Во мгновение ока (джен)

На изможденный дневной жарой Фес опустилась темная южная ночь, зажигая на высоком небосводе россыпи ярких мерцающих звезд. Узенькие пешеходные улочки, пронизывающие сетью старый город, постепенно опустели — его жители погрузились в сон. Однако же был как минимум один дом, обитателям которого было не до сна — шумный праздник, посвященный визиту заокеанских гостей, обернулся редчайшим переполохом, когда один из них, отхлебнув чая из предложенного стакана, повалился на пол без сознания.

Эта картина — бесчувственный Лобату, распростертый на ковре, встревоженная Жади, склонившаяся над ним и требующая врача, взирающий на все с ледяным спокойствием Саид и перепуганная Зорайде — стояла перед глазами у Лукаса, когда он в сопровождении нескольких угрожающего вида и крепкого телосложения молодцев шел по ночным улицам Феса. Люди Саида переговаривались между собой о чем-то на арабском, и все выглядело так, будто они ведут «подопечного» вовсе не в гостиницу, как было сказано, а на самую настоящую расправу. Лукас неприметно вздрогнул, вспомнив лицо соперника. Холодный и острый, как лезвие кинжала, взгляд Саида говорил о том, что этот человек способен на все. Возможно, даже на убийство, тем более, когда речь идет о женщине, самой важной женщине в судьбе их обоих. Бразилец почувствовал, как его тело каменеет от страха, страха не только за свою жизнь, но и за жизнь и безопасность Жади, однако уже через пару мгновений он испытал необычайный прилив сил: сердце, бьющееся с рекордной скоростью, разгоняло кровь по жилам, а мозг начал лихорадочно генерировать варианты бегства. Сгинуть здесь, где-нибудь в темной подворотне, зверски истерзанным этими дикарями? Ни за что! В такие минуты Лукас переставал узнавать сам себя.

Он шел чуть позади своего «конвоя», и очередной поворот улицы подсказал прекрасное и единственное в такой ситуации решение: кованая лестница, приставленная к деревянному настилу крыши, прямо-таки призывала его взобраться по ней и спастись от разбойников. Лукас сделал это незаметно для людей Саида и так легко, словно ему было двадцать лет. Он притаился между балок и увидел, как наемники заметались в растерянности — больше сомнений не осталось, их намерения явно недобры, а значит, расслабляться рано. С ловкостью циркового артиста — откуда в нем взялось столько прыти? — Лукас перебрался на соседний карниз и залез повыше, продолжая слышать доносящуюся снизу озлобленную и суетливую арабскую речь. Они его ищут, ищут и непременно найдут! Лукас с высоты наблюдал, как его преследователи мечутся по переулкам. Огромный выброс адреналина напрочь лишил его рассудка, и бразилец зачем-то попытался перелезть на ближайшую крышу по крайне неудобному и опасному выступу.

Ступня повисла над пропастью, не сумев ни за что зацепиться, кисти рук, отчаянно впившиеся в практически гладкий камень, предательски соскользнули, и мужчина сорвался. Острая, нестерпимая боль пронзила спину дважды: сначала при падении на деревянные доски, проломившиеся под резким ударом, точно соломинки, а затем при приземлении на каменную мостовую. Лукас запомнил лишь мелькнувшее на секунду звездное небо и страшную, но короткую, как выстрел ружья, мысль: «Какой бесславный конец».

* * *

В себя Лукас пришел уже в реанимации с катетером в носу, весь обклеенный какими-то датчиками. Не сразу поняв, что произошло, он хотел было встать, но тело его совершенно не слушалось — сил хватало разве что на то, чтобы моргнуть глазами. Медбрат, дежуривший у койки больного, прочел в его взгляде немой вопрос: «Что со мной случилось?» Молодой араб на французском языке принялся успокаивать пациента, чтобы тот не нервничал — Лукас понял это по тону, каким говорил сотрудник больницы. Однако ему не нужны были эти никчемные фразы, на каком языке бы они ни были произнесены, ему была нужна информация. Что произошло после падения? Как он очутился в реанимации? Что теперь с ним будет? Увы, в чужой стране узнать все это было не так легко. Осталось просто ждать… Вот только ждать чего?

Али на пару с окончательно пришедшим в себя Лобату спешили в больницу. Ахмед, слуга сида Али, накануне нашел Лукаса в полумертвом состоянии посреди обрушившегося деревянного настила, чем, вероятно, спас ему жизнь. Врачи сразу сообщили, что положение серьезное и требуется срочная операция, но подробностей никто не знал. Лобату был в полнейшем ступоре — мало того, что он сам попал в пренеприятную ситуацию, так еще и Лукас чуть не отправился на тот свет! И как он только взглянет в глаза Леонидасу?.. Ну почему он не смог убедить коллегу и сына своего старого друга не ходить на этот проклятый вечер? Зачем пошел на поводу у Лукаса? Лобату сильно нервничал и не очень-то старательно боролся со жгучим желанием приложиться к «фляге спокойствия», но рука марокканца, уверенно сжимающая ладонь, и его убаюкивающие речи не давали осуществить желаемое.

По светлым коридорам госпиталя деловито сновали доктора в белых халатах, санитарки в хиджабах толкали перед собой тележки с бельем и медицинским инвентарем, но в целом не было привычной для больниц суматохи — даже обеспокоенные родственники пациентов вели себя очень сдержанно и культурно, никто не повышал голос, не суетился. Сид Али провел совершенно растерявшегося Лобату к лечащему врачу Лукаса, который не слишком был настроен на беседу.

— Поймите меня правильно, — отпирался хирург, — эта информация конфиденциальна, я могу сообщить о состоянии больного только родственникам.

— Но Лукас иностранец! — возразил Али. — Сеньор Лобату его коллега и друг семьи, я тоже не посторонний человек, мы имеем право знать информацию хотя бы для того, чтобы сообщить ее в Бразилию.

— Хорошо, если вы настаиваете, — согласился врач и поправил очки. — У пациента тяжелая травма позвоночника, нами была проведена экстренная операция, и в дальнейшем потребуется еще ряд вмешательств, но, к сожалению, чувствительность нижних конечностей утрачена. С большой долей вероятности, навсегда.

— Аллах, какое несчастье! — пораженно воскликнул Али.

— Что, что такое? — встревожился Лобату, ни слова не понимающий по-арабски.

— Доктор сказал, что Лукас не сможет ходить.

— Абсолютный кошмар! — пришел в ужас бразилец. — Но… но, возможно, это какая-то ошибка? Ведь еще не было проведено достаточного количества обследований, и врачебные ошибки никто не отменял! Не так ли, сеньор Али? — пытался он утешить самого себя.

Али перевел эту реплику качающему головой хирургу.

— Врачебные ошибки случаются, но поверьте моему тридцатилетнему опыту оперирующего травматолога: у вашего коллеги нет шансов встать на ноги. Вы должны благодарить Аллаха уже за то, что он остался жив.

— Мы можем навестить его? — поинтересовался Али.

— Сегодня мы переведем его в обычную палату, но не задерживайтесь и не утомляйте больного разговорами. А теперь прошу меня извинить, в отделении много работы.

С этими словами врач удалился по делам, оставив обескураженных посетителей наедине с шокирующим фактом. Оба молча погрузились в свои мысли и корили себя за то, что никак не смогли предотвратить несчастный случай, даже религиозный Али, во всем уповающий на волю Аллаха, заметно помрачнел. Лобату же вовсе чуть не поплохело, но он изо всех сил старался держать себя в руках и думал, что при форс-мажорных обстоятельствах отделение кардиологии всего двумя этажами ниже.

* * *

— Черт знает что! — Леонидас беспокойно расхаживал туда-сюда по своему кабинету, жалуясь Альбьери на сына. — Просто немыслимое, возмутительное ребячество! Взрослый мужчина, женатый, имеющий дочь, вот-вот займет руководящий пост в серьезнейшей компании, а все туда же — побежал за чадрой, будто ему только-только сравнялось двадцать!

— Леонидас, не нервничай! — невозмутимо проговорил Альбьери, рассевшийся на кресле. Успокаивать кого-либо, особенно Леонидаса, совсем не его конек — доктору было проще вывести новую породу телят, чем произнести слова утешения.

— Не нервничай? — язвительно переспросил Феррас. — Ты хоть понимаешь, что Лукас срывает мне контракты на востоке? Мы с этими арабами не за один день договаривались о сотрудничестве, возводили деловые мосты, налаживали контакты. Для чего? Чтобы мой безответственный сын, поддавшись порыву юношеской ностальгии, запорол репутацию компании навсегда?!

— Ты утрируешь.

— Нет, Альбьери, я не утрирую, это ты недопонимаешь элементарных вещей. Слушаю! — Леонидас все тем же раздраженным тоном ответил на перебивший его пламенную речь телефонный звонок. — Лобату, как хорошо, что ты вышел на связь! Я уже сам хотел звонить в гостиницу и узнавать, где вы пропадаете с Лукасом… Что?! — мужчина резко изменился в лице, услышав какую-то неприятную весть.

— Все в порядке? — подал наконец признаки заинтересованности Альбьери. — Что-то случилось с Лукасом?

— Как это произошло? Как он сейчас себя чувствует? — замахал рукой на старого приятеля Феррас, дабы тот не мешал ему разговаривать. — Только этого не хватало! Ладно, я понял тебя. Будь на связи, я прилечу ближайшим рейсом.

— Да что же стряслось, в конце концов?

— Я так и думал! — взревел Леонидас, будучи уже на пределе. — Я нутром чуял, что добром эта поездка не кончится! Лукас оказался в больнице! Упал с высоты.

— Как?! — не на шутку встревожился Альбьери.

— А я откуда знаю? Лобату двух слов связать не может, не иначе как напился.

— Леонидас, я сам туда полечу, — доктор вызвался помочь крестнику. — Я переговорю с врачами, организую перелет, все будет хорошо. Доверься мне, лишние переживания тебе ни к чему. Вот увидишь, с Лукасом не произошло ничего страшного, если бы произошло, тебе бы уже сообщили.

— Сеньор Леонидас? — в дверях послышался надменный женский голос. — Что-то случилось?

— Случилось, Маиза. Еще как случилось. Твой инфантильный муж умудрился упасть с высоты и теперь находится в больнице.

— Неужели? — равнодушно произнесла Маиза, ни одной ноткой не выдав волнения. — Он что же, пытался забраться ночью в окно к возлюбленной?

— Маиза! — искренне возмутился Альбьери. — Как ты можешь говорить такое?

— А что? Лукас мне больше не муж, во всяком случае, он сам уже не считает себя моим мужем, почему я должна переживать из-за его безрассудных поступков? Пусть за него переживает та, ради которой он их совершает.

— Между прочим, в этом есть доля и твоей вины! — упрекнул ее Леонидас. — Если бы вы строили свой брак, как два взрослых человека, Лукас бы не застрял в возрасте мальчишки!

«Какое точное определение: застрял в возрасте мальчишки», — усмехнулась про себя Маиза. Она ничего не ответила на претензии свекра и, гордо вздернув подбородок, поднялась наверх, к себе в комнату, где наконец могла сбросить маску хладнокровия. Нет смысла притворяться перед зеркалом, и Маиза устало взглянула в глаза своему отражению, где словно бы увидела двадцать лет, потраченных впустую. Женщина задумалась: что, если бы когда-то она выбрала другой путь, другого человека? Какой стала бы ее жизнь к этому времени? Если бы ей, как по волшебству, довелось встретить юную Маизу, она сказала бы, чтобы та бежала без оглядки и строила свою судьбу совсем иначе. Сеньора Феррас с горечью улыбнулась — она не выбрала бы иную дорогу даже тогда. Вот, что было хуже всего.

* * *

Лобату на пару с Али осторожно вошли в палату к больному. Оба, не сговариваясь, прятали взгляд и не знали, с чего лучше начать беседу. Али заговорил первым с вымученной улыбкой:

— Лукас, ты нас всех очень удивил! Ходили слухи, что весь Фес можно обойти по крышам, но я даже представить не мог, что кто-то решится проверить это утверждение на практике! Как ты себя чувствуешь?

— Сеньор Али, Лобату, — Лукас пристально следил за гостями с тех пор, как только они показались в дверях, — я вижу, вы хотите мне что-то сказать, но не решаетесь. Ну же, смелее.

— Лукас, — подал голос Лобату, — тебе показалось, мы всего лишь пришли справиться о твоем здоровье. Я уже звонил несколько раз Леонидасу, скоро здесь будет Альбьери и займется твоим перелетом домой.

— Лобату, — больной закатил глаза, — я не чувствую ног. Вообще. Вы уже в курсе, но не хотите меня беспокоить, а может быть, вам известно то, чего пока не знаю я. Так?

— Лукас, — Али прислонился рукой к каретке больничной койки и сочувственно посмотрел на него, — в жизни случается так, что Аллах иногда посылает нам испытания. На первый взгляд, они кажутся человеку неподъемной ношей, которую он не в силах понести, но истина в том, что Аллах никогда не дает нам горестей больше того, что мы способны вытерпеть. Человек гораздо сильнее, чем он сам о себе думает.

— Я не смогу ходить? — напрямую задал вопрос Лукас. — Говорите, я имею право знать!

— Лукас… — Лобату в нерешительности взглянул на Али, будто просил его одобрения. — У тебя серьезная травма позвоночника, лечение будет непростым и долгим. Ты должен морально настроиться на борьбу.

Больной тяжело вздохнул и устремил взгляд в потолок — опять эти недомолвки. Лобату абсолютно не умеет притворяться, у него просто не хватает смелости выложить все, как есть. Меньше всего на свете в этот момент Лукасу хотелось разговаривать с кем-либо. Али дал знак спутнику, чтобы тот больше не тревожил его.

— Что ж, врач предупредил нас о том, что тебе пока нельзя переутомляться, — спокойно произнес Али. — Тебе нужно отдыхать и набираться сил, чтобы побороть болезнь, а завтра мы навестим тебя снова. До свидания, Лукас. Подумай о том, что я тебе сказал, — на прощание обернулся на пороге мудрый араб.

Дверь закрылась за посетителями, и Лукас остался наедине со своими тягостными мыслями. «Побороть болезнь», — прозвучало эхом в голове, словно издевка. Разве это грипп, чтобы его взять и побороть? Из глаз впервые за то время, пока Лукас находился в сознании после операции, градом покатились слезы, которые он совершенно не пытался сдерживать. Он предполагал, что Лобату из жалости решил не шокировать его вот так сразу известием об инвалидности, но в некоторых случаях лучше уж рубить с плеча, чем отрезать по кусочкам. Жаль, что окружающие этого не понимают из-за якобы «заботы».

Жизнь устроена странно. Еще вчера миром Лукаса была его любовь к Жади, стремление во что бы то ни стало отвоевать у судьбы право на счастье, которое ускользало от них двоих так долго. Двадцать лет он думал, что его связывают по рукам и ногам путы безысходных обстоятельств, но теперь понял, что значит безвыходная ситуация в прямом смысле этого слова. Быть узником собственного тела, вернее, собственной немощи, куда ужаснее, чем заложником родительского авторитета или ответственности перед дочерью. Все происходящее казалось кошмарным сном. Лукасу страшно было даже подумать о том, что такие доступные для большинства людей вещи, как самостоятельно встать с кровати, дойти до кухни и налить себе воды, своими ногами спуститься или подняться по лестнице, прогуляться босиком по пляжу, где набегающие волны щекочут ступни, да просто способность пойти туда, куда необходимо, не пользуясь неповоротливой инвалидной коляской, остались для него в прошлом. На долгое время, если не навсегда. Как мало, оказывается, человеку нужно для счастья! Ну почему он выдумывает себе тысячу проблем, когда на самом деле не имеет ни одной?.. Его мир больше не Жади, Жади осталась где-то там, в прошлой жизни, в здоровой жизни. Его мир отныне — это больницы, четыре стены и кровать, а больше в нем Лукасу ничего и не требуется.

Размышляя так, он не заметил, как дверь в палату вновь легонько отворилась. Перед Лукасом возник женский силуэт в черной парандже, которую посетительница тут же сорвала с себя. Улыбаясь белоснежной улыбкой, на него горящими от любви глазами смотрела Жади.

Отбросив паранджу, раздобытую специально для того, чтобы незаметно проникнуть в больницу, Жади тут же бросилась к любимому и обняла его настолько крепко, насколько это было возможно в его положении. Он почувствовал знакомый аромат ее духов — такой родной и такой далекий одновременно, будто отголосок нормальной жизни, отсеченной от Лукаса всего одним роковым мгновением. Больной закрыл глаза и прислушался к сердцу, пытаясь хотя бы на секунду перенестись душой в те недавние счастливые часы, но от этого становилось еще более горько.

— Лукас! — с нежностью сказала Жади, отстранившись от него наконец. — Я так переживала за тебя, я места себе не находила! Что они с тобой сделали?..

— Я не знаю, хотели ли они что-то сделать, — неопределенно ответил Лукас. — Просто в какой-то момент показалось, что мне угрожает опасность, и я… сделал глупость.

— Ничего! — ее смуглое лицо озарила белоснежная улыбка. — Ты в безопасности сейчас, это самое главное. Ты поправишься, мы будем вместе, и уже никто и ничто не сможет разлучить нас! Вот только… — Жади замялась.

— Только что?..

— Я волнуюсь из-за Хадижи. Саид скоро возьмет вторую жену, мне не составит труда добиться развода, но Хадижа… Он может забрать ее у меня, я боюсь этого больше всего. И еще я ужасно боюсь потерять тебя! Ведь я не потеряю тебя? Скажи, что я никогда тебя не потеряю!

У Лукаса в горле встал ком, который мешал не то что произнести слово, а даже свободно вдохнуть. В других обстоятельствах он непременно ответил бы утвердительно, улыбался бы ей в ответ и давал бы множество клятв, но как сообщить Жади о том, что она уже его потеряла? Что Лукас потерял сам себя?

— Жади… — начал он виноватым тоном, который сразу же насторожил ее, и, как оказалось, не зря. — Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь ходить снова.

— Аллах! — в ужасе вскрикнула Жади и зажала рот ладонью.

— Судьба играет с нами в странные игры, Жади, — печально проговорил Лукас. — Как только нам кажется, что мы уже вплотную приблизились к счастью, поднимается буря и отшвыривает нас назад. И сейчас я понимаю, что те проблемы, которые мешали нам быть вместе раньше, таковыми не являлись. Ничто не являлось проблемой по сравнению с… этим.

— Это все Саид! — Жади яростно вцепилась в поручень у койки, словно не слушала его. — Ему мало было подвергнуть меня унижению, он решил и до тебя добраться, уничтожить! Аллах, я двадцать лет была вынуждена жить с чудовищем!

— Жади, ну не надо так! — пытаясь утешить возлюбленную, Лукас на короткое время даже забыл о своей беде.

— Он за все ответит, Лукас, вот увидишь, он заплатит за все сполна! — ее дыхание сбилось от гнева и потрясения, а по щекам ручьем текли слезы. — Мы будем счастливы вопреки всему, мы все преодолеем, слышишь?..

