Иди, Птенец! (джен)

Лампа просочился ко мне в кабинет неслышно и только профессионализм не позволил мне отвернуться от экранов, когда он внезапно зашептал мне в ухо.

— Пойдем встречать рассвет на крыше Офиса.

Мы работаем в самом высоком здании города и рано или поздно такое предложение должно было поступить.

— Вскроем замок. Никто и не заметит.

Лампа из тех трусливых людей, что в неясных порывах подначивают других нарушать законы, а я из тех, что не способны отказать.

Рабочий день закончился. Мы с деловым видом покинули Офис и засели ближайшем кафе. Когда небо порыжело от закатного солнца, а дома набухли, впитав в себя тусклые тени, мы пошли к офису неизвестной мне дорогой. Я не стал спрашивать, откуда Лампе известны все тайные ходы и переулки. Он привел меня к незаметной двери. Служебный вход, за которым оказалась серая лестница и будущая боль в ногах от долгого подъема. Покорив множество лестничных пролетов, мы остановились перед дверью, ведущей на крышу.

— Ну и что дальше?

— Я не умею вскрывать замки, — как будто только что вспомнив об этом, сказал Лампа.

Я не удивился. Его очередной нелепый план провалился. Я, как хороший друг, поддержал его и теперь мог спокойно идти домой.

— Что делаете? — спросил певучий голос из-за спины.

Йован стоял за нами и с интересом смотрел на дверь. В моей голове собралась очередь из оправданий, и я уже выбрал одно из них, но Лампа, не отрываясь от изучения замка, буднично бросил через плечо: «Думаем, как открыть дверь.»

— Я следил за тем, как вы крались к этой лестнице. Вот значит зачем. Но вам нельзя на крышу.

— Поэтому мы и уходим, — я дернул Лампу за рукав.

— Мы хотим посмотреть на рассвет. Ты же директор. Пусти нас.

— Еще чего, — усмехнулся Йован и поправил очки.

Я хорошо знал этот жест. Так он прятал глаза.

— Тебе тоже туда нельзя, — смакуя каждое слово сказал я. — Не все пути доступны важному директору.

— Важный директор может заставить тебя месяц работать без выходных.

Но я уже победил.

— Идем Лампа. Тут нет человека, который может открыть эту дверь.

— Ждите здесь, — прошипел Йован.

Он сбежал вниз по лестнице и вернулся уже со связкой ключей, а я только поражался силе его ног. Йован открыл дверь и вышел на крышу. К нему бросилась стая кошек, живущая здесь. Йован стал уговаривать их не рассказывать никому о нашем вторжении. Этот мяучащий разговор превратился в кошачью истерику с визгами и шипением, а потом все кошки разбежались как по команде и исчезли в щелях и трещинах здания.

Я никогда не видел город с такой высоты. Он весь был пронизан желтыми сосудами улиц. Столбы Тьмы торчали из него, освещаемые прожекторами. Оказалось, что Лампа боится высоты. Он сел у двери и двумя руками схватился за ручку. Лампа уверял нас, что ему и оттуда все прекрасно видно и зрелище это скучное, так что можно спускаться.

— Вам тут быть не положено, — внезапно раздалось с лестницы.

Нас нашел охранник. Йован самодовольно поправил галстук.

— Я директор Офиса. Все в порядке.

Охранник, прихрамывая, подошел к нам совсем близко, и вырвал ключи из рук Йована.

— Директора не воруют.

Я исподлобья смотрел, как Йован поправляет очки. Он выпрямился, улыбнулся и рванулся к двери, сбив охранника с ног.

— Бежим, — крикнул он мне, подхватил под руку Лампу и исчез на лестнице.

Я бежал следом, задыхаясь от смеха и боли в ребрах. Мы остановились, только когда Офис Наблюдения остался далеко позади.

— Те лишайные кошки сдали нас. Я прикажу избавиться от них, — грозил Йован, восстанавливая дыхание. — Но раз рассвет на крыше отменяется, может встретим его на земле? Вы голодные?

Мы зашли в дешевую забегаловку. Ее посетители с интересом разглядывали элегантного, не вписывающегося в обстановку директора Офиса. Йован накормил нас жирной едой с бумажных тарелок. Я вспоминал произошедшее на крыше и изображал по очереди то испуганного Лампу, то уязвленного Йована. Лампа отрицал свой страх высоты и уверял, что просто боялся простудиться на ветру, а Йован решил игнорировать все шутки в его адрес. В искусстве хранить нейтральное выражение лица ему не было равных.

Теплая ночь приглашала на молчаливые улицы. Уборщики собирали с тротуаров мусор и забытых младенцев, а мы заглядывали в спящие окна и вели тихие разговоры. Ближе к рассвету мы пришли на площадь, которая идеально подходила для встречи рассвета. Лампа, зачинщик этого мероприятия, захрапел на плече у Йована, как только мы уселись на лавку под раскидистым деревом. Директор достал пачку сигарет и закурил одну.

Мы ждали, когда небо посветлеет и придумывали нелепые оправдания, которые Йовану предстояло скормить начальству. В них мы с Лампой играли роль жертв, которые не могли противостоять приказам безответственного директора.

— Почему ты был в офисе так поздно? — спросил я, пока Йован безуспешно чиркал зажигалкой возле очередной сигареты.

— А что мне еще делать? — с грустью спросил Йован. — Директорская привилегия бессоседства лишает меня причины торопиться домой.

— Хотел бы я себе такую привилегию.

— Ты не знаешь, о чем говоришь.

Рассвет мы встречали молча, под мелодичное сопение Лампы. Я люблю этих двоих и любовь к ним равнозначна, хотя Йован появился в моей жизни еще в детстве, а Лампа всего несколько лет назад.

Рассвет оказался обычным, и никому не нужным. Сначала мы проводили домой дрожащего от утреннего холода Лампу. У моей двери Йован простоял дольше, объясняя взволнованному Благу моё ночное отсутствие.

С обычной теплой улыбкой и печалью в глазах он попрощался и со мной. Я смотрел в окно как он уходит к себе, в свою роскошную квартиру, прокуривать привилегию бессоседства, которой, а я точно это знал, он всегда мечтал лишиться.