Во мгновение ока (джен)

Когда эмоции улеглись, отзвучали счастливые возгласы и поздравления, высохли слезы умиления и все в приподнятом состоянии духа покинули комнату Лукаса, Иветти осталась наедине с пасынком.

— Ну что, Лукас, ты счастлив? — с мягкой улыбкой спросила она его.

— Иветти! — Лукас буквально светился изнутри. — И ты еще спрашиваешь! Мне кажется, ты стала счастливым талисманом этого дома. Ты появилась, и все начало налаживаться.

— Лукас, ты преувеличиваешь мои заслуги, — вновь улыбнулась ему новоиспеченная мачеха. — Я думаю, тебе был дан знак свыше, что пора начинать новую жизнь.

— Новую жизнь?

— Да! Лукас, у тебя появился шанс начать все с начала, не упусти его!

— Иветти, когда мне так говорят, я всегда теряюсь, — смутился Лукас. — На меня сразу сваливается такая ответственность, что я не знаю, что с ней делать. Знаешь, Иветти, я хотел бы просто… жить. Я не хочу ничего анализировать, стремиться к каким-то высотам, за кем-то тянуться, достигать, побеждать — мне все это не нужно. Не нужно, Иветти. Не все люди по натуре завоеватели и победители.

— Это ты-то не победитель? — хмыкнула Иветти. — Ты так отважно сражался и сражаешься с болезнью!

— Это другое. Когда в нашем доме появился этот парень, клон, поначалу это ранило меня так сильно, что я впал в настоящее отчаяние. Мне была невыносима мысль, что кто-то проживет мою жизнь за меня, проживет правильно, не повторяя моих ошибок. Но потом я подумал: так ли уж счастлив этот парень? Разве он не ошибается? Разве он не может оступиться на своем пути? Может. В конце концов, мы оба смертны. Какой тогда смысл сравнивать нас: кто лучше, а кто хуже, кто воспользовался своими шансами, а кто не воспользовался? К чему это соревнование, бег наперегонки с самим собой? Я достаточно гнался за призраком Диогу, но больше не хочу. Я вдруг почувствовал себя свободным.

— Лукас! — Иветти покачала головой.

— Я хочу поскорее начать ходить снова. Это не так уж мало, Иветти. Жизнь — это уже немало, ведь у кого-то судьба отнимает и ее.

— Нет, Лукас, я не люблю довольствоваться малым, — блондинка гордо подняла голову. — Жизнь — это праздник, из нее стоит брать максимум. Неужели нужно, подняв руки, просто плыть по течению? Так и состаришься, и умрешь, а счастья не увидишь.

— Мы с тобой разные, — улыбнулся Лукас. — Меня делали несчастным те рамки, в которые я сам себя загнал. Да, Иветти, ты не ослышалась: не мой отец, не Маиза, не Далва или кто-либо еще, а я сам. В моем воображении существовал образ идеальной жизни, образ счастливой жизни. Того счастья, которое могло бы быть, но не случилось. Я и оправдывал себя, но и страшно корил за то, что не был достаточно смел, достаточно дерзок, чтобы воплотить этот образ в реальность. А смелости и сил мне все же не хватало. Я долго бегал по замкнутому кругу, в результате чего просто высох изнутри.

— Не могу не согласиться с этим. Лукас, ты всегда казался мне излишне склонным к самобичеванию.

— Возможно, я просто старею, — Лукас рассмеялся. — Но я такой, какой я есть. У меня больше нет желания сесть на коня, взять меч и отправиться сражаться с драконом, а после штурмовать башню с прекрасной принцессой.

— Лукас! — с возмущением воскликнула Иветти. — Как ты можешь так говорить? Ты еще так молод, у тебя вся жизнь впереди! А как же Жади? Ты хочешь сказать, что больше не намерен сражаться за вашу любовь?

Лукас задумался и помрачнел.

— Жади… Если я только однажды увижу ее вновь. Но если вдруг у нас что-то не получится или получится не так, как мы мечтали, — он рассеянно потер пальцами мочку уха, — это не будет для меня мировой трагедией.

