Во мгновение ока (джен)

Время было уже позднее, но Жади не ложилась спать. Она сидела в свете ночника на кровати с шелковыми подушками и балдахином, едва-едва колыхавшимся от дуновения легкого ветерка в открытое окно спальни, за которым шелестела густая листва. По щеке покатилась слеза, потом другая. Жади не позволяла себе опускать руки — только не сейчас! — но иногда чувство тревоги становилось сильнее ее воли. Словно дикий зверь, попавший в западню, марокканка искала выход из сложившейся ситуации и боялась не найти его. Одно Жади знала точно: без борьбы она сдаваться не собирается.

В большом зеркале у трюмо она уловила чужой взгляд. Выжидающий, наблюдательный, полный болезненной страсти взгляд. Саид бесшумно вошел в комнату первой жены и молча сел напротив нее.

— Саид? Что тебе нужно? — безучастно спросила Жади.

— Так ты встречаешь мужа?

— Зачем ты пришел? Я уступила все свои ночи Рании на этот месяц.

— Я пришел поговорить с тобой, — с еле слышным коварством в голосе ответил Саид. — Жади, я согласен дать тебе развод.

— Что?! — у Жади перехватило дыхание от этой новости.

— Но ты должна понимать одну вещь. Этот развод будет третьим, окончательным, после него я не смогу принять тебя обратно в дом, даже если ты будешь умолять меня. Это значит, что ты не увидишь Хадижу.

— Как?! Ты не посмеешь!

— Она принадлежит моей семье, а не твоей. Если не веришь мне, спроси у дяди Али.

— Именно! — Жади осенила какая-то мысль. — Я хочу, чтобы дядя Али был здесь, хочу, чтобы собрался семейный совет! Пусть они рассудят нас по совести! Если я была тебе плохой женой, то и ты не был идеальным мужем!

— Жади! — прикрикнул на нее Саид.

— Пусть выслушают нас обоих, пусть примут справедливое решение! Ты не можешь забрать у меня дочь, не можешь!

— Хорошо, — смягчил тон марокканец. — Мы соберем семейный совет, как ты того просишь, но навряд ли это даст тот результат, на который ты рассчитываешь. Дядя Али не поможет тебе забрать Хадижу, у него нет таких полномочий.

— Это мы еще посмотрим! — обозленно процедила Жади.

— Нет, нет и нет. Хадижа останется со мной, в моей семье, а ты будешь вольна идти куда хочешь, ведь ты об этом мечтала долгие годы, не так ли? У всего есть своя цена, Жади, за все приходится платить.

— Слишком высокая цена! Жестокая, бесчеловечная!

— Выбор за тобой, — с показным равнодушием пожал плечами Саид. — Я не буду разводиться, если ты не пожелаешь расставаться с дочерью, но если любовь к бразильцу тебе дороже — увы…

— Вот увидишь, я найду способ справиться с этим произволом! — в гневе выкрикнула Жади. — Я не одинока, как ты считаешь, мне есть, к кому обратиться за помощью!

— Ты имеешь в виду Лукаса? — усмехнулся Саид. — Думаешь, он встанет ради тебя на ноги и займется твоими проблемами? Или ты говоришь о некой… Иветти Симас?

— Ты следил за мной?!

— Мне известен каждый твой шаг, Жади. Я уже не тот наивный мальчишка, которого ты бессовестно обманывала, используя несчастную Зорайде. Я знаю обо всех, кого ты так или иначе втягиваешь в свою игру. Осторожнее, Жади, не пытайся обвести меня вокруг пальца! Итак, каково твое решение?

Жади вся покраснела, как рак, и молчала, тяжело дыша. Она выглядела сломленной и совершенно раздавленной.

— Дай мне время, — тихо произнесла роковая красавица. — Мне нужно подумать, дай мне время.

— У тебя будет время, не сомневайся. Жади! — Саид придвинулся ближе к жене, так, что их лица оказались совсем рядом друг от друга. — Жади, мы еще можем быть счастливы, поверь мне! — он схватил ее руку и прижал к своему сердцу. — Все, чего я хочу, это чтобы ты выбросила из головы мысли о бразильце, чтобы ты наконец открыла глаза и увидела, как я тебя люблю!

— Тогда почему ты мучаешь меня? — устало спросила Жади, с неподдельным безразличием глядя прямо в глаза супругу.

— Жади! Ты мучаешь меня куда сильнее. Вспомни, ведь ты обещала, клялась именем Пророка, что будешь мне верной женой, что навсегда забудешь о Лукасе!

— Но я была! — резко потеряв самообладание, выкрикнула она. — Была, пока ты все сам не разрушил!

— Я? — с усмешкой возразил Саид. — Как я мог разрушить то, чего не было, ведь твоя верность — лишь обман, иллюзия! Верность проверяется испытаниями, а ты испытания не прошла. Значит, все десять лет ты обманывала меня, пускай лишь в мыслях, глубоко, в сокровенных уголках души ты продолжала любить его! Грош цена такой верности!

