Во мгновение ока (джен)

Леонидас ужасно волновался перед собранием акционеров, хотя и не подавал ни малейшего вида. Одетый в свой лучший деловой костюм и с поблескивающим на пальце обручальным кольцом он стоял за кафедрой в просторном конференц-зале и время от времени для наглядности чертил и писал что-то на магнитной доске, поставленной рядом. Позади проектор крупно высвечивал на белой стене экран с презентацией. Солидные господа, сидевшие в зале, внимательно слушали речь главы компании, размеренно качали головами и иногда фиксировали информацию в записных книжках.

— Таким образом, основные векторы развития нашей компании… — важно вещал Леонидас и вдруг осекся.

Среди однообразных постных лиц он увидел одно, разительно выделявшееся на фоне остальных. Саид сидел в третьем ряду с коварной, еле заметной ухмылкой и немой угрозой в глазах.

— К-хм, одну минуту, — извинился Леонидас и хлебнул воды из бутылки, стоявшей перед ним. — Таким образом…

В перерыве в фойе бизнес-центра он повстречался с Саидом, который, судя по всему, намеренно искал этой встречи.

— Сеньор Леонидас, — Саид с таинственной полуулыбкой протянул ему руку, — ваше выступление было блестящим, поздравляю.

— Да? — неловко улыбнулся Леонидас и ответил на рукопожатие. — Спасибо, Саид. Не ожидал увидеть вас здесь сегодня.

— Отчего же нет? — в голосе Саида была слышна издевка.

— Я полагал, что вы… Полагал, что вы более заинтересованы в сотрудничестве с другой компанией.

— Да, мы действительно не смогли стать полноценными деловыми партнерами, к сожалению. Обстоятельства сыграли нам не на руку. Но я пришел сюда не как потенциальный партнер, а как интересующееся акциями вашей компании лицо.

— Да-а, неужели? — непринужденно проговорил Леонидас, внутри почувствовав легкую панику.

— Знаете, сеньор Леонидас, — улыбка слетела с лица Саида, как маска, — я никогда не стремился завладеть чужим. Я владею лишь тем, что принадлежит мне по праву, но если вдруг кто-то отнимет это у меня, то я отвечу тем же. Это мой принцип. Неплохой принцип для бизнеса, не так ли?

— Д-да, да. Очень мудро, Саид, очень мудро, — растерянно кивал Леонидас, делая вид, что не принял ничего на свой счет.

— Чтобы сохранить вашу компанию процветающей, я советую вам придерживаться того же правила. Оно работает не хуже, чем инвестиции.

— Простите, я не совсем вас понимаю, — как бы Леонидас ни старался держать марку, намеки Саида начинали выводить его из себя, и его лицо уже не было столь благодушным.

— Я всего лишь размышляю, куда мне вложить свой капитал, сеньор Леонидас, — марокканец вновь опасно улыбнулся. — Было очень увлекательно послушать вас. Хорошего дня.

Сказав это, он удалился, не дав визави возможности ответить. Высокая фигура Саида исчезла на лестничном пролете, а Леонидас долго стоял с озадаченным видом, глядя ему вслед.

— Господи, — тяжело вздохнул он, — только этого мне не хватало.

* * *

Домой Саид вернулся разбитым, оставив за порогом свое бахвальство. Наедине с собой он всегда становился несчастным и потерявшим всякие смыслы существования, кроме одного — вернуть дочь любой ценой. Попросив служанку сделать ему кофе, Саид направился в свою комнату и по пути встретился с Ранией.

— Рания? — без должного участия обратился он к ней. — Все в порядке?

— Да, Саид, — ответила девушка, опустив взгляд в пол.

— Ты была у врача?

— Была.

— Что-нибудь нужно? Лекарства, витамины?

— Мы с Аминой уже все купили, спасибо, — чуть слышно пробормотала она.

Удовлетворившись этим ответом, Саид двинулся дальше по коридору.

— Саид! — вдруг окликнула его Рания.

Мужчина обернулся и посмотрел на беременную жену. В ее глазах стояли слезы.

— Я тоже этого не хочу, Рания, — сказал он, предвосхищая ее вопрос, который так и читался на прелестном юном лице. — Все это мне тоже не нравится. Я хотел бы, чтобы все было по-другому, но мне не оставили выбора.

— Кто? Кто не оставил выбора? — устало спросила Рания, прислонившись спиной к стене.

Саид, спрятав руки в карманы брюк, неторопливым шагом подошел к ней и заглянул в глаза.