* * *

— Мел! — позвала Маиза дочь, которая пришла навестить семью по радостному поводу.

— Да, мама? — откликнулась Мел.

— Идем, дочка, я хочу с тобой поговорить.

Мел переглянулась с Далвой, собиравшейся накормить воспитанницу своим фирменным пирогом, встала из-за стола и поднялась вместе с матерью в свою бывшую комнату.

— О чем ты хотела поговорить со мной? — спросила Мел, усаживаясь на кровать.

— Прежде всего, я хотела бы извиниться перед тобой, — откровенно сказала Маиза, глядя ей в глаза.

— Мама…

— Да, Мел. Я часто бывала не права. Я хочу, чтобы ты знала: все, что я делала, я делала с единственной целью — сделать тебя счастливой. Помочь тебе стать счастливой, раскрыться, понять себя. Но, — Маиза улыбнулась, — как я могла помочь тебе в том, чего сама не умела?

Мел растерянно хлопала ресницами.

— За последнее время я многое осознала, Мел. Я стала лучше понимать других и себя. Нельзя заставить кого-то быть счастливым, навязать свою точку зрения, заставить человека смотреть на мир твоими глазами и соответствовать твоим представлениям. Это невозможно. Это не нужно. Когда я говорила тебе, чтобы ты поярче красилась и одевалась…

— Мама, ну что ты, — смутилась Мел. — Давай забудем об этом, к чему вспоминать старое?

— Нет, выслушай меня, — мягко возразила Маиза, — выслушай. Я хотела видеть тебя такой, какой ты была достойна быть, по моему мнению. Уверенной в себе, знающей себе цену. Проблема в том, что я сама никогда не была уверена в себе. Никогда, Мел.

— Мама! — поразилась ее дочь.

— Глядя на меня, вот так не скажешь, верно? — усмехнулась Маиза. — Я много лет держалась за брак с твоим отцом из-за этой неуверенности. Пускала в ход самые разные средства — не всегда честные, — чтобы сохранить этот брак. Я так мало ценила себя, дочка. Я не должна была оскорблять твоего парня, когда ты привела его к нам, чтобы познакомиться. Но в тот момент… — Маиза слегка запрокинула голову, чтобы слезы не выкатывались из глаз. — В тот момент я сильно испугалась, что ты повторишь мою судьбу. Поторопишься, выберешь не того человека, а потом долгие годы будешь жалеть об этом и бояться что-то поменять в своей жизни.

Мел вдруг опустила взгляд и с печалью посмотрела на браслетик, подаренный ей Шанди.

— Так вот, Мел. Ты свободна в своем выборе. Какой бы человек ни оказался рядом с тобой, я не буду препятствовать вашей любви. А если что-то случится, ты всегда можешь просить моей помощи и поддержки.

Мел, не сдержав слез, бросилась матери на шею.

— Мама! Ты тоже меня прости, я иногда была несправедлива и груба с тобой! Мне было очень плохо все это время, после того как мы рассорились. Мне так не хватало тебя, мама!

— Ну все, дочка, все, — Маиза в порыве нежных материнских чувств гладила ее по голове. — Все ссоры позади, правда?

Мел отстранилась и, счастливо улыбаясь сквозь слезы, кивнула.

— Наступает время перевернуть страницу и начать жизнь с чистого листа, Мел, — улыбнулась Маиза. — И в ней ссорам не должно остаться места.

* * *

Три недели спустя

Лео сидел на кровати в своей комнате-мансарде, закинув руку за голову. Его вид был крайне угрюм. Лео провел так битый час или даже два, не реагируя на призывы матери и бабушки к столу.

— Лео… — мать в третий раз поднялась к нему.

— Я не голоден, мама, — не меняясь в лице, даже не посмотрев в ее сторону, ответил Лео.

— К тебе пришли.

— Кто? — удивился парень.

Клаудиа не стала дожидаться особого приглашения, проскользнула на мансарду и, ловко маневрируя между хламом на полу, прошла к кровати — больше в этой комнате элементарно некуда было присесть.