Лукас отвел взгляд — для себя он уже все решил, решил в тот самый момент, когда почувствовал, что ноги его больше не слушаются. Он не хочет становиться обузой для любимой женщины, но когда она рядом, его душа разрывается на части, его мучают сомнения — правильно ли это? Настолько ли серьезно препятствие, возникшее между ними на этот раз? Однако стоило только представить картины быта человека с ограниченными возможностями, как все возвращалось на круги своя.

— Жади, я прошу тебя…

— Я не буду больше жить с ним! — замотала Жади головой так рьяно, что зазвенели золотые серьги в ее ушах. — После того, что он сотворил с тобой! Нам нужно лишь дождаться, пока истекут положенные для развода три месяца, и я буду свободна! Мы придумаем какой-нибудь план, заставим Саида отдать мне Хадижу. Ты поможешь мне. Если понадобится, выкрадем ее!

— Жади! — перебил ее Лукас. — Я прикован к постели. Как я могу тебе помочь?

— Это неважно, неважно! — убеждала она его. — Мы все продумаем вместе, мы все будем делать вместе!

В коридоре у палаты послышалась какая-то возня. В старческом голосе, доносящемся из-за закрытой двери, Жади узнала голос сида Абдула. За считанные секунды она вновь облачилась в скрывающую лицо и тело паранджу и, напоследок послав больному воздушный поцелуй, стремглав выпорхнула наружу. Таинственная незнакомка столкнулась с удивленным Абдулом и быстрым шагом устремилась к лестнице.

— Кто эта женщина?! — возмущенно воскликнул он, глядя ей вслед и совершенно позабыв поздороваться с больным.

— Она ошиблась палатой, — отстраненно произнес Лукас. Ему предстояла самая настоящая пытка в виде проповеди этого благочестивого старца.

* * *

Зорайде, устало прислонившись к каменной уличной стене, умирала от страха. Жади отсутствовала уже как минимум два с половиной часа, и за это время Саид, конечно, понял, что она отнюдь не на рынке. Пожилая служанка представляла себе сцены публичного наказания, где и Жади, и ее саму высекут на площади — одну за прелюбодейство, другую за содействие оному. Кровь стыла в жилах, а спина словно бы уже ощущала жгучие, нестерпимые удары плети, оставляющие на коже огненные кровоточащие полосы. «Аллах, Жади погубит и себя, и меня!» — думала Зорайде, чувствуя при этом, что не имеет права обращаться к Всевышнему в такой ситуации. Сид Али всегда говорил, что Аллах не потворствует греху, а Зорайде грешила и молила отвратить от нее наказание — разве может быть услышана такая мольба?

Но, похоже, просьба несчастной служанки все-таки оказалась исполнена. Жади бежала назад на всех парах. Горящие лихорадочным блеском глаза и резкие движения ее тела говорили Зорайде о том, что воспитанница чем-то сильно огорчена и встревожена.

— Жади!

— Зорайде, случилась беда! — дрожащим голосом поведала ей Жади. — Люди Саида покалечили Лукаса! Он прикован к постели! Навсегда, понимаешь?

— О, Аллах! — поразилась Зорайде.

— Больше я не буду с ним жить. Ни единого мгновения я не хочу оставаться женой изверга. Мы сейчас придем в дом дяди Али, и я при всех потребую развода!

— Жади, думай, что говоришь! — пришла в ужас служанка. — А как же Хадижа? Саид ни за что не отдаст ее тебе, сид Али предупреждал тебя об этом.

— Я не оставлю Хадижу! Лукас поможет мне забрать ее, когда все уляжется.

— Как, если он прикован к постели?!

— Это не имеет значения. У Лукаса по-прежнему есть связи, возможности, — бормотала Жади, как одержимая. — Единственное, что мне сейчас нужно — это освободиться от Саида.

— Аллах, защити нас, — воздела руки к небу богобоязненная Зорайде. — Жади, ты не понимаешь, что делаешь!

— Зорайде, я прекрасно все понимаю! Идем, — она потащила перепуганную женщину за собой в сторону дома Али, — мои мучения скоро закончатся, вот увидишь!

* * *

Саид сидел на диване в гостиной сида Али и медленно, с аристократической размеренностью пил крепкий кофе. Со стороны могло показаться, что он абсолютно уравновешен и его не тревожат никакие внешние заботы. Однако это было не так — за долгие годы несчастливого брака Саид в некоторой степени приручил своего внутреннего зверя и выпускал его лишь по необходимости, а необходимость такая иногда все же возникала. Но только не сейчас, сейчас он просто хотел насладиться ароматным кофе, а значит, и эмоции лишние ни к чему.

Сид Али, недавно вернувшийся из больницы, испытующе поглядывал на него, но не спешил заводить душеспасительную беседу. Пожилой марокканец устал распутывать хитросплетенный клубок человеческих чувств и судеб, в конце концов, даже ему нужна хотя бы короткая передышка.

Зыбкую идиллию на мелкие кусочки разрушила Жади, ворвавшаяся в гостиную дяди подобно урагану. Она встала перед мужем во весь рост и метнула на него полный ненависти взгляд.

— Жади?.. — спокойно обратился к ней Саид. — Как вы с Зорайде сходили за покупками?

— Я хочу развестись! — решительно заявила она прямо при потрясенных Али и Зорайде.

Саид поставил чашку на поднос и посмотрел на жену с легким ехидством.

— Я не дам тебе развод. У тебя есть какая-то веская причина требовать его?

— Есть! Ты убийца! — вне себя от гнева проговорила Жади.

— Жади! — прикрикнул на нее сид Али. — Что ты себе позволяешь? Как ты разговариваешь с мужем?

— Дядя Али, вы же знаете, что он сделал с Лукасом!

— Ничего я не знаю! Ты выдвигаешь очень серьезное обвинение против Саида и ничем, слышишь, ничем не можешь его доказать! Где четыре свидетеля того, как твой муж совершал убийство? Кто может подтвердить твои слова? Если никто, то ты клевещешь!

— Дядя Али! — взмолилась Жади.

— Я правильно понимаю, — ядовитым тоном произнес Саид, — твой любовник испугался собственной тени, полез на крышу, упал оттуда, а виноват в этом… я?

— Не притворяйся, Саид. Твои люди хотели расправиться с Лукасом, иначе он бы не спасался от преследователей на крыше. Я вижу, ты расстроен тем, что твой план не удался и Лукас жив?

— Жив, — кивнул Саид. — И недвижим. Ты не была нужна ему здоровому, неужели ты думаешь, что больной он захочет принять тебя?

— Дай мне развод! — четко проговаривая каждое слово, повторила Жади.

— Нет! — резко повысил он голос. — А впрочем, если только… Если ты приведешь сюда Хадижу и при ней изъяснишь свое требование во всех подробностях. Тогда я подумаю и, возможно, дам тебе желанный развод. Давай, расскажи все дочери! — вновь закричал обманутый муж.

— Саид! — одернул его дядя Али. — В моем доме ты не будешь разговаривать таким тоном! Держи себя в руках!

— Даже не мечтай, — сквозь зубы процедил Саид, обращаясь к Жади. — Скоро моя свадьба, и я хочу, чтобы ты танцевала на ней. И ты будешь танцевать! Я все сказал.

Он удалился, от ярости топая ногами так, будто вколачивал ими сваи в пол. Жади в отчаянии сорвала с себя платок и бросилась наверх по лестнице в комнату, чуть не сбив по дороге озадаченного дядю. Зорайде все это время стояла, не шелохнувшись от трепета. Наконец она нашла в себе силы сказать:

— Сид Али, что же это такое делается в нашей семье? За что Аллах нас наказывает?

— Аллах не виноват в людской глупости, Зорайде. Саид посеял семена ветра и пожинает бурю, а ведь я его предупреждал, я говорил, что не стоит ехать в Бразилию и разжигать давно потухший костер. Скольких несчастий можно было бы избежать, послушай он меня тогда! Ах, Зорайде, нам остается только молиться, чтобы эти двое все-таки смогли услышать друг друга. Ведь если этого не произойдет, тогда страшно и представить, какая нас ждет участь...

Лукаса, незадолго до этого преодолевшего непростой перелет через океан, на специальном транспорте доставили домой. Он безучастно лежал на носилках и смотрел вверх, пока санитары протаскивали его в дверь, как какую-то мебель. Около него суетились Альбьери, руководящий процессом, Далва, заливающаяся слезами и причитающая о несчастной судьбе своего мальчика, Леонидас, от беспокойства не знающий, куда себя деть. Дом, с одной стороны, не изменился — все та же лестница и диван со старой обивкой в гостиной, растения в кадках, а гирлянды, развешанные вдоль стены, до сих пор не убрали с Рождества. Однако Лукас не мог отделаться от ощущения, что все вокруг стало иным, чужим, незнакомым и даже отчасти тошнотворным. А может, это просто он сам переменился и видит все не так, как раньше.

Маиза вышла к перилам и пристально посмотрела вниз, прямо в глаза супругу. Он тут же прикрыл их, будто говоря: «Только тебя мне сейчас не хватало». Маиза усмехнулась — от Лукаса нельзя было ждать другой реакции. Она знала, что ее муж принадлежит к породе людей, фанатично бегущих от проблем вместо того, чтобы их решать. Уйти ото всех, закрыться в своей скорлупе, где никто не достанет, где все хорошо, из реальности погрузиться в желанный и бескрайний мир собственных грез — высшее благо для них. Но на этот раз Лукасу бежать некуда, и Маиза поняла, что злорадство в ее душе преобладает над жалостью. Он уезжал, чтобы навсегда воссоединиться со своей ненаглядной марокканкой, о которой мечтал двадцать лет, а вернулся калекой. Определенно, в этом есть некая ирония. Маиза не испытывала по поводу своих эмоций угрызений совести — судьба шутит над людьми куда более бессовестно, так что же тут предосудительного?

— Ему необходимо обеспечить полный покой в течение трех месяцев, — назидательно говорил Леонидасу Альбьери, когда Лукаса наконец разместили на кровати. — Потом он может начать пересаживаться на кресло и понемногу начинать учиться им управлять, но без перегрузок!

— Да-да… — рассеянно отвечал Леонидас, внезапно и очень непривычно для себя притихший. Он в ужасе смотрел на Лукаса, еще недавно бывшего здоровым и передвигавшегося на своих ногах, что людьми воспринимается как естественная обыденность. Феррас-старший вновь почувствовал себя слабым и беспомощным, как когда-то давно. Однажды он наблюдал, как на его глазах угасает любимая жена, а он не мог ничего поделать с проклятой болезнью, отбирающей у него самое дорогое. Однажды он притронулся рукой к гробу сына и осознал, что больше никогда не услышит его голос, не обнимет его и не увидит, как тот взрослеет и мужает. Ныне другой сын Леонидаса оказался в крайне незавидном и уязвимом положении, а он не способен никак облегчить его состояние.

— Я дам тебе контакты одного хорошего реабилитолога, мы когда-то пересекались с ним по работе, — все тем же размеренным тоном вещал Альбьери. — Это прекрасный специалист, он разработает для Лукаса индивидуальную программу занятий, чтобы поддерживать организм в тонусе.

— Лукас, мальчик мой! — хлопотала пожилая негритянка у постели больного. — Тебе удобно? Давай, я подложу под голову подушку. Хочешь поесть? Я как раз испекла твой любимый пирог.

— Далва, ничего не нужно.

— Как же это так — не нужно? Ты вернулся из такой дальней дороги и даже ничего не съешь?!

— Далва, не стоит. Пусть Лукас немного отдохнет, адаптируется к домашней обстановке, а то он кроме больничных палат и самолетов за последнюю неделю ничего не видел.

— Альбьери, давай выйдем ненадолго, я хочу кое-что спросить, — попросил друга Леонидас.

— Спрашивай, Леонидас, — ответил доктор, прикрыв дверь в комнату Лукаса.

— Это… безнадежно? Он не встанет?

— Леонидас, никто не может дать стопроцентной гарантии как в том, так и в другом случае…

— Не надо, не жалей меня. Скажи, как есть. Я знаю, что ты все знаешь — ты говорил с врачами и в Марокко, и здесь.

— Пойми, у Лукаса тяжелая травма. Поврежден спинной мозг, а это очень серьезно.

— Ясно, — обреченно произнес Феррас.

— Но не теряй надежды! Никогда нельзя терять надежды! В практике бывали случаи, когда…

— Альбьери, хватит, — прервал его Леонидас и беззвучно зарыдал. — Ну почему всегда моя семья? Почему беды не приходят в другие дома, почему всегда наш? Селина… Она была так молода, так хотела жить! А Диогу? Как ужасно все сложилось тогда, я до сих пор не могу без содрогания вспоминать вечер авиакатастрофы. И Лукас! Вот за каким, за каким чертом он полез на эту крышу?

— Леонидас, у меня нет ответа на твои вопросы, — со скорбью в голосе произнес седовласый профессор. — Но я верю, что однажды человечество научится побеждать любые болезни и саму смерть. Быть может, кто-то уже сделал серьезный шаг к этой победе?..

— Это все твоя философия, — махнул рукой Феррас и чуть ослабил галстук. — Мне от нее ни капли не легче, от нее никому не легче. Я живу реальностью, а реальность такова, что единственный мой оставшийся в живых сын стал инвалидом! Как мне с этим примириться, как?! Я всегда хотел, чтобы он повзрослел, научился думать своей головой, делал для этого все возможное, и ты только взгляни, какой итог! Разве он думал об отце, когда решил поиграть в супергероя? Думал о дочери? Жене? О Далве, в конце концов? Нет, он думал исключительно о чадре, как какой-то безмозглый мальчишка! И где она теперь, эта чадра, м? Живет своей жизнью, как жила до этого, а нам ухаживать за ним до конца дней!

— Леонидас, ты преувеличиваешь. Со временем Лукас будет вполне способен обслуживать сам себя хотя бы в элементарном.

— Да-а, еще скажи, что он заживет полноценной жизнью! Сидя на этой-то телеге! Мне страшно подумать, что будет с моей семьей, когда меня не станет. Одна надежда на Мел! Вот кто сможет стать достойной наследницей.

Альбьери промолчал. Они с Леонидасом всегда говорили на разных языках, несмотря на многолетнюю дружбу. Вот и сейчас он хотел бы сообщить, что сотворил невероятное, что у Леонидаса есть возможность увидеть покойного сына вновь, но разве станет его кто-то слушать?.. Нет, никто из этой семьи не готов к такому.

* * *

— Зачем ты пришла? — Лукас устало посмотрел на Маизу, которая специально дождалась момента, когда в комнате больного никого больше не будет.

— А что, нельзя? — изогнула она безупречную по форме бровь.

— Ты решила поиздеваться надо мной, я по твоему лицу вижу. Так вот, знай, Маиза, я чувствую себя сейчас настолько плохо, что никакие твои упреки не сделают мне хуже.

— Кто сказал, что я собираюсь издеваться над тобой? — многозначительно проговорила Маиза, отвернувшись к зеркалу и поправляя прическу.

— Ты уже это делаешь. Прошу тебя, оставь меня одного.

— Нет, Лукас. Ты так часто сбегал от меня, что теперь уж я не упущу возможности поговорить с тобой с глазу на глаз. У нас будет очень много времени.

— Жаль, что я не разбился насмерть.

— Неужели? Ты предпочел бы смерть моему обществу? — усмехнулась Маиза и уселась напротив кровати. — Спасибо за комплимент, Лукас.

— Я предпочел бы смерть такой жизни, — вздохнул он. — Впрочем, я не хочу с тобой откровенничать на эту тему. Лучше скажи, где Мел?

— Мел слишком занята устройством собственной личной жизни, — в голосе Маизы засквозила обида. — Ей нет дела до домашних проблем, она просто копия своего отца.

— Не понял, о чем ты говоришь? — удивился Лукас.

— Пока ты гонялся за счастьем в Фесе, нашу дочь окрутил охранник, а она даже не пытается сопротивляться.

— Что?! Шанди? Как это произошло?

— Мел наивная доверчивая девочка. Она настолько не ценит себя, что готова поверить любому проходимцу, изображающему симпатию. Очевидно, что кто-то рано или поздно воспользовался бы ее слабостью.

— Маиза, мы потом с тобой это обсудим, — Лукас накрылся одеялом. — Я не в состоянии решать какие-либо вопросы.

— Понимаю, — язвительно закивала его жена. — Теперь ты действительно мало что можешь решить, но правда в том, что ты никогда к этому и не стремился. Всегда прятался, вот как сейчас. Если бы ты интересовался дочерью раньше, вникал в ее трудности, ничего этого бы не произошло!

— Можно подумать, ты ей интересовалась, — пробубнил он из-под одеяла.

— Не тебе меня упрекать! — вспылила Маиза. — Я всегда хотела для Мел лучшего будущего, ради этого я наплевала на себя и свою жизнь, оставшись с тобой! А что делал ты? Жалел о том, что много лет назад не сбежал со своей марокканской любовницей? Предавался мечтам о вашем несостоявшемся счастье? Наша семья никогда для тебя не существовала, никогда! В твоих фантазиях у тебя была другая семья, гораздо лучше реальной, и ты жил в ней!

— Маиза, хватит! — разозлился Лукас. — Ты хотя бы осознаешь, что произошло?! Для меня уже нет ни прошлого, ни будущего, я инвалид, понимаешь, ин-ва-лид! Все твои претензии для меня не значат ровным счетом ничего!

— Что, и Жади ничего не значит? — не удержалась она от сарказма.

— Я не желаю продолжать этот разговор, — больной уставился в потолок и твердо решил не поддаваться больше ни на одну провокацию.

— Ладно, — пожала плечами Маиза, — разговора у нас и впрямь сегодня не выйдет.

В комнату неторопливым шагом, смотря себе под ноги, вошел Леонидас. Он приблизился к кровати Лукаса и деловито поинтересовался:

— Как ты чувствуешь себя, сынок?

— Замечательно, — бесстрастно ответил тот, по-прежнему глядя в одну точку на потолке.

— Я оставлю вас, — Маиза покинула спальню.

— Я долго и обстоятельно разговаривал с Альбьери. Лукас, будь уверен: мы сделаем все возможное и невозможное, чтобы поставить тебя на ноги.

— Господи, да оставьте же вы меня, все вы! — Лукас был уже порядком раздражен.

— Я понимаю твои чувства, но нельзя опускать руки! — строго сказал Леонидас. — Надо бороться, сынок, бороться до конца! К счастью, современная медицина…

— Что современная медицина?! Что она может? Миллионы людей всю жизнь живут прикованными к инвалидным креслам, миллионы умирают от рака, разве им помогли врачи?

Феррас-старший внутренне был согласен с сыном, и это сильно его ранило, но он привык не подавать виду, что страдает.

