудники которого занимаются поиском будущих работников. Они проверяют младенцев на способность наблюдать. Я помню, как один из них пришел ко мне. Он наклонился над моей кроваткой, сделанной из коровьих костей, и часами смотрел мне в глаза. Я смотрел в ответ и ничего в тот момент не было для меня важнее. Я помню это так же отчетливо, как и свой первый рабочий день. Мне было семь. Я побил все рекорды и стал самым молодым наблюдателем в истории. Эта работа — моя страсть и сейчас несмотря на то, что я уже несколько часов сижу без движения и смотрю в экран перед собой, все мое тело трепещет от возбуждения. Я там, где должен быть, и никто лучше меня не способен выполнить эту работу.

В окно влетел голубь и сел на мой стол. Я на ощупь нашел кожаный футлярчик с запиской на его лапке. Через несколько минут прозвучал сигнал, оповещая меня о начале перерыва, и я прочел сообщение.

«Я хотел сделать тебе подарок, когда ты вернешься. Но его только что доставили, и я не могу терпеть. Это новый велосипед. Тебе понравится. Уверен, что все в восторге от твоей новой рубашки. Ты в ней ослепителен.»

Ты идиот, Благо! Я много раз просил не посылать мне свои бестолковые записки с голубями. Они загадили мне весь стол!

Каждая клетка в организме знает свое место. В отличии от тебя. Найди уже нормальную работу.

* * *

Весь город обклеен черными листовками. Я таких никогда не видел. Значит кто-то будет брошен во Тьму.

— Ты уже видел подобное? — спросил я у Блага за завтраком.

— Трижды. Все они были незарегистрированными убийцами.

— Я хочу сходить туда и посмотреть.

— Зачем? Там будет толпа. Посмотри трансляцию.

Это было разумно и у меня болели ноги из-за долгой езды на новом велосипеде. Но я никогда не соглашаюсь с Благом.

— Нет, я пойду.

— Значит я с тобой. Ты все равно не знаешь куда нужно идти.

Я действительно не знал. Время от времени, пока мы шли, Благо останавливался, закрывал глаза и какое-то время вслушивался в воздух. Затем он кивал, открывал глаза, указывал куда-то и мы шли в точно противоположном направлении. По всему городу стояли огромные экраны для трансляции казни. Возле них собирались те, кто не мог посмотреть на происходящее из дома.

Почти пришли. Я услышал шум, доносившийся из-за ближайшего поворота, и ускорил шаг, желая быстрее увидеть, что же там происходит. Благо, заметив это, отточенным за несколько лет движением, схватил меня за локоть. Я не успел возмутиться, как он уже открыл дверь дома, возле которого мы стояли и завел меня внутрь. Мы поднялись на третий этаж. На лестничной площадке Благо раскрыл окно, выходящее прямо на улицу, где толпились люди. Вид был отличным. Здесь был совсем небольшой кусок Тьмы. Силовики Невербального правительства стояли вокруг нее и следили за порядком.

Вдруг в толпу врезалась большая черная машина и стала пробираться к Тьме, давя и разгоняя перед собой горожан. Под крики и аплодисменты, она подъехала к Тьме и из нее вышел красивый мужчина в идеальном костюме и буквально вывалился на землю, как только дверь открылась, избитый и тощий парень. Мужчина раскланивался толпе, наслаждаясь вниманием к себе, а парень тем временем поднялся с земли и, хромая, подошел к микрофону, стоящему у самой Тьмы.

— Этот человек сегодня будет брошен во Тьму, — начал парень, указывая на позирующего фотографам мужчину. Его имя — ПОУ.Т.16.4 или просто Какой. Он является членом группировки, которая недавно начала активно действовать. Ее цель — подорвать наблюдение за Тьмой и уничтожить наш мир. Этот человек подбрасывал под ваши двери листовки с их опасными и лживыми идеями. То, что сейчас свершиться — это предупреждение его соратникам и сочувствующим. Могу заверить вас всех — Невербальное правительство не позволит Тьме разрастись и поглотить все то, что принадлежит нашему миру. Ради этого мы готовы пойти на любые меры.

Толпа одобрительно загудела. Парень схватился за живот и на его грязной рубашке проявилось кровавое пятно. Пара силовиков подбежала к нему. Они подхватили его под руки и отволокли к машине. Парня положили на заднее сиденье, и машина стала медленно удаляться, проезжая между предусмотрительно расступившимися людьми.

— Невербальное правительство только и делает, что держит нас в страхе и поглощает наши деньги, — мужчина в костюме стоял у микрофона с поднятым вверх кулаком. — Они разращивают толпы бесполезных наблюдателей и расставляют по городу прожекторы и камеры, загоняют нас под землю, чтобы мы добывали уголь для обеспечения всего это фарса энергией. Это всё обман. Тьма — обман. Она создана специально и за ней -тот же мир, что и здесь. Не бойтесь ее.

Это я бесполезный наблюдатель? Я, который всю жизнь потратил на защиту всех этих людей? На то, чтобы этот мужчина мог стоять в своем прекрасном, идеально пошитом сером костюме? И все это обман?

В своих мыслях я отвлекся от происходящего на площади и увидел, как к ней, маршируя, подступают люди. В руках они держали длинные копья, чьи наконечники сияли на солнце. Эти люди были полностью закованы в черную железную броню. Они заключили толпу в кольцо и стали медленно сжимать его. Зрители стали разбегаться, протискиваясь между ними.

— Железные люди? Кто они? Я таких раньше не видел.

Я посмотрел на Благо, ожидая ответа, но он словно выискивал что-то или кого-то, бродя взглядом по всему, что видел, но ни на чем не сосредотачиваясь.

Я снова посмотрел вниз. Железные люди окружили мужчину, наставив на него копья. Мужчина замолчал. Все замерло, а потом, как по команде, железные люди стали приближаться к нему, отбивая каблуками последние секунды жизни своей жертвы. Мужчина отступал, приближаясь к Тьме, пока его не загнали совсем близко к ней. Шаг вперед, а его пронзит острее копья, шаг назад — и он будет поглощен Тьмой. И вот он разрыдался и повалился на колени. Он стал сбивчиво клясться в верности, отрекаться от всех своих дел, выкрикивать чьи-то имена и молить о пощаде. Железные люди не шевелились.

От напряжения я впился ногтями в оконную раму. Тот железный человек, что стоял прямо перед виновным, сделал молниеносный выпад, рывком поднял безвольное тело на ноги и толкнул его в грудь. Мужчина упал во Тьму, а его последний короткий крик, отражаясь от стеклянных домов, покинул площадь на несколько секунд позже своего хозяина. Железные люди синхронно развернулись, собрались в один стройный ряд и стали удаляться от места казни.

Я поднял глаза на Благо. Он смотрел перед собой. Видел ли он то, что только что произошло? Я хотел понять, что его так привлекло и посмотрел туда же, куда и он. Перед нами был другой дом. Благо смотрел на свое отражение.

— Увидел, что хотел? Пойдем уже домой, — сказал Благо непривычно печальным голосом.

Всю дорогу я только и делал, что расспрашивал его о произошедшем. У меня было много вопросов, но Благо только молчал и слушал, как я сам придумывал для себя ответы. Не удивительно. Благо глупый и ничего не знает.

Слишком давно у меня не было выходных и мне необходим отдых. Я использовал весь свой талант убеждения, чтобы отвоевать один свободный день и вот теперь сижу в своей постели и жду, когда стрелки часов встанут в одну вертикаль, а затем завалятся на сторону, чтобы отсчитать новый день. Как только это случилось, я спрыгнул с кровати и с грохотом пронесся через всю квартиру в комнату Благо.

— У меня выходной. Пойдем гулять в лес, — я стянул с Благо одеяло и стал трясти его за плечо.

— Дай мне поспать, — промычал он в ответ.

— Поспишь на траве.

Мы живем совсем близко к лесу и добрались до него за несколько минут. Так долго мы шли только потому, что сонный Благо еле плелся за мной, нагруженный рюкзаками с одеялами и едой.

В темноте, которую слегка рассеивал свет прожекторов из города, мы нашли подходящее место для остановки. Благо разложил на земле пледы и подушки, лег и накрылся одеялом. Я сидел рядом, вслушивался в звуки ночного леса и ел почти невкусный сэндвич, который Благо наспех приготовил перед выходом.

— Этот лес огромен. Он гораздо больше нашего города. Это восхищает меня.

— Он не больше того, что находится за ним. Там море, — Благо улегся поудобнее.

— Моря не существует. А за лесом Тьма. Я наблюдал за ней несколько лет и знаю каждый её изгиб.

— Моря может и не существует, но это не значит, что его там нет. Смотри внимательно между деревьев и увидишь его блеск. Только делай это молча, иначе ничего не получится.

— Чушь какая.

Я доел сэндвич. Дыхание Блага стало глубоким и ровным. Я всматривался в даль, чтобы убедиться в отсутствии каких-либо морей. Всматривался до тех пор, пока не стал видеть какие-то отблески. Они заворожили меня, и я пошел к ним. Я уходил все глубже в лес, а отблески, танцуя и дразня, отдалялись и иногда пропадали. Затем они появлялись в другом месте и скоро я осознал, что они повсюду. Я остановился и присмотрелся к ним. Разочарование и триумф врезались в меня с равной силой. Нет здесь никакого моря. Это всего лишь игра света на больших блестящих листьях деревьев. Море существовало только пока я за ним охотился. Конечно, только такой идиот как Благо, способен в него верить. Это же просто нелепо.

Пока я блуждал по лесу, стало совсем холодно. Трава покрылась влагой и мои ноги были прикрыты мутной белизной тумана.

Я вернулся примерно туда, откуда пришел. Туман здесь плыл высоко, и я не мог увидеть Благо или гору рюкзаков возле него. Я начал медленно ходить по поляне, выискивая своего друга, пока не запнулся о него и не повалился на землю.

Благо крепко спал. Его голова, торчащая из одеяла, была покрыта маленькими холодными каплями росы.

— Пойдем домой. Здесь холодно. Я хочу спать, у меня же выходной, — кричал я, чтобы разбудить его.

Это было не просто, но у меня получилось. Благо задрожал от холода и мне пришлось самому собирать его вещи. Обратный путь был быстрым. Зайдя домой, я бросил рюкзаки у дверей, переоделся, улегся в сухую постель, немного поворчал из-за шума, с которым Благо раскладывал вещи по местам и быстро заснул.

К нам под дверь просунули объявление о том, что через неделю случится ежегодный потоп. За это время нужно успеть подготовить лодку и защитить все вещи в квартире от воды. Этим занялся Благо и каждый раз, когда я возвращался с работы, я ругался с ним из-за того, что моя кровать оказывалась заколочена досками и обернута пленкой.

Я люблю потопы. Это отличная возможность поплавать по городу и посмотреть на его искривленные формы через слой прозрачной воды. Обычно мне везет и в этот день я приобретаю много полезных и дорогих вещей. Это не воровство. Если кто-то не смог надежно закрепить свое имущество, чтобы оно не всплыло, то кто угодно вправе его взять. Я так объясняю это самому себе. Многие могут не согласиться. Я делаю все быстро и тихо. Я профессионал.

Изначально потопы создавались лишь для одной цели — вымыть всех тюленей из города. Граждане стали возмущаться тем, что торговые центры закрываются на время их спячки и используются как лежбища. Тюлени приносят существенный вклад в нашу экономику после пробуждения и эти несколько месяцев нам очень выгодны. Тем не менее, как только их детеныши подрастают и начинают собираться в преступные группировки против честных предпринимателей, нам приходится запускать в город воду, чтобы она унесла их подальше. Далее несколько месяцев мы живем спокойно, пока те из них, кто выжил, отощавшие и приниженные, не вернутся обратно в город и не попросят убежища.

В день потопа мы с Благо еще раз проверили, хорошо ли упакованы и закреплены все наши вещи. Мы раскрыли все окна, поставили лодку в центре гостиной и уселись в нее. Часы ожидания всегда так волнительны. Я, не отрываясь смотрю на улицу и жду, когда в квартиру начнет затекать вода. Но сегодня это слишком затянулось. Благо несколько раз вставал и подходил к окну узнать, что происходит. Он только пожимал плечами, давая знать, что снаружи все сухо, и снова садился напротив меня в лодку.

Уже начало темнеть. К этому времени потопы заканчиваются и люди заплывают обратно в свои дома. Все тело ломило от долгого и неудобного сидения. Мой желудок безостановочно ворчал. Я поглядывал в сторону кухни, но она была надежно обклеена пленкой. Вдруг из громкоговорителей на улице раздался голос.

«Ежегодный потоп отменяется. У города возникли проблемы с затоплением. Цель сегодняшнего мероприятия не была достигнута, но это не значит, что этого не случится. В ближайшую неделю каждому из вас будет бесплатно предоставлен стакан тюленьего мусса. Приносим свои извинения за неудобства. На самом деле нет. Нам плевать».

— Тюлений мусс? — я вскочил от восторга. — Как интересно!

Я посмотрел на Благо. Он весь позеленел, выражение его лица было измученным, и он медленно мотал головой. Благо дернулся и поднес ладонь ко рту.

— Можешь забрать и мою порцию, — с трудом выговорил он и вылез из лодки.

Благо выбежал из гостиной в туалет и мне оставалось только слушать, как он сдирает пленку с унитаза. Не желая слышать дальнейших звуков, я начал делать тоже самое с кухней, стараясь создавать как можно больше шума.

В нашем офисе новый сотрудник — Галис. Он добр, отзывчив и немного растерян. Его место прямо напротив меня, и он наблюдает за крошечным фрагментом Тьмы, как и любой новичок.

В середине дня к его столу подошла пожилая женщина с редкими тонкими волосами и в длинной, до щиколоток, юбке. За 15 лет работы я научился довольно четко видеть то, что происходит вокруг меня, даже когда я не могу оторвать взгляда от экранов. Женщина оставила на столе Галиса завернутый в полотенце контейнер. На обед я позвал новенького с собой. Он открыл контейнер, заполненный аппетитными сэндвичами, и предложил мне один. Вкус был невероятный, но смутно знакомый.

После работы я решил проводить Галиса до дома и поболтать с ним подольше. Он живет в старом районе города и его вид был мне знаком, хотя я уверен, что никогда здесь не был. Видно, что дома здесь когда-то были роскошными, а теперь превратились в набор стеклянных прямоугольников. Галис попрощался со мной и зашел в один из них. Я не хотел сразу идти к себе и решил побродить здесь еще немного. Что-то щелкало в моей голове, когда я натыкался на самые обычные детали — решетка на крыше здания, форма столба, лежащий на газоне большой камень. Словно я уже видел это.

Я остановился у большой арки, ведущей в темный переулок. Здесь было жутко. Я уставился на грязный оранжевый свет фонаря, висящего над обшарпанной дверью заброшенного дома. Я словно знаю этот свет. Я подошел ближе и остановился возле благоухающего цветущего куста напротив этой двери и стал чего-то ждать. Дверь вдруг распахнулась. Я еле успел спрятаться за раскидистыми ветвями, прежде чем на улицу вышла та самая женщина в длинной юбке. Она стояла на месте и всматривалась в улицу за аркой. Оттуда стал доноситься звук приближающихся легких шагов. Потом в арке возник силуэт маленького человека. Я присмотрелся. Это был ребенок. Мальчик в старой и очевидно очень любимой им потрепанной кепке. Он был напуган и осторожен. Мальчик уже сделал шаг назад, но женщина стала приманивать его жестами. Детская природа победила, и он сделал то, чего от него требовал взрослый человек. Мальчик, как пугливый олененок, подошел к женщине. Она отошла в сторону, и мальчик зашел в здание. Прямо за дверью была лестница, ведущая вниз. Насколько мне известно все подвальные помещения запрещены. Как подозрительно. Женщина ещё раз осмотрелась и пошла вслед за ребенком. Я продолжал следить.

Вдруг оранжевый фонарь замигал, а из-за двери донесся еле слышный крик. Потом все затихло. Я постоял здесь еще немного, но из здания так никто и не вышел. В мою голову закралась сомнительная уверенность, что что-то здесь не так. Я решил прийти сюда еще раз.

На следующий день я внимательно следил за этой женщиной, когда она вновь принесла в офис сэндвичи. Какие же они вкусные. Я снова проводил Галиса до дома и вернулся к месту своей слежки. Вот женщина снова вышла, осмотрелась. А вот и новый ребенок. На этот раз белокурая девочка. Вот они вдвоем скрываются за дверью. В этот раз я был готов. Я бросился к ближайшей урне и прокричал в нее адрес дома.

Прошло несколько минут и в переулок забежали силовики Невербального правительства. Я указал на дверь и именно в этот момент фонарь замигал и послышался крик.

— Я уверен, что там происходит ужасное. Я думаю, что та женщина учит детей философии.

Силовики посмотрели на дверь, переглянулись и стали выламывать ее. Как только дверь поддалась, они скрылись в лестничной темноте. Послышались удары и крики, а затем спокойная речь. Скоро силовики вышли на улицу. Один из них схватил меня за воротник и бросили на землю. Его напарник тем временем оторвал несколько веток от того самого куста, который служил мне убежищем.

— Она всего лишь готовит каннибальные сэндвичи и у нее есть на это лицензия. А вот ты ответишь за свое преступление. Ложные вызовы караются очень жестоко.

После этих слов он начал хлестать меня ветвями, а я вспомнил, как когда-то давно, когда я был намного ниже, я забрел в этот самый переулок. Как же мне хватило сил тогда отказать взрослому человек и не спуститься вниз по этой лестнице?

До чего же вкусные эти сэндвичи.

Наступили очень холодные дни. Дома я кутаюсь во множество слоев одежды и постоянно сижу под одеялом. Благо по несколько раз в день принимает горячие ванны и предлагает мне последовать его примеру. По всем магазинам он скупает пены для ванн, а потом часами сидит в воде и ведет записи, создавая свой собственный пенный рейтинг. Вся квартира пропахла ароматами цветов, сладостей и болотной тины.

Однажды вечером в квартире стало настолько холодно, что я не выдержал и решил погреться в воде. Я зашел в ванную комнату. Благо сидел в облаках перламутровой пены по самый подбородок и пристально всматривался в сетку пузырьков.

— Вот эта очень хорошая. В минуту на одной пенной горке лопается всего 78 пузырьков. Это пока что лучший результат.

Я стал снимать с себя всю одежду. Времени потребовалось немало. Во влажном теплом воздухе делать это было не так неприятно, как в холодной спальне. Когда с одеждой было покончено, я засунул одну ступню в воду. Было очень горячо, и я решил, что лучше не растягивать этот момент.

— Стой, здесь слишком много воды!

Но его слова не успели меня остановиться. Я плюхнулся в воду. Часть ее перелилась через бортик. Я услышал, как она расплескалась по полу и как промочила насквозь блокнот с записями Блага, лежащий внизу.

У нас большая ванна, но мне все равно пришлось попихать Благо ногами, чтобы лечь поудобнее и полностью погрузиться под воду. Благо подтянул колени к подбородку и с печалью смотрел на искривившиеся блокнотные листы.

Я действительно согрелся и прислушивался к ощущению в своем горле. Вдыхать горячий влажный воздух было приятно и трудно. Мои легкие медленно и долго наполнялись им. Потом я резко выдыхал, сложив губы трубочкой и прорезая в пенных горах узкие тоннели.

Благо начал рассказывать мне о своих исследованиях. Он путался в параметрах и цифрах и каждый раз при этом перекидывал руку через бортик, желая поднять и заглянуть в блокнот.

Я попросил Благо сбегать за книгой и почитать мне, но он не согласился. Он снял колпачок с бутылька с пеной.

— Упадет перевернутым — пойдешь сам.

Он подбросил колпачок вверх и через секунду тот упал в кучу пены. Мы оба нагнулись над круглым отверстием, которое он оставила за собой. Перевернутый колпачок плавал на воде.

Я был недоволен, но нужно было выполнять договоренность. Ледяной воздух обжег меня, как только я покинул ванную. Я добежал до гостиной, схватил первую попавшуюся книгу и вернулся обратно в тепло.

Благо взял книгу и стал читать мне вслух. Это была книга с рецептами, но мне было уже все равно. Я слушал его монотонный голос и пытался построить из пены фигурки животных.

Вдруг вся вода начала сиять и блестеть ярким фиолетовым светом. Вода шевелилась и скоро в ванне образовалась глубокая воронка. Теперь я сам сидел, подтянув колени к лицу и нахмурившись смотрел в ее центр. Из нее начал появляться человек с опрятной стрижкой и в дорогой рубашке. Он полностью поднялся. Вода успокоилась, но осталась такой же цветной. Человек стоял, по колено в пене, в центре нашей ванны. В руке он держал небольшую камеру. Человек осмотрелся, сделал несколько снимков, вылез из ванны и вышел из комнаты.

Благо печально поскоблил ногтем бортик ванны, который весь был словно окрашен фиолетовой краской.

— Не отмывается. Нужно покупать новую.

— Может скажем, что так и было?

— Не думаю, что владельцы квартиры в это поверят.

Я ударил руками по воде, разметав темные капли по стенам.

— Идиотские богатые туристы! Что вам дома не сидится в такую погоду? — крикнул я в сторону двери, но тот человек уже не мог меня слышать.

Сегодня я найду себе хобби. Благо постоянно занят своими скучными делами — он создает точные тикающие механизмы и декоративную косметику, выводит длинные формулы, пишет картины, помогает людям справляться с печалью и ещё многое из того, чем занимаются подобные ему унылые личности.

— Я хочу чем-нибудь заняться, — сказал я ему однажды утром.

Благо только вернулся от соседей, у собаки которых всю ночь принимал роды. Он смыл голубоватую кровь со своих рук, внимательно посмотрел на меня и пошел к себе в комнату. Благо вернулся с камерой в руках.

— Может тебе понравится. Снимай все, что видишь. А я пошел спать.

Я походил по квартире. На обеденный стол падал яркий утренний свет, внутри которого плавали сияющие пылинки. Я включил камеру, подобрал интересный ракурс и нажал на кнопку. Да, это определенно мне подходит.

Весь день я ходил по улицам и выискивал интересные мотивы для фотографии. Всё вокруг позировало мне — деревья романтично гнули свои ветви, воздух был густ и подвижен, люди концептуально убегали от меня. Я наслаждался своим новым увлечением и ходил долго, пока камера не разрядилась.

Когда я вернулся домой, Благо уже выспался и готовил на кухне салат.

— Как дела?

— Я так увлекся, что ни разу не посмотрел на то, что получилось. Сейчас.

Я поставил камеру заряжаться и как только ее маленький экран загорелся, полез смотреть на сделанные снимки. На всех кадрах, безусловно талантливо и искренне снятых, в левом углу был запечатлен немного размытый, с длинными черными ногтями палец.

— Что это? Кто-то испортил мне все фотографии!

Благо взял камеру, пролистал несколько снимков и встревожился. Он нацелил на меня объектив, раздался щелчок затвора. Я встал рядом и посмотрел на экран. Снимок получился ужасным, но пальца на нем не было.

— Дай, — я забрал камеру, сфотографировал свои ноги, а когда стал смотреть, что получилось, палец вновь оказался в самом углу. — Дурацкое занятие, как и все то, что ты предлагаешь.

Я бросил камеру на кухонный стол, который уже не был таким живописным, как сегодня утром и ушел в свою комнату. Благо остался стоять на кухне, испуганно озираясь по сторонам.

Ночью меня разбудила резкая боль в дальнем зубе. Сначала я старался убедить себя в том, что это мне только кажется. Так же как мне кажется, что каждую ночь кто-то ложится ко мне в постель. А то, что матрас слегка прогибается в этот момент, это ничего страшного. Кто я такой, чтобы запретить матрасам делать то, что они хотят.

Обманывать себя долго не получилось. Боль была невыносимой. Я метался по постели и выл. Утром Благо велел мне идти к стоматологу. Я до последнего уверял его, что всё не настолько серьезно, но не успел я закончил свою пламенную речь, как новая вспышка боли перебила меня. Пришлось подчиниться.

Не люблю врачей. Прием у них — это мучение. Они все время говорят о политике, конспирологии и своих внуках. Но боль толкала меня, и я шел в клинику. За здоровьем наблюдателей, особенно таких ценных как я, усиленно следят. С нами работают лучшие врачи и дрессировщики. Это немного успокаивает.

В приёмной меня встретил администратор. Она проводила меня в кабинет — светлое помещение с фотографиями разбросанных на грязном полу зубов. Я лёг в кресло и стал ждать врача. Скоро в кабинет вошла молодая симпатичная девушка. Она встала возле меня, улыбнулась и спросила о моём состоянии. Я рассказал подробно о своих ощущениях, стараясь не употреблять слова, за которые врачи умеют так ловко зацепиться и затем развить долгие монологи. Девушка улыбалась, кивала, внимательно и неотрывно смотрела на мои губы.

— Посмотрим. Расслабьтесь и откройте рот.

Я повиновался и почувствовал, как её тёплые мягкие пальцы стали гладить меня по внутренней стороне щек. Я присмотрелся. На ней не было маски и перчаток. Девушка продолжила ощупывать мой рот. Она водила пальцами по зубам то нежно, то надавливая, исследовала все неровности моего нёба. Она стала мять мой язык в своих пальцах. Девушка закрыла глаза. Она задышала медленно и тяжело. Её пальцы продвигались всё глубже к моему горлу, движения становились напористей и агрессивнее.

В один момент я почувствовал боль. Мои рефлексы сработали. Я дернулся, но подавил тошноту. Девушка вся затряслась и застонала. Мне стало неловко от грядущего зрительного контакта с ней. Момент был слишком интимным. Я стал разглядывать потолок, а девушка, отдышавшись, выпрямилась, вытерла пальцы, достала несколько купюр из своего кармана и кинула их на столик с инструментами рядом с моей головой. Она молча вышла, а я стал ждать следующего этапа приема. Должен признать — процесс лечения не такой уж и неприятный. Может я просто забыл, как это происходит. У стоматолога я был лишь однажды. Видимо медицина за это время хорошо развилась.

Через минуту в кабинет вошел пожилой мужчина. Он поздоровался со мной, надел перчатки и маску.

— А вот это пока уберите, — сказал он, указывая на деньги. — Оплата у администратора после приёма. Начнем. Жалобы?

— Я уже все рассказал вашей помощнице.

— У меня нет помощников, молодой человек.

Я растерялся и быстро повторил все то, что недавно сказал девушке. Мужчина стал делать что-то у меня во рту. А вот и боль. Нет, медицина никуда не развилась. Но мысли о том, что только что произошло, заглушали неприятные ощущения. Я сжимал в руках купюры и чувствовал себя таким же грязными и использованным, как эти бумажки. Но когда прием на удивление молчаливого доктора закончился, а я подошёл к администратору клиники, которая протянула мне чек, мои чувства переменились. Денег, которые оставила мне эта девушка хватило на то, чтобы полностью оплатить лечение, а на сэкономленное я купил много ополаскивателей для рта. Я был доволен этим днем. Зуб больше не болел. Каждый раз, когда я вспоминал пальцы, толкающиеся в мое горло, я лишь слегка ёжился и старался увести мысли в другую сторону.

Я живу в офисе уже третий день. Отпуска и болезни наложились друг на друга. Здесь есть все условия для комфортной жизни, так что это не большая проблема. Но когда мне сообщили, что я могу провести один день дома, я невероятно обрадовался. Нот этой радости ничего не осталось, когда я вошел в квартиру и сразу услышал весёлый голос Блага, доносившийся из гостиной.

— Соберём пазл? Я купил вчера новый. Весь из зелёных деталей.

Не успел я открыть рот, чтобы сказать что-нибудь оскорбительное, как из гостиной раздался другой голос.

— Конечно! Начнем прямо сейчас?

Я заглянул за угол и не сразу понял, что увидел. За столом с Благо сидел я!

— Сейчас принесу. Расчисти стол.

— Это что? — спросил я, указывая на своего двойника.

— Странно, правда? Мне вчера стало так скучно сидеть здесь в одиночестве. И тут вдруг открывается дверь. Я подумал, что это ты вернулся. Но нет. Ты улыбался, радовался, отвечал на мои вопросы. Ты так себя не ведешь, я сразу понял, что что-то не так. Этот парень такой дружелюбный. Ему интересно все, что я ему предлагаю. Теперь ты можешь быть спокоен. Мое внимание полностью принадлежит ему. Ты, наверное, очень устал. Мы не будем шуметь, отдыхай.

Благо принес из своей комнаты коробку. Мой улыбающейся двойник захлопал в ладоши, когда её раскрыли перед ним. Все это было странно. Но ко мне никто не приставал. Это было так прекрасно, что я решил не задумываться.

Я ужинал, наблюдая за этой парочкой. На меня не обращали внимания и не пытались втянуть в свое скучное занятие. Все были счастливы и довольны.

Радостный, я ушел в свою комнату. и был уверен, что быстро усну, но тихие голоса из гостиной мешали мне это сделать. Возможно, я бы давно заснул, если бы лежал на кровати, а не сидел под дверью, прижимая к ней ухо и вслушиваясь в то, что происходит в другой комнате.

Эти двое ворковали, заканчивая друг за другом предложения, перебивали, стараясь выказать полное согласие и восторг. А я сидел на полу, трепеща от ревности и делая вид, что просто мерзну от ночного прохладно ветра. Так я и уснул.

Утром Благо даже не поздоровался со мной — настолько он был увлечен разговором с другим Птенцом. Я взял тарелку и подошёл к плите за порцией омлета. Но там стояла только пустая сковорода.

— Прости, я совсем забыл, что ты здесь, — Благо бросил на меня быстрый взгляд и отвернулся. На столе лежала книга с иллюстрациями каких-то бобов. Эти двое с увлечением рассматривали их.

Я разозлился, оделся за несколько секунд и вышел из квартиры, хлопнув изо всех сил дверью. Целый день я бесцельно ходил по улицам. Вечером я вернулся. Я доставал ключи, как вдруг дверь открылась и из квартиры вышел Благо с моим двойником.

— Ты куда-то выходил? Я и не заметил. Нас пригласили на вечер ценителей гербариев, и мы уже опаздываем.

Другой Птенец кивал и улыбался мне. Он стоял в моем новом фиолетовом костюме, воротник которого я лично украшал бархатистой шкуркой какого-то маленького грызуна.

— Сними это сейчас же, — прошипел я.

— Перестань, Птенец. Это же особое мероприятие. А ты все никак не находил подходящего повода, чтобы показаться в этом костюме.

— Я не хожу по всяким вечерам любителей скучной ерунды и меня никто никуда не приглашал.

— Вот же, — Благо протянул мне листок бумаги. — Читай. Приглашение для Благо и его друга.

Это стало последней каплей. Я схватил своего двойника за волосы, и несколько раз ударил его лицом об дверной косяк, пока не услышал громкий треск костей. Двойник упал на пол. Его тело слегка подрагивало, а из-под головы стала расползаться по полу лужа темной горячей крови.

— Я твой друг!

Благо постоял молча, не отрывая взгляда от лежащего тела.

— И что же мне теперь идти туда одному? Там будет вкусная еда. Приглашение на двоих.

— Раз пригласили, то невежливо будет не прийти, да?

В коридор вошёл человек с тележкой, установленной пакетами для мусора и чистящими средствами.

— Здесь нужно прибраться, — я указал на мертвеца. — Спасибо.

Утром моего выходного дня Благо сообщил мне, что уходит на работу.

-то есть как? — я был поражен. — Ты ходишь на работу?

— Конечно.

— Но когда? Я ни разу этого не видел.

— Потому что наши графики очень похожи.

— И что ты делаешь на своей работе?

-тоже, что и все остальные. Пью бесплатные напитки, разговариваю с коллегами, сосредоточенно смотрю в окно, составляю планы на следующий рабочий день и жду, когда закончится этот.

— Это ты так работаешь? Действительно, вы все просто сидите на шее у нас, наблюдателей.

— Но ведь кто-то должен делать это, верно?

— Возьми меня с собой.

Университет, в котором работал Благо, был огромным, набитым толпами перешептывающихся людей, стеклянным светлым зданием. Люди произносили странные слова, показывали друг другу какие-то исписанные бумаги, кивали и трогали себя за подбородки.

У Блага был отдельный просторный кабинет, из которого просматривался весь город. Посередине стоял большой деревянный стол, заваленный бумагами.

— И в чем смысл твоей работы? Чем ты вообще занимаешься?

— Ну, это сложно объяснить. Я… размышляю и планирую.

— Что планируешь?

— Всякие планы и… всякое другое тоже. Знаешь, я привык работать в тишине. Можешь походить по зданию, а можешь посидеть здесь на диване.

Благо сел за стол, положил перед собой пустой лист и стал сосредоточенно на него смотреть. Я вышел из кабинета, прогулялся по этажам. Все они были одинаковыми и скучными. На одном из них я нашел автомат со сладостями. Я купил мармеладных червячков со спаржевым соком и вернулся в кабинет. Там я просидел весь оставшийся день. Было тихо, спокойно. Я копался в книгах, разглядывал все, что находил на столе. Ничего не мог понять, задавал вопросы и получал в ответ только просьбы быть потише.

Иногда к Благу заходили люди в костюмах. Он представлял меня им, но люди были равнодушны. Они стояли у стола и сосредоточенно смотрели в пустой лист несколько минут. Затем они благодарили Благо за помощь и уходили. От скуки я заснул, а когда Благо разбудил меня, на улице уже стемнело.

Я посмотрел на стол. Пустой лист лежал на том же самом месте.

Когда мы вышли из университета я почувствовал, как голод ударил меня в живот. Мы поужинали в ресторане, а после того, как официант облил нас кипятком, давая понять, что они закрываются, прогулялись по улицам, обсыхая и давая вечернему ветру остудить наши ожоги.

— По-моему, твоя работа абсолютно бесполезна.

— В основном да. Но поверь мне, я многое делаю для каждого жителя нашего города. И не только нашего.

— И что же это?

— Как я говорил ранее, размышление и планирование.

Мне трудно просыпаться. Благо велел мне купить будильник, но я никак не мог найти их в магазинах. Их уже давно не производят, так как люди не желают просыпаться и видеть свои жизни.

Я стоял у прилавка с бесполезными вещами, когда ко мне подошел мужчина. Он весь был каким-то искривленным, гнущимся к земле.

— У меня есть то, что ты ищешь, — хрипло прошептал он. — Идем.

Он провел меня в грязное темное помещение, достал что-то из старого сундука и протянул это мне. Я увидел лысого птенца в гнезде из грязного свитера. Он еле держал голову и весь трясся. Его огромные глаза, недавно открывшиеся, синели под тонкой прозрачной кожей как две гематомы.

— Посади его рядом с кроватью, напиши на бумажке время пробуждения и покажи ему. Он разбудит вовремя, а если нажать ему на голову, то замолкнет на пять минут.

Я пришел в себя, когда шел по улице с птенцом в руках. Дома я занялся обустройством его места. Я отдал ему свою лучшую футболку, набив ее ватой. Мне показалось, что он был очень доволен. Вечером я написал на бумажке время и лег спать.

Утром я услышал птичье пение. Я потянулся, нащупал на тумбочке маленькую лысую голову и слегка нажал на нее. Птенец замолк, и я провалялся в постели еще пять минут, пока он снова не запел. Мне было так лень вставать, и я опять нажал на его голову. В тишине я переваливался с одного бока на другой, проваливаясь в сон на несколько секунд и выныривая обратно.

Птенец вновь запел, но не успел я дотянуться до него, как ко мне в комнату, разбив окна, влетела огромная черная птица. Я свалился с кровати. Птица заняла половину помещения. Огромными желтыми когтями она разодрала мой матрас и даже немного задела мою ногу — я заметил кровавые пятна на простыне. Голова птицы держалась на длинной лысой шее. Она угрожающе выдохнула, посмотрела прямо на меня и зашипела, подняв крылья и разметав пыль по комнате.

— Я проснулся! Проснулся, видишь? — кричал я ей, прячась за кроватью.

Птица фыркнула и повернулась к птенцу. Они дотронулись друг до друга клювами, и я распознал сухую нежность в этом движении. Птица задрала голову, и я увидел, как вверх по ее шее поднимается комок. Она раскрыла клюв и отрыгнула нечто мертвое и серое на птенца, заляпав мое одеяло и пол. Птенец даже согнулся от тяжести, а я почувствовал омерзение. Птица еще раз посмотрела на меня, повернулась и вылетела на улицу. Птенец стал поедать то, что принесла ему мать. Комната наполнилась запахом тухлятины.

Это уже слишком. Я положил грязного птенца вместе с гнездом в пакет и пошел искать того, кто продал это мне. Я быстро нашел того человека, но он отказался принимать обратно использованный товар.

Я постоял немного на улице, размышляя. Благо вынудил меня купить будильник. Пусть теперь он сам испытает его на себе.

Дома я собрал все осколки с пола и весь день провел в ожидании, когда Благо заснет. Как только это случилось, я пробрался в его комнату и оставил птенца на тумбочке, перед этим показав ему бумажку со временем.

Всю ночь я не спал, чтобы не упустить момент. Утром я услышал птичье пение. Я ожидал чего угодно, но Благо вдруг вошел в мою комнату с птенцом в ладонях.

— Какой чудесный подарок! Я давно такого хотел. Какой он красавчик

Я мог понять, что происходит. В его руках действительно сидела красивая птица. Ее перья переливались красными и желтыми цветами. Он больше не был лысым и любовно смотрел на своего нового хозяина.

— Где ты его нашел? Я думал, что они вымерли. Их голоса со времен становятся чище и красивее. Скоро от него начнут отпочковываться птенцы и я смогу продавать их за огромные деньги. Это такая редкость. Да меня наградят за него.

Птенец посмотрел на меня и неожиданно отрыгнул. Чья-то маленькая лапка и немного серой слизи упало мне прямо между пальцами ног.

— Ничего страшного. Ты ведь идешь в душ?

Благо вышел из комнаты, а я остался стоять, растопырив пальцы на ногах и стараясь не думать о том ощущении, которое почувствую, если соединю их. Несправедливо. Мне ужасно хотелось спать, а впереди был целый рабочий день. Я пошел в душ, но маленькая непереваренная лапка, застряла в сливе. Вода с кусочками шерсти и слизи стала наполнять ванну. Я попытался достать лапку, борясь с ощущением дурноты, но от нее только отрывались кусочки поменьше. Все это время я сгорал от злости и слушал, как Благо и птенец радостно щебечут друг с другом на кухне.

Этот день настал. Я думал, что меня это минует, что я смогу остаться чистым и свободным. Но мир жесток, и он гонит меня в пасть бездушного чудовища. Я должен принять свою судьбу с честью и достоинством и выполнить свой долг. Я должен пройти курс повышения квалификации.

Я вышел на завтрак, но на кухне пахло только пустотой. Благо нигде не было. На столе я нашел короткую записку:

«Вернусь через неделю. Если я срочно понадоблюсь тебе, то зайди...»

— Мне все равно, — я скомкал записку и выбросил ее.

В офисе я съел несколько пирожных, собрал всю волю в ногах и пошел в большой зал, где мне предстояло провести весь день. Там расставили столы с мониторами. Я занял один, поближе к выходу.

В зал зашла молодая девушка с буклетами в руках.

— Я Лапочка и сегодня мы проведем день вместе. Надеюсь, что вы взгляните на свою работу с новой стороны. Я хочу поблагодарить каждого за ваш труд, который дает нам стабильность и безопасность. Возьмите по буклету и внимательно прочтите.

В буклетах были фотографии улыбающихся людей, смотрящих в мониторы и пустые фразы. Я показательно вздохнул. Чему меня может научить тот, кто никогда не делал мою работу и не знает высокого чувства, которое никогда не отпускает меня? Чувство долга и гордости.

— Смотреть и радоваться, вот в чем наша задача. Встанем в круг, возьмемся за руки и споем песню наблюдения.

Я прикусил щеки от негодования. В зал вошел Гелий — наш усатый кадровик. Я посмотрел на него, вложив во взгляд все свои эмоции. Он только сложил руки в молитвенном жесте и улыбнулся мне.

Я встал в круг между двух восторженных новичков, которым не терпелось начать петь.

Так прошла первая половина этого дня. Мы пели, рисовали, рассказывали, что для нас наблюдение и делали еще много бесполезных вещей. На обеде я высказал всё Гелию.

— Ты лучший наблюдатель в истории, Птенец, никто не спорит. Но таковы требования трудовой комиссии. Потерпи еще немного.

Мы вернулись в зал и заняли свои места.

— А теперь перейдем к практике. На ваших столах есть изображения того, в какой позе следует находиться наблюдателю во время работы. Обратите внимание на спину и шею. Это очень важно.

Лапочка говорила долго, а во мне поднималось негодование. Я лелеял и разращивал его и это так увлекло меня, что я не заметил, как девушка подошла ко мне.

— Кажется, что Вы растеряны. Верьте в себя. Я помогу. Сядьте ровно и смотрите в экран. Старайтесь не отвлекаться. Я понимаю, что это не просто, но Вы должны стараться.

Я медленно повернулся к ней, всем видом показывая мое отвращение к происходящему.

— Ну же, просто смотрите в экран.

Я не шевелился и не отрывал от нее взгляда. Встревоженный Гелий подошел к нам.

— Пожалуйста, Птенец.

— Кажется, этот не подходит для наблюдения. Он заторможен и туп.

— Что Вы, он наш лучший работник. Просто ему все это не нравится. Пройдемте к Лилю и Паршивому. Они новенькие. Ваша помощь им очень нужна.

— Вы говорите, что этот человек, неспособный посмотреть в экран — лучший наблюдатель? Он защищает нас от Тьмы? — Лапочка перестала быть милой и улыбчивой. Теперь возле меня стояла сухая и суровая бюрократка.

— Запомни мои слова, мальчишка. Невозможно быть лучшим в деле, которое все делают одинаково. Ты не лучший. Уволен!

Все вокруг зашептались. Последнее слово пронеслось мимо меня и затихло. Я приложил усилия, чтобы вернуть и осознать его.

— Охрана, — крикнула она. — Вывести его из здания. Забрать пропуск и все привилегии!

Гелий что-то залепетал, а меня подняли со стула два огромных мужчины и потащили к выходу. Я ничего не успел сообразить, а они уже сорвали с моей шеи голубой пропуск и вышвырнули на улицу. На всех этажах люди столпились у окон и смотрели на меня. Из здания выбежал Лампа.

— Послушай, это все просто какой-то бред. Иди домой, отдохни. Уверен, как только она уйдет, все сразу вернется на свои места. Ты нужен этому миру.

Я покивал немного и даже смог улыбнуться. Лампа вернулся в офис, а я пошел домой. В квартире было тихо и пусто. Я забился в самых темный угол и просидел там до ночи.

Я не собираюсь сидеть без работы в пустой квартире, за которую нужно платить. Найти новую работу для такого умного и талантливого человека, как я, совсем несложно. Я сделал это за одно утро. Пусть она не такая важная и героическая, как наблюдение, но иногда полезно что-то поменять.

Я пришел на окраину города — пыльное и некрасивое место, заставленное собранными из дешевых материалов складами. Выглядело это все непривлекательно и даже немного заброшено. Несколько хищных птиц кружили над истощенными трупами своих сородичей. Я пришел к небольшому фургончику. Внутри меня встретила женщина с рациями — одна их тех, что никогда не смеются над шутками, а просто пережидают их с неподвижными лицами.

— Бери ключи и иди на третий склад. Сядь за стол и охраняй. Прочти расписание. Если тебя хоть раз не будет на месте в положенное время — ищи новую работу.

Я нашел нужный склад. Внутри было абсолютно пусто. Я подошел к столу. На нем лежало расписание. Обед и небольшие перерывы были отмечены красным. Я прошелся по складу. Звуки моих шагов эхом отражались от стен. Я не понимал, что же я должен охранять. Тишина и одиночество вернули меня к мыслям о своей никчемности. Как я оказался здесь? Как я из человека, на сетчатках которого держалась безопасность этого мира, превратился в того, кто охраняет пустоту и даже не додумался купить газету, чтобы не заснуть от скуки?

Но я не нытик и стойко принимаю все невзгоды. Я был лучшим тогда и буду лучшим сейчас. Я мог неотрывно следить за Тьмой через экраны. Представить сложно, на что я буду способен здесь. Моя охрана станет большим искусством, чем мое наблюдение. Восхваляющие меня будут множиться. Возможно, однажды моим именем назовут какой-нибудь сорт макарон — кудрявый, стойкий и трудоспособный.

Я посидел немного за столом, воображая, какую речь я произнесу при вручении мне награды за лучшую охрану, но скоро это стало скучно. Я принюхался, надеясь уловить запахи того, что здесь когда-то было. Воздух был чист. Я походил, стараясь найти на полу следы чего-либо, но пол тоже был чист. Может я пришел не на тот склад? Это бы все объяснило.

Я вышел на улицу и посмотрел на дверь. Огромная цифра на двери уничтожила мою догадку. Это был третий склад, но работа моя от этого не стала осмысленней, и я решил сходить в фургончик, чтобы во всем разобраться.

Я вошел в кабинет к той женщине и еще не успел задать вопрос, как она ударила кулаком о стол.

— Я же сказала, что уйдешь с места раньше времени и можешь искать новую работу.

— Я только хотел узнать, нет ли здесь ошибки. Там пустой склад. В чем смысл?

— Твое дело охранять, а не задавать вопросы. Не смог выполнить единственное, что от тебя требовалось.

В фургончик ворвались люди в костюмах и с кожаными портфелями.

— Нарушения! Штрафы! Выговоры! Инспекция! Где охрана склада? — кричали они наперебой, пока женщина пыталась им что-то объяснить.

Я попятился, вышел из фургончика и вернулся к складу. Весь он был набит людьми в костюмах. Они делали фотографии и писали что-то в бумагах.

Видимо, мой рабочий день на сегодня закончен. Это совсем неплохо. Будет время на поиск новой работы. Иногда полезно что-то поменять. Охрана — это не для меня. За нее не награждают, а охранять может любой. Сядь за стол и просто не уходи раньше времени. Слишком просто для меня.

Произошедшее на складе многому меня научило. Я нашел новую работу и теперь знаю главное правило — нужно отказаться от собственной инициативы и выполнять то, что велят. Понимание этого дает мне уверенность в том, что на этот раз все будет отлично.

Теперь я спасатель в городском бассейне. Эта работа по мне, ведь я всю свою жизнь спасал наш мир от Тьмы и героическое начало во мне требует продолжение. Мне нравится наш бассейн. Вода в нем голубая и пахнет мокрой плиточной затиркой. Рабочий день размеренный. Утром плавают старушки, скользя по дну своими костылями. Днем приходят любители — те самые, которые вроде как нигде не работают, но находят деньги на оплату бассейна. Вечером много детей. Тренеры бросают их в воду, а потом тычут палками в головы тем, кто замерз или устал, не давая им выбраться раньше положенного времени.

За три дня, проведенных на этой работе — мои услуги, к счастью, никому не пригодились. Но я не теряю бдительность и уже многие с восторгом обсуждают мою способность к наблюдению.

Сегодня днем в бассейне как обычно спокойно. Я ходил вдоль него и следил за пловцами, чтобы в нужный момент сразу броситься на помощь. Свет лился из окон в воду, и я засмотрелся на него. Вода шевелилась, как рюши на колыбелях новорожденных, и дарила мне ощущение долгожданного спокойствия. Я почувствовал, что я на своем месте. Я расслабился до той степени, когда все начинает двоиться в глазах, а когда пришел в себя, понял, что на дне, куда я только что смотрел, неподвижно лежит человек.

Я кинулся в воду. Она раздражила мои глаза и нос, но я опустился на дно, обхватил человека за грудь, которая показалась мне склизкой, оттолкнулся и поднялся вместе с ним наверх. Я с трудом перетащил человека через борт бассейна и уложил его на холодный пол. Это был невысокий бледный мужчина со странными разрезами на шее. Он не дышал, и я стал спасать его. Вокруг собрались посетители. Мне удалось добиться того, чтобы он выплюнул воду из своих легкий. Мужчина стал тяжело дышать. Он широко раскрыл глаза и попытался отползти от меня. Я понял, что так он снова упадет в воду и заставил его лечь обратно. Мужчина хватался за шею и не мог вдохнуть воздуха. Я не знал, что делать, а из его рта пошла серая густая пена. Он перестал шевелиться, его тело расслабилось. К нам подбежали два тренера.

— Что ты наделал? Это наш директор. Он здесь живет. Кидай его обратно, может еще придет в себя.

Они подняли тяжелое, уже все исходящее пеной тело, и бросили его в бассейн. Тело безвольно опустилось на дно.

— Я просто делал свою работу. Я увидел человека на дне и спас его. Я все делал по инструкциям!

— А сил подумать у тебя не хватило? Ты не видел жабры у него на шее? Это серьезная работа, мальчик. Если умеешь делать только то, что скажут, то иди в охранники!

Я ничего не ответил. Тренеры еще раз посмотрели на дно. Мужчина не шевелился. Горки серой пены плавали над водой.

— Уходим, — прошептал один другому. — Он уже не очухается. Сейчас набегут инспекторы. Мне за это не платят.

Тренеры выбежали из бассейна, и я через минуту последовал за ними. Очевидно, спасение жизней — это не мое. Я тот, кто предотвращает трагедию, а не разгребает последствия.

Я теряю волю и плохо понимаю, что происходит с моей жизнью. Никто, кроме Лампы, меня не вспоминает и оказалось, что я совершенно ни на что не способен. Меня взяли на работу в пекарню, недалеко от дома, но я не ожидаю, что продержусь там больше недели.

В подавленном настроении я пришел в свой первый день работы пораньше. Мне предстояло работать с бородатым и высоким Лазарем и длиннокосой Тарой, которая очаровала меня в момент знакомства. Эти приятные люди вселили в меня оптимизм. Они рассказали мне все о работе в пекарне, ответили на все мои вопросы и заразили меня уверенностью в том, что у меня все получится. Я собирал заказы в бумажные пакеты и готовил кофе для посетителей.

В середине дня мне доверили приготовление булочек. На кухне передо мной на стол выложили упругое вздувшееся тесто и пошаговый рецепт. Я изучал его, как вдруг тесто спрыгнуло на пол и поползло к двери. Оно тихо визжало и переваливалось с боку на бок, убегая от меня. Я погнался за ним, не зная, что делать. На кухню зашла Тара. Она увидела тесто, схватила со стола скалку и с размаху ударила по нему. Тесто замолчало и перестало шевелиться. Небольшие его кусочки разлетелись по комнате. Тара взяла тесто с пола, сдула с него крошки и вернула его на стол.

— Оно было слишком свежим.

Я спросил у нее, какой формы должны быть булочки, но Тара только похлопала меня по плечу и сказала, что я могу творить, как хочу. Так я и сделал. Все выпечка получилась разнообразной, и я очень гордился своей работой. Я вынес все к прилавку. Тара была восхищена моей работой, а вот Лазарь, наоборот, шумно задышал. Его лицо покраснело, брови нахмурились.

— Что это такое? — еле сдерживаясь спросил он.

— Я все делал по рецепту. Они очень вкусные.

Сильный удар в лицо повалил меня на пол. Я лежал, заваленный горячими булочками, пока Тара сдерживала и успокаивала Лазаря. Боль только начала появляться, и я потер нижнюю челюсть.

— Тара сказала, что я могу сделать такую форму, которую захочу.

— Ты захотел неправильно! — ревел Лазарь.

Сначала я почувствовал опустошенность, затем желание объясниться, но волна гнева накрыла меня с головой.

— Да что с вами всеми не так? — тихо спросил я, поднимаясь на ноги. Все посетители внимательно наблюдали за происходящим. — Вы только и делаете, что возбуждаетесь на дурацкие инструкции и не принимаете ничего незнакомого. Я защищал вас от Тьмы, пока одна ни на что не способная девица не выгнала меня на улицу. Вы боитесь всего подряд, а я большую часть жизни провел, наблюдая за настоящим ужасом, чтобы вы могли спокойно разливать этот горелый кофе по неудобным кружкам! Я устал терпеть. Копошитесь здесь дальше, пока такие, как я, позволяют вам это делать.

Я сбросил с себя выбеленный мукой фартук и вышел из пекарни. Я вернусь на свое место и заберу свою славу обратно. Но сначала найду Благо, и он будет восхищался мной. У меня нет денег, чтобы нанять для этого кого-нибудь поинтереснее, а без восхищения быть героем непросто.

Я бежал домой. Пару дней назад я вычистил квартиру до блеска — так я справлялся с чувством ненависти к себе. В тот день я вынес из дома весь мусор и сейчас надеялся на то, что компания, ответственная за чистоту в нашем районе, плохо выполняет свою работу. Мои надежды оправдались — мусорные баки возле дома были переполнены. Мне было все равно, увидит меня кто-то или нет. Я рылся в баках, разрывая пакеты, попутно собирая пластик и выбрасывая его в специальный контейнер. Почему люди не делают этого самостоятельно? Мои руки испачкались в остатках гниющей еды. Я нашел нужный пакет и раскрыл его. Записка, оставленная Благом неделю назад, лежала в еще влажном молотом кофе. Я аккуратно развернул ее, чтобы не порвать размокшую бумагу.

“Вернусь через неделю. Если я срочно понадоблюсь тебе, то зайди в мебельный магазин у большого перекрестка и ляг на застеленную красным кровать”.

Я побежал в магазин. Меня, грязного и вонючего, остановил на входе охранник. Я подпрыгивал, чтобы рассмотреть то, что было за его огромным телом и как только увидел заправленную красным кровать, протиснулся в дверь и побежал по залу. Продавцы попытались перехватить меня, но я был проворнее и быстрее. Я буквально залетел на нужную кровать и сразу почувствовал, как ее матрас стал поглощать меня. Свет надо мной сжался, и я остался в темноте, а потом упал на жесткий пол. Я лежал под кроватью. Воздух вокруг пах кислятиной, потом и чем-то приторно сладким. Я вылез из-под кровати и осмотрелся. Вокруг лежали грязные люди и везде валялись маленькие баночки с разноцветными пастами. Я слышал о них. Этими пастами дышат, а после погружаются в наслаждение и галлюцинации. Я ходил по комнатам этой огромной квартиры и рассматривал людей — безвольных, лежащих в лужах собственной слюны и чего-то еще. Среди них я увидел Благо. Он сидел на грязном кресле. Баночка с фиолетовой пастой почти выпала из его расслабленной ладони. Я подошел к нему и попытался растолкать, но Благо не реагировал.

— Очнись, ты мне нужен, — я со всей силы ударил его по лицу.

Благо открыл глаза. Он ничего не понимал. Я обхватил его безвольную голову голову руками.

— Видишь меня? Это я, Птенец. Что ты здесь делаешь? Идем домой.

Благо с трудом задрал рукав рубашки и показал мне внутреннюю часть локтя. На его коже были нарисованы семь квадратов. Все, кроме одного, были закрашены черным.

— Все оплачено. У меня есть еще один день, — промямлил он.

Я понял, что он принимает меня за одного из тех, кто здесь работает. Я ударил его снова и мне показалось, что он узнал меня.

— Пошли домой, пожалуйста, — простонал я.

Благо выглядел растерянным и жалким. Он долго смотрел на мои грязные руки, хотя возможно просто стыдился посмотреть мне в глаза. Он кивнул и трясущимися руками закрыл баночку с пастой. Я помог ему встать. Мы медленно дошли до кровати, легли на нее и провалились обратно в магазин, где нас уже ждал охранник.

— Вы не имеете права быть здесь в таком виде, — со злостью шептал он Благу, пока мы шли к выходу. — Наши покупатели могут обратиться к Невербальному правительству. Не смейте больше приходить сюда. Вы лишены членства в нашем клубе.

Мы пришли домой. Благо уже твердо держался на ногах. Он молча пошел к себе в комнату.

На меня накатилась жуткая усталость. Разговоры подождут до завтра.

Мы с Благом, оба с ссадинами на лицах, сидели за столом и ковыряли вилками свои завтраки.

— Меня уволили 4 раза за эту неделю.

Благо нахмурился, но не отрывал взгляда от тарелки. Он был так бледен, что светлые пятна на его лице стали почти незаметными. Его руки тряслись, и он часто и нервно моргал.

— Лапочка. Из-за нее я лишился работы. Из-за нее этот мир лишился защиты. Это нужно исправить. Она должна публично принести мне извинения. Она должна страдать и…

— Я делаю это каждый год. Ровно неделю я разрешаю себе безволие, слабость и забытье, — сказал Благо, смело глядя мне в глаза.

— Мне все равно. Я бы не вспомнил о тебе, если бы не нуждался... Не знаю в чем.

— В моей помощи, полагаю. Как обычно.

Слышать правду было неприятно, но я промолчал. Я не знал, как мне одному решить свои проблемы.

Благо не было дома целый день. Вечером я сидел у открытых окон и разглядывал облака. В воздухе раздался длинный сигнал, и кто-то громко прокашлялся. Я понял, что звук идет из громкоговорителей.

— Меня зовут Лапочка и я хочу извиниться перед лучшим наблюдателем — Птенцом, — было слышно, что девушка плачет и очень напугана. — Неделю назад я, самоуверенная и закомплексованная, подвергла наш мир опасности. Я выгнала Птенца из офиса наблюдателей и теперь страдаю. С тех пор каждая минута моей жизни наполнена ужасом перед Тьмой. У умоляю Птенца вернуться в наблюдение. Ты наш герой. Ты наше спасение.

Девушка разрыдалась и громкоговорители выключились. Я услышал, как открывается дверь и пошел в прихожую.

— Где ты был весь день? — спросил я у Блага.

Он замялся и открыл рот, чтобы что-то ответить, но я остановил его.

— Неважно. Слышал это? Она только что умоляла меня вернуться на работу. На весь город. Ты все пропустил. Я знал, что это случится. Иначе и быть не могло. Я терпелив и милосерден и даю людям возможность обдумать и исправить свои действия. Она очень переживает. Даже плакала.

Благо слушал и кивал. Я понимал, что он восхищен мной и сейчас осознает, как он ничтожен рядом с таким великим человеком, как я.

— Не переживай, Благо. Да, ты не такой сильный и идеальный, как я. Но не всем же такими быть, верно? Ты даже сбежал на день из дома, мучаясь своим стыдом. Ты же знаешь, что я никогда никого не осуждаю. Ты скучный и во многом бессмысленный. Но ты мой друг. Друг великого Птенца! Уверен, это тебя утешит.

Я вышел на улицу. Никто не подходил ко мне и не смотрел на меня напрямую. Жители нашего города слишком воспитаны для этого, но я знал, что они трепещут от моего присутствия. Я гулял долго, ведь это был прекрасный вечер.

Теперь я работаю в отдельном кабинете на самом верху нашего офисного здания. Ко мне приходят за советом и помощью, а за стеклянными стенами я постоянно замечаю завистливые взгляды.

Утром я возвращался с работы домой и у входной двери заметил объявление.

«С этого дня плохие мысли запрещены. Это сделает нас чище и моральнее. Силовики Невербального правительства будут изолировать плохо мыслящих горожан от общества. Правительство не разглашает информацию о том, какие мысли будут считаться плохими и оставляет за собой право трактовать их по своему мудрому усмотрению».

— Ты видел новости? — спросил я у Блага, как только вошел в квартиру. — Теперь плохие мысли под запретом. Значит больше никто никому не навредит.