— Я оставлю вас, — растерянно улыбнулась Деуза и спустилась вниз.

— Почему ты никогда не отвечаешь на звонки? — Клаудиа сложила руки на груди и сверлила Лео грозным взглядом.

— И тебе привет, — спокойно ответил он.

Девушка вспыхнула.

— Лео, я с тобой разговариваю! Посмотри мне в глаза!

Он наклонил голову набок и со снисходительной улыбкой посмотрел на нее, будто говоря: «Ну вот, теперь довольна?»

— Куда ты пропал? — продолжала возмущаться Клаудиа. — Не сказал ни слова, просто исчез, словно тебя и не бывало! Хорошо, что Мел поделилась со мной адресом, иначе я вообще бы тебя не увидела. Парень, я терпеть не могу навязываться, напрашиваться. Если не хочешь встречаться, так и скажи.

— Эй, что за ярость? — Лео подался вперед и провел ладонью по ее лицу. — Ты же сама говорила, что мы ничего друг другу не должны, что тебе это даже нравится.

— Говорила, а теперь передумала. Знаешь, у меня не так уж много времени, чтобы тратить его на всякую ерунду. Давай решать, вместе мы или порознь.

— А тебе чего бы хотелось?

— Мне?! — опешила Клаудиа. — Я вообще-то тебя спрашиваю, сама я уже определилась.

Ее взгляд упал на свисающий с потолочного карниза шифоновый платок.

— А это что? — недовольно спросила девушка.

— Платок. Я купил его в магазине у Иветти, моей крестной. Тебе не нравится?

— Зачем он здесь?

— Я повесил его, — Лео задумчиво опустил взгляд, — чтобы помнить.

— Помнить о чем?

— Я же рассказывал тебе о женщине в платке из моих снов. Это напоминание о том, что она где-то ждет меня.

— Ну это уже слишком! — Клаудиа вскочила с кровати. — Я понимаю, что ты не такой как все, но настолько не заботиться о чужих чувствах! Меня и так раздражало, что ты грезишь о какой-то воображаемой восточной принцессе, но раньше у тебя хватало ума не говорить этого вслух! Меня бесит, что ты смотришь на меня как на девушку второго сорта, временный вариант, об который ты вытрешь ноги, как только представится возможность! Я не хочу соревноваться с бестелесным призраком, это невозможно, невыносимо! Я всегда буду ему проигрывать, чтобы я ни делала. Лео, или ты уберешь эту тряпку подальше с глаз, или больше никогда меня не увидишь!

Лео ее слова привели в бешенство. Он вскочил следом и встал напротив нее, гневно сверкая глазами.

— Не указывай, что мне делать! Платок я не уберу, потому что он мне дорог. Я не могу оторвать часть себя и выбросить как ни в чем не бывало! Это всегда было со мной, всю мою жизнь, я не могу отказаться от половины своей души просто потому, что тебе так захотелось. Если у меня, конечно, есть душа.

— Да-а?! Предлагаешь мне мириться с этим? — практически перешла на крик Клаудиа. — Делить тебя с фантомом? Лео, у меня ангельское терпение (не надо смеяться!), я достаточно закрывала глаза на то, как ты засматриваешься на эти дурацкие платки и занавески, я даже простила тебе случай, когда ты привел меня на праздник в Эстудантин и полвечера мечтательно пялился на танцовщицу в арабском костюме. Но мои нервы не железные! Это какая-то болезнь, помешательство, это не нормально!

— …Матерь Божья, чего это они так раскричались? — нахмурилась темнокожая старушка, сидевшая внизу перед телевизором с вязальным крючком и нитками.

— Не знаю, мама, — в расстройстве всплеснула руками Деуза. — Лео сегодня не в духе, просто напасть какая-то. Может, мне сходить и выяснить, в чем дело?

— Де-еуза! — подал голос из-за швейной машинки ее муж. — Не трогай их, милые бранятся — только тешатся. Нам ли с тобой не знать?

— Что-то мне все это не нравится, — тяжело вздохнула Деуза и принялась убирать со стола.

