Во мгновение ока (джен)

Маиза сидела, закинув ногу на ногу, в гостиной дома Феррасов в компании своей подруги Лидьяне. Она нервничала и поминутно взглядывала на наручные часы, зачем — сама не знала. Вероятно, так проявляла себя внутренняя тревога без конкретной причины, отчего-то становившаяся все сильнее и сильнее.

— Маиза, и все же, как вы теперь будете? — Лидьяне искренне сопереживала ей. — Такая ужасная ситуация, до сих пор в голове не укладывается. Вы же собирались разводиться до того, как это все произошло?

— Да, Лидьяне, собирались. Собирались… — Маиза задумалась. — Забавно, еще недавно я считала, что мы с Лукасом живем хуже некуда, но я была не права — худшее оказалось впереди. И Мел, как назло, связалась с этим охранником именно сейчас, будто решила добить меня! Я устала, Лидьяне, устала от всего, я хочу покоя. Уехать куда-нибудь на другой край света, в Альпы на горнолыжный курорт, забыть о Лукасе, о его изменах и инвалидности, об этой Жади, отдохнуть от поучений сеньора Леонидаса и Далвы, от глупостей Мел.

— Это отличная идея! Поезжай, непременно поезжай!

— Нет, Лидьяне, — покачала она головой. — Я не могу, что-то держит меня здесь. Словно страх, что я вернусь и застану на месте этого дома одно пепелище. Начать все с нуля не так просто, как кажется. Да, наша семейная жизнь была очень далека от идеала, но она была целых двадцать лет, и я к ней привыкла. Я в этом доме полжизни, я не вижу себя вне этого брака, Лидьяне. Знаешь, меня даже не смущает обездвиженность Лукаса. Нисколько. Он всегда был в отношении меня каким-то… неживым, если ты понимаешь, о чем я говорю. Лукас вроде бы находился поблизости, но в то же время его не было рядом. Так что в этом смысле между нами не изменилось вообще ничего, — усмехнулась Маиза.

— Маиза, ты слышишь? — перебила ее подруга. — На улице какой-то шум, крики.

— Должно быть, уличные хулиганы — Рио есть Рио. Сейчас охрана с ними разберется, — Маиза попыталась отвлечь Лидьяне, внутренне боясь даже представить, кто мог устроить дебош у ворот особняка.

— Нет-нет, это женский голос! — возразила та. — Там кричит какая-то женщина.

Маиза почувствовала, как ее щеки загорелись от гнева и смущения. Она ненавидела представать перед друзьями и знакомыми в неблаговидном свете. Лидьяне прекрасно знала, что в семье Феррас есть проблемы, но одно дело знать, а другое — увидеть своими глазами орущую благим матом возле дома скандалистку. Кто же это — неужели мать Шанди пришла устраивать разборки, или бывшая невеста сеньора Леонидаса заявилась качать права? Что тот, что другой вариант показались Маизе невероятно позорными.

— Далва, — обратилась она к экономке, уже идущей быстрым шагом к входной двери, — пожалуйста, выйди и посмотри, что там происходит. Лидьяне, идем со мной, я хотела кое-что показать тебе.

Маиза чуть ли не силком утащила наверх любопытную гостью, а Далва тем временем воинственно направлялась к воротам дома. Она уже знала — охранник сообщил — кто к ним пожаловал.

— Вы совсем потеряли стыд? — в возмущении выкрикнула она в сторону Иветти, осаждавшей секьюрити. — Кто вас звал сюда?

— Я пришла не к вам и даже не к Львеночку, еще чего не хватало! — не осталась в долгу разодетая по последней моде блондинка. — Я пришла навестить больного, вы не имеете права мне препятствовать!

— Больной в посетителях не нуждается, а нуждался бы — сказал бы об этом сам. Уходите, не испытывайте мое терпение! Вам тут не проходной двор!

— Это вы не испытывайте мое! Пустите меня по-хорошему или пожалеете! Лукас! Лу-укас! — истошно завопила Иветти так, что звуки ее голоса долетели в открытое окно спальни на втором этаже.

