Во мгновение ока (джен)

Стук молотка и резкий визг бензопилы разносились по окрестностям. Зейн вплотную подошел к деревенскому участку и облокотился на бревенчатое ограждение, терпеливо ожидая, пока его заметят. Ждать пришлось недолго — боковое зрение у сеньора Орестеса было развито отлично.

— Сеньор Зейн! — он снял с головы самодельную бумажную панамку и приветственно помахал ею, не слезая со стремянки. — Вы снова к нам!

Эрик выключил бензопилу и отложил инструмент. Накинув на голые плечи рубаху, он подошел к гостю и поздоровался с ним за руку.

— Рад вновь видеть вас, Зейн! — с улыбкой произнес он. — Как продвигается расследование?

— Все идет по намеченному плану, — дружелюбно улыбнулся в ответ Зейн. — Я хотел бы еще раз побеседовать с вами, если вы не против, разумеется.

— Разумеется, я не против! — охотно закивал Эрик и бросил беглый взгляд на сваленные в кучу доски. — Извините, я только немного приведу себя в порядок.

Он умылся водой из садового шланга, обтерся полотенцем, застегнул рубаху на пуговицы и вышел за калитку.

— Итак, что вы хотите узнать?

— Все, что касается последнего пребывания Ренату в Рио-да-Серейя, — размеренно сказал Зейн. — Я должен максимально подробно восстановить картину последних дней его жизни, чтобы понять, что привело к трагедии.

— Да-да, я понимаю, — сочувственно покачал головой Эрик. — Что ж, для вас, наверное, не секрет, что он был очень взбудоражен последними событиями в своей жизни. Эта напрасная травля, невозможность устроиться на достойную работу — для людей нашего круга весьма травмирующее обстоятельство. Прибавьте сюда ссору с девушкой, в которой Ренату души не чаял, и вы поймете, в каком подавленном состоянии он находился.

— Вам известно о причинах этой ссоры?

— Нет, о причинах Ренату не распространялся. Он был очень растерян, не понимал, в каком направлении ему двигаться. Ренату был из тех людей, которые изо всех сил стремятся упорхнуть из гнезда, но как только начинаются проблемы, им становится необходимо встать ногами на родную землю, обратиться к корням, понимаете?

— О да, мне знакомо это чувство, — с легкой улыбкой подметил Зейн. — Скажите, Ренату сообщал вам о своем намерении устроиться на работу в Токантинс?

— Да, мы говорили об этом буквально за день до его отъезда.

— И вы знаете, что он не претендовал на официальное трудоустройство?

— Об этом мне тоже было известно. Надо же, как вышло, — тяжело вздохнул Эрик. — Мало того, что эта подозрительная ситуация с наркотиком, так еще за рулем рабочего грузовика оказался человек, никак не зарегистрированный по документам фирмы! Мог разгореться ужасный скандал, но дельцы, как всегда, выкрутились — скандал был им очень невыгоден. Я уверен, что они приложили руку к тому, чтобы дело как можно быстрее замяли.

— Как думаете, Ренату понимал, что, соглашаясь на подобные условия, становится соучастником подлога?

Эрик усмехнулся.

— Сразу видно человека со столичным менталитетом. Только бедняк может понять бедняка, Зейн. Если бы вас, висящего на волоске от судимости, с отвратительной рекомендацией с предыдущего места работы, никуда бы не принимали? А есть что-то надо, иначе можно умереть с голоду. Поверьте, поступок Ренату совершенно невинен в сравнении с тем, на что идут ради пропитания некоторые мужчины из нищих провинций. Да и женщины тоже.

— Ваши доводы весьма убедительны, — согласился детектив. — Это был последний раз, когда вы видели Ренату?

— Да, к прискорбию.

— Вы были дома, когда произошла эта авария?

— К сожалению, нет. Я даже не успел приехать на похороны — трагическая весть застала меня в Белу-Оризонти. Я как раз тогда начинал свое дело, устав быть наемным работником.

— Вам никогда не приходилось работать в компании Бартоломеу Варгаса?

— О нет, у него — нет. Но я наслышан об этом типе. Самодур, каких поискать. К тому же, как утверждал Ренату, не совсем чистый на руку.

— Любопытно, — заинтересовался Зейн. — Что именно говорил Ренату?

— Никакой конкретики, — пожал плечами Эрик. — Говорил, что не собирается мириться с произволом и хочет вывести на чистую воду его махинации.

— У него была на руках компрометирующая информация? Какие-нибудь бумаги?

— Кажется, да. Но я не в курсе, какого толка это были бумаги. На мои расспросы Ренату отвечал лишь что-то вроде: «Скоро все всё узнают».