Благо пил кофе на кухне. Услышав мои слова, он встал и подошел к окну.

— Почему этого не придумали раньше?

— Придумывали уже несколько раз. Но это не может работать, Птенец. Подумай сам. Смотри.

Я подошел к окну. По улице бежал человек, а за ним гнались двое огромных силовиков в своих красивых зеркальных одеждах. Они догнали мужчину и стали избивать его.

— Я думал о завтраке! Всего лишь о завтраке! — кричал мужчина.

— Завтраки — это плохо. Ими можно подавиться. От них можно растолстеть.

Мужчину унесли с улицы, а из домов стали выходить люди. Хватали каждого второго.

— Запреты и контроль не решают проблем, Птенец. Невербальному правительству следует создавать условия, при которых человек может жить, развиваться и нарушать законы ему будет сложно или совсем не нужно. Пока они тратят силы на поимки обычных людей, кто-то действительно опасный действует и вредит. Скоро они это поймут, а мы пока посидим дома.

Весь день мы наблюдали за тем, что происходит на улице и я все больше понимал, как прав Благо. На следующее утро горожане перестали выходить на улицу, а может и просто закончились, и силовик и начали бросаться друг на друга, потому что каждый думал о том, как бы арестовать другого за то, что другой хотел арестовать первого. Это представление прекратилось, когда над городом пролетели вертолеты, разбрасывая облака листовок. Я поймал одну из них и прочел.

— Они всё отменили.

— Продержались больше суток. В прошлый раз их хватило на 15 часов. Тогда был запрет на пропаганду любви к жизни среди пожилых. Оказалось, что от этого стремящихся жить меньше не становится.

— Это еще не все. Тут написано, что плохие мысли отныне приравнены к деталям личной жизни и не могут быть использованы в качестве доказательства вины, поэтому ввели запрет на плохие слова, так как они могут кого-либо оскорбить. Давай молча сходим за едой. Видимо нам придется сидеть здесь еще какое-то время.

В городе объявили фестиваль вязаных вещей. Несколько дней на улицах будет шумно и Благо паникует по этому поводу.

— В детстве я упал в яму со змеями, — рассказывал он. — Они выглядели точно как эти вещи. Их тела переплетались как нити и завязывались узлами. Я провел там два дня, а потом меня достали. Те люди рассмеялись, когда увидели меня. Я был в жуткой красной вязаной кофте. Они тыкали в меня пальцами и кидались едкими шутками. Позже мне снилось это снова и снова — я стою в центре толпы, опускаю глаза, а на мне нет ничего, кроме этой уродливой кофты. С тех пор я люблю змей, но боюсь вязаных вещей.

Чтобы обезопасить себя на время фестиваля, Благо арендовал домик на ферме и взял меня с собой. Я никогда не был на ферме, но Благо говорит, что там тихо, а вода ледяная и сладкая.

Мы приехали в нужное место. Ферма стояла посреди огромного поля. Воздух пах прелой травой. Хозяин фермы — пожилой крепкий мужчина, повел Благо в наш домик, а я решил осмотреться.

Вся земля была засеяна растениями с курчавыми листьями, а за ними рос лес из плодовых деревьев. Я зашел в него и стал углубляться в приятную темную прохладу. Деревья росли плотно и скоро я перестал видеть через них фермерские дома. Я прошел этот лес насквозь, вышел к пустому желтому полю и замер.

На поле неподвижно стояли козы, отвернувшись от меня и глядя на солнце. Я наступил на сухую ветку. Ее хруст эхом пронесся по воздуху. Одна из коз повернулась ко мне. Наши взгляды встретились. Весь мир остановился и сжался в две короткие черные линии ее зрачков. Коза подошла ко мне, и я опустился перед ней на колени. Все вокруг стало простым и желанным. Я ощутил чувство безмерной свободы. Коза опустила морду к земле, и я сделал тоже самое. Мы смотрели друг на друга и ничего большего я не мог желать. Коза оторвала крепкими зубами пучок травы и проглотила его. Я последовал ее примеру. Сочная, жесткая трава заполнила мой рот. Я немного пожевал ее и проглотил. Коза внимательно следила за мной. По ее горлу вверх стал подниматься комок. Он попал ей в рот, и коза вновь принялась жевать. Я постарался сделать то же самое, напрягая живот и вытягивая шею, но ничего не получалось. Тогда я опустил голову, расслабился и почувствовал, как горькая трава покидает мой желудок. Я открыл рот, и зеленый склизкий комок упал передо мной на землю. Я посмотрел на козу. Она кивнула. Я был счастлив и нагнулся, чтобы подобрать пережеванную траву, но что-то потянуло меня наверх.

— Что ты делаешь? Очнись! — Благо тряс меня за плечи.

Я стал приходить в себя. Мир расширился до прежних размеров и наполнился напряжением. Коза прищурилась и недовольно посмотрела на Благо.

— В тебе нет никакой осторожности. Тебя не смутили эти козы? Мы же на ферме, Птенец! Откуда им тут взяться? Здесь недалеко есть пруд с рыбами. Надеюсь, что ты не додумаешься посмотреть в глаза и им.

Мы пошли обратно к деревьям. Я оглянулся. Коза все еще смотрела на меня. Я увидел, как очередной комок поднимается вверх по ее горлу. Она отвернулась и стала смотреть на Солнце вместе с другими козами. Меня словно уводили из родной семьи. Благо совершал ошибку, забирая меня отсюда, но я был слишком печален, чтобы спорить с ним.

Я хорошо высыпаюсь на этой ферме, но иногда здесь бывает слишком тихо. Это неприятно и немного пугает. Однажды ночью я проснулся и не услышал даже тихого шороха листьев. Я выглянул в окно. Прямо перед домом росло большое старое дерево. Я кинул в него свой кроссовок и дерево недовольно заворчало и зашумело. Оно долго ругалось, и я спокойно уснул под треск его ветвей.

Благо целыми днями лежал в стоге сена с книгой и стаканом тающих ледяных кубиков, а я заинтересовался фермером.

— Чем он занимается? — спросил я у Блага.

— Выращивает то, что нужно людям.

Фермер редко появлялся на виду. Он боязливо оглядывался, а когда замечал на себе мой взгляд, замирал и притворялся мертвым. Я демонстративно отворачивался и боковым зрением наблюдал, как он медленно отступает в укрытие. Это веселило меня, и я крутил головой, выматывая это несчастного старика. Слежка за фермером увлекла меня настолько, что я не чувствовал голода в середине дня. Фермер знал все возможные пути передвижения и моментально ускользал от меня, заходя за поворот. Но однажды я выследил его.

Фермер ухаживал за растениями с курчавыми листьями. Он рыхлил землю и вырывал сорняки. Когда он закончил и ушел, я подбежал к грядкам и опустился на колени. Я схватил одно растение за листья и потянул на себя. Я ожидал того, что растение будет противиться мне, но оно легко выскользнуло из земли, а я повалился на спину. Я сел и уставился на него. Его листья оказались тканевыми и были прикреплены к куску серой пластмассы. Я проверил другие растения. Все они были искусственными.

Я заглянул в сарай неподалеку. Там стояли коробки, набитые пластмассовыми плодами. Послышались тяжелые шаги. Я выбежал из сарая и направился к Благу.

— Эти растения ненастоящие!

— Ты весь в земле, — Благо отряхивал мою одежду, пока я рассказывал ему о том, что узнал.

— Пластмасса полезна. Из нее делают многие вещи. Думал, она падает на нас с неба? Ты истинный горожанин и ничего не смыслишь в сельском хозяйстве.

Вдалеке послышались крики и ругательства фермера. Благо вылез из сена и с укором посмотрел на меня.

— Нужно возместить ему причиненный тобой ущерб. Те растения скорее всего еще не созрели.

Я пришел на обед в кафе, сел за столик у окна и закрыл глаза. Многочасовое наблюдение за Тьмой отпечатывает на моей сетчатке её кривые черные формы. Я разглядывал их, когда до меня донесся знакомый голос.

-Тогда я сказал маме, что это моя вина, верно.

Я открыл глаза и обернулся. В кафе зашел Благо, держа под руку высокую красивую девушку. Он заметил на себе мой удивленный взгляд.

— Я шел по делам и встретил свою сестру. Представь себе, Птенец. Это Атома.

Девушка протянула мне руку. На ее ладони были точно такие же светлые пятна, какие покрывали все тело Блага. Я не пошевелился.

— Ты болтаешь безостановочно, но ни разу ничего о ней не говорил. Уверен, что у тебя нет никакой сестры и ты просто сходишь с ума.

— Ты невнимательно меня слушаешь. Я говорю о ней постоянно.

Я поднял одну бровь и отвернулся, а Благо отвел девушку за дальний столик. Весь обед мне пришлось слушать их детские воспоминания, а я только удивлялся тому, насколько похожи их голоса.

Тоже самое продолжилось дома. Благо привел Атому в квартиру, и я был вынужден засыпать под их смех и сентиментальные вздохи.

В середине ночи я проснулся от толчка в ребра. Мой рот накрыла тяжелая рука. В это время кто-то снаружи бил кулаком в дверь.

— Это я, — прошептал Благо мне на ухо. — Я подумал о том, что ты сказал в кафе. Возможно, у меня действительно никогда не было сестры. Я помню только то, о чем говорит она. Но у меня нет моих собственных воспоминаний, понимаешь?

— Братик! — злобно кричала Атома. — Вернись ко мне!

— Она помешанная, Птенец.

Я встал с кровати и открыл дверь. Атома смотрела на меня бешеными глазами.

— Мне нужен мой брат.

— Вы говорите об этом человеке? — я указал на Благо.

Атома кивнула.

— Он утверждает, что у него нет никаких сестер. Я живу с ним уже несколько лет и ничего не слышал о вас. Может вы что-то перепутали?

Атома задумалась.

— Может ваши воспоминания ложны? — я пошел вперед, вынуждая девушку отступать. — Может они принадлежат не вам, а ему? Это подлый человек. Он мог внушить вам все, что угодно. Он вцепляется в людей и не желает отпускать их от себя. Бегите, пока не поздно. Спасайте себя от его нудных речей. У вас еще есть шанс не стать его жертвой.

Атома замерла. Сомнение промелькнула в ее взгляде.

— Он помешанный! — я вскинул руки для большего эффекта и устрашения.

Атома вскрикнула и выбежала из квартиры. Благо вышел из моей комнаты и выдохнул.

— Сумасшедшая. Я уже подумал, что она не оставит меня.

— Как ты мог так поступить с этой несчастной девушкой? Ты влез ей в голову! Ты постоянно это делаешь! Ей повезло, что здесь был я.

Благо постарался объясниться, но я только захлопнул перед ним дверь.

Я стоял между двух домов и смотрел на Солнце. Моим глазам не было больно. Сегодня звезда была особенно злой и далекой.

Я увидел маленькую черную точку в центре сияющего круга. Точка росла и ширилась. Сначала она закрыла собой Солнце, а затем распласталась по всему небу. От черной массы отделились гибкие плети. Они протянулись вниз и накрыли собой дома. Я ожидал услышать грохот рушащихся стен, но все было абсолютно тихо. Новые плети столбами вонзались в землю.

Я смотрел наверх. Мой мир накрыл купол жирной шевелящейся Тьмы и все, что я мог — наблюдать. Не было криков или плача. Я слышал иное. Низкое, тягучее пение множества голосов. Оно исходило из Тьмы. Или сама Тьма состояла из него. Торжественная музыка экстаза. Пение становилось громче, а брюхо Тьмы опускалось все ниже. Скоро оно упадет мне на голову. И что потом? Я стану одним из ее голосов? Да, я хочу этого. Я всегда этого хотел.

Я улыбнулся Тьме и протянул вверх руки, чтобы быстрее прикоснуться к ней. Прямо надо мной в шевелящейся черноте проявилось огромное волоокое лицо. Оно улыбнулось мне, приблизилось, широко открыло рот и проглотило меня. Я почувствовал холодную влагу на своем теле. Оглушительное пение прекратилось. Я был в темноте и не мог понять, почему все стихло. Я оглянулся, а потом почувствовал, как мне что-то мешает. Я потер ладонями лицо и понял, что стою с закрытыми глазами. Сейчас я открою их и наконец окажусь там, куда стремился. Я с трудом поднял веки.

Я лежал на кровати в светлой комнате, а рядом сидел Благо. Он отжимал тряпку в большом блюде и улыбался мне. По моим щекам на шею стекали холодные капли.

— Проснулся?

Благо положил холодную тряпку мне на лоб.

— Где же ты умудрился так заболеть?

Я не пытался понять его слов, а только думал о своем сне. В зеркале я увидел отражение закатного солнца. Я осмотрел комнату. Все предметы отбрасывали длинные тени.

— Солнце родит все эти тени. Оно могло породить и нашу Тьму?

— На это способны только живые существа.

— А откуда ты знаешь, что оно неживое? Если оно живое, то наша планета, возможно, тоже. А это значит, что она также может и заболеть. Ее могли заразить. Вдруг Солнце просто сбросило на нее своих паразитов?

— Это ты заражен, Птенец. И тебе нужно поспать, чтобы выздороветь. Я напомню тебе эти слова, когда придешь в себя. Начинай придумывать оправдания.

Мне казалось, что я еще долго разглядывал тени на полу прежде, чем заснуть. Хотя что только не покажется больному человеку.

В город сползлись жуки, чтобы продемонстрировать навозные шары, которые они слепили. Эти жуки огромные. Доходят мне до пояса. Невербальное Правительство пыталось договориться с ними еще когда они были далеко, но жуки только уверенно ползли в город. Запах стоит ужасный, а все дороги покрыты грязными полосами.

Жуки расставили навозные шары на площадях. Возле них теперь толпятся люди в шелковых шарфах и кожаных перчатках. Эти люди самостоятельно именуют что-либо искусством и потом устраивают аукционы для самих себя. Жуки любовно показывают им свое творение. Кто-то гордится симметрией и гладкостью, кто-то указывает на концептуальные неровности. Люди в шарфах понимающе кивают, щурятся и стараются дышать ртом.

Наш сосед пошел на площади одним из первых и уже вечером принес домой огромный навозный шар. Я слушал, как его сожительница кричала на него и предупреждала, что в последний раз оплачивает всю стоимость аренды за их квартиру самостоятельно.

Сосед сказал в ответ несколько слов снисходительным голосом знающего человека. После этого его недавняя покупка полетела в окно, разбилась о землю и запачкала своими брызгами витрины продуктовой лавки.

Мы не открывали окна в квартире уже несколько дней. Стояла жара и воздух в квартире стал душным и горячим.

Благо сидел на полу перед вентилятором.

— Почему они не могли собраться в другом месте? За городом? Зачем тащить это сюда?

— За городом нет покупателей.

— Это жуки, Благо! Зачем вообще жукам деньги?

Весь вечер Благо хмурился и обдумывал мой вопрос, но так и не нашелся, что ответить.

Скоро жуки покинули город, оставив его грязным и вонючим. Улицы вышли чистить те, кто спустил свои последние деньги на аукционах и теперь нуждаются в заработке.

В мой выходной в квартиру пришло много людей. Благо называет их друзьями, но я уверен, что он просто заплатил им, чтобы почувствовать радость и интерес к себе хоть от кого-нибудь.

Это нарушило мои планы. Я хотел провести этот день в тишине, читая книгу. Я долго готовился к походу за ней в библиотеку: каждое утро наворачивал круги вокруг дома, метал дротики, поднимал тяжести. Я купил лучшие кроссовки и лассо и в библиотеку явился во всеоружии.

Я подошёл к библиотекарю и посмотрел прямо ему в глаза.

— Кот, который не очень — требовательно произнес я название желанной книги.

Библиотекарь уткнулся в карточные каталоги. Вдруг он бросил в меня стопку бумаг и выбежал в дверь позади. Я перепрыгнул через стол и погнался за ним. Это была его территория. Библиотекарь знал все закоулки, прятался за книжными стеллажами и пытался загнать меня в свои ловушки. Но я был хорошо подготовлен и смог выманить его на открытое пространство. Мое лассо со свистом понеслось к нему, и петля затянулась на шее, нежно обертанной серой водолазкой. После тщетных попыток высвободиться, библиотекарь согласился дать мне книгу.

Я пошел читать в кафе. Официант подмигнул мне, когда принес омлет и кофе. Чем спустя я оторвался от чтения. В кафе было малолюдно. Мой официант стоял у барной стойки и натирал бокалы. Он улыбнулся мне обворожительной улыбкой, и я улыбнулся в ответ. Официант время от времени подходил ко мне, чтобы предложить еще кофе, а потом даже представился.

— Я Гранат. Хочешь погулять?

Я был очарован и сразу согласился. Целый день мы переглядывались. Он смешно передразнивал посетителей и своих коллег, а моя книга лежала забытой. Мы оба ждали конца его смены. Посетителей стало больше и Гранат уже не мог уделять мне много времени.

Я вернулся к чтению, а когда снова посмотрел в сторону бара — залился краской. Гранат стоял там и смотрел на меня хитрыми глазами. Он чувственно облизывал губы своим влажным розовым языком. Я быстро отвернулся. Это было слишком. Я чувствовал на себе его горячий взгляд и судорожно соображал, как бы мне незаметно сбежать. Я снова посмотрел на него и удивился еще сильнее. Гранат стоял испуганный. Его язык становился длиннее и спускался вниз. Это не прекращалось. Он уже дотянулся до пола и сворачивался на нем кольцами, как тонкая розовая лента. Гранат не понимал, что происходит и только беспомощно смотрел по сторонам. Вдруг язык поднялся, как змея, и начал обвивать шею своего хозяина. Гранат схватил нож и стал бить им в сочащийся слюной мышцы, но язык только сильнее сжимал его тонкую шею. Все становилось хуже. Я в последний раз увидел наполненные ужасом глаза Граната перед тем, как их скрыли розовые кольца.

К барной стойке сбежались гости и работники кафе. Они заслонили собой происходящее, а я встал, кинул на стол самые большие чаевые в моей жизни и вышел на улицу.

Сегодня мне придётся гулять одному. Я не расстроен. Это лучше, чем бродить по улицам с малознакомым развратным человеком.

Секретарь зашла в мой кабинет. Я наблюдал за Тьмой и разминал шею.

— Знаешь, что мне сообщили? — возбужденно спросила девушка.

— Если бы я знал, то это было бы подозрительно, Золотая.

— Золотая работала вчера. Я Лиза.

На моих экранах поменялось изображение. Теперь там были куски Тьмы из южных районов города.

— О! Моя любимая. Смотри, её контур похож на куриную ногу.

Лиза посмотрела на экран и усмехнулась.

— У тебя возьмут интервью для еженедельной газеты, как у лучшего наблюдателя. С фотографиями. Проведут с тобой целый день.

— Давно пора, — я закинул ногу на стол, чтобы растянуть мышцы, а Лиза набросилась на меня с дружескими объятиями.

На следующее утро ко мне в квартиру заявилась толпа журналистов с камерами и фонарями. Я проснулся от того, что один из них светил прямо мне в лицо.

Главной в этой группе была Валла — высокая женщина с постоянно скрещенными на груди руками. Её помощником был тощий, жующий жвачку, парень в кепке. Журналисты ходила за мной повсюду. В ванне я то и дело ударялся локтями о фотографа, который стоял прямо за мной.

— Аккуратнее! — кричала Валла каждый раз, когда пена с моих волос попадала в объектив камеры.

Они снимали меня, пока я заправлял кровать, завтракал с Благом и мыл посуду. Три человека внимательно следили за каждым моим движением и записывали что-то в свои блокноты. Все вещи в моем шкафу были пересмотрены. Мне вынесли одежду, в которой я должен был ходить весь день, чтобы выглядеть эффектно на фотографиях.

Меня одели, по-дурацки причесали и попросили встать в центре гостиной.

— Мы зададим тебе несколько вопросов и сфотографируем пару раз перед выходом. Расскажи, что ты испытываешь, собираясь на свою важную и героическую работу, Лоно?

Я уже набрал воздуха в легкие, чтобы ответить, но только пискнул и возмущенно выдохнул.

— Я не Лоно. Я Птенец!

— Да? — Валла переглянулась со своим помощником. — Нам назвали это имя. Не важно. В статье...

— Кто назвал? Мой секретарь сообщила, что вам нужен лучший наблюдатель. Это я.

— А мы общались с тем, кто сообщил твоему секретарю и нам сказали, что лучший наблюдатель — Лоно, — высокомерно ответила Валла.

— Лоно пришел в офис месяц назад. Он бездарность… и племянник нашего директора…

— Видимо «лучший наблюдатель» — это очень субъективно.

— Я лучший наблюдатель! Это каждый знает!

— Я не знаю. Ты знаешь, Кепка?

— Мне вообще плевать и платят не за разговоры, — закатив глаза ответил жующий помощник.

Я повернулся к Благу.

— Какая-то ошибка, — я постарался сделать беспечный вид и улыбнуться, но мои глаза уже пекло, а подбородок задрожал.

Благо расставил руки и стал оттеснять журналистов к выходу.

— Сначала разберитесь со своими данными, а потом приходите в чужие дома.

Я взял небольшой лист бумаги и написал короткую записку в офис о том, что не приду сегодня на работу.

Я открыл окно, протянул руку на улицу. В мою ладонь врезался голубь. Я схватил его за шею, привязал к лапе записку и бросил птицу в воздух.

В квартире стало тихо. Я взял какую-то книгу и упал с ней на диван. Благо сел напротив и раскрыл газету.

— Со мной не надо сидеть. Я в порядке.

— Я не сижу с тобой. Это ты сидишь рядом со мной во время моего утреннего ритуала чтения газеты, а я слишком вежлив, чтобы прогнать тебя.

Я стал медленно сползать вниз, пока не лег на спину, полностью закрыв лицо книгой, а ноги закинул на плечи Благу.

Не было никаких утренних ритуалов. Благо никогда не сидел на диване. Так прошло несколько часов — в тоске и с чужим теплым дыханием на щиколотках.

Меня разбудило то, что тяжело дышало и ёрзало под моей кроватью. Как на зло перегорела лампа в моем ночнике. Страшно. Нужна помощь.

— Благо! — громко и испуганно крикнул я в сторону двери.

Существо внизу ударилось о дно кровати и застонало, а я спрятался под одеяло.

— Больно. Чего тебе?

— Ты опять? И давно ты здесь спишь?

Благо вылез из-под кровати и стал растирать ушибленный затылок.

— Пришел пару часов назад. Под моей кроватью что-то живое, а я боюсь посмотреть.

Огромный взрослый человек сейчас походил на моего испуганного брата. Из нас двоих я был храбрецом и пошел в соседнюю комнату. Благо шел за мной. На полу были разбросаны подушки и одеяло.

— Препятствия, чтобы оно не успело меня догнать, пока я убегаю, — серьезно объяснил Благо.

Я лег на пол и посмотрел под кровать. Там, подтянув колени к лицу, лежал грязный заросший человек.

— Это же тот бездомный с перекрестка! Ты как сюда попал?

— Не знаю чувак, — хрипло отозвался человек. — Я проснулся здесь, когда кто-то огромный пробежал мимо. Я испугался и решил переждать.

— Ясно. Это правительственная программа по расселению бездомных. Они надеются, что сентиментальные люди не смогут выгнать вас обратно на улицы и им самим больше не нужно будет тратить на вас деньги. Я не из таких. Вали обратно в свою коробку.

Бездомный ушел, оставив нам немного своего запаха.

После работы я купил новую лампочку для ночника. «Супер Концентрированный Свет 3000 Про». Желтые буквы горделиво украшали картонную коробочку, которую я сразу же выбросил.

Я вкрутил лампочку, включил ночник и заснул. В своих ярких снах я гулял по ржаному полю и вдыхал чистый, залитый светом, воздух. Спокойствие продлилось недолго. Мои ноги стали вязнуть в земле. Я тонул, и как только трава начала заливаться мне в рот, проснулся. Яркий свет ударил в глаза, и я зажмурился. Я был в чем-то вязком и золотом. Мед? Масло? Неважно. Еще немного и я утону!

— Благо!

Мне с трудом удалось вытащить одну руку из этой вязкости. Я кричал снова и снова, пока не почувствовал, как чужие пальцы сцепились с моими. Я приоткрыл один глаз. Вся моя комната тонула в слепящем свете. Благо, зажмурившись, изо всех сил тащил меня на себя, но достать меня из густого света было непросто. Я повернул голову и меня осенило.

— Подожди! Нужно выключить ночник!

Одной рукой я держался за шею Блага, а другой тянулся к выключателю через свет. Еще чуть-чуть и мои мышцы лопнут от напряжения. Я нащупал выключатель и нажал на кнопку.

Благо сделал глубокий вдох и рванул меня наверх. Я чувствовал, как тяжелый свет налип на мою пижаму. Я вцепился в Благо руками и ногами, а он медленно двигался к двери, по колено увязая в свете. Как только это стало возможным, я спрыгнул на пол прихожей. За ночь свет просочился сюда через щель под моей дверью. Теперь я тянул обессилевшего Благо на себя.

— Ты смог открыть эту дверь, когда ее подпирала тонна света. Сделай последнее усилие. Остался один шаг.

Благо вцепился в дверной косяк и смог, наконец, выбраться. Он упал на пол и тяжело дышал. Я прошел в гостиную, открыл окно и свесился вниз, вдыхая свежий воздух. Дом напротив, озарялся светом из моей комнаты.

Весь следующий день я, в солнцезащитных очках, сгребал свет лопатой и выкидывал его за окно. Люди внизу подходили к нему, собирали свет в небольшие сосуды и уносили к себе домой. Вся квартира была заляпана золотыми пятнами. Мои глаза болели от этой яркости, а спину ломило от нагрузки.

— Я нашел инструкцию, — Благо держал в своих светящихся руках картонную коробочку. — Тут написано, что нужно включить лампу на секунду, а потом собрать во что-нибудь свет с ее поверхности. Этого хватит на ночь. Боюсь представить, какой счет за электричество придёт в этом месяце. Люди на улице наверняка превозносят твою щедрость и наплевательское отношение к инструкциям.

По офису уже давно ходили слухи о том, что в холле планируется что-то грандиозное. Менеджеры много дней заседали за большими столами и рассматривали какие-то бумаги. Я пытался выпытать хоть немного информации у тех, кто приносил им кофе и все слышал, но никто не поддавался.

Я мучился от любопытства, пока однажды утром не увидел толпу у входа в здание. В холле появилась огромная модель нашей планеты. Она неспешно и горделиво вращалась, чтобы показать зрителю все свои стороны. Вся ее поверхность была усеяна черными корягами Тьмы, между которыми зеленели пышные леса, высились снежные горы и текли блестящие реки. Глубокий мужской голос, доносящийся прямо из макета, рассказывал о ней.

“Наша прекрасная планета изъедена и изрыта Тьмой, но наблюдатели, что работают в этих зданиях, не позволяют ей пожирать наш мир и дальше. На этом макете (любезно установленном менеджерами офиса Наблюдателей в содружестве с Тайным Советом Невербального правительства) вы можете видеть границу Тьмы, которая опоясывает всю планету. Наш город находится очень близко к ней. Попробуйте найти его. Мы не знаем, что находится за этой границей. По данным предыдущих поколений — эта половина планеты была покрыта морями и океанами. В соответствии с этой теорией, Тьма зародилась именно там и ее распространение не мог остановить острый и храбрый взгляд. Оттуда не поступает никакой информации, но точно известно одно — реки, что текут из Тьмы, чище наших. Ветер, что бежит из нее — свежее нашего.”

Я завороженно рассматривал модель. Я видел карты и рисунки планеты, но такой наглядной модели раньше не встречал. На ней было слишком явно и жутко показан масштаб катастрофы. Маленькие светлые куски земли между Тьмой казались тонкими и почти незаметными. Этот шар был похож на черного морского ежа, картинки которого я видел в какой-то старой книге. Но истинный ужас и трепет я ощутил, когда модель нависла надо мной своим абсолютно черным, кривым боком. Что здесь? Те самые океаны, о которых нам ничего не известно. Остались ли там незапятнанные участки или даже живые люди?

Мои размышления прервали тихие детские голоса.

— Я знаю одного наблюдателя. Он мне все рассказал. Они смотрят на Тьму страшными взглядами, и она не осмеливается разрастаться дальше. Я вырасту и стану одним из них и у меня будет самый пугающий взгляд! Вот такой.

Я не видел детей, но сразу понял, что они соревнуются в том, кто сильнее напугает эту искусственную Тьму. Какая наивность. Наша работа сложна и ответственна. Если бы можно было прогнать Тьму одним только взглядом…

Я повертел головой. Никто не смотрел на меня, и я постарался сделать самый свирепый и устрашающий взгляд, на который был способен. Мое лицо задрожало от напряжения, и я рассмеялась, представив, как глупо выгляжу со стороны. Уныние, которое наводил на меня этот макет, моментально исчезло. Не позволю куску пластика и краски так угнетать меня! Я шел к себе в офис, не переставая смеяться, а если успокаивался на секунду, то перед глазами вновь вставал образ меня, зло смотрящего на ненастоящую Тьму. Смех вновь нападал на меня, и я покорно признавал свое поражение. Я уселся на пол в коридоре, недалеко от своего офиса. Я высмеивал свое отчаяние и бессилие перед тем ужасом, что буду сдерживать целый день своими усталыми глазами. Мой смех стал надрывным и горьким.

Мы с Благом поссорились и не разговаривали уже несколько дней. Приходилось жестами объяснять, что я хочу на завтрак, как скучно с ним жить и какой забавный факт я вычитал в утренней газете. Особенно тяжело делать это, когда Благо меня не видит.

На работе я подолгу разговаривал с Лампой, чтобы восполнить домашнее молчание. Я даже признался, что мечтаю снова жить с ним вместе. Оказалось, что мои чувства взаимны.

Соседей нам назначает Правительство всего на два года. Это мешает созданию привязанностей и построению гражданского общества. Но нас с Благом оставили вместе на второй срок, и я с нетерпением жду его окончания.

Я не хотел идти домой и выходил из офиса, когда было уже темно. В один из таких вечеров меня и похитили. Человек в капюшоне вышел из-за угла и распылил мне что-то в лицо, а очнулся я уже в холодном мокром подвале на цепи с металлическим кольцом на шее. Голова раскалывалась, в глазах все плыло.

— Обычно ты спишь дольше.

Я дернулся от неожиданности и увидел в углу фигуру человека.

— Было бы удобнее, если бы ты поспала еще немного, — человек приближался, сжимая в руках ножницы.

Я вжался в стену и протянул вперед руки, растопырив пальцы. Я хотел сказать какие-то примитивные слова, но молчал. Человек сел на пол рядом со мной, и я увидел его лицо — круглое, с выпученными блестящими глазами и влажными пухлыми губами. Он взял мою руку и стал разрезать рукава моей водолазки. Я сидел тихо и не сопротивлялся. Человек был похож на переросшего ребенка и казался...счастливым? Он аккуратно разрезал мою одежду, сталью ножниц охлаждая разгоряченную кожу, а когда закончил, поднялся и отошел. Я обхватил свое голое тело руками и весь сжался. Человек вернулся с огромным пестрым платьем в руках. Он нежно погладил ткань и через ноги надел на меня платье. Оно было настолько большим, что мне приходилось держать ворот руками, чтобы платье не спало с плеч.

— Вот ты и снова здесь, тётушка, — осмотрев меня с головы до ног, произнес человек. — Твой малыш позаботится о тебе. Мы будем любить друг друга как прежде и на этот раз ты не бросишь меня.

Человек встал и снова отошел, а я осмотрелся. Серые стены, стеллаж с едой, раковина, тусклая лампа и ведущая наверх лестница. Не ожидал, что когда-либо окажусь в таком месте. Похищенный чьим-то сумасшедшим племянником, разодетый в чужое платье, сидящий на грязном матрасе с цепью на шее. Как скоро меня найдут и найдут ли вообще? Мне быть тихим или напугать его? Насколько он опасен? Насколько я бессилен?

Человек вернулся с банкой консервов. В ней было что-то серое и склизское. Он опустил в это палец, а после протянул его к моему рту. Я отвернулся. Чужая ладонь вцепилась в мои волосы и повернула мою голову обратно. Человек оставил на моих губах вонючую серую массу, и я сразу вытер лицо ладонью.

— Принеси мне нормальной еды и приборы. Тогда я поем, — я сам испугался требовательности своего голоса, но виду не подал. — Но сначала мне нужно в туалет. Эта штука неудобная и натирает мне шею. Сними.

Человек замер в непонимании, а я тряхнул головой, чтобы цепь зазвенела от удара о стену. Он поставил банку на пол, отошел к тому же стеллажу и вернулся с маленьким ключом в руках. Как только я почувствовал, как на шее раскрылся ошейник, сразу ударил человека и бросился к лестнице. Я был готов отбиваться и использовать тяжелые консервы в качестве оружия, но не смог добежать даже до стеллажа. Человек наступил на подол этого злосчастного платья и повалил меня на пол. Он поднес тот самый баллончик к моему лицу, но я задержал дыхание. Человек навалился на меня. Его лицо покраснело, а влажные ладони прижали мое лицо к полу.

— Не надо. Голова болит. Я буду послушным, — выдохнул я, но человек не двигался.

Я терпел, пока в груди все болезненно не сжалось. Я зажмурился и сделал вдох. Человек нажал на кнопку. Горло сковало холодом, и я заснул.

Голова гудела. Воздух пропах железом. Звон цепи раздался прежде, чем я открыл глаза. Мой побег не удался.

Я потер лицо и ладони мерзко защипало. Вся кожа на них была взрыта глубокими кривыми порезами. Мне стало нехорошо. Ступни тоже горели и размазывали кровь по полу. Близко, так, чтобы я видел, но не мог дотянуться, лежала вскрытая консервная банка. Кровь на ней смешалась с холодным консервным жиром.

— Теперь тебе будет совсем трудно бежать или даже ползти, — похититель сидел на лестнице с моей кровью на заплаканном лице. — Как только раны затянутся, я обновлю их, тётушка.

— Я тебе не семья, — выплюнул я в его сторону.

Человек внимательно посмотрел на меня и стал медленно шарить рукой по стене.

— Значит станешь.

Раздался щелчок и свет в подвале погас. Мой похититель оказался гораздо опаснее, чем я думал. Он не был сумасшедшим. Он прекрасно понимал, кто я такой.

Подвалы запрещены. Они не просматриваются, а именно в таких местах зарождается Тьма. Похищение, раны, цепи — всё меркло для меня в сравнении с щелчком выключателя. Я задрожал и заметался, не слыша боли в порезанных руках и ногах.

— Я все сделаю, что скажешь. Буду твоей семьей. Буду тебя любить. Только включи свет!

Я плакал и умолял, пока тусклая лампа вновь не осветила подвал. Человек поднялся по лестнице и вышел, хлопнув дверью. Я обхватил колени руками и вытер платьем слезы. Похититель вернулся с ведром воды и губкой. Он сел рядом и стал вытирать с меня кровь.

— Испачкала платье, — печально сказал он, поднимая окровавленный подол.

Я засмущался и надавил на ткань сверху, чтобы она не открыла человеку мое тело.

— Хочу немного поспать, — он раздвинул мои колени, дернул ткань наверх и скрылся под ней. Платье было большим и свободным. Человек легко умещался под ним. Он положил свою горячую голову мне на живот и слегка потерся о него. — Ты сильно исхудала. Жестко лежать. Я откормлю тебя. Мы станем прежними.

Я молчал и думал. Получится ли задушить его этим проклятым платьем? А если получится, то что мне это даст? Голодную смерть на привязи с мертвым телом между ног? Нет, меня спасут. Нужно только немного подождать.

И я ждал. Не знаю, сколько дней или недель. Человек кормил меня с рук, обтирал губками и вспоминал свое детство, пока не засыпал у меня на животе. Я делал все, чтобы он был доволен. Дни слиплись в один вязкий временной поток, и я уже с трудом заставлял себя гладить похитителя по голове и улыбаться. Мои раны затягивались, и я просил и кричал, что больше не сбегу, но в ответ получал лишь распыленный газ в лицо и обновленные порезы. Скоро некоторые из них начали гноиться и неприятно пахнуть. Мое тело стало горячим и липким, а разум воспаленным. Поначалу я хватался за реальность и ожидание спасения, но потом отдался на растерзание мучительному бреду.

Все, что меня тогда волновало — лампа с ее слабым свечением. Снова и снова я видел, как оно тухнет и как Тьма зарождается где-то в углу. Сначала маленькая и сморщенная, как больной младенец, она становилась огромной и голодной. Пожирала меня, а затем и весь этот мир, который я так трепетно охранял своими глазами.

Я всю жизнь смотрел на Тьму и теперь ее заменила маленькая лампа, висящая на тонком проводе. Отныне только в ней будет смысл моего существования? Но в один день что-то случилось. Лампа увеличилась, отрастила седые волосы и покрылась светлыми пятнами.

— Слышишь меня? Мы возвращаемся домой, — сказала она знакомым низким голосом.

— Нужно засыпать это место землей. Зарыть, похоронить. Тут так темно, — залепетал я, пока мое тело укутывали во что-то теплое и мягкое.

— Истинный Наблюдатель, — послышался откуда-то насмешливый голос.

Я почувствовал, как меня подняли и понесли. Кто-то рядом рыдал и обвинял меня в предательстве. В лицо ударил свежий холодный воздух, и я заснул.

Мои раны медленно заживали, пока я наслаждался мягкой постелью, теплой едой и выходными днями, которые мне не полагались. Но одно утро все испортило. Я открыл шкаф, чтобы выбрать рубашку для прогулки, но внутри обнаружил точно такой же шкаф, только в несколько раз меньше оригинала. Я открыл его маленькую дверцу. Внутри лежала и висела маленькая одежда. Моя прекрасная одежда! Я позвал Благо и потребовал объяснений, но безуспешно. Мы сидели на моей кровати. Я напряженно думал, а Благо принюхивался к доносящемуся с кухни горелому запаху.

— Он примерно в три раза меньше оригинала. Значит, чтобы вернуть все обратно, нужно сделать шкаф, который будет во столько же раз больше!

— Это не сработает. Купи себе новую одежду, а эту отдай собачникам. Они любят надеть такое на себя и гулять на поводке.

— Ты просто не разбираешься в мебели.

— Кажется я вижу огонь, — Благо робко указал в сторону кухни.

Я попытался сделать замеры, но с перевязанными руками и ногами это было сложно. Благо старался отговорить меня, но сдался и забрал у меня рулетку. На следующий день нам привезли доски. В квартире места не было. Благо выставил на улицу кресло и усадил меня в него. Он пилил и колотил, а я громко и недовольно дышал.

— Почему ты постоянно меня спасаешь? — спросил я у него через пару часов.

— Я твой сосед. Это мои обязанности. Таков закон.

— Да? Надо почитать.

— Ты же сам спасаешь меня и весь этот мир своим наблюдением за Тьмой.

Мимо прошел человек с маленькой жаровней на колесах.

— Жареные каштаны. Я куплю тебе немного.

— Нет. Не люблю их, — я смаковал недавнюю похвалу и этого мне было достаточно.

— Мне тут сообщили, что твоего похитителя оштрафовали. Ему ведь позволено заводить пленников только на пару недель в год, а тебя он удерживал дольше.

Я понимающе кивнул. Благо принялся вырезать из дерева изящные ручки. Я засмотрелся на это. Он работал так ловко и умело. Точно научился этому, пока одиноко сидел в своей скучной маленькой комнате. Вдруг перед моим лицом оказался бумажный конверт с горячими, сладко пахнущими каштанами.

— Решил навестить тебя.

Подвижные пальцы занырнули мне в волосы, и я их сразу узнал. Это был Лампа.

— Спасибо, но я не смогу их почистить, — я поднял перебинтованные кисти, показывая их другу.

Лампа сел у моих ног. Он снимал с каштанов скорлупу и угощал меня. Некоторые из них противно визжали от страха быть съеденными. Таких Лампа сдавливал руками и те сразу замолкали. Я ел и рассказывал Лампе историю своего похищения, приукрашивая и драматизируя.

— А потом я вытащил его оттуда. Спас, — Благо навис над Лампой и выхватил из его рук бумажный конверт. — Не думаю, что ты бы смог так же.

— Там только скорлупа. Мы все съели, — Лампа кивнул на конверт.⠀

Благо сощурился, скомкал бумагу и бросил на землю. Он протянул мне маленькую деревянную ручку. Похоже, что от нее со злобой отрезали слишком много.

— Она же совсем крошечная. Масштаб должен быть соблюден, иначе ничего не получится!

Я отдал ручку обратно. Благо замешкался, опустил голову и отошел. Мы с Лампой говорили под слишком громкие удары молотка. Приходилось повышать голос и скоро мы уже кричали на всю улицу, пытаясь расслышать друг друга за грохотом инструментов. Внезапно все стихло. Я посмотрел в сторону шкафа. Благо никак не удавалось поставить одну полку на место. Лампа подмигнул мне и подошел к шкафу. Несмотря на протесты Блага, Лампа ловко установил полку на место. Он похлопал Благо, который слишком сильно сжал зубы, по плечу, помахал мне рукой и ушел.

Когда все было готово, я поставил внутрь самый маленький шкаф и закрыл двери. Я подождал немного, скрывая волнение и страх неудачи, а потом распахнул двери. Маленький шкаф стал прежних размеров, и вся одежда внутри него была такой, в которую я мог влезть. Я распихал ее по пакетам и заметил один крошечный зелёный носок.

— Это все из-за той маленькой ручки. Говорил же. Масштаб!

Я бросил носок в соседа и пошел домой, надеясь, что он не заметил, как дрожал мой голос и не слышал, как заходится сердце.

Кто-то въехал в квартиру напротив нашей. Я вернулся с работы, а весь коридор был заставлен коробками и пакетами с вещами. Благо, надеясь хоть кому-то понравиться, помогал заносить вещи в квартиру. Он весело что-то рассказывал, а ему отвечал женский голос.

Благо представил меня новой соседке. Я сразу понял, что эта девушка такая же скучная и никчемная. Нормальный человек не выносит разговоров Блага. Длинные тусклые волосы, лживая улыбка, монотонный голос, примитивные слова приветствия и тоскливое, как и сама хозяйка, имя. Нир. Она смеялась несмешным шуткам Блага, кивала и хлопала ресницами. До чего противная парочка.

Следующим вечером я возвращался домой под холодным ливнем, понимая, что забыл ключи. Я долго стучался в дверь и, наконец, услышал щелчок замка. Чужого замка. Нир вышла из своей квартиры.

— Мне это знакомо. Можешь подождать у меня, пока Благо не вернется.

Я отрицательно замотал головой, как собака стряхивая дождевые капли с волос.

— Ты весь мокрый и замерзший. У меня есть сухая одежда и горячие напитки, — Нир отступила в сторону, приглашая войти в ее квартиру.

Я ненавидел себя, но липнущие к ногам джинсы ненавидел больше. Нир дала мне фен, рубашку и шорты, а потом, переодетого и с сухими волосами, усадила на диван и угостила какао с зефирками. Девушка вышла из гостиной, а я стал рассматривать вещи в комнате. Мое внимание привлек стеллаж с банками. Внутри них что-то мерцало. Я взял одну и потряс. Мерцающие точки заметались, ударяясь о стеклянные стенки, а потом потухли и упали на дно, как серый пепел. Девушка вернулась с тарелкой свежеиспеченного печенья.

— Что это? — я протянул ей банку.

— Их называют феями. Если их потрясти, то они умирают, но ты это и так понял, — Нир с печальной улыбкой смотрела на пепел в банке. — Я владею магазином, в котором продаю всяких домашних питомцев. Хотя сама называю это контрабандой. Ешь печенье.

Нир вышла и я услышал, как банка упала в мусорное ведро. Что-то скрипнуло в углу. Я обернулся. Там стояла большая пустая клетка. Нир вернулась с куском мяса в руках и подошла к ней. Наружу вылезла тощая рука с тремя длинными когтистыми пальцами. Рука схватила мясо и снова исчезла внутри клетки.

— Это что? Оно невидимо, когда находится внутри клетки?

— Оно и есть клетка и может высовывать наружу некоторые свои части. Я никогда не видела его голову. Наверное, не может пролезть между прутьев. Очень дорогой заказ.

— И зачем оно нужно?

— Что бы ты спросил. Для этого их и покупают всякие богачи. Удивлять гостей.

Я старался не признаваться себе в этом, но девушка вызывала у меня все больший интерес. Её волосы из бледных стали золотыми, улыбка искренней и доброй, голос мелодичным. Вся квартира обволакивала уютом, а какао было идеальным. За несколько часов я узнал от нее про многих существ, которыми она торговала. Некоторые жили у нее дома.

Здесь было что-то, что можно было увидеть только краем глаза — серое и толстое, как кошка, оно пробегало где-то рядом, но его никак нельзя было рассмотреть. По стенам медленно ползало что-то прозрачное и плоское, как медуза. Нир рассказала, что это существо питается пылью, поэтому перед уходом из дома она выбивает пыльный мешок в центре комнаты. Существо не умело ползать по небольшим предметам, поэтому Нир приходилось каждый вечер убираться в квартире с чистыми стенами и полом.

Под конец вечера я был полностью очарован этой девушкой и не мог оторвать от нее взгляда и прекратить слушать её голос. Она была идеальна. Умна, красива, изящна. На середине рассказа очередной захватывающей истории она вдруг замолчала.

— Твой сосед вернулся. Я слышала, как открылась дверь. Тебе пора.

Я был готов упасть ей в ноги и умалять не прогонять меня, но взял себя в руки и встал с дивана.

У самой двери она тихо произнесла: «Я знаю, что это невежливо, но твой сосед такой скучный и нудный. Как ты живешь с ним?»

Это стало последней каплей. Я бросился обнимать девушку. Нир рассмеялась и обняла меня в ответ. Домой я вернулся с глупой улыбкой на лице.

Я помешался на Нир. Везде мне мерещились её добрые глаза и ласковый голос, а в любом движении возле себя, будь то кинутый злым ребенком наточенный нож или упавшее с неба облако, я видел её взметающиеся золотые волосы.

Вечера в её уютной квартире стали частью моей жизни. Благо иногда объявлялся на пороге, чтобы попросить сахар или приправы. Нир уходила на кухню, а он с кислым выражением лица смотрел на меня. Я застывал на месте и не дышал. Моё искусство прятаться превосходно, но иногда казалось, что Благо меня все- таки видит.

Однажды я пригласил Нир на вечернюю прогулку по городу, перед этим вспотев от страха. Она согласилась. С условием, что я сначала приму душ.

Мы гуляли по шумным проспектам и тихим улочкам, среди желтых ламп и дерущихся людей, пока не набрели на парк аттракционов. Я угостил девушку сладостями, а потом мы прокатились на быстрой карусели. Нир плохо справляется с подобным, так что все съеденные сладости скоро оказались на земле за какой-то палаткой.

Мы подошли к лавке со странной карнавальной одеждой. Мне приглянулась одна футболка и я спросил продавца о её стоимости. Он запросил пять монет. Неоправданно дорого. Я кинул в продавца несколько оскорблений. Рядом стоял шатер предсказательницы. Такое будоражит меня. Нир улыбнулась и согласилась подождать снаружи.

Я отодвинул тяжелый бархат, служивший дверью, и прошел внутрь. Здесь все было увешано сверкающими и звенящими амулетами, а воздух задымляли благовония. В центре шатра стоял низкий стол, уставленный свечами и засушенными конечностями. За ним, на полу, на сложенных ногах сидела предсказательница. Её лицо скрывали длинные ленты, пришитые к головному убору из пестрой ткани и камней. Тело женщины была закутано во множество слоев пестрой парчи.

Я сел напротив.

— Руку, — низко прохрипел её старый голос.

Я протянул ладонь. Она схватила её и приблизила к своему лицу за лентами. Женщина молча покусывала мою руку, а потом мои пальцы коснулись чего-то влажного, упругого и подвижного. Я трогал её глаза. Прямо там, откуда вытекают слезы. Прорицательница вся вдруг затряслась и вдавила мои пальцы в свои глазницы еще сильнее.

— Ты упадешь во тьму. И будешь тонуть в кровавой реке. Ищи путь к свету. В нём обретешь руку помощи, — старуха ревела, гудела и содрогалась при каждом слове.

Запахи вокруг стали тяжелыми и невыносимыми. Я слышал, как каждый предмет в шатре повторяет её слова на свой собственный манер. Свечи шипели на меня, амулеты тонко визжали и бархатные стены вибрировали. Я выдернул руку, вскочил на ноги и направился к выходу, но старуха ударила кулаками о стол.

— Нельзя уйти туда, откуда пришел, — корявый палец указал на еще один выход.

Я пробежал мимо женщины и вышел на улицу. Слишком темно. Свечные огоньки еще напоминали о себе и кроме вспышек в глазах я ничего не мог разглядеть. Я сделал один шаг и вступил в какую-то жидкость. Я дернулся от неожиданности и упал. Руки и ноги скользили, никак не получалось подняться. Мои глаза привыкли к темноте. Все мое тело было покрыто чем-то красным

«Будешь тонуть в кровавой реке».

Я заметался и запаниковал. Я полз сам не зная куда. Зрение сузилось, и я видел только свои руки, тонущие в красноте. Вдруг впереди появился прямоугольник света, а в нем темный силуэт человека. Я выполз на свет и зажмурился. Чьи-то руки схватили меня и помогли подняться. Это была Нир — испуганная и заботливая. Золото её волос горело в свете парковых огней.

Она вывела меня к людям. Я успокоился и почувствовал не себе резкий запах. Кровавая река оказалась обычной краской.

— Вы мошенница! — кто-то кричал в стороне. — Посмотрите на него!

Я обернулся на крик. У входа в шатер прорицаний стояла женщина с ребенком. Мальчик был весь измазан в красной краске. Прорицательница стояла перед ними неподвижно и тихо, но я был уверен, что за длинными лентами на нас смотрят насмешливые старые глаза.

Мы вернулись к лавке с одеждой. Я протянул пять монет продавцу, но он только издевательски улыбнулся.

— Для тех, кто узнал свое будущее, цена возрастает вдвое.

Благо пригласил меня на свой тридцать третий День рождения. Обычно я придумываю отговорки, чтобы не ходить, но он пообещал пригласить Нир. Праздник проходил в самом дорогом и роскошном ресторане города, где много люстр и кресел, с которых не хочется вставать. Я целых пять минут думал о подарке, но потом устал и заснул.

В назначенный день я пришел в ресторан прямо после работы. Внутри было больше сотни людей. Они ослепили меня своими вечерними нарядами. У некоторых в волосах блестели драгоценные камни и металлы. Я, в серой толстовке и пыльных кроссовках, высматривал Нир, но нашел только Благо. Он стоял в идеально сшитом изумрудном костюме с бокалом в руках и принимал поздравления. Я подошел к нему и перебил человека, который высокопарно восхищался вечером.

— Где она?

— Ей пришлось уехать ненадолго. Попросила не уточнять куда и почему, — быстро ответил Благо и сделал большой глоток вина.

Томные и строгие гости окружили нас и наперебой поздравляли именинника. Благо извинился перед ними, проводил меня к столу и усадил рядом с собой. Слева от него сидел длинный человек в толстых очках. Благо называл его профессором. Я не смог возмутиться отсутствием Нир, потому что увлекся вкусной едой на фарфоровых тарелках, а когда доел, стал рассматривать зал. В углу, на огромном столе высилась гора подарков. Я ковырял кожу возле ногтей и придумывал, что такие снобы могли подарить моему соседу. Воображение разыгралось, и я вздрогнул, когда чья-то теплая ладонь коснулась моего подбородка.

— Закрой рот, — произнес насмешливый голос.

Я поднял отвисшую челюсть и обернулся. Рядом стоял Лампа с пакетом воды с живой рыбой.

— Я шел на вечеринку, — он указал на рыбу, будто это что-то объясняло. — и увидел вас. Поздравляю, — Лампа протянул Благу руку. Именинник недовольно потряс её.

— На вечеринку? Возьми меня с собой. Пару минут, — я вышел из-за стола и пошел в туалет, а когда вернулся, готовый к веселью, увидел непривычно строгий взгляд Лампы.

— Решил сбежать? Посмотри на него, — Лампа указал на Благо, поникшего и смотрящего в одну точку.

— Выглядит как обычно. Идём.

Лампа схватил меня за локоть и потащил обратно к столу. Он силой усадил меня на место, встряхнул пакетом с рыбой и ушел.

Благо подозрительно смотрел ему в спину, но потом снова пободрел и вернулся к разговору с профессором.

Скука тяжелым грузом наваливалась на меня. Я сполз на кресле вниз, протянул ноги и стал елозить кроссовками по отглаженным брюкам Блага.

Время тянулось слишком долго. Люди вокруг занудно жужжали, а я показательно зевал. Появление тележки с огромным белым тортом оказалось самым захватывающим событием за весь вечер.

Официанты разрезали торт и положили каждому по кусочку. Я не люблю бисквит и ем только крем. Здесь его было много. Я слизал весь крем сверху и выковырял тот, которым промазали бисквитные слои. Мой торт был обезображен и распотрошен, но я еще не наелся. Я посмотрел в тарелку соседа справа. Молодой парень так и не притронулся к десерту. Он тихо разговаривал с печальной женщиной, а когда заметил мой голодный взгляд, навалился всем телом на тарелку. Я фыркнул и лег лбом на стол. Подошел официант, чтобы забрать грязную посуду. Испуганный парень закричал и стал угрожать официанту вилкой и ножом, защищая свою сладость. Длилось это недолго. В ресторан, разбивая окна, ворвались силовики. Они повалили парня на пол вместе с тортом, забрали у него приборы и выволокли на улицу.

Я посмотрел в тарелку Блага. Его кусочек был почти целым. Я протянул к нему вилку, по пути задев локтем бокал с вином. Благо заметил меня. Не прекращая разговора с профессором, он снимал кремовые розочки со своего торта и клал их мне на тарелку. Я ел, пока мне не стало плохо от сладкого. Или от скуки?

— Хочу поздравить тебя и признать, что ты не самое скучное, что есть в моей жизни, — я встал и поднял бокал. — Все эти люди вместе взятые гораздо скучнее тебя одного.

Глаза Блага загорелись. Гости шептались и недовольно переглядывались. Я слышал их оскорбления. Благо смотрел на них с усмешкой и странной гордостью.

— Давай возьмем подарки и пойдём домой.

Благо встал, допил свое вино и вышел из-за стола.

Потребовалось несколько машин, чтобы перевезти все подарки. Дома Благо лёг на диван и быстро уснул, а я сидел рядом на полу и раскрывал подарки. Техника, книги, редкие монеты. Все это барахло я оставил соседу, а себе забрал красивые лоскуты ткани, наклейки и плакат с белкой. Мое внимание привлекла маленькая коробочка. Внутри была стеклянная колба, на дне которой лежала черная спираль. Я открыл колбу и спираль зашевелилась. Она выползла из колбы, перебежала на диван и забралась Благу в ухо.

С глупым выражением лица я ждал продолжения. От самого уха по всем венам и сосудам Блага пронесся ослепительный голубой свет. Сосед заулыбался и пошло захихикал во сне. Меня передернуло. Я накрыл его большое тело порванной подарочной бумагой. Ночью не замерзнет.

Одной ночи достаточно, чтобы изменить жизнь целого города. Утром повсюду появились объявления о новом законе.

«Любящее каждого жителя (и каждую его часть по- отдельности) Невербальное Правительство дарует горожанам исполнение их детской мечты. Членами Правительства были замечены дети. Маленькие будущие работники с упорством и смехом шли к своей цели по мебели и доскам, не наступая на землю. Дети объяснили свое поведение тем, что боятся упасть в воображаемую лаву. Они были счастливы.

Ваше чуткое Правительство решило помочь каждому жителю в достижении этого счастья. Мы подразумеваем, что все вы когда-то были детьми. Низкими, громкими и безропотными. Такими, которые так и не рассказали взрослым о том, что с ними сделали в школе. Такими, которые предпочли всё забыть… Ваш внутренний ребенок может возрадоваться. Отныне вся земля нашего славного города — это лава, о которой вы грезили в детстве.

Между домами ночью были протянуты тросы, а на улицах расставлена мебель. Будьте счастливы и славьте нас!»

Мы с Благом выглянули в окно. Дорога была заставлена диванами и тумбами. В дверях дома напротив стоял мужчина и внимательно разглядывал асфальт. Он порылся в кармане, достал маленькую булочку и кинул ее на землю. Булочка просто упала, показывая всем свой румяный бок. У меня заурчало в животе. Мужчина махнул рукой и шагнул вперед. Раздался короткий пронзительный крик и человек опустился куда-то вниз, под дорогу, словно та была жидкой и только в воздух поднялось маленькое облачко сажи.

Благо активно кивнул сам себе и закрыл окно.

— Возьму пока отпуск и подожду отмены этого закона. Даю ему дня четыре, не больше.

Я так не могу. От моих глаз зависит сохранность этого мира.

Молодость и ловкость спасает. В офис я добрался по мебели. Держать равновесие и перепрыгивать большие расстояния было утомительно, но не сложно, а люди вокруг то и дело падали вниз. Некоторые от страха замирали на месте, сжимались в комок на мягких подлокотниках и начинали плакать. Это останавливало движение и вызывало волны возмущения. Мне всё это даже показалось забавным. Я плохо помню себя ребенком, но этот закон оживил во мне некоторые воспоминания.

Вернуться домой я решил по натянутым над улицами тросам. Кожа на руках рвалась и кровоточила, а пепел, летящий от упавших людей, щекотал легкие. Прямо передо мной сорвался вниз парень. Перед моими глазами только промелькнула его раскрытая ладонь, секунду назад крепко сжимавшая трос.

С каждым днем, после таких походов, мое лицо сильнее очернялось чужим прахом. Благо дал мне рюкзак с кислородным балоном и маской. Это помогло. Нир возвращалась домой поздно. Её слабые изящные руки и уставшие ноги ныли от боли. Оказавшись на ближайшей к дому крыше, она выкрикивала кодовое слово. Мы открывали окна и втаскивали её, обессиленную и рыдающую, внутрь.

Все предприятия города остановили работу. Люди оплакивали своих друзей и строили ловушки недругам. Жизнь замерла, и я все чаще представлял себе момент, когда прожекторы, освещающие Тьму, погаснут.

Этого не произошло. Четыре дня спустя, как и говорил Благо, город проснулся, заклеенный новыми объявлениями.

«Жалкие и безыдейные горожане! Своим примером вы показали, что долгожданное счастье и обретение детских мечт довело вас до абсолютного безволия. Вы обленились. Вы отказываетесь выходить из дома и работать. Куда делись ваши амбиции и стремления Превозмогание, страх и осознание своей никчемности — только это и движет вами.

Невербальное Правительство лишает вас своего великодушного подарка. Земля больше не лава. И вы больше не те, кем мы когда-то восхищались. Идите на работу и возвращайтесь к своим пресным жизням.»

Жара пришла в город. Воздух истомился и помутнел от пыли и чешуек высохшей кожи. Те, кому необязательно идти на работу, остаются в домах и пережидают.

Нир одна из них, а мне повезло с расписанием. Самый жаркий день оказался выходным, и я провел его вместе с соседкой.

