Во мгновение ока (джен)

В подсобное помещение «Волшебной лампы», дверной проем которого был прикрыт декоративной занавеской из длинных нитей с разноцветными бусинами, практически не проникал шум улицы. Саид, сидевший за небольшим кухонным столом напротив брата, почти не притронулся к чашке с остывшим черным чаем. Мохаммед, напротив, допивал уже третью, эмоционально рассуждая вслух:

— Саид, на твоем месте я давно бы пошел в полицию, в суд, да куда угодно, чтобы разыскать свою Самиру! Как ты можешь быть таким спокойным, не зная, где Хадижа и что с ней?

— Мохаммед, кто тебе сказал, что я спокоен? — мрачно спросил Саид. Вид он и впрямь имел отнюдь не свежий — многочисленные бессонные ночи оставили свой отпечаток на властном, точеном лице марокканца. — Я прилагаю все возможные усилия для того, чтобы найти дочь, но полиция — это последняя инстанция, куда я обращусь.

— Почему, Саид?! — от недоумения Мохаммед широко распахнул круглые голубые глаза. — Жади преступница, она заслужила наказания по закону!

Саид отрицательно помотал головой.

— Нет, это мое дело. Это моя личная дуэль с Лукасом.

— Аллах, Саид! — отчаянно воздел руки к небу Мохаммед. — Ты совсем обезумел, брат. Разве время сейчас для вражды с Лукасом?

— Ты и правда не понимаешь? — раздраженно спросил Саид. — Под чьим покровительством, по-твоему, находится Жади?

— Это… это может быть кто угодно. Мохаммед даже не берется предполагать.

— Жади никого не знает, — отрезал Саид. — Она всю сознательную жизнь прожила в Фесе, и если бы она захотела бежать самостоятельно, кроме Феса ей некуда было бы податься. Единственные люди, с которыми Жади связана в Бразилии — это семейство Феррас. Леонидас делает вид, что ни о чем не подозревает, но я видел, в какое он пришел замешательство, когда я заговорил с ним об исчезновении Жади и Хадижи. Мохаммед, я понял, что этот человек врет! Он прятал глаза так же трусливо, как его сын когда-то.

— Тогда ты должен добиться от него правды! — возмущенно потряс указательным пальцем Мохаммед.

На лице Саида появилась коварная усмешка.

— Я и добиваюсь. Своими методами. Скоро и Лукас, и его отец, и вся их семья, — говорил он, в эту минуту совершенно позабыв о Маизе, — будут у меня вот здесь, — Саид сжал кулак. — Если только они не проявят благоразумие и не перестанут прятать чужую жену и чужого ребенка.

— Аллах, Саид, что ты собираешься делать? — Мохаммед не на шутку озадачился словами брата и его угрожающим жестом.

— Я заключил контракт с другим крупным предпринимателем, давним и партнером, и конкурентом Леонидаса. Он много лет работает с ним бок о бок и знает все его уязвимые места. Вот увидишь, когда я с его помощью перекрою Феррасам кислород, Лукас сам придет ко мне и расскажет, где Жади, — Саид особо выделил голосом слово «придет».

— И ты доверяешь этому человеку, бразильцу? — укоризненно покачал головой Мохаммед. — Как можно доверять западным людям? Одну руку они протягивают для пожатия, а во второй прячут за спиной нож! Если он предал Леонидаса, то предаст и тебя!

— Не переживай за меня, я бдителен и осторожен. К тому же, я не постою за ценой.

— Но если… — Мохаммед нервным жестом пригладил зализанные назад волосы, — если Феррасы все-таки ни при чем? Может ли такое быть, Саид?

— Я думал об этом, — Саид вновь помрачнел. — На такой случай я ищу надежного детектива. Люди не могут исчезнуть бесследно — должны быть зацепки, и их череда рано или поздно приведет меня к Жади. Ты знаешь, что я давно обошел все ломбарды в поисках ее украшений? — с горечью улыбнулся он, чуть помолчав.

— И ничего не нашел?..

— Нет, пока нет. Но если Жади не продала золото в Рио, она сделала это где-то еще… Пусть поисками займется профессионал, так будет вернее.

Братья еще какое-то время молча сидели вдвоем. Саид полностью погрузился в свои мысли, Мохаммед же с сочувствием поглядывал на него, мысленно прося Аллаха вразумить и несчастного брата, и его безумную беглую жену.

— Знаешь, Мохаммед, — нарушил наконец тишину Саид, — с тех пор, как Жади с Хадижей пропали, я не чувствую, что живу.

— Саи-ид! — Мохаммед наклонил голову вперед и осуждающе поцокал языком. — Только не говори, что скучаешь по этой бесстыжей одалиске, которая принесла тебе столько горя!