— Очень интересно, — Зейн задумался. — Кто еще мог знать о намерении Ренату ехать именно в Токантинс? Потому что его девушка не знала, она даже не догадывалась об этой поездке.

Эрик нахмурил светлые брови, напрягая память.

— Однозначно, это были донна Флоринда, мой тесть и еще несколько наших друзей. К сожалению, ни один из них сейчас не живет в Рио-да-Серейя — разъехались, кто куда.

— А ваша жена знала?

— Могла случайно услышать от своего отца, но уверяю вас, Таис к этой ситуации не имеет ни малейшего отношения.

— Почему же? — невозмутимо пожал плечами Зейн. — По своему опыту я скажу, что иногда самый далекий, казалось бы, от дела человек может случайно стать едва ли не главным свидетелем. Так что я не пренебрегаю никем.

— Вы хотите снова допросить ее? — Эрик заметно насупился, как наседка, к гнезду которой приближается хищник.

— Нет, не допросить, просто поговорить.

— Не поймите меня неправильно, Зейн, но Таис только-только оправилась от серьезного недомогания. Я переживаю за ее состояние — моя жена очень впечатлительная, достаточно самой малости, чтобы ее здоровье ухудшилось. Возможно, стоит немного подождать? Ведь расследование не срочное.

— Как вам будет угодно. Есть еще кое-что, что я хотел бы уточнить у вас, Эрик.

— Да?.. — моментально смягчился мужчина.

— Какие отношения у Ренату были с алкоголем? Он когда-нибудь пил при вас?

— Нет, ни разу. Я и сам не пью. Не только потому, что у меня семья, сын, и я не хочу подавать ему дурного примера. Просто у нас в детстве был сосед — законченный алкоголик, который постоянно напивался, бил жену и дебоширил. Однажды утром он умер под забором прямо на центральной улице, и мы это видели. То, как он хрипел и захлебывался в собственной… М-да, я увлекся, Зейн, простите. Мне было девять, а Ренату — семь. Это навсегда отложилось в памяти и вызвало отвращение к спиртному.

— Понимаю, — кивнул Зейн и протянул руку собеседнику. — Благодарю вас, Эрик, и не смею больше задерживать.

* * *

Вечер в речном краю пьянил свежестью. Издалека доносились звуки зажигательной ритмичной музыки, однако прогуливающаяся вдоль сельских улиц парочка предпочла тихое уединение шумному веселью. Они много молчали, словно приноравливаясь друг к другу и пытаясь разгадать мысли спутника. Жади прикрыла обнаженные плечи широким палантином, ноги ее скрывал длинный светлый сарафан. Зейн украдкой любовался ее точеным профилем и удивительно нежными в своей естественности чертами лица. Про себя он отметил, что Жади очень идет такая естественность, а ее глазам совсем не обязательно быть густо подведенными, чтобы в них был заметен огонь. Жади, в свою очередь, привыкала к неторопливому, спокойному темпу его ходьбы. Ей очень хотелось перенять хотя бы часть этого спокойствия, этой силы и твердой уверенности в завтрашнем дне — того, чего у нее пока не было.

— Райское место, не правда ли? — сказал Зейн, с наслаждением вдыхая витающий в воздухе аромат цветущей акации. — Вам нравится здесь, Жади?

— Очень, — растянула губы в ослепительной улыбке Жади.

— Но даже такое место не может быть защищено от лжи, коварства, предательства. Оно не защищено от беды. Помните, вы спрашивали меня, где искать опору в этой жизни? Так вот, я считаю, что наша главная опора находится внутри нас. Внешние обстоятельства могут помогать нам или мешать, но человека нельзя сломить, если он понимает цель и смысл своей жизни.

— Я видела своей целью свободу, — говорила Жади, легко ступая по пыльной дороге. — С тех самых пор как оказалась на родине, которая на самом деле была для меня чужбиной.

— Свобода — понятие довольно условное и размытое, не находите? — подметил Зейн.

— Почему? — удивилась марокканка.

— Человек редко бывает свободен. Над нами всегда что-то довлеет, будь то традиции, обстоятельства жизни, общественное мнение или собственные мечты. Свободна ли женщина, запертая под замком у нелюбимого мужа? Нет. Свободен ли мужчина, которому с утра до ночи приходится заниматься тяжелым трудом, чтобы прокормить себя и свою семью? Нет. Свободен ли человек, облеченный властью? А ослепленный собственными страстями? А тяжелобольной? Как видите, Жади, ни про кого, от бедняка до царя, нельзя сказать, что он полностью свободен. Только степень несвободы у всех разная.