Мы готовили лимонады со льдом, пекли печенье и хранили его в холодильнике. Все животные в квартире тихо ленились. Существо, пожирающее пыль, сползло со стены и спряталось под столом, медленно и тускло переливалась в тени.

После обеда воздух накалился до предела. Дышать стало невыносимо. Горячий воздух пропекал горло. Нир нашла в кладовке маленький старый вентилятор. Мы бросили на пол гостиной одеяло и подушки и улеглись на них. Вентилятор мерно ворчал, обдувая наши лица. Говорить было лень, и мы изредка шепотом рассказывали друг другу какие-то глупые воспоминания. Нир уснула, пока я говорил о картофельном пюре.

Она лежала на спине, разметав волосы по полу, закинув одну руку над головой, а другой лаская прохладный пол. Я разглядывал её. Длинные светлые ресницы подрагивали во сне, а кончик носа забавно шевелился. Нир глубоко дышала. Её губы приоткрылись, и я, глядя на них, мог думать только об одном — где она купила такие удобные подушки? Нир такая практичная.

В комнату из открытого окна ворвался поток свежего воздуха. Так неожиданно, что даже враждебно. Нир повернулась на бок, лицом ко мне. Ткань её красного легкого платья пошевелилась и приоткрыла моему взгляду обнаженную, покрытую крошечными каплями, розовую грудь. Я разглядывал её, окунаясь в тонкое чувство спокойствия младенческих лет, которое я скорее надумал, чем осознал. Я мог думать только об одном — как прекрасно цвет этого платья подходит хозяйке. Нир такая стильная.

Мне не спалось. Я смотрел на золотое озерцо длинных волос на полу. Свет играл на них разноцветными отблесками. Нир что-то сказала во сне и перевернулась на другой бок, прижавшись своими бедрами к моим. Я приблизился к её шее. Сладкий запах пота опьянял. Нир изредка шевелилась во сне, потираясь о меня пышными бедрами, и я мог думать только об одном — как она не поправляется, если печет десерты каждый вечер? Нир такая спортивная.

Нир проснулась и выгнулась дугой, разминая мышцы. Я закрыл глаза и притворился, что сплю. Девушка ушла в ванную. Зашумела вода, и я покрылся мурашками, как только представил, как прохладная вода омывает её разгоряченное тело. Мне вдруг стало ещё жарче. Одеяло подо мной было влажным и горячим. Я притянул вентилятор ближе. Вода перестала литься. Нир пошла на кухню, тихо напевая печальную мелодию. Она вернулась в комнату в белом, еще более прозрачном платье с лимонадом и льдом.

Девушка легла на живот. Она читала мне журнальные статьи, пока я охлаждал её кожу кубиками льда. Лёд быстро таял, а солнце опускалось за горизонт.

Члены Невербального Правительства сегодня посмели подумать о том, чтобы распустить самих себя и провести новые выборы. Они вовремя пресекли эти размышления и сберегли нерушимые устои. В честь этого было решено отметить окончание рабочего дня пышным салютом.

«Ярким огнём и грохотом выжжем пороки нашего разума. Жителям разрешаем посмотреть».

Об этой новости я узнал на рабочем месте. Я люблю салюты, но они очень редкие. Лампа прибежал ко мне в кабинет и напросился в гости. Сейчас он живёт один. Его сосед одним утром уменьшился до размеров комара прямо у себя в постели. Лампа понял это слишком поздно, когда стряхивал крошки с одеяла.

Я хотел смотреть на салют вдвоем с Нир, но не смог отказать умоляющему взгляду друга. После работы мы пошли ко мне. Дверь открыл Благо, и я взвыл от тоски. Он держал в руках блюдо с запечённой курицей и картофелем. Благо надел расшитый сверкающими камнями костюм. Его седые волосы, светлые пятна на коже и белоснежные зубы блестели ярче обычного.

— Переодевайся. Мы вас ждём! — сказал он и направился в сторону квартиры Нир.

— Ты разве приглашен? — прорычал я в ответ, но Благо уже по-хозяйски захлопнул за собой чужую дверь.

Мое настроение испортилось. Мне больше не хотелось наряжаться, но ради Нир я все-таки украсил пальцы крупными кольцами.

В квартире девушки все было украшено золотыми гирляндами. Счастливая Нир бегала из кухни в гостиную с закусками и напитками, постоянно сталкиваясь в узком коридоре с Благо. Я представил ей Лампу. Он долго жал ей руку, не в состоянии оторвать взгляда. Нир стояла босиком. Её лёгкое красное платье скользило по подвижному телу, а волосы своенравно разлеглись на плечах и груди.

— Из гостиной должно быть хорошо видно. Дом напротив совсем невысокий.

Лампа никак не мог оторвать восторженного взгляда от Нир. Я ткнул его под ребро, и мы прошли в гостиную. Весь вечер Лампа просидел с красными ушами, опустив глаза.

Мы ели и пили, рассказывали истории и смеялись. Даже Благо был сегодня не таким пресным, как обычно. Наконец раздался вой сирены, и мы подбежали к окну. В темном небе посверкивали маленькие самолёты. Они летели высоко, но мы слышали их гул и тарахтение. Самолеты сбрасывали что-то вниз. Вдруг всё небо озарилось разноцветными вспышками. Огни смешались с дымом. Небо ревело и взрывалось. Нир схватила мою руку и прижала её к своей груди, подпрыгивая от восторга и попискивая. Кажется, это сейчас не воздух грохочет, а её доброе сердце?

В отдалении что-то взорвалось. Я посмотрел туда. Над землёй поднялся огненный шар, а за ним еще один. И еще. Салют померк от зарева города.

— Скоро дойдет и до нас, — крикнул Благо.

Мы выбежали в коридор, подальше от окон, и сели на пол. Благо принес из кухни большой железный лист. Он расправил над нашими головами свои огромные руки и укрыл нас этим щитом. Сначала в кухне, а потом и в гостиной стеклянные стены дома разлетелись мелкой пылью. Воздух наполнился гарью и жаром. В ванне зашумело. Нир унесла туда всех своих животных, и они метались от ужаса.

Дом трясся. На улице что-то рушилось, кричали люди. Железо над нами звенело, когда в него влетали осколки и камни.

Мы радовались и шутили. Нир подносила к губам Блага бокал, чтобы он пил вместе с нами. Лампа много раз хотел рассказать какую-то историю, но после нескольких слов срывался, начинал выкрикивать слова любви, обращенные к Нир. Девушка смеялась, кивала и сильнее сжимала мою ладонь.

В этом хаосе, дыша пылью, я точно знал, чего хочу от нового рабочего дня.

После работы я валялся на диване и ел чипсы, когда дверь с грохотом распахнулась и Благо влетел в квартиру с пакетом продуктов. Он подошел к обеденном столу и изо всех сил ударил по нему ладонью. Я вытянул шею и присмотрелся. Под его рукой лежал небольшой листок.

— Я обнаружил её утром в кабинете напротив. Она профессор. Занимается чем-то важным. Все вокруг почему-то вдруг любят её, слушают. Её соседку зовут Щенок. У нее волосы как у тебя.

Благо носился по кухне и с незнакомой мне жестокостью раскладывал продукты по полкам. Все упаковки стояли помятые, избитые. Те, что оставались в пакете, дрожали, ожидая такой же участи для себя.

Я подошёл к столу. Листок оказался фотографией седой женщины с белоснежной улыбкой, скучным взглядом и светлыми пятнами на коже.

Благо вдруг схватил меня за плечо и прижал спиной к холодильнику. Он поднес фотографию к моим глазам.

— Откуда она взялось? Почему раньше её не было? — он кричал и давил на мое плечо все сильнее, и я ожидал что мои кости вот-вот треснут. — Кто она?

— Какая-то женщина! — пропищал я, глядя в бешеные глаза.

Благо схватил со стола бутылку молока и разбил ее о холодильник, прямо возле моего виска.

— Какая женщина?

— Женщина, которой несколько лет! — сморозил я первое, что пришло мне в голову.

Глаза Блага округлились. Он отшатнулся от меня.

— Птенец, — он выронил фотографию, а я побежал из квартиры, порезав ноги о молочные осколки.

Возвращаться домой я не хотел и прожил несколько дней у Нир. Она заходила в нашу квартиру и приносила мне одежду и обувь вместе со словами извинений от Блага. Однажды ей пришлось уехать, и я вернулся к себе. У дверей меня встретил тихий сосед и запах моего любимого мясного пирога. Я быстро прошел в ванную и включил воду.

— Прости меня, — донеслось из щели под дверью. — Прости пожалуйста. В городе пройдет конкурс на лучших соседей. Она тоже будет там. Я всегда побеждаю. Я должен победить и сейчас. Помоги мне, и я неделю не буду показываться тебе на глаза.

Я открыл дверь, с удовольствием ударив ею о соседский лоб.

— Месяц.

Перед конкурсом Благо следил за моим питанием, заставлял много гулять и пользоваться кремами для кожи. Он написал рассказ о нашей совместной жизни, купил мне новую одежду и обновил всю посуду. Утром, в день конкурса к нам пришли судьи и осмотрели квартиру. Особенно тщательно они разглядывали мою комнату и вещи.

— Знаете, мы только что были у ваших соперников. Там всё точно также и новая посуда. Мы дадим вам такое же количество баллов.

Благо побледнел от гнева и с тех пор не переставал надоедать мне монологами о важности этой победы.

Вечером, после дождя, на городской площади установили сцену, и я впервые увидел Женщину и Щенка. Благо слишком громко и напряженно дышал. Перед каждой парой участников стояли большие кольца.

— Нас ждет красочное зрелище, и мы узнаем имена лучших соседей города! — кричал ведущий.

Кольца вдруг покрылись огнем. Я отпрыгнул назад от неожиданности, но Благо схватил меня за локоть. Огонь опалял наши лица жаром.

— Ты прыгнешь через кольцо, когда судьи подойдут, — жестко сказал Благо и я услышал слева точно такие же слова, произнесенные женским голосом.

Я замотал головой и постарался высвободиться. Рядом Щенок делала то же самое. Благо сильнее сжал мою руку и посмотрел на судей. Те проходили мимо других участников и довольно кивали, когда кто-нибудь с радостью прыгал через кольцо огня. Соседи поддерживали друг друга и зачем-то сталкивались ладонями в воздухе. Омерзительно.

— Мы не можем проиграть, — Благо выглядел очень несчастным. — Ты обещал помочь.

— Не буду, — я вцепился в его пальцы, сжимавшие мое запястье.

— Надеялся избежать этого, — Благо откинул полу своего плаща и достал черный хлыст, какими бьют лошадей.

— Мы следующие.

Благо занес трость над своей головой. Судьи были рядом. Я увидел только, как Женщина замахнулась на свою соседку таким же хлыстом.

Судьи со своими блокнотами подошли к нам. Благо разжал пальцы. Я увидел, как хлыст дернулся в воздухе, но не стал дожидаться удара, зажмурился, прыгнул через огонь и повалился на пол.

— Очень хорошо, — сказал один из судей и прошел дальше.

Благо сел рядом. Он был напуган.

— Я бы не смог тебя ударить, — он запинался от волнения. — Я был готов проиграть. Я опустил руку прямо перед твоим прыжком.

Гневные слова уже подступили к моему горлу, но торжественный голос перебил меня.

— Вы победили! — крикнул один из судей.

— Правда? — Благо вскочил на ноги, позабыв свое раскаяние.

— Да. Все четверо, — судья указал на Женщину и Щенка. — С одинаковым количеством баллов. Девушка прыгнула лучше, но Птенец активнее сопротивлялся.

— Это неправильно, — Благо поднял меня на ноги и заставил раскрыть рот. — Посмотрите на него. Какие здоровые зубы, какой чистый язык!

— Нет, посмотрите сюда, — кричала Женщина. Она держала соседку за черные кудри. — Вы когда-нибудь видели такие блестящие и крепкие волосы?

— Вы оба содержите своих соседей в чистоте и заботе. Но они абсолютно одинаковые. А так как мы не ожидали таких результатов, то награда не достанется никому, — судья пожал плечами.

Благо и Женщина еще долго не унимались. Они спорили, ругались и доказывали что-то жюри, а я пошел домой. Меня ждал месяц тишины и спокойствия.

Если раньше Благо раздражал меня только днём, то теперь он делает это и ночью. Свою бессонницу он считает весомой причиной, чтобы шуметь и мешать мне спать.

В первые ночи он просто ел вредную пищу и делал варенье, оставляя на утро бардак на кухне. Затем он затеял самую громкую уборкой. А следующей ночью я застал его, таскающего в квартиру какие-то коробки. Благо побледнел, под глазами поселились неприятные тени.

— Это для моего хобби, — объяснил Благо.

Я заглянул в коробку и скривился. Она вся была заполнена длинными волосами. Я не стал задавать вопросов. Ответы настигли меня сами несколько ночей спустя.

Я зашёл на кухню, чтобы попить воды. Благо сидел на диване и что-то шептал. Я протер глаза и присмотрелся. На диване был кто-то ещё. Я подошёл ближе.

Нет. Зачем?

На диване лежало свалянное из волос чучело человеческого роста. Жуткое, безглазое, с кудрявыми черными волосами и в моей футболке!

— Что это? Как мерзко.

— Не говори так. Это сейчас популярно.

Благо встал, опасно покачнувшись, и пошел к себе в комнату. Он вернулся со стопкой журналов. На них красовались жуткие волосяные чучела.

— Сумасшедший. Ты свалял мою копию?

— Это не ты.

— Это я! — я указал на черные кудри. — Нужно это сжечь, а тебя отправить в больницу.

Благо схватил чучело и прижал его к себе. Плоские волосяные ягодицы торчали из-под футболки.

— Ты его больше не увидишь, не переживай.

Он унес куклу в свою комнату, а я старался не думать о её будущем.

Прошло ещё несколько дней. Благо слабел, ронял предметы, медленно реагировал на слова. Очередной ночью меня разбудил грохот с кухни. Я пошел посмотреть. Видимо, сосед хотел взять что-то из навесного ящика. На полу валялись осколки банок, вперемешку с крупами, а сам ящик косо висел на последнем креплении. Благо опёрся на стену, закрывая глаза рукой.

Если это продолжится, он разгромит всю квартиру. Я взял Благо за локоть и отвел к дивану. Сосед послушно лег и посмотрел на меня.

— Что мне сделать?

— Почитай. Книга у меня на столе, — тихо сказал Благо.

Я пошел в его комнату. Чучела здесь не было. На столе лежала раскрытая книга, а рядом с ней несколько снимков. Я посмотрел на них и сразу пожалел. На них Благо с волосяной куклой стояли возле спящих городских домов в ночном мраке.

Меня передернуло. Я схватил книгу, одеяло и вернулся в гостиную. Благо сжался в комок. Удивительно, как мало место он может занимать. Я накрыл его одеялом, подождал, пока он уляжется и сел рядом.

— С начала страницы, — пробубнил сосед.

Мой тихий голос заполнил ночное безмолвие.

«Сын бога полюбил смертную девушку, что жила на берегу океана. Она пела свои долгие песни, пока вода ласкала её ноги. Сын молил отца позволить ему обернуться человеком и прожить с девушкой жизнь. Но никакие слезы не могли разжалобить сурового бога.

— Любить смертных — прихоть слабых богов.

Но сын не смог усмирить жар в своем сердце. Он ослушался отца и сошел на землю в виде молодого юноши. Он пришел к девушке и признался ей в своей любви, но та лишь посмеялась над ним и бросила песок ему в глаза.

Юноша приходил снова и снова. Жестокие слова кололи его сердце, пока в один день рука с камнем не упала на девичью голову. Кровь текла в океан и питала песок. Юноша плакал и кричал на небо.

— Ты ослушался меня, — гремело оно в ответ. — Ты жаждал долгих лет со смертной? Так утоли свою жажду.

Слезы истощили юношу, и он пожелал испить воды. Он всюду искал ручей или озеро, но находил лишь солёную воду. Когда он вернулся на место гибели любимой, тело девушки уже скрыл песок, и на этом месте выросло большое дерево с жесткими плодами.

Юноша собрал их. И бил их камнем. Тем, которым убивал. И пил из них влагу. Ту, которая текла по смертному телу».

Благо уже глубоко дышал. Возле губ появилось маленькое влажное пятно.

Я закрыл книгу и посмотрел на обложку.

«Легенды о кокосах. Том 7».

«Да что с тобой не так?» — безмолвно прокричал я и отправился в свою постель.

Йован, глава Офиса наблюдения, объявил о благотворительном вечере, на который явятся все знаменитости и богачи.

Я сразу пригласил Нир. Уже давно я искал подходящий повод, чтобы сделать ей подарок — серебряный браслет и признание в своих чувствах. Моё воображение ярко рисовало эту картину: я, как лучший наблюдатель, сижу в окружении высокопоставленных людей, а рядом она, любящая и украшенная моим подарком.

Вечер проходил в старом ресторане. Его витражные стены проливали на улицу яркое многоцветие. Я поприветствовал некоторых гостей и хотел представить свою спутницу, но, как оказалось, многие её уже знали как владелицу магазина домашних питомцев. Вокруг Нир собралась целая толпа, а меня оттеснили в сторону. Подошел раскрасневшийся Лампа. Он постарался сказать что-то формальное, но вдруг выкрикнул в сторону Нир глупый комплимент. Толпа обернулась к нам, и Лампа, закрыв лицо, убежал на свое место.

Я сел за пустой стол и стал угрюмо рассматривать витражи. Картинка, которая все это время торчала у меня в голове, бледнела и рассыпалась с каждой минутой. Все вокруг стали врагами. Йован кому-то замахал, и я увидел, как в ресторан входит Благо, сверкающий драгоценными запонками и широкой улыбкой. Глава дружески обнял его и указал на наш стол.

«Не иди сюда», — мысленно просил я, но сосед приближался, по пути здороваясь с гостями.

— Твое место, — Йован похлопал Благо по плечу и отошел.

— Как ты сюда попал? — прошипел я.

— Меня пригласили, — ответил он, садясь рядом.

— Кто мог тебя…

— Начнем наш благотворительный вечер, господа! Все собранные средства пойдут на хорошие дела. На какие именно решим потом, а пока просто наслаждайтесь.

Томно заиграл оркестр, и официанты разбрелись по залу. Нир села рядом со мной и улыбнулась пришедшему Благу так, как еще не улыбалась в этот вечер мне.

Целый час я просидел молча. Благо разговаривал с гостями, которых я впервые видел так, будто они старые друзья, а к Нир постоянно кто-то подходил. Я же был прозрачным и неважным.

Оркестр сыграл туш и Йован объявил о начале танцев.

— Идем танцевать? — оживленно спросила Нир.

Много раз я наблюдал, как она танцует дома. Свободно, смело отдаваясь музыке. Так, как я бы никогда не смог. Не успел я придумать отговорку, как Лампа подкрался сзади и протянул девушке руку. Нир приняла предложение. Они вышли в центр зала и закружились в танце, ласкаемые восторгом гостей, а я ревновал и сжимал в кармане коробочку с браслетом.

Чем ближе они становились друг к другу, тем глубже я погружался в свой гнев. Лампа вдруг прижал Нир к себе, и через секунду я уже стоял рядом. Мне удалось оторвать его от девушки и отвести в сторону.

— Найди себе другую партнершу, — крикнул я ему в ухо, но мои слова заглушили аплодисменты.

Я обернулся. Нир уже танцевала с Благо. Быстрее и громче играли музыканты. От диких мотивов дрожали все присутствующие. Благо держал Нир за шею, а она запускала пальцы в его волосы. Они жались друг к другу и смеялись. Я за несколько шагов чувствовал жар, исходящий от них.

Мне было все равно, что подумают окружающие. Я схватил Нир за руку и повел за собой на улицу. Позади нас бурлила волна из человеческих тел. Благо и Лампа, ничего не разбирая, танцевали друг с другом словно в трансе.

Мы вышли на холодный вечерний воздух.

— Ты тоже здесь? А я опоздал.

Незнакомый мужчина подошел и обнял Нир, получив от нее в ответ долгий поцелуй. Я был разбит и уже ничего не чувствовал. Мужчина подмигнул девушке и зашел в ресторан.

— Кто это был?

— Один из тех, с кем я иногда провожу время, — не задумываясь ответила Нир, поправляя растрепавшиеся волосы.

— Как со мной?

— Не совсем.

Я достал коробочку с браслетом и протянул ей.

— Хотел подарить и сказать, что влюблен.

— Ты не влюблен, Птенец. По крайней мере не в меня, — Нир открыла коробочку, и я понял, что подарок ей понравился. — Ты такой несчастный только потому, что тебя весь вечер никто не замечал.

Я недоверчиво посмотрел на нее. Нир говорила что-то еще, но я погрузился в размышления. Её слова правда? Есть ли разница для меня — быть незамеченным ей, или кем-то другим? Я ревную Нир или её внимание к себе самому?

— Все эти люди для меня ничего не значат. Но не ты. Ты мой единственный друг. И все, что я не могу дать им, я отдаю тебе.

— Единственный? — это меня оживило. -то есть других друзей у тебя нет и не будет?

— Может только такие, как твой Благо, — Нир сделала вид, что её вот-вот стошнит.

Этому я мог поверить.

— Да, мне такое подходит!

Отчаяние, которое минуту назад давило на меня, мгновенно исчезло. Я смотрел на Нир и удивлялся тому, как она поменялась. Неясный туман, что окружал её все это время, пропал. Я, наконец, увидел её — настоящую, смелую и свободную.

Стать бы таким хотя бы на один танец.

Во время обеда ко мне в кабинет ворвался Лампа.

— Мы с тобой едем в соседний город вместе с Йованом! — сказал он и забрал мой салат. — На встречу с тамошними наблюдателями. Будем делиться опытом и обсуждать всякие скучные вещи. Интересно, какая там жизнь.

Лампа задумчиво жевал овощи, а я не знал, как реагировать на новость. Я никогда не покидал своего города. Легально сделать это могут только самые худые жители с самыми серьезными причинами для путешествия. Для того, чтобы попасть в соседний город необходимо пройти по узкой тропе между двух глыб Тьмы за восточным полем. Единственный путь, соединяющий нас с остальным миром. Такой шанс выпадает раз в жизни, и я не мог отказаться.

Ещё до восхода солнца к моему дому подъехала машина. Я сел на заднее сиденье. Рядом раскатисто храпел Лампа. Йован повернулся ко мне, многозначительно посмотрел на Лампу и предупредил, что до тропы ехать несколько часов. Йован был бодрым и веселым, и я решил, что спать при нем будет слишком неучтиво. Я прилежно смотрел в окно на светлеющее небо, слушал тихие монологи водителя, но очень скоро мои глаза закрылись, и я заснул у Лампы на плече.

Меня разбудил тактичный толчок в бок.

— Берите вещи и выходите из машины. Мы на месте.

Небо совсем посветлело. Утро было теплым и нежным. Я осмотрелся. В сторону города, далеко за горизонт, уходила очередь из грузовиков и машин, а впереди громоздились две черные скалы, теряющиеся в облаках.

Мы пошли к ним. Я с трудом разглядел расщелину между двух кусков Тьмы. Тонкая, как карандашная линия. Двое силовиков подошли к нам и изучили бумаги, которые Йован им показал. Наконец мы подошли к тропе, и я заглянул в расщелину, по которой она шла. Несколько десятков сантиметров отделяли одну Тьму от другой. Проход освещали прожекторы, а по камерам за ним следили наблюдатели. Неужели и я сейчас, как и они, мог просто быть на работе? Стоя здесь, я не мог этого даже вообразить.

Над тропой, по натянутым железным тросам двигались маленькие ящики с товарами на продажу. Тут же сидел старик со свалявшейся бородой. Он был скрюченным и неподвижным, и только его рука как заведенная, крутила рукоять, чтобы ящики ездили туда- сюда.

Наши вещи положили в один из них и отправили в расщелину. Скоро они скрылись из виду, и от них остался только жалобный скрип стариковской рукояти.

— Сколько нужно идти? — деловито спросил я.

— Двести метров и держись крепче, малыш, — ответил один толстый торговец, снимая с троса ящичек с помидорами и отправляя обратно стопку купюр.

По тропе нужно было идти боком, держась за перила, которые то поднимались вверх, то опускались, обходя черные неровности.

— Мне кажется, я не пролезу, — тихо сказал я Йовану.

— Если уж я справляюсь, то тебе тем более не о чем беспокоиться. Разомните спины, вам понадобится немного гибкости.

Йован снял с себя пальто и отправил его в ящике через Тьму. Лампа всё храбрился, но я видел, как часто он вытирает вспотевшие ладони о джинсы.

— Ты когда-нибудь наблюдал за этой точкой? — спросил я у него, чтобы немного отвлечься.

— Один раз. Это было необычно. Редко увидишь, чтобы рядом с Тьмой были людей. А тут они время от времени колышутся во мраке. Смазанные и маленькие, как насекомые.

Мне стало нехорошо. Я осмотрелся, желая найти что-нибудь яркое и приятное, но взгляд мой наткнулся лишь на огромную бронзовую плиту, на которой выскабливали имена упавших во Тему путешественников.

— Не переживай. Если что, ты не останешься забытым. Я позабочусь о твоём имени, — насмешливо сказал Йован и похлопал меня по плечу.

— Легко тебе говорить. Ты же постоянно ходишь по этой тропе. А если Тьма схлопнется, когда мы будем на другой стороне? Мы же не сможем вернуться.

— Это будет уже неважно. Даже если наш город будет жить, мы не получим о нем никакой информации. А нет данных — нет ничего, и значит не о чем жалеть. Но ваши коллеги этого не допустят, — Йован указал на камеры, следящие за Тьмой. — Я иду первым. Птенец за мной. Затем Лампа. Шаг в шаг. Смотри, как я двигаюсь и просто повторяй. Если нужно время — дайте знать. Здесь никто вас не поторопит.

Мы подошли к тропе. Старик прекратил вращать рукоять, подвинул к себе ржавый раструб и прохрипел в него.

— Тут трое. Путь свободен?

В ответ ему что-то также прохрипело. Старик кивнул Йовану и снова взялся за рукоять.

— Не понял, что ему сказали? — дрожащим голосом спросил Лампа. Он побледнел, и я испугался, что он завалится во Тьму в самом начале пути.

— Что надо сказали. Жди пять шагов и заходи, — Йован взялся за перила и пошел по тропе.

Я отсчитал пять его шагов и пошел следом. Тьма была прямо у меня перед носом. Свет прожекторов не отражался от нее, и я не понимал, какое между нами расстояние. Сверху, поскрипывая, ползли ящики. Лампа начал икать от напряжения. В начале все было довольно просто, и я даже немного ускорился, но Йован тут же осадил меня, хотя даже не глядел в мою сторону.

— Не торопись. Побереги силы. Как там Лампа?

— Наслаждается.

Скоро я увидел табличку с надписью «Середина пути», а за ней ещё одну «Внимание! Впереди опухоли». Йован остановился и посмотрел на меня.

— Отдохните немного. Сейчас будет самое сложное.

Я кивнул. В основном Тьма гладкая и кривая, как застывшая смола, но в некоторых местах из нее выпирают разных форм нарывы. Их называют опухолями, злорадствуя над тем, что Тьма может быть больна своей злобой. Именно эту её болезнь нам нужно было теперь обойти.

-Там висят зеркала. Смотри в них, чтобы ничего не задеть. Нужно пройти всего несколько метров. Ни в коем случае не сгибай колени.

— Я не смогу, — крикнул сзади Лампа. Он быстро дышал и нервно дергался.

— Подойди к нему и дотронься. Мне это помогло в первый раз, — посоветовал Йован. — Я подожду.

Я сделал несколько шагов назад и накрыл рукой сжимавшую перила руку Лампы.

— Так темно. Ничего не вижу, — Лампа начал ругаться и выплевывать проклятья, а я стоял рядом и мне казалось, что Тьма слышит нас и готовится отомстить.

Лампа выговорился и успокоился. Он кивнул мне и покрепче ухватился за перила. Я пошел вперед. Тропа завернула направо, и я увидел опухоли. Йован медленно проходил мимо них, внимательно разглядывая свое отражение и изгибаясь. Это было похоже на какой-то ритуальный танец. Настала моя очередь. Я был менее пластичен и несколько раз почти потерял равновесие. Сзади, сжав губы и покрываясь потом, двигался Лампа.

Все прошло удачно. Йован похлопал рукой по перилам, в знак одобрения и мы двинулись дальше. Оставшийся путь казался простым. Лампа даже шутил над тем, каким нелепым я показался ему на том участке пути. Наконец впереди я увидел дневной свет. Мы вышли из расщелины, пряча глаза от солнца. Йован уже надел свое пальто и говорил с кем-то, а мы с Лампой молча стояли и смотрели, как ящики выползают и заползают во Тьму.

— Наша машина там, — Йован подошёл к нам и передал наши вещи.

До города было еще несколько часов пути. Тьма провожала нас молчаливым недовольством. Это все даже развеселило меня. Грандиозная и ужасающая сила ничего не значит для людей, которые работают на тропе. Она всего лишь декорации там, где можно передать друг другу овощи на продажу. Какое падение.

Ещё издалека я понял, что этот город огромен. Он тянулся по горизонту слева направо и лежал на холмах, отчего весь волновался и наслаивался сам на себя. Город поблескивал на солнце и пыхтел промышленными трубами. Въезд в него украшали два невероятно высоких здания.

— Сколько здесь этажей? — спросил я у Йована, плюща нос об оконное стекло и разглядывая высотки.

— Одиннадцать.

На дорогах было очень много машин. Я видел как минимум три. Везде продавали еду и противогазы, а фасады зданий пестрили вывесками. Мы выехали на широкий проспект, и что-то огромное и пестрое с грохотом пронеслось рядом с нами.

— Что это за чудовище? У нас таких нет.

— Это трамвай. На нем можно ездить по городу. Его сделали люди.

Мы приехали в отель. Нас с Лампой поселили вместе, и пока он был в душе, я, спрятавшись за занавеской, высматривал трамваи. Они были одинаковыми, и я решил, что это один и тот же специально ездит мимо, пытаясь меня запутать или запугать.

Мы поели в ресторане отеля. Йован сверился со своей записной книжкой и попросил у официанта какое-то такси. Официант передал просьбу человеку в кроссовках, и тот выбежал на улицу.

— Что такое такси?

— Машина, которая отвезёт нас куда нужно.

— А почему просто не дойти?

— В этом городе не так-то просто куда-то дойти, да и офис наблюдателей далеко отсюда.

Я кивнул и подождал, пока Йован отвлечется на свои дела.

— Зачем делать город, по которому сложно ходить? — шепотом спросил я у Лампы.

Ответом мне послужило только пожимание плечами.

Минут через десять человек в кроссовках вернулся. Он был весь потный, тяжело дышал и держался за ребра.

— Я сбегал и нашел свободного водителя. Он ждёт вас.

Мы ехали в офис, и я не переставал поражаться всему вокруг. Жизнь в городе бурлила. На какой-то большой площади, перед помпезным зданием стояла толпа людей с плакатами и поднятыми кулаками. Водитель хмыкнул и указал на них.

— Протестуют. Вчера правительство издало очередной невыполнимый закон, и сразу вышли недовольные.

— То есть они протестуют против решения правительства?

— В этом городе много людей, от работы которых зависит нормальная стабильная жизнь, — пояснил Йован. — Они работают сами и дают работу другим. Если они недовольны, то могут и забастовать, а это повредит всем. Правительству в том числе. Так что оно прислушивается к их требованиям.

— Но ведь правительство может просто сжечь их или заставить исчезнуть. Как это делается у нас.

— Если бы здесь все было как у нас, то мы бы сейчас не ехали в такси.

Я понимающе кивнул и шепнул Лампе: «Зачем делать правительство, которое не способно принимать решения?»

Лампа снова пожал плечами.

Мы приехали в офис. Множество высоких зданий, переплетённых между собой, впускали и выпускали через свои двери наблюдателей. Нас встретил улыбчивый парень и проводил в самый большой корпус на верхний этаж. Огромное пространство здесь было уставлено столами и мониторами и на одном из них я увидел знакомое место — Тропу, по которой шел совсем недавно сам.

Все наблюдатели ходили в черных водолазка и брюках, со строгими браслетами и серьгами из драгоценных металлов. Я же надел свой самый яркий костюм и ботинки, украшенные голубиным хвостами.

К нам подошло несколько людей. Сначала они поздоровались с Йованом, который, в отличии от нас с Лампой, органично и уместно смотрелся здесь. Нас представили главе этого офиса — эффектной и крупной Рите, с очень тонкими лодыжками, а также главному наблюдателю Грому — красавцу, почти как Йован, но без очков и с короткой шеей. У Грома была собственная ассистентка и так что он решил, что Лампа мой помощник. Лампа очень обиделся и даже не старался этого скрыть.

— Какой у тебя интересный стиль, — сказала ассистентка, пожимая мне руку. — Необычно видеть здесь яркие краски. Как видишь, мы тут очень монохромны. Нам нужно подумать о том, чтобы исправить это.

Гром согласно закивал и предложил нам с Лампой осмотреть офис.

— Через полтора часа начнется конференция, так что не уходите далеко, — предупредил Йован.

Он отправился с Ритой в её кабинет, а мы вчетвером отправились изучать офис.

Наблюдатели этого города были дружелюбными и улыбчивыми. Те, кто не был прикован к экранам подходили знакомиться, а остальные просто здоровались со своих рабочих мест. Лампа смотрел на всех с подозрением, как бы я не уговаривал его расслабиться. Время прошло быстро и нужно было возвращаться к делам.

В большой зал на первом этаже цепочками шли наблюдатели, чтобы послушать наше выступление. На сцене стояла огромная трибуна. Её дизайн мне приглянулся. Она представляла собой черную кособокую глыбу и олицетворяла взгляд здешних наблюдателей на Тьму — всего лишь объект их работы, не более. Йован уже стоял за трибуной. Он кивнул нам и начал свою получасовую речь, наполненную цифрами и различными показателями.

— Теперь, после всех этих скучных фраз, хочу пригласить на сцену моего лучшего наблюдателя — Птенца. Он ответит на все ваши вопросы.

Под приветственные аплодисменты я вышел на сцену и встал за трибуну, щурясь от слепящего света прожекторов. В зале поднялась рука.

— Расскажи, как именно проходит наблюдение в вашем офисе.

Я прокашлялся.

— Ну, мы следим за Тьмой через экраны и не отводим взгляда дольше, чем на секунду. Как и во всех выживших городах, полагаю.

Все наблюдатели записали эти слова в свои блокноты.

— Еще вопросы?

Зал молчал. Я неловко поклонился и сошел со сцены.

Скоро мероприятие закончилось и Гром пригласил нас с Лампой на обед. У дверей кафе нам завязали глаза черными лентами и что-то холодное оказалось за моей спиной. Оно тихонько толкало меня вперед, хотя я не чувствовал его прикосновений. В кафе пахло сырой землей и мясом. Я наткнулся на стул, сел, нашел на ощупь приборы. Я не знал, что происходит вокруг меня, но все мое тело словно покрывалось морозной сухой пленкой. Слева от себя я слышал Лампу. Он то и дело дергался и скулил. Гром и ассистентка сидели напротив и беспечно обсуждали офисные сплетни. Но справа было что-то еще. Я слышал, как поскрипывает под ним стул и как ударяются приборы о его тарелку. Я ел свою безвкусную еду, не желая знать, что именно это было. Лампа вдруг ударил меня по ноге.

— Мы бы хотели самостоятельно побродить по офису. Если вы не против, конечно, — выпалил я.

— Да, идите, — отозвался Гром.

Что-то холодное снова оказалось рядом и вывело нас из кафе. За дверью я сорвал с глаз повязку. Мы оба были покрыты влажной пылью. Я отряхнулся. Бедный Лампа дрожал и тер лицо.

Мы поднялись на верхний этаж и встали около окна. Город вокруг был шумным и подвижным. Не сравнится с нашим. А люди здесь так смелы и свободы.

— Может остаться? — неуверенно спросил я. — Кажется это место подходит мне больше.

Мои слова возмутили Лампу. Он ругался и пытался объяснить мне, что все здесь не так, как мне кажется, а я молча смотрел в окно. Что меня ждет, когда я вернусь? Желтые, вечно как перед грозой припыленные крошечные улицы? Редкие неприветливые прохожие? Тоска и мрак и ничего больше. А здесь все белое, чистое и до ближайшей Тьмы ехать несколько часов.

— Я везде искал вас, — к нам подошел Йован. -Хочу уже вернуться в отель и отдохнуть перед поездкой домой.

— А Птенец не хочет возвращаться. Заявил, что желает остаться здесь насовсем, — пожаловался Лампа.

— Понимаю. Со мной было тоже самое.

От этих слов Лампа скис, и мы постояли немного в тишине, пока рядом, непонятно где именно, не раздался приглушенный голос ассистентки Грома.

— Безвкусица и цирк. Голубиные хвосты! Провинциалы из пограничных городов становятся все нелепее.

— Не хотел бы я там оказаться, — рассмеялся Гром и голоса отдалились.

Йован посмотрел на мои ботинки и поднял одну бровь, а раскрасневшийся от злобы Лампа утверждался в своем мнении относительно этого места. Белоснежные здания за окном вдруг потускнели и растеряли весь свой триумф.

Твердая рука Йована легла мне на плечо.

— Не очаровывайся. По крайней мере не так быстро. Пойдемте. Нам нужно попрощаться со всеми.

Я плелся сзади, опустив голову, а Лампа все не прекращал ругаться на все подряд. В кабинет Риты, пока они с Йованом обменивались любезностями, подошли Гром с ассистенткой. Я жал их протянутые руки и слушал уверения в том, что они непременно, как только получится, пересекут Тропу и посетят наш город. Я только кивал и хотел побыстрее уйти.

— Благодарю, что взяли на себя ответственность за моих наблюдателей и все им показали.

Йован, с самой искренней улыбкой, которую я когда-либо видел на его лице, протянул Грому руку, и как только их ладони сомкнулись, раздался оглушительный треск костей. Гром отскочил назад, схватился за руку и завыл.

— Я не хотел. Как же так вышло? — Йован сделал шаг вперед, но ассистентка выставила вперед руку, и заслонила своего начальника. — Мне так жаль. Наверное я не рассчитал силу. Понимаете, не так-то просто навредить кому-то в нашем провинциальном пограничном городке, а здесь наблюдатели так хрупки. Рита, пришли мне счет за лечение. Я все компенсирую.

Йован поклонился и вывел нас из офиса. Пока мы ехали в отель я рассматривал прохожих. Все они куда-то бежали, и я понял, что не хочу бежать рядом с ними. Лампа не умолкая говорил о произошедшем в кабинете и смеялся громче и злее, а Йован профессионально делал вид, что все это было абсолютной случайностью. Совсем скоро нам вновь нужно было идти по Тропе. Я ждал этого с нетерпением.

Каждое утро после моего возвращения домой я просыпался и обнаруживал возле себя Благо. Он молча стоял и смотрел на меня своими заплаканными глазами. Так он переживал мое опасное путешествие в соседний город.

— Не прекратишь скулить у моей кровати — повешу замки на твою дверь и буду запирать тебя внутри на всю ночь.

Благо всхлипывал и кивал, но на следующее утро снова оказывался в моей комнате.

Раз в год городские деревья меняют место своего роста. Это интересный, но небезопасный день и лучше проводить его дома. Но именно сегодня в музее проходит выставка людей, на которую я так хотел попасть. Я съел посоленный слезами Благо завтрак, надел шлем и пошел на улицу.

Путь до музея не близкий. По улицам как оголтелые носились деревья, раскидывая повсюду комья земли, птичьи гнезда и листву. Нужно все время быть начеку, чтобы вовремя уйти с их пути. Одно дерево прямо передо мной повалилось на дом. Я еле успел отскочить назад. Его сородич, который был вдвое больше, навалился сверху и своими корнями вырывал корни у поверженного дерева. Жестокое и грандиозное зрелище. Эти бои необходимы, так как награда в них велика. Каждое дерево хочет ухватить себе место посветлее и потише.

Некоторые люди следят за происходящим из окон и как только замечают красивое раскидистое дерево криками зазывают его в свои маленькие дворы. Но деревья не понимают наших слов.

Я весь вспотел, но дошел до музея почти невредимым. Только какой-то молодой саженец поцарапал своей гибкой веткой мою щеку. На выставку многие добрались с серьезными повреждениями. Бригада медиков уже накрыла какое-то окровавленное тело белой простыней.

Я приступил к осмотру экспонатов. Все они — жители нашего города, самые нерасторопные, что не успели вовремя убежать от художников. У большинства были заклеены рты, а остальные ругались на гостей и молили о помощи. Посетители же только и делали, что с задумчивым видом блуждали по залу.

Меня заинтересовал сидящий на стуле человек. Подпись к нему гласила «Бегущий по раскалённым пескам пустыни». Рядом шепталась кучка молодых людей. Они яростно спорили о том, что видят перед собой, а потом вцепились друг в друга и теперь их спор об искусстве слышали уже все присутствующие. На крики сбежались люди. Для этих ценителей прекрасного драка была гораздо интереснее самой выставки.

Я пошел дальше по опустевшему залу. В центре него с потолка свисал на тросах еще один экспонат. Этот человек был весь заплеван, его одежда клочьями висела на бездвижном теле. Рядом с ним стоял создатель и что-то тихо говорил. Мне пришлось приложить ухо к его губам, чтобы расслышать слова.

— Общество несёт боль и унижение. Общество дарует несвободу.

— Будто я сам этого не знал.

Оказалось, что выставка совсем небольшая. Я разочаровался и пошел домой. Солнце клонилось к горизонту и его красный свет освещал изувеченные деревья. Время Переломанные и лысые. Они заняли новые места, вцепились в свои клочки земли как в сокровище и не отпустят их ещё год. Кому-то повезло. В тепле и солнце их раны быстро затянутся. Но кто-то наверняка уже жалеет о своем новом месте и решении променять его на предыдущее.

Я проголодался задолго до обеда и решил перекусить, не отрываясь от наблюдения за Тьмой. В тарелке от целого салата осталась одна маленькая помидорка. Она никак не хотела насаживаться на вилку и металась из угла в угол.

В кабинет ворвался Лампа. Он подскочил к моему столу, схватил помидорку пальцами, положил ее мне в рот и заговорчески зашептал.

— Я узнал, что завтра рано утром придет торнадо. Если все сделаем правильно, а не как в том году, то обогатимся. Я никому не доверяю в таких делах, но ты обязательно возьми с собой Благо.

Я молча кивнул и проглотил помидорку.

На следующий день, ещё до рассвета, мы втроём крались по спящему городу. Нашей целью был пятиэтажный дом на окраине. Самый высокий в этом районе. Благо поднялся на его крышу и стал высматривать торнадо. Он должен был прийти с севера. Это все, что нам было известно.

Мы с Лампой стояли внизу и ждали сигнала. И вот Благо заметил что-то и указал налево. Мы побежали в этом направлении. Скорее всего торнадо зайдет в город через Полевую площадь. Расчеты оказались верны и торнадо двигался прямо к ней. Он был тоньше и слабее прошлогоднего. Благо догнал нас. Он пытался застегнуть ворот моей куртки, чтобы я не заболел от сильного ветра, но я успешно отбивался от его заботы.

Торнадо пришел на площадь и остановился, решая, что делать дальше. Мы спрятались, чтобы не смущать его, ведь эти существа такие неуверенные и ранимые. Торнадо задрожал и вышвырнул из своего серого тела пятнистую корову. Она повалилась на бок и безвольно лежала на брусчатке. Лёгкая добыча, но нас такие мелочи больше не интересуют. Торнадо двинулся к нам. Он прошел совсем близко и вдруг ускорился. Должно быть заметил нас и испугался. Мы побежали следом, но он был быстрее и сумел скрыться.

— Это провал, — повторял Лампа, пока мы носились по улицам и выискивали хоть какие-нибудь следы.

Бесполезно. Наверняка он уже далеко и исторгает из себя дары, которые скоро подберут проснувшиеся горожане. Мы выбежали на очередную улицу и замерли. Недалеко лежал грязный ковер, а дальше, прислоненное к стене, стояло огромное зеркало в роскошной резной раме. Настоящая редкость и сокровище. Я толкнул Благо, но он не пошевелился.

— Что такое? — крикнул я и закрыл рот ладонями. После гула от торнадо я и забыл, как тихо становится после его ухода. — Чего встал? — прошептал я сквозь пальцы.

Благо повернул мою голову, и я увидел напротив Женщину, которой несколько лет и ее соседку, Щенка. Этого нам было не нужно.

— Будем так стоять и они точно окажутся первыми. Очнись.

Благо сбросил с себя оцепенение, и все мы побежали вперед. Женщина и Благо не отрывали друг от друга одинаковых серых глаз. Не знаю, о чем они думали, но добежать до зеркала им не удалось. Они вцепились в грязный ковер и стали драться за него.

— Что ты делаешь? Нам нужно зеркало, а не эта тряпка, — шепотом кричал я.

— Оставь, — Щенок пыталась оторвать свою соседку от ковра.

— Этот старик не получит и пылинкой больше, чем я.

— Я не старик. Мне всего несколько лет!

Я пнул Благо в спину и побежал к зеркалу. Щенок бежала рядом.

— Даже не надейся. Нас все равно двое, — я кивнул на Лампу и с удовольствием увидел, как огня в глазах девушки поубавилось.

Зеркало оказалось массивным и тяжёлым. Мы с Щенком вцепились в него с двух сторон.

— Давай, Лампа, оттолкни ее и потащили.

— Только попробуй, — девушка подняла одну ногу, готовясь нанести удар в любой момент.

Позади, в пыли от старого ковра, боролись наши соседи. Лампа поднял руки и ударил нас двоих по запястьям. От боли мы отпустили раму, а Лампа взвалил себе на спину зеркало и, сгорбившись, побежал по улице. Я показал Щенку язык и побежал следом.

— Какой ты хитрый, Лампа! Хвалю. Давай помогу нести.

— Прости, — он вдруг ударил меня углом рамы в бок.

Я задохнулся от боли и остановился.

— Я подарю это зеркало Нир, и она полюбит меня. Ты должен меня понять. Я не упущу такой шанс.

Лампа побежал дальше, а я не мог поверить в то, что он сделал. Щенок злобно смеялась мне в спину.

— Помоги, — тихо раздалось снизу.

Благо и Женщина, отбросив далеко грязный ковер, лежали на земле, позеленевшие, вцепившись друг другу в горла.

Щенок, держась от смеха за ребра, подошла к нам. Она подняла ковер и протянула его мне.

— Прекратим это. Тяни.

Истлевшие полотно легко разорвалось пополам, и наши соседи сразу отпустили друг друга.

— Возьмите себе каждый по половине и успокойтесь, — предложила девушка.

— Мне этого не нужно, — ответила Женщина.

— Грязное старье. Можешь все оставить себе, — Благо поднялся и отряхнулся как ни в чем не бывало. — Ты забрал зеркало?

Грязный ковер полетел ему в лицо. Мы видели, как вдалеке маленькая фигурка Лампы еле плетется и шатается от усталости. Но вот он запнулся и рухнул на землю. Послышался жалобный звон стекла.

Лампа неподвижно лежал на спине и все еще не восстановил дыхание, когда мы подошли к нему.

— Разбилось. Остались только старые деревяшки. Кому нужно зеркало без стекла? Нир никогда не полюбит такого неудачника, как я, — бубнил Лампа, размазывая по лицу слезы и пот.

Я помог ему подняться. Мы втроем шли домой. По городу потерянно бродили коровы, а проснувшиеся жители подбирали то, что принес им торнадо. Мы же, грязные и вонючие, снова упустили свой шанс.

— В следующем году все сделаем как надо, — заверил меня Лампа.

Через несколько дней я, простуженный от сильного ветра, лежал дома у Нир, когда очередной ухажер принес ей в подарок то самое зеркало. Он подобрал раму и заменил стекло. Я с удивлением узнал, что для Нир старая рама оказал гораздо ценней самого зеркала. Моя любимая странная подруга…

После восьми дней непрерывной работы я выпросил себе три выходных и намеревался потратить их на прогулки и отдых. Половину первого дня я проспал и к обеду вышел в гостиную недовольным и помятым.

Обычно в это время комната залита солнечным светом, но сегодня здесь было как-то мрачно, словно что-то закрывало окно. Виноват в этом был Благо, сидящий на подоконнике. Он прильнул лбом к стеклу и наблюдал за улицей.

— Ты чего расселся? — недовольно спросил я.

— Тоскую.

Я взял приготовленный Благом сэндвич и подошёл к окну. Сосед выглядел на редкость подавленным.

— А я сейчас пойду гулять по городу, — сказал я и хрустнул поджаренным тостом.

Благо чуть поднял небритое лицо.

— Погода чудесная. Как раз для прогулок.

На редкость унылый голос, сутулая спина и небритое лицо Блага нагнали на меня тоску. Я всмотреться в чистое синее небо.

— Хотя там какие-то подозрительные тучи. Пойдет дождь, и я промочу ноги.

— Там ни облачка, — разглядывая небо ответил Благо.

— Не туда смотришь. Они там, — я быстро помахал рукой над головой. — Прогнозирование погоды — это явно не твоё. Так уж и быть, посижу сегодня дома и почитаю книгу. Ты, конечно, будешь мне мешать своим присутствием, но я терпелив.

Я уселся на диван рядом с окном и приступил к чтению. Благо был тихим и незаметным. Через час я захлопнул книгу и пошел готовить кофе. Комната наполнилась приятным ароматом, и когда я наполнил свою чашку, оказалось, что в кофеварке осталась еще одна порция. Терять идеально сваренный кофе мне не хотелось, так что я слил остатки в другую чашку и дал ее соседу.

— Было слишком много воды. Допей.

Сосед поблагодарил меня, взял чашку и снова уткнулся лбом в стекло. Я вернулся к книге. Не знаю, как это произошло, но скоро я осознал, что читаю вслух. Благо внимательно слушал мой голос и маленькими глотками пил свой кофе. Небо весь день было синим и незапятнанным. Иногда я поворачивался к окну, бросая короткий взгляд на лицо соседа и следил за тем, как меняются уличные цвета.

На следующий день я обнаружил Благо на том же месте.

— Сегодня облачно, но ветер теплый. Тебе будет очень комфортно гулять.

— Скоро выйдет солнце и станет ужасно жарко. Могу обгореть.

— Не думаю, что эти облака сегодня рассеются, Птенец.

— Я лучше знаю. Придется снова провести весь день дома. Мне еще нужно заполнить кучу документов.

Я поворчал немного и пошел готовить кофе. Второй день подряд я наливал в кофеварку слишком много воды и приходилось делиться с Благом.

Куча документов ждала меня уже несколько месяцев. Это были анкеты для оценки обслуживания из разных кафе. Я сел в центре гостиной, разложил бумаги вокруг себя и принялся их заполнять. Благо был таким же незаметным как вчера, но спина его немного распрямилась. Так прошел еще один день. Ни один солнечный луч не упал на город.

На следующий день после пробуждения я сразу отправился на кухню. Лишняя вода в кофеварке меня не удивила, и я молча вручил Благу его чашку. Вдруг сам факт того, что Благо сидит здесь уже третий день показался мне вопиющей несправедливостью.

— Ты решил, что этот подоконник принадлежит тебе одному? Подвинься, я тоже хочу здесь сидеть.

Благо подтянул к себе ноги. Места особо не прибавилось, но я сумел уместиться рядом с ним.

Что же такого он разглядывал все эти дни? Какая-то грязная кошка сидела на середине дороги и неотрывно смотрела на нас, хозяин овощной лавки дрожа гладил пальцами крупные гладкие луковицы, а из окна напротив валил густой черный дым. Ничего интересного. Просто самый обычный день.

Мои ноги очень скоро затекли, и я закинул их Благу на плечи, почесывая пальцами его колючие щеки.

— Кажется, тоска меня наконец отпустила, — улыбаясь, заявил сосед.

Он попытался встать, но я уперся пятками в его ключицы.

— Нет. Ты заразил меня своим унынием, поэтому сиди здесь и мучайся, как я мучался все эти дни.

— Я только хотел сходить в душ и привести себя в порядок.

Скоро напротив сидел уже чистый и гладкощекий Благо. Грязная кошка ушла, а владелец лавки скрылся от чужих глаз под коробками с салатом.

— Так нечестно, — кричал я на всю квартиру. Сегодня твоя очередь. Посмотри на график.

— На тот, где ты написал мое имя поверх своего? Ты делаешь это каждый раз.

— До сих пор ты не возражал. Что изменилось сегодня?

— Натер мизинец на ноге.

Благо вручил мне корзину с грязным бельем и ушел к себе в комнату. Я со злостью срывал со своей кровати простыни и сворачивал их в пышные хлопковые комки. Обычно о дне стирки я узнаю только вечером, когда ложусь в пахнущую чистотой постель. Но почему-то сегодня Благо решил прервать мое спокойствие и отправить меня в прачечную.

Я так давно там не был, что и забыл, сколько нужно брать монет для стирки и по какому принципу делится белье. Так что я решил эту задачу просто: то, что мне жалко испортить — в одну кучу, вещи Блага — в другую.

Прачечная находилась на первом этаже унылого торгового центра. В такие ходят только старики. Здесь они чинят свою обувь, покупают выпечку в пластиковых пакетах и часами сидят в неуютном кафетерии, стены которого покрыты мелкой потрескавшейся плиткой. Сам город вокруг этого здания давно замер и пропитался затхлостью, а яркий солнечный свет покрылся толстым слоем пыли.

Я вошел в прачечную. С тех пор, как я был тут в последний раз, дизайн ее интерьера изменился не в лучшую сторону. Входная дверь была круглой, а изнутри квадрат стен, пола и потолка сменился огромным барабаном стиральной машины. Очередной сумасшедший архитектор воплотил в жизнь свои пошлые фантазии.

В конце помещения, на обычном плоском полу, стояли стиральные и сушильные машины. Я ступил на гладкую сталь. Барабан под моими ногами пошатывался, и я несколько раз терял равновесие, раскидывая вокруг грязное белье. Наконец я добрался до своей цели, разложил белье по машинам, насыпал столько порошка, сколько мне захотелось (в порыве жадности растаскал по карманам несколько горстей) и нажал на кнопки запуска.

Вдруг отверстия в круглых стенах стали извергать из себя воду, а пол ушел у меня из-под ног. Огромный барабан стал медленно вращаться, а я скатывался по нему вниз, отбивая о стальные выступы лопатки и бедра. Попытки ухватиться за спокойно стоящие стиральные машины оказались неудачными. Барабан разгонялся сильнее и в какой-то момент я уже ничего не мог поделать. Меня вжало в стену. Я чувствовал только подступающую к горлу тошноту и тяжесть в голове. Мир вокруг превратился в гнутый перфорированный лист металла, который вращался вокруг смазанных стиральных машин — свидетельниц моего позора.

В какой-то момент боль и страх утонули в забытии. Я очнулся, когда вращение прекратилось. Сталь под спиной приятно холодила болящее тело. Нескладный пискливый аккорд оповестил меня о завершении стирки.

Так не хотелось вставать. Мои руки уже представили, как их обволакивает холодная влажная ткань. Я поднялся и, скрючившись, стал вытягивать мятое белье из машин. Сушить его я побоялся, так что пошел на выход с потяжелевшими корзинами.

На улице меня встретила разъяренная толпа. Из нее торчали плакаты, разрисованные значками, диктующими правила стирки, которые я никогда не понимал. Люди кричали и тыкали в меня пальцами.

— Эксплуататор! Садист! Ощутил на себе всю боль и унижение? Только бережная стирка! Защитим вещи от пыток жестоких людей! Делай это руками!

В меня полетели грязные носки. Я опустил голову и постарался быстрее уйти из этого места.

Признайся, ты знал о том, что меня здесь ждет, жестокосердный Благо!

Лампа просочился ко мне в кабинет неслышно и только профессионализм не позволил мне отвернуться от экранов, когда он внезапно зашептал мне в ухо.

— Пойдем встречать рассвет на крыше Офиса.

Мы работаем в самом высоком здании города и рано или поздно такое предложение должно было поступить.

— Вскроем замок. Никто и не заметит.

Лампа из тех трусливых людей, что в неясных порывах подначивают других нарушать законы, а я из тех, что не способны отказать.

Рабочий день закончился. Мы с деловым видом покинули Офис и засели ближайшем кафе. Когда небо порыжело от закатного солнца, а дома набухли, впитав в себя тусклые тени, мы пошли к офису неизвестной мне дорогой. Я не стал спрашивать, откуда Лампе известны все тайные ходы и переулки. Он привел меня к незаметной двери. Служебный вход, за которым оказалась серая лестница и будущая боль в ногах от долгого подъема. Покорив множество лестничных пролетов, мы остановились перед дверью, ведущей на крышу.

— Ну и что дальше?

— Я не умею вскрывать замки, — как будто только что вспомнив об этом, сказал Лампа.

Я не удивился. Его очередной нелепый план провалился. Я, как хороший друг, поддержал его и теперь мог спокойно идти домой.

— Что делаете? — спросил певучий голос из-за спины.

Йован стоял за нами и с интересом смотрел на дверь. В моей голове собралась очередь из оправданий, и я уже выбрал одно из них, но Лампа, не отрываясь от изучения замка, буднично бросил через плечо: «Думаем, как открыть дверь.»

— Я следил за тем, как вы крались к этой лестнице. Вот значит зачем. Но вам нельзя на крышу.

— Поэтому мы и уходим, — я дернул Лампу за рукав.

— Мы хотим посмотреть на рассвет. Ты же директор. Пусти нас.

— Еще чего, — усмехнулся Йован и поправил очки.

Я хорошо знал этот жест. Так он прятал глаза.

— Тебе тоже туда нельзя, — смакуя каждое слово сказал я. — Не все пути доступны важному директору.

— Важный директор может заставить тебя месяц работать без выходных.

Но я уже победил.

— Идем Лампа. Тут нет человека, который может открыть эту дверь.

— Ждите здесь, — прошипел Йован.

Он сбежал вниз по лестнице и вернулся уже со связкой ключей, а я только поражался силе его ног. Йован открыл дверь и вышел на крышу. К нему бросилась стая кошек, живущая здесь. Йован стал уговаривать их не рассказывать никому о нашем вторжении. Этот мяучащий разговор превратился в кошачью истерику с визгами и шипением, а потом все кошки разбежались как по команде и исчезли в щелях и трещинах здания.

Я никогда не видел город с такой высоты. Он весь был пронизан желтыми сосудами улиц. Столбы Тьмы торчали из него, освещаемые прожекторами. Оказалось, что Лампа боится высоты. Он сел у двери и двумя руками схватился за ручку. Лампа уверял нас, что ему и оттуда все прекрасно видно и зрелище это скучное, так что можно спускаться.

— Вам тут быть не положено, — внезапно раздалось с лестницы.

Нас нашел охранник. Йован самодовольно поправил галстук.

— Я директор Офиса. Все в порядке.

Охранник, прихрамывая, подошел к нам совсем близко, и вырвал ключи из рук Йована.

— Директора не воруют.

Я исподлобья смотрел, как Йован поправляет очки. Он выпрямился, улыбнулся и рванулся к двери, сбив охранника с ног.

