Бесаме мучо (джен)

Алекс и Флитвик возвращались в башню Равенкло молча.

Алекс обдумывала всё сказанное Дамблдором. У неё есть неделя. А потом старый паук возьмётся за неё всерьёз. Хорошо, если сработает план, по которому её опекуном назначат Снейпа, а если нет? Министр тоже не откажется отдать Избранную в такую семью, где её можно будет контролировать. Увы, вздохнула Алекс, но в этом мире она просто бренд. Торговая марка, на которой можно зарабатывать политические очки. А её личные хотелки никого не волнуют.

С другой стороны — в этой ситуации можно попробовать столкнуть лбами Дамблдора и Министерство… и отползти в сторонку, накрывшись тазиком. Пусть копья ломают, а она будет ждать Сириуса.

Хотя… Дамблдор ведь не дурак и понимает, что чрезмерное раздувание конфликта вокруг опекунства Избранной ему просто не выгодно. Фадж и впрямь может подсуетиться и оттеснить Светлейшего. Хоть ненадолго, но может. Такое положение дел Дамблдору невыгодно — его время поджимает. А вдруг Блэк появится и разгонит всех самозваных претендентов на опекунство, да ещё и всего доброго в дорогу нажелает. Блэки — они такие, от них редко кто уходил с пустыми руками.

А это значит, что обрабатывать её будут в Хогвартсе, не доводя дело до Министерства. И это неплохо, больше вероятности, что прокатит вариант со Снейпом. Во всяком случае, всё не так страшно, как это пытается показать Дамблдор. «Прорвёмся…» — подумала Алекс, стараясь придать своим мыслям тон уверенности и спокойствия.

Флитвик, всю дорогу сочувственно поглядывавший на Алекс, перед входом в башню сказал:

— Зайдите ко мне, Алекс. Я хочу сказать вам пару слов.

Алекс кивнула и прошла вслед за маленьким профессором в кабинет декана. Там их уже ожидал накрытый столик с чайником, чашками и блюдом с крохотными — на один укус — эклерами. Флитвик разлил чай по чашкам и сказал:

— Угощайтесь, мисс. Эти ежевичные пирожные эльфы Хогвартса готовят совершенно по-особенному. Даже в кафе Фортескью вы таких не попробуете.

Алекс отпила из чашки, крошечное пирожное действительно оказалось выше всяких похвал, и девочка стала потихоньку успокаиваться. Только сейчас она поняла, насколько некомфортно ей было во время беседы с Дамблдором.

— Да-да, — вздохнул Флитвик, — дорогой Альбус пытался на вас надавить, используя свои ментальные способности. Но вы молодец, Алекс. Держались.

— Директор действительно может провернуть всё, о чём говорил? — тихо спросила Алекс.

— Вообще-то это не так просто сделать, — лукаво усмехнулся Флитвик. — Сириус Блэк — ваш крёстный, он оправдан и отчитываться в своих действиях ни перед кем не обязан. Пренебрегал же Альбус столько лет своими обязанностями опекуна, когда вы жили у своих маггловских родственников? И никто по этому поводу расследований проводить не рвался, всем хватало уверений, что вы живы-здоровы и растёте в безопасности. Единственный, кто пытался добиться от Дамблдора каких-то отчётов о вашем состоянии и местонахождении — это Лорд Малфой.

— Да? — спросила удивлённая Алекс.

— Да, — кивнул Флитвик. — Он действовал от имени своей жены, как вашей близкой родственницы. Но, сами понимаете, — тут полугоблин забавно развёл руками, — ему несколько раз затыкали рот его Пожирательским прошлым. И он просто вынужден был замолчать. А все остальные слушали Дамблдора и благостно кивали. И теперь вы можете попробовать провернуть тот же фокус — твердить, что крёстный ваш жив и здоров, но испытывает весьма сильную степень мизантропии к предавшему его обществу Магической Британии и в контакт ни с кем кроме вас вступать не желает. Но он просил передать, что если вас не перестанут беспокоить — то непременно вступит. Правда не все останутся довольны таким контактом, но ведь на всех и не угодишь…

Тут Флитвик лукаво улыбнулся и тоже взял с блюда крошечный эклер.

— Знаете, профессор, — сказала Алекс, — по-моему, звучит здорово.

— И у вас всегда остаётся вариант с Северусом, — заметил Флитвик. — Таким образом, вы сможете выиграть некоторое время. Но вашему крёстному всё равно стоит поторопиться, Алекс. Я не знаю, в какую игру играет директор, но чувствую, что он хочет заполучить контроль над вами любым способом. И он торопится.

