Иди, Птенец! (джен)

Я боюсь за тебя. Если после всей боли, что я тебе причинил, ты пошел спасать меня, значит все намного хуже, чем я думал. Тебя тянет к хаосу, и если ты не исправишь это, то никогда не узнаешь о счастье. Спасать и верить в таких, как я, бесполезно. Солнце благородно молчал обо мне все это время. Было бы проще, если бы он рассказал тебе о моей семье, но кажется, придется делать это самому. Может правда обо мне и нашем мире откроет тебе глаза.

Я родился не здесь, а за Тьмой, всего на пару минут раньше своего брата.

— Благо! — простонала мама, когда я появился на свет.

Она не успела меня обнять, я обманул ее в самые первые секунды своей жизни. Я не дал ей отдыха. Я не позволил ей уснуть. Я был тем, после кого она снова отдалась боли.

— Благо? — спросила она, когда ей на грудь положили моего брата, который и прекратил ее страдания. Так она узнала, что нас двое.

Мы родились крошечные, почти мертвые, но равные. Никто из нас не отбирал силы у другого. А вот страшной, скудной маминой любви хватило только на одного — младшего близнеца. Я научился быть тихим и незаметным еще до того, как пополз. Иногда это помогало избежать ее гнева. О брате хорошо заботились, поэтому он рос сильным и здоровым. Я сравнился с ним только когда он научился прятать и отдавать мне часть своей еды. Мы были неразлучны. Он был для меня проводником в мир — смелый, умный, хитрый. Я же стал его тенью — молчаливой, голодной и терпеливой. Брат мог защитить меня от всего, кроме матери. Он оттаскивал меня, полуживого, в нашу крошечную комнату, когда маме надоедало пытать и мучить.

— Ты понимаешь, что если я вмешаюсь, то разозлю её еще сильнее и нам двоим станет хуже? — спрашивал он тихо, обрабатывая мои раны.

Я всё понимал. Мамин образ еще долго преследовал меня во снах, даже когда я стал взрослым. Он выжжен у меня на веках. А вот отца я помню плохо. Кажется он был спокойным бесцветным человеком. От него мне досталось безволие, от матери — болезнь. А брат получил в наследство жажду власти и холодный рассудок. Он хорошо врал и манипулировал. Благодаря этому мы могли нарушать запреты и оставаться почти невинными в родительских глазах. Нам нельзя было далеко отходить от дома, общаться с другими детьми, говорить со взрослыми. Но когда никто не видел — мы были свободны. И мы пользовались любой такой возможностью.

Так мы узнали про дом Солнца. Это была совершенно другая семья. Сначала мы с братом наблюдали за ними из-за угла. Его мама казалась нам божеством. В ней было столько любви, сколько нам не суждено было испытать за всю жизнь. Его отца мы считали мудрецом из сказок, который всегда знает, как лучше. Она управляла городом, он — создавал лабораторию. Сам Солнце был залюблен до неприличия. Он умел прощать, заботиться и делиться. Однажды, когда его позвали на минуту в дом, нам удалось украсть одну из его игрушек — тряпичного ослика. На следующий день мы затаились в своем привычном месте для наблюдения и ждали его выхода из дома, а он внезапно оказался за нашими спинами.

— Мама сказала, что вы не подойдете сами.

Он протянул нам другие игрушки и что-то, завернутое в разноцветную бумагу. Это были наши первые в жизни конфеты. Так началась наша дружба. Его мама принимала нас, как собственных детей. Я был счастлив и мечтал, чтобы время остановилось и нам никогда не пришлось возвращаться домой. Брат мастерски скрывал свою истинную сущность за наивной улыбкой, притворяясь милейшим из детей.

— Думаешь, она действительно любит нас? — спросил он, когда мы прятали игрушки в ящик под кроватью. — Не может такого быть. Она любит только своего сына, а нас прогонит, когда он повзрослеет и найдет себе более подходящих друзей.

Я не мог перечить брату, но у меня никак не получалось поверить его словам.

— Что у вас там? — внезапно спросил яростный голос.