— Лукас, надо держаться! Мужчина должен сохранять достоинство в любой ситуации, поверь, я знаю, о чем говорю. Я старше тебя и повидал в этой жизни немало. Между прочим, — после паузы сделал он замечание, — если бы ты слушался меня, то не оказался бы в таком ужасном положении. Да, в мире случаются катастрофы, люди попадают в аварии, и с этим ничего не сделаешь, но ты… Ты просто покалечился на ровном месте, Лукас!

— Папа…

Дверь открылась, и в проеме показалась Далва с полным подносом еды, салфетками и столовыми приборами, которые она несла с ловкостью эквилибриста. Служанка принялась хлопотать возле воспитанника, повязывала ему салфетку на шею, приговаривая:

— Я слышала, что в Нова-Игуасу живет очень сильная знахарка. К ней едут со всех штатов и даже из Чили и Аргентины. Эта женщина творит настоящие чудеса, у нее слепые прозревают, уж она поставит нашего Лукаса на ноги! Сеньор Леонидас, что вы на это скажете?

Оба Ферраса синхронно и тяжело вздохнули. Начинались невероятно скучные и изматывающие дни, похожие один на другой, которым не видно было ни конца, ни края.

Жади неподвижно сидела в комнате на кровати, обхватив руками колени. Непослушные черные локоны разметались по спине и плечам, а в глазах застыли слезы. Зорайде бесшумно вошла к ней и присела рядом, с сочувствием глядя на нее.

— Жади, девочка моя! — сокрушенно вздохнула она. — Что же ты наделала?

— Я получу развод, вот увидишь! — со злостью в голосе произнесла Жади. — Я больше не хочу быть пленницей, не хочу отказываться от счастья.

— О чем ты говоришь, Жади! Если ты окончательно настроишь против себя Саида, он на самом деле прогонит тебя, отнимет Хадижу, и ты останешься совсем одна! Аллах, не допусти этого!

— С Хадижей все будет в порядке. Одна я не останусь — у меня есть Лукас, здоровый или больной, мы любим друг друга! Мы ждали слишком долго, уже ничто не помешает нам быть вместе.

— Жади-Жади! — покачала головой в темном тюрбане Зорайде. — Как ты можешь быть так уверена в нем, тем более сейчас, когда он увечен?

— И что? — возмутилась Жади. — Я люблю Лукаса любым и уже сказала ему об этом.

— Ты, может, и любишь, а вот станет ли любить он? — многозначительно сказала служанка. — Подумай, он уже не раз отказывался от тебя, будучи здоровым. А если окажется так, что ему теперь совсем не до этого? Саид не примет тебя обратно, Хадижу вырастит мачеха, а сид Али будет вынужден от тебя отречься. Аллах! Жади, какая страшная участь!

— Зорайде, ты не понимаешь, — с горячностью говорила Жади, — я столько времени боялась: боялась бросить всем вызов, боялась нарушить клятву, боялась потерять Хадижу, что не заметила, как жизнь проносится мимо! У меня остался всего один страх: в старости оглянуться назад и увидеть, что я прошла свой путь не так, как должна была, что безвозвратно упустила свое счастье! Я поняла, что нельзя бояться, нужно действовать и только!

— Жади, как ты изменишь свою судьбу? Только предначертанное Аллахом свершится, а ты упрямо идешь против Его воли. Разве несчастье, которое произошло с Лукасом, это не знак?

— Напротив, Зорайде! Люди нас разлучают, а судьба сводит вновь и вновь! — спорила роковая красавица. — Если бы моей судьбой была мирная жизнь с Саидом, я не встретила бы Лукаса опять, не попала бы снова на это перепутье! Помнишь, Зорайде: «Прошлое и будущее сойдутся перед тобой, как два рукава одной реки, и ты будешь выбирать: идти ли вперед или повернуть назад». Ты говорила мне так. Саид — это мое прошлое, это то, что тянет меня на дно и не дает дышать, а я хочу другой жизни! Я хочу свободы, и я выбираю будущее!

— Ты не знаешь, о чем говоришь, девочка моя, — опечалилась Зорайде. — У тебя было высшее благо — любовь мужа. Любовь мужа для женщины лучше самой крепкой крыши, что защищает от ветров и дождей, это и ее щит, и сила. Ты так легко отказываешься от нее и еще не понимаешь, что значит лишиться всякой опоры в жизни.

— Но я не лишаюсь опоры! — начала возражать Жади и тут же сжалась в комок, увидев на пороге комнаты мужа.

Саид надменно, с видом триумфатора прошествовал внутрь с бархатным футляром в руках. Рассевшись напротив жены, он раскрыл его и продемонстрировал редкой красоты золотое колье с драгоценными камнями, стоившее целое состояние.

— Ну как, нравится? — с издевкой спросил он.

— Красивое, — равнодушно ответила Жади.

— Оно для моей невесты. Ты уже решила, что наденешь на мою свадьбу?

— Саид, прекрати это!

— Хочешь узнать новости о Лукасе? — все тем же тоном произнес он. — Я только что созванивался с Маизой. Она говорит, будто ее муж очень огорчен своей инвалидностью и потерял всякий интерес к жизни и к любви. Он сказал, что прошлого для него больше не существует, как и будущего. Бедняга собирается похоронить себя заживо.

— Я не верю ни единому твоему слову, — отрезала Жади.

— Очень зря. Ты можешь сама позвонить Лукасу и спросить, — Саид достал из кармана пиджака сотовый телефон и протянул жене. — На, позвони, спроси, как его здоровье и как скоро он сможет с тобой встретиться.

— Ты просто чудовище! — она оттолкнула его руку с телефоном. — Я не встречала более хладнокровных мерзавцев, чем ты! И трусливых.

Саид вздрогнул от этого оскорбления, будто от удара током — маска напускного равнодушия слетела, как картонная. Он подумал, что Жади следовало бы дать пощечину за такую дерзость, но в сложившейся ситуации это означало бы предоставить ей карт-бланш, тем более, в присутствии съежившейся от ужаса Зорайде, и поэтому быстро взял себя в руки.

— Вот как? — ухмыльнулся Саид. — А кто же тогда смелый мерзавец? Лукас, должно быть, полон смелости, если встречался с чужой женой тайно, урывками, боясь попасться кому-то на глаза, как вор. Хотел бы я посмотреть на то, как он вместе с тобой вышел бы на площадь, чтобы разделить восемьдесят ударов плетьми, которые вы оба давным-давно заслужили!

— Саид… — попыталась перебить его жена.

— Он сбежал бы, малодушно сбежал, оставив тебя одну умирать на потеху толпе, а через год не вспомнил бы и твоего имени! Твой любовник уже забыл про тебя, его волнует только то, что он больше не сможет ходить, где захочет и к кому захочет, все его похождения закончились раз и навсегда!

— Саид, грешно так говорить, — робко вмешалась Зорайде.

— А ты, Жади, делай выбор, — Саид раскраснелся от гнева, — будешь ли ты жить в моей семье рядом с дочерью, окруженная всеми благами, или пойдешь на улицу, потому что Лукас и его семья не пустят тебя даже на порог!

Он громко захлопнул футляр с колье и резким шагом вышел прочь. Прозрачная легкая занавеска у входа затрепыхалась, точно от испуга. Сид Али, восседающий внизу с трубкой кальяна, окликнул зятя:

— Саид, не спеши! Присядь, я хочу поговорить с тобой.

— О чем, дядя Али? — недовольно спросил тот, но все же приостановился.

— Саид, гнев — плохой советчик, особенно, когда он рука об руку идет с ревностью. Ты уже совершил одну серьезную ошибку, но продолжаешь делать еще и еще, а твоя семья тем временем рушится, как костяшки домино, падающие друг на друга.

— Вы хотите сказать, что это я ее разрушаю, а ваша племянница ни при чем?

— Жади виновата, не спорю, — оговорился Али, — но и ты не безгрешен. Лукас пострадал, и сейчас он в глазах Жади и жертва, и герой, а кто для нее ты? Мучитель, тиран? Возможно, в глубине души ты рад, что Лукас тебе больше не соперник, но с кем она будет сердцем, Саид?

— Она и так сердцем всегда была с ним, — помрачнел мужчина. — Что бы я ни делал, был ли ласковым или жестоким, щедрым или скупым, любящим или проклинающим, Жади выбирала не меня, и теперь я вижу это ясно, как никогда.

— Неужели ты хочешь удерживать ее возле себя шантажом?

— Боюсь, все остальные средства давно исчерпаны. Пусть хотя бы так, но она будет со мной. Это лучше, чем вообще без нее.

С этими словами Саид ушел, не прощаясь. Подготовка к свадьбе шла полным ходом, но мысли его были далеки и от второй женитьбы, и от молодой невесты, которую он еще не видел, да и, по правде говоря, не горел желанием. Иногда Саиду казалось, что его душа мертва — изъедена, парализована ядом безответной, безнадежной любви, но и сбросить эти оковы с себя он не мог или просто не хотел. Он увяз в Жади, как заблудившийся странник в зыбучих песках: каждое телодвижение лишь усугубляло ситуацию и вело к неминуемой гибели. Мог ли кто-то протянуть ему руку помощи? Вероятно, да, вот только Саид навряд ли бы ухватился за нее.

Мел, узнав о возвращении отца, сильно спешила домой. Она была так огорчена из-за происходящих в ее жизни событий, что по невнимательности едва не угодила под машину. «Нужно быть осторожнее, не хватало только мне попасть в больницу или вовсе погибнуть», — подумала девушка, услышав в паре метров от себя визг тормозящих колес.

— Эй, сеньорита, смотрите по сторонам! — с раздражением крикнул из-за опущенного стекла водитель. — Я не хочу по вине таких разинь садиться за решетку!

Мел, пробормотав невпопад какие-то извинения в его сторону, принялась ловить такси. Кажется, черная полоса не просто не хочет заканчиваться, она только-только началась. Цинично отвергающий влюбленную в него подругу Сесеу был еще цветочками в сравнении с тем, что случилось дальше. Сперва, как гром среди ясного неба, весть о том, что родители разводятся, а у отца полжизни была любимая женщина в далекой стране, и он намерен с ней воссоединиться. Мел отчетливо, до самой мелочи помнила разыгравшуюся одним ненастным вечером грозу, плачущую мать, которая проклинала все на свете, ругающегося деда, суетливое и шумное столпотворение в гостиной. Никогда раньше Мел не чувствовала себя столь одинокой, никому не нужной и потерянной, однако в тот же вечер, словно это был щедрый подарок небес, она узнала доселе неведомое чувство — взаимную любовь. Тем не менее, и здесь все оказалось не так просто: чего девушка никак не ожидала, так это удара ножом в спину от родной матери, наотрез отказавшейся принимать ее возлюбленного. Мел думала, что хуже этого уже точно ничего не может произойти, но она ошибалась. Несовершенству нет предела, а беда никогда не приходит одна.

Когда Леонидас сообщил внучке о том, что у Лукаса парализованы ноги, она несколько мгновений не могла поверить в услышанное. Мел, несмотря на имеющиеся у нее проблемы, всегда жила в мире, изолированном от всякого рода невзгод и потрясений. Она знала о бабушке, умершей в очень молодом возрасте от тяжелой болезни, о дяде, разбившемся на вертолете, но все это происходило не при ней и воспринималось юной наследницей Феррас какими-то старинными семейными преданиями. Мел знала и о том, что на свете существуют люди с ограниченными возможностями, иногда видела их на улице или по телевизору, где показывали паралимпиаду. Все это было где-то там, за пределами сытой и относительно благополучной жизни Феррасов, но теперь в их мир ворвалось нечто, перед чем все они растерялись, ворвалось беспардонно, без приглашения и стука.

— Папа! — воскликнула она, забегая в родительскую спальню.

— Мел! Ну, наконец-то! — обрадовался Лукас.

— Прости, что не встречала тебя вместе с остальными, я узнала всего час назад, когда мне позвонила Далва.

— Ничего, я в любом случае очень рад тебя видеть.

— Папа, как же это случилось? — чуть не плача, спросила она.

— Это уже не имеет никакого значения, дочка. Случилось то, что случилось. Наверное, у меня такая судьба.

— Я ужасно переживала за тебя. Как твое самочувствие? Что-нибудь болит?

— Душа болит, но, в целом, терпимо.

Мел сидела рядом с отцом молча, не зная, как ему посочувствовать, чем помочь, и смотрела на него с искренней, щемящей сердце жалостью.

— Как печально, что мы начинаем разбираться в жизни тогда, когда уже поздно, — задумчиво сказал Лукас. — Я смотрю на тебя, и мне даже немного завидно.

— Папа! — смутилась Мел.

— У тебя все впереди. У тебя действительно еще все впереди, но никогда не думай, что это продлится вечно. Живи здесь и сейчас, Мел. Я знаю, у вас с Маизой возник конфликт из-за твоего парня, Шанди. Так вот, я не против вашего союза с ним.

— Это правда?..

— Конечно. Я поддержу тебя, даже если ты решишь уйти из дома к нему, будь уверена. Когда-то отец не одобрил моего выбора, и я не хочу повторять его ошибку. Я не хочу обрубать тебе крылья, как бы ни протестовала Маиза.

— Ты… об этой марокканке? — осторожно поинтересовалась Мел.

— Да. Когда-нибудь я расскажу тебе все, и ты меня поймешь, но сейчас речь не о том. Если бы ты только знала, о скольких упущенных возможностях я жалею. Я боялся быть самим собой, боялся разозлить отца, боялся навредить тебе. Не нужно было ничего бояться, так я сделал всем только хуже, прежде всего, себе.

— Когда ты так говоришь, я чувствую себя виноватой за то, что просто родилась, — нахмурилась девушка. — Получается, что вы с мамой хотели как лучше для меня, сохраняя семью, а теперь мы несчастны все трое.

— Ну, что ты, ты здесь совершенно ни при чем, это наши ошибки и только, — утешил ее отец и замолчал ненадолго. — Там, в больнице, мне снились удивительные сны. В них я не был прикован к постели, я мог обойти пешком всю землю. Я садился в первую попавшуюся попутку без гроша в кармане и ехал, куда глаза глядят, а кругом кипела жизнь — весь этот удивительный мир был передо мной, как на ладони, и я думал: вот оно, счастье! А потом просыпался в этом никчемном увечном теле, видел над собой бледно-зеленые больничные лампочки на потолке и сожалел, что нельзя провести всю оставшуюся жизнь во сне.

— Папа, не говори так! — Мел стало не по себе от его слов. — Ты еще обязательно отправишься в путешествие, может, и не на попутке, но мир посмотришь.

— Это уже будет совсем не то, Мел.

— Мел, — в их беседу вмешалась Маиза, словно стоявшая все это время под дверью и ожидавшая подходящего момента, — я хочу поговорить с тобой, но сначала я скажу кое-что твоему отцу.

— Мама… — девушка инстинктивно сжалась, ей буквально показалось, что она стала меньше ростом в присутствии матери.

— Выйди и подожди меня, дочка, пожалуйста, — сеньора Феррас была непреклонна.

Лукас слегка кивнул дочери, будто говоря: «Иди, я с ней разберусь». Мел стрелой выбежала из комнаты к себе, не желая ни секундой дольше оставаться под испепеляющим взглядом Маизы.

— Что ты ей пропагандируешь? — возмущенно спросила Маиза мужа.

— Не понимаю, о чем ты.

— Ах, не понимаешь! — передразнила она его. — «Живи одним днем, жизнь так быстро проходит»…

— Но это так! — воскликнул Лукас. — Мне в свое время этого никто не объяснил, и я не жил — существовал, а теперь и подавно…

— Ну да, ну да, — с истерическими нотками в голосе проговорила Маиза. — Опять тоска по Жади. Так что же ты пасуешь, вперед! Если ваша любовь так велика, ей будет не в тягость возить тебя на прогулки и помогать одеваться. Или ты сам не хочешь представать перед ней в таком виде?

— Маиза, я уже сказал, что твои оскорбления меня не задевают, — поморщился он.

— Что-то не похоже. Ты не рассказал дочери, по какой глупости искалечил себя?

— Маиза, ты невыносима.

— Я всего лишь говорю правду, — она села к туалетному столику, открыла шкатулку с драгоценностями и принялась выбирать украшения на вечер, который собиралась провести вне дома — неважно, где, лишь бы не пребывать в атмосфере домашней суматохи. — Я единственная в этом доме говорю все, как есть, и кое-кого это сильно раздражает. В глазах Мел ты сейчас настоящий герой, любящий, понимающий отец, не как я — злая ведьма, разлучающая влюбленные сердца. Но ты даже на минуту не задумался о том, что я могу быть права.

— Чем тебя так оттолкнул этот Шанди? Насколько я помню, он неплохой парень.

— Выросший в нищете под барной стойкой у матери-провинциалки. Достойная кандидатура для наследницы Леонидаса Ферраса, ничего не скажешь. Лукас, а тебе не приходило в голову, что он охотник за богатыми невестами?

— Нет, не приходило, потому что это чушь, — возразил Лукас.

— Прости, я забыла, что у тебя голова занята только собой любимым, — Маиза убрала шкатулку в ящик. — В сущности, тебе плевать, что будет с Мел. Когда этот Шанди начнет пить или изменять ей направо и налево, пользуясь деньгами нашей семьи, ты, возможно, спохватишься, но ее жизнь уже будет сломана.

— Бред какой-то.

— Почему бред? Ты забываешь, в какой среде рос парень. О его отце мы ничего не знаем, вдруг он самый обычный пьяница? Разве с такой семьей ты хочешь породниться?

— Маиза, не притворяйся, — иронично улыбнулся Лукас. — Тебе безразлично счастье Мел, ты переживаешь о том, как новость о свадьбе наследницы Феррас с охранником будет выглядеть на страницах газет. Я давно тебя раскусил.

— Да неужели? — насмешливо округлила карие глаза Маиза.

— Статус, деньги, положение в обществе — вот, что тебя интересует. Ты как мой отец. Маиза, это все пустое. Взгляни на меня и скажи, хочешь ли ты, чтобы Мел в будущем пришла к чему-либо подобному.

— Так ты у нас теперь стал философом, — она склонилась над кроватью больного и пристально посмотрела ему в глаза. — А я тебе скажу, что Мел достойна лучшего. Лучшего, чем цепляться за первого встречного в отчаянной попытке получить хоть каплю любви. И я сделаю все, чтобы она осознала это раньше, чем…

Маиза осеклась, не договорив фразу до конца. В этом не было никакого смысла. Глаза Лукаса, как обычно, выражали полное равнодушие, но в этот раз оно приобрело новое свойство, которого Маиза прежде не наблюдала. Он был равнодушен уже не только к ней, а ко всему вокруг, его взгляд был обращен куда-то внутрь, и к его жене только-только начало приходить осознание того, что прежний Лукас в некоторой степени мертв. До этого ей казалось, пусть и на подсознательном, иррациональном уровне, что рано или поздно — через месяц ли, два, полгода ли — он встанет с постели и первым делом побежит на свидание с Жади, будет бродить по дому призраком, мучаясь от бессонницы, или в очередной раз соберет чемодан и рванет в Фес. И вдруг Маиза поняла, что ничего этого не произойдет. Он не встанет и не побежит. Будет что-то другое: поездки по врачам, реабилитации, операции, тренировки, обустройство дома всевозможными поручнями и пандусами, инвалидное кресло, в лучшем случае — костыли, а прежней жизни уже не будет. Никогда.