— Бежим, — крикнул он мне, подхватил под руку Лампу и исчез на лестнице.

Я бежал следом, задыхаясь от смеха и боли в ребрах. Мы остановились, только когда Офис Наблюдения остался далеко позади.

— Те лишайные кошки сдали нас. Я прикажу избавиться от них, — грозил Йован, восстанавливая дыхание. — Но раз рассвет на крыше отменяется, может встретим его на земле? Вы голодные?

Мы зашли в дешевую забегаловку. Ее посетители с интересом разглядывали элегантного, не вписывающегося в обстановку директора Офиса. Йован накормил нас жирной едой с бумажных тарелок. Я вспоминал произошедшее на крыше и изображал по очереди то испуганного Лампу, то уязвленного Йована. Лампа отрицал свой страх высоты и уверял, что просто боялся простудиться на ветру, а Йован решил игнорировать все шутки в его адрес. В искусстве хранить нейтральное выражение лица ему не было равных.

Теплая ночь приглашала на молчаливые улицы. Уборщики собирали с тротуаров мусор и забытых младенцев, а мы заглядывали в спящие окна и вели тихие разговоры. Ближе к рассвету мы пришли на площадь, которая идеально подходила для встречи рассвета. Лампа, зачинщик этого мероприятия, захрапел на плече у Йована, как только мы уселись на лавку под раскидистым деревом. Директор достал пачку сигарет и закурил одну.

Мы ждали, когда небо посветлеет и придумывали нелепые оправдания, которые Йовану предстояло скормить начальству. В них мы с Лампой играли роль жертв, которые не могли противостоять приказам безответственного директора.

— Почему ты был в офисе так поздно? — спросил я, пока Йован безуспешно чиркал зажигалкой возле очередной сигареты.

— А что мне еще делать? — с грустью спросил Йован. — Директорская привилегия бессоседства лишает меня причины торопиться домой.

— Хотел бы я себе такую привилегию.

— Ты не знаешь, о чем говоришь.

Рассвет мы встречали молча, под мелодичное сопение Лампы. Я люблю этих двоих и любовь к ним равнозначна, хотя Йован появился в моей жизни еще в детстве, а Лампа всего несколько лет назад.

Рассвет оказался обычным, и никому не нужным. Сначала мы проводили домой дрожащего от утреннего холода Лампу. У моей двери Йован простоял дольше, объясняя взволнованному Благу моё ночное отсутствие.

С обычной теплой улыбкой и печалью в глазах он попрощался и со мной. Я смотрел в окно как он уходит к себе, в свою роскошную квартиру, прокуривать привилегию бессоседства, которой, а я точно это знал, он всегда мечтал лишиться.

Нир почти не покидала нашей квартиры и уже стала хозяйкой моей комнаты. У нее дома слишком много злого солнца, поэтому она пережидала тяжелые дни у нас. В ванне поселилось её сохнущее белье, моя кровать пропахла волнующими запахами, пол устлали золотые волосы.

Я был в полном восторге, а Благо всё ворчал и не уставал повторять поговорки о засидевшихся гостях, большую часть которых придумывал на ходу.

В очередной томный полдень мы с Нир лежали на середине гостиной. Девушка отсчитывала секунды, а я в нужное время нажимал на пластиковый язычок распылителя. Над нами появлялось облачко из мелких капель. Они падали на наши лица и дышать становилось легче. Иногда подходил Благо, чтобы вытереть лужицы вокруг наших голов.

— Устроим пикник? — заспанным голосом спросила девушка. — Я принесу пледы. Ты можешь приготовить вкусную еду, — она погладила запястье Блага и тот в ужасе отшатнулся. — Я возьму одного своего питомца. Ему нужно побегать на воле, чтобы разогнать соки в… а впрочем это вам знать не нужно.

Меню было составлено, корзины заполнены пышными пледами и бумажными тарелками, рюкзаки забиты напитками и едой. Все это мы взгромоздили на Благо и отправились на загородное поле. Стоило только сделать шаг на траву, как нас догнал удивленный крик. К нам бежал Лампа, придерживая на голове небольшой вентилятор, растущий из кепки. Каждый спасается от жары как может.

— Я увидел вас в городе и всё сразу понял. Можно с вами? — он покраснел, увидев Нир, и молча поплелся следом.

Мы нашли подходящее раскидистое дерево и разместились на его корнях. В центре Благо установил круглую решетку, а внутрь запустил закуску — шарики из теста с земельными сердечками. Редкое и капризное блюдо. Шарики носились по кругу, сбиваясь в стайки, переговариваясь, пытаясь перебраться через ограждения и сбежать. Самые вкусные — те, что жаждут жить. Они шумные и активные.

Именно таких Благо клал мне на тарелку и накрывал сверху крышкой. Нир и Лампе достались те, что уже и не надеялись сбежать.

Поев, девушка отошла от нас подальше и вытряхнула на траву содержимое небольшой бархатной коробочки. Что там было, я так и не узнал, но оно бросилось к ближайшему кусту, и тот стал заметно вибрировать и скидывать листья.

Я закинул руки за голову и разглядывал облака вдалеке. Благо подносил к моему рту закуску, а несчастный Лампа что-то лепетал растянувшейся в тени Нир.

В небе друг к другу подплывали огромные облачные армии. И когда они столкнулись в бессмысленной битве их прозрачная кровь полилась на землю. Побежали первые дезертиры. Они, маленькие подранные облачка, отрывались от своих товарищей, чтобы тут же рассеяться и пропасть. Воинов стало так много, что небо потемнело. В землю полетели электрические разряды, а воздух трясся и гудел.

— Это гремят и сверкают их боевые орудия, — пояснил я.

— Им бы поучиться гуманности, — учительским тоном сказал Благо, пронзая убегающую из моей тарелки закуску длинной шпажкой и отправляя ее мне в рот.

Когда битва была окончена и остатки выживших медленно исчезали в солнечном свете, стало очень тихо.

Я бродил по полю и грыз орехи. Лампа прекратил попытки очаровать Нир и просто смотрел на нее, стыдливо прикрывшись пледом. Вентилятор на его голове поник и уже не мог остудить горящих щек. Благо заснул и не замечал, как оставшиеся, полные мести закуски, легонько кололи его шпажками и прятались в крысиные норы.

Очередной ленивый день холодел и темнел. Как хочется навсегда остаться жить под этим деревом, впитывать травяные запахи и наблюдать чужие войны.

Их обнаружил Благо. Соседей из дома напротив. Тогда всё и началось.

Теперь мы оба наблюдатели. Мы следим за жизнью в этом окне. Всё наше время и все мысли отданы этому стеклянному квадрату и людям, что играют для нас свой спектакль. Она — меланхоличная и тонкая, почти прозрачная. Он — громкий и размашистый, как неугомонный ребенок.

Мне нравится смотреть их жизнь. Нравится видеть, как она рисует яркие картины, пока он воет, аккомпанируя себе панцирными ударами двух морских черепах. Черепахи закатывают глаза на своих спинах и желают вернуться в безопасный маленький аквариум.

Мне нравится наблюдать за тем, как эти двое готовят ужины, а после переплетаются телами прямо на кухонном полу. Мне нравится слушать их смех и тихие разговоры. Нравится смотреть в их книги. Нравится любоваться их затылками, когда они прогуливаются у меня под окнами.

Мне нравится их квартира. Стены покрыты пестрыми каменными пластинами. Все они разные и каждая из них моя любимая. Мне нравится их пухлое старое кресло в углу. Нравится, когда они сидят в нем, оплакивая судьбы друг друга.

И пока мне это нравится, пока мы с Благом наслаждаемся чужими жизнями, наша квартира и наши головы зарастают грязью. И даже то, что завелось в раковине меня не тревожит. Оно медленно пожирает давно присохшую к тарелкам еду.

Кажется, мне больше не о чем волноваться. Пусть они волнуются за меня, а я молча посмотрю.

Что побуждает меня упиваться чужими жизнями? Ведь в них даже нет ничего особенного! Я бы тоже так мог. Все бы так могли. Но я сижу здесь на полу и не могу ничего делать, кроме как смотреть.

Я смотрю долго, пока жизнь напротив не начинает сереть. И теперь я вижу больше. Их стены вовсе не каменные. Это блестят дешевизной нелепых обоев. Интересно, их купили там же, где на прилавке стоят трафареты для рисования? И черепахи уже давно не тревожатся. Они вальяжно ползают по склизким костям на дне своего аквариума, ведь их уже давно никто не трогал.

Его голос побледнел. Её тонкость разжирела. И они уже не держатся за руки и не целуют друг другу плечи. Они уложили головы на подоконник и устало смотрят в наше окно.

Что же вы видите здесь? На что променяли свою радость? На нас двоих? Значит она вовсе ничего не стоила.

Мне хочется верить, что Благо думал иначе. Он поднялся первым и закрыл ладонью мои глаза. Он долго оттирал с моей кожи пахучий слой потерянного времени. Потом оставил меня отмокать в ванне, а сам принялся приводить нашу квартиру в порядок и возвращать обратно наши жизни.

Я смотрел вокруг. Наши стены слишком белы, и у меня должно хватить сил и таланта, чтобы окаменить их яркими цветами.

Кто-то решил оживить городские будни. Друг за другом идут глупые соревнования и во всех без исключения участвуют Благо и Женщина, которой несколько лет. Из-за их личной вражды мне пришлось многое вытерпеть.

Для дефиле любителей горячих ванн я драпировал повязанное на соседской голове полотенце. Мой язык все еще не пришел в себя после дегустации самой солёной соли в городе. Я стоял на сцене в одной набедренной повязке, пока Благо вырисовывал поверх моей кожи точно такую-же, но более художественную. Было и многое другое, о чем мне неловко вспоминать. Зато теперь я надолго обеспечен соседским молчанием, массажами перед сном и всеми его заработанными деньгами.

Город уже потратил на всё это много ресурсов, но не увидел ни одного победителя. Зрители каждый раз наблюдают одну и ту же картину: Благо и Женщина вопят на жюри, что упорно делит между ними первое место.

Возвратившись однажды домой, я даже не стал спрашивать, почему вся гостиная усыпана комьями земли и мха. Ответ настиг меня сутки спустя. Благо ворвался в квартиру, баюкая на руках огромную зелёную фигуру. Что-то угловатое и слишком абстрактное, пахнущее грязью и растениями.

— Она даже не пришла! Я, как идиот, лепил этого ежа, а ее не оказалось среди участников. Решила свести меня с ума?

Я всмотрелся в скульптуру.

— Это у тебя такой ёж?

— А разве не понятно? Вот рога, вот хвост. Мне уже несли награду, но такие подачки я не приму. Идём к ней и всё выясним.

Я посмотрел еще немного, но быстро понял, что ежа мне не увидеть.

— У меня выходной. Я никуда не пойду.

Благо достал из кармана маленький, расшитый золотом мешочек и отдал мне. Внутри лежала горсть желчных камней, блестящих пуговиц и бусин. Я бы собирал такую коллекцию очень долго.

— Этого хватит? Идем быстрее. Может с ней что-то случилось. Может ей нужна помощь, — нашёптывал Благо, и я бы даже услышал тревогу в его голосе, если бы не был слишком увлечен содержимым мешочка.

Меня купили, а я с радостью продался.

— С чего ты вообще решил, что она должна была участвовать? Может ей не интересно.

Не отставать от широких шагов Благо было непросто. Верхняя часть земляной скульптуры опасно раскачивалась. В молчании и спешке мы дошли до точной копии нашего дома. Не знал, что такой есть в городе. Благо нашел нужную квартиру, ударил кулаком в дверь, и она сразу распахнулась. На пороге стояла Женщина в роскошном бархатном халате.

— Какое уродство, — сказала она, переводя взгляд с Благо на скульптуру и пригласила нас войти.

Квартира была точно, как наша, только цвета немного отличались. Мы прошли на кухню. Щенок коротко кивнула нам и продолжила пить свой чай. Женщина поставила на стол ещё две чашки и отрезала нам по крошечному кусочку торта.

— Почему ты не пришла? — спросил Благо, водружая на стол свою скульптуру.

— Ненавижу грязь, — прошипела Женщина.

— Я тоже. Но я сделал то, что не хотел и победил.

— А я не стала делать то, чего не хочу. И у кого из нас больше воли?

Благо вышел из себя и абстрактный ёж полетел в стену, оставив на ней жирное черное пятно. Женщина заслонила собой Щенка. Под её кулаками затрещала столешница. Два пятнистых лба уперлись друг в друга под аккомпанемент позвякивающих чашечек, и в комнате повисла тишина.

Я аккуратно стянул со стола запачканный в креме нож и отошел подальше, размышляя, кто из этих двоих смог бы убить другого. Жаль, что однажды я уже видел, как они до сиреневых синяков лупили друг друга по ребрам на очередном конкурсе, пока уставшее жюри не разошлось по домам, отказавшись принимать решение.

— По-моему, вы снова на равных, так что можете обесценить произошедшее и ждать следующего шанса помериться идиотскими талантами, — спокойно высказалась Щенок.

Эти двое коротко кивнули друг другу и выпрямились. Благо сел за стол, как самый вежливый гость. Женщина налила нам чая. Чай оказался таким вкусным, что я уже собрался восхититься вслух, но встретил соседский взгляд. Испуганный, загнанный. Одно слово одобрения тут же уничтожит Благо. И я бы сказал. Распинался бы, пока его не затрясет от рыданий, но тогда бы полилась кровь, или, что ещё хуже, мне бы отомстили часами нытья и литрами заваренного Благом чая. Так что я только скривился, отыгрывая на лице отвращение. Благо расслабился и уже скоро на кухне ворковали два непримиримых соперника. Удивительно, как мирно они могут существовать, когда на горизонте не маячит пьедестал.

Щенок не обращала на нас внимания. Она читала книгу и только ударяла ложечкой о чашку, когда в ней заканчивался чай. Женщина тут же наполняла её и интересовалась, не нужно ли что-нибудь ещё. Я понял, что это было платой за те страдания, которые Щенок, как и я, терпела все эти недели.

Следующие часы я слушал самый скучный и нудный диалог, который только можно было вообразить. Голова разболелась и, клянусь, даже онемела.

Потом Женщина решила проводить нас до дома. Она чем-то подкупила Щенка, и та пошла вместе с нами.

— Чем ты занимаешься? — спросил я у девушки, когда мы пришли к нашему дому.

— Наблюдаю за людьми. Лучшая в своем офисе.

Это было неожиданно.

— Я слышал о вас. Лучше уж занимать бесполезные рабочие места, чем терпеть безработных на улице, верно?

— Бесполезные? От людей все проблемы и мы следим, чтобы они не портили остальным жизнь.

— От людей? Тьма, вот что способно нас уничтожить. И я слежу за ней. Я лучший в этом.

— Да, пялиться в одну точку должно быть очень тяжело. Не то, что всматриваться в подозрительные жесты и вслушиваться в бесконечные разговоры. Для этого много ума не надо.

— Именно, что не надо. По тебе заметно.

Щенок прищурилась и сжала кулаки, но дверь дома вдруг распахнулась и к нам выбежала Нир.

— Зачем ты раскричался? — девушка вся сияла и колыхалась на ветру.

Я на секунду забылся в её улыбке, но до меня быстро дошла вся опасность ситуации. Щенок уже пялилась на Нир, как голодное животное.

— Не смотри на нее! — я заслонил собой подругу, но она уже протянула Щенку руку.

— Я Нир, живу напротив Птенца. Мы лучшие друзья.

Щенок ослепительно заулыбалась.

— Не говори с ней! Идём, — я схватил Нир и потянул за собой.

— Я же иду на лекцию в библиотеку. Отпусти.

— Правда? Я тоже. Собиралась пойти сразу, как только этот мальчишка отвяжется от меня, — заявила Щенок.

— Никуда ты не собиралась. Не обращай на нее внимания, Нир.

— Какие у тебя красивые волосы! — Нир сопротивлялась, и я никак не мог затащить её в дом.

— У меня такие же!

— Хочешь пойти вместе? — нагло предложила Щенок.

— Не хочет она. Отстань! — Благо подхватил Нир, перекинул её через плечо, и мы сбежали от соперников в безопасность своих квартир.

Неужели так началась моя собственная битва?

То утро я помню смутно. Каким-то отрывками. Помню, как тот человек постучал в дверь. Как я открыл ему, а он меня оттолкнул. Помню этот тошнотворный звук, после которого тело упало на пол. Помню топот бегущих по лестнице ног и толпу силовиков, появившуюся на пороге.

— Здесь преступление! Один погибший.

— Он сам сюда пришел. Я его не трогал.

— Смертник, — задумчиво сказал один из них. — Он же у нас по планам должен быть на следующей неделе? И вроде в другом месте. Потом разберемся. Забирайте мальчишку.

Помню, как меня схватили под локти и выволокли из дома. Помню многие часы непонятных вопросов и жажды. И почти уже забыл, как моментально заснул на грязной койке и как позади лязгнул ржавый замок.

Проснулся я, кажется, даже более уставшим. В камере было холодно. Влажные серые стены пахли гнилой водой. Я был не один. Мой сокамерник — тощий патлатый парень, что-то яростно жевал и растирал ладонями костлявые ступни.

— Ты вовремя. Сейчас принесут завтрак.

Я не стал спрашивать, что же в таком случае он так усердно жует и решил пока не заговаривать с ним. Под низким потолком было маленькое окошко. Я посмотрел на улицу. Колючая проволока, увешанная лоскутами засохшей кожи. За ней унылый пустырь, в центре которого стоит слишком яркий киоск с лимонадами. Продавца в нем не было. За дверью кто-то шептался.

— Открывай ты.

— Я открывал в тот раз. Сейчас твоя очередь.

— Не хочу. Они меня пугают.

— Какой же ты… Ладно, я открою, а ты толкай.

Дверь распахнулась. В камеру, позвякивая, скользнул поднос с едой и дверь снова закрылась. Мой сосед поднял его и поставил на маленький столик между нашими кроватями. Он протянул мне тарелку. В ней пузырилась какая-то серая масса. Мне было плохо от одного взгляда на нее, но сосед ел с таким удовольствием, что мое отвращение сменилось интересом. Еда оказалась вполне сносной. Особенно если не обращать внимания на склизскость и подозрительную пульсацию во рту.

— Гордость губительна, — многозначительно сказал сокамерник. — От нее погибло много драгоценных птиц.

Я не знал, что ответить и просто жевал, а мой сосед начал рассказывать свою первую историю.

Эти птицы пышны, как сиреневые кусты и себялюбивы, как полнобокие луны. Они живут в густых лесах, где каждая владеет своими землями и не пускает на них сородичей. Для торопливой любви они слетаются на плешивые горы, мечтая скорее вернуться в свои гнезда.

Их перья белоснежны, и случайный путник, забредший слишком далеко в чащу леса и увидевший их, слепнет и теряет свою тропу. И пока он бродит по лесу, птица обгладывает его тело. Но путник не замечает этого. Он одержим. Он влюблен. Он жаждет прикоснуться к ослепительным крыльям.

А под перьями этими скрыто настоящее сокровище — красные, как капли крови, камни. Они всю жизнь растут на птичьей коже. Перья надежно укрывают камни от глаз мира и нет для птицы большего позора, чем оголить свою кожу перед недостойным. От такого она бросается в пропасть и разбивается о землю. Ведь камни может видеть только тот, кто искренне полюбит гордую птицу. Но птица, чей взор затуманен самолюбованием, уже и не видит этой любви.

Птица чахнет и древнеет, а камни покрывают её уродливыми наростами и утяжеляют крылья. И скоро птица не может их поднять. Камни раздирают изнутри её нежные глаза и разрастаются в горле, не давая глотать крыс и рассветную росу.

Тогда птица должна сбросить свою гордость и вырвать из себя камни. Самые тяжелые, крупные и красивые. Самые драгоценные. Самые скрытые. Такие, на которые даже сама птица не осмеливалась смотреть. Она должна вырывать их один за одним, пока крылья ее снова не станут легкими, а глаза не начнут видеть. Но гордая птица не может сделать этого. Она настолько привыкла защищать свое сокровище, что и сама боится к нему прикоснуться. Так и умирает, свесив крылья и не зная, какой уродливой она стала.

Сосед замолчал.

— Как тебя зовут? — спросил я, запивая серую жижу чем-то холодным и безвкусным.

— Мертвая Пятка.

— А я Птенец.

Он улыбнулся и утопил меня в своей доброте, чтобы я не рассмотрел безумия в его глазах.

Ничего не происходило уже несколько дней. Мертвая Пятка оказался молчуном. Иногда он советовал, как сохранить немного еды на случай, если проголодаюсь или как хоть чуточку выбить гнилостный запах из постельного белья. Но обычно он часами лежал, отвернувшись к стене и молчал.

Одной ночью, которым я уже потерял счёт, снаружи взвыла сирена. Я посмотрел в окно.

По полю бежали силовики в своих блестящих формах. В киоске появился продавец и некоторые беглецы останавливались, чтобы купить у него бутылочку холодного лимонада. Потом из тюрьмы выбежали заключённые. Они вылавливали самых нерасторопных силовиков, и волокли их обратно.

— Новенькие надзиратели всегда сбегают. Ничего, сейчас сидельцы вобьют в их головы нынешние порядки, — объяснил развеселившийся Пятка.

Когда отловили всех, кого можно, а продавец закрыл свой киоск, я лег обратно.

— Нужно быть послушным, чтобы тебя не сожрали свои же.

По его загадочному тону я понял, что Мертвая Пятка решил рассказать мне ещё одну сказку. Я был рад послушать.

У маленького городка был свой маленький кусочек чистого неба. Жители любили его так, как даже самая искренняя мать не любит часы одиночества и тишины. Люди молились ему, просили помощи и защиты, любили безусловной любовью и представить не могли, что небо может предать их. Что оно не слышит их признаний и пропади они вовсе-даже не заметит этого.

И вот тогда на город наплыло Дым-Небо. Темное, грязное, жадное до молитв. Оно закрыло собой и свет, и синеву.

Сначала люди выли и стонали, но потом один из них, тот, кого всю жизнь сторонились, вышел перед толпой и успокоил их. Этот человек сказал, что он и те, кто смотрели в будущее, давно ждали этого дня и что спасется тот, кто поверит ему. Ведь Дым-небо — это благословение. Оно слышит людей. Оно благодарно им. И нужно благодарить его в ответ.

Он взял одного из толпы, забрал его глаза и положил их на землю. Глаза смотрели на Дым-Небо долгие дни, а когда вернулись в глазницы человека, поведали ему истину, которую узрели и человек стал свидетельствовать.

С тех пор не было для людей высшего блага, чем отдать свои глаза Дым-Небу. И все они гнили без света, замерзали, молились и забывали о том синем глухом небе, что было свято для них раньше.

Но вот другой человек, который бережно хранил в себе эту лазоревую память, вышел перед всеми и крикнул: «Вы, что забыли яркие краски и нежное тепло звёзд, отдаёте глаза своих детей мерзости и сырости. Выйдите те, в ком ещё теплятся знания. Мы пойдём с вами в Дали и разбудим великанов. Пусть они поднимутся на гору и раздуют, развеют Дым-Небо в клочья. Пусть вернут нам жизнь и свободу».

Услышав это, люди испугались. Они не желали верить в то, что Дым-Небо не благостно. Они не желали вспоминать и бороться. Они схватили человека, вырвали его язык, в корне которого хранилась вся его память, и изгнали из города, чтобы больше не слышать его воспоминаний.

И впредь никто не решался хулить Дым-Небо. И пока здесь их тела чернели и порастали мхами, Дым-Небо расползлось над всеми полями и реками, забирая память и волю у того, что имело языки.

— Какая жуткая история, — прошептал я из темноты своего угла.

— Какая жуткая история, — ответствовал Мертвая Пятка.

Кажется, я уже весь покрылся пленкой из пыли и пота и запахом своим пугаю самого себя. Время в камере превратилось в один слипшийся комок, и я не могу разобрать, где у него какая сторона. По ночам мне снится, как из окна внутрь затекает свет прожекторов и тянет ко мне свои щупальца. И изредка мне кажется, что я действительно в чем-то виноват.

Мертва Пятка развлекает меня песнями, но мне самому петь не разрешает. Он утверждает, что мой голос унижает его тонкие чувства и часами не разговаривает со мной, если я осмеливаюсь исполнить даже короткую мелодию. В один из таких молчаливых часов его и забрали. Выволокли из камеры, ничего не объяснив.

Я старался выведать у надзирателей хоть немного информации о Пятке, но они только дрожали и умоляли не приставать к ним. Спать я больше не мог и от всех этих мыслей медленно сходил с ума. Никогда бы не подумал, что способен испытывать такое щенячье чувство одиночества и страха.

Я жевал засохший хлеб, когда дверь распахнулась и в камеру зашли трое силовиков, с головы до ног закованные в черную броню. Они бросили что-то на соседнюю кровать и вышли. Я присмотрелся и ужаснулся. Это был Мертвая Пятка. Ободранный, с почерневшим лицом и раздробленными коленями.

Я сел на пол рядом с ним и приложил палец к его бледным губам. Слабое дыхание обласкало мою кожу. Я оторвал от простыни длинный лоскут, намочил в воде и приложил к горячему лицу. Пятка открыл один глаз и, кажется, улыбнулся мне, хотя понять это было трудно. Я аккуратно омывал его раны, а он ни разу не скривился и не зашипел. Тихо лежал, иногда тяжело вздыхая, и даже что-то напевал. Все это время лишь одна мысль вертелась у меня в голове и когда я стер большую часть крови и грязи с его лица, наконец смог её озвучить.

— Эти силовики. Они необычные. Я видел таких однажды. На казни отвергающего Тьму. Почему они были здесь?

Мертвая Пятка слабо усмехнулся.

— Вы, наблюдатели, слепы ко всему, кроме своих иллюзий.

Я смотрел на Пятку и ждал, что он вот-вот рассмеется и признается, что пошутил. Но этого не произошло. Он смотрел на меня с интересом и жалостью.

Теперь ясно, почему он лежит здесь искалеченный. Мертвая Пятка опасен для целого мира. Он мой личный враг. Один из тех, кто считает Тьму заговором правительства, кто ненавидит таких как я. И несмотря на все это, что-то не позволило мне встать и отойти, и я молча обрабатывал его раны.

— Я трогал Тьму, Птенец. Кулаками ее бил. Твердая, как камень. Не знаю, как они ее делают, но это всего лишь рукотворные глыбы, поставленные здесь для устрашения. Говорю тебе…

— Закрой рот, — огрызнулся я. — Я видел, как в нее бросили одного из ваших. Видел, как Тьма сожрала цветок, который я сорвал.

— Да, они это умеют. Говорю же, я еще не разобрался, как у них это получается. Мастера. Она ведь даже собственной тени не отбрасывает, заметил? На что только эти подонки не пойдут, ради власти.

— Ты наверняка заговор увидишь даже в складках этого вонючего одеяла, да? — я вскочил на ноги и отошел подальше.

— Ты хоть раз видел, как она меняется? Или слышал от кого-то? Как и когда появилась? Почему никто этого не видел? Почему ничего не происходит десятки лет?

Его заговорщический шепот пугал меня. Все его безумие лилось наружу через глаза и рот, смешанное с кровью и слюной. Наконец-то я увидел его настоящего и мне захотелось бежать как можно дальше.

— Да потому мы круглосуточно следим за ней, — заорал я.

— А что будет, если ты случайно закроешь глаза?

— Есть другие наблюдатели. На каждую камеру по три человека.

— Как продуманно, но не слишком ли расточительно для той ситуации, в которой мы оказались? Все вокруг работают, только чтобы обеспечить вас энергией и времени на размышления не остается. Но значит тебе и бояться нечего. Закрой глаза на пять секунд. Ведь ничего не случится?

Дверь сзади с лязгом распахнулась и в камеру вошел Благо. Я даже не поверил, что это живой человек. Такой он был чужеродный: чистый и опрятный. Благо схватил меня за запястье и выволок в коридор.

— Найди нас! — закричал вслед мне Пятка. — Мы в золоте, которого не видно. Передай всем, что я не сломлен!

В камеру вбежали силовики и раздались звуки ударов. Благо прижал меня к стене.

— Забудь всё, что наговорил тебе этого человек. Не смей даже вспоминать. Как вы могли посадить этих двоих в одну камеру? — крикнул он на силовика. — Как вообще кто-то может сидеть рядом с адептом?

— Я не адепт. Я еретик! — надрывно крикнул Пятка.

Силовик виновато опустил голову и Благо повернулся ко мне.

— Тот человек сумасшедший. Он заслуживает казни. Не думай о его словах.

Он больно сжимал мои похудевшие плечи, и я еле сбросил с себя его руки.

— Да ничего я не думаю. Кто я по-твоему? Неразумный? — мне хотелось скорее сбежать от этих мерзких звуков избиваемой плоти. — Почему я столько здесь пробыл? Меня что, вообще никто не искал?

Нас повели к выходу и Благо всё объяснял, с каким трудом ему удалось вызволить меня, хотя я так ничего и не понял, потому что после каждого его предложения снова шли приказы все забыть.

Именно этим я и хотел заняться. Забыванием. Но как же это сделать, после всего, что я услышал…

С тех пор, как я вернулся из заточения, мне кажется, что за мной следит множество глаз. Благо уверяет, что это из-за наших стеклянных стен и мне не о чем беспокоиться. Но я чувствую на себе взгляды везде, куда бы ни шел, а с соседом не соглашаюсь из принципа.

Я подал жалобу на действия силовиков, но пока что правительству не до меня. Они выяснили, что у кровососущих насекомых и людей слишком разные, конфликтующие идеологии и теперь все силы тратят на поиск и закупку луп и очков, чтобы читать крошечные лозунги на крошечных насекомьих транспарантах. Я могу их понять. Сейчас важно не допустить противостояния и жертв, а я могу и подождать.

Благо внимательно следил, чтобы я много спал и гулял. Он откормил меня домашней едой, и когда мои щеки совсем порозовели, и я перестал кричать во сне, разрешил мне вернуться на работу. В офисе меня встретили радостные коллеги, а в кабинете уже ждал серьезный Йован.

— Некоторое время я буду следить за тобой. После долгого перерыва лучше не оставаться одному.

— Понимаю, но со мной все в порядке. Не беспокойся.

Я сел за стол, Йован сел напротив. Долго быть сосредоточенным ему не удалось, так что скоро он растерял всю концентрацию. Он пересмотрел и перетрогал все вещи в кабинете, поигрался со шторами, съел всю еду для перекусов и уснул на диване, наполовину свесившись с него и утопив ладонь в мягком ковре.

Если не знать, то можно было бы и не догадаться о моем долгом отсутствии. Я, как и прежде неотрывно смотрел за Тьмой через экраны. Долгий перерыв в работе никак не отразился на моем таланте. Но вот слова Мертвой Пятки все время вертелись на уме, как бы я не старался гнать их прочь.

Ближе к обеду мне пришла в голову страшная мысль. Действительно ли то, что я вижу на экране происходит именно сейчас? Что если это обычные фотографии? Конечно нет, вот же время от времени на экранах мелькают чьи-то головы. Но не слишком ли они одинаковые и повторяющиеся? А что если все это время я выполняю бесполезную работу, а кто-нибудь смотрит на меня и смеется? На какое-то мгновение я был уверен в этом. Сижу здесь, под чужими взглядами, и пялюсь целый день на странную запись. Где они спрятали камеры? Откуда на меня смотрят насмешливые глаза? Видят ли они то, чем я занимаюсь в перерывах, уверенный в своем одиночестве?

О чем я думаю? Мне стало неловко от самого себя. Захотелось прикрыть лицо. Ощущение чужих взглядов, облепляющих меня как голого, снова пробралось под кожу, но экраны вдруг погасли. Начался обед.

Я лег рядом с Йованом. Директор лепетал что-то во сне, и я начал тихо говорить с ним, надеясь, что он не услышит.

— Тебя никогда не интересовало...

— Ты не интересуешься. Ты сомневаешься, — неожиданно бодро сказал Йован, будто и не спал вовсе. Он повернулся ко мне. — Избавься от сомнений, или мне придется тебя уволить, как ненадежного наблюдателя.

— У меня просто есть несколько вопросов. Это так плохо?

Йован погладил меня по голове. Будь у меня мать, она бы гладила меня так же после ночных кошмаров. Но её отобрали у меня сразу после рождения.

— Не плохо, но тебе никто не ответит.

— Но почему?

— Я не знаю.

Йован замолчал.

— Разве это не странно?

— Мне странно другое, — Йован явно не желал отвечать на мои вопросы. — Не думал, что на тебя так легко повлиять. Я был уверен, что ты один из самых непоколебимых наблюдателей.

— Я сейчас колеблюсь?

— Боюсь, что так, Птенец. Этот разговор — моя большая ошибка. Прости, но на мне лежит ответственность за безопасность этого мира. Если ты не избавишь меня от подозрений в ближайшие дни, я лишу тебя статуса наблюдателя.

— Мне кажется, что за мной следят, — выпалил я, не подумав.

— Конечно следят. Ты ведь провел несколько недель в камере с отвергающим Тьму.

— Я думал, что это из-за прозрачных стен.

— Из-за них в том числе.

Йован снова отвернулся и заснул. Мне было отказано в разговоре. Я лежал молча и трогал волосы там, где недавно была теплая успокаивающая рука.

Какое мерзкое, незнакомое чувство сомнения. Почему я вдруг стал тем, кто вынужден с ним бороться?

Мы с Нир сидели в кафе уже несколько часов. Я пытал ее расспросами о путешествиях и других городах. Везде ли Тьма такая жуткая и неизученная? Есть ли места, где к ней относятся хоть немного иначе? Она послушно отвечала на все вопросы и одним только отсутствием подозрительности влюбляла в себя еще больше. Ей было плевать на теории и недомолвки. Они проходили мимо нее, не мучая и не тревожа.

Ничего нового я так и не узнал. Другие посетители неотрывно смотрели на нас. Я так привык к этим взглядам, что уже не замечал их. Нир беззаботно рассматривала прохожих и время от времени переплетала волосы. Простые пышные косы со временем превратились в настоящие золотые скульптуры, устраивающие на ее голове бескровные, но жестокие бои.

— Неужели никого в этом мире ничего не смущает? — в сотый раз пробормотал я себе под нос и тут же почувствовал резкую боль под коленом.

Нир ударила меня ногой и спрятала лицо за вьющимися локонами. Только ее наглые глаза насмешливо смотрели мне за спину. На стул рядом со мной упал Благо. Он выглядел помятым и уставшим. Под глазами темнели круги, кожа посерела, одежда была несвежей. Он уткнулся лицом в ладони и с силой потер глаза. Нир с нежностью пригладила его взъерошенные волосы.

Над нашим столиком повисло молчание. Благо сутулился и жевал принесенную еду, а я сидел слишком прямо и не мог вспомнить ни одной простой темы, на которую можно было бы поговорить в кафе. Нир попыталась дотронуться до моей ноги, но Благо почувствовал это и пресек попытку. Стол задрожал, а я зашипел. Кость на щиколотке загудела от нового удара.

— Ну, я пойду, — усмехнулась Нир и вышла из-за стола.

Я хотел бежать за ней, но понимал, что лучше этого не делать, так что просто свирепо смотрел, как Благо жует свое пересушенное мясо и отвечает мне бесстрастным взглядом.

— Пошли, — сказал он, набив рот оставшейся едой, и бросил салфетку на стол.

Казалось, что мы бесцельно блуждали по улицам, но после очередного поворота вышли прямо к маленькому куску Тьмы. Она росла в безлюдном переулке. Благо велел мне подойти к ней ближе, а сам встал позади. Он вложил мне в руку гладкий камень.

— Бросай.

Я ошеломленно уставился на соседа, но он повернул мою голову к Тьме и поднял в воздух мой сжатый кулак.

— Тут же везде камеры, — пропищал я и постарался опустить руку.

— Не важно. Давай, проверяй свои подозрения. Бросай.

Я остолбенел. Тьма была прямо передо мной и мне ничего не стоило махнуть рукой. Камень должен был скрыться в ней. Но что, если Мертвая Пятка был прав? Что я буду делать, если камень ударится об нее и отскочит?

Благо надоело ждать. Он наклонил мою руку для броска, но я разжал пальцы и камень скользнул на землю. Страх перед Тьмой заполнял меня всего. Побить ее, неважно живую или нет, было для меня все равно, что побить непредсказуемое существо. Что оно сделает со мной после удара? Разорвет? Отомстит?

— Нет у меня никаких подозрений, ясно? — прошипел я.

— Ясно, — устало отозвался Благо. — Но прекрати обсуждать свои бредовые идеи на людях. Забыл, откуда я тебя недавно вытащил?

Он медленно пошел прочь, и я двинулся следом, стараясь не перейти на бег. Тьма смотрела мне в спину. Разъяренная, запомнившая мое лицо. Так мне казалось, и я хотел быстрее подавить это чувство.

— Зачем ты испортил мне встречу? Как ты нас нашел? Ты что, следишь за мной?

Благо резко развернулся и больно ткнул меня пальцем в плечо.

— Не зли меня сильнее, чем я есть. Иди вперед.

Мне хотелось раздражать его и дальше, но больше Тьмы я боялся только одного — своего разозленного соседа.

Дома я долго сидел в горячей воде и рассматривал полученные за день синяки: под коленом, на щиколотке и еще почти незаметный — на плече. Изогнутый бок стального крана корежил моё лицо — в нем оно было пучеглазым и плосконосым. Я не отрывался от него, пока Благо пил что-то на кухне. Когда он наконец ушел к себе, я вышел, постоял немного, охлаждая ступни на прохладном паркете и, опустошенный, отправился спать.

За мной перестали следить, и я почти вернулся в статус примерного горожанина: молча ходил одними и теми же дорогами, не поднимая глаз и не задавая себе вопросов.

Но теперь я знаю, что больше всего можно услышать и увидеть, когда твои губы сомкнуты, а глаза опущены в землю. Как паук, я захватывал всё, что оказывалось рядом, притягивал ближе и потом пожирал, не насыщаясь и не успокаиваясь.

И вот однажды я обнаружил себя замершим у дороги и смотрящим на дом напротив. Самый обычный дом, каких сотни. Но меня привлекла в нем всего одна деталь — дверь с грязным окошком. Я перешел улицу и осмотрелся. Неужели никто не видел того, что видел я?

А видел я то, чего не может быть — заброшенный магазин за посеревшим стеклом. Дешевые прилавки, грязные полы и обшарпанные стены. Но его существование было недопустимо, ведь сразу слева располагался салон антресолей, а справа — крематорий для грызунов и домашних рыб. Я видел их через стеклянные стены. Такой большой заброшенный магазин просто не мог поместиться между ними!

Я осмотрелся еще раз, разрешил себе погладить грязное стекло. Сам не заметил, как схватился за ручку, толкнул дверь и шагнул за нее. И ничуть не удивился увиденному. Не было здесь никакого магазина. Я оказался в длинном узком коридоре. За дверным окошком позади меня, ничего не подозревая, шли по своим делам люди. Мне следовало вернуться к ним. Мало ли сколько в городе непонятных мест. Но меня манило вперед. Туда, откуда лился золотой свет и странное пение.

Я приближался к ним. Голоса становились громче и наконец заглушили мой ответственный внутренний голос, все время твердивший: «Что ты творишь? Тебе нельзя делать ничего подозрительного. Возвращайся назад!»

Я вышел в большой, со всех сторон окруженный кирпичной стеной двор. В центре него стояло раскидистое дерево. Его ствол оплетали золотые гирлянды, а с ветвей свисали фонарики и лампы. Его огромные, шуршащие листвой лапы накрывали весь двор. Как дерево живет здесь? Ведь над ним нет солнца. Только глухие стены и высокий потолок.

Везде на деревянных настилах сидели и лежали люди. Кто-то пел, кто-то читал вслух, кто-то рисовал узоры на чужой коже. Я обошел весь двор, разглядывая их блаженные лица, пока что-то не потянуло меня за рукав. Я посмотрел вниз. На меня таращилась маленькая коротковолосая девушка. Вся ее одежда была сшита из ярких лоскутов, а запястья и шея закованы в ожерелья и браслеты.

— Кто ты такой и как сюда попал? — прошептала она, притягивая меня к себе.

— Через ту странную дверь. Что с ней такое? — также зашептал я, хотя в этом не было нужды. Никто не обращал на нас внимания.

— Смысл не в двери, а в том, что скрывается за ней.

— И что же это?

— Великая тайна.

Как драматично. Я хотел съязвить в ответ, но оцепенел. С самого начала, как только я шагнул за дверь, какое-то незнакомое чувство тревожило меня. Оно кололо мне спину, и только теперь я его распознал и ужаснулся.

— Здесь же нет камер, — прошептал я и уставился на стены, боясь закрыть глаза хоть на секунду.

— Это ни к чему. Здесь нет диктатуры Невербального правительства и его обмана. Здесь всё правда и свобода, и, как видишь, мир не рухнул, — она помахала рукой у меня перед лицом. — Ты что, наблюдатель?

Я кивнул, и девушка тут же повалила меня на землю и закрыла мне глаза. Я старался сбросить ее, но она намертво в меня вцепилась.

— Прибежище живет и ничего не боится. Не смей пятнать его своими глупыми страхами. В конце концов это дурной тон — пялиться на наши стены. Понял?

Я еще немного подергался, а потом обмяк и сдался. Девушка отпустила меня и вернулась на свое место, а я лежал, раскинув руки, пока теплый свет заливал мое лицо, и впервые за долгое время все понимал.

— Вы еретики. Вы в золоте, которого не видно.

— Где ты слышал эти слова?

— Мне сказал Мертвая Пятка, когда я сидел с ним в одной камере.

— Ты с ним знаком? — девушка подсела поближе. — Что еще он говорил?

— Свои дурацкие сказки. Еще просил передать, что не сломлен. Тогда был не сломлен, — я закрыл лицо руками. — Не могу во все это поверить.

Как это возможно? Как я оказался здесь? В месте, о котором мне говорил сумасшедший. В его воспаленном разуме. В его преступном бреду. Я же только начал приходить в себя! Почему этот кошмар снова пытается меня поглотить?

— Мертвая Пятка поможет нам очистить мир от тирании.

— Уже не поможет. К моему большому счастью. Таких как он не отпускают. Его казнят, если еще не сделали этого. Бросят во Тьму, и вы увидите, что были не правы, когда она поглотит его.

— Радуйся, что тебя заметила я. Другие бы не стали терпеть твоих оскорблений.

— Сколькими вы готовы пожертвовать? — прошипел я. — Это место опасно. Наверное, Тьма сюда еще не пробралась, только потому что кто-то из вас, психов, постоянно тут бездельничает. Но когда-нибудь ваши глупые идеи уничтожат нас всех.

Я поднялся и пошел прочь.

— Идешь жаловаться? — девушка увязалась следом. — Уверена, что ты никому о нас не расскажешь.

— Это еще почему?

Она схватила меня и впечатала в коридорную стену.

— Да потому что ты уже один из нас. Тот, кто не ищет, никогда не находит. Там снаружи толпы проходят мимо этой двери каждый день и ничего не замечают. А ты заметил и осмелился зайти. Ты, как и мы, хочешь получить ответы на недопустимые вопросы, — она отпустила меня и смягчилась. — Хватит бороться с самим собой. Каждый незнакомец из Прибежища тебе ближе, чем все твои наружные друзья. Мы все здесь будем рады принять и полюбить тебя. У нас нет запретных тем.

Я должен был бежать в Офис и рассказать обо всем Йовану, но не мог сделать ни шагу. Мне было обидно за свою слабость, но жажда запретного знания перекрывала чувство долга, а пение и свет слишком влекли к себе. И я снова разрешил себе недопустимое.

— Я все равно всем обо этом расскажу. Только соберу побольше данных, ясно?

Девушка пожала плечами, улыбнулась и протянула мне руку.

— Ясно. Я, кстати, Ласка. Младшая сестра Мертвой Пятки.

Я пожал ее маленькую ладонь.

— Птенец. Почти примерный горожанин.

В Прибежище я был абсолютно спокоен. Ласка уложила меня под дерево и села рядом. Пока мы разговаривали, она расплетала свои браслеты и переплетала их в ожерелье для меня. Время от времени к нам подходил кто-то из еретиков, но быстро терял интерес и неторопливо брёл дальше.

Ласка говорила все то, что я боялся произнести. У нее не было неопровержимых фактов или доказательств правительственного заговора, но сами ее вопросы и сомнения истирали в пыль мою собственную картину мира. Я не спорил. Не хотел и не мог. Я разрешил себе со всем соглашаться и задавать прямые вопросы, не страдая от отсутствия ответов. И когда она спросила, смог бы я закрыть глаза во время наблюдения, только неуверенно пожал плечами.

Домой я вернулся с ожерельем, надежно спрятанным под высоким воротом. Благо заваривал на кухне чай. Я сел и закинул ноги на стол. Сосед поставил передо мной кружку, и я согрел о нее озябшие руки.

— Где ты был?

— Гулял.

— Давно ты этого не делал.

— С тех пор, как за мной установили слежку, — я откинулся на спинку стула и запрокинул голову. — Теперь я хочу вернуться к своей обычной жизни.

Благо стоял прямо надо мной. Он рассматривал меня, а потом протянул руку к моей шее и достал из-под ворота ожерелье, натянув цепочку так сильно, что я не смог вдохнуть.

— Необычное. Ты такие не делаешь.

— Отпусти. Что с тобой не так? — прохрипел я, хватаясь за ожерелье и пытаясь освободиться.

— Со мной? Мне кажется, здесь дело не во мне, а в твоих бредовых идеях. Зачем тебе к ним возвращаться?

Благо рванул ожерелье, и цепочка разорвалась, а по полу разлетелись пестрые бусины. Я вскочил на ноги, опрокинув на себя чай. Весь бок жгло, а к телу противно липла горячая ткань. Сосед попытался схватить меня и усадить обратно. Его руки показались мне бесконечно длинными, и я ударил по ним, не позволяя подойти ближе.

-Ты не даешь мне дышать. Ты везде, куда бы я ни шел. Ты не даешь мне говорить с другими, не даешь быть наедине. Не позволяешь думать. Залез мне в голову и хочешь всё контролировать. От тебя никуда не деться. Просто оставь меня в покое!

Я весь дрожал. Сколько бы я не отступал назад, сосед всегда был рядом, старался поймать меня, сжимая в кулаке ожерелье. Мне было так больно и обидно. Бусины всё падали вниз, жалобно потрескивая и рассыпая по полу тепло Прибежища, а Благо безжалостно топтал его ногами.

— Успокойся и сядь. Ты обжёгся.

— Ненавижу тебя! Ты весь как этот сумасшедший мир. Как это проклятое Невербальное Правительство. Ничем не лучше.

Он встревоженно посмотрел в окно.

— Тише. Не говори такие вещи. Прости меня. Давай успокоимся.

— Кого ты боишься? Кто подслушивает нас там, за окном? Иди, нажалуйся им на меня. Расскажи, что твой сосед-наблюдатель готов себе глаза вырвать, только бы Тьма наконец зашевелилась и сожрала тебя!

Мое горло болело от крика, а все лицо было мокрым от слез. Недели молчания свили во мне комок из страданий и самоуничижения. Теперь они рвались наружу, и я дал им волю, не думая, что говорю и к чему это приведет.

— Может меня снова заберут? Надеюсь на это. Ведь то время, что я сидел в камере с Мертвой Пяткой оказалось лучшим в моей никчемной жизни!

Благо прекратил попытки поймать меня и опустил руки.

— Тебя больше нельзя допускать к наблюдению.

Я бы хотел, сделать ему больно. Хотел бы уметь мучать его также, как он все эти годы мучил меня. Но я не умел.

— Не могу дождаться дня, когда получу нового соседа и наконец избавлюсь от тебя.

Голова гудела, нос не дышал, руки тряслись. Я пошел в свою комнату. Бусины отлетали от моих ног и разбегались по углам. Какие планы зрели у Благо в голове я не знал и не хотел знать. Я не удивился бы, если бы завтра меня не пустили на работу, или ночью выволокли из квартиры и бросили в камеру. Попасть бы снова в ту, где может быть все еще сидит Мертвая Пятка. Я бы слушал его сказки и говорил, как красива и храбра его младшая сестра.

Никогда бы не подумал, что моя жизнь может закончиться так: когда я только научился смело говорить собственную правду.

И я был опустошен. И абсолютно счастлив.

Я просыпался и снова засыпал. Мне нужно было явиться на работу вечером, так что я не вылезал из постели до последнего. Лежал голодный и гнал от себя любые мысли, пока не пришло время вставать.

На кухонном столе лежало разорванное ожерелье, а рядом с ним горстка собранных с пола бусин. Благо не было дома. Видимо ушел туда, где сможет всё обо мне рассказать.

Я был лохматым и некрасивым. Таким меня на лестнице и встретила Нир. Она не смогла объяснить, откуда идет, но похвасталась бархатной подушкой, которую этой ночью стащила из чужого дома. Я обнял её, вдыхая любимый запах и наматывая на палец золотой локон. Мы простояли так несколько минут.

Я даже не удивился, когда, поднявшись на свой этаж в Офисе, услышал крики людей. Они доносились из кабинета Йована. Рядом стоял Лампа в толстых перчатках и защитных очках. Он отдыхал после многочасового наблюдения и баюкал на руках кусок дерева, поросший грибами. Лампа внимательно слушал, что происходит в директорском кабинете.

Голова Йована высунулась в коридор.

— Пришел? Ты мне нужен.

— Мы ещё не решили, — раздалось за его спиной.

Директор закатил глаза и скрылся за дверью.

— Что происходит? — спросил я у Лампы.

— Сам еще не понял, — ответил он и стал еще сильнее укачивать свое грибное дерево.

— Знаешь, я был очень счастлив, когда мы были соседями.

Лампа непонимающе посмотрел на меня, но я ушел к себе, не дожидаясь его ответа.

Это был обычный рабочий день. На экранах красовалась Тьма, но любой громкий звук заставлял судорожно сжимать подлокотники кресла. Йован носился по офису и с кем-то спорил. Иногда я слышал в этих спорах свое имя.

Мое время заканчивалось, и я совсем убедился в этом, когда краем глаза заметил огромного седого человека, заходящего в кабинет Йована. Благо был здесь, а значит у меня оставалось всего несколько минут. С одного из экранов на меня смотрела маленькая уличная кошка. Ее глуповатый безмятежный вид успокоил меня. Значит она и будет единственным свидетелем моего решения. Последнего решения, которое я имею право принять.

Я закрыл глаза, горячие и воспалённые от плохого сна и переживаний. Это болезненное ощущение растекалась по телу медленно и долго. Я вслушивался в него и наслаждался им, пока меня не вернул в реальность оглушительный вой сирены. Экраны передо мной потемнели, а Офис наполнился криком. С грохотом распахнулась дверь, и в кабинет вбежал Йован. Он схватил меня и потащил за собой.

— Вызвать на работу всех наблюдателей. Сейчас же, — приказывал он, протискиваясь через испуганную толпу.

Мы выбежали на черную лестницу и начали спускаться. Йован молчал. Впервые я видел его таким сосредоточенным. Мне хотелось сказать ему хоть что-то, но я не смог. Мы спустились к той самой двери, в которую однажды ночью вошли с Лампой, чтобы пробраться на крышу. Йован вышвырнул меня на улицу.

— Беги.

— Прости, — промямлил я в ответ.

Мои ноги не двигались, и я просто хотел, чтобы кто-нибудь сделал всё за меня.

— Беги! — приказал он и захлопнул дверь.

Куда? В Прибежище? Нет, это глупо и опасно. Нужно спрятаться. Затеряться. В лес!

Я бежал по улицам, стараясь скрыть свое лицо от камер. Вокруг рыдали и кричали люди. Я пронесся мимо своего дома, пересек поле, добрался до первых деревьев и упал на землю. Сердце билось о ребра и мне казалось, что я вот-вот выплюю собственные лёгкие.

Я не знал масштаба своей вины. Позади паниковал город. Новые глыбы Тьмы проросли на его улицах. Своенравные, уродливые и властные над теми, кого сожрали. В небе между ними показались яркие точки. Прожекторы вертолетов. Они двигались ко мне, начиная охоту.

Я бежал вглубь леса, не разбирая дороги. Деревья перешептывались, а сверху на меня то и дело нападал холодный свет прожекторов. Где-то рядом лаяли собаки.

Вдруг земля ушла из-под ног, и я рухнул вниз. Во что-то тяжелое и подвижное. Вода? Откуда? На языке было солоно и горько. Я старался выбраться, но не знал как и медленно тонул. Через рябую толщу воды на меня не моргая смотрел яркий свет. Грудь больно сжало. Вместе с криком я выпустил изо рта последний воздух и стал опускаться еще ниже, но что-то вдруг схватило меня и потащило наверх. Холодный воздух ударил в лицо, и я закашлялся, расправляя легкие.

Я сдался и обмяк в чужих руках, позволяя им нести меня, куда вздумается. Иногда я мог разглядеть несколько самых ярких звезд на почерневшем небе. Наверное, мне больше не посчастливиться их встретить.

Ноги коснулись дна и скоро я уже стоял на коленях со связанными за спиной руками, а со всех сторон сбегались люди. Сверху ревели вертолеты, и я прятал от них глаза.

Где я? Справа и слева длинная полоса песка. Я видел такое однажды в старой книге. И этот странный запах, и соль на языке. Морской берег? Точно такой, каких уже не существует? Я оглянулся и все внутри рухнуло. Вдоль этого берега прямо из воды росла стена Тьмы.

Таким будет мой финал? С песком на лице, продрогшим телом и изодранной одеждой? Я не знал этого, но наверняка знал другое: Тьма была живой, море существующим, а человек рядом — закованным в черную броню.

В моей камере не было ничего, кроме четырех сырых углов. В одном из них я: мучился от страшных снов, положив голову на колени. Город снаружи еще не прекратил своего гулкого траура. Иногда с лязгом открывалось окошко в двери. Они смотрели на меня и чего-то ждали.

В моих коротких снах копошилась Тьма. Лезла под одежду и царапала кожу — самая большая нежность, на которую она способна. Благодарила меня за то, что я дал ей размяться и поесть.

— Встать! — вдруг приказала она так четко, что я проснулся.

Передо мной стояли трое. Один старый, с потухшими глазами, вглядывался в помятый документ. Другой, молодой и невзрачный, стоял в дверном проеме и грыз ногти. А третий был закован в черную броню.

Я медленно поднялся, не обращая внимания на боль в спине и коленях.

— Где собираются еретики? — буднично спросил старик.

— Я никогда не был среди них, — также буднично ответил я.

На еретиках лежала моя вина, но я не хотел делить с ними свое наказание.

Старик бросил что-то мне в лицо. По полу разлетелись бусины от подаренного Лаской ожерелья.

— Даю тебе день на то, чтобы прийти в себя и начать отвечать. Или тобой займется бронированный.

Оба мужчины сторонились человека в броне. Я посмотрел в щели его шлема и не нашел за ними глаз.

Утром мне принесли немного еды. Сделал это тот самый невзрачный парень. Он поставил поднос на пол передо мной, присел рядом и протянул мне несколько бумаг.

— Смотри в них и говори как можно тише, — прошептал он. — Я Зов. Скажи, где Ласка. Я постараюсь спасти ее, — он слегка оттянул ворот рубашки, и я увидел на его шее пестрое ожерелье. — Сегодня ты сам всё им расскажешь. У нас есть всего несколько часов. Я давно оставил еретиков и теперь не знаю, где искать. Помоги мне.

Всё во мне велело молчать, но я заговорил и рассказал ему о Прибежище.

— На допросе молчи как можно дольше.

— Я не продержусь и минуты.

— Да, скорее всего так и будет, — он забрал бумаги и вышел.

Как только зашло солнце, в камере появился бронированный. Он завязал мне глаза и руки, вывел на улицу и усадил в машину. В дороге я почти не дышал. Рядом кто-то был, но ничто не нарушало тишины. Мы приехали. Бронированный провел меня в какое-то помещение и поставил на колени. Меня схватили за волосы и повязка слетела с глаз. Я жмурился от яркого света, а когда привык и начал видеть, взвыл от ужаса.

Я был в Прибежище. Фонари на дереве не горели. Вместо них, на мощных ветвях висели в петлях еретики. Ласка была прямо передо мной. Ее тощие посиневшие ступни почти касались моего лица.

— Смотри, это все благодаря тебе, — сказал довольный голос рядом.

Это был Зов. Его рука крепко держала мою голову, не позволяя отвернуться. Он сел рядом, наслаждаясь зрелищем.

— Тут ещё есть пара свободных мест. Какое тебе больше нравится?

Нужно было кричать и вырываться, но мое тело окоченело.

— Выбирай быстрее, или я попрошу его тебе помочь.

Бронированный сделал шаг к нам, и моя рука взметнулась вверх, указывая на ветку, недалеко от Ласки. Зов неприятно улыбнулся и кивнул. Бронированный ушел.

— Я тебе не врал. Когда-то я любил её, пока она совсем не сошла с ума, — Зов схватил Ласку за щиколотку и толкнул. Тело девушки немного покачалось в воздухе, а потом замерло.

Бронированный вернулся, волоча за собой что-то большое и тяжелое. Он прошел мимо и я увидел его ношу. Он тащил к дереву Мертвую Пятку. Истощенного, но живого. Я задрожал и опустил голову, но Зов еще крепче вцепился мне в волосы.

— Смотри внимательно, если не хочешь занять его место.

Как я слаб и мерзок. Из-за слез все расплывалось. Я видел только, как бронированный поднял тело Мертвой Пятки на несколько секунд, и оно повисло в петле, тихо подергиваясь.

— Теперь мы будем поступать с еретиками именно так. Хватит неизвестности. Пусть все видят, к чему приводят их идеи. Их уберут отсюда, когда истлеют веревки, на которых они висят. А я выбрал самые крепкие.

Зов отпустил меня, и я лег на землю.

— Но тебя среди них не будет. Я слишком благодарен тебе за помощь, так что казню так, как прежде казнили еретиков. А ты оказался самым главным из них. Да и как-то неловко выставлять напоказ тело лучшего наблюдателя. Я стану героем этого города и членом Правительства. Отметь это со мной.

Зов пошел к машине, а бронированный потащил меня следом. На улице, вся в осколках, лежала разбитая дверь Прибежища. Внутрь заходили люди с камерами и инструментами для их установки.

В тюрьме на меня надели новую одежду и привели в небольшой зал с пышной мебелью и тканью на стенах. В центре стоял стол, нагруженный изысканными блюдами. Мы сидели за ним вдвоём с Зовом. Он наслаждался едой, что-то весело рассказывал и совершенно не смущался моим молчанием. Иногда к нему приходили гости, чтобы поздравить с успехом и повышением и выпить немного вина.

Я смотрел на пустую тарелку перед собой и не видел на своей половине стола ни одного острого прибора. Во рту было сухо и гадко.

По приказу Зова в мою камеру принесли нелепую роскошную мебель, и теперь он каждый вечер ужинал у меня, не уставая рассказывать, как обогащает его моя глупость. Я молчал, голодал и не покидал своего сырого угла, пока однажды не перебил его.

— Разреши мне поговорить с друзьями в последний раз.

«С кем-нибудь, кого я ещё не убил», — добавил про себя.