— Например, ты, Рания, — спокойно произнес он. — У тебя был выбор, принять мою сторону или сторону Жади. Ты предпочла последнее.

— Саид, я не хотела принимать ничью сторону, — Рания замотала головой. — Аллах свидетель, я выходила замуж с надеждой стать примерной женой и матерью. Я не собиралась ни с кем враждовать, воевать, я надеялась на то, что между мной и первой женой все будет делиться поровну. Я не была готова ни к интригам Жади, ни к твоей… — девушка замолчала и судорожно сглотнула.

— К чему? — вкрадчиво спросил Саид.

— Неважно. Саид, я просто любила и хотела быть любимой, я вовсе не намеревалась разлучить тебя с дочерью, мне это было не нужно, — Рания отвела взгляд и вытерла тыльной стороной ладони слезу со щеки.

Саид хмуро посмотрел на нее. На какое-то время ему показалось, что он и впрямь зашел чересчур далеко. Может быть, он действительно был слишком строг к Рании. Но стоило ему представить Хадижу где-то на краю земли, возможно, даже не в Бразилии (что маловероятно, но не исключено), одинокую, тоскующую по дому и родным, как его сердце начинало умываться кровью, и для жалости в нем не оставалось места.

— Поздно, Рания, — с обреченностью проговорил Саид. — Поздно рассуждать о том, что могло бы быть, но не случилось.

— А если Хадижа найдется? — в глазах Рании вдруг зажглась надежда. — Если Хадижа вернется в семью?..

— Если Хадижа вернется? Тогда… Тогда…

Глаза Саида покраснели от предательски подступающих слез, и он часто заморгал.

— Иди к себе, Рания, — буркнул он, глядя под ноги. — Ни к чему мы завели этот разговор, тебе такие разговоры не нужны. Давай успокоимся и не будем рассуждать о том, чего еще не произошло. Иди к себе, а я пойду к себе.

Рания осталась наедине со своими мыслями и тревогами. В ее чреве рос ребенок, и с каждым днем росла привязанность к нему, а еще было невероятно больно от предстоящей разлуки. Однако в этот раз Рания увидела в глазах Саида нечто, спрятанное за почти непробиваемой стеной холодности, непримиримости, боли и жестокости. Нечто, дающее надежду на лучшее, а надежда — это уже немало.

* * *

Две недели спустя

Яркий свет ламп в операционной слепил глаза. Прошло почти полгода с того дня, вернее, вечера, когда Лукас потерял возможность передвигаться на своих ногах, и за все время он никогда не вспоминал этот вечер в деталях. А сегодня вспомнил.

Ритмичные звуки барабанов, высокие мозаичные колонны риада, яркие всполохи костра в темноте, маленький бассейн, усыпанный цветами, пестрые наряды танцовщиц, грациозно извивающихся под арабскую музыку. Роковые минуты вырисовывались в памяти с поразительной точностью. Интуиция кричала Лукасу остановиться, не идти в ловушку, но он не послушался внутреннего голоса.

«Добро пожаловать, вы озарили светом наш дом», — Саид улыбался и протягивал руку гостю, которого в душе люто ненавидел. Этот взгляд Лукас не забудет, пожалуй, и на смертном одре. В нем были вызов, угроза, насмешка и одна очень сильная эмоция, которую Лукас распознал не сразу. Он не мог подобрать должного названия этой эмоции. Зависть? О нет, это глубже обычной зависти. Бессильная злоба, ревность, обида на судьбу? Жажда мести? Ни одно из определений не могло в полной мере отразить сути того чувства, которое испытывал Саид. Он ненавидел Лукаса за то, что тот навсегда отобрал у него сердце любимой женщины. Единственной женщины, которой дышал Саид, из-за которой сходил с ума. Сумасшествие за маской внешнего спокойствия — может ли быть что-то страшнее этой картины? Интересно, убийцы так же смотрят на своих жертв, когда готовят расправу над ними?

Ответ на этот вопрос Лукас вряд ли когда-нибудь узнает. Тот вечер навсегда остался в прошлом: и ненависть в глазах Саида, и испуг на прекрасном лице Жади, и звездное небо над Фесом. Уродливым шрамом осталось лишь увечье, из-за которого Лукас и оказался вновь в операционной. Где-то в глубине души теплилась хрупкая надежда на лучшее. Совсем без надежды было бы невыносимо жить.

Наркоз начинал действовать. Лукас закрыл глаза и провалился в забытье.