Во мгновение ока (джен)

Мел, узнав о возвращении отца, сильно спешила домой. Она была так огорчена из-за происходящих в ее жизни событий, что по невнимательности едва не угодила под машину. «Нужно быть осторожнее, не хватало только мне попасть в больницу или вовсе погибнуть», — подумала девушка, услышав в паре метров от себя визг тормозящих колес.

— Эй, сеньорита, смотрите по сторонам! — с раздражением крикнул из-за опущенного стекла водитель. — Я не хочу по вине таких разинь садиться за решетку!

Мел, пробормотав невпопад какие-то извинения в его сторону, принялась ловить такси. Кажется, черная полоса не просто не хочет заканчиваться, она только-только началась. Цинично отвергающий влюбленную в него подругу Сесеу был еще цветочками в сравнении с тем, что случилось дальше. Сперва, как гром среди ясного неба, весть о том, что родители разводятся, а у отца полжизни была любимая женщина в далекой стране, и он намерен с ней воссоединиться. Мел отчетливо, до самой мелочи помнила разыгравшуюся одним ненастным вечером грозу, плачущую мать, которая проклинала все на свете, ругающегося деда, суетливое и шумное столпотворение в гостиной. Никогда раньше Мел не чувствовала себя столь одинокой, никому не нужной и потерянной, однако в тот же вечер, словно это был щедрый подарок небес, она узнала доселе неведомое чувство — взаимную любовь. Тем не менее, и здесь все оказалось не так просто: чего девушка никак не ожидала, так это удара ножом в спину от родной матери, наотрез отказавшейся принимать ее возлюбленного. Мел думала, что хуже этого уже точно ничего не может произойти, но она ошибалась. Несовершенству нет предела, а беда никогда не приходит одна.

Когда Леонидас сообщил внучке о том, что у Лукаса парализованы ноги, она несколько мгновений не могла поверить в услышанное. Мел, несмотря на имеющиеся у нее проблемы, всегда жила в мире, изолированном от всякого рода невзгод и потрясений. Она знала о бабушке, умершей в очень молодом возрасте от тяжелой болезни, о дяде, разбившемся на вертолете, но все это происходило не при ней и воспринималось юной наследницей Феррас какими-то старинными семейными преданиями. Мел знала и о том, что на свете существуют люди с ограниченными возможностями, иногда видела их на улице или по телевизору, где показывали паралимпиаду. Все это было где-то там, за пределами сытой и относительно благополучной жизни Феррасов, но теперь в их мир ворвалось нечто, перед чем все они растерялись, ворвалось беспардонно, без приглашения и стука.

— Папа! — воскликнула она, забегая в родительскую спальню.

— Мел! Ну, наконец-то! — обрадовался Лукас.

— Прости, что не встречала тебя вместе с остальными, я узнала всего час назад, когда мне позвонила Далва.

— Ничего, я в любом случае очень рад тебя видеть.

— Папа, как же это случилось? — чуть не плача, спросила она.

— Это уже не имеет никакого значения, дочка. Случилось то, что случилось. Наверное, у меня такая судьба.

— Я ужасно переживала за тебя. Как твое самочувствие? Что-нибудь болит?

— Душа болит, но, в целом, терпимо.

Мел сидела рядом с отцом молча, не зная, как ему посочувствовать, чем помочь, и смотрела на него с искренней, щемящей сердце жалостью.

— Как печально, что мы начинаем разбираться в жизни тогда, когда уже поздно, — задумчиво сказал Лукас. — Я смотрю на тебя, и мне даже немного завидно.

— Папа! — смутилась Мел.

— У тебя все впереди. У тебя действительно еще все впереди, но никогда не думай, что это продлится вечно. Живи здесь и сейчас, Мел. Я знаю, у вас с Маизой возник конфликт из-за твоего парня, Шанди. Так вот, я не против вашего союза с ним.

— Это правда?..

— Конечно. Я поддержу тебя, даже если ты решишь уйти из дома к нему, будь уверена. Когда-то отец не одобрил моего выбора, и я не хочу повторять его ошибку. Я не хочу обрубать тебе крылья, как бы ни протестовала Маиза.

— Ты… об этой марокканке? — осторожно поинтересовалась Мел.

— Да. Когда-нибудь я расскажу тебе все, и ты меня поймешь, но сейчас речь не о том. Если бы ты только знала, о скольких упущенных возможностях я жалею. Я боялся быть самим собой, боялся разозлить отца, боялся навредить тебе. Не нужно было ничего бояться, так я сделал всем только хуже, прежде всего, себе.

— Когда ты так говоришь, я чувствую себя виноватой за то, что просто родилась, — нахмурилась девушка. — Получается, что вы с мамой хотели как лучше для меня, сохраняя семью, а теперь мы несчастны все трое.

— Ну, что ты, ты здесь совершенно ни при чем, это наши ошибки и только, — утешил ее отец и замолчал ненадолго. — Там, в больнице, мне снились удивительные сны. В них я не был прикован к постели, я мог обойти пешком всю землю. Я садился в первую попавшуюся попутку без гроша в кармане и ехал, куда глаза глядят, а кругом кипела жизнь — весь этот удивительный мир был передо мной, как на ладони, и я думал: вот оно, счастье! А потом просыпался в этом никчемном увечном теле, видел над собой бледно-зеленые больничные лампочки на потолке и сожалел, что нельзя провести всю оставшуюся жизнь во сне.

— Папа, не говори так! — Мел стало не по себе от его слов. — Ты еще обязательно отправишься в путешествие, может, и не на попутке, но мир посмотришь.

— Это уже будет совсем не то, Мел.