— Позови Далву, пожалуйста, — как ни в чем не бывало попросил Лукас. — Мне нужна ее помощь.

У Маизы зазвонил сотовый телефон, и она не сразу сообразила, из какого именно кармана сумочки раздаются настойчивые трели. На дисплее крупными буквами высветилось: «Саид». Вероятно, хочет рассказать о предстоящей свадьбе и пригласить на свидание по своем возвращении в Рио, где будет говорить о Жади весь вечер. Маиза подумала, что меньше всего на свете она хочет слушать рассказы о Жади, и отключила телефон.

— Кто звонил? — безучастно поинтересовался больной.

— Незнакомый номер. Должно быть, ошиблись.

— Не забудь позвать Далву, — напомнил Лукас.

— Непременно.

В Рио семейство Рашидов поджидал новый шикарный особняк на два крыла, куда Саид привез обеих жен и дочь. Юная новобрачная радостно летала по дому — казалось, ее приводит в восторг абсолютно все вокруг. Всю свадьбу она светилась от счастья, едва-едва завидев жениха, чего нельзя было сказать о самом женихе. Саид вел себя сдержанно, немного высокомерно и с большим достоинством, как и полагается состоятельному арабскому мужчине, берущему вторую жену. Треволнения в его душе выдавал лишь взгляд, которым он периодически выискивал в толпе танцующих и веселящихся гостей первую жену — Жади. Он пытался уловить в ее глазах, мимике хотя бы тень ревности, хотя бы намек на то, что в Рании она видит соперницу. Но Саид ошибался — в тот момент Жади молилась исключительно о том, чтобы опостылевший муж искренне полюбил молодую невесту и оставил ее в покое, дав долгожданную свободу.

Уже не первый день Жади ощущала, что жизнь перевернулась с ног на голову и больше не войдет в привычное русло. Жади вспоминала то, как под страхом лишиться дочери пообещала Саиду стать лучшей женой, стать той, кем хотел видеть ее он сам, дядя Али, Зорайде, да все вокруг. И она старалась, Аллах видит, Жади старалась, за фасадом благополучия и счастливой семейной жизни где-то очень глубоко пряча боль. Временами она даже сама верила в возможность счастья с мужем, особенно, когда видела умилительную улыбку подрастающей Хадижи, ее первые шаги, слова, рассказывала ей сказки, заплетала волосы, учила носить украшения и танцевать. Иногда она думала, что Саид и вправду прекрасный муж — заботливый, любящий, готовый ради нее на все. Такого, пожалуй, стоило бы полюбить.

Но однажды все изменилось: маски были сброшены, а Жади поняла, что десять лет пыталась подстроиться под то, чего никогда не существовало, принимала иллюзию за реальность. Ей стало страшно: она боялась Саида, но боялась не его крутого нрава — ведь еще по молодости он грозился убить Лукаса и как-то раз даже попытался осуществить угрозу — а его жестокосердия. Одно дело убить или покалечить в гневе, другое — сделать это хладнокровно, чужими руками, а после еще и посмеиваться. Кто знает, на что может быть способен такой человек? Осознание своей зависимости от него заставляло Жади сжимать кулаки до глубоких вмятин на ладонях от ногтей и кусать губы в отчаянии, но она надеялась, что вдвоем с Лукасом они выиграют эту битву. Непременно выиграют.

— Мамочка! — послышался звонкий детский голос. — Ты грустишь?

Хадижа взобралась на кровать и нырнула в объятья матери.

— Нет, моя принцесса, — Жади поцеловала дочь в макушку и принялась расчесывать пальцами ее длинные прямые волосы, — тебе показалось.

— Рания там уже ведет себя по-хозяйски, — обиженно надула губы девочка, но тут же просияла и лукаво улыбнулась. — Мама, а знаешь, что я думаю?

— Что, Хадижа?..

— Пусть Рания делает, что хочет, папа все равно никогда не будет любить ее так, как тебя.

— Ты не хочешь, чтобы папа полюбил Ранию?

— Все равно ты первая жена и живешь с ним дольше. А когда ты подаришь мне братика…

— Хадижа, — мягко остановила ее мать, — давай не будем загадывать наперед. Одному Аллаху известно, что ждет нас в будущем.

— Хадижа, — окликнул ее Саид, — пойди к себе, дорогая, мне нужно поговорить с твоей мамой.

Девочка беспрекословно подчинилась отцу, искренне радуясь, что тот все же предпочитает общество ее мамы обществу Рании.

— Я ухожу, — сухо сообщил он Жади, застегивая рукав рубашки.

— Саид! — обратилась к нему жена тоном, исполненным негодования. — Почему ты отобрал у меня телефон? Почему мне запрещено выходить на улицу без сопровождения? Я что, пленница в этом доме?!

— Так надо.

— Верни телефон! Дай мне позвонить! Дай позвонить хотя бы Латифе!

— Звони, — Саид с показным равнодушием протянул ей свой. — Звони при мне.

— Чего ты боишься? — поддразнила его Жади. — Зачем следишь за мной? Ты же прекрасно знаешь, что Лукас болен и не может со мной встретиться, к чему такие строгие меры?

— А еще я знаю тебя и твою изобретательность. Так что, ты не будешь звонить? — он пожал плечами и убрал телефон в карман. — Дело твое. И не смей втягивать в свои игры Ранию, если ты попытаешься ее использовать, я первый об этом узнаю. До вечера, Жади.

— Негодяй! — еле слышно прошипела ему вслед первая жена.

* * *

— Рания, я ухожу, — Саид взял в руки дипломат и поцеловал в лоб новоиспеченную супругу. — Если будет нужна помощь, Мириам к твоим услугам. Не ссорьтесь без меня.

— Ну что ты, хабиби! — подобострастно воскликнула Рания. — Жади так радушно приняла меня в семью, как же мы можем ссориться? Вот увидишь, мы станем настоящими сестрами.

— ИншаАлла! — улыбнулся Саид, ни капли не веря в сказанное. — Не давай Жади телефон, если она попросит.

— Почему?.. — удивилась девушка.

— У нее есть привычка разговаривать по несколько часов, отвлекать Зорайде и Латифу от дел. Ее собственный телефон иногда из-за этого барахлит.

— Как пожелаешь, хабиби, — растерянно согласилась Рания.

Саид ушел, а она присела на роскошный диван посреди гостиной и задумалась. Впервые после свадьбы молодая жена почувствовала, что в этой семье что-то не так, хотя она и не обладала житейской мудростью и проницательностью, как своя старшая сестра Амина. У нее не было поводов в чем-то подозревать Саида или Жади, но просьба мужа и ледяной тон, которым она была высказана, слегка насторожили Ранию. Жади в скором времени показалась в гостиной. Она была очень любезна с Ранией: целых полчаса они говорили обо всем на свете, как вдруг Жади попросила у «сестры» мобильный, чтобы позвонить.

— Жади, я с удовольствием поделилась бы с тобой, — замялась Рания, боясь, что муж узнает о нарушенном запрете, — но мой телефон почти разряжен. Тебе срочно?

— Я только хотела спросить у Латифы, какие специи нужны для баранины по ее особому рецепту. Не волнуйся, я не буду говорить долго.

— Ну, если недолго… — сдалась Рания.

От души поблагодарив ее, Жади ринулась к себе в комнату и быстро, будто лишние полминуты могли что-то решить, начала набирать номер Лукаса — вначале сотовый. Бесконечные длинные гудки говорили о том, что телефон лежит где-то безнадежно далеко от своего хозяина. На свой страх и риск Жади позвонила ему домой.

— Алло? — она узнала экономку Далву по неприветливому немолодому голосу.

— Добрый день, мне нужно поговорить с Лукасом, — почти шепотом проговорила в трубку Жади, чтобы ее невзначай не услышал кто-то из домашних.

— Лукас отдыхает. Кто его спрашивает?

— Это… Жади, — справившись с нахлынувшим вдруг волнением, ответила марокканка.

На том конце провода ненадолго воцарилась тишина, прерываемая только тяжелым дыханием.

— Уважаемая, — выдала наконец Далва, — вам не кажется, что вы принесли достаточно бед в этот дом?

— Послушайте…

— Я и слушать ничего не желаю! Если бы не вы, Лукас был бы здоров и жил бы нормальной жизнью, ему не пришлось бы так страдать, как он сейчас страдает! Забудьте этот номер!

Жади от злости и бессилия едва не разбила чужой телефон, однако вовремя опомнилась. Казалось, что весь мир против нее, и помощи ждать неоткуда, но внезапно ее осенила потрясающая идея: нужно обратиться к Иветти! Эта вечно молодая и немного ветреная особа умела быть верной подругой, и уж кто-кто, а она никогда не оставила бы Жади в трудной ситуации, как и Лукаса. Ее номер был записан у марокканки в маленьком старом блокноте, который она берегла как зеницу ока и никому не показывала. Не совсем понимая, какой именно помощи она ждет от Иветти, Жади радостно принялась ей звонить.

— Алло, это Иветти, кто говорит?

— Иветти! Я так рада тебя слышать! Это Жади. Нам нужно встретиться как можно скорее.

— Жади! Я тоже очень рада, но ты говоришь так, будто что-то случилось, — обеспокоилась Иветти.

— Так и есть. Я не могу долго говорить по телефону, где я могу тебя увидеть?

— У меня дома, адрес прежний, — уверенно ответила женщина. — Тебе вызвать такси?

— Н-нет, не стоит. Я приеду к тебе завтра, хорошо? Завтра после обеда.

— Хорошо, Жади, я буду ждать тебя. Но скажи мне, с тобой все в порядке? Ты не в опасности? Что-то с Лукасом?

— Завтра, я все расскажу тебе завтра! До встречи! — спешно проговорила Жади, отключила связь и удалила три последних вызова из памяти телефона.

Она вышла из комнаты и осмотрелась по сторонам — не было ли поблизости Рании. К счастью, юная сеньора Рашид еще не приобрела дурной привычки подслушивать под дверью, а значит, план должен осуществиться гладко. Жади на удачу поцеловала свой нефритовый кулон и погрузилась в нетерпеливое ожидание нового дня.

— Шанди, я буду откровенна, мне очень не нравятся твои отношения с этой девушкой, — донна Жура, хозяйка бара в Сан-Криштоване, решила провести воспитательную беседу с сыном.

— Мама, я уже устал повторять, что люблю Мел, — Шанди перебирал вещи у себя в комнате и старался не смотреть в глаза матери.

— Хорошо, что любишь, только как бы эта любовь тебя не сгубила, — Жура сложила смуглые руки на полной груди. — Как продвигаются поиски новой работы?

— Я отправил резюме в несколько мест… — замялся парень. — Мне пока не ответили, но это было совсем недавно, всего пару дней назад.

— Уму непостижимо! Унизили человека ни за что, выгнали с работы, а все по прихоти этой холеной мерзавки!

— Мама! — Шанди был неприятен этот разговор, но от донны Журы в гневе отделаться было не так-то просто.

— Ты продолжаешь видеться с Мел? — не унималась она. — После того, как ее семья обошлась с тобой?

— А при чем тут Мел? Почему я должен отказываться от нее из-за того, что ее мать против меня?

— Как это при чем?! Шанди, когда ты связываешь свою жизнь с каким-то человеком, ты связываешь ее не только с ним, но и с его семьей, окружением, ты понимаешь меня? — строго выговаривала Жура. — Эта семейка ясно показала свое отношение к тебе, и вот, что я скажу, сынок: нам с ними не по пути. Если ты думаешь, что Мел придет жить сюда и будет в восторге от рая в шалаше, то ты ошибаешься. Может, первое время и будет, а потом взвоет и захочет обратно во дворец под крыло к нянькам. Я пожила достаточно и насмотрелась таких историй выше крыши, это тебе не шутки!

Шанди промолчал. Его самого терзали куча сомнений: он без работы, без образования, перспективы спортивной карьеры оставляют желать лучшего. Что он может дать Мел, с детства привыкшей к удобствам, к роскоши? Она разочаруется в нем очень быстро, как пить дать, разочаруется.

— Помнишь Неуту, которая содержит бар в Лапа? Знаешь, что случилось с ее племянником? — поучительно изрекла донна Жура. — Парень связался с девушкой из богатой влиятельной семьи, и те костьми легли против их брака. Отговаривали дочурку, как могли, а когда поняли, что это не помогает, начали портить ему жизнь. Беднягу то с работы уволят, то наркотики в сумке найдут. Кончилось тем, что он попал в аварию и разбился насмерть, а ведь был дальнобойщиком и прекрасно управлял грузовиком.

— Мама, к чему ты клонишь? — Шанди невольно передернуло от этого рассказа.

— Я ни к чему не клоню. Одному Господу Богу известно, что тогда произошло на той трассе, но факт есть факт — парень погиб. Делай выводы, Шанди.

— Ты же не хочешь сказать, что донна Маиза подстроит мое убийство? Это же какое-то безумие!

— Я не говорила про убийство! — возразила Жура. — Это уже ты сам додумал. Но жизнь эта дамочка испортит тебе основательно, если продолжишь увиваться за ее дочерью, помяни мое слово.

* * *

Мел торопилась на свидание с возлюбленным. Эти тайные встречи являлись ее единственной отдушиной посреди мрачных серых будней, где были больной, потерявший ко всему интерес отец; обозленная и холодная мать; крикливый дед, который приводил в дом то частных эскулапов, то архитекторов, чтобы составили проект демонтажа лестницы под пандус, то еще каких-то посторонних личностей; Далва, постоянно бегающая вверх-вниз до комнаты Лукаса и обратно; университетские приятели со своими глупыми затеями и вмиг ставшая тошнотворной учеба — у Мел просто не хватало энергии на умственный труд. Рядом с Шанди девушка могла забыться, выпасть на время из этой утомляющей круговерти, почувствовать себя живым человеком, женщиной, которую любят. В который раз Мел радовалась тому, что у нее есть кое-что самое важное в жизни, с чем любые трудности и невзгоды нипочем.

— Шанди! — она с улыбкой бросилась в его объятья, встретив парня возле побережья. — Как же я скучала! Мы не виделись всего два дня, а кажется, будто целую вечность.

— Мел… — Шанди сделал паузу и вдохнул поглубже. Он хотел сказать ей нечто серьезное, но не знал, огорошить ли любимую сразу или будет лучше немного повременить.

— Дома находиться невыносимо, — жаловалась девушка. — Все постоянно спорят, кричат, суетятся, будто это филиал больницы. Мне в нем так одиноко, Шанди! Я мечтаю о том, что когда-нибудь у нас появится свой дом, где все будет совсем по-другому. У нас не будет никаких криков, ссор, потому что мы любим друг друга, не так ли?..

— Все это непременно случится, я тебе обещаю. Об этом я и хотел поговорить с тобой сегодня.

— Что ты имеешь в виду? — Мел радостно заулыбалась, предчувствуя какую-то ошеломляющую новость.

— Мел, — набрался наконец смелости Шанди, — я хочу дать тебе все самое лучшее, все, чего ты достойна, но для этого мне потребуется некоторое время.

Радость на ее лице сменилась тревогой — казалось, еще немного, и девушка заплачет от напряжения.

— Время? Как это?

— Донна Маиза в чем-то права. Сейчас я тебе не ровня — мне нужно встать на ноги, состояться в жизни, доказать, что я тебя достоин. У меня ведь даже угла своего нет — я живу с матерью, ты знаешь об этом. Разве такой муж тебе нужен?

— Шанди! — потрясенно воскликнула Мел. — Кто наговорил тебе этой ерунды? Это моя мать?! Скажи честно, она приезжала к тебе, говорила с тобой?!

— Мел, нет, твоя мать тут ни при чем, честное слово, — Шанди чувствовал на себе огромную вину за то, что делает, но иначе он поступить просто не мог. Во всяком случае, он сам был в этом уверен. — Так будет гораздо лучше для нас обоих, поверь. Я ни за что не откажусь от тебя и не разлюблю, но мы пока не сможем жить вместе, понимаешь?

От обиды у Мел задрожали губы, она не смогла сдержаться и заплакала.

— Шанди, мне не нужны деньги! Мне нужен ты, ты!

— Но я с тобой!

— Нет! Ты не со мной! Ты где-то далеко, пока я вынуждена возвращаться в ненавистный дом, в ненавистную семью! Сколько ты будешь «вставать на ноги»? Год, два, десять? Мне каждый день без тебя дается с трудом, а ты…

— Мел, пожалуйста, успокойся! — упрашивал ее парень.

— Шанди, — всхлипывала она, — я думала, что хоть ты любишь меня по-настоящему, ты один, но… кажется, я ошибалась.

— Не говори так, Мел! — заключил он ее в объятья. — Мы не расстаемся, я не сказал, что бросаю тебя или забираю свои слова обратно. Я люблю тебя!

— Оставь меня, — Мел оттолкнула Шанди и побрела вдоль набережной, заливаясь слезами, пока тот тоскливо смотрел ей вслед и не решался догнать. Ее постигло жесточайшее разочарование, самое жестокое за последнее время. То, что между родителями не было любви, Мел не слишком удивило — она всегда чувствовала холод между ними. То, что мать выступила против дочери и ее выбора, тоже в какой-то степени было предсказуемо — Маиза обладала заносчивым характером и с трудом могла принять простого парня в качестве потенциального зятя. Но Шанди… Только не Шанди! Кто угодно мог предать ее, но не он! Мел достала телефон и кое-как сквозь пелену слез, застилавшую глаза, набрала номер подруги.

— Алло, Телминья, где ты?..

* * *

В просторном ночном клубе ритмично грохотала музыка и мелькали яркие разноцветные лучи софитов. Толпа танцевала, вернее, хаотично дергалась под звуки техно. Но одна из посетительниц веселилась особо рьяно — она подпрыгивала, махала руками, трясла головой, а выбившиеся из прически и слипшиеся от пота пряди коротких волос разметались по лицу. В этой отвязной девице было весьма сложно признать прилежную ученицу и гордость семьи Мел Феррас.

— Сесеу, что это с ней? — встревоженно спросила брата Телминья.

— Девчонка отрывается, не мешай, — хмыкнул темноволосый вальяжный красавчик, потягивая коктейль. — На нее столько свалилось, что неудивительно.

— Нанду ей что-то дал? — допытывалась шустрая девушка. — Признавайся, они куда-то ходили вместе, и ты там был.

— Да ничего он ей не давал! Просто чуть-чуть перебрала выпивки с непривычки, бывает.

— Ты считаешь, что это нормально?

— Телминья, ты зануда! — скривился Сесеу. — Мел и так зажатая, пусть хоть раз в жизни кайфанет.