Зов недовольно осмотрел камеру.

— Я всё здесь обустроил, а ты до сих пор сидишь на полу.

Я покорно сел на край кровати. Мягкая. Преступно мягкая. Зов вернул себе добродушный вид и продолжил монолог.

Несколько дней спустя, вернувшись с прогулки, я обнаружил в камере Йована, прямо сидящего в кресле. Краткий восторг сменился смущением. В своих мечтах о встрече с друзьями я кое-что упустил — они должно быть ненавидят меня теперь. Но Йован распахнул передо мной руки, и я бросился к нему, чтобы скрыть свое раскрасневшееся лицо.

— Прости, — мямлил я, вдыхая запах наружного мира с директорского пиджака. — Прости.

Теплая рука гладила меня по спине.

— Я все разрушил. Всё испортил. Так навредил тебе. Тебя уволили? Тебя считают виновным?

— Они пока не могут найти мне замену, так что я все еще управляю офисом. Мне недолго осталось. Они всё время говорят о какой-то Женщине...

— Им не найти никого лучше тебя!

Как нелепа моя искренность. Ведь Йован принимал решение о моем допуске к наблюдению. Он печально улыбнулся, отстранился и достал из кармана маленький бумажный пакетик.

— Лампа передал. Ты вроде любишь эту гадость.

Я заглянул в пакетик и обнаружил там горстку конфет из крысиной крови и ежевичного сока.

— С ним все в порядке?

— Вчера впервые взял выходной, чтобы приготовить их для тебя. Он теперь боится отходить от экранов. Мне приходится силой укладывать его на диван в моем кабинете и следить, чтобы он хорошо спал.

Мы сели за стол и Йован удивился разнообразию еды на нем. Я лишь пожал плечами.

— Это не только твоя ошибка, Птенец. Мы все молчали и боялись задавать вопросы, сомневаться. Ты просто оказался слишком смелым. Это наша общая вина.

— Но казнят меня одного, — холодно ответил я.

— Я постараюсь сделать всё, чтобы этого не допустить.

— Что случилось с моим дублером? Почему больше никто не следил за той Тьмой?

Йован снял очки и потёр глаза.

— Дублеров на всех не хватает. Они есть только у новичков и то не всегда. У нас мало воды и еды, энергии и плодородных земель. Мы не можем забирать людей с полей и усаживать их за экраны.

Он опустил голову, и я впервые по-настоящему разозлился на него.

— Почему ты не сказал раньше? — я сорвался на крик.

— По тому же, почему никто ничего не говорит. Чтобы не поднимать паники.

— Чтобы не решать проблем! Говори прямо. Ты в тюремной камере, тут так можно, — я встал и начал ходить из угла в угол. — Значит вы все виноваты? Но почему я один буду отвечать за ваши ошибки? А после моей казни вы продолжите собираться в своих кабинетах и делать какие-то выводы, но ничего не поменяете.

Йован молчал. Кто-то заглянул в камеру, и я понизил голос.

— Да, я виноват в том, что закрыл глаза и не отрицаю этого. С тобой тоже всё понятно. Но есть еще один виновный. И он должен быть повешен на том поганом дереве.

— О ком ты?

— О Благе! Он всё знал. Я ему всё рассказал, но он слишком поздно пришел к тебе.

— Ко мне?

— Да, за минуту до того, как я закрыл глаза. Я видел, как он зашёл в твой кабинет.

— Благо ко мне не приходил.

— Приходил конечно. Я только из-за него и решился.

Йован смотрел на меня с жалостью.

— Его там не было, Птенец. Ты всё сделал сам.

— Почему ты так говоришь? Я же видел, как он пришел в Офис.

— Нет. Благо пропал. Его с того дня никто не видел.

— Посмотрите по камерам. Он был там. Он должен был меня остановить.

— Они смотрели, и заодно узнали, что это я помог тебе сбежать.

Я сел обратно, ничего не понимая.

— А что в тот день происходило в Офисе? Те люди у тебя в кабинете о чем-то спорили. Я слышал своё имя.

— Обычная деловая встреча. Я хвастался тобой. Думаешь, если бы мне сообщили об опасности я бы позволил тебе появиться в Офисе? Да ты бы к нему даже не приблизился.

Я обхватил себя руками. Йован задал мне вопрос, который я не решался задать сам себе.

Директор снова скрыл глаза за очками и выпрямился. Так он ставил точку в диалоге. И мне стало стыдно. Этот человек до последнего выгораживал меня. Он пришел сюда, зная, что сам стоит в очереди на повешение.

Дверь открылась: время посещения кончилось. Йован положил руку мне на голову. В мой первый рабочий день таким же образом он похвалил меня и потом делал это сотни раз.

— Ты был не в себе. Я всё сделаю, чтобы спасти тебя. Я отвечаю за своих подчинённых. Вы всё, что у меня есть.

Он ушел, а я перелез на его кресло. Ламповы конфеты наверняка были очень хороши, но я не чувствовал их вкуса. Так я просидел долго, пока ко мне не пришел Зов и не запачкал собой тишину камеры.

— Твой последний ужин. Мне даже жаль. Ты такой хороший слушатель.

Заснуть я не смог. Сначала долго переставлял мебель, освобождая центр камеры, а потом уселся на пол, под льющийся с улицы фонарный свет.

Город давно не стонал. Он уже привык, а может и забыл о произошедшем. Сколько людей завтра придет посмотреть на мою казнь? А вдруг никто и не вспомнит моей вины? Даже палачи. Удивятся тому, зачем собрались на площади, а меня примут за обычного мальчишку и прогонят. Кажется, что прошло так много времени. Разве его недостаточно, чтобы простить меня?

Лязгнуло окошко в двери. Очередная ночная проверка. Тяжёлый неприятный взгляд упёрся мне в спину. Я такого не помню. Новый стражник? Взгляд слишком долгий и липкий. Он словно хочет раздавить меня об этот холодный серый пол. Я обернулся, чтобы рассмотреть его обладателя, но окошко быстро закрылось.

Со всего города на площадь шли люди. Ручьи. Реки. Море людей. Все хотели посмотреть на мою казнь.

Я стоял у Тьмы, в окружении бронированных. Зов был рядом. Он скромно улыбался и наслаждался вниманием горожан, которые видели в нем своего нового героя.

Больше всего меня пугала тишина. Молчали сотни ртов, но гневно вопили тысячи глаз. Мне все время хотелось спрятаться от них и я отворачивался, но Зов хватал меня за подбородок.

— Смотри вперед или я велю им копьями удерживать твою голову на месте, — угрожающе шипел он. — Не можешь потерпеть немного?

Я не понимал, зачем мне терпеть и как долго. Чего мы ждали? Солнце медленно уползало с неба, заливая мир густым алым светом. Покраснела рябь голов, черная броня и я сам. Всё вокруг пылало. Кроме Тьмы. Ей было плевать на закат. Он ее не окроплял.

Сквозь толпу к нам медленно двигалась черная машина. Силовики стали расталкивать людей, чтобы освободить ей дорогу. Машина остановилась недалеко от Тьмы. Из нее вышла суровая женщина и направилась к нам. Зов подтянулся и пригладил свои идеально уложенные волосы.

Вдруг из толпы выскочили двое — Йован и Лампа. Силовики рассеянно переглядывались, а Йован уже что-то говорил женщине, указывая то на меня, то на кивающего Лампу. Женщина внимательно слушала директора, пока у того не кончились слова. Она посмотрела на него так, как врач смотрит на неизлечимо больного, и вернулась в машину.

— Что такое? — занервничал Зов.

Бронированные, как хищники, поплотнее сбились вокруг меня, и наблюдать за происходящем я мог только из-под их локтей.

Прошло несколько напряженных минут, и женщина опять вышла из машины. Всё сразу стало ясно. Лицо Йована посерело. Испуганный Лампа смотрел в мою сторону, и я каким-то чудом заставил себя благодарно улыбнуться, хотя никто этой улыбки так и не увидел.

Женщина подошла к Зову и передала ему документы. Он с чувством зачитал обвинение, да так увлекся, что добавил к нему свои собственные слова, ещё раз расписав свое геройство.

— Можешь высказаться напоследок, — небрежно бросил он мне через плечо.

Я посмотрел на молчаливых людей и стиснул челюсти. Мне нечего было им сказать. Я был виновен во всем и даже если бы попытался объясниться, то только промямлил бы что-то невнятное себе под нос.

Зов махнул рукой и меня повернули лицом к Тьме. Зрители вдруг зашептались.

— Что опять? — прорычал Зов.

Бронированные зашевелились, ударяясь друг об друга и глухо позвякивая, и кто-то сжал мою ладонь. Я посмотрел вниз. В меня вцепилась огромная пятнистая рука. Я вырвался и отшатнулся. Такого издевательства вытерпеть было невозможно.

— Ублюдок. Зачем ты пришел? Посмеяться надо мной? Что он тут делает? — крикнул я Зову.

Тот сам ничего не понимал и глупо пялился на пришедшего Благо. Женщина спокойно подошла к нам.

— Уверены в этом? — тихо спросила она.

Благо коротко кивнул.

— Очень жаль.

Зов пытался что-то спросить, но женщина только приказала ему продолжать казнь. Меня толкнули обратно к Благу и больше не позволяли отходить от него ни на шаг. Сосед снова попытался схватить меня, но я со всей силы бил его по рукам.

— Что происходит? Зачем ты сюда пришел?

— Потому что я очень виноват перед тобой.

— Что ты несёшь? Аккуратнее! — огрызнулся я на стоящего позади бронированного, который задел своей железной рукой мою голову. Тот даже замер на секунду, но быстро пришел в себя.

Бронированные направили на нас черные копья. Некоторые из них были затуплены специально, чтобы толкать нас вперед, не раня. Один такой удар в спину заставил Благо побелеть и задрожать всем телом. Он шел во Тьму вместе со мной, испуганный как ребенок, несчастный и потерянный, и глядя на него я ясно осознал, что давно смирился со своей участью и сейчас был как никогда спокоен. Всем вокруг ещё предстояло жить в этом мире, бороться с ним и друг с другом, но не мне. И неважно, что ждало меня впереди. Главное, что это будет что-то другое.

Толпа наконец завыла, заставляя воздух вибрировать. Я вдыхал его и проглатывал жуткий гул, который противно оседал на языке и в желудке.

Сдвинуть Благо с места было не так просто, как меня. Сразу несколько бронированных толкали его вперёд. С каждым шагом он слабел и казалось, что вот-вот упадет. Тут уже я взял его за руку, и ледяные пальцы больно сжали мою ладонь.

— Не хочу туда, — только и успел сказать я, прежде чем поддаться последнему удару и упасть во Тьму.

Глаза начинали болеть от силы, с которой я удерживал их закрытыми. Мою голову накрыли три руки — одна моя собственная и еще одна такая же, с зажатой в ней ладонью Блага. В ушах шумно билась кровь. Этот звук охранял меня от всего вокруг, пока сердце не устало и не успокоилось. Я приоткрыл один глаз и посмотрел на свои ноги. Обе целы, стоят на той же брусчатке и слегка дрожат. Меня потянуло вперёд, но я упирался и не сходил с места.

— Шевелись, — Благо дёрнул меня снова, и я сделал несколько шагов вперёд.

Сосед держал меня за запястье и сурово смотрел мне за спину. Позади была та самая Тьма, а вокруг смутно знакомый город. Дома в нем были такими же, к которым я привык. Разве что стены не были стеклянными, отчего здания казались упитанными и слишком разноликими.

Я ничего не понимал. Небо розовело тем же закатом, который недавно видел мою казнь. Какой-то писклявый голос разрезал тишину.

— Смотри, мама, здесь новые неудавшиеся!

Благо резко развернулся на звук, спрятав меня за спиной. Я вытягивал шею, чтобы увидеть хоть что-нибудь, но он каждый раз слегка бил меня по лбу, чтобы я не высовывался.

Мы заходили по кругу. Благо тащил меня за собой, а я наступал ему на пятки. Он выставил перед собой руку, защищаясь от кого-то.

— Неудавшиеся. Новые неудавшиеся, — продолжал писклявый голос, но его вдруг перебил другой, женский, уставший, но не менее насмешливый.

— Мы же столько раз учили, милая. Не неудавшиеся, а упавшие. Не обижайтесь, она никак не запомнит. Добро пожаловать.

Благо замешкался на секунду, и я высунулся из-за его спины. Перед нами стояла кудрявая женщина с еще более кудрявой девочкой, которая рассмеялась, увидев меня и тоже спряталась за мать. Я снова получил по лбу, так что пришлось вернуться за соседскую спину.

— Сейчас приведу кого-нибудь. Постой с ними, милая, — сказала женщина и куда-то ушла.

— Неудавшиеся, — продолжала дразниться девочка.

— Сама ты неудавшаяся, — выкрикнул я и сразу пожалел, представив, как глупо это было.

Несколько минут мы стояли в тишине. Только девочка иногда смеялась тому, что было известно ей одной.

— А, новенькие. Добро пожаловать, — прогремел новый голос, явно принадлежавший бодрому, но не очень трезвому человеку. — Я Баро. Пойдемте, я вас отведу. Он как раз сегодня приехал и все вам расскажет.

— Кто? — тревожно спросил Благо и сильнее сжал мое запястье.

— Солнце. Он вроде как наш главный. Можете расслабиться, тут бояться нечего. У нас здесь вроде как безопасность и порядок. Совсем не так, как с другой стороны. И вы, наверно, голодные. Вы всегда приходите голодными.

Благо не шевелился, и я ткнул его пальцем в спину.

— Пойдем с ним. Пока что кажется, что это не очень опасно.

Все происходило так быстро. Благо глянул на меня из-за плеча, и я понял, что он решился пойти только тогда, когда у меня заурчало в животе.

— Пока, неудавшиеся, — крикнула девочка и помахала нам рукой.

— Какой противный ребенок, — сказал я.

— Это точно, — ответил Баро и громоподобно рассмеялся. — Моя племянница.

«Вот как ведут себя дети, выращенные родителями? — подумал я. — Теперь понятно, почему Благо такой неприятный человек».

— Ну а вы как сюда попали? Вы вроде как преступниками там у себя были, да?

Благо даже не пытался казаться дружелюбным, так что Баро больше ничего не спрашивал, и дальше мы шли в тишине.

Людей на улице было очень мало, но почти во всех окнах горел свет. Мы дошли до невзрачного двухэтажного дома. Из него навстречу нам вышло несколько людей.

— Рады вас видеть на этой стороне. Я Солнце, — послышался тихий хрипловатый голос. — Все вам расскажу и объясню. Но сначала поешьте, а мы пока найдем свободные места, где вы сможете расположиться.

Благо не отвечал и недоверчиво осматривался.

— Я понимаю твое опасение, и пока что развеять его не могу. Если вам будет комфортнее, то можете пройти в столовую только вдвоем, и мы не будем вас нервировать.

Благо кивнул, и мы зашли в здание. Нас провели в небольшую комнату с огромным, занимавшим почти все место обеденным столом.

— Обычно тут собирается человек десять. Все уже поели, так что можете никуда не торопиться и все спокойно обсудить. Грязную посуду оставьте прямо на столе, — сказал Солнце, которого я так и не смог увидеть, и закрыл за собой двери.

— Я уже руки не чувствую. Отпусти, — простонал я, растирая плечо.

Благо на такое не согласился. Он схватил меня за другое запястье, так что мне пришлось есть одной, ноющей и покрасневшей рукой.

Благо к еде так и не притронулся. Он ничего не ел и не говорил, и я был этому только рад. Слушать его сейчас мне хотелось меньше всего. Да и размышлять о происходящем не было никакого желания. Слишком много мне пришлось пережить и обдумать за последнее время. Еда была простой и очень вкусной.

— Я всё. — сказал я, слизнув с пальца крем от десерта. -Пошли?

Благо посмотрел на сытого меня и немного расслабился. Мы вышли из столовой. В коридоре остались только двое — Баро и Солнце. Я наконец смог их увидеть. Баро был розовощеким толстяком, с такими же кудрявыми волосами, как у его племянницы. А вот Солнце меня даже напугал. Он был худым и высоким, и легко было увидеть его молодость в прямой спине и открытой улыбке, хотя весь он был поеден какими-то жуткими событиями. На правой руке не было двух пальцев, на левой когда-то заново неровно отросла розовая кожа. Он опирался на кривую трость. Правого глаза не было, бритая голова наполовину покрыта глубокими шрамами, ползущими по шее вниз под сильно поношенную одежду.

— На сегодня хватит с вас. Пойдемте наверх, я покажу комнату.

Он повел нас по лестнице на второй этаж. В самую дальнюю дверь. За ней оказалась небольшая комнатка с одной кроватью, столом, напольной лампой и окном, за которым росла старая кривая яблоня.

— Тут давно никто не жил. Мы быстро все поправим. Начнем со стен, а то они совсем плохие. И все эти отметины…

На стенах действительно было много кривых непонятных рисунков. Я залез на кровать и выглянул в окно. Яблоки можно было рвать, просто протянув вперед руку.

— А ты будешь жить вон там, — Солнце указал на дом напротив. — Окна тоже выходят на восток, так что по утрам вам обоим будет легче просыпаться.

Благо сильнее сжал мое запястье.

— Что ты имеешь ввиду?

— Здесь место только для одного. Можете, конечно, поменяться, если хотите. Мы тут живем плотно, так что вариантов не очень много.

— Мы соседи. Мы должны жить вместе, — раздраженно сказал Благо и сдернул меня с бракровати.

— Больше нет. У нас здесь каждый сам выбирает, с кем ему жить, — спокойно ответил Солнце и впервые посмотрел на меня. — Это не мое дело, но твоему другу кажется не нравится, когда его вот так таскают за руку. Как тебя зовут?

Я помолчал немного, обдумывая его слова, пока до меня, наконец, не дошла вся нелепость ситуации.

— Птенец, — осмелел я. — И Благо мне не друг. И больше не сосед, — я постарался высвободить руку, но это никак не получалось.

— Не глупи. Мы не можем никому здесь доверять, — Благо непонимающе смотрел на меня. — Прекрати вырываться.

— Отпусти его, Благо. Я не допущу подобного на этой стороне, понимаешь? — Солнце говорил тихо, но уже не так доброжелательно. — Не волнуйся. Вам ничего не угрожает.

— Отпусти, — жестко сказал я и с вызовом посмотрел ему в глаза. — И уйди из моей комнаты.

Мне хотелось отвязаться от него. Никогда еще я не слышал ни от кого подобных слов. Я правда не обязан быть ничьим соседом?

Благо странно дернулся и расцепил пальцы.

— Я тебя провожу. А ты располагайся, Птенец. Ванна одна на этаж. Возле лестницы. Надеюсь, это не большая проблема?

Солнце вывел Благо из комнаты, и я остался один.

Утро здесь оказалось действительно тихим и сияющим. Рассветные лучи ползали по обшарпанным стенам, и в их прозрачности лениво плавали пылинки. Яблоня царапала дом снаружи. Этот приятный тихий звук время от времени возвращал меня в сон.

Неожиданно скрипнула и приоткрылась дверь. Я натянул одеяло до глаз и смотрел, как в комнату пробралось что-то маленькое, шерстяное и ободранное. Существо подходило ближе, иногда замирая и прислушиваясь. Ищет меня? Оно мягко запрыгнуло на кровать, забралось мне на грудь, и я увидел его совсем близко. Дикие грязные глаза, обглоданные уши, длинные когти. Оно издало странный грудной звук, и я в ужасе накрыл его одеялом. Существо завизжало и заметалось, но я держал крепко, так что выбраться оно не могло.

За дверью стало шумно, и в комнату ворвался Благо, а за ним, опираясь на трость, Солнце. Я схватил одеяло покрепче и закинул за спину, как мешок. Один удар о стену заставил бы монстра угомониться.

— Нет! — крикнул Солнце и схватил меня за руки.

В комнату вбежала заплаканная кудрявая девочка.

— Не трогай ее! — запищала она и стала избивать меня маленькими кулачками.

Солнце вырвал у меня одеяло и аккуратно положил его на пол. Чудовище выползло наружу, помятое и бешеное, и бросилось за дверь. Девочка побежала следом.

— Зачем отпустил? — непонимающе спросил я, выталкивая Благо за дверь. — Уйди. Не заходи сюда без разрешения.

— Это кошка Мины, — Солнце поднял одеяло с пола и аккуратно положил на кровать. — Ты бы ее убил.

— Кошка? В доме? Они же патрулируют только улицы.

— Ничего они не патрулируют. Они просто есть.

— Ну да, — усмехнулся я.

— Ну да, — серьезно ответил Солнце и сделал такой вид, будто я сказал какую-то чушь. — Эта кошка живет здесь уже десять лет. Надеюсь, сегодняшнее утро ее не прикончит.

— Ты серьезно? Зачем вы ее сюда пустили? Они же доносчики.

— Не на этой стороне, — он тяжело выдохнул. — Ты должен извиниться перед Миной.

— Извиниться? За что? Я был в ужасе! — меня аж передернуло от воспоминаний. — Она зашла сюда и залезла на меня. Я бы может и не испугался так, если бы она не была такой отвратительной.

— Не скажи такого при девочке. Первый делом научу тебя тактичности. Умойся и спускайся завтракать.

Я сходил в душ и впервые за долгое время увидел свое отражение. Под раковиной нашлись старые затупленные ножницы. Я отрезал волосы так коротко, как никогда ещё не делал. Получилось очень плохо.

— Отрастут, — бросил я своему отражению и пошел в столовую.

Видимо, все уже позавтракали. На столе осталось много грязной посуды и почти не было еды. Благо сидел весь бледный и взъерошенный. Он сразу указал мне на место рядом с собой, но я предпочел держаться от него подальше, так что сел возле Солнца. Мина демонстративно отвернулась. Кошка у нее на коленях снова издавала этот раскатистый глухой звук.

— Извини. Я к такому не привык, — пробубнил я.

Мина не ответила, но перестала так сильно выворачивать шею.

— Если не хочешь выбирать из остатков, то просыпайся раньше, — посоветовал Солнце и подвинул поближе тарелку с фруктами.

Я ел и рассматривал столовую, привычно избегая взглядом огромную фигуру Благо. В небольшом окошке виднелась колокольня, а за ней черная глыба.

— Как вы следите за Тьмой? — спросил я, дожевывая что-то бледное и безвкусное.

— Мы не следим. Здесь она не опасна. Не торопись, я все расскажу. Кофе?

Я кивнул, но взгляд по привычке вцепился в Тьму.

— Я был там наблюдателем. И однажды закрыл глаза. И она разрослась.

— Так значит это из-за тебя? — усмехнулся Солнце и налил мне чашку водянистого кофе.

Я уставился на него. Они тут знают о произошедшем?

— Всё, что она сжирает там, появляется здесь. Многие так и оказались на этой стороне и теперь счастливы. В том числе благодаря тебе. Ты почти что герой.

— Были люди, которых убили из-за меня, — тихо сказал я. — Повесили.

— И это тоже ты? — задумчиво ответил он. — Мне жаль. Доедай и собирайся. Мы идем на прогулку.

Этот город был удивительно тихим. Люди бесшумно проходили мимо, иногда внезапно оказываясь рядом, чтобы поздороваться с Солнцем. Я не мог определить, какие чувства вызывает у меня это место. Все здесь было пропитано спокойствием, и от этого я был очень напряжен. Мы шли медленно. Я подолгу стоял у каждого здания, чтобы внимательно все рассмотреть. Они были разноцветными, красивыми, ухоженными, и, в отличии от наших, стеклянных, хранили тайны своих жильцов за штукатуренными стенами.

— Упавшие всегда такие в первое время. Скоро ко всему привыкните, — Солнце остановился возле какой-то двери и наклонился ко мне. — Извини. Будет неприятно.

Он протянул ко мне руку. Благо дернулся, но тут за моей спиной что-то скрипнуло. Оказалось, что в двери позади было маленькое окошко, прикрытое деревянной доской. Это она скрипнула, когда Солнце отодвинул ее в сторону.

Мне хватило секунды, чтобы узнать это окошко, и к горлу подступила тошнота. В нем я увидел знакомый кирпичный коридор, а в конце него залитый светом двор и толстые ветви, на которых качались почерневшие висельники. Очень скоро смятение во мне сменились отрешенностью. Я смотрел в окошко и меня терзал только один вопрос.

— Как это работает? — я открыл дверь и заглянул внутрь и увидел заброшенный магазин, в который никак не мог попасть на той стороне Тьмы.

— У нас есть несколько идей, но это только теории. Я плохо объясняю, так что лучше доверю это другим.

Я закрыл дверь и снова посмотрел в окошко. Свет во дворе больше не был золотым. Теперь он был белым и холодным из-за расставленных всюду прожекторов. Никого, кроме мертвецов, внутри не было.

Благо положил руку мне на плечо и я тут же ее сбросил.

— Закрывай и пошли дальше.

Мы бродили по улицам. Солнце иногда рассказывал городские легенды и истории. Ничего необычного в них не было. На очередном повороте нас обогнала пара людей в черных балахонах и закрывающих лица капюшонах.

— Кто это?

— Последователи местного культа. Идут на собрание. Мы, кстати, тоже.

В здании через дорогу заиграла музыка. Кто-то разучивал плаксивую мелодию. Это было неожиданно.

— Ты с этим ничего не сделаешь? — я указал на окно, из которого доносились звуки.

— А что не так? Сейчас день. Никому не мешает.

— То есть у вас это нормально? Такие откровенности? А если кто-то воспримет это на свой счет? Начнутся погромы, а потом месть, поминальные ужины с этими жуткими пузырящимися напитками, — меня передернуло от размытых детских воспоминаний.

Солнце мучительно подбирал слова.

— Даже не знаю, что сказать. Но у нас так можно.

— Говорю тебе, это плохо кончится. Сначала они играют у себя дома, где их никто не видит, а потом… — я встал на цыпочки и шепнул Солнцу на ухо. — Будут декламировать стихи прямо на улице.

— О нет, — Солнце прикрыл рот рукой, но я быстро понял, что он только притворяется испуганным. — Это будет ужасно.

— Как ты можешь над этим шутить? Мне даже думать о таком неловко.

— Тогда будь осторожен, а то к концу дня умрешь от смущения. Идемте. Мы опаздываем в храм.

Солнце отвел нас на небольшую площадь и указал на невзрачный каменный домик между двух помпезных зданий. У входа стояло несколько людей в балахонах. Мы вошли внутрь. Холодное и темное помещение гудело от тишины. Вдоль серых стен неподвижно стояли люди.

— Общая молитва. Это так интересно. У них нет иерархии. Они без указаний переходят от одного этапа к другому. Это даже завораживает.

— Кому молятся?

— Тьме.

Я недоверчиво посмотрел на Солнце.

— Они считают, что она рождает этот мир. Когда мы достойны, дает нам земли и новых людей. Таких, как ты. Парадоксально, но этот культ создали сами упавшие.

— Не понимаю.

— Они утверждают, что та сторона — что-то вроде подготовительного этапа. Что там мы все преодолевали страдания и пришли к любви ко Тьме, чтобы оказаться здесь. Это проверка нашего духа на верность и храбрость. Если я ничего не путаю. У них постоянно все меняется.

— Так значит это ваша вера?

— Нет, мы давно покончили с любыми верованиями. Но, конечно, остаются те, кому это не подходит. Их право, — Солнце указал на дальнюю стену. — Думаю, тебе будет интересен алтарь.

Мы прошли в глубину храма. Солнце достал из кармана зажигалку, и ее слабый огонек осветил что-то впереди. Я видел только корявые деревяшки. Солнце поднес зажигалку еще ближе, и в ее свете проявилось жуткое кричащее лицо.

— Древо Прибежища, — объяснил он, и до меня наконец дошло, что в алтаре у них стояла статуя, изображающее многорукое дерево с вырезанным на стволе лицом. — Звучит грандиозно, а на деле всего лишь место убийства. Ещё есть несколько пророков — Брат и Сестра, обладающие знанием.

— Обычные заговорщики, — прошептал я.

— Мученики.

— Хотя в чем-то они оказались правы.

Люди в храме одновременно опустились на колени.

— А если все на самом деле так? Ведь я здесь оказался только из-за своих сомнений.

— Это не значит, что Тьма — божество.

— Откуда ты знаешь?

— У меня есть доказательства, — Солнце широко улыбнулся Благу. — Это вам объяснят наши главные люди. Идемте, покажу вам одно из сердец нашего мира.

Мы тихо вышли из храма.

— Я думал ты здесь главный.

— Я действительно управляю городом и решаю его проблемы. Это, в общем, всё, на что хватает моих мозгов. Я ответственный и мне доверяют мои избиратели. Но такую работу могут выполнить многие. А я говорю о тех, кто разбирается в том, как устроен этот мир.

И он повел нас дальше, на всю улицу нагло и громко читая свои любимые стихи.

На самом краю города стояло длинное суровое здание, окутанное проводами.

— Исследовательский центр, — громко и горделиво объяснил Солнце. — Здесь всё изучают: людей, общество, наш мир. На основе этих открытий я принимаю практические решения. В других городах также.

Внутри здания все было в коридорах и кабинетах. Некоторые люди ходили в белых халатах, и все выглядели занятыми и погруженными в свои мысли. Мы поднялись на второй этаж.

— Отведу вас в теневую лабораторию. Никому не говорите, но это мое любимое место здесь, — сказал он и открыл перед нами дверь.

Мы вошли в светлое помещение, уставленное столами и заваленное бумагами. На стенах висели фотографии Тьмы, какие-то чертежи и формулы, и множество нелепых рисунков, явно созданных одними учеными, чтобы рассмешить других.

— Зря ты сегодня пришел, — сказал появившийся из-за стопок бумаги бородатый мужчина в огромных очках.

Вдруг кто-то ударил Солнце по затылку.

— Я велела привести мне пятерых людей для опыта. Мы же договорились! — за скрючившимся от боли Солнцем стояла миниатюрная девушка.

— Возникла проблема. Я не смог их отпустить, иначе полгорода осталось бы без света, — потирая затылок ответил Солнце.

— Ты испортил мне все планы, — она ещё пару раз ударила его какими-то бумагами по ребрам. — А это кто такие? Я запретила водить сюда экскурсии.

— Новенькие. Тебе может быть интересно. Птенец на той стороне был наблюдателем.

Девушка посмотрела на меня и подняла одну бровь.

— Правда? Вот сволочь, — она отошла к столам и бросила бумаги на стол какого-то запуганного тощего парня. — Проанализируй до вечера.

— Это Кроха, — прошептал Солнце. — Самый умный и безнравственный человек в моем окружении. Это ее лаборатория. Бородач в очках — Ян, ее муж и заместитель, а тот несчастный парень — племянник. Никак не запомню его имени. Здесь ещё много людей работает, но они стараются проводить время в другом месте, когда Кроха не в настроении.

Ян подошел к нам и мы пожали руки. Он медленно пил из большой кружки, и мне почему-то показалось, что там намешано что-то успокоительное. Ян был очень флегматичным.

— Наблюдателей у нас ещё не было. Я задам несколько вопросов?

— Не сегодня. Пока что просто хочу им все рассказать.

— Ну ладно. Мы здесь изучаем Тьму.

Он отвел нас в центр лаборатории, где стоял большой стол с макетом города. Бумажные домики были кривыми, что-то много раз подклеивали. Но я чувствовал, с какой любовью его создавали. В некоторых окнах даже нарисовали занавески. Я смог найти только храм и свой новый дом. Яблоня перед ним была на удивление хорошо сделана.

— Объясняю кратко, — без введения начал Ян. — На той стороне ваш мир устроен так: Тьма беспорядочно разбросана повсюду, как мусор. Из-за этого какие-то территории могут оказаться отрезанными от остального мира. У вас мало воды и почти все силы уходят на сдерживание Тьмы. Вы всегда знаете, каких территорий можете лишиться. У нас же все наоборот. Мы окружены Тьмой. То, что она поглощает там, обычно оказывается здесь на самом краю. Она как бы отступает, приращивая к нам новые территории. Наши неудобства другие — у нас мало земли и мы никогда не знаем, что и где к нам присоединиться. Из-за этого нам сложно планировать производство и развивать инфраструктуру. Например эта гора, — он указал на бумажную глыбу посередине бумажного поля. — Как то раз она появилась здесь. Тогда это был самый край наших земель. Но это только часть горы. Самое ее основание. А после этого тьма отступила снова. Кто-то из вас на той стороне плохо выполнял свою работу. Это поле, как ты можешь понять, есть и у нас, и на вашей стороне.

Я подумал немного и понял, что это именно то поле, по которому мы ехали с Йованом и Лампой, когда посещали конференцию в соседнем городе.

— Так вот в тот раз Тьма сожрала часть этой земли у вас и отдала нам. И это поле продолжило расти дальше, окружив со всех сторон гору. Мы думали, что на этом все кончится, но нет. Оказалось, что Тьма имеет и другие свойства. Представь себе, что где-то на той стороне есть огромная гора. По ней везде разбросаны участки Тьмы. Один из них показался на нашем поле. Но однажды какой-то наблюдатель моргнул, и наш участок разросся. И что случилось, как думаешь?

— Новый кусок горы оказался на краю вашей территории?

— Хотелось бы, чтобы это было именно так, но нет. Разрослась наша полевая гора. Тогда мы и поняли, что помимо неудобств по краям, нас ожидают неудобства внутри. Расстояния всегда будут меняться. Проведем провода — и когда-нибудь они порвутся, проложим трубы — и однажды их разорвет. Все наши связи в любой момент могут быть нарушены. А вот здесь, посмотри, — Ян указал на маленький камешек прямо возле здания лаборатории. — Скорее всего это тоже часть той горы. И что же будет дальше? Они срастутся, или наоборот, каждая станет самостоятельной горой? А вот здесь черная отметка. Это то, что нам совершенно не нужно. Кусок какой-то пропасти. Она в лесу и мы о ней узнали, только когда местный фермер пожаловался на пропажу коров. Они просто сваливались в нее время от времени. Пропасть посреди леса! А на другой стороне Тьмы, как нам известно, находится крупный город. Раньше между нами было большое поле, теперь будут горы и пропасти. И этот процесс будет долгим. Ваши наблюдатели делают его таким. Вдобавок к этому нам сложно производить достаточное количество еды из-за небольших территорий. Питаемся мы не очень хорошо, как ты уже мог заметить. Люди болеют, а с такими сложностями мы не можем обеспечить им качественную помощь.

Мне понадобилось много времени, чтобы уложить это в своей голове. Ян и Солнце тихо что-то обсуждали. Благо молча разглядывал макет.

— А что с той странной дверью? У нас тоже такая была.

— Дело не в двери, а в окне. Точнее в самом стекле.

— Там его разбили.

— Жаль. Хотя это неважно, — Ян сделал еще один глоток.

— Так как оно работает?

— Это похоже на мутацию. Не только стекла. Тьма ведёт себя странно. Она зависит от нашего наблюдения. Люди как будто выступают сдерживающим фактором для ее распространения. Возникает вопрос: что будет, если не сдерживать ее? Она распространится повсюду, то есть исчезнет. Понимаешь?

Я медленно и болезненно соображал, но никак не успевал за Яном.

— В сущности это не так важно. Наш мир снова станет единым. На той стороне происходило много странного, чего нет у нас, словно там заключены какие-то ошибки, от которых нужно избавиться. Если ты заметил, к нам с той стороны не попадают ваши чудовища и катаклизмы. А то стекло… Оно показывает нам другую сторону. Оно испорчено, но все равно остается здесь. Если Тьма исчезнет, оно останется единственным сломанным объектом в новом мире? Значит ли это, что оно способно запустить этот процесс заново? Или может однажды это уже происходило?

Ян говорил все тише и я понял, что он уходит в свои собственные размышления.

— А почему вы не рассматриваете вариант того, что она… обладает сознанием, например? — спросил я.

— Нет у нее никакого сознания, — к нам вернулась Кроха. — Тьма — это просто явление со своими свойствами. И их трудно изучать, ведь они зависят от нас самих.

— Но почему она не может быть живой?

— Потому что всё живое существует по одинаковым законам. Сразу видно, с какой ты стороны. Я не могу работать, когда в лаборатории находятся идиоты!

— Я не идиот. Может это просто ты недалекая?

Кроха улыбнулась моей наглости.

— Попробуй докажи это. Уведи их, — приказала она Солнцу.

— Могу я одолжить Яна ненадолго? Он еще не договорил.

— Только если приведешь мне завтра десятерых. И посильнее.

— Обещаю.

Мы вышли из лаборатории, и я только мельком успел заметить, как Кроха заботливо разгладила воротник на рубашке мужа.

— Дело ведь не в перебоях электричества?

Ян и Солнце шли впереди, обсуждая городские дела.

— Я больше не способен упрашивать добровольцев. Никто не хочет идти к Крохе. Либо она поработает над своим характером, либо ей придется платить за чужой труд.

Мы шли через поле к той самой горе с макета. Благо плёлся сзади и пытался заговорить со мной.

— Ты слишком расслаблен и доверчив. Мы ничего не знаем об этом месте и об этих людях.

Я отмахивался от него и старался держаться ближе к Солнцу, но затылок всё время жгло от прилипчивого взгляда.

Путь до скалы оказался неблизким. Издалека она казалась небольшой, но когда мы оказались рядом, я осознал проблему этого мира. Если такие гигантские объекты будут появляться в неожиданных местах, то о комфорте и спокойствии людей можно просто забыть.

Недалеко от скалы начиналась стена Тьмы. Мы дошли до нее, когда солнце начало садиться, а воздух холодеть.

Ян повернулся к нам, поправил очки и заговорил учительским голосом.

— Расскажу о нашем главном открытии. Его совершила Кроха и именно оно помогло нам добиться открытия большой лаборатории.

— Кроха тут ни при чем, — перебил Солнце. — Она тогда разнервничалась, напилась и уснула. Это всё твоя заслуга и не нужно делать вид, что это не так. В тебе слишком много любви и мало тщеславия.

Ян покраснел и сверкнул очками.

— Неважно. Что мы можем сделать с Тьмой в сложившейся ситуации?

Я зачем-то поднял руку.

— Смириться?

— Ответ потусторонний и неверный. Нам бы перейти границу, начать диалог и постепенно и подконтрольно прирастить земли в правильном порядке. Но вот беда, — Ян поднял кулак. — Нас не пускают.

И тут он трижды постучал по Тьме. Постучал так, словно хотел попасть в чей-то дом. Мы с Благо инстинктивно сделали шаг назад. Ян постучал еще раз.

— Это самая вредная ее черта: если вы не желаете с ней взаимодействовать, то она легко вас пропустит, но если вы хотите оказаться на другой стороне — она этого не позволит, — Ян поднял с земли камень, швырнул в Тьму и тот отскочил обратно. — Вы также не сможете заставить другие объекты, живые и неживые, пройти сквозь нее. Но если кто-то случайно пнет этот камень в сторону Тьмы, то он пересечет ее границу. Таким образом мы понимаем, что для неё важно наше осознанное намерение. Следовательно, мы не способны пробраться на ту сторону, пока желаем этого. Понятно?

Я был так шокирован увиденным, что попросил Яна повторить сказанное, и он терпеливо объяснил все снова.

— А как же казни? На той стороне есть люди, способные толкнул человека во Тьму. Бронированные.

— Хороший вопрос. Исходя из рассказов казненных, мы можем предположить отсутствие в Бронированных человеческой природы. Вероятнее всего они действуют и мыслят не так, как мы. Либо у них действительно нет истинного намерения толкнуть человека во Тьму, но мы не знаем, как это можно объяснить.

Мы с Благо долго переваривали эту информацию, пока Солнце и Ян шептались в стороне. Я не знал, хочу ли сейчас оказаться в своем родном мире. Впервые за день я вспомнил друзей, дом, а потом и собственную казнь

Воздух зашумел. Я обернулся и увидел, как со стороны лаборатории к нам движется вертолет.

— У вас, наверное, головы от всего этого заболели, так что нужно развеяться, — самодовольно сказал Солнце. — Обожаю таких новеньких, как вы. Можно использовать вас в качестве причины для полета.

Вертолет приземлился рядом, и я закричал Солнцу прямо в ухо.

— Я никогда не летал. Только во снах. Меня потом весь день тошнило.

— Но ведь это не сон, верно? И внутри для такого есть пакеты. Забирайся.

Я занял место возле иллюминатора. Солнце сел рядом и нацепил на меня огромные наушники. Благо сидел напротив и недоверчиво смотрел на нас.

Как только мы поднялись в воздух, я вцепился Солнцу в рукав и быстро понял, что не создан для полётов. От запаха старого металла трудно было дышать, сиденья оказались жесткими и грязными, а от вибрации щекотало в носу.

Мы несколько раз пролетели над городом. Он не сильно отличался от макета. Многие дома и правда были кривыми. Они перестраивались множество раз, обрастая новыми комнатами. И чем ближе к краю стояли дома, тем уродливее они выглядели. Но таким был единственный способ экономить территорию.

Мы сделали несколько кругов и отправились дальше. Повсюду виднелись чужеродные объекты. Горы, куски рек и непривычных лесов, и даже медленно зарастающая травой пустыня.

Земля под нами вдруг кончилась, и все до горизонта покрылось чем-то синим.

— Вам ведь рассказывали, что Тьма зародилась в воде? — спросил Ян. — Скорее всего так и есть. Воды у нас тут хватает. Даже слишком.

— Это же море! — закричал я и даже отцепился от Солнца, вжимаясь носом в стекло. — Это же море?

Солнце веселился, подыгрывая моему восторгу.

— Я его никогда таким не видел, хотя уже умудрился однажды в нем тонуть! Значит это оно? Такое синее и скучное?

Я посмотрел на Благо. Он сосредоточенно разглядывал воду внизу и нервно растирал шею.

— Ты чего? — спросил я, но он впервые не обратил на меня внимания.

— Наверняка это очень пугает, — предположил Солнце. — Тебе нравится? Можешь ходить на берег каждый день.

— Только будь осторожен, — продолжил Ян. — Берег скалистый. Можно упасть и разбиться.

Я никак не мог оторваться от этого зрелища, а Благо откинулся на спинку сиденья, нахмурился и прикрыл глаза.

Неприятные запахи и гул перестали меня тревожить. Я хотел, чтобы этот полёт не заканчивался, но очень мы скоро мы развернулись и направились обратно к лаборатории. Стало совсем темно, и мне предстояло всю ночь не спать и обдумывать то, что я увидел и узнал за этот день.

Дома размытыми пятнами проносились мимо, а ноги все время опасно скользили по промокшей от дождя брусчатке. От бега тяжелело в груди, и казалось, что легче будет просто выплюнуть уставшие легкие. Уже показался мой новый дом, а значит до безопасности и помощи оставалось совсем немного. Я вбежал внутрь, и в нос ударил теплый запах утренней еды.

— Солнце, ты должен что-то сделать! — просипел я, падая на колени в дверях столовой. — Там. На улице.

Солнце прервал свой завтрак и подошел ко мне. Он оставался спокойным и собранным, но остальные в комнате тревожно перешептывались.

— Отдышись и расскажи, что случилось.

— Я гулял, а потом увидел их. Двое… — от стыда и нехватки воздуха у меня горело лицо. — Прямо на улице. Трогали друг друга языками.

Солнце прикрыл рот ладонью, а столовая наполнилась смехом, отчего мне стало еще хуже.

— Ты напугал меня, — он помог мне подняться и сесть за стол. — Я подумал, что случалось что-то плохое

— А разве нет? Ты, кажется, меня не понял.

— Понял. Но у нас так можно. Можно целоваться на улице.

— Вы тут все извращенцы, что ли? На той стороне у нас были хоть какие-то ограничения! Я разное видел, но это уже слишком.

— А что ты там видел? — спросила Мина, протягивая кусочек еды своей наглой кошке.

— Однажды шел с работы и наткнулся на группу. Человек восемь. Сначала несколько женщин…

Солнце зажал мне рот рукой.

— Я составлю для тебя список тем, которые лучше не затрагивать при детях. Иди переоденься. Из-за тебя тут всё промокло.

Я вышел из столовой, но даже на втором этаже слышал, как внизу возмущается Мина, и как Солнце пытается ее угомонить.

Дождь продолжался весь день. Пришлось сидеть дома, хотя, после увиденного утром, мне и самому не хотелось выходить на улицу. Солнце ушел, а меня завалили работой по дому. Приходилось одновременно снимать паутину с однотипных картин и отбиваться от Блага. Он добивался моего внимания так настойчиво, что пришлось запереть его в ванной на первом этаже.

К вечеру дождь прекратился. Город посветлел и освежился. Я сидел на подоконнике в своей комнате, ел кислые яблоки с ближайших веток и рассматривал выходивших на улицу людей.

Среди них показался Солнце. Он медленно шел домой, здороваясь со всеми и останавливаясь для коротких разговоров. Я спустился вниз и подождал его у дверей.

— Что делал сегодня?

Он присел на старую лавочку под яблоней, откинулся на спинку и прикрыл свой единственный глаз.

— Отходил от шока.

Я сел рядом. Под деревом было уютно. С листьев иногда падали холодные капли, а маленькие пятнышки света, пробираясь через густую листву, бесстрашно бегали по нашим телам.

— Ты здесь с самого рождения? — лениво спросил я.

— Да. Мир тогда казался мне таким огромным, хотя был намного меньше.

— И родители у тебя тоже были?

— Были. Мы с ними вместе сажали эту яблоню. Я этого совсем не помню, но у меня есть фотография.

— А где они сейчас?

— Их убили, когда мне было пять, — спокойно ответил Солнце.

— Это плохо?

— Плохо.

Я помолчал немного, потому что так было положено.

— Как это случилось?

В доме кто-то вскрикнул, послышались тяжелые шаги, и к нам вышел взъерошенный Благо. Он навис надо мной, ничего не говоря.

— Ты ведь очень деятельный и ответственный человек, — внезапно заговорил Солнце. — И занимался наукой на той стороне? Почему бы не продолжить здесь? В лаборатории не хватает умных людей.

Благо бросил на него неприятный взгляд.

— Вот именно, — продолжил я. — Или поброди по городу, вдруг найдешь себе занятие. Люди здесь такое вытворяют, ты представить себе не можешь. Только уйди.

Благо развернулся, пнул яблоню ногой и ушел к себе. Дерево содрогнулось от удара, окатив нас дождевой водой.

— Мне тоже нужно искать работу. Нехорошо жить за чужой счет.

— Пока что ты нужен Яну и Крохе. А после что-нибудь придумаем. Что ты умеешь?

— Годами смотреть в одну точку, — с иронией ответил я. — Раньше мне казалось, что это исключительное умение.

Я рассматривал дома и людей. Тишина, которая обычно приходит на смену шумному дождю, помогала острее чувствовать каждую мелочь. И тут меня осенило.

— Ну конечно! Ты только посмотри. Какой пресный и уродливый мир.

Солнце непонимающе огляделся.

— Разве? Вроде неплохо.

— Я же умею делать красивые вещи! Начнем с тебя. Посиди тут, я быстро.

Я вернулся в дом и стал всматриваться в предметы вокруг. Непросто было найти нужные материалы, но ловкость рук и отсутствие моральных принципов, как обычно помогли мне и с этим. Довольный, я вернулся под яблоню и показал Солнцу свои находки.

— Зачем это?

— Сейчас всё увидишь.

Сначала он внимательно смотрел за тем, что я делаю, но потом задремал. Мне хватило часа, чтобы завершить свою работу.

— Просыпайся. Трудно было что-то найти, но получилось неплохо. Основа — алый бархат. Ради него пришлось распороть подушку с кресла Мины. А остальное из бисера. Нравится?

Солнце непонимающе смотрел на мое творение.

— Это что?

-Повязка на глаз, конечно. Надевай. Получилось даже лучше, чем я задумывал.

Солнце примерил ее. Блестящие бисерные нити, похожие на кровавый водопад до самых ключиц, закрывали его шрамы на лице и шее.

Я принес зеркало и Солнце долго разглядывал в нем свое отражение.

— Решил так скрыть моё уродство?

— Подчеркнуть красоту. Нравится?

— Очень… экстравагантно.

— Это пока. Нужно все поменять. Одежду, здания, каждую мелочь. Ты будешь моим выставочным экземпляром, чтобы остальные не боялись.

Солнце никак не мог оторваться от зеркала.

— Как скажешь. Боюсь только, что у нас не так много подходящих материалов.

— Что-нибудь придумаю, — я приложил палец к виску. — Тут главное не терять вдохновения и не бояться крови. Мне будут нужны кожа, шерсть, перья, кости, чешуя…

— Притормози и без меня ничего не делай. Не хочу волнений в городе.

Бисер тихо зашумел от движений Солнца. Это так понравилось ему, что он еще долго и радостно мотал головой.

Мой план обязан был сработать. Ведь больше я ничего не мог предложить этому миру.

Работа по преображению Солнца шла лучше, чем я ожидал. Он расхаживал по городу в шикарных костюмах и идеально подходящих к ним глазных повязках. Жители оборачивались ему вслед, не понимая до конца своих чувств.

Находить материалы было непросто. Я воровал ненужное, торговался и обменивал вещи на услуги, взваливая на себя кучу долгов. Мне самому почти ничего не оставалось, но обрезков ткани и таланта хватило на несколько неплохих вещиц. Уж лучше я буду с достойным видом прятаться от обманутых мною людей, чем свободно ходить по городу в нелепых ботинках.

Одним утром Солнце вышел к завтраку в идеальном черном свитере и брюках, от которых визуально похудел на пару килограмм. Я гордился своей работой и никак не мог оторвать от нее взгляда, пока Благо не посчитал нужным высказаться.

— Я ходил в таком же на той стороне.

— И вгонял всех окружающих в тоску своим видом, — ответил я.

— Они мной восхищались, а ты этому завидовал. На мне такое сидит гораздо лучше.

— Думай так и дальше, если больше нечем себя утешить.

— После завтрака поднимемся наверх, Птенец? — вмешался Солнце. — У меня к тебе дело.

Я с трудом доел безвкусную еду. Солнце взял с собой кофе, и мы пошли на второй этаж.

Он впервые пригласил меня в свою комнату. Она оказалась самым привлекательным и просторным помещением во всём доме. Стены покрывали синие тканевые обои, вдоль них стояли книжные шкафы, а те книги, что не поместились на полках, хранились на полу. Возле окна стоял большой стол, а кровать была спрятана за старой ширмой в углу.

— Раньше здесь был кабинет отца. Было бы порядочнее отдать такую большую комнату семье с детьми, но я оставил ее за собой. Воспользовался своим положение в первый и последний раз.

Солнце достал из ящика стола маленькую коробочку и протянул мне. Внутри лежали элегантные серьги с крупными синими камнями.

— Семейная драгоценность. Они принадлежали моей маме.

Он указал на дальнюю стену, увешанную фотографиями. Мы подошли поближе, и я смог их рассмотреть. С каждой на меня смотрело множество лиц. Некоторые из них я даже узнавал. Например, сморщенную старушку в кресле-качалке. Еще вчера она лупила меня своей клюкой, пока я вырывал у нее из рук спицы для вязания.

В центре, на маленькой фотографии в простой рамке была запечатлена семья. Отец, мать и сын сажали тонкую яблоню. Все трое выглядели счастливыми и очень живыми. Лицо мужчины было слегка размыто из-за движения, а вот женщина была очень хороша собой. И поза, и выражение лица, говорили о её силе и гордости. Волосы она убрала за спину, так что можно было рассмотреть на ней те самые серьги, что я держал сейчас в руках. Темноволосый мальчик в центре был слишком увлечен посадкой дерева, так что не обратил внимания на фотографа и навсегда остался на снимке с опущенной головой. Я пытался найти его на других фотографиях, но на них он был уже искалеченным.

— Скоро Мине исполнится одиннадцать. Я думал подарить ей эти серьги, но они не очень подходят маленькой девочке. Но теперь появился ты, так что я хочу попросить тебя сделать из них что-нибудь другое.

— Тебе не жалко?

— Пусть моя память принесет кому-то радость, а не просто пылится в ящике.

Я достал серьги из коробочки. Камни завораживающе мерцали на свету.

— Мина тоже твоя родственница?

— Настолько далёкая, что я и не знаю, как такое называется.

— Я никогда не работал с драгоценностями. Для такого нужно специальные инструменты.

— Раньше в городе была ювелирная мастерская. Мы здесь ничего не выбрасываем. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли всё необходимое.

Я продолжил рассматривать фотографию.

— Тут дом синий. Он был таким раньше?

— Да. Мне рассказывали, что отец был помешан на нём. Считал, что синий цвет охраняет нас от плохого. А мама, наоборот, любила всё светлое и в конце концов убедила его перекрасить дом в белый. После этого они погибли. Такое вот трагическое совпадение.

— А я всё никак не мог понять, что с этим местом не так! Конечно же, эта яблоня должна расти у синих стен. Найди мне краску, я все сделаю.

— Это невозможно. У нас мало обычных строительных материалов. О краске не может быть и речи.

— Значит я сделаю ее сам. Возьму морскую воду, выпарю ее и получу синий пигмент.

Солнце рассмеялся.

— На той стороне что, не было школ?

— Были, конечно, — я понизил голос. — Я работал с семи лет, так что мне не нужно было туда ходить. Но однажды меня по ошибке схватили на улице и затолкали в группу школьников. Ничего не помню, но в тот день я был единственным, кто выбрался из школы со всеми конечностями. Это с того дня у меня вмятина на голове.

Я взял его ладонь и положил себе на затылок, прижимая пальцы к нужному месту. Солнце скривился и отдернул руку.

— Мы здесь просто учим детей тому, как устроен мир. В том числе рассказываем о том, что море синее не из-за пигмента, — Солнце снова полез в ящик стола. — Кроха хотела встретиться с тобой на следующей неделе. Попрошу её составить для тебя краткий справочник по физическим законам. У меня есть запасной ключ. Можешь приходить сюда, когда захочешь. За столом тебе будет удобно работать. Ты же не в восторге от собственной комнаты, да?

— Ну, мне нравится сидеть на окне и срывать яблоки с веток.

Он протянул мне ключ.

— К вечеру у тебя будут все инструменты.

Раньше я не любил думать о подарках для других, но теперь всё было иначе. Оказалось, что мои руки созданы для работы с драгоценностями. Кулон для Мины получился простым и изящным, а синий камень напоминал цвет её глаз. Нельзя было допустить, чтобы она надела его поверх своей старой одежды, так что я сшил ей новое платье, а остатков ткани хватило на костюм для её жуткой кошки.

Утром дня рождения я пришел к Мине и вручил свои подарки. Она долго обнимала меня, совершенно позабыв все обиды, пообещала надеть платье к ужину и нарядить кошку. Кулон я держал при себе, чтобы любопытство Мины не испортило праздник.

Комната Солнца за короткое время стала похожа на захламленную мастерскую. Мне пообещали собственный рабочий стол, но пока что все инструменты я убрал под свою кровать.

Необходимо было развеяться и пройтись. Я купил в пекарне у Храма пресный пирожок и сок и отправился гулять по городу, присматривая материал для новых работ. Это так увлекло меня, что через пару часов я обнаружил себя на грязной пахучей улице на окраине. Подозрительная тишина сама прогоняла меня, и я был бы рад вернуться обратно, но совершенно заблудился. Спрашивать дорогу у здешних прохожих совсем не хотелось, так что я заходил все дальше, пока не оказался в узком темной переулке, где на перевёрнутых ящиках сидели двое людей. Они расслабленно протянули вперед ноги, и я даже не удивился, узнав в одном из них Благо. Выбирать не приходилось и я подошел к нему.

— Я заблудился. Куда мне идти, чтобы вернуться домой?

Благо медленно открыл глаза и долго соображал, кто стоит перед ним.

— Дай мне минуту, и я тебя отведу.

Я сел рядом и почувствовал, как от долгой ходьбы гудят ноги. Второй человек внимательно меня разглядывал, и я ответил ему таким же наглым взглядом. Это был непонятного возраста мужчина с неприятным прищуром.

— Я Сальто, — он протянул мне стеклянную баночку, в которой лежали нарезанные на маленькие квадраты мясистые листья. — Первый раз бесплатно. Разотри между пальцев, слизни сок и расслабься.

— Убери, — растягивая гласные сказал Благо. — А ты никогда ничего не бери у таких, как он, Птенец.

Я и не собирался, но каждый раз после таких слов шёл ему наперекор. Благо был слишком медлителен, чтобы помешать мне. Лист таял от тепла кожи, и на пальцах от него остались только розовые безвкусные капли. Ничего не происходило, и я уже подумал, что надо мной просто решили посмеяться, но вдруг всё моё тело опустело и расслабилось. Я вытянул ноги и уперся затылком в стену. Над нам медленно ползли разноцветные облака, и я любовался ими, пока глаза не заболели от сухости.

— Мне нужна синяя краска, — с трудом выговорил я, почему-то обращаясь к Сальто.

— Сколько?

— Чтобы хватило на дом.

— Могу достать.

— Пошли отсюда, — Благо резко встал и потянул меня за собой.

Я шел на ватных ногах, опираясь на него, и что-то весело рассказывал. В городе уже горели фонари. Сколько же я просидел в том переулке? Благо оставил меня у дверей, а сам ушел к себе.

В столовой стоял гомон и пахло очень аппетитно. Мина купалась во внимании и держала на руках выряженную в костюм кошку. Та недовольно шипела, но не смела вырываться. Я стоял в коридоре, оперевшись на стену, и умилялся происходящему. Солнце только вернулся домой и встал рядом.

— Ты пробовал праздные листья? — тихо и сурово спросил он. — Я видел, как вы вдвоем сюда шли.

Я достал из кармана коробочку с кулоном и отдал ему, но почему-то это не развеяло его недовольства. Мы сели за стол, и Солнце вручил Мине свой подарок. По комнате пронесся восторженный шепот. Мина завороженно разглядывала кулон, а её мама шептала что-то Солнцу, стирая слёзы с щёк.

Постепенно все снова разговорились и стали раскладывать еду по тарелкам. В центре стола стояло большое блюдо с настоящим жареным мясом. Мне отрезали небольшой кусочек, и я начал есть, не дожидаясь остальных.

— Как же это вкусно! — воскликнул я с набитым ртом.

В столовой вдруг стало очень тихо. Все недовольно смотрели на меня, держа в руках бокалы. Кажется, я прервал чей-то тост.

— Пойдем поговорим, — Солнце вывел меня из-за стола.

Мы поднялись к нему в комнату, и как только дверь захлопнулась, он сдернул с себя повязку и угрюмо посмотрел на меня.

— Праздные листья — это серьезно. Из-за них люди перестают быть собой и гибнут. Пообещай, что больше не будешь их пробовать.

Я прошел вперед и сел на край стола, веселясь от его хмурого вида.

— С Днем рождения Мины! — рассмеялся я. — Тут твой подарок.

Солнце подошел к столу и увидел на нем красивую черную трость.

— Для кулона одного камня было достаточно. Я нашел её у одной пожилой пары и уговорил отдать. Немного изменил навершие. Теперь твоя память всегда будет у тебя под пальцами. Нравится?

Солнце взял трость и внимательно рассмотрел её. Черное дерево с белым металлом. На круглой рукояти я сделал гравировку — кучерявое солнце с синим камнем в центре.

— Одноглазое солнце? — улыбнулся он.