— Я понимаю, что вы хотите сказать. Мне часто говорили, что я не понимаю своего счастья, что я бегу за миражом и теряю главное. В конце концов, я смирилась и приняла эту реальность такой, какая она есть. Ради моей дочери, ради Хадижи, — нежно улыбнулась Жади. — Любящая мать способна на все ради ребенка, но в какой-то момент оковы стали просто невыносимы. И вот я здесь.

— Вы поступили очень смело. Не скрою, ваша смелость вызывает во мне восхищение.

— Но я не знаю, как мне жить дальше, — вздохнула Жади. — Мне хватило духу лишь сделать первый шаг. Я сделала его с закрытыми глазами, а теперь стою на перепутье и не могу выбрать, по какой дороге мне идти.

— Мне понятно ваше состояние. Ваш старый мир рухнул, а новый пока не построен. У меня был похожий период в жизни, — Зейн задумался. — В это время важно, чтобы кто-то подставил плечо.

— Мне очень повезло, — с улыбкой взглянула на него Жади. — Я не могла представить, что в мире столько добрых людей, готовых помочь чужому человеку.

— Я даже немного завидую вам.

— Неужели?

— Я чаще сталкиваюсь с темной стороной человеческой души. По долгу службы, разумеется, — оговорился египтянин. — Знаете, если бы я не был… немного отстраненным и не стремился бы смотреть вглубь вещей, давно разочаровался бы и в человеке, и в человечестве. Мир не делится на черное и белое, Жади. И это хорошо, ведь иначе все было бы слишком просто?

Жади подняла глаза к небу, где не яркими еще огоньками начинали зажигаться звезды.

— Вы однажды сказали, что никогда не любили, это правда? — задумчиво спросила она.

Зейн слегка смутился. Впрочем, он слишком хорошо владел собой, чтобы выдать свое смущение.

— Любовь — это такая вещь, которой начинаешь жаждать, лишь испытав ее. Пока не знаешь ее вкуса, живется относительно спокойно.

— И вы никогда-никогда не отдавали никому своего сердца? — поразилась Жади.

— Нет. Думаю, я интуитивно берег его… для подходящего случая, — Зейн метнул на нее короткий, мимолетный, но очень выразительный взгляд.

Жади сделала вид, что не заметила этого, но про себя довольно улыбнулась.

— И как же вы узнаете, что случай подходящий?

— Сердце само подскажет мне, в чьи руки оно захочет отдаться.

— Мне казалось, что люди вашей профессии живут только умом, — лукаво посмотрела на него Жади.

— Это расхожее мнение, — рассмеялся Зейн. — Но рациональное начало во мне все же преобладает. Не намного, но преобладает.

…На танцевальной площадке веселье было в самом разгаре, одна только Зилда не слишком веселилась. Разряженная и раскрашенная, как кукла с деревенской ярмарки, она постоянно озиралась по сторонам и нервно теребила ракушку из своего ожерелья.

— Ну что, где твой сыщик? — подколола ее подруга.

— Не знаю, пока не пришел, — не без раздражения ответила Зилда. — Может, еще кого-то допрашивает?

— Допрашивает? Ха, да я уже час назад видела его праздно шатающимся по деревне.

Зилда напряглась. Увидев насмешливое выражение лица подружки, она пришла в настоящее бешенство.

— Что ты так на меня пялишься?! Где ты его видела?

— У дома Флор. Не одного-о, — издевательски протянула та.

— Что-о? Кто с ним был? Кто посмел? Неужели эта столичная вертихвостка?!

Девушка-мулатка, едва сдерживая смех, пожала плечами и с хитрым выражением лица принялась потягивать сок через соломинку. Зилда со злости сорвала с себя ожерелье и швырнула на землю.

— Гадство! Ну ничего, я этого так просто не оставлю!

— …А ваша семья, Зейн? — продолжала расспрашивать спутника Жади. — Вы окончательно с ней порвали?

— Не совсем. Я люблю свою семью, но предпочитаю делать это на расстоянии нескольких тысяч километров. Так лучше и для них, и для меня.

— Вы совсем один, — поразилась марокканка. — Мне так сложно представить жизнь в одиночестве. За долгие годы в Марокко я привыкла постоянно быть в окружении многих людей: одних только служанок в доме моего дяди было не меньше десяти. Даже здесь я живу на виду у соседей.

— Да, эта восточная семейственность, соборность… — мечтательно улыбнулся Зейн. — Не скажу, что подобный образ жизни меня привлекает, но что-то в этом определенно есть. Хотите, сделаю вам одно признание?

— Какое? — заинтересовалась Жади.

— Я без ума от восточного антуража. Я так люблю эти обряды, архитектуру, интерьеры, костюмы, украшения, музыку, танцы, благовония… Все это невероятно завораживает, я обожаю эстетику Востока. У меня долгое время была немного странная мечта: побыть женихом на арабской свадьбе, но впоследствии не быть мужем.