Мел не услышала бы их разговора, даже если бы вокруг царила тишина. Она была целиком и полностью поглощена ощущением легкости, свободы, которое дал ей алкоголь, словно сбросила с ног тяжелые кандалы, оторвалась от поверхности земли и полетела. Оказывается, от всех страданий есть верное средство — проблемы оно, конечно, не устраняет, зато делает их маленькими и ничтожными, подобными букашкам под ногами. Пускай мать с дедом кричат хоть до хрипоты, пускай отец лежит безвылазно в своей комнате, пускай Шанди трусит, ей все равно. Здесь и сейчас есть только она сама, музыка и невероятная эйфория. Если бы только это никогда не заканчивалось...

От рабочего совещания Саида неожиданно отвлек звонок из дома. Увидев на экране телефона номер Рании, он извинился перед коллегами, вышел из зала переговоров и взял трубку — вероятно, случился какой-то форс-мажор, иначе Рания не стала бы беспокоить мужа на работе.

— Хабиби, — она старалась говорить как можно спокойнее, — у Жади очень сильно разболелся зуб, она хочет ехать к стоматологу. Ты велел мне сообщать, если она куда-то соберется.

— Ты сделала правильно, что позвонила. Я закончу совещание и сам отвезу ее к врачу.

— Но, — Рания сделала паузу, — Жади так плохо, так больно, у нее флюс! Она говорит, что не может ждать.

Саид сжал челюсти — он понял, что бестия, называемая его первой женой, что-то задумала, но не хотел открываться перед молодой супругой насчет их сложных отношений.

— Хорошо, я сейчас скажу водителю, чтобы он отвез вас в стоматологию, — скрепя сердце согласился марокканец. — Поезжай с ней, Рания. Проводи ее прямо до кабинета.

— Да, хабиби, как пожелаешь, — прощебетала в телефон Рания, очень довольная собой.

Жади, для правдоподобности подложившая за щеку скатанных в комок листьев зелени, облегченно вздохнула. По дороге в клинику она изображала плохое самочувствие и постоянно жаловалась на нестерпимую боль, которая простреливала челюсть. Рания ни секунды не сомневалась, что «старшая сестра» действительно страдает, и утешала ее, как могла.

Водитель привез их на место достаточно быстро. Стоматология занимала первый этаж высокого офисного здания с подземной парковкой. Жади поспешно вылезла из автомобиля и направилась к главному входу.

— Жади, постой! — окликнула ее Рания. — Я схожу с тобой, Саид просил меня проводить тебя к врачу.

— Ну что ты! — прошепелявила «больная» с распухшей щекой. — Я не хочу доставлять тебе неудобств, я в состоянии дойти до врача самостоятельно. Но если ты настаиваешь…

Они под руку вошли в здание, где Жади обратила внимание Рании на салон красоты этажом выше. Жади начала нахваливать местных мастеров и убедила ее, что сейчас самое время отправиться туда и побаловать себя, а заодно и Саида — молодой жене никогда не повредит сделать себя еще более неотразимой, тем более, в медовый месяц. Ведь не сидеть же ей битый час в коридоре под дверью у зубного в ожидании? Рания охотно приняла ее предложение, не почувствовав никакого подвоха, а изобретательная марокканка тем временем выскользнула через запасной выход на противоположную сторону прямиком к стоянке такси. Не прошло и минуты, как таксист нажал на педаль газа и увез Жади прочь от этого места, где у крыльца водитель, нанятый Саидом, тщательно наблюдал, не вышла ли его подопечная на улицу.

* * *

Иветти как раз заканчивала готовить обед, когда в дверь прерывисто позвонили. Она отставила в сторону кастрюлю, тщательно вымыла руки и поспешила открыть долгожданной гостье. Та стояла у порога и дрожала, как осиновый лист.

— Жади! — расцеловала ее хозяйка дома. — Ты не представляешь, как я рада тебя видеть!

— Иветти, мне нужна твоя помощь, — Жади прошла в гостиную, на ходу поправляя платок. — Я в растерянности, я совсем запуталась.

— Что случилось, дорогая? — с сочувствием посмотрела на нее Иветти. — Ты знаешь, я всегда готова тебе помочь! На, выпей воды, присаживайся.

— Даже не знаю, с чего начать, — марокканка отпила пару глотков и рассеянно поставила стакан на столик у дивана. — Просто безумие какое-то. Все произошло так быстро…

— Не торопись, я слушаю тебя.

— Мы с Лукасом встретились спустя двадцать лет и поняли, что все это время в разлуке не жили — существовали. Пытались построить счастливую семейную жизнь с людьми, к которым ничего не испытывали, но на самом деле никогда не переставали любить друг друга. Мы дали клятву, что теперь будем вместе несмотря ни на что. Он сказал, что разведется с Маизой, я решила добиться развода у Саида, и… — Жади судорожно вздохнула.

— И? — Иветти терпеливо выслушивала ее рассказ.

— Вот тут все оказалось не так просто. Я должна, должна была понимать, что Саид не тот человек, что он не отпустит меня так легко! Знаешь, я думаю, это я виновата в том, что случилось.

— Что же случилось?..

— Саид, он… организовал покушение на Лукаса. Там, в Фесе, — поведала Жади потрясенной подруге.

— Господи! — воскликнула та. — Не могу поверить! С Лукасом все в порядке?

— Да, то есть, нет. Он убегал от наемников Саида, упал с крыши, повредил спину и больше не сможет ходить.

— Какой ужас! — не могла прийти в себя Иветти. Она схватилась руками за голову, будто пыталась таким образом привести мысли в порядок. — Жади, я… я в шоке. И Львеночек, подлец, ничего мне сказал, не сообщил!

— Но это еще не все. Саид теперь держит меня взаперти, словно пленницу, отобрал телефон и не разрешает выходить на улицу без сопровождения. Ни о каком разводе нет даже речи.

— Жади, мне это точно не снится? — Иветти в недоумении хлопала ресницами. — Потому что такое может разве что присниться в кошмарном сне, я не верю, как в реальности могут происходить вещи, о которых ты рассказываешь. В двадцать первом веке! Но как же ты приехала ко мне?

— Я обманула его вторую жену, соврала, что у меня болит зуб и мне срочно нужно к врачу. У меня не так много времени, Иветти.

— Постой-постой, — пробормотала женщина, — ты хочешь сказать, что отсюда опять пойдешь под домашний арест?

— Мне некуда больше идти, Иветти, — с горечью произнесла Жади. — К Латифе ехать бессмысленно — Мохаммед сразу сообщит брату, что я у них.

— Что за глупости! Оставайся здесь, сколько нужно!

— Я очень благодарна тебе, Иветти, но пока у меня нет выбора, — печально улыбнулась восточная красавица. — Когда все это случилось, я думала, что не останусь с Саидом ни дня, но сказать гораздо проще, чем сделать. Он шантажирует меня Хадижей, я не готова потерять дочь. Да и у меня с собой нет даже паспорта — он в сейфе у Саида.

— Я не знаю, что сказать, я в ужасе, — Иветти явно растерялась от свалившейся на нее информации. — А что Лукас? Ты говорила с ним?

— Один раз, в больнице в Марокко. Я не могу с ним связаться, Иветти. Его мобильный недоступен, а у них дома на все звонки отвечает Далва, которая меня терпеть не может.

— Как знакомо! — хмыкнула Иветти. — Не бойся, найдем управу и на Далву. Знаешь что, Жади? Давай отправимся туда прямо сейчас. И пусть попробуют не пустить нас к Лукасу, я им устрою!

— Нет, Иветти, ты что! — испугалась чего-то Жади. — А если Маиза расскажет Саиду, что мы приходили?

— Маиза? При чем тут Маиза?

— Они в последнее время с Саидом заодно. Шпионят за нами с Лукасом.

— Рыбак рыбака чует издалека, — усмехнулась Иветти. — Они были бы идеальной парочкой, судя по всему. Жади, послушай, все это нельзя оставлять безнаказанным. Должен быть способ приструнить твоего мужа. Есть же какие-то правозащитные организации, судебные инстанции, журналисты! Я не специалист в вопросах брака — я и замужем толком ни разу в жизни не была, но что-то сделать можно, я уверена!

— Ах, Иветти! — Жади чуть не расплакалась. — Прошу тебя, как-нибудь дай Лукасу знать обо мне, нам очень нужно поговорить!

— Даже не сомневайся, я встречусь с Лукасом, но что будет в это время с тобой? Скажи, твой муж не поднимает на тебя руку?..

— Нет, нет, — отрицательно замотала головой Жади. — Поверь, у меня все будет хорошо. Я справлюсь с Саидом, только если буду точно знать, что Лукас со мной. Теперь ты в курсе всего, Иветти, мне пора ехать обратно.

— Жади, — сокрушенно произнесла Иветти, — я не понимаю, как можно так себя мучить, но не буду настаивать на твоем немедленном уходе от Саида. Хотя бы оставь мне свой новый адрес, чтобы я могла держать с тобой связь.

Жади выполнила просьбу подруги и, тепло попрощавшись, спешно покинула ее дом. Иветти, все еще ошарашенная этим визитом, медленно опустилась на диван. Ненадолго — всего на пять минут, чтобы собраться с мыслями, а после решительно поднялась на ноги и начала одеваться в дорогу.

* * *

Автомобиль Саида подъехал к зданию, где располагалась стоматология. Заметив своего водителя у входа, марокканец разрешил ему уехать, так как намеревался забрать жен самостоятельно. То, что они обе зашли внутрь и еще не выходили, успокоило его и лишило всякой бдительности — Жади он не доверял, но на Ранию можно было положиться. Саид прошел к регистратуре и поинтересовался, попала ли на прием сеньора Жади Эль Адиб Рашид и сколько она еще пробудет у врача.

— Сеньор, к нам сегодня не обращалась такая пациентка, — удивленно сказала регистратор.

— Как это? — опешил он. — Вы уверены?

— Совершенно уверена, у нас даже нет ее карточки.

— Понятно. Спасибо, — через силу выдавил из себя Саид и отшатнулся от окошка. Он достал телефон и в ярости набрал номер второй жены.

— Хабиби, мы совсем скоро вернемся домой, — беззаботно проговорила в трубку ничего не подозревающая Рания.

— Рания, где ты?! — едва не закричал на нее муж.

— Я… — девушка растерялась от его грозного тона. — Я в салоне красоты, это прямо над клиникой…

— Что ты там делаешь?! — грубо перебил ее Саид. — Разве я не сказал тебе проводить Жади до кабинета?

— Саид… — по голосу Рании было слышно, что она готова заплакать от испуга и обиды.

— Ладно, спускайся вниз, я жду тебя здесь, — он смягчился, поняв, что Жади обвела ее вокруг пальца точно так же, как и его.

Он вышел в холл здания к лестнице, где прямо на него на всех парах мчалась Жади собственной персоной.

— Жади! — Саид еле сдерживался, чтобы не накричать на нее при людях. — Где ты была?!

— У стоматолога, ты что, не знаешь? — ответила она как ни в чем не бывало. — Прием уже закончился, я вышла купить воды в киоске и вернулась сюда за Ранией.

— Лгунья! — прошипел обманутый муж. — Я только что из клиники, тебя там не было! Куда, куда ты ездила?!

Жади глубоко и часто дышала, смотря ему в глаза одновременно и со страхом, и с вызовом. Между ними разгоралась настоящая война, а на войне нужно быть храброй. В такие минуты Саид разрывался между желанием ударить ее наотмашь по лицу и поцеловать — со всей страстью, со всей болью, чтобы она признала его абсолютную власть над собой, но удар ли, поцелуй ли — увы, ее дух всегда оставался непокоренным.

И без того порядком расстроенная Рания спустилась на первый этаж и застала немую сцену, разыгравшуюся между Саидом и Жади. Не требовалось особой проницательности, чтобы почувствовать, что воздух вокруг них буквально наэлектризован. Рания впервые ощутила себя ненужной в этой семье, третьей лишней, совершенно неприкаянной. Казалось, ни тот, ни другой даже не заметили ее появления.

— Поговорим дома, — сурово прервал молчание Саид. — Нам пора ехать. Рания, — обернулся он ко второй жене, — в следующий раз будь внимательнее к моим просьбам.

Жади обменялась с ней взглядами, но обе ничего не сказали и проследовали за мужем. Обстановка накалялась с каждым днем, и Жади понимала, что развязка ситуации совсем близко. Она молилась лишь о том, чтобы все сложилось в ее пользу.

Маиза сидела, закинув ногу на ногу, в гостиной дома Феррасов в компании своей подруги Лидьяне. Она нервничала и поминутно взглядывала на наручные часы, зачем — сама не знала. Вероятно, так проявляла себя внутренняя тревога без конкретной причины, отчего-то становившаяся все сильнее и сильнее.

— Маиза, и все же, как вы теперь будете? — Лидьяне искренне сопереживала ей. — Такая ужасная ситуация, до сих пор в голове не укладывается. Вы же собирались разводиться до того, как это все произошло?

— Да, Лидьяне, собирались. Собирались… — Маиза задумалась. — Забавно, еще недавно я считала, что мы с Лукасом живем хуже некуда, но я была не права — худшее оказалось впереди. И Мел, как назло, связалась с этим охранником именно сейчас, будто решила добить меня! Я устала, Лидьяне, устала от всего, я хочу покоя. Уехать куда-нибудь на другой край света, в Альпы на горнолыжный курорт, забыть о Лукасе, о его изменах и инвалидности, об этой Жади, отдохнуть от поучений сеньора Леонидаса и Далвы, от глупостей Мел.

— Это отличная идея! Поезжай, непременно поезжай!

— Нет, Лидьяне, — покачала она головой. — Я не могу, что-то держит меня здесь. Словно страх, что я вернусь и застану на месте этого дома одно пепелище. Начать все с нуля не так просто, как кажется. Да, наша семейная жизнь была очень далека от идеала, но она была целых двадцать лет, и я к ней привыкла. Я в этом доме полжизни, я не вижу себя вне этого брака, Лидьяне. Знаешь, меня даже не смущает обездвиженность Лукаса. Нисколько. Он всегда был в отношении меня каким-то… неживым, если ты понимаешь, о чем я говорю. Лукас вроде бы находился поблизости, но в то же время его не было рядом. Так что в этом смысле между нами не изменилось вообще ничего, — усмехнулась Маиза.

— Маиза, ты слышишь? — перебила ее подруга. — На улице какой-то шум, крики.

— Должно быть, уличные хулиганы — Рио есть Рио. Сейчас охрана с ними разберется, — Маиза попыталась отвлечь Лидьяне, внутренне боясь даже представить, кто мог устроить дебош у ворот особняка.

— Нет-нет, это женский голос! — возразила та. — Там кричит какая-то женщина.

Маиза почувствовала, как ее щеки загорелись от гнева и смущения. Она ненавидела представать перед друзьями и знакомыми в неблаговидном свете. Лидьяне прекрасно знала, что в семье Феррас есть проблемы, но одно дело знать, а другое — увидеть своими глазами орущую благим матом возле дома скандалистку. Кто же это — неужели мать Шанди пришла устраивать разборки, или бывшая невеста сеньора Леонидаса заявилась качать права? Что тот, что другой вариант показались Маизе невероятно позорными.

— Далва, — обратилась она к экономке, уже идущей быстрым шагом к входной двери, — пожалуйста, выйди и посмотри, что там происходит. Лидьяне, идем со мной, я хотела кое-что показать тебе.

Маиза чуть ли не силком утащила наверх любопытную гостью, а Далва тем временем воинственно направлялась к воротам дома. Она уже знала — охранник сообщил — кто к ним пожаловал.

— Вы совсем потеряли стыд? — в возмущении выкрикнула она в сторону Иветти, осаждавшей секьюрити. — Кто вас звал сюда?

— Я пришла не к вам и даже не к Львеночку, еще чего не хватало! — не осталась в долгу разодетая по последней моде блондинка. — Я пришла навестить больного, вы не имеете права мне препятствовать!

— Больной в посетителях не нуждается, а нуждался бы — сказал бы об этом сам. Уходите, не испытывайте мое терпение! Вам тут не проходной двор!

— Это вы не испытывайте мое! Пустите меня по-хорошему или пожалеете! Лукас! Лу-укас! — истошно завопила Иветти так, что звуки ее голоса долетели в открытое окно спальни на втором этаже.

Лукас встрепенулся: он не ожидал, что Иветти придет проведать его. Судя по всему, ее не пускают за ворота, иначе бы она так не кричала. Лукас пожалел, что не может встать и хотя бы подойти к окну, чтобы посмотреть, что же делается снаружи.

— Далва! — позвал он служанку, но ответа не последовало. — Да-алва! Маиза! Мел! Хоть кто-нибудь в этом доме, подойдите ко мне!

— …Кажется, Лукасу что-то нужно, — услышав крики из-за стены, сказала Лидьяне.

— Я схожу к нему, — натянуто улыбнулась Маиза, но непоседливая подруга прошмыгнула вслед за ней.

— Лукас! — воскликнула она, оказавшись в комнате больного. — Извини, что сразу не поздоровалась, как ты?

— Нормально, Лидьяне, — дружелюбно ответил он ей. — Кажется, там пришла Иветти, пусть ее пропустят ко мне.

Маиза судорожно сглотнула — визит этой особы не сулил ничего хорошего. Она знала, что Иветти не раз помогала Лукасу в его свиданиях с Жади, и поэтому скорее легла бы костьми у порога, чем позволила бы ей войти, но при Лидьяне отказывать парализованному было слишком неудобно.

— Хорошо, я спущусь вниз, — с деланной заботливостью проговорила она.

— …Так вы откроете ворота или нет? — настойчиво спрашивала Иветти.

— Пусть войдет, — царственно обратилась к охраннику вышедшая из дома хозяйка.

— Маиза, да ты что?.. — в ужасе уставилась на нее Далва.

— У нас здесь не неприступная крепость, а Лукас не принцесса в башне, чтобы его стеречь, — усмехнулась Маиза. — Так что пусть к нему приходит, кто хочет.

— Сеньор Леонидас бы этого не одобрил! — уперла руки в боки Далва.

— Сеньора Леонидаса нет дома, не так ли, Далва? Проходите, Иветти.

Иветти поблагодарила Маизу и победно прошествовала мимо темнокожей служанки, даже не удостоив ее взглядом. Маиза провела гостью наверх, фальшиво улыбаясь — это единственное, что она могла сделать, дабы сгладить впечатление Лидьяне о случившемся конфузе.

— Иветти! — Лукас просиял от счастья, увидев ее на пороге своей комнаты. — Какой сюрприз!

— Лукас! — всплеснула руками Иветти. — Я бы предпочла навестить тебя по более радостному поводу. Как же это произошло?..

— Все мне задают этот вопрос. Присаживайся, — он кивком указал на стул возле кровати. — Каждый, кто приходит сюда, спрашивает об этом, а я не знаю, что ответить. Произошло, как произошло.

— Жаль, что я узнала обо всем только сейчас, а то навестила бы тебя раньше.

— Как ты узнала?.. — осторожно спросил Лукас, догадываясь, кто мог сообщить ей о несчастном случае.