— Понял, да? Ну это же прямо как ты! — я залился смехом и повалился на пол. — Твое преображение — моя главная заслуга, а эта палка всё портит, — я схватил его старую трость и отшвырнул в сторону, разбив стеклянную дверцу книжного шкафа. — Завтра починю, не переживай.

— Завтра тебе будет очень плохо, — он что-то делал за столом, пока я безуспешно пытался подняться, а потом сел рядом и поднес к моим глазам лист бумаги. — Тут написано, что ты обещаешь не ходить на окраины и не иметь никаких дел с людьми оттуда, особенно с Сальто. Подпиши.

Он дал мне ручку, но я никак не мог сообразить, что от меня требуется.

— Не помню, как это делается.

Солнце взял со стола черную коробочку, открыл ей и велел опустить в нее палец. Я так и сделал. Палец окрасился в синий цвет, Солнце приложил его к бумаге и прижал посильнее, чтобы остался отпечаток.

— Теперь иди спать.

— Хочу есть мясо.

— Я принесу тебе порцию.

Он помог мне подняться, дойти до своей комнаты и лечь на кровать.

— Спасибо за подарок, — тихо сказал Солнце, когда я уже закрыл глаза.

Он вышел из комнаты, и я услышал, как гости внизу восхищаются очередным моим творением. Завтра меня ждал целый день неутихающей головной боли, тошноты и осуждения в глазах окружающих. Но это завтра, а пока я мог посмотреть самые яркие в своей жизни сны.

Просыпаться было стыдно. Я прятался под одеялом от рассветного солнца и ждал, когда кухня затихнет и опустеет. За дверью послышались хромые шаги. Она тихо скрипнула, и в комнату зашел Солнце.

— Мне тут кое-что принесли. Только никому не рассказывай. Это почти что контрабанда, но тебе поможет.

Он поставил что-то на стол и также тихо вышел. Я приподнял одеяло, дышать под которым стало невыносимо, сощурился и постарался хоть что-то рассмотреть. Глаза болели и не желали ничего видеть. Пришлось встать и сделать пару шагов на негнущихся ногах. Колени будто засыпало песком, голова заваливалась на бок, и всё тело трясло, как от холода. На столе было блюдце с тремя крупными красными ягодами, пахнущими так сладко, что у меня судорогой свело горло. Я попробовал одну, и в голове сразу прояснилось. Съел остальные — и смог распрямить спину. Тело все равно гудело, словно меня всю ночь избивали, но не замечать этого стало легче.

Когда все разошлись по делам и дом затих, я спустился на кухню. Тратить силы на то, чтобы представить свой жалкий вид мне совершенно не хотелось, так что я спокойно доел всё, что после завтрака осталось на тарелках. Позади с грохотом распахнулась дверь, и я съежился от резкого звука. Кто вернулся в дом, чтобы пристыдить меня?

Я положил обратно надкусанный кем-то хлеб и постарался придать себе достойный вид, но надобность в этом отпала. На пороге стоял такой же помятый Благо. Он прошел к плите и поставил чайник на огонь, не издавая лишних звуков.

— Видно, что ты привыкший, — язвительности в моем голосе не хватило бы и на спор с работником прачечной.

Благо долго заваривал чай, соблюдая только ему одному известные ритуалы. Когда все было готово, он поставил чашку на стол и сел напротив меня. Не колеблясь, я накрыл чашку рукой, придвинул ее к себе и сделал глоток. Отвратительно, даже по меркам этого утра, но отступать нельзя.

Благо пришлось приготовить себе новую порцию.

— Я хочу восстановить наши отношения, — тихо сказал он, снимая визжащий чайник с огня.

— А я нет.

Я сделал еще один горький глоток и содрогнулся всем телом.

— Ты не можешь быть уверенным в этих людях.

— А в тебе могу? Пока что здесь меня еще никто не пытался задушить.

Благо повернулся ко мне.

— Где ты был, пока я ждал казни?

— В притоне, — после долгого молчания ответил он.

— Там бы и оставался, — я встал из-за стола и вылил горький чай в раковину. — Продолжай и дальше заниматься подобными вещами, чтобы я мог попросить Солнце прогнать тебя из города.

Я вернулся к себе в комнату и проспал до вечера. Стало полегче, но заявиться на ужин мне все еще не позволяла совесть. Я ходил из угла в угол, скучая и поглаживая урчащий от голода живот, когда раздался тихий стук в дверь. Это оказалась Мина с подносом горячей еды. Она хитро прищурилась и сделала шаг назад, как только я протянул к подносу руки.

— Хочу слушать сказки той стороны. В гостиной через час, — деловито заявила Мина.

— Сказки? — повторил я, не отрывая взгляда от еды. — Да, я знаю много сказок. Я расскажу всё, что нужно.

Мина недоверчиво скривила брови, но все же отдала поднос.

— Противный ребенок, — пожаловался я сам себе, когда дверь закрылась, и я принялся за еду.

Как и было обещано, ровно через час я пришел в гостиную. Несколько темных силуэтов тихо переговаривались между собой в разных углах комнаты. Солнце развел огонь в камине и сел на старый диван. Воодушевленная Мина положила голову ему на колени, накрылась одеялом и указала мне на кресло напротив. Я послушно сел и постарался вспомнить хоть что-нибудь из того, что мне рассказывали на той стороне. В голову приходили городские легенды о Кашалотовом озере, затягивающим в себя работников месяца, о Зайце-прозорливце, торгующим информацией об выигрышных лотерейных билетах, и о неспящей принцессе Кетри, которая по ночам пробиралась в дома к подросткам и одаривала их своим поцелуем. Но все эти истории были слишком жуткими, так что я решил рассказать ту, из-за которой просыпался в криках всего несколько лет.

«Один Мальчик жаждал узнать, что находится за горизонтом. Каждое утро он бежал к нему, чтобы заглянуть дальше, но никак не получалось хоть немного приблизиться к заветной границе. Женщина, которую мальчик называл своей матерью, каждый раз ругала и стыдила его.

— Я работаю и кормлю тебя, чтобы ты рос мне в помощь. Неблагодарный сын, тратишь все силы на это бесполезное занятие. Думаешь, за горизонтом не нужно выращивать еду и заботиться о доме? Думаешь, что сможешь сбежать и укрыться там от здешних дел?

Однажды Мальчик прислушался к словам матери и решил, что больше не будет бежать к горизонту. Раз его ноги не способны отнести его куда нужно, то пусть отправится вдаль один его взор. Он залез на самое высокое дерево и стал смотреть. Его взгляд нёсся над равнинами, реками и горами, пока, наконец, не достиг горизонта и не перемахнул через него. Он полетел над городами и дорогами, которых раньше никогда не знал, над людьми в странных одеждах, совершенно не похожих на его соседей. Он летел дальше и дальше, пока не остановился у большого дерева, в ветвях которого скрывался человек.

— Кто этот мужчина? — воскликнул Мальчик. — Как может он сидеть днем на дереве, когда внизу столько невыполненных дел?

От негодования он вскинул руки и в ту же секунду человек в ветвях сделал тоже самое. Мальчик присмотрелся получше.

— Как похожи его волосы на мои. И шрам на шее точно такой же, как у меня! А что там лежит под деревом в некошеной траве? Большой камень, с высеченным именем. Такое же имя было у женщины, которую я называю своей матерью, — Мальчик задумался и зашептал себе под нос. — Неужели этот человек — я сам? Моему взгляду потребовалось так много времени, чтобы увидеть всё спрятанное за горизонтом, что я пропустил и свое взросление и чужие смерти? Я исправлю это. Я верну время, что потерял, и проживу его в помощи и праведных делах!

Мальчик обернулся назад и снова стал смотреть вдаль. Его взгляд полетел над городами и реками, новорожденными и умершими, воюющими и мирящимися, пока не достиг большого дерева.

— Что же это? — завопил он. — Почему на ветвях сижу не я, полный сил и будущего, а лысый сгорбленный старик? И что делают люди внизу? Одни рубят старый корявый ствол, а другие роют глубокую яму.

Мальчик увидел, как пошатнулось тело старика и рухнуло в свежую могилу. Да как его глаза прикрыли листья и сухие ветви».

Я замолчал. Солнце спал, подперев голову рукой, и в свете огня я смог рассмотреть его уставшее лицо. Мина хмурилась и накручивала на палец прядь волос.

— Какой глупый мальчик, — задумчиво произнесла она.

— Очень глупый, — согласился я. — Ведь каждому известно, что только закрыв глаза, можно увидеть прошлое таким, каким тебе хочется.

Мои руки были тем, что так требовалось городу Солнца. Недалеко от дома, в старом трухлявом здании, почти под землёй я открыл мастерскую. Узкое окошко под низким потолком пропускало внутрь немного света. В нем я смотрел, как туда-сюда сновали торопливые и деловые ноги. Работы было так много, что приходилось прибегать к помощи Мины. Она составляла список заказов и очаровывала клиентов своим наивным лепетанием. Но стоило им уйти, как она тут же давала им обидные прозвища. С каждым днём мы становились ближе. Она брала на себя самую скучную часть работы, а я учил ее тем словам, которые должны были ещё несколько лет оставаться для нее тайной.

Когда сидеть в этой каморке становилось невыносимо, я выходил на прогулку. Все закутки и крыши города были давно исследованы, но почему-то никак не находились книжные магазины. На той стороне они были повсюду, и хотя входы в них охранялись лучниками, внутри всегда было полно покупателей, истекающих кровью. Книги приходилось постоянно чистить и восстанавливать, а цена на них росла изо дня в день, так что никто не мог их себе позволить.

— У тебя весь дом книгами завален! Где ты их взял? — спросил я у Солнца, бестактно залетев к нему в душ.

— Родители оставили. Но их становится всё больше. Может они плодятся где-то на дальних полках и скоро захватят весь дом? — его мыльная голова высунулась из-за шторки и загадочно посмотрела на меня.

Я подыграл Солнцу и усмехнулся, хотя оба мы знали, что смеяться здесь совершенно не над чем. Книжная оккупация — дело нешуточное.

— А новые купить можно? Они иначе воют.

— Есть одно место. Чем раньше ты выйдешь отсюда, тем быстрее я тебя отведу. А что значит воют? — крикнул он после того, как я вышел за дверь.

Через час мы уже стояли на узенькой улочке. Над нами навис неуместно роскошный дом, из-под самой крыши которого грозно смотрела огромная каменная голова. Интерьер его оказался даже вычурнее фасада. Громоздкая лепнина, мраморная лестница и потолочные фрески безмолвно указывали на то, что ничему временному они не рады. Нам, обычным людям, не хватало фундаментальности. Мы быстро поднялись на второй этаж и попали в залитый светом зал, уставленный книжными полками. Запыленный воздух здесь показался мне чище и свежее того, что остался на лестнице. Но больше всего поражал потолок. Под ним, упершись руками и ногами в стены, висела каменная оголенная фигура. Я быстро сообразил, что та огромная голова принадлежит ей.

— Кто это создал? — спросил я у Солнца, завороженно разглядывая гиганта, из интимных мест которого свисали хрустальные люстры.

— Кто-то похожий на тебя. Возьми пару книг бесплатно. Владелец магазина у меня в долгу.

Я ходил вдоль стеллажей и поглаживал корешки книг, но ни одна из них так и не завыла.

— Спят, — предположил я и взял с собой несколько толстых томов. — Подожду, когда проснуться.

Только мы вышли на улицу, как Солнце обступили недовольные чем-то горожане, так что домой я вернулся один. На пороге, облокотившись спиной на дверь, сидел Благо, а рядом стояло несколько банок синей краски. Он поднял на меня покрасневшие глаза и прислушался к книгам.

— Спят?

Я кивнул.

— Тут хватит на весь фасад. Я могу помочь с покраской.

Я недоверчиво посмотрел на его бледные трясущиеся руки.

— Будешь макать кисточку в банку.

Книги я уложил в свою кровать и накрыл их самым теплым одеялом, быстро переоделся во что-то старое, вынес на улицу лестницу и полез наверх. Благо медленно опускал кисть в банку и также медленно подавал ее мне. По нашим рукам текли густые яркие струи. Дом постепенно синел, а плечи мои стали затекать. Отдыхать получалось только тогда, когда Благо погружал кисть в краску, и долго смотрел, как она тонет. Приходилось толкать его, чтобы очнулся.

— Кажется, на сегодня достаточно, — удовлетворенно заявил я, закрасив белое пятно возле двери.

Дом был синим настолько, насколько хватило моих рук и выносливости. Благо поднялся и посмотрел на результат нашей работы.

— А он не должен быть покрашен целиком? Как раньше?

— Да кого интересует прошлое? — отмахнулся я.

— Того, для кого ты это делаешь, — тихо ответил Благо.

С конца улицы послышался знакомый звук. Солнце возвращался домой, постукивая тростью по брусчатке. Он остановился рядом с нами и наклонил голову, рассматривая фасад.

— Нравится?

— Нет слов, — ответил он, в очередной раз шокированный моим талантом. — Раньше он был синим целиком, — Солнце надолго замолчал, а потом довольно улыбнулся. — Но кого интересует прошлое?

Начался сезон дождей — мое любое время, за которым я наблюдаю только через окно, закутавшись в теплое одеяло и злорадствуя над теми, кто не смог остаться дома. Работы сразу поубавилось, так что я закрыл мастерскую на какое-то время. Солнце тоже предпочел решать городские проблемы у себя в комнате. Его обычно чистый стол был завален документами и письмами, что не мешало ему прекрасно ориентироваться в этом беспорядке. Поначалу я заходил к нему, когда мне было совсем скучно, но со временем занял его кровать. На ней я часами читал книги, делал наброски в альбоме, размышлял вслух.

Моим любимым занятием было смотреть, как очередной прохожий поскальзывался и падал в лужу. Солнце упрекал меня за это, но со временем и сам присоединялся к моему развлечению, а когда к нему приходили посетители — бросался за стол и с серьезным видом всматривался в лежащие перед собой документы.

— В серой кепке. Очень торопится. Упадет возле второй урны, — предрекал я, указывая на бежавшего по улице мужчину.

— Нет. Около сломанного фонаря, — предположил Солнце.

Мы оба оказались не правы. Мужчина обогнул угол нашего и дома и ворвался внутрь.

— Солнце! — кричал он, поднимаясь по лестнице. — В храме! Кошмар… — Он ввалился в комнату и упал на колени, пытаясь восстановить дыхание. — Иди быстрее!

Но быстро не получилось. Падать и без того искалеченному Солнцу было слишком опасно, так что он торопился, как мог, опираясь на меня. Трость то и дело скользила по мокрой брусчатке и толку от нее было мало. Он ничего не говорил, а спрашивать самому было бессмысленно.

У храма уже собралась напуганная толпа. Мы протиснулись через нее и вошли внутрь. Обычно темное здание сейчас было освещено холодными фонарями. Разобрать что-то было сложно. На каменном полу валялись черные балахоны, свечи, какие-то веревки. А между ними чернели мокрые пятна. Дерево в алтаре было запачкано кровью. На ступенях перед ним лежал сиреневый шарф с золотой вышивкой. Я узнал свою работу. Недавно я сшил его для одной молчаливой красавицы с окраины.

Рядом, на коленях, стоял связанный мужчина. Он кричал и плакал, старался разбить голову о камни.

— Она требовала жертвы и я принес, — сбивчиво кричал он, брызжа слюной. Не найдя понимания у Солнца, он начал говорить со мной. — Ты один из нас, ты понимаешь. Тьма говорила со мной прошлой ночью. Здесь ее не кормят. Она хочет пить. Я напоил.

— Уведите, — тихо попросил Солнце и закрыл лицо руками.

Несколько человек выволокли убийцу на улицу. Площадь яростно загудела и мы вышли к толпе.

— Надежно закройте эти двери, — приказал Солнце. — Прошу всех успокоиться и разойтись. Мы с этим разберемся.

— Что ты будешь делать? — выкрикнул кто-то из толпы.

— Ничего. Как и в прошлый раз! — крикнул кто-то в ответ. — Трус!

— В прошлый раз? — шепотом спросил я.

Солнце был таким уставшим и бледным, как будто вот-вот упадет. Он поднял руки, пытаясь успокоить людей.

— Пожалуйста, возвращайтесь к своим делам. Мы не сможем начать работать, если вы не разойдетесь.

— Убийцы ходят по городу! Поймать их! Сжечь храм! Казнить! — не унималась толпа. — Мальчишка тоже из них. Живет у него в доме!

— Будет суд. Мы выясним, кто в этом участвовал и…

В лицо Солнцу прилетел ком грязи и площадь ликующе взвыла. Он стер грязь рукавом и сурово осмотрел толпу.

— Хотите, чтобы я сейчас пошел и разбил ему голову? — Солнце отбросил всю свою дипломатичность. — Чтобы его люди, как запуганные крысы, разбежались по вашим подвалам? Этим спасетесь? — он выцепил из толпы молодого парня. — Бери камень и иди к нему. Вершите сами ваше правосудие, если так мной недовольны.

Парень смутился и опустил голову. Солнце толкнул его обратно.

— Разойдитесь и не мешайте, или я прикажу разогнать вас силой. Все сплетни прочитаете в газетах, — он смахнул дождевые капли с лица. — Разве я хоть раз не выполнил свои обещания?

Люди негромко что-то обсудили между собой, побросали на Солнце недовольные взгляды и стали расходиться.

Солнце отдал еще несколько приказов и мы молча пошли домой. Там нам приготовили горячий чай и сухую одежду, и постарались не тревожить. Любопытной Мине запретили подниматься на второй этаж, и она, отвернувшись от всех и надувшись от негодования, сидела на нижней ступеньке лестницы, пытаясь хоть что-то услышать.

— Не выходи пока один из дома, ладно? — Солнце снял повязку с глаза, упал в кресло и тяжело вздохнул.

— Значит такое уже было?

— Один раз. Я тогда подумал, что это больше не повторится. Я не из тех, кто за действия одного, обвиняет всю группу. Но кажется я ошибся. Видимо, их вера действительно опасна.

— Они и на той стороне были фанатиками. Почему на этой должны перестать?

Мы молча стали пить чай. На улице продолжали падать люди. Будто ничего и не произошло.

— Знаешь, — нарушил тишину Солнце. — Мне казалось, что мы здесь защищены от ужасов той стороны. Мы так хотим, чтобы Тьма отступила и забрала с собой то, чего мы боимся. Но ведь на самом деле оно не снаружи, а внутри. Просто нас пока мало и мы еще не успели сотворить всего. Однажды мы станем такими же, как люди на той стороне? Запуганным и жестокими? И что тогда? Опять появится Тьма и станет пожирать нас? А за ней кто-то снова будет уверять себя, что его мир безгрешен? И еще раз? И еще?

Он смотрел в свою чашку и столько страдания было в его лице, что оно могло бы потопить весь этот город.

— Два года назад не упавший убил человека в храме, а один из нас. Он нашел там то, чего мы не могли ему дать. Мы не лучше. Просто ещё не успели себя показать.

— Это не так. Поверь, мне виднее, — ответил я и тоже уставился в чашку.

Солнцу совершенно не нужно было знать, что я прекрасно понимал того убийцу. Когда всю жизнь вокруг льется кровь, это кажется совершенно естественным. Какой же алтарь без жертв? Какая вера без давящего ужаса? Ведь лучше сойти с ума раньше этого мира, чтобы не видеть, как он понесется в пропасть.

Я стоял с подносом в руках, а Мина бегала вокруг, не разрешая мне уйти.

— Еще вот это, — она положила на поднос фиолетовый цветок и маленькую деревянную овечку. — И попробуйте мои печенья.

Подниматься по лестнице пришлось очень аккуратно, нащупывая ногой каждую ступеньку. Всё на подносе опасно шевелилось и дребезжало. Я удивился сам себе, когда занес его в комнату Солнца, ничего не уронив по дороге.

— Какая тут жара! — я поставил поднос на столик возле кровати. — Пей чай. Мина дважды кипятила воду. Верит, что ты болен.

Солнце лежал на горе подушек, закутавшись в пару одеял, а на его лысой голове пристроилась уродливая минина кошка.

— Я правда болею. Вот на мне одеяла.

Я усмехнулся и стал перелезать через него к занавешенному окну, стараясь побольнее надавить острыми коленями на извивающееся под одеялом тело. Нестерпимо хотелось впустить в комнату немного свежего воздуха, но Солнце перехватил мою руку.

— Не надо. Я только согрелся.

— Задохнешься от духоты, если не помрешь раньше от тоски.

Я раздвинул шторы пальцами и посмотрел одним глазом на улицу. Внизу стояли люди с портретами Солнца, перечеркнутыми красной краской, а какие-то крикуны наперебой призывали голосовать за Красавца Ро.

— О ком они?

— О продавце строительных инструментов с кудрями, как у младенца, — скривившись ответил Солнце.

Он крутил перед лицом деревянную овечку. Кошка слезла с его головы и свернулась клубком на одной из подушек.

— Осторожнее, — предупредил я. — Она может сжаться в одну точку и затянуть внутрь себя все вокруг. Придется покупать новую мебель, если выживем.

— Глупость какая, — Солнце погладил кошку по спине, и его мокрая ладонь моментально покрылась белой шерстью. — Она слишком стара для такого.

Под кошачье похрапывание и крики снаружи мы пили ароматный чай с горелым печеньем.

— Может они наконец согласятся отпустить меня? — глухо спросил Солнце. опуская губы в чашку.

— Если тебе не нравилась эта работа — мог бы давно отказаться сам.

— А я больше ничего не умею, — обреченно ответил он. — Всю жизнь управлял этим городом и, кроме этого, ничему не научился. В какой момент все вдруг решили, что у талантливых родителей и ребенок соответствующий? Но я не так умён, как моя мать и не так энергичен, как отец. И вообще у меня частей тела не хватает, а с меня требуют, как с целикового.

Я понял, что Солнце ворчал вовсе не для того, чтобы к чему-то прийти. Он просто хотел, чтобы его пожалели. Этого я не умел, поэтому держал кружку возле губ, чтобы не сказать ничего лишнего.

Кошка издала неприятный звук и свернулась еще сильнее. Подушки вокруг нее подозрительно зашевелились. Солнце сунул ладонь в центр пушистого белого круга и пошевелил ей. Кошке это не понравилось. Она потянулась, делая вид, что совершенно случайно задела наглую ладонь когтями, и приняла новую позу. Теперь, если не знать, можно было бы спутать её с облезлым меховым боа, забытом на кровати.

— Пускай избирают своего Красавчика Ро, а я посмотрю, как он будет в панике носиться по всему городу и просить у меня помощи.

Я вытянулся рядом с Солнцем и принялся рассматривать танец пылинок в тонкой полоске света, протиснувшейся между штор. От духоты думалось плохо и клонило в сон, а Солнце все ворчал и разговаривал сам с собой.

Постепенно речь его замедлялась и утихала, пока не осталось одно только спокойное сопение.

Я повернулся к нему и стал снимать с липкой головы белые шерстинки.

— Если бы я был главным — набросал бы в храм соломы и мусора, загнал бы внутрь всех недовольных, поджег и запер двери.

Солнце нахмурился из-за чего-то во сне, и я снова лег на спину.

— Но у вас тут, само собой, так не принято.

Утром, когда все расходились по делам, мы с Солнцем спускались на кухню и завтракали в тишине, обсуждая сплетни и сны. Но сегодня Мина решила нарушить наш порядок и забрать себе всё внимание Солнца. Сделав вид, что самой ей никак не справиться, она уселась ему на колени и заставила заплетать свои непослушные волосы в причудливые косы. Солнце, не умеющий противостоять её очарованию, радостно и послушно выполнял ее просьбу, пока она болтала ногами и рассказывала всякие глупости о подругах и школе.

Я принялся листать газету с ожесточением, достаточным для того, чтобы все заметили мое недовольство, но недостаточным, чтобы обвинить меня в нем. Из очередного разворота выпал какой-то листок и скользнул под стол. Я нагнулся за ним и удивился: с пола на меня смотрело довольное лицо Блага. Я поднял листовку и рассмотрел ее получше. Под яркой фотографией крупная надпись кричала: «Голоса окраин».

Утро переставало быть невыносимым. Я протянул находку Солнцу, но он не разделил моей радости. Он согнал Мину с коленей, отдал ей расчёску и жестом велел выйти из кухни.

Солнце всматривался в листовку, нервно потирал шею и хмурился.

— Расскажи мне, чем он занимался на той стороне.

Я попытался вспомнить хоть что-то, но что тогда, что сейчас, меня совершенно не интересовала жизнь Блага, и я только пожал плечами. Солнце злился.

— Ну а много у него было знакомых. Он имел какое-то влияние?

Я виновато улыбнулся. Он выругался и встал из-за стола.

— Идем.

Он пошел к двери, но я смог вовремя остановить его.

— Ты же в пижаме!

Солнце закатил глаза, побежал к себе в комнату и вернулся в старом пальто, накинутом поверх домашней одежды. Мы вышли из дома и быстро зашагали в сторону окраин.

— Тебе нужно успокоиться, — ненавязчиво заметил я, стараясь не отставать от Солнца.

— И как мне это сделать? Ты посмотри на это! — он ткнул листовку мне в лицо. — На его агитации лепесток праздного цветка. Представь что будет, если он победит. А мне в этом городе еще жить.

И действительно, в углу, рядом с плечом Блага было маленькое розовое пятнышко, которое я не сразу заметил.

— Да брось ты. Это Благо. Даже если он кого-то склонит на свою сторону, этого никто не заметит.

— Я бы не был в этом так уверен.

Чем дальше мы отходили от дома, тем чаще нам попадались знакомые листовки. Они облепляли столбы и деревья, покрывали собой стены, устилали землю. Солнце явно плохо знал эти места. Он часто останавливался на перекрестках и путался в дорогах. Вся его привычная уверенность таяло с каждым шагом, а попадавшиеся прохожие недобро смотрели на нас и посмеивались.

Внезапно Благо сам вышел нам навстречу вместе с низенькой женщиной, возраст которой понять было невозможно, понимающе кивая и улыбаясь, как на той самой фотографии. Женщина что-то быстро и тихо говорила ему, в одной руке сжимала руку Блага, а в другой его листовку.

Пока мы ждали окончания их разговора, я впитывал в себя воздух этого места. Улицы были пусты, но я знал. что вокруг полно людей. Они рассматривали нас, шептались за грязными окнами и в темноте переулков. Солнце совсем не обращал на это внимания и мне показалось, что это было не случайно. Он как будто давно научился не замечать грязи окраин, и я вдруг четко осознал, что нам нельзя было сюда соваться. Эта территория была чужой, враждебной. Я схватил Солнце за рукав, и именно в этот момент Благо повернулся к нам.

Женщина согнулась и быстро пошла прочь.

— Как приятно вас здесь встретить, — с наигранной учтивостью заговорил Благо.

— То, что ты делаешь это подло и низко! — огрызнулся Солнце.

Благо удивленно поднял бровь.

— Ты о моем желании улучшить жизнь моих избирателей? Не вижу в этом ничего подлого, а совсем даже наоборот. Разве есть что-то достойнее? — он наигранно раскинул руки, красуясь перед невидимой публикой. — Этот город нуждается в помощи и я могу ее оказать. На той стороне я научился тому, как поступать с сектантами и убийцами.

— И с зависимыми? — прошептал Солнце.

Благо перевел на меня взгляд.

— Твой новый друг, кажется, все еще болен, — забеспокоился он. — Не стало бы хуже. На улице холодно, а он в одних бархатных тапочках.

Я посмотрел вниз. Солнце действительно не переобулся перед выходом. Он был загнанным и беспомощным. Щеки его нездорово покраснели, тело дрожало, а рот постоянно открывался и закрывался, не находя нужных слов. Нужно было срочно увести его и спрятать понадежнее. Но хуже это жалкого зрелища был только горделивый вид Блага.

— У тебя нет ни идеалов, ни ценностей, — я шагнул вперед и заслонил собой Солнце. — И на той стороне и на этой за тобой пойдут только те, кого ты сможешь купить.

Благо наклонил голову и обрушил на меня всю мерзость своей снисходительной улыбки, напоминая мне о том, как часто я сам приходил к нему просить помощи. В памяти всплыли его многолюдные вечеринки и подозрительные незнакомцы у нашей квартиры. Я попытался продолжить, но горло свело и вместо слов я смог издать только какой-то хриплый писк. Глаза жгло от подступающих слез. Еще никогда он не заставлял меня чувствовать такую обиду и унижение, а Солнце рядом делал всё только хуже.

Благо смилостивился и посмотрел на часы.

— Мне пора. Окраины огромны и полны проблем.

Он развернулся и ушел, а мы стояли неподвижно и впитывали в себя всё презрение, которым были пропитаны эти улицы.

— Мне нужно кое-что найти, — в голосе Солнца откуда-то появилась энергия и даже азарт. — А ты пока подумай о моем внешнем виде. Мне нужно что-то строгое, но не вычурное. Что-то повседневное.

— Ты о чем?

— Придется выставить свою кандидатуру на этих выборах. И победить.

Мне обещали участие в предвыборной борьбе, множество встреч и тайных разговоров, но команда Солнца решила, что мне лучше сидеть тихо в своей мастерской и рисовать эскизы. Я понятия не имел, как продвигается кампания. Мне ничего не рассказывали и ни к чему не допускали. Сам Солнце пропадал где-то целыми днями и приходил домой ночью и уходил до рассвета. Даже Мине поручали бегать по городу с письмами и бумагами, а обо мне все словно забыли.

Так я и сидел в своей мастерской, пялясь на ноги прохожих в грязном окошке под потолком, пока в один из дней ко мне не зашёл Благо.

— Ты не очень занят? Сошьёшь для меня костюм? — он вальяжно уселся в кресло напротив моего стола. — Я надену его на свою финальную речь,.

— Я не буду тебе помогать, — разделяя слова ответил я.

— Вот из этого.

Он поставил передо мной коробку с тканью — белоснежным шёлком и тяжёлым бархатом. А сверху, в прозрачном мешочке посверкивали чёрные камни.

Я не видел подобного с тех пор как оказался на этой стороне. Мне приходилось выискивать материалы везде, но почти всегда я находил что-то простое. Всё, что хоть как-то выделялось было либо обрезками, либо старыми вещами, с которыми приходилось долго возиться. Найти такое не смог бы сам Солнце. Благо был доволен собой. Он тактично делал вид, что рассматривает мою мастерскую, чтобы дать мне время полюбоваться тканями.

— Нравится? Или лучше найти что-то другое?

— Раздевайся, — велел я и указал на ширму в углу.

Благо улыбнулся и скрылся за ней. Пока он шуршал одеждой, я слушал как медленно тикают старые часы на стене.

— Я готов, — раздалось из-за ширмы.

Я снимал мерки не торопясь. Заняться кроме этого было нечем, поэтому все цифры были аккуратно записаны в блокнот, за чем внимательно следил сам Благо. Это меня не удивило. Он выглядел прекрасно и ему бы точно не понравилось, если бы я добавил ему объема в одних местах, и убрал в других. Мне хватало короткого жеста, чтобы он поворачивался ко мне нужной стороной. Это избавило меня от необходимости говорить, и я спокойно мог поразмышлять о том, куда же делись все предыдущие месяцы его увядания. Он был точно таким, как на той стороне. Сильным, стройным и омерзительно здоровым. Пах чем-то едва заметным и сладким, красовался передо мной и горделиво задирал подбородок.

На одно его плечо я накинул шёлк, на другое бархат, закрепил их булавками и отошёл на пару шагов. Даже в этом виде, раздетый, с необработанными тканями на плечах, он был идеален. Нужно было признаться себе — в этом городе едва ли найдутся способные сохранить трезвый рассудок, увидев такое. Я бы не был уверен даже в близких Солнца.

— Одевайся, — я достал булавки из ткани и уложил всё обратно в коробку.

— Сколько тебе нужно времени?

— Времени? Я же сказал, что не стану тебе помогать.

Благо развел руками, как бы спрашивая: «А зачем тогда это всё?»

— Я просто хотел посмотреть, — я вырвал из блокнота лист с мерками, скомкал его и бросил за плечо, а потом быстро добавил, смутившись. — На ткани. На теле они смотрятся иначе.

— Жаль, — Благо стал одеваться. — Тогда оставь их себе. Эту работу я бы доверил тебе одному, так что они мне не пригодятся. Но может Солнцу тоже подойдут?

Я смотрел на него и прекрасно понимал, что Солнце уже давно проиграл. Окажись он в золотой парче перед Благо, закутанным в обноски, и это не будет иметь никакого значения. И я решил спросить.

— Зачем тебе это? Тебя никогда подобное не интересовало.

Благо поправил волосы и внимательно посмотрел на меня.

— У меня забрали друга. Я не могу вернуться домой. Чем мне еще заняться?

Он погладил меня по голове, как несмышленого ребенка, и покинул мастерскую.

Весь оставшийся день воспоминания о его руке на моей макушке набрасывались на меня, и я остервенело крутил головой, только бы избавиться от них. Сидеть в мастерской до вечера не было смысла. Я пошел домой, уселся в своей комнате на подоконник и стал рассматривать принесенные Благом камни. Когда вечернее небо покраснело, кто-то окликнул меня. Я посмотрел вниз. Солнце, от вида которого я уже отвык, смотрел на меня через яблоневые ветки.

— Прогуляемся?

Мы молча пошли из города в сторону лаборатории. Её окна горели алым, нам на встречу торопясь шли люди в белых халатах. Дома их ждали кошки, дети и старики. Мы пошли дальше и остановились перед куском горы, одиноко росшей на поле.

— Если не боишься, что она в любую секунду может обрасти новыми частями, то можем подняться.

Я ухмыльнулся и полез наверх. Вид с вершины открывался чудесный — вечерний город был уютным и тихим. Мы уселись на удобный плоский камень, я подтянул колени к лицу и положил на них голову. Через несколько минут Солнце заговорил.

— Так ты решил ему помочь? — спокойно спросил он.

Я прищурился.

— Следишь за мной?

— Нет. За Благо. Долго ты провозился с ним за ширмой.

— Я просто смотрел на ткани, которые он принес. И сразу сказал, что не стану помогать.

Я отвернулся от Солнца и стал рассматривать мох на камнях.

— А когда ты снимешь мерки с меня?

— Этого не нужно. Я и так отлично всё знаю. Тем более ты так занят.

— Ты в меня не веришь, — Солнце откинулся на камень позади и потянулся, а я съежился посильнее.- Не переживай так. Я и сам знаю, что мне не победить. И всё же я должен выглядеть хорошо. Какие-никакие, но сколько-то моих избирателей всё еще живут в этом городе.

Солнце положил ладонь мне на макушку и так забрал все мои воспоминания.

День выборов был назначен и мы готовились к дебатам. Посмотреть на это захотели, кажется, все горожане, и нам пришлось искать подходящее место. Было решено занять роскошный бальный зал старого особняка. Его вычистили, зеркала натерли до блеска, вкрутили все лампочки в люстры, и в центре соорудили небольшой подиум, чтобы со всех сторон можно было рассмотреть сияющего Благо и потухшего Солнце.

— Как-то раз я ходил сюда с родителями на благотворительный вечер одного богача. Тогда нам еще было что отдавать, — рассказывал Солнце, пока я снимал пылинки с его костюма. Я сшил его в последний момент и был очень недоволен. Ткань цепляла всё, что летало в воздухе, да и Солнце в нем смотрелся нелепо. — Все тогда восхищались моей мамой.

— Это всё замечательно, но заткнись и думай о своей речи.

Вокруг Благо суетились люди. Поправляли ему волосы, шептали что-то на ухо, а низенькая девушка, явно неспавшая всю ночь, перечеркивала и писала что-то на листах, с которыми он пойдет на сцену.

— Зачем так переживать, если результаты уже понятны? — саркастично спросил Солнце, и я еще сильнее затянул на его шее бабочку.

За огромными окнами бушевала толпа. Площадь перед особняком была забита до отказа красноглазыми людьми. Они держали в руках плакаты с лозунгами и изображениями Блага. Иногда не той стороной, иногда вовсе забыв их развернуть. Тогда люди в серых костюмах протискивались к этим неумельцам и исправляли ситуацию.

Откуда-то появился запыхавшийся Ян и тихо заговорил с Солнцем, пока я отвлекся на парня, отвечающего за освещение.

— Ты их ослепить хочешь? — я подошел к нему и указал на прожектор, который поставили слишком близко к подиуму. Пока исправляли эту ошибку, я заметил, что сам подиум стоял как-то шатко. Пришлось самому ползать по полу и искать причину. И вот я уже понял в чем дело, как чья-то рука схватила меня за локоть и поволокла из зала. Только на лестнице я смог встать на ноги и совсем не удивился, увидев перед собой Благо.

— Ты что, похищаешь меня? Не поможет. Солнце и один прекрасно справится.

Благо не реагировал и тащил меня к дверям. Я постарался вырваться, но он крепко меня держал. Стоило открыть двери, как толпа повалила внутрь, чуть не задавив нас, но Благо легко расталкивал собственных избирателей по сторонам, прокладывая себе путь. Это было уже слишком. Люди затягивали меня назад и казалось, что рука вот-вот оторвется, и Благо так и уйдет с ней, а меня затащат обратно в особняк. Но стоило еще немного пройти вперед и давление толпы пропало. Благо рванулся вперед. Он почти бежал, а я еле успевал касаться земли ногами. Когда-то давно, в холодные дождливые дни, Лампа также тащил меня на работу.

Мы завернули в ближайший переулок и немного сбавили скорость. Я безуспешно старался разжать хватку на своем локте.

— Пальцев не чувствую, — я постарался разжалобить Благо, но он не обратил внимание.

Мы заходили глубже в грязные разбитые районы. Они и раньше были безлюдными, но сегодня будто вымерли.

— Да отпусти! — я со всей силы ударил его по пальцам.

Благо резко остановился, дернул меня за локоть и угрожающе прошипел: «Будешь сопротивляться — переломаю тебе ноги».

Это заставило меня замолчать и не брыкаться. Мы молча дошли до края города, где дома частично поглотила Тьма. Благо раздумывал, куда пойти дальше.

— Нам нужно выбраться из города. Здесь небезопасно.

Он был чем-то напуган, и от этого мне стало совсем не по себе.

— Слушай, мне никуда выбираться не нужно. Выбирайся один, а я вернусь к Солнцу.

В глазах вдруг потемнело, а руку пронзила дикая боль. Я повалился на землю и вцепился в правое запястье. Неестественно вывернутое, оно горело и пульсировало. Я посмотрел наверх. Благо стоял растерянный и лихорадочно шептал что-то про опасность и случайность. Он потянулся ко мне, и страх за свою жизнь наконец накрыл меня с головой. Я неуклюже поднялся и с неожиданной силой оттолкнул его от себя. Благо потерял равновесие, рвано вдохнул и рухнул назад. Во Тьму.

Я держался за ноющее запястье и смотрел туда, где секунду назад ко мне тянулась его дрожащая рука. Не мог же он вот так исчезнуть?

Секунда и он вернется. Как всегда возвращался. Вцепится в горло и потащит за собой по грязи. Но Тьма, как ей и положено, была неподвижна и ничего из себя не выпустила. Ни через секунду, ни через сотни секунд. Я оглянулся. Со всех стен и столбов на меня смотрело плоское, напечатанное на дорогой бумаге лицо Блага. Других свидетелей его падения не было.

Дебаты не состоялись и зрители стали возвращаться. Я быстро пошел назад, не поднимая головы. Как листья прибиваются ветром к обочине, так же и эти люди незаметно расходились по домам и грязным переулкам. От их предвыборного запала ни осталось и следа. Как и от их предводителя. Я рассмеялся и побежал. Нужно сейчас же всё рассказать.

Площадь перед особняком опустела, а внутри, наоборот, все бегали и суетились.

— Меня ищите? — спросил я у старушки из нашей команды, которая растерянно стояла на лестнице.

Она непонимающе посмотрела на меня.

— Неважно. Где Солнце? Он мне нужен.

— Должно быть уже там.

— Где там?

— В лаборатории. Если выдержал дорогу, — она закрыла лицо руками.

Я ничего не понял, и пошел дальше, но нога соскользнула со ступени, оставив на ней смазанный красный след. Я осмотрел лестницу и на каждой ее ступени увидел по кровавому пятну. Голова опустела, и я побежал в лабораторию, поскальзываясь на черных липких каплях.

Случилось что-то непоправимое? Это и напугало Благо? Я пытался хоть что-то сообразить, пока несся через город до самой лаборатории. Задыхаясь, влетел в белоснежный холл. Не сложно было догадаться, куда идти дальше. Размазанная, смешанная с грязью кровавая дорожка вела в конец длинного коридора. Там она скрылась за наглухо закрытыми дверьми с табличкой «Операционная».

Я опустился на пол и закашлялся. Дыхание сбилось, в горле пересохло. Ко мне подошла огромная женщина, явно привыкшая ко всему. Она без труда подняла меня с пола и усадила на ближайшую лавку, молча протянула мне стакан воды и осмотрела посиневшее запястье. Я не сопротивлялся и не произнес ни звука, когда она дернула его, поставив на место и крепко забинтовала.

— Кроха всё сделает, — пробасила она и ушла.

Я не знал, сколько так просидел, голоден ли, устал ли. Иногда только проваливался в бредовый сон. Из одного такого меня вырвал грохот распахнувшихся дверей. Мимо проехала каталка, на которой, по всей видимость был Солнце, хотя я увидел только какие-то трубки и что-то серое, что я принял за его затылок. Следом вышли Кроха с Яном и сели рядом со мной. Кроха терла уставшие глаза и умиротворенно улыбалась.

— Справится, не переживай. Каких-то девять ударов ножом.

Она откинула голову и протянула вперед ноги. Я принял ее слова как данность, не раздумывая над их значением.

— Я вытолкнул Благо обратно.

Кроха и Ян переглянулись.

— Мы удивимся этому позже, — она встала и серьезно посмотрела на меня. — Если я тебя прогоню, ты уйдешь?

Я завертел головой.

— Тогда иди к нему в палату. Там есть кровать для посетителей.

Всю ночь я провел с Солнцем, поправляя его одеяло и подбивая подушку, потому что больше помочь мне было нечем. Он не приходил в себя и не шевелился. Иногда в палату заглядывали люди в белых халатах, что-то проверяли и делали пометки в документах. Со мной никто не разговаривал, как бы я не просил. Кроха объявилась только утром, и я сразу накинулся на нее с вопросами.

— Я знаю не больше твоего. Подождем, когда он проснется, и обо всём расспросим, — она посмотрела на моё отчаяние и немного смягчилась. — С ним и не такое случалось. Оклемается. Но восстанавливаться и привыкать будет долго, — она изобразила пальцами ножницы. — Я отрезала пятнадцать сантиметров.

— Пятнадцать сантиметров чего? — дрожащим голосом спросил я.

— Кишечника. Ему весь живот порезали, не заметил?

Солнце казался совсем крошечным на огромной больничной койке, окутанный проводами и трубками. Несколько минут я, как добросовестный посетитель, стоял молча и скорбно поглаживал его холодную ладонь, но терпеть дольше было невозможно.

— У него кожа слишком серая. Это можно исправить?

— Он потерял много крови! После такого розовых щечек не бывает. В него уже залита пара литров.

— Так залей еще. Это что, сложно?

Кроха раздраженно посмотрела на меня, а потом махнула рукой и позвала медсестру.

Пока чья-то кровь перетекала из прозрачного пакета в Солнце, Кроха расспрашивала меня о падении Блага.

— Просто толкнул?

— Просто толкнул. Я же думал, что он убьет меня, если не хуже. В голове что-то щелкнуло. Я ничего понять не успел, а его уже нет.

— Ясно… Жаль, но ничего нового о Тьме ты мне не рассказал, хотя случай исключительный. Я почти уверена, что это сделал Благо, — она кивнула на Солнце. — И твоя история это косвенно подтверждает. Повезло ему, что он больше не здесь.

Кроха ушла, и я честно попытался уснуть на маленькой кровати в углу, но ничего не вышло. Пришлось вернуться на стул рядом с Солнцем и положить голову у его бледной ладони.

Сон мой был поверхностным и мучительным. Писк больничных приборов пробрался в него, чтобы я и тут не мог забыться. Писк иногда прерывался плеском воды, шуршанием, а потом и вовсе превратился в протяжный стон, облепляя меня и затекая в уши. Земля под ногами прогнулась, и я полетел вниз, просыпаясь.

Солнце стонал и извивался.

— Больно! — выл он, стараясь перевернуться на бок.

В палату вбежала сестра.

— Ему нужно обезболивающее, — крикнул я, хватая руки Солнца и прижимая к кровати, чтобы он не вырвал катетеры.

— Рано, — заявила сестра, просматривая свои записи.

Солнце выгнулся и заплакал, вжимаясь затылком в подушку.

— Нужно потерпеть, — холодно заявила Кроха, появившись на пороге.

— Не могу! — проскулил Солнце, и вцепился в мою руку. — Пожалуйста.

— Да сделай что-нибудь! — отчаянно закричал я.

Кроха подумала немного, что-то шепнула сестре и та выбежала в коридор.

— Слышишь меня? — Кроха села рядом с Солнцем и наклонилась совсем близко к его лицу. — Один раз. Потом будешь справляться сам.

Он коротко кивнул и всхлипнул. Сестра вернулась и передала Крохе маленькую баночку. Внутри лежали лепестки праздного цветка. Не такие, которые пробовал я. Эти были мясистыми и сочились алым соком. Кроха протянула баночку мне.

— Давай сам. Я не могу.

Во мне сомнений не было. Я взял самый толстый и яркий лепесток и размял его между пальцев. На них остались алые капли.

— Столько?

Кроха кивнула, и я приложил пальцы к губам Солнца. Он быстро захватил их ртом, облизал и потерял сознание. Тишина вернулась в палату. Только пищали медицинские приборы, да Кроха нервно грызла ногти.

— Очень большая доза. Проснется часов через десять, но лучше ему не станет, а больше сока давать нельзя. Привыкнет. Многие из трущоб подсели на цветок из-за сильной боли. Следи теперь, чтобы у него сердце не остановилось.

Все покинули палату, а я больше не отходил от Солнца ни на шаг. Меня заставили немного поесть и выпить горячего чая. Начиналась вторая ночь. Глаза горели от усталости, но я боролся со сном несколько часов, а когда сестра сообщила, что Солнцу больше ничего не грозит, я уронил голову на его кровать и уснул.

На этот раз меня разбудил невнятный шепот. Я открыл глаза и увидел, как Солнце медленно водил руками в воздухе, смотрел на что-то по обе стороны от себя, кивал и говорил с кем-то. Я боялся пошевелиться и молча наблюдал за этим зрелищем. Ему что-то мерещилось. Что-то безопасное, поэтому мешать я не собирался. Но тут рука его упала прямо мне на голову, и он удивленно посмотрел вниз. Его заинтересовали мои волосы. Он накручивал их на пальцы, гладил и совершенно не замечал моих глаз, таращившихся на него из-под кудрявей.

— Смотри какие красивые, мама! — радостно сказал он и положил другую руку на свою лысую голову. — У меня такие же.

Он поправлял свои давно несуществующие волосы, приглаживал, крутил локоны. Его блаженный вид умилял меня.

— Мне кажется, твои гораздо красивее, — тихо сказал я, чтобы не напугать.

Солнце согласно кивнул и снова посмотрел в сторону.

— Мама?

Он вдруг растерялся и быстро задышал, не находя ничего в воздухе.

— Она сейчас вернётся, — уверенно сказал я, и Солнце немного успокоился.

Он продолжил изучать мои волосы, а потом облизнул высохшие губы.

— Горько, — он скривился и тут же потерял сознание.

Я вскочил и схватился за голову. Кроха не сказала, а я сам не догадался протереть его губы от сока. Насколько он заснул на этот раз? В голове пронеслось: больше нельзя, привыкнет.

— Она убьет меня, если узнает, что ты принял еще! — беспомощно пожаловался я Солнцу, но его больше ничего не интересовало.

В коридоре послышался голос Крохи. У меня было не больше минуты до ее прихода. Я схватил салфетку, намочил, вытер ей губы Солнца, и вернулся на место всего за секунду до того, как дверь распахнулась, и Кроха вошла в палату.

— Всё еще спит? Он уже просыпался?

— Нет, — быстро ответил я, чувствуя, как от салфетки намокают брюки.

— Странно.

Она подозрительно посмотрела на Солнце и брови ее поползли вверх. Губы его, влажные и покрасневшие, ярким пятном горели на бледном лице.

— Что ты с ним делал?

— Ничего.

— Птенец, он же без сознания!

— Вот именно! — я развел руками. — И ничего не чувствует. Как мы и хотели.

Мокрая салфетка, раскрасневшееся лицо и темное пятно на штанах — таким я предстал перед ней.

— Я объясню! Хотя… Ты не захочешь это слышать.

— Да что с тобой не так? Пошел вон! — взбешенная Кроха запустила в меня ручкой. — Не пускать его сюда!

Я бежал по коридору, защищая голову от летящих предметов. И всё равно это было лучше, чем сказать правду. Солнцу предстояло проспать без боли еще пол дня. От улик, указывающих на мою ошибку, я избавился. Пусть уж лучше Кроха обвинит меня в невинном пристрастии, но только не в том, что я стану причиной нового падения.

По указанию Крохи меня не пускали к Солнцу несколько дней, чему я был даже рад. Я слышал, как он мучается за закрытой дверью. Помочь ему никто не мог, различить чей-то голос он был не в состоянии. Я занял это время подготовкой подарка для Солнца — шейного платка, вышитого золотыми нитями. Работа еще не была завершена, когда Кроха сама позвала меня в лабораторию.

— Он приказал тебя пустить. Сильно его не тревожь, говори тихо, не мешай, если будет засыпать…

Она, крайне недовольная, долго и подробно объясняла мне все правила и запретила закрывать дверь в палату. Запомнил я мало, так что немного растерялся, когда наконец увидел Солнце.

Он уже порозовел, хотя щеки сильно впали, а губы покрылись коркой. Я сел рядом с ним и тихо поздоровался.

— Не могу открыть глаз, потому что постоянно хочу спать. И во рту у меня совсем нет слюны, представляешь? — он указал на трубку, по которой ему в вену текла прозрачная жидкость. — Там что-то намешано. И на коже что-то шевелится.

Я внимательно осмотрел его лицо и руки.

— Ты просто грязный. Но помогать тебе с этим я не буду. За такое выгоняют.

— Кроха мне говорила, что ты делал здесь что-то странное, — Солнце с трудом улыбнулся. — Я так боялся, что с тобой что-то случится. Все время, пока был в сознании и потом тоже.

— Я уже в порядке. Так что с тобой случилось?

Солнце замотал головой, показывая, что подробностей не будет.

— Благо болен, а я спровоцировал его глупыми угрозами. Не хватило ума промолчать. Я повел себя как беспомощный ребенок. Не мог смириться, что он меня победит. Так стыдно. Хорошо, что этого никто не видел.

Речь его становилась глуше и и сбивчивее.

— Не сопротивляйся. Засыпай.

Так прошло еще несколько дней. В основном я читал или пялился в стену. Солнце иногда приходил в себя, и мы разговаривали обо всем подряд. Разговоры эти становились длиннее, и во время одного из ннх в палату зашла сестра и заявила, что Солнцу пора выйти на прогулку.

Его аккуратно перенесли в коляску, в которой он почти лежал, закутали в плед по самые уши, вручили сумку, набитую всем необходимым и передали его мне. Солнце, нахохлившись и щурясь от света, смотрел на все с детским восхищением. Рядом с лабораторией был старый тенистый сквер, в самой глубине которого находился небольшой бассейн с рыбками. Возле него мы и остановились.

— Самые неторопливые и глупые создания, — объяснял Солнце, наблюдая, как рыбы собрались вокруг моей ладони, не зная, что с ней делать.

— Ты когда-нибудь видел снег? — спросил я первое, что пришло в голову.

— Один раз в детстве. А ты?

— Много. Даже как-то раз заснул в гостиной и проснулся с обмороженными ногами.

Солнце задумчиво посмотрел наверх, пытаясь осознать, что я только что сказал. Его вид позабавил меня и я продолжил рассказ.

— Приполз на кухню, а там из кастрюли валит снег. Мы с Благо сначала его в окно выбрасывали, пока не вымотались, поэтому я просто выбросил кастрюлю вместе с мусором. Само собой, тут же заявились силовики. Притащили ее обратно и выписали мне штраф за выброс климатического оружия на невражеской территории. Сами что-то у себя напутали, а я должен отвечать. Платить было нечем. Можно было предложить им свои ноги, но к ним как назло уже вернулась чувствительность, поэтому нужно было придумать что-то другое. И я придумал. Стал собирать снег в мешки и отвозить на пожары. Те, у кого были деньги, платили мне, чтобы я не лез. А тех, кто не мог откупиться я заваливал снегом и им приходилось жить дальше. Я так заработал себе на новые ботинки.

Солнце разглядывал узор на пледе и хмурился.

— А что со штрафом?

— Его передали кому-то еще. Их тогда не хватало. Приходилось распределять.

— Я рад, что ты оказался здесь, — очень серьезно сказал он после долгой паузы и поглубже зарылся в плед.

Деревья вокруг нас о чем-то шептались. Я лег на бортик бассейна и закрыл глаза. Тени и солнечный блики бегали по нам, и казалось, что этот покой ничто не сможет нарушить. Ничто, кроме Крохи, которая очень скоро заявилась сюда. Она внимательно осмотрела то немногое в коляске, что показывалось из-под пледа, и протянула ему документ.

— Выглядишь почти здоровым. Подпиши. Тебя переизбрали.

Солнце вытащил наружу руку, взял документ и мельком просмотрел его.

— А разве все вокруг не хотели избрать кого-то новенького? Там столько прекрасных кандидатов.

— Подписывай, — прошипела Кроха.

— Не буду. Этому городу больше ничего не угрожает. Посмотри, что со мной сделала эта работа. Мне действительно пора отдохнуть.

— Думаешь, я буду тратить время на уговоры? Выборы прошли, ты в них участвовал, тебя переизбрали. Подписывай.

Солнце начеркал что-то на бумаге и передал ее обратно Крохе.

— Ты знаешь, что делают, в случае отказа главы приступить к работе? Избирают нового.

Кроха непонимающе смотрела на документ.

— Ты трус и эгоист.

— Да. Поэтому сейчас я сижу здесь с дырявым животом и с ужасом жду момента, когда мне захочется чихнуть.

Кроха перевела яростный взгляд на меня, но не найдя повода для ссоры, вернулась к Солнцу. Только она открыла рот, как он скривился и застонал, хватаясь за живот. Кроха тут же вытащила из медицинской сумки капсулу с обезболивающим и вколола дозу Солнцу.

— Там что-то намешано, — он довольно улыбнулся мне и голова его упала на грудь.

Кроха не могла поверить, что так просто повелась на его манипуляцию. Она протянула руки к горлу посапывающего Солнца, а потом взвизгнула и быстро пошла к лаборатории, бранясь на весь сквер.

Я улегся обратно. Солнце поглотил блаженный сон, Кроху — рушащийся миропорядок, а мне оставалось только ждать и поглаживать бестолковых рыб в мутноватой воде.

Кроха отпустила Солнце домой, и вся забота о нем легла на меня. Он почти ничего не просил, чтобы не доставлять неудобств, и обо всех его потребностях мне приходилось догадываться самому, либо выпытывать у него по словечку. С каждым днем ему становилось все лучше и однажды он сам приготовил нам завтрак. Я вынес на улицу маленький столик, поставил на него поднос с едой и мы уселись под яблоней.

Прохожие подходили к Солнцу и подолгу болтали с ним, пока я вязал для него новый свитер. Чтобы мне не приходилось откладывать свою работу ради еды, Солнце взялся кормить меня с ложки.

— Поменяемся ролями на одно утро? — спросил он, поднося кусочек блина к моему рту.

Я ел молча, стараясь не выказывать раздражения из-за людей, которые не давали Солнцу ни минуты покоя.

— Что не так? — он заметил, как я одним гневным взглядом отпугнул подходящую к нам старушку.

Я невинно пожал плечами, из-за чего на глаза мне упал кудрявый локон. Солнце заправил его обратно за ухо, и я фальшиво улыбнулся.

— До чего ж у тебя ужасный характер, Птенец.

Он протянул мне яблоко, и я отгрыз от него огромный кусок.

— Почему у тебя нет семьи? — спросил я с набитым ртом, прикладывая законченную часть свитера к его плечам.

— Как нет? А все люди, что живут в этом доме кем мне по-твоему приходятся?

Спицы, тихонько позвякивая, снова зашевелились у меня в руках.

— Я говорю о семьях, которые люди создают себе сами. Если у вас такое не запрещено, почему ты все еще один?

Солнце перемешивал варенье в блюдце и улыбался.

— Времени не было, много работал, — он протянул мне еще один кусочек. — Наверное теперь я смогу заняться своей личной жизнью.

Я скривился, а он удивленно поднял брови.

— Признайся уже, что тебе просто не в кого влюбиться. Ты же на меня похож больше, чем на своих соседей. И тебя они раздражают может даже больше моего. Поэтому ты мой друг.

— Не понимаю о чем ты, — он доел завтрак и вытер губы салфеткой.

— Все ты понимаешь. Здесь же все живут так, словно их жизни бесконечны. Ко мне в мастерскую заходят люди в серых одеждах и просят сшить им такие же. Боюсь, что скоро во мне закончатся силы им сопротивляться и я стану делать то, о чем они просят, — я старался выглядеть беспечно, но голос предательски задрожал. — Они бродят бесцельно по улицам, обсуждают бессмысленные вещи и все время задают мне какие-то вопросы, на которые я не знаю ответов. Я думал, что с ума сойду, пока тебя не было.

— Почему раньше не сказал?

— Потому что ты болел. Я не мог лезть к тебе со своими проблемами и ужасно боялся, что с тобой что-то случится и я останусь здесь совсем один. Тебя выбирали, потому что ты всегда напуган, потому что искалечен. Как я. На этой стороне почти никто не знает о страхе. Живут как живется и дальше будет также. И мне здесь так жить? Я привык к другому, понимаешь? На той стороне мы держались друг за друга, потому что в любой момент все могло закончиться. Нам нельзя было создавать семьи, но они создавались сами. Мои друзья…

Я задыхался и вязял всё быстрее, превращая пряжу в бесформенный комок узлов.

— Я столько натворил. Они так пострадали из-за меня, а я даже не знаю, что с ними сейчас. Сижу тут и ною, пока там происходят ужасные вещи.

Солнце положил руку на мою разгоряченную голову, и я сразу замолчал.

— Ты ничего не узнаешь, как бы не хотел. Рано или поздно всё окажется на этой стороне. Пока что я никуда не собираюсь пропадать и буду внимательно следить за тем, чтобы ты случайно не сшил то, за что тебе заплатили.

Мы долго молчали. Яблоня тихонько шуршала над нами, иногда сбрасывая листья на поднос.

— Один из моих друзей очень похож на тебя. Такой же заботливый и одинокий.

— Я не одинок, Птенец. И ты тоже.

В комнате Солнца мы часами играли в карточную игру, правила которой невозможно было запомнить, поэтому все спорные моменты решались криком. Мина влетела к нам, когда Солнце барабанил кулаками по столу и тряс перед моим носом помятой картой.