— Как это? — рассмеялась Жади.

— Не знаю, что-то вроде брака понарошку. У мусульман поразительно красивые традиции бракосочетания. На Западе, к сожалению, нет такой пышности, но все же я предпочитаю жить по-западному.

— Одним глазом глядя на Восток? — шутливо заметила марокканка.

— Да, именно, — с улыбкой согласился Зейн.

— Я тоже без ума от внешней красоты нашего родного мира, — с вдохновением начала рассказывать Жади. — Мама с детства учила меня танцу живота. Я умею танцевать с платком, с саблями, со змеей, с подсвечниками… Таис? — удивленно произнесла она, случайно столкнувшись на пересечении улочек с подругой.

— Жади? — та, похоже, удивилась не меньше. — Т-ты… Прости, я думала, что ты дома, и шла к тебе.

— Что ты хотела?

— Ничего, — дернула Таис уголками губ, изобразив улыбку. — Ничего срочного, я хотела сказать. Это вполне может подождать до завтра. Извините, — она покраснела до кончиков ушей и, не поднимая глаз, пошла вперед по дороге.

Зейн замер, весь превратившись во внимание. Он на мгновение обернулся и поймал взгляд Таис, которая тут же, от смущения вспыхнув еще сильнее, ускорила шаг и скрылась за поворотом улицы.

— Какая странная женщина… — пробормотал египтянин.

— Таис? — уточнила Жади. — Таис добрейшая душа, самая добрая из всех, кого мне приходилось встречать. После Зорайде.

— Она похожа на человека, который чего-то боится. Или хранит какой-то секрет. Вам никогда так не казалось, Жади?

Жади растерянно помотала головой.

— У меня к вам просьба, — Зейн понизил голос до шепота и со всей серьезностью посмотрел в глаза спутнице. — Я решился высказать ее только потому, что смею надеяться на ваше великодушие. Вы близко общаетесь с Таис, работаете с ней. Не могли бы вы… понаблюдать за ней чуть внимательнее? Я понимаю, что прошу очень многого…

Жади мгновенно изменилась в лице и вытянулась в струну, вся похолодев снаружи и изнутри. Огненные искорки в ее глазах превратились в льдинки, а мелодичный и звонкий, как ручей, голос стал суровым, почти стальным.

— Я не собираюсь ни за кем шпионить, и если вы хотели таким образом найти себе помощника в расследовании, то вы сильно просчитались.

Зейн понял, что совершил недопустимую ошибку, увлекшись профессиональным азартом и поставив чутье детектива выше сердечных чувств.

— Жади, простите, я оскорбил вас…

— Найдите себе другую компаньонку для вечерней прогулки, — безапелляционно отрезала Жади. — Всего хорошего, сеньор.

— Жади!.. — отчаянно крикнул ей вслед Зейн, но она уже бежала к дому без оглядки.

Гнев, ярость, злость на саму себя — вот что она испытывала. Ну какова же дура! Поверила какому-то залетному сыщику, который ради своих гнусных целей растопчет не одно женское сердце, а потом еще и будет смеяться! Когда же, когда она научится совладать со своими глупыми, дурацкими чувствами, которые только и делают, что ведут ее в пропасть?!

— Эй, я хочу с тобой поговорить! — окликнул ее возле дома донны Флор грубоватый, недовольный девичий голос.

Жади резко обернулась и увидела у ограды Зилду. Вид ее был весьма воинственным: растрепанные волосы, горящие глаза, раздувающиеся от злобы ноздри. Впрочем, Жади в этот момент выглядела немногим лучше нее. Словно две разъяренные фурии, они встали друг напротив друга.

— Я хочу, чтоб ты знала: я первой его застолбила! — с вызовом бросила Зилда.

— Не понимаю, о чем ты, — процедила Жади, прожигая взглядом дырки на сопернице.

Девица рассмеялась напоказ.

— Ой, не надо тут строить из себя овечку! Я говорю о Зейне, с которым ты сейчас гуляла, поняла? Тебе мало было мужиков в Рио? Ты решила приехать сюда и уводить их у нас из-под носа? Вертихвостка, ты самая настоящая вертихвостка!

Жади презрительно усмехнулась.

— Что, он и тебя использовал для своих шпионских игр? Забирай, мне не жалко.

— Что?.. — Зилда была сбита с толку.

— Что слышала. Мне не нужен этот сыщик, если хочешь, можешь забрать его себе, — холодным тоном, титаническими усилиями сдерживая слезы в голосе, проговорила Жади и захлопнула за собой калитку.

— Что за… — в полном недоумении развела руками Зилда. — Ну и дела!