— Жади! — полушепотом поведала ему Иветти. — Она была у меня вчера.

— Жади?! — Лукас инстинктивно захотел приподняться на кровати, взволнованный этой новостью, но вовремя опомнился. — Как она?

— Мягко скажем, она в затруднительном положении.

— Саид? Он навредил ей?!

— Если домашний арест считается нанесением вреда, то да.

— Боже! — тягостно вздохнул Лукас. — Я знал, что он этого так просто не оставит, будет мучить ее. Я пытался несколько раз дозвониться до Жади, но бесполезно. Как же ужасно все получилось. Ну почему, Иветти, почему?..

— Бедняжка в растерянности, она не знает, к кому обратиться за помощью.

— И все-таки, какой я неудачник, — уныло произнес Лукас, погружаясь в свои размышления. — Я хотел как лучше, хотел счастья нам обоим, в кои-то веки набрался смелости, и посмотри, что из этого вышло? Я калека, лежу здесь, как безжизненное полено, а она там терпит издевательства мужа, и я ничем не могу помочь. Я опять все испортил, лучше бы нам было не встречаться вовсе — не суждено, так не суждено. Во всяком случае, мы оба были бы в целости и сохранности, пусть и не счастливые. Теперь ни о каком счастье не приходится даже мечтать.

— Лукас, — прищурилась Иветти, — что это за упадническое настроение? Ты что, намерен отказаться от Жади из-за своего состояния?

— Иветти… Я оказался в безвыходной ситуации. Я растерян, понимаешь? Я еще не понял, как жить в этом неполноценном теле, как с ним управляться, я пока беспомощен, как младенец. У меня тысяча вопросов в голове и ноль ответов. Видишь все это? — рядом с кроватью стояла тумбочка со всевозможными лекарствами и средствами ухода, а чуть поодаль красовалась навороченная инвалидная коляска, которую уже успел приобрести Леонидас. — Думаешь, Жади достойна такой жизни? Об этом она мечтала двадцать лет — ухаживать за инвалидом?

— Лукас, — лицо Иветти было серьезным, как никогда, — я полностью понимаю твою боль, твои сомнения, но… Мне кажется, было бы правильным спросить мнения самой Жади, как считаешь?

— Она, конечно, скажет, что ей это неважно. Но разница в том, что она никогда так не жила и не знает, на что подписывается, а я знаю. Я хлебнул уже достаточно, хотя не прошло и месяца, но когда я думаю, что застрял в таком виде навсегда, то… Честно говоря, я не хочу жить, Иветти.

— Лукас, так нельзя! Ты не один попал в такую беду, многие люди лишаются возможности ходить, но они не падают духом и уж точно не отказываются от любви и счастья!

— Кто? Ты знаешь таких людей? Я — нет.

— Знаю, — встряхнула головой Иветти. — В субботу на «Глобо» показывали передачу о жизни людей с ограниченными возможностями.

— Чушь все эти передачи, — расстроенно проговорил Лукас, но после сделал паузу и призадумался. — А вообще, ты права! Плевать на все, я хочу быть счастливым!

— Вот это другой разговор! — обрадовалась гостья.

— Ведь я же не разбился насмерть, значит, мне дан еще один шанс! — Лукас вдохновлялся на глазах.

— Прекрасно! Такие речи нравятся мне куда больше!

— Но… — вновь сник больной. — В любом случае, если мы с Жади будем вместе, это произойдет не сейчас. Мне нужно три месяца, чтобы прийти в более-менее приемлемое состояние. Я должен начать передвигаться на коляске, а не лежать пластом. Тогда я обрету хотя бы какую-то независимость.

— Нужно составить план действий, продумать все до мелочей. У тебя как раз будет время это сделать, — ободряюще сказала Иветти. — Жади важно знать, что ты не отказываешься от нее, тогда вам любые трудности будут по плечу, вот увидишь.

— Иветти, — улыбнулся Лукас, — ты умеешь вселять надежду. Будь у меня такая мать, как ты, я стал бы другим человеком.

— Кстати, — она неосознанно поправила прическу и сделала постное выражение лица, — что там у Львеночка? За ним увиваются какие-нибудь наглые девицы вроде той журналистки из Португалии?

— Мне ни о каких девицах из Португалии ничего не известно, — рассмеялся больной. — А даже если бы и увивались, я уверен, что отец любит тебя.

— Серьезно?.. — Иветти растаяла от этих слов.

— Он просто упрямый. Ужасно упертый, с ним бывает невыносимо иметь дело.

— С этим не поспоришь, — тяжело вздохнула женщина. — Лукас, я пойду. Не хочу давать пищу для пересудов разным…

Через приоткрытую дверь можно было заметить Далву, грозно поджавшую губы, с подносом для еды, который она выставила перед собой, как оружие.

— Больному пора есть и принимать лекарства, — морщась от отвращения, произнесла служанка.

— Я ухожу, — Иветти выпрямилась, закинула сумку на плечо и гордо застучала каблуками по направлению к выходу из комнаты, но у порога обернулась и сказала на прощание: — Не забывай, о чем мы говорили с тобой сегодня, Лукас! Поправляйся, ты нужен многим людям.

Семейство Рашидов, вернувшееся домой, пребывало в скверном расположении духа — все трое были мрачнее тучи. Саид по дороге из клиники не проронил ни слова, Жади готовилась к тяжелому разговору с мужем, а Рания не могла прийти в себя от испуга, недоумения и обиды — ей стало очевидно, что в семье происходит что-то нехорошее, во что ее, вероятно, не собираются посвящать. Саид, расхаживая по гостиной и засунув руки в карманы брюк, велел Рании идти на свою половину, после чего посмотрел на первую жену полным ревности взглядом и строго спросил:

— Ты ничего не хочешь мне сказать, Жади?

— Что ты хочешь услышать? — с вызовом ответила она вопросом на вопрос. Всем видом Жади показывала, что настроена решительно, волнение выдавали лишь слегка подрагивающие кончики пальцев.

— Правду, — ледяным тоном отрезал мужчина.

— Ты хочешь знать правду, Саид? — Жади начала распаляться. — Хорошо, я скажу тебе правду. Я искала помощи, искала людей, которые помогут выбраться из заточения, которое ты мне устроил!

— Неужели? — губы Саида скривила презрительная усмешка. — Тебе не хватает еды? Воды? Одежды? Может, с тобой плохо обращаются, бьют? В таком случае, ты могла бы собрать семейный совет или заявить в полицию, отчего же ты этого не сделала?

— Я хочу свободы! — в гневе выкрикнула Жади. — Хочу общаться, встречаться, ходить, с кем и куда захочу!

— Единственный, с кем ты хочешь встречаться и к кому ходить, лежит парализованный. Ты не нужна ему больше, Жади, и никогда не была нужна, — Саид с особым выражением чеканил каждое слово. — Тогда, когда ты наконец поймешь это, в тот же самый день ты будешь полностью свободна в своих связях и перемещениях.

— Это невыносимо! Почему ты так мучаешь меня? Это ведь ты, ты устроил нашу встречу!

— Я хотел убедиться, что ты избавилась от юношеских иллюзий, но ты увязла в них еще больше. Ты вся лживая Жади, вся насквозь! Что ты задумала?

— Ничего, ничего я не задумала! Ты сам говоришь, что Лукас для меня потерян, так чего ты боишься? — она медленно, как кошка, наступала на него, точно готовилась к броску. — Ты бои-ишься, Саид, боишься, что окажешься не прав, что мы с Лукасом будем счастливы даже несмотря на его болезнь, что все твои усилия пойдут прахом. Вот почему запираешь меня в клетке, лишаешь возможности разговаривать с людьми вне дома! Ты знаешь, что наши с Лукасом чувства сильнее твоих козней, твоих и этой Маизы. Все бесполезно, Саид, я не люблю тебя, слышишь? Я никогда тебя не любила и не полюблю, что бы ты ни делал!

Саид в бешенстве занес руку для удара, но ладонь застыла в воздухе, так и не коснувшись лица Жади. Глаза Саида застилали слезы ярости, и образ жены размылся, стал нечетким, как сквозь мокрое от дождя стекло.

— Замолчи, неверная! — еле прошептал он, бессильно опускаясь на диван. — Я не хочу тебя видеть.

— Дай мне развод, — в который раз повторила Жади.

— Уходи, — Саид откинулся на спинку дивана, закрыв лицо руками. — Иди на свою половину, ты не выйдешь оттуда неделю! Уходи…

* * *

Жади забралась с ногами на кровать, обхватила колени руками, а из ее глаз градом покатились слезы отчаяния. Должен быть выход, должен! Рания, несмотря на запрет мужа, постучалась к ней и тихонько вошла в спальню, не зная толком, что ей сказать и сделать.

— Жади! Что-то случилось? Я могу помочь?..

— Рания! — Жади подскочила с постели, взяла ее за руки и усадила рядом с тобой. — Да, я лишь хочу, чтобы ты выслушала меня и постаралась понять.

— Я вся внимание, — растерянно произнесла Рания.

— Я не люблю Саида, — сквозь сдавленные рыдания говорила старшая жена, — никогда не любила. С юности мое сердце принадлежит совсем другому человеку.

— Аллах! Жади!.. — глаза молодой марокканки широко распахнулись, точно она услышала какую-то шокирующую вещь, чем, по большому счету, признание Жади для нее и являлось.

— Я с рождения жила в Бразилии, до смерти моей матери. Мне почти исполнилось восемнадцать, когда я была вынуждена покинуть Рио и отправиться в Фес, к дяде Али. Там меня просватали за Саида, но я уже была влюблена, Рания! Влюблена в бразильца. Я так и не смогла вырвать его из сердца, а недавно мы встретились вновь, и наша любовь вспыхнула с новой силой. Но Саид, он… Он не может смириться с этим и чинит нам препятствия — не дает мне развода, отбирает телефон и запрещает выходить одной на улицу. Вот зачем я просила у тебя разрешения позвонить, вот почему обманула, сказав, что мне нужно к врачу!

— Жади… — Рания в замешательстве хлопала ресницами. — Я не знаю, что сказать, это так неожиданно. Но что я могу сделать?

— Я хочу, чтобы Саид полюбил тебя, — с горячностью продолжала Жади, — хочу, чтобы ты стала первой женой, чтобы он отпустил меня, дал мне наконец свободу, без которой я задыхаюсь.

— Хорошо, я… Я постараюсь сделать все, что в моих силах, — внутренне девушка обрадовалась, что Жади не стремится соперничать с ней за сердце Саида, но как быть с самим Саидом, который попросту одержим первой женой?

— Спасибо! — прошептала Жади, крепко обняв ее. — Спасибо, я знала, что могу на тебя положиться!

* * *

Остаток дня Саид буквально промучился. Он вернулся на работу, но мысли его были очень далеко от дел. Перед глазами так и стояло обозленное лицо Жади, ее горделивый взгляд и дерзкий тон терзали душу. О, как много бы он отдал, чтобы она хотя бы раз — по-настоящему, а не притворно — посмотрела бы на него такими глазами, какими смотрела на того, другого — никчемного и ненавистного ему. Почему жизнь так несправедлива? Кто играет людскими сердцами, разбивает их на половинки и сталкивает между собой в хаотичном порядке — без логики, без здравого смысла? Почему кто-то готов отдать за любовь все и даже больше, но не получает взамен ничего, а кто-то, не ударив пальцем о палец, имеет самое драгоценное сокровище на свете? Почему, почему?..

Саид достал из кармана сотовый телефон и начал набирать номер, по которому последнее время чаще всего можно было услышать автоответчик. На этот раз ему повезло — владелица телефона все-таки ответила на звонок.

— Маиза? — проговорил Саид в трубку. — Мы можем встретиться? Завтра часов в девять в ресторане на нашем обычном месте. Хорошо, я буду ждать. До встречи, целую.

— Маиза, ты поступила неправильно, — выговаривала вечером Далва сеньоре Феррас. — Не нужно было пускать эту женщину к Лукасу. Я не рассказала сеньору Леонидасу об этом безобразном происшествии только потому, что не захотела его беспокоить лишний раз.

— Далва, тебе не кажется, что я сама в состоянии решить, что мне следует и чего не следует делать? — не без раздражения ответила Маиза, поправляя макияж перед зеркальцем. — Лучше скажи мне, куда делась Мел. Время близится к полуночи, а ее до сих пор нет дома. Тебе что-нибудь известно?

— Она не докладывалась.

— И ты так спокойно об этом говоришь? — возмущенно посмотрела Маиза на служанку. — Ей-богу, у меня ощущение, что в доме все сговорились за моей спиной, лишь бы свести Мел с этим охранником, будто вы не понимаете, к чему это приведет! Где она сейчас? С ним?

Словно в ответ на ее тираду, на пороге гостиной появилась Мел. Вся встрепанная, в помятой одежде, с нетвердой походкой и замутненным взглядом — все указывало на то, что девушка перебрала с алкоголем. Она на секунду остановилась, как вкопанная, глядя на мать, и тут же ринулась наверх.

— Стой сейчас же! — строго окрикнула ее Маиза, и Мел нехотя спустилась обратно. — Ты что, пьяна?

— Да, я пьяна, — слегка заплетающимся языком, но вполне уверенно проговорила она. — А что, нельзя? Хорошие девочки не пьют?

— Боже, да от нее разит перегаром! — в ужасе воскликнула Маиза, подойдя к дочери ближе. — Как от какого-то кабацкого пьяницы! Вот, Далва, полюбуйся! Не иначе как идет из бара обожаемой будущей свекрови!

— Матерь Божья! — схватилась за голову Далва. — Мел, детка, что же это с тобой?

— Я напилась. На-пи-лась, — вызывающим тоном сказала Мел, вскинув голову. — И знаете, что? Это было здорово, наконец-то я могла забыть обо всех вас, оно того стоило!

— Да как ты смеешь приходить домой в таком виде? — Маиза свирепела на глазах. — Посмотри на себя, явилась как из подворотни!

— Мел, что все это значит? — на крики в гостиную вышел Леонидас и окинул внучку взглядом, полным недоумения и возмущения. — Что произошло, почему ты в таком состоянии?

— Я вам скажу, что случилось, сеньор Леонидас, — вмешалась его невестка. — Вы закрывали глаза на связь Мел с уличным парнем, делали вид, что все хорошо, что нет поводов для беспокойства, и вот, пожалуйста! Что дальше? Он научит Мел принимать наркотики?

— Да что ты знаешь?! — истерично выкрикнула Мел. — Кто дал тебе право судить Шанди? У тебя хватает совести обвинять его неизвестно в чем, когда это из-за тебя он меня бросил?

— Что?.. — Маиза удивленно округлила глаза.

— Да, радуйся, мама, радуйся! Я понятия не имею, чего ты ему наговорила, но он меня бросил, мы не вместе, все кончено! — продолжала надрываться девушка. — Ты добилась своего, довольна?

— Что ж, это очень хорошая новость.

— Мел, детка, сядь, я сейчас принесу тебе чаю, — хлопотала возле воспитанницы Далва.

— Не надо мне чаю! Пропадите вы все пропадом!

— Теперь я скажу свое слово! — грозный голос Леонидаса сотряс гостиную. — И ты выслушаешь меня, Мел, очень внимательно! Твой отец лежит сейчас наверху и слышит всю ту безобразную ругань, которую ты устроила! Тебе не стыдно перед ним? Не стыдно перед матерью, дедом? Мел, на тебе сейчас лежит вся ответственность за будущее семьи — именно ты, а не Лукас, должна будешь возглавить компанию, это тебе предстоит стать главной, стать опорой. Твой отец болен и не сможет вести все дела сам, так стань же ему помощницей, а не обузой! Если ты продолжишь напиваться, то очень скоро превратишься в маргиналку, я тоже не вечен, и с кем тогда останется Лукас? Ты об этом подумала? Подумала или нет?!

От строгой отповеди деда Мел стушевалась и притихла на минуту. Она вся съежилась от обиды, но вдруг на ее лице обозначилась нервическая улыбка, постепенно переходящая в болезненный, неудержимый смех.

— А пусть за ним ухаживает его марокканская любовница, — девушка дрожала мелкой дрожью. — Что? Что, мама, почему ты так смотришь? Это будет справедливо, у папы своя жизнь, у меня своя. Никто никому ничего не должен. Он счастлив, я счастлива, он со своей любовью, я со своей — с бутылкой. Это же замечательно!

— Мел, ты переходишь все границы! — Маиза еле удержалась от того, чтобы влепить дочери пощечину.

— Дедушка, что это тебя так озаботила судьба папы? — Мел невозможно было остановить в ее экзекуции над родными. — Тебе было плевать на него всю жизнь, ты вообще им никогда не интересовался, как и ты, мама! Здесь никто никем не интересуется, семейка эгоистов, все, все до единого! Вы его заметили только тогда, когда он покалечился. Чтобы хоть что-то значить в этом доме, надо быть либо мертвым, как дядя Диогу, либо инвалидом, как папа!

— Мел! — Далва в ужасе перекрестилась. — Да в нее же точно бес вселился, сеньор Леонидас!

— А может, мне воспользоваться этой хитростью? Вот пойду сейчас и прыгну с высоты, разобьюсь ли, выживу — меня все сразу станут любить и жалеть, это, похоже, единственный способ!

С этими словами Мел побежала наверх вся в слезах. Она заперла свою комнату на ключ изнутри и буквально сползла по двери на пол, сотрясаясь от рыданий. Анестезия от алкоголя прошла — после нее душевные страдания казались адскими, почти нестерпимыми, в тысячу раз сильнее тех, что были до этого. Сердце мучили гнев, стыд, обида, ощущение безысходности… Мел хотелось вновь напиться — до безумия, до беспамятства, до потери пульса, только бы ничего не чувствовать, только бы унять эту раздирающую боль, которой, казалось, нет излечения.

* * *

Маиза вошла в спальню и невидящим взглядом уставилась в окно.

— Маиза, что произошло? — обеспокоенно спросил Лукас. — Я слышал, как кричала Мел, как вы ссорились.

— Мы не просто ссорились, — через силу ответила женщина, отошла от окна и села на кровать, прикрывая лицо ладонью, — Мел пришла домой вусмерть пьяная и наговорила ужасных вещей.

— Пьяная?! Но Мел не пьет, никогда не пила!

— Теперь, как видишь, пьет, — печально вздохнула Маиза. — Господи, это какой-то кошмар. Какой-то кошмарный сон. Скажи, что я сейчас проснусь и ничего этого не будет.

— Нет, Маиза, не проснешься. Я тоже раньше так думал: закрою глаза, а наутро открою — и все как прежде. Встану с кровати, умоюсь, спущусь к завтраку, после поеду в компанию, буду сидеть там до вечера и перебирать отчеты. Потом пойду гулять по набережной, смотреть на звезды и слушать океан. Сяду в машину и поеду домой, поднимусь наверх, лягу спать. А на следующий день все повторится. В конце концов, тебя начинает тошнить от этой стабильной реальности, но ты к ней привыкаешь. А однажды всему приходит конец — вот так внезапно. Все в одночасье меняется, и тебе становится страшно. Я знаю, что тебе страшно.