— Так чего ты хочешь от меня сейчас?!

— Прошу, увидь правду, прими правду! Он не любит тебя, Жади, — словно одержимый, говорил Саид. — Где он был целых двадцать лет? Это же смешно — за двадцать лет не сделать ни одной решительной попытки воссоединиться с любимой женщиной!

— Я не скажу ни слова в ответ.

— Конечно, ты не скажешь! Потому что тебе нечего возразить. Может, он и думал о тебе, но только как о далекой несбыточной мечте. Ты никогда не была для него живой, настоящей, Жади! А для меня была, есть и будешь!

— Оставь меня, Саид. Я очень устала. Я сообщу тебе о своем решении завтра. Завтра утром.

— Жади! — глаза марокканца засверкали надеждой, и он повторил, как завороженный: — Завтра утром. Подумай хорошо и постарайся не ошибиться. От этого зависит счастье и твое, и мое, и Хадижи!

— Саид, — осторожно спросила мужа Жади, когда тот уже стоял у порога ее комнаты, — если я передумаю насчет развода, ты избавишь меня от этого заточения?

— Посмотрим, Жади, — многозначительно ответил он. — Давай не будем торопиться. Посмотрим…

* * *

В особняке Феррасов, несмотря на ночной час, горел свет на первом этаже. Леонидас в своем неизменном деловом костюме сидел в гостиной на диване со старенькой обивкой, несколько ослабив, правда, узел галстука. Не то чтобы ему не хотелось спать, напротив, усталость сковала все его тело, и он сидел в этом странном оцепенении не в силах пошевелить даже пальцем. Кому было не занимать подвижности, так это Далве, которая бегала вокруг Леонидаса и раздражала его своими причитаниями о многочисленных несчастьях, свалившихся на семью Феррас.

— Сеньор Леонидас, это точно порча! — возбужденно тараторила она. — Говорю вам, не бывает так, чтобы в одной семье столько бед одна за другой! Это кто-то из завистников, недоброжелателей…

— Далва, ну что за чушь?.. — вяло перебил ее Леонидас. — Ты что, думаешь, что кто-то из моих конкурентов взял куклу вуду и в полнолуние вышел с ней на перекресток трех дорог?

— Зря вы смеетесь, сеньор Леонидас, — оскорбленно подбоченилась темнокожая служанка. — Мир полон нехорошими людьми, а способ всегда найдется. В глубинке люди знают много историй о черной магии из жизни. И вовсе не обязательно, что это конкурент, женщины бывают гораздо злопамятнее любых конкурентов. Тем более такие, каких выбираете вы.

— На что это ты намекаешь, Далва? — с подозрением приподнял густую бровь Леонидас.

— Сами знаете, на что. Одна расфуфыренная дамочка…

Ей не дал договорить стук входной двери. Оба обернулись и обратили свои взгляды к порогу в надежде увидеть загулявшую Мел, но увидели лишь Маизу, вернувшуюся откуда-то при полном параде. Она смотрела на домочадцев круглыми, полными недоумения и возмущения карими глазами.

— Мел еще не возвращалась? — сухо поинтересовалась она.

— Отключила телефон, никому ничего не сказала о том, куда пошла, — безрадостно ответил Леонидас.

— Маиза, а если с ней что-нибудь случится? — Далва боязливо сложила руки замком у груди и чуть не плакала.

— Какое безобразие! — воскликнула Маиза. — Безобразие! Неужели она теперь будет напиваться каждый вечер?!

— Это все результат того, что вы с Лукасом занимались чем угодно, кроме воспитания дочери! — с укором проговорил сеньор Феррас.

— Не надо равнять нас с Лукасом, сеньор Леонидас! Вы забыли, что это он сбегал в Марокко, а не я! Это он двадцать лет провел в сожалении о том, что имеет не ту семью, какой ему хотелось! Если я плохо воспитала Мел, то Лукас не воспитывал ее вовсе!

За разговорами на повышенных тонах никто не заметил, как в дверь юркнула тоненькая фигурка Мел.

— Всем привет, — от неловкости она спрятала глаза и помчалась наверх по лестнице.

— Что… что это? — Маиза, негодуя, лишь беспомощно открывала рот, но затем достаточно быстро пришла в себя. — Сеньор Леонидас, я серьезно поговорю с ней.

Мел без стука вбежала в комнату отца, села возле его постели, закрыла лицо руками и заплакала.

— Мел, что случилось? — взволнованно спросил Лукас, глядя на ее рыдания.

— Папа, мне так стыдно перед тобой за вчерашнее! — всхлипывала девушка. — Но я больше не могу так, я задыхаюсь в этом доме! Я хочу уйти!