Лукас встрепенулся: он не ожидал, что Иветти придет проведать его. Судя по всему, ее не пускают за ворота, иначе бы она так не кричала. Лукас пожалел, что не может встать и хотя бы подойти к окну, чтобы посмотреть, что же делается снаружи.

— Далва! — позвал он служанку, но ответа не последовало. — Да-алва! Маиза! Мел! Хоть кто-нибудь в этом доме, подойдите ко мне!

— …Кажется, Лукасу что-то нужно, — услышав крики из-за стены, сказала Лидьяне.

— Я схожу к нему, — натянуто улыбнулась Маиза, но непоседливая подруга прошмыгнула вслед за ней.

— Лукас! — воскликнула она, оказавшись в комнате больного. — Извини, что сразу не поздоровалась, как ты?

— Нормально, Лидьяне, — дружелюбно ответил он ей. — Кажется, там пришла Иветти, пусть ее пропустят ко мне.

Маиза судорожно сглотнула — визит этой особы не сулил ничего хорошего. Она знала, что Иветти не раз помогала Лукасу в его свиданиях с Жади, и поэтому скорее легла бы костьми у порога, чем позволила бы ей войти, но при Лидьяне отказывать парализованному было слишком неудобно.

— Хорошо, я спущусь вниз, — с деланной заботливостью проговорила она.

— …Так вы откроете ворота или нет? — настойчиво спрашивала Иветти.

— Пусть войдет, — царственно обратилась к охраннику вышедшая из дома хозяйка.

— Маиза, да ты что?.. — в ужасе уставилась на нее Далва.

— У нас здесь не неприступная крепость, а Лукас не принцесса в башне, чтобы его стеречь, — усмехнулась Маиза. — Так что пусть к нему приходит, кто хочет.

— Сеньор Леонидас бы этого не одобрил! — уперла руки в боки Далва.

— Сеньора Леонидаса нет дома, не так ли, Далва? Проходите, Иветти.

Иветти поблагодарила Маизу и победно прошествовала мимо темнокожей служанки, даже не удостоив ее взглядом. Маиза провела гостью наверх, фальшиво улыбаясь — это единственное, что она могла сделать, дабы сгладить впечатление Лидьяне о случившемся конфузе.

— Иветти! — Лукас просиял от счастья, увидев ее на пороге своей комнаты. — Какой сюрприз!

— Лукас! — всплеснула руками Иветти. — Я бы предпочла навестить тебя по более радостному поводу. Как же это произошло?..

— Все мне задают этот вопрос. Присаживайся, — он кивком указал на стул возле кровати. — Каждый, кто приходит сюда, спрашивает об этом, а я не знаю, что ответить. Произошло, как произошло.

— Жаль, что я узнала обо всем только сейчас, а то навестила бы тебя раньше.

— Как ты узнала?.. — осторожно спросил Лукас, догадываясь, кто мог сообщить ей о несчастном случае.

— Жади! — полушепотом поведала ему Иветти. — Она была у меня вчера.

— Жади?! — Лукас инстинктивно захотел приподняться на кровати, взволнованный этой новостью, но вовремя опомнился. — Как она?

— Мягко скажем, она в затруднительном положении.

— Саид? Он навредил ей?!

— Если домашний арест считается нанесением вреда, то да.

— Боже! — тягостно вздохнул Лукас. — Я знал, что он этого так просто не оставит, будет мучить ее. Я пытался несколько раз дозвониться до Жади, но бесполезно. Как же ужасно все получилось. Ну почему, Иветти, почему?..

— Бедняжка в растерянности, она не знает, к кому обратиться за помощью.

— И все-таки, какой я неудачник, — уныло произнес Лукас, погружаясь в свои размышления. — Я хотел как лучше, хотел счастья нам обоим, в кои-то веки набрался смелости, и посмотри, что из этого вышло? Я калека, лежу здесь, как безжизненное полено, а она там терпит издевательства мужа, и я ничем не могу помочь. Я опять все испортил, лучше бы нам было не встречаться вовсе — не суждено, так не суждено. Во всяком случае, мы оба были бы в целости и сохранности, пусть и не счастливые. Теперь ни о каком счастье не приходится даже мечтать.