Маиза ничего не сказала в ответ на его речь, а только с горечью расплакалась. Лукас никогда не любил наблюдать ее слез — они ассоциировались у него с манипуляцией, шантажом, позерством. Каждый раз, когда Маиза кричала или плакала, ему хотелось съежиться до микроскопических размеров или сбежать на край земли, но в этот раз все было иначе. Лукас впервые по-настоящему жалел жену, но он не знал, какие слова подобрать, чтобы ее утешить — они крайне редко говорили по душам.

— Мел у себя? — вдруг спросил он. — Пусть она зайдет ко мне, я с ней поговорю.

— Она заперлась в комнате, никого не хочет видеть. С ней бесполезно сейчас разговаривать. Может, завтра удастся до нее достучаться. Ты можешь представить себе нашу дочь пьяной, грязной, совершенно невменяемой? Нет-нет, такому беспутству нужно положить конец как можно раньше, и мы сделаем все для этого. Обещай, Лукас.

— Обещаю, — уверенно сказал Лукас и слегка пожал ее пальцы. — Я сделаю все, от меня зависящее.

Маиза посмотрелась в зеркало: элегантное черное платье-футляр, стильная прическа, изысканные украшения, макияж скрывает следы вчерашних слез. Она такая же, как обычно, и в то же время другая. Прошлым вечером в ней что-то перевернулось, но Маиза упрямо отказывалась прислушиваться к внутреннему голосу и решила делать вид, что все хорошо. Это нечто вроде психологического трюка, самовнушения, попытки спрятаться от чего-то пугающего внутри себя или во внешних обстоятельствах. Трусость. Маиза иронично улыбнулась своему отражению — неужели в ней всегда была эта черта, присущая Лукасу, или так на нее повлияли долгие годы совместной жизни?

— Куда ты собираешься? — безучастным голосом спросил ее муж, о молчаливом присутствии которого она едва не забыла.

— Хочу развеяться, — брызнув немного духов из флакона на шею, ответила Маиза.

— А Мел? Ей уже лучше? Она так и не заходила ко мне.

— Мел весь день просидела в комнате. Не хочет никого видеть, никого к себе не пускает, так не сидеть же и мне в заточении?

— Маиза, мы же договаривались, — упрекнул ее Лукас.

— Знаю, и я не отказываюсь от своих слов. Просто прогуляюсь, не хочу хоронить себя заживо, — с раздражением проговорила Маиза и взяла сумочку с трюмо. Она на секунду задержалась у порога комнаты: зачем ей идти к Саиду? Что они скажут друг другу? Но, отогнав сомнения прочь, сеньора Феррас громко застучала каблуками и покинула дом.

* * *

В дорогом ресторане фоном тихо играла спокойная и мелодичная живая музыка. Саид уже занял привычное место за излюбленным столиком и ждал Маизу, делая вид, что изучает меню. Она не заставила ждать своего появления — все такая же утонченная, одетая с иголочки, пахнущая дорогим парфюмом и со смеющимися чертиками в глазах. Саид помог даме сесть, галантно поцеловал ей руку и сделал комплимент:

— Выглядишь, как всегда, потрясающе.

— Спасибо, — с легким кокетством поблагодарила его Маиза. — Ты тоже выглядишь прекрасно.

— Как здоровье Лукаса? — полупрезрительно улыбнувшись, поинтересовался Саид.

— Более или менее, но для его ситуации в целом неплохо, — уклончиво ответила она. — Ты уже женился? Как прошла твоя свадьба?

— Все прошло замечательно, хвала Всевышнему. Обе мои жены со мной в Рио в новом доме.

Маиза напряглась после этих слов. Повисла пауза — дежурные вопросы закончились, а переходить сразу к обсуждению семейной жизни друг друга было неловко, ведь оба изо всех сил старались делать вид, что встречаются не ради того, чтобы разговаривать о неверных супругах. Саид помолчал немного и спросил, глядя себе в тарелку:

— Тебе известна некая Иветти Симас?

— Иветти Симас? — чуть вздрогнула Маиза. — Это бывшая невеста моего свекра, очень взбалмошная и скандальная особа. Почему ты… интересуешься?

— Да так, не бери в голову, — марокканец замялся, размышляя, сообщать или не сообщать подруге по несчастью волнующую его информацию.

— Саид, — Маиза прищурилась и испытующе посмотрела на него, — она приходила вчера к Лукасу.

Теперь уже настала очередь Саида вздрогнуть. Они открыто взглянули друг другу в глаза и поняли: скрывать что-либо бессмысленно.

— Позавчера с телефона второй моей жены было сделано три звонка на три разных номера, — неспешно начал рассказ Саид. — Я заказал у оператора детализацию. Первый из них зарегистрирован на имя Лукаса Ферраса, второй — ваш домашний телефон, третий принадлежит этой самой Иветти Симас. А вчера Жади пропала куда-то на целый час, сказав всем, что идет к зубному врачу. Теперь связь очевидна, не так ли?

— Я так и знала, — со злостью процедила Маиза. — Саид, меня просто поражает изобретательность и настырность твоей первой жены, — проговорила она, намеренно избегая называть имя Жади. — Она сражается за Лукаса так, будто получит в награду какой-то бриллиант, но она даже не подозревает, даже не догадывается, какие ее ждут сюрпризы! Если она добьется своего, конечно. А она может?..

— Я ей не позволю, — на лице Саида появилась коварная полуулыбка. — А впрочем… Над этим следует подумать. Как тебе кажется, если они все же сойдутся, то сколько продержатся вместе?

— Саид, ты говоришь это всерьез? — удивленно вскинула брови Маиза.

— Вполне. Я знаю, что нужно делать.

— Неужели? — она едва сдерживала усмешку.

— Я даю тебе гарантию, что вместе они не будут, если только совсем недолго. Посмотрим ли, хватит ли у Жади смелости принять мой вызов.

— Я заинтригована, — Маиза сделала глоток из объемного бокала.

— Давай больше не будем о них, — с обольстительной улыбкой сказал Саид и взял ее руку в свою. — Я не хочу тратить остаток прекрасного вечера на то, чтобы говорить об этих людях. Тем более, когда напротив меня сидит такая обворожительная женщина.

Сеньора Феррас, растаяв от комплимента, хотела было что-то ответить, но ее перебил звонок сотового телефона.

— Прости, Саид, мне так неловко. Это из дома, я должна ответить.

— Конечно, — царственно кивнул Саид, пригубив немного вина.

— …Маиза! Маиза! — крики Далвы из трубки доносились аж до соседних столиков, и Маизе пришлось встать, краснея от стыда, извиниться и отойти в сторону уборной, где было поменьше людей.

— Далва! — буквально прошипела она в телефон. — Я же просила не беспокоить меня этим вечером!

— Мел! Мел побежала куда-то со всех ног в ночь!

— Как это?! — поразилась Маиза. — Почему вы ее не остановили?

— Как ее остановишь? Она сама не своя, Маиза, прошу, приезжай скорее!

Женщина тяжело вздохнула и отключила связь. Вечер был сорван.

* * *

Небольшой бар в Ипанеме монотонно гудел голосами посетителей. У стойки равнодушно мешал коктейли и разливал напитки бармен. Клиенты часто пытались разговорить его, но чопорный молодой человек в униформе с иголочки произносил не больше, чем положено — каждого не переслушать. Мел как-то раз была в этом заведении вместе с друзьями, но теперь решила посетить его одна, так проще. Без лишних свидетелей. Ей хотелось почувствовать себя кем-то, кем она никогда не была и по сути своей не являлась.

— Текилу, пожалуйста, — вальяжно обратилась Мел к бармену.

— Текила — дрянь, бери джин-тоник, — напугал ее незнакомый женский голос.

Рядом на барном стуле сидела девушка, внешность которой Мел смутно припоминала: стриженные по плечи светло-каштановые волосы, чуть припухлые губы, большие серые глаза. Одета незнакомка была небрежно, но в брендовые вещи. Кто-то из старшекурсниц? Она прищурилась, глядя на Мел.

— Твое лицо кажется мне знакомым. Если не ошибаюсь, ты внучка Леонидаса Ферраса. Да? Точно, я угадала.

Мел моментально растеряла всю свою вальяжность. Должно быть, упоминание собственной фамилии сделало ее вновь зажатой и застенчивой, сорвало маску «взрослой и независимой» девушки. Теперь она снова всего лишь внучка Леонидаса Ферраса, пустое место, ноль без палочки.

— Ладно, не хочешь разговаривать — не надо, — пожала плечами незнакомка. — Я и сама не люблю, когда ко мне лезут.

— Откуда ты меня знаешь? — поинтересовалась Мел, заказав себе джин-тоник.

— Я принадлежу к таким кругам, что вроде как обязана знать. Понятия не имею, зачем, но обязана.

— Как тяжело иметь богатого дедушку, — неожиданно для самой себя разоткровенничалась юная сеньорита Феррас. — Дома во мне все видят только наследницу состояния, фабрику по производству медалей, а не человека.

— Кто-то сказал бы, что ты просто обнаглела, — усмехнулась ее собеседница. — Не жила в бедности, не видела жизни… Но я с тобой согласна — этот груз невыносим. Кстати, меня зовут Клаудиа. Клаудиа Варгас.

— Варгас? — переспросила Мел. — Кажется, я слышала эту фамилию от дедушки.

— Они сотрудничают между собой. Продовольственные компании твоего деда и моего отца.

— Я Мел, — стушевалась девушка, поняв, что она забыла представиться.

— Очень приятно. Одной коротать вечера в этой забегаловке — то еще «удовольствие». Даже не поговорить не с кем, — Клаудиа бросила презрительный взгляд на компанию молодых людей за ближним столиком, оказывающих одиноким девушкам явные знаки внимания.

Мел чувствовала себя неловко в таком окружении. Она не стала притрагиваться к алкоголю — пропало всякое желание. Единственным ее желанием в этот момент было убежать подальше от чужих глаз, спрятаться, но любопытство по отношению к личности новой знакомой пересиливало робость. Мел казалось, что им есть, о чем рассказать друг другу.

— Говорят, выпивка не лучшее средство, чтобы заглушать боль, — задумчиво проговорила Клаудиа, глядя к себе в полупустой бокал. — Как по мне, это единственное, что имеет эффект. Жаль, ненадолго.

— Я вообще раньше не пила, — призналась Мел, — совсем, ни капли. Но в последнее время столько всего навалилось…

— Я слышала про твоего отца. Сочувствую тебе.

— Это просто ужасно. Я никогда не чувствовала счастья в своей семье, но и несчастной назвать себя не могла. А потом начался какой-то ад, и с каждым днем становится все хуже.

— Я в аду уже три года, — горько усмехнулась Клаудиа. — И у меня для тебя плохие новости: лучше не станет. Хуже, возможно, но лучше… нет.

— Почему ты так в этом уверена? — удивилась Мел.

— Опыт. Просто опыт. Что говорят врачи по поводу твоего отца, если не секрет?

— Ничего обнадеживающего, — печально вздохнула девушка. — Отец единственный из всей семьи, кто меня более-менее понимает. Не знаю, за что ему досталась такая судьба.

— А мой отец чудовище, — с деланным равнодушием произнесла Клаудиа, будто речь шла о чем-то отвлеченном. — Он жив, здоров, но я ужасно жалею о том, что он мой отец.

— Иногда мне тоже хотелось бы иметь другую мать. Моя меня не любит, она никого не любит. Ее интересуют деньги, положение в обществе, внешний лоск… — перечисляла Мел, задержав взгляд на поблескивающих бутылках за спиной у бармена. — Ей плевать на мои чувства, она хочет, чтобы я была красивой картинкой в журнале, чтобы меня не стыдно было показывать подругам. Я боюсь, что в конце концов моя мать разрушит мне жизнь. Знаешь, у нее это уже почти получилось.

— Охотно верю, — с легкой ухмылкой кивнула Клаудиа. — Они умеют это делать, как никто.

— Неужели никак нельзя это исправить?..

— Тебе нужно уйти из дома, жить отдельно. Я так и сделала. Не сказать, что сильно помогло, но я хотя бы не вижу каждый день недовольное лицо отца и не слушаю его нотаций. Он учит меня жизни! — громко воскликнула Клаудиа, еле сдерживая внезапно выступившие на глазах слезы. — Он, он, преступник!

— Преступник? — поразилась Мел.

— Извини, — девушка отвела взгляд. — Кажется, я немного перебрала с алкоголем сегодня. Не бери в голову. Я пойду, здесь совсем нечем дышать. Рада была познакомиться, Мел. Если захочешь поболтать, звони — Клаудиа написала на бумажной салфетке номер телефона и протянула новой знакомой.

— Спасибо, — растерянно ответила сеньорита Феррас и хотела попрощаться с ней, но Клаудии и след простыл. Она словно появилась из ниоткуда и исчезла в никуда.

Мел не стала задерживаться в баре. Загадочная встреча странным образом вселила в нее уверенность в том, как нужно поступать в сложившейся ситуации. Мел отправилась домой, но лишь для того чтобы переночевать. А наутро она будет действовать.

Время было уже позднее, но Жади не ложилась спать. Она сидела в свете ночника на кровати с шелковыми подушками и балдахином, едва-едва колыхавшимся от дуновения легкого ветерка в открытое окно спальни, за которым шелестела густая листва. По щеке покатилась слеза, потом другая. Жади не позволяла себе опускать руки — только не сейчас! — но иногда чувство тревоги становилось сильнее ее воли. Словно дикий зверь, попавший в западню, марокканка искала выход из сложившейся ситуации и боялась не найти его. Одно Жади знала точно: без борьбы она сдаваться не собирается.

В большом зеркале у трюмо она уловила чужой взгляд. Выжидающий, наблюдательный, полный болезненной страсти взгляд. Саид бесшумно вошел в комнату первой жены и молча сел напротив нее.

— Саид? Что тебе нужно? — безучастно спросила Жади.

— Так ты встречаешь мужа?

— Зачем ты пришел? Я уступила все свои ночи Рании на этот месяц.

— Я пришел поговорить с тобой, — с еле слышным коварством в голосе ответил Саид. — Жади, я согласен дать тебе развод.

— Что?! — у Жади перехватило дыхание от этой новости.

— Но ты должна понимать одну вещь. Этот развод будет третьим, окончательным, после него я не смогу принять тебя обратно в дом, даже если ты будешь умолять меня. Это значит, что ты не увидишь Хадижу.

— Как?! Ты не посмеешь!

— Она принадлежит моей семье, а не твоей. Если не веришь мне, спроси у дяди Али.

— Именно! — Жади осенила какая-то мысль. — Я хочу, чтобы дядя Али был здесь, хочу, чтобы собрался семейный совет! Пусть они рассудят нас по совести! Если я была тебе плохой женой, то и ты не был идеальным мужем!

— Жади! — прикрикнул на нее Саид.

— Пусть выслушают нас обоих, пусть примут справедливое решение! Ты не можешь забрать у меня дочь, не можешь!

— Хорошо, — смягчил тон марокканец. — Мы соберем семейный совет, как ты того просишь, но навряд ли это даст тот результат, на который ты рассчитываешь. Дядя Али не поможет тебе забрать Хадижу, у него нет таких полномочий.

— Это мы еще посмотрим! — обозленно процедила Жади.

— Нет, нет и нет. Хадижа останется со мной, в моей семье, а ты будешь вольна идти куда хочешь, ведь ты об этом мечтала долгие годы, не так ли? У всего есть своя цена, Жади, за все приходится платить.

— Слишком высокая цена! Жестокая, бесчеловечная!

— Выбор за тобой, — с показным равнодушием пожал плечами Саид. — Я не буду разводиться, если ты не пожелаешь расставаться с дочерью, но если любовь к бразильцу тебе дороже — увы…

— Вот увидишь, я найду способ справиться с этим произволом! — в гневе выкрикнула Жади. — Я не одинока, как ты считаешь, мне есть, к кому обратиться за помощью!

— Ты имеешь в виду Лукаса? — усмехнулся Саид. — Думаешь, он встанет ради тебя на ноги и займется твоими проблемами? Или ты говоришь о некой… Иветти Симас?

— Ты следил за мной?!

— Мне известен каждый твой шаг, Жади. Я уже не тот наивный мальчишка, которого ты бессовестно обманывала, используя несчастную Зорайде. Я знаю обо всех, кого ты так или иначе втягиваешь в свою игру. Осторожнее, Жади, не пытайся обвести меня вокруг пальца! Итак, каково твое решение?

Жади вся покраснела, как рак, и молчала, тяжело дыша. Она выглядела сломленной и совершенно раздавленной.

— Дай мне время, — тихо произнесла роковая красавица. — Мне нужно подумать, дай мне время.

— У тебя будет время, не сомневайся. Жади! — Саид придвинулся ближе к жене, так, что их лица оказались совсем рядом друг от друга. — Жади, мы еще можем быть счастливы, поверь мне! — он схватил ее руку и прижал к своему сердцу. — Все, чего я хочу, это чтобы ты выбросила из головы мысли о бразильце, чтобы ты наконец открыла глаза и увидела, как я тебя люблю!

— Тогда почему ты мучаешь меня? — устало спросила Жади, с неподдельным безразличием глядя прямо в глаза супругу.

— Жади! Ты мучаешь меня куда сильнее. Вспомни, ведь ты обещала, клялась именем Пророка, что будешь мне верной женой, что навсегда забудешь о Лукасе!

— Но я была! — резко потеряв самообладание, выкрикнула она. — Была, пока ты все сам не разрушил!

— Я? — с усмешкой возразил Саид. — Как я мог разрушить то, чего не было, ведь твоя верность — лишь обман, иллюзия! Верность проверяется испытаниями, а ты испытания не прошла. Значит, все десять лет ты обманывала меня, пускай лишь в мыслях, глубоко, в сокровенных уголках души ты продолжала любить его! Грош цена такой верности!

— Так чего ты хочешь от меня сейчас?!

— Прошу, увидь правду, прими правду! Он не любит тебя, Жади, — словно одержимый, говорил Саид. — Где он был целых двадцать лет? Это же смешно — за двадцать лет не сделать ни одной решительной попытки воссоединиться с любимой женщиной!

— Я не скажу ни слова в ответ.

— Конечно, ты не скажешь! Потому что тебе нечего возразить. Может, он и думал о тебе, но только как о далекой несбыточной мечте. Ты никогда не была для него живой, настоящей, Жади! А для меня была, есть и будешь!

— Оставь меня, Саид. Я очень устала. Я сообщу тебе о своем решении завтра. Завтра утром.

— Жади! — глаза марокканца засверкали надеждой, и он повторил, как завороженный: — Завтра утром. Подумай хорошо и постарайся не ошибиться. От этого зависит счастье и твое, и мое, и Хадижи!