В тот вечер мама раскрыла нашу тайну и впервые ударила брата. Игрушки полетели в огонь, а на нашей двери появился замок. Вернуть мамино доверие оказалось непросто. Брат все силы бросил на то, чтобы доказать ей нашу преданность, и в конце концов ее сердце оттаяло. Пока мы сидели взаперти, Солнце нашел себе других друзей. Кроха и Ян, которых за любопытство обожал его отец, все дни проводили у них дома, пока мы боялись подойти ближе. Солнце сам заметил наши головы, торчащие из-за угла, и позвал в гости.

— Нам больше нельзя сюда ходить. Мы теперь будем играть одни на серой горе, — брат говорил спокойно и надменно, будто это была наша прихоть. — Можешь пойти с нами, но никому не рассказывай об этом. И не приводи своих новых друзей.

Мы стали проводить время там. Взрослых эти места не интересовали, так что переживать было не о чем. Солнце, не знавший страха, был наивным и очень любопытным ребенком, поэтому увлечь его было легко. Он приносил нам игрушки и еду, и считал это невероятным развлечением. Оставаться незамеченным в окружении обожателей — что может быть интереснее?

В один из таких дней, как часто бывает у детей, мы поссорились из-за ерунды. Брат в порыве гнева, когда лицо его было до невозможности похоже на мамино, толкнул Солнце. Тот поскользнулся и упал на камни, потеряв сознание.

— Что с ним? Иди проверь, — велел мне брат, пихая в спину.

Я подошел ближе. Солнце дышал. Я обрадовался и попытался его поднять.

— Что ты делаешь? Вдруг он расскажет об этом? Представь, что тогда мама сделает с нами!

Он собрал все игрушки в рюкзак, подобрал с земли тяжеленный камень и отдал мне.

— Бросай ему на голову. Пусть думают, что это случайность.

Я не мог разжать пальцев. Солнце был таким беззащитным и только от меня тогда зависела его жизнь. Я стоял как вкопанный, не зная, как поступить. Я никогда не шел против брата, но это было уже слишком.

— Бросай, Благо, — шептал он, подходя ближе. — Думаешь он станет нас выгораживать? Мы с тобой никому не нужны. Только друг другу. Я защищал тебя всю жизнь, теперь твоя очередь.

Это был первый раз, когда я пролил кровь и насладился этим. В будущем я уничтожу много жизней, но ничто не сравнится с самым первым сотворенным злом. Солнце нашли только ночью. Он выжил. Тогда я подумал, что это чудо, но теперь я понимаю, что в выживании ему нет равных. Он молчал о нас, когда пришел в себя. Он молчал обо мне позже.

Я должен признать, что не встречал более смиренного и милосердного человека. Он дает шанс даже таким, как я. Поэтому прошу тебя, Птенец, держись за него, куда бы и как сильно тебя не тянуло.

Никто не мог доказать нашей вины, но я видел, что его мама всё понимает. Она отвернулась от нас, окружила сына своей заботой и больше они не смотрели в нашу сторону.

— Теперь веришь? — спросил у меня брат. — Я был прав. Все матери одинаковы, они не любят чужих детей.

Спустя несколько лет, когда мы стали подростками, а родители начали стареть, наши жизни окончательно подчинились болезни матери. Она захотела занять место главы города. Глупая, злая и мелочная женщина. Стыдно было смотреть, как она пытается конкурировать с матерью Солнца.

В ночь перед неминуемым провалом на выборах, она повела нас куда-то. Я мог идти по городу с закрытыми глазами и всегда знать, где нахожусь, но тогда, в свете луны, я не сразу осознал, куда нас привели. Знакомый дом с яблоней изменился — его синие стены почему-то оказались белыми, а на всю улицу стоял резкий запах краски. Папа ждал нас у дверей, а мы втроем вошли внутрь. С родителями Солнца мама справилась сама, а нам было велено разобраться с их сыном. Не знаю, как так вышло, но мы с братом разделились. Я нашел Солнце первым. Я должен был действовать сам, без приказов, но я так не умел. Я растерялся, и Солнце сбежал, а мне в наказание переломали ребра.

Оставаться здесь было нельзя. Отец дотащил меня до берега и бросил на дно лодки. Я помню только, как солоно у меня было на губах — то ли из-за морской воды, то ли из-за крови. Была ночь шторма. Мы должны были погибнуть в волнах — это было бы лучше и для нас, и для этих проклятых миров. Но ночь и буря пронесли нас через Тьму и выбросили на берег чужой стороны. Так мы и оказались здесь.