Иди, Птенец! (джен)

Первый раз ты встретился с моим братом прямо в офисе. Мы шли с ним по коридору одного из верхних этажей, куда обычно не пробираются наблюдатели, но в тот день ты зашел туда с Йованом. Ваш очередной душевный разговор так занял все его мысли, что он не успел вовремя прогнать тебя. Ты врезался в моего брата в дверном проеме, а я еле успел спрятаться за углом.

— Что на тебе? Я же ясно сказал, какую рубашку нужно надевать, — ты без стеснения потянул за пуговицу на его воротнике.

— Две минуты до твоей смены. Быстро в кабинет.

Запаниковавший Йован вытолкнул тебя с этажа, а брат всё стоял и рассеянно смотрел на свою рубашку.

— Он что, совсем ничего не заметил? — спросил он у меня и подошел к ближайшему зеркалу.

— Согласись, мы с тобой достаточно похожи, — я старался делать вид, что ничего особенного не произошло, но мой голос дрожал и ладони вспотели. — К тому же ты в костюме, который Птенец сшил для меня.

— Ты тоже нас не различаешь? — брат повернулся к Йовану.

— Я бы не спутал вас, даже если бы очень захотел. Но так было не всегда.

— Что у тебя за сосед такой? Ему кого-угодно можно вместо тебя показать и он не обратит на это внимания? — он покрутился перед зеркалом. — По-моему эта рубашка очень даже неплохая.

— Неплохая — подходящее слово, — я встал рядом, посмотрел на наше отражение и ужаснулся. — Он действительно ничего не заметил? Я же всегда был намного красивее тебя!

С тех пор вы встречались часто, и каждый раз ты этого не замечал. Ты таскался за мной повсюду и проходил туда, куда таких как ты не заведено было пускать. Как-то раз на таком вечере ты просидел возле моего ошалелого брата целый час, что-то рассказывая ему и не замечая, что подсел не к тому.

Приближалось время парада величия — любимого праздника местных властителей. Им нравилось поглазеть на ряженых актеров, изображающих верный и любящий их народ. За пару дней до парада ты стал прилежным и заботливым. Не хамил, не прятал мои вещи, не отбирал еду. И однажды, когда ты внезапно решил помыть посуду после ужина, я спросил, в чем дело.

— Возьми меня с собой на парад, — ты никак не мог потопить сопротивляющуюся тарелку в горячей воде.

— Мне казалось ты ходишь на них с Йованом.

— Если я пойду с тобой как сосед, то он сможет пригласить Лампу как руководитель. А Лампа с самого детства мечтает увидеть шествие.

— И ты, что же, никогда не уступал ему своего места?

Ты смущенно опустил глаза и мне захотелось подразнить тебя подольше.

— Извини, но я уже пригласил кое-кого.

— Как ты мог кого-то пригласить, если у тебя даже друзей нет? — я сощурился и ты быстро исправился. — Кроме нас, конечно, самых близких. Пожалуйста, Благо, возьми меня с собой.

Грязная посуда задрожала в раковине.

— Слишком поздно. Ты опоздал.

— Что?

Я бросился на тебя и повалил на пол, прикрывая собой. Грязная посуда разлетелась вдребезги, осколки ее глубоко вонзились в мебель и посекли все кухонные полотенца.

— Главное правило уборки — успей навести порядок, пока у тебя есть все конечности.

Для парада перекрыли главный городской проспект. Вдоль него установили трибуны для зрителей, из ближайших домов выгнали на день всех жильцов. Мы вчетвером заняли лучшие места. Йован, для которого посещение таких мероприятий было лишь должностной обязанностью, был занят чтением. Ему позволялось заниматься таким в общественных местах, и он с удовольствием пользовался своей возможностью. Лампа оставил у ушлых местных торговцев сладостями все свои деньги и с трудом видел из-за бумажных пакетов то, что происходит у него перед носом.

Перед нашей трибуной появился улыбчивый блондин и толпа взорвалась овациями.

— Это же Коршун Соло! — закричал Лампа и вскочил, разбросав свои бесценные конфеты и замахал руками. — Коршун Соло! Я твой фанат!

Улыбчивый блондин помахал ему в ответ, и раскрасневшийся Лампа смущенно сел на место. Коршун Соло вдруг достал из сапога нож и бросил его в нашу сторону. Нож вонзился в грудь сидящего перед Лампой старичка. Со всех сторон на него навалились люди, борясь за право завладеть трофеем. Юркая рыжая девчушка протиснулась через разъяренных взрослых и через пару секунд триумфально подняла вверх кулак с окровавленным ножом.

— Вот повезло, — Лампа собрал с пола конфеты и набил ими рот.

Забили барабаны и зрители стали выть как дикие звери. Между трибун двигалась первая платформа. На ней десятки человек в эффектных костюмах выстраивали из своих тел высокие пирамиды и гнулись так, как не положено гнуться живым людям. По бокам платформы из труб на зрителей фонтаном лилась красная вода, орошая их с ног до головы. Люди радовались и хлопали. Когда действо дошло до нас, я прикрыл твои глаза ладонью и сам отвернулся, но половину моего лица все же покрыло водой.

— Я же так ничего не увижу! — ты недовольно оттолкнул мою руку.

— Вот именно.

Ты весь, кроме глаз, был покрыт красной водой. Йован снял с себя запачканные очки, достал чистую пару и продолжил читать. Вы с Лампой обменивались восторгами и ждали следующую платформу, но когда она оказалась перед нашей трибуной — ваши впечатления не совпали. Своими чистыми глазами ты видел правду. На платформах стояли картонные декорации с грубо нарисованными людьми. Лампа хлопал в ладоши и сидел с открытым ртом, а ты совершенно не понимал, что его так поражает.

— Предыдущие парады были другими. Я чего-то не понимаю? — прокричал ты мне в ухо, пытаясь переорать друга.

Йован печально посмотрел на тебя, а потом бросил на меня осуждающий взгляд. Как я мог испортить его любимцу праздник? Да очень просто мог.

— Наверное ты просто повзрослел и больше тебя не впечатляют акробаты, — предложил я и успокаивающе погладил тебя по мокрым волосам.

— И это наше величие?

— Уж какое есть.

Я не ожидал, что увиденное настолько тебя расстроит. Мне даже захотелось на секунду покрыть твои глаза водой, чтобы вернуть сладкую иллюзию, но я был здесь не за тем. Скоро тебе надоело глядеть на фальшивое достояние своего города и ты заскучал. Лампа потерял голос, ладони его покраснели от хлопков. Стало тише и остаток парада мы с тобой разглядывали и обсуждали окружающих.

Одним глазом я видел серый день и раскрашенный картон, вторым — талантливых, славящих правительство артистов. Зрители тоже казались мне двойственными. Их реальные и вымышленные образы накладывались друг на друга и голова от этого начинала болеть. Но ты был одним и тем же, идеальным в обоих моих глазах. Я сосредоточился на твоем лице и не отрывал от тебя взгляда. Вот и снова мы с тобой остались вдвоем среди бушующей толпы — образцовые соседи, друзья, увлеченные друг другом настолько, что не видят перед собой самого яркого праздника в году. Если бы только омыть лица всех присутствующих — они бы смотрели на нас неотрывно, как на чудо, и ничто не отвлекло бы их от этого прекрасного зрелища.