Во мгновение ока (джен)

Три недели спустя

Лукас томился ожиданием в просторной палате огромной клиники, куда его привезли на контрольное обследование. Поездка представляла собой довольно хлопотное мероприятие: сначала нужно было предельно аккуратно переложить больного с постели на носилки, затем спустить по крутой лестнице, погрузить носилки в медицинский автомобиль, подъехать к приемному отделению клиники и прилично попутешествовать по этажам, чтобы пройти весь маршрут обследования от кабинета к кабинету. Лукас ощущал себя каким-то безжизненным комодом, который таскают туда-сюда. Иногда на него накатывало ощущение полного безразличия к происходящему, иногда — неудержимое желание вскочить и убежать подальше на своих ногах и сопутствующее ему уныние. «Скорее бы все закончилось, и домой», — успокаивал он себя, разглядывая кафельную плитку на потолке.

Леонидас донимал врача целых сорок минут, из-за чего под дверью у доктора скопилась немалая очередь. Наконец сеньор Феррас, солидный и довольный собой, покинул кабинет и направился в палату ожидания к сыну.

— Лукас, я обо всем поговорил с врачом, — с ходу известил он его. — Твоя ситуация не блестящая, но не безнадежная. Слышишь, не безнадежная! Шанс один к ста, но он есть! В США есть клиника, где занимаются…

— И ты почему-то решил, что я попаду в этот один процент? — скептически вскинул брови Лукас. — Папа, просто давай уже поедем домой.

— Я не дам тебе раскиснуть! — строго пригрозил ему отец. — Мы поедем в Штаты без разговоров, а пока должен пройти восстановительный период после травмы. Ты будешь заниматься с реабилитологом, которого рекомендовал Альбьери. Я навел о нем справки: это очень грамотный специалист. Кроме того, сегодня ты познакомишься с сиделкой, она придет к нам во второй половине дня.

— Зачем сиделка? — возмутился от неожиданности Лукас. — Далва неплохо справляется!

— Далва, Далва, — ворчал Леонидас. — Много она понимает! За тобой должен ухаживать специально обученный человек, знающий все тонкости процесса!

— Ты мог бы сначала посоветоваться со мной, хочу ли я рядом с собой чужого человека!

— Это не чужой человек, это медицинский работник, Лукас! Что ты упрямишься как маленький?

— Потому что ты относишься ко мне, как к маленькому! Папа, — Лукас посмотрел на отца с еле сдерживаемой злостью, — я устал повторять: не надо меня опекать, как какого-то несмышленыша, уважай мое мнение!

— Ты и есть несмышленыш. Будь у тебя хоть капелька здравого смысла, — Леонидас сложил пальцы щепотью и постучал ими себе по лбу, — ты не карабкался бы на крыши, как какой-то беспризорный подросток! Я иду за санитарами, мы едем домой, — добавил он и широким шагом направился в коридор.

Лукас тяжело вздохнул, глядя вслед отцу. Он и раньше не выносил его упреков и нравоучений, а теперь они придавили больного сверху дополнительным грузом.

— Сиделка… — задумчиво повторил Лукас, будто привыкая к этому слову, которое за жизнь использовал всего раза два. — Что ж, придется познакомиться.

* * *

Больной слегка задремал в своей комнате после утомительной поездки. Ему привиделась щемящее сердце, очень родная и очень далекая картина: раскаленный воздух, клонящееся к закату африканское солнце, бескрайние пески, развалины старинной крепости, укрывающие в своих стенах сбежавших от посторонних глаз влюбленных…

— Сынок, просыпайся, — осторожно потрогал его за плечо отец. — Пришла донна Малу.

— Что?.. — хлопал глазами спросонья Лукас. — Ах, да, пусть проходит.

В комнату вошла высокая, крепко сложенная женщина лет сорока с небольшим. Густые, прямые иссиня-черные волосы, собранные в длинный хвост на затылке, смуглая кожа с бронзовым отливом, чуть раскосые глаза и резкие черты лица выдавали в ней принадлежность к коренным народам, населяющим обширный бассейн Амазонки.

— Добрый день, сеньор Лукас, — с улыбкой поприветствовала она больного. — Меня зовут Малу, я буду помогать вам.

— Очень приятно, — несколько растерянно поздоровался с ней Лукас.

— Я оставлю вас, — сказал Леонидас. — Пока что знакомьтесь, общайтесь. Донна Малу опытная сиделка, она сможет обеспечить тебе уход на высшем уровне, Лукас. Донна Малу, вы приступаете к своим обязанностям с завтрашнего дня.

— Да, сеньор Леонидас, — кивнула женщина.

Возле двери спальни в коридоре Леонидаса поджидала разобиженная Далва.

— Сеньор Леонидас, это было обязательно? — полушепотом спросила она хозяина дома. — Неужели я так плохо ухаживала за мальчиком, что вы отстранили меня от обязанностей?

— Далва, мы это уже обсуждали! — с раздражением прошептал Леонидас и повел ее вниз. — Лукасу мало просто подносить еду, уход должен быть комплексным, его должен осуществлять компетентный человек!

— До этого дня я прекрасно справлялась!