— В школе проводят родительский бал. Мама не сможет, поэтому пойдем вдвоем, — она протянула Солнцу приглашение и обратилась ко мне со всей елейностью, на которую только была способна. — Пожалуйста, сшей для меня самое красивое платье.

— Я не принимаю оплату талонами на школьные обеды.

— Солнце тебе заплатит, — она жеманно повела плечами.

— Как? Я безработный. Иди в том, что есть.

Мина скрестила руки на груди.

— Моя кошка смотрит на тебя, когда ты спишь. Если сошьешь платье — я перестану ее к тебе пускать, — и тут же ткнула пальцем в Солнце. — Это он посоветовал. До того, как ты тут появился, она смотрела на него.

— Она ворует у тебя серебряные пуговицы и меняет на сладости! — возмущенно заявил Солнце.

Девочка взвизгнула.

— Он считает, что потерял доверие избирателей, потому что стал странно выглядеть из-за твоей одежды.

Солнце замер, сжав зубы. Я поднялся, опираясь на стол, и наклонился к Мине. Никто из них не был мне сейчас приятен, но оставить за девчонкой последнее слово я не мог.

— Может он прав, а тебе лучше уйти, пока никто не узнал, куда ты иногда сбегаешь по ночам.

Лицо Мины залилось краской и она выбежала из комнаты. Я перевел взгляд на Солнце. Мстительная улыбка тронула его губы и тут же исчезла.

— Пойдем на бал со мной? — нервно спросил он и тут же исправился. — С нами.

Я задумался на мгновение.

— А там кормят?

— Да, и даже неплохо.

Я коротко кивнул и сел. Солнце видимо решил, что все в порядке и радостно взялся за карты, но наткнулся на мой ледяной взгляд.

— Смотри-ка, — он раскрыл свои карты и попытался заглянуть в мои, прижатые кулаком к столу. — Ты снова выиграл, как я и говорил.

Я взялся шить для нас подходящие наряды. Слова Мины крепко засели у меня в голове, и все образы, что приходили на ум, я сразу отметал. В итоге мне удалось найти компромисс с самим собой и результатом я был вполне доволен. Перед балом я вручил Солнцу его костюм.

— Черный, элегантный, подчеркивающий твою болезненную бледность, — сухо сказал я, помогая ему надеть пиджак. — И вот это.

Я показал ему новую повязку на глаз, созданную только из золотых нитей. Для себя я тоже сшил черный костюм, добавив к нему похожую золотую перчатку.

Мина вошла в комнату и восторженно вздохнула.

— Какой хорошенький! — она обошла Солнце вокруг, внимательно осматривая со всех сторон. — Он ведь не перетянет все внимание на себя?

— Не подлизывайся, — я велел Солнцу выйти и подождать нас внизу. — На тебя, милая, я потратил больше всего времени.

Через пару минут Мина уже стояла перед зеркалом в своем новом платье, которое, на мое удивление, на ней смотрелось в разы лучше, чем я ожидал. Ее словно окутало черное облако, дышащее и танцующее от каждого движения. Мина вертелась перед зеркалом и попискивала от предвкушения.

— Еще один штрих, — наши взгляды встретились в отражении. Тихий, но оглушительный звук повис в воздухе, и я поднял руку, сжимающую длинные отрезанные кудри. — Это пойдет на свитер для твоей поганой кошки.

Мина непонимающе провела рукой вниз по волосам, которые внезапно обрывались намного выше плеч. Глаза ее заблестели от слез.

— Не реви, — я подровнял кончики и надел на Мину шапочку из золотых цепей. Золото сияло среди кудрявых локонов и ласково позвякивало.

Девочка долго разглядывала себя в зеркале, пока я перевязывал лентой отрезанные волосы.

— Все с ума сойдут, когда меня увидят! — взорвалась она наконец, снова радостно завертевшись.

— Все или кто-то конкретный?

Она раскраснелась, схватила меня за руку и потащила на выход. Солнце был шокирован увиденным и всю дорогу до школы молчал, пока Мина не замолкала ни на минуту. Только у лестницы она остановилась, поправила свое платье и внимательно осмотрела нас двоих.

Солнце нагнулся к ней, приглашая взять его под локоть и мы вошли в школу. Уже в зале, украшенном белыми лентами и лампочками, я искоса глянул на Солнце. Он усердно изображал из себя спокойного, даже скучающего родителя, но я кожей чувствовал, как он пышет бахвальством и торжеством. Но секунды не прошло, как Мина выскользнула из его рук и побежала к кучке шепчущихся девочек, даже не взглянув на нас. Вся спесь покинула Солнце, оставив вместо себя трогательную растерянность. Я тактично отвел взгляд и занялся поиском стол с закусками.

— Она больше не ребенок, — сказал он, вздохнув и улыбнувшись. — Не думал, что когда-нибудь она решится отрезать волосы.

— Я старался ее остановить, но подростки так импульсивны.

Мы нашли еду и напитки и стали наблюдать, как Мина купалась во всеобщем внимании. Солнце особенно пристально присматривался к молчаливому юноше, который не отходил от нее ни на шаг. Ритмичная музыка плавно сменилась на что-то примитивно мелодичное. Солнце приставил свою трость к стене и протянул мне руку, приглашая на танец. Я допил безвкусную желтоватую жидкость и сделал шаг к нему, как вдруг тонкая рука Мины легла на его плечо. Я улыбнулся и отошел назад. Они медленно закружились в танце, двигаясь к центру зала, а я подошел к окну.

Туманные фигуры двигались в отражении на фоне розоватого закатного неба, а справа, совсем близко, высилась корявая Тьма.

Меня невыносимо потянуло к ней, и я незаметно покинул зал. Свежий вечерний воздух прояснил рассудок, отгородив меня от суеты и шума бала. Я подошел к Тьме и не задумываясь протянул к ней руку. Пальцы коснулись чего-то бестелесного, такого же теплого, как все вокруг. Я поднес ко Тьме вторую ладонь, а потом прильнул к ней всем телом, закрывая глаза и прислушиваясь.

— Пропусти меня, — слова сами сорвались с губ. — Пропусти к ним.

Ничего не произошло, только во рту стало горько от вранья, и я прошептал искренне.

— Пропусти к нему.

— Птенец? — раздался беспокойный голос позади.

Я медленно повернулся и оперся на Тьму спиной.

— Можешь устроить мне встречу с сектантами из Храма? — спросил я, поглаживая Тьму ладонью.

Он осторожно взял меня под локоть, отводя от нее.

«Ему соврать можно. Не стоит признаваться, что меня тянет к сумасшедшим, — пронеслось у меня в голове, и я признался Солнцу. — Меня тянет к своим».

После долгих уговоров Солнце разрешил мне встретиться с арестованным сектантом. Он долго решал, к кому именно меня подпустить и выбрал того, кого я ожидал увидеть меньше всего.

— Раз для тебя это так важно, то лучше дать тебе всё сразу. Тебя пустят к их основателю. Я разрешаю одну встречу.

Стараясь не раздражать Солнце, я не задавал никаких вопросов. Каждый день я ждал этой встречи, но мне даже намека не давали на то, когда она состоится. И когда мне назвали дату, я совсем растерялся. Я не понимал, чего хочу получить в результате, но точно знал, что мне нужно поговорить с тем, кто знает мир из которого я пришел.

Здешняя тюрьма была даже уютной, по сравнению с той, в которой мне пришлось провести последние дни на другой стороне. Большая часть камер отводилась для арестованных на несколько дней, поэтому из них доносились веселые разговоры и запахи домашней еды. Мы прошли в отдельный закрытый коридор, где было очень тихо. Солнце остановился ненадолго и серьезно посмотрел на меня.

— Не забывай, что на этой стороне в тюрьмах держат настоящих преступников. Основатель руководил убийством, помни об этом. Мы будем здесь. Если хоть что-то покажется тебе опасным — выходи или зови нас.

Мы подошли к нужной камере. Дверь открылась и я вошел внутрь. Здесь умещались только кровать и письменный стол. На кровати в темноте сидел человек, лица которого я не видел из-за большого черного капюшона. Я сел напротив. На стене за его спиной было ногтями нацарапано дерево.

— Я не знаю зачем пришел, — сразу признался я.

— Нам многое не дано постичь, — произнес он медленно и глухо.

— Я не твой последователь, так что не нужно этой таинственности.

— Не мой, но её, — он провел ладонью с длинными грязными ногтями по царапинам на стене.

— Прости, но вы в своем Храме зря тратили время. Тьма лишь неразумная граница.

— Это ты неразумный, потому что думаешь одной только головой, — он усмехнулся и продолжил шепотом. — Мысли всем своим существом и осознаешь, что она не граница. Она страж. А стражу принято платить за переход. Жертвой.

— Да, я уже видел вашу жертву.

Он перестал гладить стену и обхватил руками колени.

— Я допустил ошибку. Жертва бывает только добровольной, личной.

— И чем ты пожертвовал, чтобы сюда попасть?

Он наклонился ко мне, выныривая из тени и сбрасывая капюшон. Мне стало плохо. Его глаза были давно изуродованы.

— Своим страхом. Я не мог решиться закрыть глаза сам, так что пришлось их выколоть.

Он наслаждался моим испуганным молчанием, а я обдумывал его слова и когда всё понял, заговорил спокойно и уверенно.

— Ты был наблюдателем.

Он удивленно поднял брови и стал воспринимать меня серьезно.

— Я был лучшим наблюдателем, пока не нашел Прибежище. Я был первым, кому Тьма открыла свою тайну и люди пошли за мной. Но ты наверное даже не слышал обо мне. Они там все скрывают. Избавились от свидетелей и сменили главу Офиса на молодого нервного паренька.

Перед моими глазами появился образ Йована. По телу пробежала неприятная дрожь, и основатель, словно почувствовав это, неприятно оскалился.

— А чем пожертвовал ты?

— Всем, что у меня было, — голос обидно дрогнул.

— Значит тебе больше нечего ей предложить.

— И не собираюсь. Это хороший мир и я больше не хочу ничего терять.

— Поэтому ничего не приобретешь. Обманщик. Хороший мир, из которого нам всем так хочется сбежать?

Его худая рука быстро потянулась ко мне так, словно его глаза видели меня. Он вцепился в мое запястье и приблизился настолько, что я видел каждый шрам на его лице.

— Тебе никогда из нее не выбраться, сколько бы раз ты ее не переступил! — он ликовал и до крови раздирал ногтями мою кожу.

— Солнце!

Дверь со скрипом распахнулась, и основатель сразу отпустил меня, скрываясь в тени. Я выбежал из камеры и упал на холодным пол тюремного коридора, вытирая рукавом расцарапанную руку.

— Больные психопаты! Помешанные!

Солнце сел рядом и полил на руку воды из бутылки. Наверное сейчас он был доволен. Больше меня не потянет в это место. Вытерев кровь и отдышавшись, я встал, разглаживая помявшуюся одежду.

— Идем домой? — улыбаясь спросил Солнце.

— Да, — я ударил кулаком в железную дверь камеры и крикнул в маленькое окошко для передачи еды. — Чтобы ты знал, урод, я был тем, кому хватило смелости самому закрыть глаза.

Я постепенно приходил в себя и особую роль в этом играл Солнце. Все его свободное время принадлежало мне, так что мы много гуляли, изучая скрытые детали города, и я даже осмелился искупаться в море. Это мне совершенно не понравилось. Солнце всеми способами пытался объяснить мне, как удержаться на воде, но меня все равно тянуло на дно, а когда я выбирался на берег, наглотавшись воды и пытаясь отдышаться, начинало щипать в носу. Солнце растирал меня полотенцем, но я еще долго дрожал от холода и негодования, а голова гудела от тряски.

Этот постыдный опыт так травмировал меня, что я отказался выходить на улицу несколько дней, и одним утром Мина пристала ко мне за завтраком с просьбой помочь с оформлением костюмов для летнего спектакля. Это было традиционное представление, которое устраивали школьники, чтобы собрать деньги на недельную поездку в горы. Сама она играла главную роль и более остальных была заинтересована в моей помощи. Все материалы уже к обеду принесли к нам домой, и я с удовольствием принялся за работу. Шанс сотворить что-то необычное на этой стороне Тьмы выпадал не часто.

Наступил вечер премьеры. Сцену установили в городском парке, украсив деревья вокруг огнями и белой тканью. Мы с Солнцем сидели в первом ряду, так что на протяжении всего этого посредственного действа могли во всех мелочах рассматривать результаты моей работы. Всего через час Мина изящно исчезла в клубах нарисованного тумана, и мы с Солнцем быстро ушли оттуда под восторженные родительские аплодисменты.

Мы гуляли по парку, подслушивая чужие разговоры, пока не наткнулись на скрытый за деревьями уголок, уставленный столами с белыми скатертями. Мы сели за один из них и Солнце что-то заказал, пока я любовался свечами и старой посудой. Нам принесли серебряный графин с чем-то сиреневым. Напиток оказался слишком терпким, и из-за него приятно пекло в горле и груди.

— Благодаря тебе в этом году хотя бы было на что посмотреть, — Солнце сделал глоток и сморщился как и я. — Может мне открыть свой ресторанчик? У меня есть люди, которые знают где достать неплохие продукты. Вот только я не умею готовить и пальцев на руках у меня меньше, чем у обычных поваров. А вы с Миной могли бы подработать, обслуживая гостей.

— И распугаем их всех еще до открытия.

За соседним столом несколько женщин принялись петь печальную песню.

— Расскажи о своем детстве, — попросил я, играясь с пламенем свечи.

— Оно было счастливым.

— Как это?

Солнце откинулся на спинку стула.

— Мои родители были хорошими людьми, и мне, как единственному ребенку доставалась вся их любовь. Мама была очень талантлива. Сейчас этого уже не увидишь, но ее красота передалась мне. Она заботилась обо всех и сделала этот город таким, какой он есть. Папа был ее опорой, оставаясь в тени и занимаясь наукой. Он был довольно скрытным человеком, но я хорошо помню наши долгие разговоры обо всем. По выходным мы гуляли втроем, а на неделе я всюду таскался за ними по делам. Когда началась учеба, я стал больше времени проводить с друзьями. Уже тогда все вокруг прочили мне большое будущее великого городского правителя, ведь я был сын своих родителей.

Солнце приложил пальцы к губам и посмотрел на поющих женщин.

— Их убили на моих глазах перед очередными выборами. Мамина конкурентка зашла в дом и ударила ножом сначала отца, а затем маму. Со мной она отправила разобраться двух своих сыновей — моих друзей, с которыми я делился сладостями. Сейчас-то я понимаю, что никакой дружбы там не было, а они были замучены своей матерью, как и их отец. Её никто не смел ослушаться, но в ту ночь младший из братьев сжалился надо мной и позволил сбежать. Я до сих пор считаю себя его должником. Не знаю, что именно с ним сделали, но рассказывали, что убегая из города, отец тащил потерявшего сознание сына на руках. Такая вот трагедия. Они просто лишили меня всего, сели в лодку и исчезли в море.

Он сделал глоток.

— Меня искали всем городом, но найти смогла только Кроха. И хотя ребенком она была просто невыносимой, в те дни никто не смог бы заменить мне её. Она привела меня в опустевший дом, и молча сидела со мной несколько недель. С тех пор пор почти всегда, оказываясь рядом с ней, я превращаюсь в ведомого ребенка. Когда я повзрослел, мне внушили, что я должен занять место городского главы. Я стал тем, кем меня хотели видеть и думал, что сделаю для города что-то великое. Всем кажется, что я был хорош, а вся моя заслуга в том, что я не разрушил построенного родителями. Я же на самом деле боюсь всего и во всем сомневаюсь, просто умею это скрыть. Какая глупость. До сих пор надеюсь, что смогу стать достойным их, но кажется окончу жизнь обычным безработным стариком.

Я попытался приободрить его.

— Может это и не плохо?

Он улыбнулся мне и выпрямился.

— А каким было твое детство?

— Я начал работать в семь лет и с тех пор мало что менялось.

— А до семи?

Его вопрос ошарашил меня. Я попытался вспомнить хоть что-то, но в памяти сохранились только внимательно смотрящие на меня глаза.

— Я не знаю. Наверно что-то происходило, но я…

По коже пробежала неприятная дрожь, а в голове пронесся низкий гортанный голос: «‎Маленькие дети, не тревожьте взрослых. Их ноги уже остыли, и в глазницах поселились полевые мыши. Они жаждут лишь безмолвия и могильного покоя».

В горле пересохло и почему-то захотелось прикрыть рукой затылок.

‎- Кажется у меня были домашние животные и я занимался садоводством.

Я допил сиреневую жидкость и рассмеялся, когда голос одной из поющих женщин дрогнул от слез.

Я совсем разленился и отказывался работать в дневную жару. Ночь стала временем для дел, а дни мы с Солнцем проводили на природе. В лесу, что окружал город, нашлось множество живописных мест, и мы решили изучить их все. Мы приносили из дома еду, пледы и подушки, а обратно тащили корзины с камнями, цветами и дикими ягодами.

Особым наслаждением было пролежать весь день у воды, по-очереди читая вслух книги и вслушиваясь в звуки леса. Солнце рассказал мне все городские сплетни последних лет, а я поведал много историй из моей потусторонней жизни.

Как-то раз мы набрели на тонкий ледяной ручей. В невыносимой духоте от него исходила желанная прохлада, и мы расстелили плед совсем близко к воде. Пока я читал, Солнце заснул у меня на коленях, и я оторвался от книги только когда услышал подозрительный звук от воды. Я присмотрелся и заметил, как из-за травы на меня таращатся два блестящих черных глаза. Поначалу существо только наблюдало за нами, а потом осмелело и протянуло серую перепончатую ручку к Солнцу. Я приподнялся на локтях, чтобы лучше видеть. Когтистые пальцы остановились в паре сантиметров от его ноги, как вдруг Солнце перевернулся на другой бок, и существо испуганно нырнуло в воду. Я подождал немного, но оно не появлялось. Тогда я вернулся к книге, иногда опуская ее и вглядываясь в густую траву. Наконец оно снова показалось, явно осмелев: на этот раз, протягивая руку вперед, оно раскрыло зубастую пасть так широко, словно у него совсем не было челюстей. И снова Солнце не дал ему приблизиться. Он раздраженно ударил себя по шее, размазывая по ней каплю крови.

— Одни комары и камни. Найдем другое место, а то у меня уже ребра болят.

Мы собрались и пошли дальше. Я обернулся напоследок, но никого не увидел. Только булькнуло что-то в воде.

На следующее утро Солнце отошел по делам, а я принялся готовить чай и собирать еду на день. В дом неожиданно зашла Кроха.

— Ты один?

— Солнце скоро придет.

Не дожидаясь приглашения, Кроха села за обеденный стол. Она смотрелась слишком чужеродно на этой кухне, и я понял, что ни разу не видел ее здесь. Кроха просто пялилась на меня, и неловкое молчание заполнило комнату. Я подал ей чай и принялся перемывать уже мытую посуду, чтобы занять руки и не встречаться с ней взглядом.

— Ты заболел? — спросила она и сделала глоток. — Очень плохо выглядишь.

Я посмотрел на себя в маленькое зеркальце на кухонном ящике, но ничего необычного не заметил.

— Кожа желтая и сухая. Я такое уже видела. Кровотечения еще не начались?

Я обеспокоенно сел напротив нее и прислушался к своим ощущениям. Ничего подозрительного со мной не происходило.

— Судороги?

— Вроде нет.

— Нужно проверить кровь. Я могу сделать это прямо сегодня.

— Хорошо, если так будет лучше.

Я взял запачканный вареньем нож и замахнулся, целясь в запястье.

— Нет! — Кроха вскочила из-за стола, испуганно махая руками. — Не так же! У меня всё с собой. Как раз для такого случая.

Она достала из своей сумки стеклянную пробирку и какую-то штуку с иглой.

— Заверни рукав.

— Ты что собралась делать? Воткнуть в меня иглу?

— Это для тебя проблема? Давай сюда руку!

Она схватила меня, и я поразился ее силе. Вырваться было невозможно, и я только успел отвернуться, ожидая дикой боли, но ничего такое не случилось.

— Готово. Никому не рассказывай. Нечего пугать людей раньше времени.

Она прижала к вене салфетку и велела подержать ее пару минут. Тут вернулся Солнце. Он медленно вошел в кухню, недоверчиво поглядывая на подругу.

— Что ты здесь делаешь?

— Зашла поздороваться.

— Ты никогда не здороваешься, — он внимательно осмотрел меня, прячущего руки под столом.

— Что там у тебя?

— Мои параметры, — вмешалась Кроха. — Я заказала у Птенца платье.

— Тебя не интересуют такие вещи.

Солнце быстро шагнул ко мне и постарался вытянуть мои руки из-под стола.

— Развратник! — я вскрикнул и отошел подальше.

Мина, спустившаяся на шум со второго этажа, усмехнулась и уселась на лестнице, готовая наслаждаться зрелищем.

— Я же велел не лезть к нему! — Солнце старался подобраться поближе, но я хорошо уворачивался. — А ты не вздумай участвовать в ее экспериментах. Они все неудачные.

— Не делай из меня бездарность, — возмутилась Кроха. — Почти. Почти все.

Мина вклинилась в ссору, но Солнце грозно осадил её.

— Иди к себе!

— Ты мне не родитель! — девочка возмущенно вскочила, готовая в любой момент бежать, но осталась на месте, корча гримасы и смеясь.

— Ты мне не нянька, — подхватил я, уворачиваясь от его быстрых рук.

— Ты мне не начальник! — противно крикнула Кроха и выбежала из дома.

Солнце выдохся и, приняв свое поражение, сел за стол.

— Да что со всеми вами такое?

— С нами всё в порядке, — я налил ему чая, незаметно выбросив салфетку. — А тебе нужно поработать над своей манией контроля.

Мина влезла ему под руку, выхватывая из тарелки бутерброд. Девчонке прощалось и позволялось всё. Солнце прижал ее голову к груди, гладя по волосам, и обеспокоенно посмотрел на меня.

— Что бы она не предложила тебе, не соглашайся. Прошу тебя.

Стало так неловко, что пришлось отвести взгляд. Мина жадно поедала наш дневной запас еды, пока я смотрел, как в чашке медленно кружились чаинки.

Долгожданный ливень обрушился на город, стирая с брусчатки липкие пятна. Я раскрыл окна, чтобы насладиться запахом мокрой пыли и дотянуться до блестящего яблока, но что-то ударило меня по лбу.

— Ты в порядке? — раздалось за дверью.

— Угу, — промычал я и стал искать, что же прилетело с улицы.

Небольшой камень, обернутый бумагой, лежал на подушке. На мятом листке острым почерком было написано: «Приходи в Лабораторию после обеда. Один. Проверь, что никто не заметил твоего ухода». Я дождался нужного времени. Солнце как раз пошел по делам, и я незаметно улизнул из дома.

В Лаборатории было непривычно шумно. По коридорам носились люди в белых халатах. Кроха выхватила меня из толпы и отвела в свой кабинет. Я сел за стол, уставленный стеклянными приборами, и она поставила передо мной подставку с двумя пробирками, ожидая какой-то реакции.

— У меня смертельная болезнь?

— Я могу отправить тебя за Тьму и вернуть обратно, — в глазах ее сияло безумие.

В кабинете стало тихо, только в углу пыхтела в кастрюле какая-то пахучая жижа. Я ткнул пальцем в стоящие перед собой пробирки.

— С помощью этого?

— Именно, — Кроха взяла пробирки в руки. — Первая доза приведет к потере сознания и расслабит все мышцы в теле, чтобы ты упал во Тьму, вторая — уже на той стороне приведет тебя в порядок за пару секунд. Процесс малоприятный, но результативный. Мы с Яном отправимся с тобой. Покажешь нам, как там все устроено, заберем твоих друзей и вернемся домой. Согласен?

— Солнце идет сюда! — донеслось из коридора.

— Не пускать! — приказала Кроха и наклонилась ко мне так, что мы почти соприкоснулись носами. — Давай, Птенец, соображай быстрее. Согласен или нет?

«Не вздумай», — голос Солнца так ясно прозвучал у меня в голове, что я вздрогнул и оттолкнул Кроху от себя.

Снизу доносились звуки ссоры. Толпа ученых не давала Солнцу пройти в Лабораторию. Я встал, опираясь на стол, и теперь сам навис над девушкой.

— Думаешь, я настолько отчаянный, что сразу соглашусь на что угодно? Впусти его.

Кроха разочарованно вздохнула и кивнула своей помощнице.

— Слишком долго ты с ним прожил. Куда подевался твой энтузиазм?

Разозленный Солнце вошел в кабинет, выгоняя всех любопытных.

— Он уже все знает, — с вызовом заявила Кроха.

— Прямо всё? — Солнце сел на мое место, положил трость на стол и повертел в руках пробирки. — Может и меня просветишь?

Они долго сверлили друг друга взглядами, а я мучался от почти осязаемого напряжения, исходящего от них. Наконец Кроха смиренно опустила голову и нехотя начала говорить.

— На этой стороне нам не хватает земли, ресурсов и людей. Чтобы найти способ это исправить и пробраться на ту сторону, отец Солнца и основал Лабораторию, где я теперь главная, — она горделиво выпрямилась. — С тех пор мы многое испробовали. Первые опыты я провела на Солнце. Каждый раз он чудом оставался жив, а когда стало ясно, что рисковать им больше нельзя, а других добровольцев нет, проект надолго заморозили. А потом случилась резня в Храме и все сектанты, кроме Основателя, согласились на участие в эксперименте в обмен на помилование.

Солнце, нахмурившись, слушал её рассказ и внимательно следил за мной. Тут Кроха закрыла лицо руками и замотала головой.

— Тебе это очень не понравится.

Солнце настороженно перевел взгляд на ученую. Было видно, как ей не хочется продолжать этот разговор, который портил весь её план.

— Птенец здесь, потому что никого из сектантов не осталось, — протараторила она и сжалась сильнее.

Солнце схватился за голову.

— Ты врала в отчетах! — он ударил по столу. — Врала мне все это время?

— Не совсем так, — Кроха старалась его успокоить. — Я не врала, пока ты был Главой. Но потом это нападение и операция. Ты наконец решил отдохнуть и я не хотела тебя тревожить. Ну и в конце концов, ты больше не мог принимать решений и контролировать Лабораторию.

— Ничего не понимаю, — решительно заявил я. — Поругайтесь в другой раз. Я сюда не просто так пришел.

Солнце недовольно сложил руки на груди и закрыл рот.

— Сектантам сообщили о рисках. Первые шесть, о которых Солнце знал, погибли от побочных эффектов.

— Погибли? — испуганно переспросил я.

— Мы не могли тратить время и силы на их лечение, поэтому допустили такое. Солнце дал на это согласие.

— Как ты мог? — я встряхнул его за плечо, но он явно не собирался мне отвечать.

— Посмотри на себя, Птенец. За время, что ты живешь с нами, у тебя появилось какое-то представление о ценности человеческой жизни?

— Не от тебя я должен это слышать, — язвительно ответил я. — Что случилось с остальными?

— Мы пытались их спасать, но они не просыпались после введения второй дозы. Тогда мы сделали несколько радикальных изменений в составе и успешно провели опыт на моем муже, на мне, и, наконец, на твоей крови. Все работает безупречно.

— То есть у тебя есть десятки смертей, две успешные проверки и что-то смешанное в колбе? — спросил Солнце. — По-твоему это убедительные результаты? Если даже никто из твоих подчиненных на такое не идет, почему Птенец должен?

— Других вариантов у нас нет, — она умоляюще посмотрела на меня.

Мы все замолчали, погрузившись в свои мысли. Всё это звучало так странно, что я стал подозревать, не розыгрыш ли это.

— Ты спасешь меня, если что-то пойдет не так? — неожиданно для себя самого спросил я.

Солнце быстро поднялся и отвернул меня от Крохи.

— Даже не думай. Вот результаты таких опытов.

И он стянул с себя кофту. Я никогда раньше не видел его без одежды и теперь понял, в чем было дело. На теле его почти не было здоровой кожи. Вся она была одним большим рубцом, с ранами и язвами, перевязанными бинтами. Я видел, где когда-то были швы, видел, где от него отрезали целые куски плоти. Солнце хорошо скрывал себя от других, а я не мог поверить, что все это время ничего не замечал.

— Это только малая часть того, что видно снаружи. Хочешь стать таким же?

— Этого не случится, — неубедительно прошептала Кроха.

Я еще несколько секунд приходил в себя, пока Солнце одевался и спорил о чем-то с Крохой. Кофта то и дело цеплялась за бинты. Я молча помогал ему, раздумывая о том, с какими трудностями он вынужден каждый день справляться в одиночку.

— Птенец, — Кроха обратилась ко мне. — Решать только тебе.

Я подал Солнцу трость и повел его домой. Многое нужно было обдумать и о многом поговорить.

Возможность попасть домой одурманила меня. Дни начинались и заканчивались с мыслями об этом, а во сне мое искалеченное тело гуляло по знакомым улицам. Во время разговоров я уносился в свои мечты и приходил в себя, когда собеседник уже терял ко мне интерес. Солнце всё прекрасно понимал и не упускал возможности лишний раз припугнуть меня рассказами о своём горьком опыте. Однажды я проснулся с гудящей головой и решил выписать на бумаге все за и против. В первую колонку я вписал лишь несколько коротких строк, а во второй быстро закончилось место. Это никак не помогло, и я провалялся с головной болью до самого утра.

Как-то вечером мы с Солнцем сидели на лавочке в небольшом сквере, окруженном домами. Мы подсматривали за людьми, отдыхающими в своих квартирах после долгого дня. Семьи ужинали, старики читали газеты вслух, а дети ругались друг с другом из-за сладостей. В доме с яблоней каждый день происходило тоже самое, но я всегда ел последним, потому что так и не стал в нем своим. Моей семьи на этой стороне не было и заменить ее было нечем. Я понял, что смысла тянуть с решением дальше не было.

— Я соглашусь на эксперимент.

Как я и думал, Солнце уже был готов к этим словам. Он всё также смотрел на людей в окнах, но я почувствовал, как воздух вокруг нас похолодел.

— Попасть туда несложно, но ведь на той стороне ты преступник. Как ты надеешься пробыть на свободе хоть сколько-нибудь?

— Мы что-нибудь придумаем.

— Как просто, — Солнце горько усмехнулся и пнул лежавший возле ноги камешек. — Не те вопросы я задавал все это время, — он повернулся ко мне и серьезно спросил. — Ты выбираешь меня или тех, чьими именами прикрываешься?

— Я никого не выбираю.

— Выбираешь. Прямо сейчас.

Спорить было глупо, и я виновато опустил глаза.

Мы сидели молча, пока свет в окнах не потух. С того вечера я почти не видел Солнце. Из его комнаты в мою вернулись все мои вещи. Я не встречал его дома или в городе, и вообще не представлял, где он проводил дни. Каждый день я ходил в Лабораторию. Необходимости в этом не было, но там со мной хотя бы разговаривали.

Однажды утром я с удивлением обнаружил Солнце на кухне. Он вчитывался в какие-то бумаги и не обратил на меня никакого внимания. Видимо неловко здесь было только мне. Я налил себе чай и сел напротив.

— Как…

— Извини, я занят, — коротко сказал он и сделал пометку на листе.

Мне захотелось поскорее уйти отсюда и я обжег горло, делая слишком большие глотки. Солнце опередил меня и встал из-за стола первым. Когда он открыл дверь и сделал шаг на улицу, я набрался смелости и крикнул ему в спину: «Через неделю в полдень мы проверим сыворотку. Ты же придешь?»

Дверь за ним зохлопнулась, и я высунул наружу обожженный язык, чтобы хоть немного охладиться.

Через неделю я пришел в Лабораторию с уже вспотевшими ладонями. Кроха посадила меня в кресло и воодушевленно рассказывала, как все ее недавние опыты повторно доказали безопасность состава. Меня эти детали не волновали. Я накручивал локон на палец и неотрывно смотрел на капсулу с прозрачной жидкостью.

— Солнце не придет?

— Я пригласила его, но не знаю, что он решил.

Она еще раз взвесила меня и принялась высчитывать точную дозу.

— Начнем пораньше?

Я посмотрел на часы. До полудня оставалось еще несколько минут.

— Нет, — мой голос неприятно дрожал. — Перепроверь что-нибудь еще раз.

Кроха стала усердно перекладывать вещи на столе, вслух проговаривая научные термины и числа. Стрелки часов двигались слишком быстро, но я успел запомнить точное время, когда открылась дверь, и в кабинет вошел Солнце. Не взглянув на меня, он встал напротив Крохи и протянул вперед руку. Ученая молча вручила ему стопку бумаг, и Солнце погрузился в чтение. Так я и сидел между ними, кожей ощущая мерзкое колючее напряжение, пока Солнце не вернул ей бумаги.

— Начинаем, — с нездоровым блеском в глазах объявила Кроха и наполнила шприц.

Солнце внимательно следил за её руками. Я напрягся, когда шприц оказался возле моей шеи, куда и полагалось вводить сыворотку, и почувствовал, как холодная рука накрыла мою ладонь. Солнце вцепился в меня и был напуган сильнее нас с Крохой. Прежде чем уснуть я подумал, как должно быть страшно было ему тогда, в прошлом, без каких-либо гарантий и хотя бы такой поддержки, которую он дарил сейчас мне.

Все вокруг потемнело, на мгновение, а потом взорвалось нестерпимой болью во всем теле. Я постарался сделать вдох, но грудь словно сжало тисками. Позвоночник непроизвольно выгнулся и я упал с кресла.

— Сейчас умру, — проскулил я и вцепился во что-то мягкое.

— Не должен, — голос Крохи прозвучал глухо и вязко. — Постарайся встать.

Я выругался и меня стошнило. Стало немного легче, но всё тело сразу покрылось холодным потом и задрожало. Я понял, что держусь за ногу Солнца, а ботинки его покрыты тем, что еще недавно было у меня в желудке.

— Такого сразу схватят на той стороне, — Солнце опустился на колени и помог мне лечь на спину.

— Исправим, — невозмутимо ответила Кроха. — Можешь добежать хотя бы до двери, Птенец?

— А можешь сделать что-то полезное? У меня внутри кажется что-то лопнуло, — я испуганно ощупывал живот.

— Зашьем, — она сделала запись в своем блокноте и села рядом, довольная результатами.

Постепенно становилось легче. Поняв, что ничего серьезного со мной не произошло, я немного расслабился. Иногда я спрашивал, не слезает ли с меня кожа. Просто ради того, чтобы на меня обратили внимание, ведь Солнце и Кроха были больше заняты очередным спором. Голос, которого я так давно не слышал и покалеченная рука на плече успокаивали. Все возвращалось на свои места. Под взаимные оскорбления этих двоих я, обессиленный и полный надежд, благополучно уснул.

Мне необходимо было найти способ выжить на той стороне самому и обеспечить безопасность Крохи и Яна. Свалить эту работу было не на кого, ведь я один знал, как устроен тот мир. Солнце, расспрашивая об успехах в поисках, откровенно наслаждался видом моих краснеющих щек. Я перебирал в голове любые варианты, пока ученые в своих кабинетах доводили состав сыворотки до безупречности. Мне еще несколько раз пришлось испытать на себе ее эффекты, прежде чем я стал засыпать и просыпаться с ясным, хоть и немного возбужденным сознанием. Кроха, которая и сама пряталась от Солнца по углам, напоминала мне, что каждый день может стать последним для моих друзей с другой стороны. Это не помогало, и я лишь больше отчаивался, что не смогу найти способ обмануть мой жестокий и бдительный мир.

После очередной ночи мучительных снов я рассказал Крохе и Яну единственное, до чего додумался и признался, что им не следует ждать от меня большего.

— Я рассчитывала на другое, — выдохнула Кроха и потерла уставшие глаза. Она записала мой план во всех деталях, чтобы сообщить о нем правительству.

Мне не рассказывали о процессе переговоров, будто я не играл в этом никакой роли.

— Тебе следует быть благодарным, Птенец, — отчитывала меня Кроха. — Мы взяли на себя эту ответственность, так что расслабься и жди.

А ждать пришлось долго. Надежда на успех почти испарилась, да и верить в то, что мой план хоть кому-то понравится, было глупо. И каково же было мое удивление, когда Кроха с Яном пришли к нам домой с разрешением отправиться на ту сторону. Мы сели за стол на кухне — трое против одного. Кроха развернула большую карту города, где я своей рукой подрисовал границу Тьмы и улицы за ней. Солнце внимательно рассматривал её, пока мы толкали друг друга в бока. Ученые, которые все это время боролись за право осуществить набег на мой мир, теперь боялись рты раскрыть. Ян отказывался отвести взгляд от горы посуды в раковине, а Кроха упорно не замечала моих ударов под ребра. Солнце, закончив рассматривать карту и решив, что дал нам достаточно времени на разборки, откинулся на спинку стула, сложил руки на столе и кивнул мне, разрешая говорить.

Я нанес Крохе последний и самый болезненный удар, но она была непреклонна в своем молчании. Делать было нечего, и я ткнул пальцев в карту.

— Мы перейдем границу здесь, — я указал на дыру между пекарней и мебельным магазином. — Через 3 дня, в любое время между обедом и закатом. За этим участком, — я указал на такую же пустоту за черной границей, — в это время наблюдает мой коллега Лампа. Я хорошо помню его расписание. Он узнает меня, как только увидит и не станет никому о нас сообщать. Я уверен в нем, он слишком меня любит, да и смелости ему не хватит. Мы уйдем незамеченными и подождем Лампу возле его дома, — я провел пальцем по нарисованной дороге. — Там и решим, что делать дальше.

Я замолчал и закрыл лицо руками. Тишина навалилась невыносимая, только скрежет крохиных зубов и пыхтящая на плите кастрюля бесцеремонно нарушали ее.

— Ладно Птенец, но с вами что не так?

Я исподлобья глянул на Солнце. Он был разочарован. В доме вдруг погас весь свет и мы остались в полной темноте.

— Давно такого не было! — раздалось сверху так неожиданно, что я вздрогнул. Мина спускалась по лестнице, держа перед собой зажженную свечу.

— Вы готовы обезглавить Лабораторию ради этой бредовой затеи?

Кроха и Ян упорно молчали, пока Мина расставляла на кухне свечи. Теплый дрожащий свет понемногу наполнил все вокруг.

— Полагаю, что решение уже принято, а сюда вы пришли, чтобы не показаться невежливыми?

Впервые я увидел Солнце настолько подавленным. Ученые не соглашались проронить ни слова, и я только сейчас заметил, что до крови расковырял кожу у ногтей. К нам спустились другие жильцы, жалуясь на неудобства и разрывая своими голосами накопившееся напряжение. Мина облачилась в белые вуали и принялась читать мрачные стихи, поводя руками над огнем.

Кроха свернула карту, и они с Яном быстро покинули наш дом. Стол постепенно покрывался посудой и холодной едой, и Солнце освободил свое место. Я машинально последовал за ним, и мы сели на ступенях лестницы, откуда было удобно наблюдать за этим необычным ужином.

— Скольких ты планируешь сюда привести? — тихо спросил он самым обычным голосом.

— Шестерых.

Он перевел на меня взгляд и я заметил на долю секунды, как неприятно сверкнул в свечном свете его единственный глаз.

— И кто они?

— Это важно? Или ты планируешь помешать кому-то остаться здесь?

— Как ты наверное заметил, такой возможности у меня больше нет. Но есть другие.

— Благо можно вылечить, — я подсел поближе. — Мы все больны. Прояви к нам милосердие.

— Я проявил его достаточно, и к чему это привело?

— Но он мой друг, и даже такие, как он, не должны оставаться на той стороне. Отошли его в другой город, подальше отсюда. Мне все равно. Я просто хочу, чтобы мои друзья были в безопасности. Как только это случится, всё станет по-прежнему. Ты разрешишь мне вернуть вещи в твою комнату?

Солнце отвернулся.

— Боюсь ты сам этого больше не захочешь.

Мина запела что-то печальное, кружась в танце с воображаемым партнером. Солнце немного послушал её, а потом ушел к себе, оставив меня с чужой семьей.

Три дня перед переходом на ту сторону были заполнены беготней по городу, списками и нервозностью. Кроха готовила сыворотку для моих друзей, а Ян работал над механизмом инъекции. Решено было крепить составы на шею с помощью кожаных ремешков. Достаточно было отжать маленькую пружинку на первой капсуле, чтобы запустить процесс и усыпить себя. Ян исколол себе всё горло, прежде чем смог добиться нужного результата.

Солнце больше не отсиживался у себя. Он следил за всеми этапами подготовки, перепроверял каждое наше движение, а вечера мы проводили вдвоем. В нем проснулся неутомимый интерес к моей прошлой жизни. Как я научился читать и писать? Когда впервые увидел мертвеца? Как устроен Офис наблюдения и почему нельзя дышать, проходя мимо часовых лавок?

— Не проще пойти с нами и увидеть всё самому? — язвительно спрашивал я спустя часы расспросов.

— Ни за что не позволю ей влить в меня эту гадость.

В запланированный день к нам в дом завалилась половина Лаборатории. Пока они галдели на первом этаже, я заперся в ванной и после долгого смотрения в зеркало, отрезал волосы. Мы собирались бесцеремонно пробраться на другую сторону, и если бы кто-то узнал мои кудри, всё было бы кончено.

— Какая у тебя на самом деле маленькая голова, — сострил Солнце и потрепал меня по затылку.

— Прошу всех посмотреть и запомнить, — неожиданно громко заявил Ян. — Я кладу в сумку девять ошейников для возвращения домой: шесть для потусторонних и три для нас.

Люди в белых халатах внимательно следили за его действиями и кивали.

— Участники перехода, наденьте и закрепите ремни на шее так, как я учил.

Солнце помог мне с этим. Ян поднял ладонь в воздух и напряженно всмотрелся в свои часы. На кухне повисла абсолютная тишина.

— Пора, — объявил он, как только стрелки заняли правильную позицию.

Всю дорогу Солнце крепко держал меня за руку и тихо говорил с Крохой. Наша странная процессия остановилась возле пекарни, и Ян в очередной раз осмотрел выбранный участок Тьмы и сверился с картой. Другие ученые столпились вокруг него, перешептываясь и махая руками. Я обернулся и увидел неожиданную картину. Солнце и Кроха стояли, крепко обнявшись, в нескольких метрах от меня. Ян подошел, чтобы еще раз осмотреть мой ошейник.

— Не знал, что они так близки, — я кивнул в сторону этих двоих.

Ян смущенно отвел взгляд и вернулся к Тьме. Еще пару минут я стоял один, вглядываясь в окна спокойных и безопасных улиц. Страх никогда их больше не увидеть наполнил грудь, но я не успел насладиться им. Ян объявил о начале перехода, и мы втроем встали перед Тьмой на колени.

— По моей команде, — напомнил Ян и каждый из нас надавил на пружину на своем ошейнике.

Как в день моей казни, я не мог надышаться воздухом. Ян медленно отсчитывает секунды до перехода, и в нужный момент я с трудом убрал палец с пружины. Шепот десятков людей стих, освободив место знакомому гудению проводов. Черный объектив камеры блеснул на стеклянной стене. Я посмотрел прямо в него и приложил палец к губам.

«Иди домой», — показал я жестами, и мы втроем покинули это место.

Кроха и Ян смирно шли рядом, и хотя я знал, как тяжело им сдерживаться, совсем не смотрели по сторонам. Всё шло гладко, и я не мог поверить, что мой план оказался рабочим. Мы ничем не выдавали себя, пока не дошли до перекрестка. Путь был прегражден горой пороха и спичек. Пришлось немного задержаться здесь, пока рабочие лопатами переносили это серое месиво на другой перекресток. Кроха держалась изо всех сил, но то и дело увлекалась чем-то и начинала вертеть головой. И Ян снова проявил себя. Он молниеносно реагировал на любое движение жены и умел привести ее в чувство еле заметным движением руки.

Дорогу расчистили. Дом Лампы был уже близко. Стоять возле дверей было бы странно, поэтому мы сели за столик в уличном кафе. Я заказал то, что не смогло бы самостоятельно покинуть тарелку. Здешняя еда поразила ученых. Они наслаждались её вкусом, не обращая внимания на происходящее вокруг, да и я сам почти стонал от забытого удовольствия. Тяжелая рука легла мне на плечо, когда я отправил в рот последний кусочек черного пирога. Я задрал голову и увидел знакомые усталые глаза за очками. Лампа сел рядом и посуда на столе задрожала от его трясущихся рук.

— Рад вас видеть, — поприветствовал я и вытер губы. — Заплатите за нас?

Йован бросил на стол несколько игральных карт и пару молочных зубов.

— Идём, — его самообладанию, как обычно, не было равных.

Нам предстояло пройти еще несколько кварталов. Кроха и Ян обошлись без представления и сами заговорили с Йованом. Я не стал вмешиваться и шел позади с Лампой. Бедняга весь побледнел от страха и убеждал меня, что его сердце остановилось на какое-то время, когда мы показались на его экране. Мы остановились у ветхого здания и поднялись на верхний этаж. Йован постучал в единственную дверь. Она открылась с протяжным скрипом, и я увидел на пороге Женщину. Она бы так и стояла в проходе, удивленно таращясь на нас, но Йован уверенно зашел в квартиру и Женщине пришлось отступить на шаг, пропуская нас всех. Лампа, пошатываясь, прошел к обеденному столу и рухнул на стул. Грязная шторка в конце комнаты шевельнулась, из-за нее показалась седая голова, а затем и весь Благо целиком. Он непонимающе смотрел то на меня, то на Женщину.

— Ты живой! — я бросился на него и Благо, пошатнувшись, отступил назад. — Я так боялся, что не найду тебя.

Я заключил его в объятия, почувствовав под свитером выпирающие от худобы кости. Благо не шевелился и держал руки поднятыми. Я повернулся к остальным.

— Мы пришли за вами. На другой стороне Тьмы безопасный мир. Завтра мы все сможем уйти туда. Кроха и Ян всё объяснят и я надеюсь, что вы согласитесь.

Я рассмотрел Благо получше. Небритые щеки впали, кожа посерела, а волосы сильно отрасли.

— Нельзя здесь оставаться? Где Щенок и Нир?

— Щенок там, — Женщина указала на комнату за кухней. — А Нир давно сбежала с каким-то богачем.

Я понимающе кивнув и быстрее прошел в ту комнату, чтобы никто не заметил моего огорченного вида. Там с потолка свисало что-то большое и серое, похожее на окуклившегося слизня. Под ним стояло ведро, куда медленно стекали желтоватые капли.

— Когда вас казнили, со мной случилось то же самое, — объяснила Женщина. — Я пришла в себя, как только Благо вернулся. Если ты здесь, значит она скоро очнется, — сказав это, Женщина оценивающе глянула на себя в зеркало и поправила волосы.

Кроха торопливо зарисовала всё в свой блокнот и уже потянула к слизню руку, но Ян быстро вывел жену из комнаты.

— Значит восемь, — я сел за стол и с трудом усадил рядом Благо, который упорно не желал на меня смотреть. — Как ты? — спросил я и накрыл его ладонь своей.

— Он не скажет, — Женщина поставила на плиту чайник. — Ему отрезали язык.

Благо вырвал руку и ушел к себе за шторку, а я не знал, что сказать. Кроха и Ян расспрашивали о чем-то Женщину, Йован старался привести Лампу в чувства. На улице людские крики сливались со свистом летящих стрел. Всё это успокаивало, и я окончательно осознал, что снова дома.

Мы просидели за столом до ночи, обсуждая всё подряд. Кроха несколько раз объяснила, как перейти на другую сторону Тьмы и что ждет за ней. Лампа бледнел при упоминании инъекции, и мне приходилось отвлекать его глупыми вопросами.

— Так вы согласны? — я положил подбородок на плечо Йована и посмотрел ему в глаза самым преданным своим взглядом.

— Почему нет? Пора признаться, что меня здесь почти ничто не держит, — он посмотрел на Лампу, и я переложил голову ему на плечо.

— Если вас не станет, кому я тут буду нужен? А без укола никак?

Кроха закатила глаза и пренебрежительно цокнула.

— Без тебя Щенок так и будет висеть под потолком, так что у меня выбора нет, — Женщина поставила перед учеными очередную порцию еды, и они набросились на нее так, будто до этого не съели ни кусочка.

— Можно нам прежде увидеть Офис? Птенец рассказывал про экраны, но мы так и не поняли, что это, — спросила Кроха с набитым ртом.

— Я бы тоже хотел зайти в свой кабинет. Позволишь мне, великий главный наблюдатель? — я почтительно склонил голову перед Лампой, отчего он немного приободрился.

— Думаю, можно это устроить, — согласился Йован. — Мне и самому нужно забрать оттуда пару памятных мелочей.

— Жаль, что все наши вещи сожгли, — я потянулся на стуле и мечтательно прикрыл глаза. — Там такое было… На той стороне найти кусок красной ткани — уже большая удача.

— Уже поздно. Нужно идти, пока не начался обстрел, — Йован встал из-за стола и поднял за шкирку Лампу. — Завтра утром мы придем за вами.

Проводив друзей, я вернулся к Благо. В его маленьком углу помещались только письменный стол и кровать, которую я тут же занял. Он что-то писал в блокноте, не отвлекаясь на меня.

— Так странно снова быть здесь, — размышлял я вслух. — Но еще страннее уходить обратно.

Благо не реагировал, и я протянул к нему руку. Он перехватил ее и замер, внимательно разглядывая запястье.

— Всё давно зажило.

Он медленно провел пальцами вверх по моей руке и дотронулся до живота.

— Солнце жив. Я говорил с ним. Он примет тебя. Ты же пойдешь со мной?

Благо кивнул и вернулся к своему делу.

— Нужно хорошо выспаться. Заканчивай и ложись, — я отвернулся к стене.

Заснуть сразу не удалось. Сначала Кроха и Ян ворочались на полу, стараясь улечься поудобнее на тонких матрасах. Потом я долго вслушивался в шуршание бумаги, а после Щенок с грохотом свалилась с потолка. Она долго и отчаянно кричала, не понимая, что происходит. Женщина пыталась хоть как-то ее успокоить, а ученые суетились рядом. Тише стало только когда Женщина затащила девушку в ванну, чтобы отмыть от слизи.

Благо закончил писать только в середине ночи. Он лёг рядом со мной и уставился в потолок. Я повернулся, закинул на него ногу и наконец смог нормально уснуть.

Проснулся я от разговоров с кухни и аппетитного запаха. Йован с Лампой уже пришли завтракать. Благо тоже сидел за столом, чисто выбритый и аккуратно постриженный. Он стал почти таким же, как прежде, только больше не улыбался и редко поднимал глаза. Щенок, все еще немного ошарашенная, уплетала омлет за обе щеки.

— Я всё подготовила, — сообщила мне Кроха. — У каждого из нас будет рюкзак с тремя ошейниками. На тебе, помимо твоей собственной, будет сыворотки Благо и Лампы. Женщина и Щенок подождут нас здесь, — она показала мне нарисованную карту.

— Понял.

Я завтракал, пока Лампа ругался с Крохой, обвиняя ту в несерьезном подходе к делу.

— Так нажать на кнопку или отжать пружину? — он угрожающе направил на ученую испачканную вилку.

— Да называй это как хочешь!

— Чем я там буду заниматься? — задумчиво спросил меня Йован.

— О, об этом даже не беспокойся. На той стороне важен каждый человек. С твоими способностями готовься отбиваться от работы.

— Способностями к чему?

— Ну, — я неясно поводил руками над головой. — Ко всякому такому, и другому разному.

Йован согласно покивал и высокомерно, как умел только он один, задрал подбородок.

Сразу после завтрака мы вшестером отправились в Офис. Я словно оказался в прошлом. Иногда наши с Йованом и Лампой графики совпадали, и мы вот также вместе шли на работу, обсуждая всё подряд.

— Прошу вас сплетничать о тех, кого я знаю, — недовольно высказался я, когда речь зашла о новом наблюдателе.

На очередном повороте вокруг нас появились высокие белые фигуры. Их рты и глаза чернели на лицах вытянутыми дырами. Кроха и Ян испуганно вцепились в меня, а я посмотрел на Йована. Он стоял спокойно и радушно улыбался. Мне, годами тренировавшему лицемерие, не составило труда повторить за ним. Фигуры одновременно вдохнули и оглушительно завыли в разнобой. Кроха попыталась закрыть уши, но Ян опустил ее руки вниз. Фигуры выли несколько минут, и у меня уже начала болеть голова, но тут их голоса затихли. Они невидяще уставились на нас, явно чего-то ожидая. Йован и Лампа захлопали в ладоши, и мы последовали их примеру. Они наперебой нахваливали этих существ за жуткое пение.

— Замечательно! Сегодня получилось особенно проникновенно!

Фигуры еле заметно поклонились и исчезли.

— Уличные артисты, — отмахнулся Йован и мы пошли дальше.

Башня Офиса наблюдения сияла особенно торжественно этим утром. Мы без проблем прошли мимо забившегося под стол охранника и поднялись на нужный этаж. Йован, как и положено главе Офиса, раздавал указания.

— Все делаем быстро. Я зайду к себе, Лампа проведет небольшую экскурсию для наших гостей, и мы уйдем. Птенец, прошу без сентиментальности.

Ян остановился в коридоре, увлеченный какой-то схемой на стене, а Лампа провел Кроху к наблюдателем. Мы с Благо спокойно прошли в мой бывший кабинет. Здесь всё было как прежде, только вещи Лампы указывали на нового владельца. Сердце забилось чаще. Я сел за стол и осмотрел мониторы.

— Всё это держится на страхе и обмане, но простоит вечность, верно?

Я посмотрел поверх мониторов. Благо хмурился и держался за голову. За спиной у него что-то ярко вспыхнуло. Я почувствовал резкую боль в ушах и меня отбросило к стене.

В горле осела едкая горечь, и шея сгибалась под отяжелевшей головой. Пол вокруг усыпало пылью и стеклом, которое Благо крошил коленями, копаясь в моем рюкзаке. По его облегченному выдоху я понял, что с ошейниками всё в порядке. Держась друг за друга, мы вышли из кабинета. В офисе привычный порядок сменила мешанина из перевернутых столов и стонущих под ними наблюдателей. Оглушенный Йован вышел из своего кабинета. Сжимая предплечье, он пошел к центру офиса, спотыкаясь и переступая через тела, и испуганно вглядываясь в каждое из них. Он увидел что-то за почерневшей колонной и опустился на колени.

— Это она сделала, — крикнул он нам и огляделся. — Где второй?

Мы подошли ближе, и я увидел за колонной переломанные ноги, в ботинках, которые я сам сделал для Лампы пару лет назад. На этаж вбежали люди в черной броне, и Благо оттащил меня подальше. Бронированные окружили Йована, наставив копья ему в грудь. Один из них, слишком уж огромный, что-то прошипел нам из-за своего доспеха, и меня подняли вверх жесткие холодные руки. Я безуспешно барахтался в воздухе, стараясь выбраться, но Благо дал понять, что это бесполезно. Его бронированные не трогали. Они стояли поодаль, не решаясь подойти ближе. Благо пошел к лифту, а меня понесли следом.

Мы поднялись на верхний этаж Офиса, где всё было каким-то неправильным. Нас закрыли в большом роскошном кабинете, стены которого были обиты деревом и синей тканью, и вдоль них стояли стеллажи с запрещенными книгами. Это место будто принадлежало другому миру. Благо упал на диван и завалился на бок.

— Да ты весь в порезах! — я задрал его кофту.

Он задрожал, и я накрыл его собой, согревая шею горячим дыханием. Двери кабинета распахнулись и в него зашел… Благо? Опрятный, в идеально сшитом костюме и явно не голодавший Благо. Он подошел к нам, брезгливо фыркнул и отшвырнул меня на пол.

— Ну почему я каждый раз совершаю одну и ту же ошибку? — спросил он знакомым мягким голосом.

Он достал из тумбочки металлическую аптечку и принялся обрабатывать раны моего Блага. Я подполз поближе и уселся в ногах соседа, поглядывая то на его спину, то на двойника.

— А ты на самом деле очарователен, когда напуган, — сказал этот человек и улыбнулся точно также, как улыбался мне Благо.

— Ты кто такой? — спросил я, и мой рот накрыла дрожащая холодная рука.

— Видел меня столько раз, а мозгов нас отличить так и не хватило. Я — Благо, младший близнец, — он снял с себя пиджак и накрыл им брата. — Что в сумке?

Благо прижал мою голову к своим коленям, чтобы не мешался, отобрал рюкзак и отдал близнецу. Тот отошел к столу и присел на край. Я рассматривал его из-под локтя Блага. Пятна на его коже были другими, и я точно знал, что не встречался с ним раньше. Близнец достал наши ошейники.

— Этот вам больше не пригодится, — он подмигнул мне и отложил в сторону подписанный именем Лампы ремешок. — Как трогательно, решил прихватить на память мой подарок? — обратился он к брату, доставая из рюкзака блокнот.

Он перелистывал страницы, иногда улыбаясь чему-то, а я поднял взгляд на Благо, который слишком глубоко дышал и совсем побледнел.

— Снова хочешь забрать у меня брата? — близнец задумчиво смотрел на нас. — Надо было повесить тебя в Прибежище вместе с остальными.

Благо резко поднялся и шатаясь подошел к столу. Эти двое явно понимали друг друга без слов. Благо что-то беззвучно говорил и шевелил руками. Близнец притянул его ближе, положил его голову себе на плечо и успокаивающе погладил седую голову.

— Зачем? Да забирай его и делай что хочешь, только не занимайся этими глупостями, — шептал он, издевательски поглядывая на меня. — Тебе всё прощается, всё можно.

Они слегка покачивались, как в колыбели, и казалось, что еще чуть-чуть и смогут врасти друг в друга. Я отлично знал, как легко Благо соглашается на всё, стоит только дать ему немного ласки. Допустить этого сейчас было никак нельзя. Его брат, глядя на меня сверху вниз, тихо прошептал: «Ненавижу тебя». Я взял Благо за руку. Пришлось вонзить ногти ему в ладонь, чтобы вывести из этого странного транса. Он дернулся и отступил на пару шагов от удивленного близнеца.

— Надо же… Ну хорошо. Собственно, почему бы и нет? Птенец, подойди.

Благо отошел к окну и стал высматривать что-то внизу, а его брат вручил мне рюкзак и велел держать его открытым.

— Он моя слабость. Даже теперь, когда он стал таким бесполезным, я не могу ему ни в чем отказать, понимаешь? — он положил в рюкзак два наших ошейники и блокнот. — Запоминай мои слова. Если выживешь — передашь их Солнцу, ясно?

На удивление не осталось сил. Я мог только молча кивать и надеяться, что всё скоро закончится.

— Так значит ты умеешь делать, что велят? Жаль, что не показывал этого раньше. — он застегнул рюкзак, и я надел его на плечи. — Солнце, Солнце… Скажем так… Я рад, что ты вернешься на ту сторону после произошедшего. Может там ты принесешь мне больше пользы. Далее. Я проявил слабость, когда позволил ему выжить. Это моя самая большая ошибка. Пусть по праву насладится моим признанием. И последнее. Напомни ему, что мне не нужно ничего изобретать, чтобы отправить на ту сторону армию. А это я оставлю себе как сувенир, — он повертел перед моим лицом ошейник Лампы. — Запомнил?