* * *

Бродяга толком не понял, сколько прошло времени с момента его исцеления. Сутки? Двое? Но по истечении этого срока появился шаман, который внимательно осмотрел его, поцокал языком, окурил красным вонючим дымом и заявил, что Бродяга вполне здоров и может попробовать перекинуться.

Бродяга попробовал… и с огромной радостью ощутил себя вновь человеком.

— Хорошая работа, — похвалил самого себя шаман, и Сириус тут же согласился, что работа просто превосходная, и горячо поблагодарил шамана, Твука и блондинку за помощь.

Шаман покивал, пробормотал «Спасибо не булькает», прихватил ученика и пожитки и исчез с такой скоростью, словно владел аппарацией. Что же касается блондинки и Твука, то они остались и вождь подземного народца вздохнул:

— Мы рады, что ты понимаешь благодарность. И мы просим тебя помочь нам.

— Я готов это сделать, если таковое в моих силах и возможностях, — ответил Сириус. — Что вам нужно? Продукты? Одежда? Зелья? Я готов предоставить всё.

— Да нет, — вздохнул Твук. — С этим мы справляемся. Просто этот мир не приемлет нас в принципе. Мы вырождаемся. Нам нужно вернуться.

— Но домовые… — начал Сириус, и Твук грозно нахмурился:

— Не говори об этих предателях, маг! Они извратили свою суть и посвятили себя служению. Взамен вы, маги, делитесь с ними своей энергией, это даёт им возможность длить своё существование. Но мы так не хотим.

Маячившие поблизости обитатели посёлка явно грели уши и при этих словах начали подпрыгивать, бить себя в грудь и воздевать вверх правые руки, изображая то ли знак «Виктори», то ли вообще «Но пасаран!»*

— Но я понятия не имею, как я могу вам помочь… — растерялся Сириус.

— Всё не так сложно, — сказал Твук. — Есть артефакт, привязавший нас к этом месту. Мы не можем покинуть его и отправиться, куда пожелаем, до тех пор, пока этот артефакт не будет разрушен. Мы не можем сделать этого. Ты — сможешь.

— Кхм… — не сразу нашёлся, что сказать, Сириус. — Ничего себе — задачка.

— Для тебя она будет несложной, маг из Тёмного Рода, — спокойно сказал Твук. — Это мы даже приблизиться не можем к артефакту. А вот ты — сможешь. И тебе это даже ничем не грозит.

— Секундочку… — быстро сказал Сириус, которого жизнь приучила к тому, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. — Я благодарен вам. Я готов помочь вам настолько, насколько это будет в моих силах, ибо на мне Долг Жизни перед вами, Белянка и Твук. Но я прошу вас быть со мной честными. Не надо мне лгать, уверяя, что последствий не будет.

— Я честен, — сказал Твук.

— Я честна, — произнесла блондинка.

— Та-ак… — протянул Сириус. — Значит, расклад такой. Твой народ, Твук, долгое время находится в этом подземелье, так? С какого времени?

— Со времён последней гоблинской войны… Нас тогда почти уничтожили, — проворчал вождь подземного народа. — Мы были союзниками гоблинов.

— Интересно… — протянул Сириус. — Отчего же тогда маги не подозревают о вашем существовании?

— Мы шли в бой в доспехах, похожих на гоблинские, — пояснил Твук. — Общались только на гобледдуке. По росту мы похожи. Всё остальное магов не интересовало. А гоблины нас не выдали.

— Но как тогда вы оказались здесь? Фактически в плену? — удивился Сириус. — Мало ли на Земле мест, где вы могли бы найти приют и каждый день видеть небо… и не питаться крысами.

— Ваш мир не принимает нас и его красоты нам чужды, — вздохнул Твук. — Так что нет нам разницы — здесь, в подземельях под городом хумансов, или вдали от него, в диких лесах, что ещё сохранились в этом мире. А привязал нас к этому месту, не давая покинуть его, маг, чьё имя известно каждому из вас.

— Уважаемый вождь, не надо тянуть интригу дольше, чем это необходимо, — проворчал Сириус.

Твук чуть улыбнулся:

— Не буду. Просто до недавнего времени мои собеседники не были столь… нетерпеливы. Этот маг здравствует и по сей день. Хотя… Ему осталось не так уж долго пребывать в этом мире. Философский камень — тоже не панацея, знаете ли.

— Так это — Николас Фламель? — поразился Блэк.

Твук мрачно кивнул.

— Этот маг обманул нас. Мы поделились с ним секретом Эликсира жизни… Того самого, который вы называете Философским камнем, а… Он не помог нам вернуться. Более того, он создал артефакт, привязавший нас к этому миру. Но теперь у нас появился шанс.

— Шанс вернуться?