— Мел, — в их беседу вмешалась Маиза, словно стоявшая все это время под дверью и ожидавшая подходящего момента, — я хочу поговорить с тобой, но сначала я скажу кое-что твоему отцу.

— Мама… — девушка инстинктивно сжалась, ей буквально показалось, что она стала меньше ростом в присутствии матери.

— Выйди и подожди меня, дочка, пожалуйста, — сеньора Феррас была непреклонна.

Лукас слегка кивнул дочери, будто говоря: «Иди, я с ней разберусь». Мел стрелой выбежала из комнаты к себе, не желая ни секундой дольше оставаться под испепеляющим взглядом Маизы.

— Что ты ей пропагандируешь? — возмущенно спросила Маиза мужа.

— Не понимаю, о чем ты.

— Ах, не понимаешь! — передразнила она его. — «Живи одним днем, жизнь так быстро проходит»…

— Но это так! — воскликнул Лукас. — Мне в свое время этого никто не объяснил, и я не жил — существовал, а теперь и подавно…

— Ну да, ну да, — с истерическими нотками в голосе проговорила Маиза. — Опять тоска по Жади. Так что же ты пасуешь, вперед! Если ваша любовь так велика, ей будет не в тягость возить тебя на прогулки и помогать одеваться. Или ты сам не хочешь представать перед ней в таком виде?

— Маиза, я уже сказал, что твои оскорбления меня не задевают, — поморщился он.

— Что-то не похоже. Ты не рассказал дочери, по какой глупости искалечил себя?

— Маиза, ты невыносима.

— Я всего лишь говорю правду, — она села к туалетному столику, открыла шкатулку с драгоценностями и принялась выбирать украшения на вечер, который собиралась провести вне дома — неважно, где, лишь бы не пребывать в атмосфере домашней суматохи. — Я единственная в этом доме говорю все, как есть, и кое-кого это сильно раздражает. В глазах Мел ты сейчас настоящий герой, любящий, понимающий отец, не как я — злая ведьма, разлучающая влюбленные сердца. Но ты даже на минуту не задумался о том, что я могу быть права.

— Чем тебя так оттолкнул этот Шанди? Насколько я помню, он неплохой парень.

— Выросший в нищете под барной стойкой у матери-провинциалки. Достойная кандидатура для наследницы Леонидаса Ферраса, ничего не скажешь. Лукас, а тебе не приходило в голову, что он охотник за богатыми невестами?

— Нет, не приходило, потому что это чушь, — возразил Лукас.

— Прости, я забыла, что у тебя голова занята только собой любимым, — Маиза убрала шкатулку в ящик. — В сущности, тебе плевать, что будет с Мел. Когда этот Шанди начнет пить или изменять ей направо и налево, пользуясь деньгами нашей семьи, ты, возможно, спохватишься, но ее жизнь уже будет сломана.

— Бред какой-то.

— Почему бред? Ты забываешь, в какой среде рос парень. О его отце мы ничего не знаем, вдруг он самый обычный пьяница? Разве с такой семьей ты хочешь породниться?

— Маиза, не притворяйся, — иронично улыбнулся Лукас. — Тебе безразлично счастье Мел, ты переживаешь о том, как новость о свадьбе наследницы Феррас с охранником будет выглядеть на страницах газет. Я давно тебя раскусил.

— Да неужели? — насмешливо округлила карие глаза Маиза.

— Статус, деньги, положение в обществе — вот, что тебя интересует. Ты как мой отец. Маиза, это все пустое. Взгляни на меня и скажи, хочешь ли ты, чтобы Мел в будущем пришла к чему-либо подобному.

— Так ты у нас теперь стал философом, — она склонилась над кроватью больного и пристально посмотрела ему в глаза. — А я тебе скажу, что Мел достойна лучшего. Лучшего, чем цепляться за первого встречного в отчаянной попытке получить хоть каплю любви. И я сделаю все, чтобы она осознала это раньше, чем…

Маиза осеклась, не договорив фразу до конца. В этом не было никакого смысла. Глаза Лукаса, как обычно, выражали полное равнодушие, но в этот раз оно приобрело новое свойство, которого Маиза прежде не наблюдала. Он был равнодушен уже не только к ней, а ко всему вокруг, его взгляд был обращен куда-то внутрь, и к его жене только-только начало приходить осознание того, что прежний Лукас в некоторой степени мертв. До этого ей казалось, пусть и на подсознательном, иррациональном уровне, что рано или поздно — через месяц ли, два, полгода ли — он встанет с постели и первым делом побежит на свидание с Жади, будет бродить по дому призраком, мучаясь от бессонницы, или в очередной раз соберет чемодан и рванет в Фес. И вдруг Маиза поняла, что ничего этого не произойдет. Он не встанет и не побежит. Будет что-то другое: поездки по врачам, реабилитации, операции, тренировки, обустройство дома всевозможными поручнями и пандусами, инвалидное кресло, в лучшем случае — костыли, а прежней жизни уже не будет. Никогда.

— Позови Далву, пожалуйста, — как ни в чем не бывало попросил Лукас. — Мне нужна ее помощь.

У Маизы зазвонил сотовый телефон, и она не сразу сообразила, из какого именно кармана сумочки раздаются настойчивые трели. На дисплее крупными буквами высветилось: «Саид». Вероятно, хочет рассказать о предстоящей свадьбе и пригласить на свидание по своем возвращении в Рио, где будет говорить о Жади весь вечер. Маиза подумала, что меньше всего на свете она хочет слушать рассказы о Жади, и отключила телефон.

— Кто звонил? — безучастно поинтересовался больной.

— Незнакомый номер. Должно быть, ошиблись.

— Не забудь позвать Далву, — напомнил Лукас.

— Непременно.