— Да, — тихо отозвался я.

— Что ты такой потерянный? У меня сегодня померло штук двадцать наблюдателей и поуменьшилось земли. И ничего. Даже хватает сил терпеть тебя живым.

«Конченый психопат», — я боролся с собой, чтобы не поднять головы.

Он замолчал. В тишине прошло несколько минут. Благо нервно ходил от окна к окну, иногда высовывался наружу, а его брат неотрывно пялился на меня.

— Благо! — я вздрогнул, когда он неожиданно громко позвал близнеца. — Уведи его. Даю тебе три минуты. Развлекайся.

Слабость и отчаяние исчезли. Благо крепко взял меня за руку и мы сбежали из этого жуткого места, проносясь мимо смирно стоявших бронированных. Никогда раньше я не двигался настолько быстро. Каким-то чудом мне удавалось не упасть, ведь я, кажется, не всегда успевал дотрагиваться ногами до земли. Офис обступила толпа зевак. Все собрались посмотреть на дыру в здании и попадать в обмороки. Благо расталкивал людей локтями, пробивая нам путь, но скоро они и сами побежали во все стороны. Я на мгновение обернулся и увидел, как из Офиса вырвалась толпа бронированных. На нас началась охота.

Они хлестали людей по спинам, воздух пронзали черные стрелы. Одна из них пролетело мимо моей головы, слегка поцарапав висок. Я увернулся, задев стену дома, но скорость не сбавил. В рюкзаке раздался тихий хруст. Бронированные появлялись из ниоткуда, но Благо четко знал, куда бежать и как уворачиваться от летящих в нашу сторону копий и стрел. Мы ворвались в чей-то дом, и выпрыгнули из окна его гостинной на другой улице, оказавшись в тупике, поросшем Тьмой. Перед ней стоял Ян, задрав голову к небу.

— Откуда…

Благо не дал мне времени разбираться. Он достал из рюкзака ошейники. Один из них был мокрый от разбившейся сыворотки. Второй, с целыми капсулами, Благо попытался застегнуть на моей шее. Я лез руками к горлу, не позволяя ему это сделать и что-то бессвязно лепетал, а когда он ударил меня по рукам — схватил ошейник и швырнул на землю, раздавив капсулы ботинком.

— Без тебя не пойду!

Благо бросился к Яну, но на том не было рюкзака. Он вернулся, обхватил мою голову руками и с отчаянием посмотрел мне в глаза.

— Прости, — виновато проскулил я.

Звенящий топот приближался. Благо увидел что-то за моей спиной, схватил с земли рюкзак и велел мне крепко держать его. Он поцеловал меня в лоб, и несколько горячих капель упали мне на щеки. Благо что-то сказал одними губами.

— Что? — спросил я, не сумев ничего понять.

Он сильно толкнул меня, и я врезался спиной в Яна. Ученый обхватил меня рукой, и мы вдвоем начали падать. Шею Блага пронзило копьё. Черная кровь потекла по нему в землю. Бронированные завизжали и попадали на колени, простирая к Благо свои длинные руки. И он, наконец, улыбнулся мне. Ноги оторвались от земли, и мы с Яном упали на землю другой стороны.

— Пропусти!

Я бился о Тьму, но её это не тревожило. Всего в паре метров от меня истекал кровью Благо, а я никак не мог добраться до него. Ян стоял как вкопанный, не отрывая взгляда от неба. Я сильно встряхнул его за плечи. Он пошатнулся, на мгновение половина его лица погрузилась во Тьму и сразу вынырнула обратно.

— Как ты это сделал?

Я приложил ладонь к этому месту, но Тьма была здесь такой же непроницаемой, как и везде.

Вокруг нас стали собираться люди, заполняя воздух шепотом. Я схватил с земли рюкзак и побежал домой, по пути врезаясь в нерасторопных прохожих. Глаза уже жгло от слез, из-за чего фигура Солнца, выбежавшего мне навстречу, казалась мутной и размытой. Я бросился ему в руки и всё, что копилось внутри меня, выплеснулось наружу. Пока меня тащили наверх, я бился и что-то кричал. Несчастная Мина разревелась от страха, а мне казалось, что я вот вот сойду с ума. Солнце пытался уложить меня в кровать, но я отказывался замирать. Тогда он крепко прижал меня к груди и заставил выпить стакан горьковатой воды. В комнату забегали люди, кричали и сочувственно качали головами, а я понемногу затихал в чужих руках, пока совсем не уснул.

Я приоткрыл один глаз, когда щеку напекло от льющегося в комнату солнечного света. Рядом никого не было, только кошка Мины сопела прямо в ухо, обернув мою шею хвостом. За окном город жил своей обычной жизнью, а внизу на кухне гремели посудой. Я облизнул пересохшие губы и прикрыл глаза ладонью. Кожа на лице пылала, стянутая от солёных слёз. Кошка потянулась, выпуская когти, и прижалась ко мне еще крепче. От ее тихого мурчания я провалился в сон и снова проснулся уже на закате. Комнату заливал алый свет. Рядом в кресле, вытянув ноги, сидел Солнце. Я вспомнил всё, что случилось несколько часов назад, и слезы тихо побежали по моим щекам, стекая по шее и оставляя на подушке холодный мокрый след.

— Что произошло? — спросил я осипшим голосом.

— Не знаю, — Солнце протянул мне стакан воды.

— А мне кажется, что знаешь, — я вылез из-под одеяла и сел на край кровати. — Мои друзья погибли из-за Крохи?

Он обессиленно закрыл лицо руками и долго молчал.

— Мне жаль. Моим главным условием была ваша безопасность, но видимо что-то пошло не так.

Мы сидели тихо, не глядя друг на друга, пока тени в комнате медленно ползли к потолку. В конце концов Солнце не выдержал и заговорил очень быстро.

— Мы не можем ждать. Ты же всё понимаешь, — он с надеждой посмотрел на меня. — У нас есть только моря и горы, а на той стороне в полях закапывают тела, пока мы голодаем. Тьма не отступит, пока за ней следят. Как иначе нам выжить?

Столько вопросов вертелось на языке, но я не мог произнести ни звука.

— Я просил тебя не идти, но ты настоял. Не воспользоваться такой возможностью было бы глупо.

— Глупо? — я вскочил с кровати и стал расхаживать по комнате. — Что ты говоришь? Ты уничтожил стольких людей. Уничтожил мою семью. Бедный Лампа. Йован. Что с ним? Женщина тоже. А Щенок? Благо. Его спасли? Должны были спасти. Я оставил его там одного. Я всех оставил и сбежал. Ян как-то прошел сквозь Тьму. В Лаборатории должно быть полно сыворотки!

Солнце подошел сзади и сжал мою голову.

— Успокойся.

— Благо было двое. Все время их было двое. Ты знал? И Кроха, и Ян? Все знали, кроме меня?

— Да, они родились здесь. До твоего появления я даже не знал, жив ли кто-то из их семьи. Благо однажды сохранил мне жизнь, и я решил, что молчание о нашем прошлом будет ему хорошей благодарностью.

Я оттолкнул его и пнул столик с графином. Кошка Мины зашипела и спряталась под кроватью. Меня раздражало всё, и я всё ненавидел.

— Второй вроде как там главный.

— Вот как, — Солнце отвернулся и смотрел, как на улице загораются фонари. — Я не удивлен.

— Он велел тебе кое-что передать. Сказал, что тебе следует сидеть тихо, и что он может направить сюда армию, если пожелает.

Солнце неприятно усмехнулся.

— Ничего он не может, иначе давно бы сделал. Нам не о чем беспокоиться. Тьма пропускает только человека. Его воины не люди, а его люди не воины.

— Значит ты спокоен? Как всем этим людям с тобой повезло!

Дальше сдерживаться я не мог и принялся громить всё вокруг. На пол полетели фотографии и книги, мебель с грохотом и треском валилась на бок. Я сорвал со стены единственную фотографию семьи Солнца, на которой он, совсем еще ребенок, отвернулся от камеры. Значит в тот день Благо был где-то рядом. Мне захотелось уничтожить его память так же просто, как он уничтожил мою, и я вцепился в фотографию с двух сторон, чтобы разорвать.

— Нет, — Солнце потянулся к ней, но замер в паре сантиметров и опустил руку. — Хотя это просто вещь. Делай, если тебе станет легче.

Он поставил кресло на место и сел, осматривая беспорядок вокруг. Я еще раз посмотрел на фотографию и отдал ему.

— У тебя внутри осталось хоть что-то?

— Гораздо больше, чем ты думаешь, — он разгладил помятый уголок. — Прости, если я кажусь тебе жестоким.

Я взял свой рюкзак и смахнул с него осколки от разбитых стаканов. Находиться здесь дальше было невыносимо.

— Другой Благо сказал, что я еще пригожусь ему здесь. Но он не прав. Я нормальнее вас всех, — я подошел к двери и взялся за ручку, когда Солнце тихо заговорил.

— Разве? Я хотя бы знал, на что шел, и теперь принимаю на себя всю ответственность. А что было с тобой, когда ты закрыл глаза? Разве ты думал о своей семье? — он встал и повесил фотографию на место. — Не было для тебя большего ужаса, чем Тьма, но ты согласился всем пожертвовать. И ради чего? Да ради собственного любопытства, не больше.

Стыдливая беспомощность заливала краской лицо, и я не мог отвести взгляда от дверной ручки.

— Ты дорог для нас. Ты важен для меня и я надеюсь, что ты сможешь меня простить. Но, Птенец, я буду защищать свой мир от любой угрозы.

Я вышел в коридор. Мина сидела под дверью, обхватив колени руками. Она всхлипнула, поднялась и крепко сжала меня в объятьях.

— Ты же не бросишь нас? Не уйдешь? — она шмыгала носом и тихонько выла. — Останься со мной. Останься дома.

Я погладил девочку по голове, но у меня не осталось сил на разговор с ней.

— Очень есть хочется. Принесешь мне чего-нибудь?

Мина смахнула с лица слёзы и побежала на кухню, а я ушел к себе. Яблоня стучала веткой в окно. Я открыл его и подставил разгоряченное лицо прохладному вечернему ветру. Хотелось забыться, исчезнуть. Я включил свет, сел на кровать и достал из рюкзака блокнот. На самой первой странице неровным почерком было написано:

«Птенец, если ты читаешь это, значит я смог победить себя. Надеюсь, что вы все в безопасности. Мы больше не увидим друг друга. Я трус, я никогда бы не решился сказать тебе правду в лицо. Так что придется сделать это так — издалека».

Я боюсь за тебя. Если после всей боли, что я тебе причинил, ты пошел спасать меня, значит все намного хуже, чем я думал. Тебя тянет к хаосу, и если ты не исправишь это, то никогда не узнаешь о счастье. Спасать и верить в таких, как я, бесполезно. Солнце благородно молчал обо мне все это время. Было бы проще, если бы он рассказал тебе о моей семье, но кажется, придется делать это самому. Может правда обо мне и нашем мире откроет тебе глаза.

Я родился не здесь, а за Тьмой, всего на пару минут раньше своего брата.

— Благо! — простонала мама, когда я появился на свет.

Она не успела меня обнять, я обманул ее в самые первые секунды своей жизни. Я не дал ей отдыха. Я не позволил ей уснуть. Я был тем, после кого она снова отдалась боли.

— Благо? — спросила она, когда ей на грудь положили моего брата, который и прекратил ее страдания. Так она узнала, что нас двое.

Мы родились крошечные, почти мертвые, но равные. Никто из нас не отбирал силы у другого. А вот страшной, скудной маминой любви хватило только на одного — младшего близнеца. Я научился быть тихим и незаметным еще до того, как пополз. Иногда это помогало избежать ее гнева. О брате хорошо заботились, поэтому он рос сильным и здоровым. Я сравнился с ним только когда он научился прятать и отдавать мне часть своей еды. Мы были неразлучны. Он был для меня проводником в мир — смелый, умный, хитрый. Я же стал его тенью — молчаливой, голодной и терпеливой. Брат мог защитить меня от всего, кроме матери. Он оттаскивал меня, полуживого, в нашу крошечную комнату, когда маме надоедало пытать и мучить.

— Ты понимаешь, что если я вмешаюсь, то разозлю её еще сильнее и нам двоим станет хуже? — спрашивал он тихо, обрабатывая мои раны.

Я всё понимал. Мамин образ еще долго преследовал меня во снах, даже когда я стал взрослым. Он выжжен у меня на веках. А вот отца я помню плохо. Кажется он был спокойным бесцветным человеком. От него мне досталось безволие, от матери — болезнь. А брат получил в наследство жажду власти и холодный рассудок. Он хорошо врал и манипулировал. Благодаря этому мы могли нарушать запреты и оставаться почти невинными в родительских глазах. Нам нельзя было далеко отходить от дома, общаться с другими детьми, говорить со взрослыми. Но когда никто не видел — мы были свободны. И мы пользовались любой такой возможностью.

Так мы узнали про дом Солнца. Это была совершенно другая семья. Сначала мы с братом наблюдали за ними из-за угла. Его мама казалась нам божеством. В ней было столько любви, сколько нам не суждено было испытать за всю жизнь. Его отца мы считали мудрецом из сказок, который всегда знает, как лучше. Она управляла городом, он — создавал лабораторию. Сам Солнце был залюблен до неприличия. Он умел прощать, заботиться и делиться. Однажды, когда его позвали на минуту в дом, нам удалось украсть одну из его игрушек — тряпичного ослика. На следующий день мы затаились в своем привычном месте для наблюдения и ждали его выхода из дома, а он внезапно оказался за нашими спинами.

— Мама сказала, что вы не подойдете сами.

Он протянул нам другие игрушки и что-то, завернутое в разноцветную бумагу. Это были наши первые в жизни конфеты. Так началась наша дружба. Его мама принимала нас, как собственных детей. Я был счастлив и мечтал, чтобы время остановилось и нам никогда не пришлось возвращаться домой. Брат мастерски скрывал свою истинную сущность за наивной улыбкой, притворяясь милейшим из детей.

— Думаешь, она действительно любит нас? — спросил он, когда мы прятали игрушки в ящик под кроватью. — Не может такого быть. Она любит только своего сына, а нас прогонит, когда он повзрослеет и найдет себе более подходящих друзей.

Я не мог перечить брату, но у меня никак не получалось поверить его словам.

— Что у вас там? — внезапно спросил яростный голос.

В тот вечер мама раскрыла нашу тайну и впервые ударила брата. Игрушки полетели в огонь, а на нашей двери появился замок. Вернуть мамино доверие оказалось непросто. Брат все силы бросил на то, чтобы доказать ей нашу преданность, и в конце концов ее сердце оттаяло. Пока мы сидели взаперти, Солнце нашел себе других друзей. Кроха и Ян, которых за любопытство обожал его отец, все дни проводили у них дома, пока мы боялись подойти ближе. Солнце сам заметил наши головы, торчащие из-за угла, и позвал в гости.

— Нам больше нельзя сюда ходить. Мы теперь будем играть одни на серой горе, — брат говорил спокойно и надменно, будто это была наша прихоть. — Можешь пойти с нами, но никому не рассказывай об этом. И не приводи своих новых друзей.

Мы стали проводить время там. Взрослых эти места не интересовали, так что переживать было не о чем. Солнце, не знавший страха, был наивным и очень любопытным ребенком, поэтому увлечь его было легко. Он приносил нам игрушки и еду, и считал это невероятным развлечением. Оставаться незамеченным в окружении обожателей — что может быть интереснее?

В один из таких дней, как часто бывает у детей, мы поссорились из-за ерунды. Брат в порыве гнева, когда лицо его было до невозможности похоже на мамино, толкнул Солнце. Тот поскользнулся и упал на камни, потеряв сознание.

— Что с ним? Иди проверь, — велел мне брат, пихая в спину.

Я подошел ближе. Солнце дышал. Я обрадовался и попытался его поднять.

— Что ты делаешь? Вдруг он расскажет об этом? Представь, что тогда мама сделает с нами!

Он собрал все игрушки в рюкзак, подобрал с земли тяжеленный камень и отдал мне.

— Бросай ему на голову. Пусть думают, что это случайность.

Я не мог разжать пальцев. Солнце был таким беззащитным и только от меня тогда зависела его жизнь. Я стоял как вкопанный, не зная, как поступить. Я никогда не шел против брата, но это было уже слишком.

— Бросай, Благо, — шептал он, подходя ближе. — Думаешь он станет нас выгораживать? Мы с тобой никому не нужны. Только друг другу. Я защищал тебя всю жизнь, теперь твоя очередь.

Это был первый раз, когда я пролил кровь и насладился этим. В будущем я уничтожу много жизней, но ничто не сравнится с самым первым сотворенным злом. Солнце нашли только ночью. Он выжил. Тогда я подумал, что это чудо, но теперь я понимаю, что в выживании ему нет равных. Он молчал о нас, когда пришел в себя. Он молчал обо мне позже.

Я должен признать, что не встречал более смиренного и милосердного человека. Он дает шанс даже таким, как я. Поэтому прошу тебя, Птенец, держись за него, куда бы и как сильно тебя не тянуло.

Никто не мог доказать нашей вины, но я видел, что его мама всё понимает. Она отвернулась от нас, окружила сына своей заботой и больше они не смотрели в нашу сторону.

— Теперь веришь? — спросил у меня брат. — Я был прав. Все матери одинаковы, они не любят чужих детей.

Спустя несколько лет, когда мы стали подростками, а родители начали стареть, наши жизни окончательно подчинились болезни матери. Она захотела занять место главы города. Глупая, злая и мелочная женщина. Стыдно было смотреть, как она пытается конкурировать с матерью Солнца.

В ночь перед неминуемым провалом на выборах, она повела нас куда-то. Я мог идти по городу с закрытыми глазами и всегда знать, где нахожусь, но тогда, в свете луны, я не сразу осознал, куда нас привели. Знакомый дом с яблоней изменился — его синие стены почему-то оказались белыми, а на всю улицу стоял резкий запах краски. Папа ждал нас у дверей, а мы втроем вошли внутрь. С родителями Солнца мама справилась сама, а нам было велено разобраться с их сыном. Не знаю, как так вышло, но мы с братом разделились. Я нашел Солнце первым. Я должен был действовать сам, без приказов, но я так не умел. Я растерялся, и Солнце сбежал, а мне в наказание переломали ребра.

Оставаться здесь было нельзя. Отец дотащил меня до берега и бросил на дно лодки. Я помню только, как солоно у меня было на губах — то ли из-за морской воды, то ли из-за крови. Была ночь шторма. Мы должны были погибнуть в волнах — это было бы лучше и для нас, и для этих проклятых миров. Но ночь и буря пронесли нас через Тьму и выбросили на берег чужой стороны. Так мы и оказались здесь.

До нашего прихода этот мир был почти понятен и безопасен, и мы быстро приспособились. Никто не интересовался нами, опасность исходила только от всей той дряни, которую Тьма извергала из себя. Недалеко от моря родители нашли заброшенный домик, в котором мы прожили несколько лет, не наладив никаких связей с местными. Дни наши проходили в тяжелой работе — мы возделывали землю, а отец обустроил себе небольшую кузню. Оказалось, что его руки были способны создавать красивые и полезные вещи. Как-то раз, когда мы помогали ему развести огонь в печи, он рассказал про нашего дедушку, который и научил его этому ремеслу. Отец бросил металл после знакомства с мамой. Она заявила, что такое грязное и тяжелое дело недостойно ее избранника. В нас с братом тоже открылись новые таланты — мы были прирожденными охотниками. Нам нравилось уходить в лес на несколько дней, выслеживать добычу и принадлежать только себе.

Раз в месяц мы вдвоем ходили в город, чтобы обменять на что-нибудь овощи, мех и ножи. Там мы и узнали про страх Тьмы и систему наблюдения за ней.

— Боятся того, о чем и понятия не имеют, — брата веселило поведение здешних людей. — Нам только лучше. Если они недосмотрят за Тьмой, и мы снова окажемся на той стороне — нам придется попрощаться со свободой навсегда.

Море тоже давало много еды. Мы часто проводили дни на берегу и нашли в скале глубокую пещеру, в которой можно было переждать дождь или жару. Нам нравилось скрываться там от окружающего мира. Мы разводили огонь, я жарили рыбу, а брат рассказывал истории, которые придумывал на ходу. У нас получилось сделать это место почти уютным, натаскав в пещеру свечей и одеял. Дни, когда состояние мамы усугублялось, мы пережидали в нашем каменном укрытии.

— Неужели мы так и проживем отшельниками? — негодовал брат, затачивая лезвие на копье после охоты. — С моим умом и твоим характером мы столького сможем добиться! Пора уже становиться самостоятельными!

Снаружи что-то хрустнуло и через мгновение разъяренная мама, хватаясь за камни, вошла в пещеру. Мы поднялись и по привычке отошли назад, прячась за костром. Мама теперь едва доставала нам до плеч, но мне до сих пор казалось, что каждый раз я смотрю на нее снизу вверх. В руках она держала свою любимую гибкую ветку, от которой у меня со спины еще несколько лет не сходили шрамы. Мама сильно постарела, но в гневе своем была проворна, как девчонка. Она оказалась рядом так быстро, что я, напуганный ее появлением, ничего не успел сообразить. Мама замахнулась и ветка со свистом ударила меня по лицу. Горячая кровь потекла от брови к подбородку, и я спрятался за братом.

— Опять ты затащил моего сына в какую-то дыру?

Она замахнулась снова, но брат наставил копьё ей в грудь.

— Зачем так кричать, мама? Побереги себя, а то голова снова заболит.

Он стал медленно обходить огонь, не убирая копья. Я шел за ним, прикрывая лицо рукой, пока мы с мамой не поменялись местами. Теперь она стояла спиной к темноте пещеры. Древко копья, которое жадно лизало пламя костра, почернело и загорелось. Брат никогда раньше не перечил матери, и она, как и я, не понимала, как поступить.

— Ты так беспокоишься о нас, так переживаешь, — он дернулся, и на маминой груди тут же появилось кровавое пятно. — Может вместо ругани пойдешь и проверишь, безопасно ли для нас это место? Разве не так поступают заботливые матери?

— Что с тобой, Благо? — она бросила в мою сторону ветку, и её глаза заблестели от слёз. — Он тебя надоумил?

— Тупая тварь, — прошипел брат и вонзил копьё между её рёбер.

Мама отшатнулась, и какие-то черные тени затянули её во мрак пещеры. Раздался короткий истошный крик. Мы видели, как горящее копьё заметалось в темноте, а потом огонь на нем потух. Крик сменил отвратительный звук рвущейся плоти. Мы вдвоем стояли как вкопанные, пока я не рухнул на землю, тяжело дыша.

— Что случилось? — я паниковал, хотел сбежать, но не мог ни на шаг отойти от брата.

— Возьми себя в руки! — он сел рядом и ударил меня по раненой щеке.

— Что ты сделал?

— То, что давно пора было сделать! — он бил меня по щекам, а потом сильно сжал в объятиях, чтобы быстрее успокоить.

— Что там такое? — спросил я, вглядываясь в глубь пещеры. — Уйдем скорее.

— Ты разве не видишь их? — как хищник, он не отрывал взгляда от этого страшного мрака. — Смотри внимательно.

Собрав все силы, я смог заметить какое-то движущиеся поблескивание и услышать тихий звон.

— Они играются с погнутыми лезвиями, — брат явно видел больше меня. — Помнишь те ножи, с которыми отец что-то напутал? Мы тогда не смогли ни одного кролика освежевать? Я их в пещеру от злости и забросил.

Брат поднял брошенную мамой ветку, поджег ее кончик и поводил им перед темнотой. Она зашевелилась, прячась от света, и я разглядел черные склизкие конечности. Брат отбросил ветку и протянул вперед руку, отчего у меня сердце пропустило удар.

— Гадость, — скривился он. — Они мне руку лижут, хотя может это и не языки.

Темнота заурчала, и от этого звука у меня в животе похолодело. Мы долго сидели молча. Я держался за голову и не заметил, как брат исчез во мраке. Только его довольный голос вывел меня из оцепенения.

— Кажется я им нравлюсь. И еще им нравятся лезвия. Брось сюда все копья и ножи.

Я подчинился, хотя мне больше всего хотелось покинуть это место. В глубине пещеры брат смеялся, и смех его сливался со скрежетом металла о камни.

— О, Благо, я чувствую, что это начало нашего с тобой становления, — радостно заявил он, выныривая из темноты. — Надо хорошенько всё обдумать. Идём домой, я такой голодный!

Мы вышли из пещеры уже после заката, поэтому тогда я не смог разглядеть мамину кровь на его одежде и увидел ее уже дома, когда мы сели с отцом за стол.

— У тебя много металла? — спросил брат, кусая засохший пресный хлеб и продолжил, когда отец кивнул. — Хватит, чтобы заковать в него несколько крупных животных?

Никто из нас троих с того вечера ни разу не заговорил о маме. С этого всё и началось. Брат без страха заходил в пещеру, к существам, которые убили нашу мать, но полюбили её сына. Он кормил их сырым мясом и узнал руками строение их тел.

— Похожи на людей, только намного больше. Узнать бы, как они выглядят, хотя это не так важно. Но рты у них точно есть, — он показал мне покусаную ладонь.

Он создал чертежи, по которым отец сковал броню. И вот, наконец, брат закрыл кожей и железом тела троих существ и выманил их на свет. Он научил их обращаться с копьями, понимать себя и выполнять приказы. Мной они совершенно не интересовались, и вились вокруг брата, словно он был их богом.

Когда он решил, что всё готово — мы отправились в Офис наблюдения. По его приказаниям бронированные расправились со всеми, кто встал у нас на пути. На верхнем этаже эта участь настигла человека в большом, обитом деревом кабинете. Его тело мы взяли с собой и спустились ниже, туда, где люди сидели за столами и пялились неотрывно в светящиеся прямоугольники. Так мы увидели тех, кто удерживал Тьму на месте.

— Не отвлекаться от экранов! — приказал светловолосый парень в очках, когда мы бросили тело на пол.

— Ты здесь главный? — спросил его брат, осматривая помещение.

— Он главный, — сдерживая дрожь в голосе, парень указал на мертвеца.

— Больше нет. Имя?

— Йован.

— У меня с тобой будут проблемы?

Йован помотал головой. Брат довольно кивнул и мы все вернулись на верхний этаж. Брат сел в обитое кожей кресло, закинул ноги на стол и пригласил Йован сесть напротив.

— Тебя слушаются?

Йован был самым храбрым подростком, которого мне довелось видеть. Мы сами были всего на пару лет старше и наверное выглядели нелепо в тот момент. Он совсем успокоился, сидел ровно и иногда только поправлял очки.

— Слушаются. Я главный на своём этаже.

— Будешь главным на всех, — брат довольно улыбнулся и указал на Тьму за окном. — Я хочу, чтобы за этой дрянью следили как следует. Чтобы она не сдвинулась ни на сантиметр и чтобы ничто через нее не проникло.

Йован явно не понял последнее, но ему хватило ума не задавать вопросов.

— Мы профессионалы.

— Такие профессионалы, что допустили это? — брат указал на бронированных.

— Мы следим за Тьмой, не за людьми.

— Не того боитесь, — брат подошел к окну и всмотрелся в черную границу города.

Так началась наша новая жизнь. Тогда и появилось Невербальное Правительство, соседство, тотальный контроль и бессмысленные смерти. Всё это было создано, чтобы не оставить людям время ни на что, кроме страха. Очень скоро мы поняли, что чем больше хаоса привнесем сами — тем больше выпустит из себя Тьма.

Тебе только предстояло стать частью этого мира, Птенец. Мы создали его для тебя. Мы запретили людям помнить о том, что было до нас. Всё это — одна бесконечная попытка брата защитить нас от того мира, в котором мы оставили живого Солнце наедине с памятью об убитых родителях. Родителях, посвятивших свои жизни поискам способа пробраться на эту сторону.

После гибели мамы я многое о себе узнал. Оказалось, что я нравлюсь людям, когда веду себя как мой брат. Достаточно было расправить плечи и смело говорить и улыбаться. Не так-то много нужно, чтобы очаровывать людей.

Брат был доволен. Ему больше не нужно было защищать меня и мы смогли отлепиться друг от друга. Каждый выбрал для себя ту жизнь, которую давно желал. Брат совершенно не любил внимание, поэтому собрал вокруг себя кучку лояльных марионеток, чтобы править их руками, а Офис покидал только по острой нужде. В нем он обустроил себе уютный дом с видом на город и тихо проводил дни в окружении своих бронированных питомцев.

Я жил в обыкновенной квартире, почти как нормальный человек, только без соседа. Меня постоянно окружали люди — они восхищались мной, просили помощи, млели от моего голоса и предлагали любые удовольствия. Я мог получить что угодно — стоило только пожелать. Специально для меня в Университете создали должность и я стал изображать из себя ученого, повторяя то, что когда-то слышал от отца Солнца.

Но настоящая работа моя была грязной и разрушительной. Я уничтожал любых несогласных с властью брата. Охота и пытки — вот в чем я был действительно талантлив. Никакая любовь и доверие тысяч людей не могла спасти бывших правителей от копий бронированных. Разобравшись с верхушкой, я взялся за тех, кто сидел потише, а потом дошел до совсем безобидных. Не найдется палача лучше того, кого казнили в детстве.

Я наслаждался своей жизнью, наполненной мнимым превосходством и правом владеть судьбами, но с годами чувства притупились. Ни крики, ни мольбы, ни стоны больше не могли взволновать меня. Лица и тела сменяли друг друга, и однажды, стоя с бокалом вина в окружении сотен обожателей на какой-то вечеринке, я признался себе, что абсолютно одинок. Никто кроме брата так и не смог полюбить меня или назвать своим другом. Да и как полюбить того, кто умеет только притворяться? Заглушить эти мысли сам я не мог, поэтому нашел другой способ. Я стал дышать эфирными пастами, чтобы хоть ненадолго выпадать из реальности. К ним быстро привыкаешь и каждый раз нужно вдыхать глубже. Эта зависимость чуть не убила меня в день нашей с тобой встречи.

В то время по городу стали ходить слухи о Прибежище, а связанные с Тьмой идеи пугали брата сильнее любых гражданских волнений. Я быстро вышел на мальчишку, который что-то знал об этом месте и попытался выведать у него больше. Тогда я узнал, что такое фанатизм. Я испробовал на нем всё, но не вытянул ни слова. Чувство беспомощности, которое я почти забыл, накрыло меня с головой. Ничего не соображая, я достал баночку с пастой, слишком глубоко вдохнул и в висках тут же закололо. Я потерял сознание и очнулся с веревкой на шее. Мальчишка последние силы бросил на то, чтобы задушить меня моим же оружием. Я бы так и помер в том грязном подвале, если бы не прибежавшие на шум бронированные. Им пришлось заколоть фанатика, чтобы спасти меня. Я помню это смутно, но точно знаю, что в том подвале во мне и пробудилась мамина болезнь. В гневе я растерзал тех, кто ждал своей участи в соседних камерах и зачем-то отправился к Офису.

Недолгая прогулка и теплый вечерний воздух немного сбили эффект от пасты, и когда я дошел до Офиса, мои ладони вспотели и тело затряслось от слабости. Я присел на ступени у входа, чтобы отдышаться и тут же запачкал их кровью. Ты тогда вышел из Офиса после работы и остановился рядом со мной, разминая шею и любуясь закатом. А я залюбовался тобой. Уставшие глаза выдавали в тебе наблюдателя. Но ты улыбался этому миру так, словно был рад ему. Я не мог поверить, как таким счастливым может быть человек, целыми днями следящий за самым страшным врагом. Мне захотелось забрать тебя, как я часто делал с другими, но меня опередили. Лампа выбежал из Офиса и повис на твоем плече.

— Смотри, что я стащил из его кабинета! — он показал тебе небольшую коробку.

— Зачем? Он бы сам угостил нас завтра.

— Остатками! Ты же его знаешь. Нашел кого жалеть! Ему еще подарят.

Солнце вдруг вспыхнуло на мгновение, и облака с гулом потекли с неба вниз. Земля содрогнулась и нас подбросило на секунду в воздух. Лампа завопил, съежился у твоих ног, вжимая голову в плечи, и ты громко рассмеялся.

— Опять испугался? Небо обрушивается на землю каждое лето, а ты всё никак к этому не привыкнешь?

Ты помог ему подняться и вы пошли к себе домой, мерцая в растекшемся по городу закатном зареве. Вот, чего я хотел все эти годы — идти домой с кем-то, улыбаясь и шутя. Ко мне вернулось желание и я бросился в Офис.

— Мне нужен сосед! — воодушевленно заявил я, ворвавшись в кабинет брата.

— Это же сплошные неудобства, — спокойно ответил он, не отрываясь от своего любимого дела — создания эскизов брони для своих зверушек.

— Не понравится — брошу. Сейчас покажу!

Я сбегал в соседний кабинет, где хранились личные дела наблюдателей и отыскал там твоё.

— Дай мне этого.

Я бросил бумаги на стол брата. Он внимательно посмотрел на фотографию, с которой ты дерзко ему улыбался, и скривился.

— Знаю его. Любимчик Йована — наглый, в перерывах дрыхнет на диване в его кабинете. Что у тебя со вкусом?

— Мне нужно что-то поменять в жизни. Я сегодня так облажался. Тебе предоставят отчет, почитаешь. И еще это, — я выложил на стол 3 баночки с пастой. — Всё намного хуже, чем я тебе говорил.

Брат долго отчитывал меня и предлагал другие способы справиться с моей хандрой, но я знал наверняка, что помочь мне можешь только ты. Если бы он умел мне отказывать, то мы с тобой так бы никогда и не встретились. Мне было предъявлено несколько условий, главным из которых было смирение жажды. Я уверял его, что в соседстве забуду о пасте и притонах, но брат знал меня лучше. Он разрешил мне забываться на одну неделю в год, а остальное время я должен быть трезвым.

— Ротация соседей пройдет на следующей неделе. Я впишу тебя ему в пару, но если не продержишься и одного срока — можешь забыть об этой идее навсегда. Будешь жить со мной, как в детстве, чтобы всегда быть под присмотром.

В кабинет вошла Фроу — помощница брата, молодая симпатичная девушка со строгим взглядом и леденящим кровь голосом. Она швырнула на стол папки с документами.

— Я же еще утром просила всё подписать! — властно сказала она, скрестив руки на груди.

Брат виновато опустил глаза, но очень скоро вернул себе высокомерный вид.

— Твоя работа — напоминать мне о таком.

— Напомнила еще у-т-р-о-м — отчеканила она. — Я не буду с Вами ужинать, пока не завершите дела. А это еще что такое? — она бросила на меня брезгливый взгляд. — Не вздумайте запачкать кровью мягкую мебель и ковры.

Она вышла из кабинета, а мы остались сидеть, оба раскрасневшиеся. Я от сдерживаемого смеха, брат — от смущения.

— И ты говоришь мне что-то про плохой вкус? — спросил я саркастично, затирая ботинком красное пятнышко на ковре.

— Посмотрим, что случится с тобой через неделю.

О, Птенец, как же прав был мой брат. Если бы он проявил жесткость в тот день — всё было бы иначе. Ты был бы счастлив и дальше, а я забился бы в грязный угол и помер в тишине.

Я выбрал для нас светлую и тихую квартиру. Такую, в которой было бы достаточно места, чтобы ты не стремился уйти, но недостаточно, чтобы мог избегать меня. Я поселился в ней за несколько дней до тебя, чтобы навести порядок и уют. Почему-то я был уверен, что ты будешь в восторге от результата, но эту уверенность растоптали ваши с Лампой ноги и завалили кучи пестрых вещей. Ты даже не заметил меня, занося в свою новую комнату коробки. Белое постельное бельё полетело на пол вместе с картинами, которые я с таким усердием выбирал. Сразу стало ясно, что ты будешь вить свое собственное гнездо и не позволишь мне наводить свои порядки. Я стоял в дверях и смотрел, как ты уничтожаешь то, что я создавал последние дни. Вдруг Лампа смело протянул мне руку. Он улыбался, и я натянул на себя привычную дружелюбную маску.

«Пошел вон», — огрызнулся я про себя, со всей силы сжимая его ладонь.

Теперь, спустя столько лет, я должен признаться, что Лампа всегда нравился мне. Он никак не конкурировал со мной и делал тебя счастливым. Надеюсь, что на той стороне вы снова станете соседями и никто больше не посмеет разлучить вас.

Ты постелил яркую простынь, и разложил на ней новый пододеяльник. Вы с Лампой бросили монетку и ему выпала участь заправлять одеяло. Бедняга чуть не расплакался, но быстро взял себя в руки. Ты достал из коробки небольшой нож и сел на край кровати, а Лампа крепко сжал уголки одеяла и засунул их в дыру пододеяльника. В тот же момент ткань облепила его со всех сторон и стала медленно сдавливать. Ты навалился сверху и принялся бить пододеяльник ножом. Пока вы были заняты, я рассматривал фотографии, которые ты уже успел повесить на стену. На них в основном были вы втроем — ты, Лампа и Йован. Вы много времени проводили вместе и моей навязчивой идеей стало изменить это. Твоя близость с директором Офиса была очевидна. Помнишь фото, на котором вы с ним сидели на диване в его квартире? На ней ты смеялся, закинув на Йована ноги, а он самодовольно курил и сжимал твою щиколотку. Прости, но я соврал, когда объяснил ее исчезновение ежегодным сбором компромата и почтовых открыток…

Битва закончилось вашей победой. Лампа, весь покрасневший, свалился на пол, а ты продолжал сжимать одеяло, пока оно не перестало сопротивляться. Когда опасность исчезла, ты сел зашивать порезанное белье и составлять вслух планы на неделю, упорно не обращая на меня внимания.

— Что сказал Йован? Во сколько нам надо быть в кафе? — Лампа подполз ко мне и вгляделся в мои наручные часы.

Ты бросил свою работу и вскочил с кровати. Это было невыносимо! Тот день должен был стать началом нашей крепкой дружбы, но ты сбежал, так и не поздоровавшись со мной! В отчаянии я прилег на твою кровать и уставился в потолок. Подо мной что-то пошевелилось. Я схватил с тумбочки оставленную тобой иголку и несколько раз воткнул ее в одеяло. В игле осталась нитка, кончик который был все еще мокрый из-за того, что ты облизнул его. Я положил его на язык и прикрыл глаза. Нужно было что-то срочно придумать. Я не мог позволить тебе игнорировать меня следующие два года! Я полежал еще немного и отправился на кухню готовить ужин.

Ты вернулся уже во время комендантского часа и, конечно, не один. За тобой в квартиру вошли Йован с Лампой. Первый с трудом тащил в твою комнату огромную гипсовую голову.

— Ставь в тот угол, — указал ты и голова с грохотом заняла указанное место.

Вы сделали три шага назад и склонили головы набок, будто от этого лучше всё видели и понимали.

— Да она сюда вообще не подходит! — возмутился ты и вскинул руки.

— Выглядит ужасно, Птенец! — раздосадованный Йован плюхнулся на кровать.

— Зачем ты притащил ее сюда?

— Ты же сам его умолял! — Лампа закрыл глаза руками, чтобы ничего не видеть.

— Может так будет лучше, — Йован накидал на голову твоих вещей и тут заметил меня.

Перед ним я не притворялся дружелюбным, и он испуганно замер, обдумывая, что же делать дальше.

— Нам пора. Лампа, я отведу тебя домой, — строго заявил он и взял тебя за руку. — Птенцу еще нужно познакомиться с новым соседом.

— Но вы же обещали остаться сегодня со мной! — капризничал ты, пока директор тащил тебя в гостинную.

— Что ты такое говоришь. Это же незаконно, — Йован усадил тебя за обеденный стол, который я накрыл еще пару часов назад. — Ты только посмотри, какое все аппетитное.

— Да я не голоден! — ты постарался встать, но Йован надавил тебе на плечи и усадил обратно.

Я видел его таким в Офисе, отдающим приказы и не терпящим никаких возражений. Он коротко кивнул мне и быстро покинул квартиру вместе с Лампой. Мы с тобой остались в напряженной тишине, и даже так ты отказывался посмотреть на меня. Должно быть ты чувствовал, что я нездоров, а может просто злился из-за того, что твоя жизнь так изменилась.

— Я хорошо готовлю. Прошу, попробуй, — я положил тебе совсем немного еды и сел напротив.

Клянусь, ты застонал от удовольствия, как только вилка оказалась у тебя во рту. И никакие твои попытки скрыть это не могли убедить меня в обратном. Я нашел твою слабость — завлечь тебя домой можно было вкусной едой. Это была первая хорошая новость за день.

— Если тебе не нравится, я могу приготовить что-нибудь другое.

— Нет, нет. На этой неделе я буду есть только это… Ну, чтобы привыкнуть к вкусу, — ты быстро опустошил тарелку и отправился к плите за добавкой. — А здесь что?

Ты поднял крышку со стоящей на огне кастрюли. В ней кипела вода и из каждого пузырька смотрели вверх недовольные яростные глазки. Это был мой секретный ингредиент. Всё, что готовилось в этой воде напитывалось особым вкусом, нужно было просто не встречаться с ней взглядом. Но ты посмотрел, и она сразу же околдовала тебя и потянула к себе. Ты быстро опустил голову и почти коснулся лицом кипятка. Если бы не моя реакция — ты бы, в лучшем случае, лишился зрения. Я буквально за волосы вытянул тебя оттуда.

— Как ты дожил до девятнадцати с таким любопытством? — почти кричал я, охлаждая твое лицо мокрым полотенцем.

— Надо же предупреждать о таком! — ты со всей силы оттолкнул меня. — У тебя что, соседа никогда не было?

— Не было, — смущенно ответил я.

И тогда ты посмотрел на меня. Я ожидал увидеть в твоих глазах отвращение или страх, но, кажется, тебе было интересно. Йован был единственным в твоем окружении, у кого не было соседа и наверное ты даже не предполагал, что бывают другие. Ты быстро забыл о том, что только что произошло и принялся есть прямо со сковороды.

— Чем ты занимаешься?

— Я ученый.

— Извращенец что ли? — спросил ты с набитым ртом.

— Да, — я опустился на стул, чувствуя, как сердце все еще бешено колотится от страха за тебя и в отчаянии схватился за голову.

— Опять…

Я любовался тем, как ты торопливо ел, как масло текло по твоим костлявым рукам. Этот день был самым сложным в моей жизни, и мне предстояло пережить еще два года таких дней! И я засомневался, что вообще способен на такое.

Жизнь с тобой оказалась невыносимой. До сих пор я и не подозревал, каким великим терпением обладаю. Ты ненавидел новые правила и то, что тебя заставили их принять. Йован, напуганный моим появлением, ревностно следил, чтобы ты возвращался домой вовремя и убрал из ваших отношений любые намеки на дружбу. Пока они с Лампой проводили время вместе, ты сидел один в своей комнате. Мне было легче от того, что я мог контролировать тебя, но то пространство, в котором мы вдвоем оказались заперты, в любую секунду могло вспыхнуть и уничтожить нас обоих.

Спустя несколько мучительных недель, меня вызвал к себе брат. Я зашел в его кабинет и увидел неожиданную картину. Йован вальяжно уселся на его столе, поправляя прическу, пока сам Благо не мог разобраться в своих бумагах.

— Когда это вы успели так сблизиться? — я сел и Йован тут же слез со стола. — Ты всем подчиненным позволяешь своевольничать в своем кабинете или только самым ценным?

— Не беси меня! Я сослал Фроу в соседний город и теперь не могу здесь ничего найти! — брат от злости вырвал из стола ящик и швырнул на пол. — В отличии от тебя я не могу позволить себе две слабости одновременно. Знаешь что-нибудь про самоконтроль?

Он потер виски и тяжело выдохнул.

— Слушайте внимательно. Сейчас вы пожмете друг другу руки и примите несколько условий. Ты, Благо, не будешь влиять на отношения своего соседа с окружающими, а Йован проследит, чтобы его подчиненные не нарушали законов соседства. Мои наблюдатели должны быть довольны, чтобы хорошо выполнять свою работу. Любое покушение на их спокойствие я буду расценивать как измену.

Йован протянул мне руку. Согласиться на такое значило признать свое поражение. В честной борьбе мне было его не победить. Брат мой был совершенно серьезен. Я мешал ему, был угрозой для наблюдения, да и вообще портил настроение его дорогому директору. Выбора мне не предоставили, и я со всей силы сжал ладонь Йована. Директор молча вышел из кабинета и мы с братом остались вдвоем.

— Выглядишь паршиво, — заметил он, копошась в документах. — Может работа приободрит тебя?

Он вручил мне папку с личными делами очередных мелких оппозиционеров, и я с радостью взялся за них. Почти неделю я провел вне дома, вымещая злобу и отчаяние на несчастных вольнодумцах. Это помогло очистить голову от скверных мыслей. Когда я вернулся домой, ты был на работе. Я прилег на твою кровать и нащупал что-то твердое под подушкой — твой альбом с набросками одежды и кусочками ткани, приколотыми в уголках. На большинстве был ты сам, часто встречались Лампа и Йован. И в самом конце я с удивлением обнаружил самого себя в красном как кровь костюме и без глаз. Я долго смотрел на твой рисунок. Ты продумывал детали и явно уделил этой работе много времени. И я понял, как можно этим воспользоваться.

Я приготовил вкуснейший пирог и отправился с ним в Офис как раз ко времени твоего обеденного перерыва. Вы, как обычно, сидели втроем в кабинете Йована.

— Где ты был? — спросил ты увидев меня на пороге. — Я думал, ты уже не вернешься и мне снова придется переезжать.

— Было много работы. Только освободился и приготовил для вас кое-что вкусное.

Я поставил пирог на стол и глаза Лампы загорелись.

— Ну почему не ты мой сосед? — спросил он облизывая губы и отрезал себе самый большой кусок.

— Присоединишься? — наигранно дружелюбно спросил Йован.

— Не могу. Много дел, — я сделал вид, что собрался уходить, но задержался, рассматривая рубашку директора. — Это ты сшил, Птенец?

Ты вскинул голову.

— Может и для меня сошьешь что-нибудь? Скоро мой день рождения. Будет вечеринка. Надеюсь, кстати, что вы все на нее придете. Мне бы не помешал новый костюм.

Ловушка сработала. Ты аж подскочил, кивая головой и осматривая меня с головы до ног. Это оказалось даже легче, чем я ожидал.

— Могу зайти за тобой после работы. Купим ткань по пути домой, — скрывая волнение предложил я.

— Хорошо. Через 4 часа, — быстро сказал ты и отвернулся, пряча раскрасневшиеся щеки.

Я подмигнул Йовану и пошел к брату. Мы провели несколько часов вместе, попивая кофе и разговаривая обо всем подряд. Было приятно снова оказаться воодушевленным. Когда подошло время я вернулся на твой этаж. Последние рабочие минуты наверняка тянулись для тебя долго, а вот мне казалось, что все происходит слишком быстро. Я смотрел, как ты неотрывно следишь за Тьмой на экранах, когда ко мне подошел Йован.

— Ты действительно собираешься привести его на ваш праздник? Покажешь ему брата?

— Нет. Я хочу устроить скромное мероприятие только для самых близких.

Мы с Йованом быстро научились строить из себя приятелей и со стороны казались почти друзьями. Ему в этом помогал талант руководителя, мне — многие годы лицемерия. Раздался сигнал окончания смены. Ты вскочил с места и выбежал к нам в коридор.

— До завтра! — бросил ты Йовану через плечо, торопясь покинуть Офис.

Моя мечта сбылась. Я шел домой не один. Ты без умолку рассказывал о создании вещей, и мне было очень легко подогревать твой интерес. Достаточно было выхватывать из твоей речи какие-то слова и просить рассказать подробнее. Мне хотелось верить, что проходящие мимо люди восхищались нами.

«Вот идут примерные соседи, они должно быть счастливы», — такие мысли я мечтал найти в их головах.

Мы зашли в магазин тканей. Ты спорил о чем-то сам с собой, стоя у витрины с пуговицами. Я же за это время нашел ткань того же цвета, как на твоем рисунке.

— Что думаешь? — спросил я, прикладывая ее к своей груди.

И снова я победил. Ты сдерживался изо всех сил, но я видел как у тебя руки задрожали от восторга и нетерпения. Пока что мне было достаточно и этого.

Домой мы вернулись с сумками, полными ткани и всевозможными мелочами. Ты явно не собирался останавливаться на одном только костюме.

— Раздевайся. Вставай сюда. Стой смирно, а то уколю, — командовал ты, раскрывая блокнот с мерками.

— Красиво? — спросил я, раздевшись, пока ты всматривался в мои черты.

— Твое тело да. Оно идеальный манекен. Но сам ты жуткий.

Ледяные пальцы касались моей кожи везде. Ты суетился вокруг меня, а я смотрел на твою кудрявую макушку и аккуратно подбирал слова.

— И что же во мне такого жуткого?

— Не знаю. Это как стоять у дверей склепа или подвала. Оттуда тянет таким мертвым холодом. Вот с тобой тоже самое.

— Надо же, — ты сделал очень правильные выводы, хотя я толком еще не успел навредить тебе. — Хочешь, я тебе почитаю?

— А у тебя есть книги? — ты взял красную ткань и накинул мне на плечи.

— Я же ученый. У меня есть на такое разрешение.

Я стал приучать тебя к своему голосу. Пока ты работал, я лежал на твоей кровати и читал выдержки из засекреченных архивов. Так ты и полюбил проводить время со мной. Достаточно было соблюсти пару деталей: прикормить тебя, позволить наряжать во что пожелаешь и дать доступ к запрещенным знаниям. И однажды, будучи в особенно благостном состоянии, ты все таки признал, что я куда элегантнее и привлекательнее Йована.

Наш день рождения проходил в старом особняке. Брат созвал своих наемных правителей — разодетых и гордых лояльных идиотов, и мне предстояло провести среди них весь вечер. Находиться в окружении льстивых скряг я давно привык, но в тот раз терпеть это было особенно трудно. Я мечтал о завтрашнем дне — моем личном празднике, который я устраивал для близких. Чтобы избавиться от навязчивого общения я пошел на неожиданный для себя шаг — прибился к Йовану. Как только кто-то хотел присоединиться к нам — мы начинали с серьезным видом спорить о несуществующих вещах, не давая чужаку и слова вставить. Там здешнее общество быстро потеряло к нам какой-либо интерес. Брат, окруженный своими верными бронированными, заявился на праздник с опозданием.

— Надо же, как талантлив твой сосед, — удивился он, осматривая мой новый костюм. — Попроси его сшить еще один. Черный, с металлическими украшениями.

— А ты не растолстел, сидя целыми днями у себя в кабинете?

Время тянулось долго. Я изучил почти все комнаты в этом доме. В нем было полно старых и красивых вещиц и я развлекал себя, таская самые интересные из них к входной двери, чтобы потом отнести тебе. Когда подали еду, я занял место справа от брата, сидевшего во главе стола. Йован сел напротив меня, поэтому весь вечер мы разговаривали только между собой. После многих тостов и поздравлений брат решил взять слово.

— Сейчас мы все спокойны и уверенны в безопасности нашего мира. За Тьмой надежно приглядывают тысячи наблюдателей, и всё же мы постоянно находим новых противников нашего порядка. Находим их уже тогда, когда они готовы действовать. И это не дает мне покоя. Мы должны сделать следующий шаг, чтобы обеспечить надежную защиту для всех жителей этого города. Нам следует защищать их умы от внушений и порочных стремлений. Я рад представить вам мой новый план. Мы будем смотреть и прислушиваться к каждому, чтобы пресекать любые посягательства на закон. Те, кто следит за молчаливой Тьмой, возьмут на себя новый почетный долг и общими усилиями…

— Нет! — перебил его строгий голос. Йован бесстрашно и открыто возразил моему брату. — Не в моём Офисе и не с моими наблюдателями.

Все гости замерли от страха и любопытства. У меня самого внезапно пересохло в горле и я глотнул вина, не отрывая взгляда от лица директора.

— Твой офис? — тихо спросил брат и я заметил, как дернулись уголки его губ. Такое происходило, когда его охватывала ярость.

— Каждый наблюдатель работает на износ. Я не позволю взвалить на них дополнительную нагрузку. Если тебе так нужно следить за каждым — придется найти и обучить новых людей. Я не стану рисковать наблюдением за Тьмой ради массовой прослушки.

Они упрямо смотрели друг на друга, а потом брат рассмеялся и похлопал Йована по плечу.

— Вот пример настоящей ответственности. Вы все, смотрите внимательнее.

Гости переглядывались, не зная, как им следует реагировать.

— Ни один из вас на такое не способен. Лживые, трусливые, мной подобранные все как один. За моего дорогого директора!

Бокалы взлетели вверх и гости как по указке вернулись к сплетням и пошлым шуткам. Я сделал глоток и кивнул побледневшему Йовану. Голоса становились пьянее, а смех раскатистее. Я вышел на балкон, оставив за дверьми шум и спертый жаркий воздух. Бронированные, как огромные черные валуны, бродили по саду, тихо позвякивая среди цветущих кустов. На мгновение гул из пьяных голосов стал громче и снова потускнел — Йован сбежал с праздника.

— Уже уходишь? Еще не подали десерт.

Он подошел ко мне, оперся на балюстраду и втянул носом холодный ночной воздух.

— Я не думал, что ты такой смелый, — признался я. — Но мне казалось, что ты умнее.

— Между прочим я защитил не только Птенца, но и тебя. На экранах можно всякое увидеть, знаешь ли. Мог бы и поблагодарить меня.

Я повернулся к нему и схватился за лацканы его пиджака. Он считал злую радость в моих глазах, но не успел спастись. Мне хватило секунды, чтобы сбросить его с балкона. Директор с грохотом упал на ухоженную клумбу и тихо застонал.

— Спасибо, — я постоял так немного, наслаждаясь видами луны и хрипами снизу.

Раздались аплодисменты — вечер близился к концу. Я вернулся к брату и встал рядом. Перед нами, на украшенном свечами столе, красовался огромный торт, и все гости, прижавшись друг к другу, толпились напротив, ожидая разрешения попробовать его.

— Мы счастливы, что этот вечер вы разделили с нами, — радушно заявил брат, сняв с торта кремовую розочку и отправив ее себе в рот. — Надеюсь, вы хорошо повеселились. Какое зрелище — мелкий чиновник указывает мне, что делать! Как жаль, что вам не суждено разболтать об этом всему городу. А ведь это могло стать вашим величайшим достижением!

Фальшивые улыбки на одинаковых лицах сменились гримасами ужаса. Брат толкнул ногой стол, и тут же от упавших свечей вспыхнули как факелы роскошные платья и костюмы гостей, а вслед за ними скатерти и черные шелковые пологи, украшавшие стены. Зал наполнился хаосом и криками. Бронированные били копьями тех, кто старался сбежать и спастись. Мы с братом с облегчением покинули особняк и вышли в сад к Йовану, который за это время успел выползти на дорогу.

— Из-за тебя мне придется собирать новое правительство, — брат присел рядом с ним, надавил на неестественно вывернутое бедро, и Йован зарычал от боли. — Обязательно нужно было влезть? Не мог промолчать? — брат поднялся и осмотрел сад. — Так и будете стоять без дела? Помогите ему!

Один бронированный подошел ближе, с легкостью взял Йована на руки и понес из сада.

— Полагаю, что на мой праздник ты не придешь? — язвительно бросил я им вслед.

Это был лучший подарок для меня. Йован лежал в больнице и посещать его никому не позволяли. У тебя остался только Лампа, но и делить тебя с ним мне не хотелось. Так что у твоего бывшего соседа в рабочем графике внезапно появились дополнительные смены наблюдения.

И на моем дне рождения ты был вынужден держаться меня одного, ведь все остальные были для тебя чужаками — скучными и неотличимыми друг от друга учеными, для которых ты не представлял никакого интереса. Весь вечер мы провели вместе. Я смог завоевать твое расположение вкусной едой и выслушиванием твоих жалоб на жизнь. Ты даже смеялся некоторым моим шутками — до такого отчаяния довела тебя пропажа всех друзей. Так начался очередной год моей проклятой жизни.

Первый раз ты встретился с моим братом прямо в офисе. Мы шли с ним по коридору одного из верхних этажей, куда обычно не пробираются наблюдатели, но в тот день ты зашел туда с Йованом. Ваш очередной душевный разговор так занял все его мысли, что он не успел вовремя прогнать тебя. Ты врезался в моего брата в дверном проеме, а я еле успел спрятаться за углом.

— Что на тебе? Я же ясно сказал, какую рубашку нужно надевать, — ты без стеснения потянул за пуговицу на его воротнике.

— Две минуты до твоей смены. Быстро в кабинет.

Запаниковавший Йован вытолкнул тебя с этажа, а брат всё стоял и рассеянно смотрел на свою рубашку.

— Он что, совсем ничего не заметил? — спросил он у меня и подошел к ближайшему зеркалу.

— Согласись, мы с тобой достаточно похожи, — я старался делать вид, что ничего особенного не произошло, но мой голос дрожал и ладони вспотели. — К тому же ты в костюме, который Птенец сшил для меня.

— Ты тоже нас не различаешь? — брат повернулся к Йовану.

— Я бы не спутал вас, даже если бы очень захотел. Но так было не всегда.

— Что у тебя за сосед такой? Ему кого-угодно можно вместо тебя показать и он не обратит на это внимания? — он покрутился перед зеркалом. — По-моему эта рубашка очень даже неплохая.

— Неплохая — подходящее слово, — я встал рядом, посмотрел на наше отражение и ужаснулся. — Он действительно ничего не заметил? Я же всегда был намного красивее тебя!

С тех пор вы встречались часто, и каждый раз ты этого не замечал. Ты таскался за мной повсюду и проходил туда, куда таких как ты не заведено было пускать. Как-то раз на таком вечере ты просидел возле моего ошалелого брата целый час, что-то рассказывая ему и не замечая, что подсел не к тому.

Приближалось время парада величия — любимого праздника местных властителей. Им нравилось поглазеть на ряженых актеров, изображающих верный и любящий их народ. За пару дней до парада ты стал прилежным и заботливым. Не хамил, не прятал мои вещи, не отбирал еду. И однажды, когда ты внезапно решил помыть посуду после ужина, я спросил, в чем дело.

— Возьми меня с собой на парад, — ты никак не мог потопить сопротивляющуюся тарелку в горячей воде.

— Мне казалось ты ходишь на них с Йованом.

— Если я пойду с тобой как сосед, то он сможет пригласить Лампу как руководитель. А Лампа с самого детства мечтает увидеть шествие.

— И ты, что же, никогда не уступал ему своего места?

Ты смущенно опустил глаза и мне захотелось подразнить тебя подольше.

— Извини, но я уже пригласил кое-кого.

— Как ты мог кого-то пригласить, если у тебя даже друзей нет? — я сощурился и ты быстро исправился. — Кроме нас, конечно, самых близких. Пожалуйста, Благо, возьми меня с собой.

Грязная посуда задрожала в раковине.

— Слишком поздно. Ты опоздал.

— Что?

Я бросился на тебя и повалил на пол, прикрывая собой. Грязная посуда разлетелась вдребезги, осколки ее глубоко вонзились в мебель и посекли все кухонные полотенца.

— Главное правило уборки — успей навести порядок, пока у тебя есть все конечности.