— Да, — торжественно кивнул головой Твук. — Ты и Белянка — первые со времён Фламеля, кто вступил в эту пещеру, не принадлежа к моему народу.

— Чем же мы заслужили такое доверие? — иронически усмехнулся Сириус.

— У вас обоих Долг Жизни перед моим народом. Насколько я знаю, Долг Жизни — это не пустой звук для магов. Не так ли?

— Так, — кивнул Сириус, с интересом покосившись на Белянку. Что случилось с этой женщиной? Как она оказалась в подземельях? Есть ли у неё родные и почему она не возвращается к ним? И почему они не ищут её? К тому некоторые оговорки Твука были весьма загадочными… Похоже, он не относит Белянку к хумансам, то есть к людям, как его, Сириуса. Так откуда же взялась Белянка и кто она такая? Потомок вейл? Или сидхе? Но почему тогда её магия так слаба?

— Не стоит гадать, кто я такая, Сириус, — грустно сказала Белянка. — Я и сама не знаю этого. Я ничего не помню из прошлой жизни с тех пор, как несколько лет назад очнулась в подземелье. Если бы мне не помогли — я бы умерла. Знаешь, мне даже ходить пришлось учиться заново, хорошо хоть язык помнила… Шаман сказал, что я вспомню всё, когда отдам Долг Жизни, но я слишком слаба, чтобы уничтожить артефакт. Зато я могу провести ритуал, пользуясь силой Подземного народа. Если каждый из нас выполнит в точности своё предназначение, то Подземный народ вернётся в свой мир, а мы оба сможем обрести желаемое. Я обрету память, а ты — возможность защитить свою дочь.

— Как… как ты узнала? — поразился Сириус.

Белянка пожала плечами:

— Иногда я чувствую такие вещи. Мне кажется, что у меня тоже была дочь. Знаешь, Сириус Блэк, я пытаюсь вспомнить её… и не могу. Никак не могу. Поэтому давай отдадим свой Долг. Иначе я просто сойду с ума.

— Да, — отозвался Сириус. — Ты права. Я готов. К тому же время работает не на меня. Что я должен сделать, уважаемый вождь Твук?

— Артефакт, созданный Фламелем, находится в месте, которое хумансы называют Собором Парижской Богоматери, — сказал Твук.

— В самом соборе? — поразился Бродяга.

— В подземельях, — ответил Твук. — Мы можем провести тебя туда, но проникнуть в них не можем. Тебе надлежит сделать всё самому.

— Ты знаешь, как можно уничтожить этот артефакт? — поинтересовался Сириус.

— Я знаю, — вздохнула Белянка. — Твук и его люди водили меня туда. Но у меня хватило сил только разглядеть его. Уничтожить — нет. Для этого нужно вызвать Адское пламя. Я не могу этого сделать. А если вызову — то не удержу.

— Полгорода выгорит, — проворчал Твук, — нам не нужны лишние жертвы среди хумансов и разрушенный город. Мы никого не хотим провоцировать на новое насилие, не хотим быть проклятыми.

— Понятно, — вздохнул Бродяга. — Что ж, думаю, что у меня хватит сил удержать Адское пламя. Кстати, а другого способа уничтожить артефакт нет?

Белянка и Твук переглянулись, затем Твук заявил.

— Возможно, и есть. Но нам о них ничего не известно.

— Ладно, — вздохнул Сириус. — Будем действовать по обстановке. Когда отправляемся? А то я, знаете ли, немного спешу.

— Через шесть часов, — спокойно сказал Твук. — Шаман успеет подготовить ритуал, а вам с Белянкой надо отдохнуть.

— А вам? И вообще — разве не нужно вам забрать что-то с собой? — удивился Бродяга.

— Мы всегда готовы к возвращению, — с некоторым пафосом заявил Твук. — А с собой нам брать нечего, кроме наших бренных тел и наших детёнышей. В своём мире мы обретём всё, что нам необходимо.

Сириус вздохнул. Фанатичная вера Подземного народца в свой прекрасный мир удивляла и настораживала. С другой стороны — кто он такой, чтобы давать советы разумным существам? Твук наверняка знает, о чём говорит…

— Я всё понял, — сказал Сириус, — разбудите меня, когда всё будет готово.

И он перекинулся в Бродягу и устроился спать рядом с палаткой Твука, примостив голову на лапы. Находиться в человеческом теле в этом подземелье было на редкость некомфортно.

* * *

В башне Равенкло на Алекс тут же набросились соскучившиеся друзья.

— Что случилось? — спросила обеспокоенная Падма. — Зачем тебя вызывал директор? Какие-то неприятности?