— …Ты тоже не святая! — не остался в долгу Лео. — Что ты там говорила о призраках? О втором сорте? Разве ты не смотришь на меня так же? Я постоянно только и слышу от тебя о твоем умершем парне! Я не дурак, я прекрасно вижу, что ты все время нас сравниваешь: как бы повел себя он, как веду себя я, его любовь была правильной и образцовой, а моя вся не такая, вся неправильная! Клаудиа, мне хватает сравнений! На меня все смотрят, но не видят. Одни называют Лукасом, другие — Диогу; то я дух, то я клон! — он эмоционально размахивал руками. — Я сам уже не знаю, существую я на самом деле или я просто ходящий и говорящий снимок Лукаса в молодости. А потом появляешься ты и пытаешься вылепить из меня копию твоего парня, которого ты все равно всегда будешь любить больше. Тебе не кажется, что это чересчур?!

— Лео… — Клаудиа притихла и смотрела на него широко распахнутыми глазами.

— Если не думала об этом, то подумай. То, что я клон, не значит, что у меня нет чувств.

Лео, выпустив пар, замолчал и уставился куда-то вдаль глазами, полными слез. Клаудиа подошла к нему и ласково погладила по щеке.

— Тебя на самом деле это задевает?.. — с непривычной робостью спросила она.

— А ты как считаешь? — Лео все еще дулся.

— …Слава святому Иуде Тадеу, тишина! — с облегчением воскликнула донна Мосинья и продолжила смотреть сериал без всяких шумовых помех с мансарды. — Какая нынче пошла невоспитанная молодежь!

— …Если так, то получается, что я все же что-то значу для тебя, мой милый пришелец, — улыбнулась Клаудиа и крепко обняла его. — Прости меня.

Лео смягчился и обнял ее в ответ.

— Я уберу этот платок, если он тебя огорчает.

Девушка несколько раз вдохновенно поцеловала его в губы, но Лео по-прежнему не улыбался.

— Эй, ну что с тобой происходит?.. — тихо спросила она.

— Это из-за моего отца, — признался Лео. — Я теперь с ним почти не вижусь.

— Из-за Леонидаса?

— Нет… Из-за моего отца, Альбьери.

— А что с ним? — участливо поинтересовалась Клаудиа.

— Не знаю, — Лео тяжело вздохнул и опустил голову. — У него со здоровьем что-то не то, он часто плохо себя чувствует. Наверное, от нервов.

— Это возраст, — улыбнулась Клаудиа. — Насколько я запомнила доктора Альбьери, он уже немолодой человек. Такое бывает с пожилыми людьми.

— Но еще полгода назад он был здоров! Когда я только вернулся в Рио, мы встречались почти каждый день, ходили по побережью, разговаривали. Папа обещал отвезти меня в Марокко, показать пустыню, но мы так туда и не съездили.

— Сядь, — девушка взяла его за руки и усадила на кровать.

— Я начал думать, — Лео часто заморгал, пряча слезы, — что со мной будет, когда его не станет?

— Лео!..

— Альбьери не просто мой отец, он… мой создатель. Я появился в его лаборатории благодаря его стараниям. Всю жизнь я жил с чувством, что мой отец вечен. Солнце встает каждое утро, времена года сменяют друг друга, и отец был, есть и будет всегда. Мне кажется, я не выживу, когда он совсем состарится и умрет.

Клаудиа с жалостью посмотрела на Лео и провела рукой по его голове.

— Выживешь. Я знаю, тебе не нравится, когда я говорю с тобой о Ренату, но я тоже думала, что не проживу и суток после новости о его гибели. Сутки прошли, а я жила. Прошла неделя, а я жила. Год, два, три… А я все жила и жила. Я была уверена, что больше никогда не смогу полюбить, но все-таки полюбила.

Лео добродушно хмыкнул и, поцеловав ее в щеку, крепко прижал к себе. Ее духи отдавали нотками жасмина, а руки были теплыми и нежными. И верить ей очень хотелось, только отчего-то не верилось.