— Лукас, — прищурилась Иветти, — что это за упадническое настроение? Ты что, намерен отказаться от Жади из-за своего состояния?

— Иветти… Я оказался в безвыходной ситуации. Я растерян, понимаешь? Я еще не понял, как жить в этом неполноценном теле, как с ним управляться, я пока беспомощен, как младенец. У меня тысяча вопросов в голове и ноль ответов. Видишь все это? — рядом с кроватью стояла тумбочка со всевозможными лекарствами и средствами ухода, а чуть поодаль красовалась навороченная инвалидная коляска, которую уже успел приобрести Леонидас. — Думаешь, Жади достойна такой жизни? Об этом она мечтала двадцать лет — ухаживать за инвалидом?

— Лукас, — лицо Иветти было серьезным, как никогда, — я полностью понимаю твою боль, твои сомнения, но… Мне кажется, было бы правильным спросить мнения самой Жади, как считаешь?

— Она, конечно, скажет, что ей это неважно. Но разница в том, что она никогда так не жила и не знает, на что подписывается, а я знаю. Я хлебнул уже достаточно, хотя не прошло и месяца, но когда я думаю, что застрял в таком виде навсегда, то… Честно говоря, я не хочу жить, Иветти.

— Лукас, так нельзя! Ты не один попал в такую беду, многие люди лишаются возможности ходить, но они не падают духом и уж точно не отказываются от любви и счастья!

— Кто? Ты знаешь таких людей? Я — нет.

— Знаю, — встряхнула головой Иветти. — В субботу на «Глобо» показывали передачу о жизни людей с ограниченными возможностями.

— Чушь все эти передачи, — расстроенно проговорил Лукас, но после сделал паузу и призадумался. — А вообще, ты права! Плевать на все, я хочу быть счастливым!

— Вот это другой разговор! — обрадовалась гостья.

— Ведь я же не разбился насмерть, значит, мне дан еще один шанс! — Лукас вдохновлялся на глазах.

— Прекрасно! Такие речи нравятся мне куда больше!

— Но… — вновь сник больной. — В любом случае, если мы с Жади будем вместе, это произойдет не сейчас. Мне нужно три месяца, чтобы прийти в более-менее приемлемое состояние. Я должен начать передвигаться на коляске, а не лежать пластом. Тогда я обрету хотя бы какую-то независимость.

— Нужно составить план действий, продумать все до мелочей. У тебя как раз будет время это сделать, — ободряюще сказала Иветти. — Жади важно знать, что ты не отказываешься от нее, тогда вам любые трудности будут по плечу, вот увидишь.

— Иветти, — улыбнулся Лукас, — ты умеешь вселять надежду. Будь у меня такая мать, как ты, я стал бы другим человеком.

— Кстати, — она неосознанно поправила прическу и сделала постное выражение лица, — что там у Львеночка? За ним увиваются какие-нибудь наглые девицы вроде той журналистки из Португалии?

— Мне ни о каких девицах из Португалии ничего не известно, — рассмеялся больной. — А даже если бы и увивались, я уверен, что отец любит тебя.

— Серьезно?.. — Иветти растаяла от этих слов.

— Он просто упрямый. Ужасно упертый, с ним бывает невыносимо иметь дело.

— С этим не поспоришь, — тяжело вздохнула женщина. — Лукас, я пойду. Не хочу давать пищу для пересудов разным…

Через приоткрытую дверь можно было заметить Далву, грозно поджавшую губы, с подносом для еды, который она выставила перед собой, как оружие.

— Больному пора есть и принимать лекарства, — морщась от отвращения, произнесла служанка.

— Я ухожу, — Иветти выпрямилась, закинула сумку на плечо и гордо застучала каблуками по направлению к выходу из комнаты, но у порога обернулась и сказала на прощание: — Не забывай, о чем мы говорили с тобой сегодня, Лукас! Поправляйся, ты нужен многим людям.