— Скучаю? — переспросил тот. — Я ненавижу ее! Она вырвала мое сердце и растоптала его, выжгла мою душу и развеяла пепел по ветру! Раньше моя ненависть касалась только Лукаса — его я считал причиной своего несчастья, тайно мечтал вонзить кинжал ему в грудь и смотреть в его трусливые глаза, когда он будет умирать…

— Саид, — Мохаммед побледнел и схватился за четки, — тебе нужно сходить в мечеть, ты одержим дьяволом!

— Но теперь я понял, — Саид, нимало ни смутившись, продолжал говорить с жаром и темной страстью, — что причина не в Лукасе. На его месте мог оказаться любой, любой! Все дело в Жади. Она словно… колдунья, заковавшая меня цепями своих чар. Я тону, я задыхаюсь! С ней невозможно жить, но без нее гораздо хуже. Мохаммед, я ненавижу ее, — он больше не сдерживал чувств, и в зеленовато-карих глазах засверкали слезы ярости, — но вырвать из сердца я ее не смогу никогда. Никогда.

— Аллах, смилуйся над нами! — в ужасе простонал Мохаммед и решил, что в этом месяце следует совершать намаз чуть усерднее, чем обычно.

* * *

Рания и Амина, точно две восковые фигуры в роскошных восточных шелках, неподвижно сидели на кожаном диванчике в частной женской консультации. Минуты ожидания приема, на котором врач должен был сообщить результаты анализов, тянулись мучительно медленно. Лицо Амины было непроницаемым — Рания часто взглядывала на сестру, пытаясь найти в ее глазах поддержку и сочувствие, но та будто окаменела и не показывала ни единой эмоции.

Внутри у Рании тоже все будто закаменело. Ни страхов, ни тревог, ни радости, в конце концов, а ведь беременность — это счастливейшее событие в жизни женщины. Еще считанные месяцы назад Рания млела от мысли, что однажды подарит наследника любимому мужу. Она любила его, еще не зная ни имени, ни лица нареченного, любила задолго до того, как ее просватали. В юной марокканской девушке, казалось, любви было скрыто столько, что ею можно было бы осветить самую темную безлунную ночь. Но сейчас, встретив в ответ лишь холодное равнодушие и жестокость, любовь иссякла, будто ее никогда и не бывало.

«Беременна», — вердикт врача прозвучал приговором. Мнимое окаменение сменилось взрывом чувств, и чувства эти были совсем не радостные.

— Амина! — выйдя к небольшой аллее возле консультации, Рания в слезах трясла сестру за рукав. — Что теперь со мной будет? Аллах, какая я несчастная!

— Рания! — Амина постепенно теряла терпение. — Я скажу тебе, что будет. Мы спокойно вернемся домой и сообщим твоему мужу радостную новость.

— Нет! — ужаснулась молодая сеньора Рашид. — Амина, пожалуйста, не надо! Саид заберет у меня этого ребенка, а я не хочу, не хочу его терять!

— Он не посмеет. Если ты подберешь правильные слова, он не посмеет выгнать тебя из дома и разлучить с ребенком.

— Ты не знаешь Саида! Он непреклонен в том, что касается детей! Если он решил развестись со мной, то разведется во что бы то ни стало! Амина, — глаза Рании вдруг загорелись слегка безумным блеском, — а если я сбегу, как Жади?

Амина схватила младшую сестру за плечи и резко развернула к себе, словно пытаясь привести ее в чувство от обморока.

— Не говори глупостей, Рания! — едва не кричала она на нее. — Куда ты сбежишь с ребенком? Ты ничего не умеешь, кроме домашней работы, ни дня не жила одна, никого не знаешь в этом городе! Жади просто сумасшедшая, но ты… Я не позволю единственной сестре и племяннику скитаться в рубище по трущобам и голодать, забудь о побеге раз и навсегда!

Всю обратную дорогу Рания молчала, глотая слезы. Красивая сказка о любви обернулась кошмаром, и теперь с ним нужно было как-то совладать.

— Амина, — робко обратилась она к сестре уже на подъезде к дому, — я согласна рассказать Саиду о беременности. Но только я хочу сделать это сама.

Амина облегченно вздохнула и с улыбкой посмотрела на нее.

— Конечно, Рания, ты сделаешь это сама.

— Но, — девушка всхлипнула, — не сегодня. Я обязательно сделаю это… позже. Когда немного приведу мысли в порядок, обещаю.

— Умница! — старшая сестра ласково погладила ее по щеке. — Я не сомневаюсь, что все будет хорошо.

«Мне бы твою уверенность, Амина», — с горечью подумала Рания, но ничего не произнесла вслух. Видимо, такая у нее судьба — в лучшем случае всю жизнь быть нелюбимой женой. Из двух зол приходится выбирать меньшее, ведь разлуки с малышом, чья жизнь только-только зарождается в ее чреве, Рания ни за что бы не перенесла.