— Даже не знаю, как и сказать… — вздохнула Алекс. — Во-первых, международный магический трибунал оправдал моего крёстного, Сириуса Блэка…

— Так это здорово, — заметил Невилл. — Это снимет все проблемы с твоим магическим опекунством. Крёстный отец имеет такие же права, как и родной, для того и возник этот обряд.

— Здорово, — вздохнула Алекс. — Только вот директор требует, чтобы Сириус обязательно явился в министерство и отметился там, как мой законный опекун. В противном случае грозится передать опеку кому-нибудь более подходящему…

— Что за чушь! — возмутился Драко. — С какой стати Блэк должен со всех ног бежать в Министерство? Он — твой крёстный перед магией, и бумажки министерских чинуш никакого значения в этом вопросе не имеют! Это дело касается только тебя, Алекс, и Сириуса Блэка. Я… мне нужно сообщить об этом отцу.

— Конечно, — кивнула Алекс. — Чем больше мы выиграем времени, тем удачнее это будет для меня. Но… Но пока хватит обо мне. Как вы провели каникулы?

Дети есть дети, Алекс удалось удачно переключить тему и влиться в обсуждение чужих рассказов. Драко же действительно покинул гостиную Равенкло, и Алекс не сомневалась, что письмо отцу уйдёт в Малфой-мэнор в кратчайшие сроки.

* * *

— Леди… Леди Поттер… Проснитесь…

Алекс открыла глаза и не сразу поняла, где находится. Только спустя пару мгновений девочка поняла, что лежит в своей кровати в башне Равенкло. Ещё мгновение — и Алекс увидела зависшего в воздухе Пивза.

— Пивз… — пробормотала Алекс, садясь в кровати. — Давно не виделись… Что случилось?

— Пока ничего, — пробормотал полтергейст. — Но может, моя прекрасная Леди, может. Директор Дамблдор задумал плохое…

— Да уж, — проворчала Алекс. — Это не новость. Особенно, если относится ко мне. Но всё равно, спасибо за предупреждение, Пивз.

— Это ещё не всё, моя прекрасная Леди… — голос полтергейста прозвучал по-настоящему обеспокоенно. — Вы знаете, почему Дамблдор так хочет получить контроль над вами?

— Кое-что, Пивз, — ответила Алекс. — Я знаю, что ему нужно нечто из того, что хранится в сейфах Рода Поттер. Но я не знаю, что конкретно.

— Я знаю… — пробормотал полтергейст. — Мне пришлось… пришлось вызвать на разговор Кровавого Барона…

Алекс взглянула на Пивза с невольным восхищением. Кровавый Барон был единственным из призраков, кого Пивз боялся и избегал. Так что вызвать его на разговор… Для Пивза это было сродни подвигу.

— Кровавый Барон заклят. Он не мог рассказать об этом никому из живых или мёртвых, — пояснил Пивз. — Он не мог рассказать вам ничего об этом и это мучило его. Он пытался рассказать Серой Даме — она ведь ваш факультетский призрак, но и этого не смог. Заклятие, наложенное на него очень сильное…

— И я даже не буду спрашивать, кто его наложил… — проворчала Алекс.

Пивз скривился и погладил воображаемую бороду.

— И не спрашивайте, моя прекрасная Леди. Вы правы.

— Но почему он смог рассказать об этом тебе, Пивз? — удивилась Алекс.

— А вы забыли, моя прекрасная Леди? Мы, полтергейсты — шумные духи, живущие сразу в двух мирах. Я не жив, хоть когда-то и был человеком, и не мёртв, как призраки. Именно поэтому полтергейстов так трудно изгнать. Думаете, не пытались? — тут Пивз проказливо хихикнул.

— Вот оно что… — усмехнулась Алекс. — Ты помог Барону обойти заклятие?

— Да! Да! Да! — перевернулся в воздухе Пивз. — И на мне нет заклятия! Я расскажу вам… Всё расскажу!

*Выражение «но пасаран» стало известным во всём мире благодаря Испании. Во время Гражданской войны с 1936-1939 гг., противница диктатуры Долорес Ибаррури произнесла «¡No pasarán!», что переводится как «они не пройдут!». Эти слова стали лозунгом и символом отважной борьбы с фашизмом и нацизмом.

Фраза «но пасаран» появилась несколько раньше. Она образовалась от французского «Ils ne passeront pas!», что переводят как «прохода нет!». Впервые её употребил генерал Робер Жорж Нивель в 1916 году в период Первой мировой войны, заняв оборонительную позицию.

Выражение быстро стало символом сопротивления и стойкости французских войск в жестокой битве при Вердене, которую ещё называют «Верденской мясорубкой». В 1918 году фраза была написана на плакатах как лозунг в битве при Марне.