— Да, ты замечательно справлялась, но начинается новый этап. Этап ре-а-би-ли-та-ци-и, — по слогам проговорил он, словно школьный учитель для непонятливой ученицы. — Донна Малу знает, как обращаться с такими пациентами.

— Но она ничего не знает о Лукасе! — чванливо надула губы служанка. — Ни его характера, ни привычек! Как она собирается за ним ухаживать?!

— Достаточно того, что она осведомлена о его травме и знает, как преодолевать ее последствия, — осадил ее Леонидас. — Так будет лучше для Лукаса.

— Тоже мне, нашли знатока, — пробурчала себе под нос Далва и горделиво зашагала по направлению к кухне. Принять нового члена домашнего персонала, да еще и более высокого по квалификации, было для нее серьезным испытанием. Впрочем, лишь бы эта новенькая не лезла к плите и в шкафчик со специями — единственное место, где Далва не потерпела бы конкуренции и под дулом пистолета.

— …Так значит, вы давно живете в Рио? — поинтересовался Лукас у сиделки.

— Уже больше двадцати лет, — подтвердила Малу, привычным и легким движением поправив постель больного. — А родом я из Манауса.

— Я бывал там два или три раза в командировках. Восхитительной красоты город. Жаль, теперь я не смогу поехать в командировку, а когда-то они меня ужасно раздражали, — после недлительной паузы печально добавил Лукас.

— Не думайте о плохом, сеньор. Все еще впереди.

— Донна Малу…

— Пожалуйста, называйте меня просто Малу, — попросила женщина, вновь вежливо улыбнувшись.

— Скажите, многие из тех, за кем вы ухаживали, выздоравливали?

— Несколько раз на моих глазах выздоравливали больные, считавшиеся полностью безнадежными.

— Несколько раз… Должно быть, среди ваших многочисленных подопечных это такая малость.

— Нет, это не малость. Это чудо, сеньор. Чудо и результат упорной борьбы.

— Возможно, — неопределенно повел бровями Лукас. — Знаете, я сомневаюсь, что у меня хватит сил. Всю жизнь я считал себя слабым, неспособным что-либо изменить в своей судьбе.

— Зря вы так о себе, — Малу присела на мягкий стул возле кровати. — В каждом человеке скрыт большой потенциал, просто не все о нем подозревают.

— У меня когда-то был брат-близнец, — доверительно поведал ей Лукас. — Он был сильнее, умнее, ловчее меня. Отец всегда ставил мне его в пример, а после его гибели… — больной замолчал на секунду, чтобы перевести дух.

— Мне очень жаль, сеньор.

— После его гибели я старался стать во всем похожим на брата, словно мне пришлось его заменить. Я работал вместо него в компании на должности, к которой не имел никакой склонности и интереса, женился на его девушке, которую не любил. Все потому, что меня убедили, будто сам я не способен принять ни одного правильного решения, а вот Диогу — другое дело, Диогу знал, как лучше поступить в той или иной ситуации. Я уже сто раз спрашивал себя, что бы делал Диогу, окажись он парализованным. И вот что обидно, донна Малу, я так и не нашел ответа на этот вопрос. Я не знаю, как вел бы себя Диогу в моем положении, и я очень растерян.

— Вы не можете знать этого, все люди по-разному переживают испытания. Ваш брат — это ваш брат, а вы это вы, — спокойно возразила ему Малу.

— Нет, вы не понимаете, потерять близнеца — это все равно что потерять половину души. И я потерял половину себя, лучшую половину.

— Сеньор, вы не думали, что настало прекрасное время, чтобы из половины стать целым?

— Сейчас? — поразился Лукас. — Вы, должно быть, шутите, донна Малу.

— Нисколько. Мы начинаем понимать ценность и смысл жизни, когда лишаемся чего-то важного. Мы не умеем быть благодарными за насущный хлеб, за кров, за здоровье — свое и тех, кто рядом с нами. Все это достается нам каждый день просто так, само по себе. И мы забываем, кто мы есть и зачем пришли в этот мир.

— Думаете, в этом причина? Я слишком безбедно жил? О нет, уверяю вас, моя жизнь была далека от совершенства.

— Но вы могли ходить. Простите меня, ради Бога! — поспешила извиниться за свою резкость Малу. — Поймите, сеньор, я не первый год вижу людей, попавших в ту же беду, что и вы. Я вижу их отчаяние, боль и слезы, а потом на моих глазах они преображаются, становятся мудрыми и сильными. Такими, какими бы они никогда не стали, если бы в их жизни все по-прежнему было благополучно. Я знаю, это трудно понять и принять, но вы должны доверять мне и моему опыту.

— Но вы видели другую сторону? Тех, кто проиграл, сломался, сдался?

— Видела, сеньор, — грустно покачала головой сиделка.

— Ну вот, уже не все так радужно, — разочарованно сказал Лукас. — Люди не железные, не всем такие испытания по плечу. В любом случае, спасибо вам за ваши слова, — благодарно улыбнулся больной и отвлекся на телефонный звонок: — Извините меня, Малу, это звонит моя дочь. Я поговорю с ней.