— Мел… — тяжело вздохнул Лукас. — Я понимаю твои чувства, я бы и сам с удовольствием куда-нибудь сбежал, но все же давай рассуждать как взрослые люди. Прежде всего, давай успокоимся. Что произошло вчера? Я так ничего и не понял.

— Шанди отказался от меня. Сказал, что мы не можем быть вместе, пока он не встанет на ноги. Он не говорил прямо, что хочет порвать насовсем, но его отговорки были такими нелепыми… Это моя мама настроила его против наших отношений, она наверняка припугнула его чем-то!

— Ложь, Мел! — в гневе воскликнула Маиза, вслед за дочерью вошедшая в спальню. — Наглая ложь и клевета! Думаешь, я опустилась бы до того, чтобы ехать в захудалый бар матери твоего кавалера, искать его там и беседовать с ним за столиком о ваших отношениях?! Однако я была худшего о нем мнения. Похоже, он не настолько глуп, как ты, раз признает свою несостоятельность.

— Но все равно это ты виновата! — истерично выкрикнула Мел, едва сдерживаясь, чтобы снова не заплакать навзрыд. — У нас все было хорошо, пока ты не вмешалась и не выказала Шанди свое презрение!

— Так, уходите все, — подоспевший на звуки ссоры Леонидас, будто курица-наседка, выгонял невестку и внучку из комнаты Лукаса. — Больному нужен покой, а вы устроили возле его постели бог знает что, имейте совесть! Мел, жду тебя в своем кабинете сейчас же.

— Папа! — до глубины души возмутился Лукас. — Не надо меня опекать, как младенца! У меня не ходят ноги, но моя голова все еще на месте. Я могу хотя бы сказать свое слово? На каком я положении в собственной семье?!

— Не могу поверить: Лукас вспомнил, что у него есть семья, — вполголоса язвительно проговорила Маиза.

— Ты что-то сказала, Маиза? — обернулся к ней Леонидас.

— Ничего, сеньор Леонидас, мысли вслух, — невинно улыбнулась ему невестка.

— Лукас, тебе эти скандалы не нужны. Мел, Маиза, вы слышали? Учитесь проявлять хотя бы маломальское сострадание!

— Я все поняла, дедушка, — Мел утерла слезы длинным рукавом кофты. — Я должна быть послушной девочкой и никому не доставлять хлопот. Ничего нового, и болезнь папы тут ни при чем.

— Мел, идем, поговорим, — Леонидас взял внучку за плечи и вывел из комнаты. — Я всегда желал тебе только добра… — его назидательный голос постепенно потонул в глубинах гостиной.

— Ты видел все сам, — заключила Маиза и присела возле зеркала. — Истерики без серьезной причины, агрессия. Скажи, ты когда-нибудь видел Мел такой до ее встречи с охранником?

— Маиза, ты опять за свое, — устало пробормотал Лукас. — Я думаю, стоит оставить Мел в покое. Сейчас непростой период для всех нас, она впечатлительная девочка. Мел просто устала от всего, но со временем она придет в себя, если ее не трогать.

— Ты предлагаешь пустить все на самотек?!

— Нет, я предлагаю не нервировать ее лишний раз.

— М-да, — Маиза заправила прядь коротких волос за ухо и принялась расстегивать золотое колье, — наивно было ожидать от тебя других предложений. Наверное, ты сам уже витаешь в мыслях о более приятных вещах, — ядовито добавила она.

— Например?

— Как прошел разговор с Иветти? — с легкой усмешкой спросила Маиза.

— Хорошо, — Лукас неподвижным взглядом уставился в потолок, понимая, куда клонит его жена.

— Только представь, если следом она нанесет визит Жади. Саид будет очень удивлен.

— Маиза! — напускное равнодушие Лукаса рассеялось, как туман, и его голос приобрел угрожающие нотки. — Не смей вредить Жади! Не знаю, что ты задумала, но не трогай ее! Не она причина твоих страданий, а я, хочешь мстить — мстить мне. Если тебе кажется, что я получил недостаточно сильный удар судьбы, можешь мстить мне.

— Надо же, какая ярость, какое рыцарское благородство! — поцокала языком Маиза. — Только оно никому не приносит пользы: ни тебе, ни Жади, ни твоей семье. Мне даже жаль тебя, Лукас.

— Я не нуждаюсь ни в чьей жалости. Маиза, будь добра, оставь меня.

— Это и моя комната, если ты забыл. Пока еще моя.

— Тогда помолчи. Знаешь, это низко — издеваться над человеком, который скован по рукам и ногам.

— Да, Лукас, — многозначительно улыбнулась Маиза, — низко издеваться над тем, кто не может защититься. И ты это наконец понял.

Лукас ничего не сказал в ответ, лишь закрыл глаза и слегка повернул голову набок, ясно давая понять: разговор окончен.