— Саид, — осторожно спросила мужа Жади, когда тот уже стоял у порога ее комнаты, — если я передумаю насчет развода, ты избавишь меня от этого заточения?

— Посмотрим, Жади, — многозначительно ответил он. — Давай не будем торопиться. Посмотрим…

* * *

В особняке Феррасов, несмотря на ночной час, горел свет на первом этаже. Леонидас в своем неизменном деловом костюме сидел в гостиной на диване со старенькой обивкой, несколько ослабив, правда, узел галстука. Не то чтобы ему не хотелось спать, напротив, усталость сковала все его тело, и он сидел в этом странном оцепенении не в силах пошевелить даже пальцем. Кому было не занимать подвижности, так это Далве, которая бегала вокруг Леонидаса и раздражала его своими причитаниями о многочисленных несчастьях, свалившихся на семью Феррас.

— Сеньор Леонидас, это точно порча! — возбужденно тараторила она. — Говорю вам, не бывает так, чтобы в одной семье столько бед одна за другой! Это кто-то из завистников, недоброжелателей…

— Далва, ну что за чушь?.. — вяло перебил ее Леонидас. — Ты что, думаешь, что кто-то из моих конкурентов взял куклу вуду и в полнолуние вышел с ней на перекресток трех дорог?

— Зря вы смеетесь, сеньор Леонидас, — оскорбленно подбоченилась темнокожая служанка. — Мир полон нехорошими людьми, а способ всегда найдется. В глубинке люди знают много историй о черной магии из жизни. И вовсе не обязательно, что это конкурент, женщины бывают гораздо злопамятнее любых конкурентов. Тем более такие, каких выбираете вы.

— На что это ты намекаешь, Далва? — с подозрением приподнял густую бровь Леонидас.

— Сами знаете, на что. Одна расфуфыренная дамочка…

Ей не дал договорить стук входной двери. Оба обернулись и обратили свои взгляды к порогу в надежде увидеть загулявшую Мел, но увидели лишь Маизу, вернувшуюся откуда-то при полном параде. Она смотрела на домочадцев круглыми, полными недоумения и возмущения карими глазами.

— Мел еще не возвращалась? — сухо поинтересовалась она.

— Отключила телефон, никому ничего не сказала о том, куда пошла, — безрадостно ответил Леонидас.

— Маиза, а если с ней что-нибудь случится? — Далва боязливо сложила руки замком у груди и чуть не плакала.

— Какое безобразие! — воскликнула Маиза. — Безобразие! Неужели она теперь будет напиваться каждый вечер?!

— Это все результат того, что вы с Лукасом занимались чем угодно, кроме воспитания дочери! — с укором проговорил сеньор Феррас.

— Не надо равнять нас с Лукасом, сеньор Леонидас! Вы забыли, что это он сбегал в Марокко, а не я! Это он двадцать лет провел в сожалении о том, что имеет не ту семью, какой ему хотелось! Если я плохо воспитала Мел, то Лукас не воспитывал ее вовсе!

За разговорами на повышенных тонах никто не заметил, как в дверь юркнула тоненькая фигурка Мел.

— Всем привет, — от неловкости она спрятала глаза и помчалась наверх по лестнице.

— Что… что это? — Маиза, негодуя, лишь беспомощно открывала рот, но затем достаточно быстро пришла в себя. — Сеньор Леонидас, я серьезно поговорю с ней.

Мел без стука вбежала в комнату отца, села возле его постели, закрыла лицо руками и заплакала.

— Мел, что случилось? — взволнованно спросил Лукас, глядя на ее рыдания.

— Папа, мне так стыдно перед тобой за вчерашнее! — всхлипывала девушка. — Но я больше не могу так, я задыхаюсь в этом доме! Я хочу уйти!

— Мел… — тяжело вздохнул Лукас. — Я понимаю твои чувства, я бы и сам с удовольствием куда-нибудь сбежал, но все же давай рассуждать как взрослые люди. Прежде всего, давай успокоимся. Что произошло вчера? Я так ничего и не понял.

— Шанди отказался от меня. Сказал, что мы не можем быть вместе, пока он не встанет на ноги. Он не говорил прямо, что хочет порвать насовсем, но его отговорки были такими нелепыми… Это моя мама настроила его против наших отношений, она наверняка припугнула его чем-то!

— Ложь, Мел! — в гневе воскликнула Маиза, вслед за дочерью вошедшая в спальню. — Наглая ложь и клевета! Думаешь, я опустилась бы до того, чтобы ехать в захудалый бар матери твоего кавалера, искать его там и беседовать с ним за столиком о ваших отношениях?! Однако я была худшего о нем мнения. Похоже, он не настолько глуп, как ты, раз признает свою несостоятельность.

— Но все равно это ты виновата! — истерично выкрикнула Мел, едва сдерживаясь, чтобы снова не заплакать навзрыд. — У нас все было хорошо, пока ты не вмешалась и не выказала Шанди свое презрение!

— Так, уходите все, — подоспевший на звуки ссоры Леонидас, будто курица-наседка, выгонял невестку и внучку из комнаты Лукаса. — Больному нужен покой, а вы устроили возле его постели бог знает что, имейте совесть! Мел, жду тебя в своем кабинете сейчас же.

— Папа! — до глубины души возмутился Лукас. — Не надо меня опекать, как младенца! У меня не ходят ноги, но моя голова все еще на месте. Я могу хотя бы сказать свое слово? На каком я положении в собственной семье?!

— Не могу поверить: Лукас вспомнил, что у него есть семья, — вполголоса язвительно проговорила Маиза.

— Ты что-то сказала, Маиза? — обернулся к ней Леонидас.

— Ничего, сеньор Леонидас, мысли вслух, — невинно улыбнулась ему невестка.

— Лукас, тебе эти скандалы не нужны. Мел, Маиза, вы слышали? Учитесь проявлять хотя бы маломальское сострадание!

— Я все поняла, дедушка, — Мел утерла слезы длинным рукавом кофты. — Я должна быть послушной девочкой и никому не доставлять хлопот. Ничего нового, и болезнь папы тут ни при чем.

— Мел, идем, поговорим, — Леонидас взял внучку за плечи и вывел из комнаты. — Я всегда желал тебе только добра… — его назидательный голос постепенно потонул в глубинах гостиной.

— Ты видел все сам, — заключила Маиза и присела возле зеркала. — Истерики без серьезной причины, агрессия. Скажи, ты когда-нибудь видел Мел такой до ее встречи с охранником?

— Маиза, ты опять за свое, — устало пробормотал Лукас. — Я думаю, стоит оставить Мел в покое. Сейчас непростой период для всех нас, она впечатлительная девочка. Мел просто устала от всего, но со временем она придет в себя, если ее не трогать.

— Ты предлагаешь пустить все на самотек?!

— Нет, я предлагаю не нервировать ее лишний раз.

— М-да, — Маиза заправила прядь коротких волос за ухо и принялась расстегивать золотое колье, — наивно было ожидать от тебя других предложений. Наверное, ты сам уже витаешь в мыслях о более приятных вещах, — ядовито добавила она.

— Например?

— Как прошел разговор с Иветти? — с легкой усмешкой спросила Маиза.

— Хорошо, — Лукас неподвижным взглядом уставился в потолок, понимая, куда клонит его жена.

— Только представь, если следом она нанесет визит Жади. Саид будет очень удивлен.

— Маиза! — напускное равнодушие Лукаса рассеялось, как туман, и его голос приобрел угрожающие нотки. — Не смей вредить Жади! Не знаю, что ты задумала, но не трогай ее! Не она причина твоих страданий, а я, хочешь мстить — мстить мне. Если тебе кажется, что я получил недостаточно сильный удар судьбы, можешь мстить мне.

— Надо же, какая ярость, какое рыцарское благородство! — поцокала языком Маиза. — Только оно никому не приносит пользы: ни тебе, ни Жади, ни твоей семье. Мне даже жаль тебя, Лукас.

— Я не нуждаюсь ни в чьей жалости. Маиза, будь добра, оставь меня.

— Это и моя комната, если ты забыл. Пока еще моя.

— Тогда помолчи. Знаешь, это низко — издеваться над человеком, который скован по рукам и ногам.

— Да, Лукас, — многозначительно улыбнулась Маиза, — низко издеваться над тем, кто не может защититься. И ты это наконец понял.

Лукас ничего не сказал в ответ, лишь закрыл глаза и слегка повернул голову набок, ясно давая понять: разговор окончен.

— Мел, — Леонидас расправил полы пиджака и уселся в кожаное кресло, — ты уже взрослая девушка, и я хочу поговорить с тобой как со взрослой. Скажи мне, что произошло, что ты начала так себя вести?

— Дедушка, я хочу уйти из дома и начать жить самостоятельно, — уверенно ответила Мел. — Мне стало слишком тесно здесь.

— Как? Куда? На что ты будешь жить? — скептически поинтересовался Леонидас. — Ты еще всего лишь студентка и пока не научилась зарабатывать на самостоятельную жизнь. Кроме того, это не так просто, как кажется на первый взгляд.

— Ничего, я найду работу.

— А учеба? Ты забросишь учебу?

— Нет, буду учиться и работать.

— И ты справишься? Мел, послушай, для нашей семьи настали непростые времена. Сейчас нам важно сплотиться, как никогда раньше, а не разбредаться по разным углам. Я уже говорил: на тебе теперь лежит большая ответственность, чем раньше, ты не можешь позволить себе поступать легкомысленно. Какая нужда гонит тебя из дома?

— Тогда объясни это моей маме! — вспылила Мел. — Почему она думает, что имеет право решать, с кем мне быть?!

— Я не оправдываю поведения Маизы, — возразил Леонидас. — Не оправдываю! Но ее можно понять. В наше время нужно быть начеку, особенно, когда речь идет не о простой девушке, а о наследнице целого состояния, будущей главе крупного предприятия!

— Дедушка!..

— Постой, я еще не все сказал. Давай поступим так: ты приведешь ко мне Шанди, мы подробно и обстоятельно поговорим, как мужчина с мужчиной. Если я пойму, что это честный человек, которому можно доверять, то я не буду возражать против ваших отношений и даже готов предложить ему работу в компании.

— Дедушка… — тоскливо произнесла Мел. — Шанди не согласится. Он хочет всего добиваться сам…

— Так это же прекрасно! — воодушевился Леонидас.

— …но без меня, понимаешь?

— Я хочу побеседовать с ним с глазу на глаз, только тогда я смогу сделать правильные выводы. Приводи своего парня.

— Я попробую уговорить его, но не уверена, получится ли, — нервно пожала плечами Мел. — Мама придет в бешенство, когда узнает.

— Маизу я беру на себя, но если вы продолжите скандалить при Лукасе, я сделаю тебе отдельное жилье, Мел.

— Ты говоришь серьезно?! — девушка радостно захлопала ресницами, на которых еще не обсохли слезинки.

— При соблюдении некоторых условий. Во-первых, твоя квартира будет находиться рядом. Во-вторых, ты постоянно будешь на связи. В-третьих, — Леонидас погрозил внучке пальцем, как маленькой нашкодившей девочке, — больше никаких пьянок. Ты поняла меня, Мел?

— Дедушка! — она восторженно бросилась ему на шею и едва не повалила его вместе с креслом. — Спасибо тебе, я обещаю, что больше такого не повторится! Спасибо, спасибо огромное!

— Ну, ну, Мел, — расплылся в улыбке и по-отечески пожурил ее Леонидас. — Однако знай: я не в восторге от твоих затей.

— Я не подведу тебя, вот увидишь!

— Я хотел бы, чтобы ты жила в семье, чтобы помогала во всем мне и отцу, работала в компании… Но раз уж ты заупрямилась… — сеньор Леонидас сделал строгое выражение лица.

— Я часто буду приходить в гости, честное слово! — счастливо улыбалась Мел.

— Мел, только без глупостей! Одна выходка, и твоей самостоятельной жизни придет конец, понимаешь меня?

— Не будет никаких выходок, клянусь! — с горячностью пообещала она и расцеловала растерянного деда в обе щеки.

— Не будет никаких выходок, — машинально повторил за ней Леонидас, будто какую-то мантру, и поднял глаза к потолку. — Очень на это надеюсь, Мел.

* * *

В одном из районов Рио под названием Сан-Криштован кипела жизнь. Шли под руку мать и дочь — престарелая кокетка в короткой юбке, обтягивающем топе с блестками и темных очках на пол-лица и молодая девушка, также одетая далеко не целомудренно; вслед им кричали колкости и посмеивались двое механиков из автомастерской; рядом на велосипеде наматывал круги восточной наружности мальчишка лет десяти-двенадцати, усердно делающий вид, что катается не ради того, чтобы тайком разглядывать бразильскую красотку. Чуть поодаль возле торговой лавки горланил его отец — араб средних лет с зализанными темными волосами и в длинном светлом халате до пят, зазывая покупателей. Но посетители куда охотнее шли в бар по соседству, чем в маленькое царство восточных побрякушек — такой уж народ эти бразильцы.

Напротив бара остановилось такси. Не успела пассажирка выбраться из машины, как бойкий паренек-мулат, вечно дежуривший у уличных столиков с тряпкой, стремглав бросился внутрь с криками:

— Донна Жура! Донна Жура! Идите посмотрите, кто приехал!

— Да не хватай ты меня, Базилио! — с раздражением рявкнула на него хозяйка заведения, когда паренек вцепился в ее руку и потащил за собой на улицу. — Ну, кого там принесло?

— Идите, идите, сами все увидите! — заговорщически улыбаясь в тридцать два белоснежных зуба, протараторил Базилио.

В торговом зале показался Шанди — он собирался идти по делам и прихватил с собой какие-то документы. Заметив переполох у барной стойки, Шанди с удивлением взглянул на пронырливого официанта и спросил его:

— Что за шум? Базилио, что случилось?

— Привет, Шанди, — с лучезарной улыбкой сказала Мел, ступив на порог бара.

— Мел! — радостно воскликнул парень и бросил кипу бумаг на столик.

— Здравствуйте, донна Жура, — робко поздоровалась гостья с потенциальной свекровью, имевшей довольно строгий вид. — Шанди, я погорячилась в нашу последнюю встречу. Давай забудем тот разговор!

— Я уже забыл его, Мел! Какая радость, что ты пришла!

— Я умываю руки, — вздохнула Жура, глядя на трогательное примирение влюбленной пары. — Чему быть, того не миновать. Даст Бог, все и обойдется. А ты чего уставился, бездельник?! Посетители ждут, а он уши развесил! — отчитала она нерадивого и не в меру любопытного до чужой жизни работника. — Это вам не шутки!

* * *

Рассвет Жади встречала с тяжелым камнем на душе. Она проворочалась с боку на бок всю ночь будто в лихорадочном бреду — кажется, что и не спала ни минуты. Какой тут сон, когда жизнь вот-вот разделится напополам? «Прошлое и будущее сойдутся перед тобой, как два рукава одной реки, и ты будешь выбирать: идти ли вперед или повернуть назад», — звучал в голове пророческий голос. Вот оно, наступило! Только бы не ошибиться, только бы сделать правильный выбор!

Напряженное молчание за завтраком скрашивало только задорное и беззаботное щебетание Хадижи. Она рассказывала родителям и Рании о предстоящей контрольной по математике, о строгой учительнице и о глупой подружке, которая сказала, что выходить замуж за того, кого выбрал тебе отец или дядя — дикость и позапрошлый век. Жади не смогла сдержать улыбки. Улыбки безрадостной, в которой смешались горькое сожаление о прошлом и нежная любовь к дочери — так не похожей на нее, но такой родной и близкой. Как Жади сможет пережить разлуку с ней?

Саид внимательно наблюдал за первой женой, не пропуская ни взгляда, ни полутона, ни одной мелочи, которая говорила бы ему о ее внутреннем состоянии. Рания заметила, что муж не спускает глаз с Жади, и судорожно сглотнула вставший в горле ком.

— …Лила ничего не понимает, — продолжала болтать Хадижа. — Она думает, что наши женщины несчастны, раз выходят замуж не по любви. А дядя Али говорит, что любовь рождается в браке. Вот моя мама, — взглянула она на мать, а затем повернулась к Рании, — или ты, Рания, разве вы смогли бы сами найти такого мужа, как мой папа?

— Аллах, я даже не могу себе этого представить! — натянуто улыбнулась Рания.

— Это их обычаи, моя принцесса, — возразила дочери Жади. — На Западе люди женятся на тех, кого выбирает их сердце.

Саид метнул в сторону жены ревнивый взгляд.

— Мне не нравятся такие обычаи, — смешно поморщила носик девочка. — Старшие лучше знают, кто достойный жених, а кто нет. Я уже попросила дядю Али найти мне мужа, похожего на моего папу. Он подарит мне много золота, ИншаАлла!

— Главное, чтобы он тебя любил, Хадижа, а ты любила его, — сказала ей мать.

— Конечно, он будет меня любить! Разве дарят золото тем, кого не любят? И я буду любить его, как же иначе?

— Хадижа, дорогая, не отвлекайся на разговоры, — мягко, но в то же время решительно прервал ее рассуждения вслух Саид, — ты опоздаешь в школу. Жади, нам нужно поговорить после завтрака.

— Да, Саид, я готова, — Жади опустила глаза в смятении и поставила чашку с чаем на стол.

— …Итак, я хочу знать твой ответ, — дождавшись, пока домашние покинут их, вопрошал Саид жену. — Ты по-прежнему хочешь развода?

— Неужели ты вправду отнимешь у меня дочь? — в глазах Жади, точно маленькие бриллианты, блестели слезы.

— Не я ее отниму, — ее муж был непреклонен, как скала, и холоден, как лед. — Ты сама от нее откажешься. Таковы наши обычаи, Жади.

— Ты не позволишь мне видеться с ней?..

— Нет. Ты потеряешь всякую связь с семьей, начав жить с бразильским любовником. Ты больше не будешь частью нас, ты станешь как отсеченная сухая ветка. Чему может научить такая мать свою дочь? Нет, Жади. Там, в Фесе, тебя могли вывести на площадь, ты отделалась от плетей лишь потому, что тебя пожалели. Но Хадижа… Ты не сможешь ее видеть, это исключено.

— Я… — от отчаяния Жади глотала воздух ртом, будто выброшенная на берег рыба. — Я передумала разводиться, Саид. Я останусь с тобой ради нее. Снова.

На лице Саида — он превосходно владел собой — не дрогнул ни один мускул, но глаза, полыхнувшие ярким огнем, лучше любых слов говорили о его безграничной радости. Еще одна возможность, еще один шанс завоевать эту непокорную, до боли любимую женщину! Все тем же прохладным тоном он ответил:

— Очень хорошо, Жади.

— Теперь я свободна? — с претензией спросила Жади.

— Не торопись, — губы Саида тронула еле заметная усмешка. — Не спеши, Жади, я должен убедиться, что твоим словам можно доверять.

— Это невыносимо! — топнула ногой от злости женщина. — Прошу, дай хотя бы поговорить по телефону с дядей Али! Мне очень нужен его совет, нужна его поддержка!

— Хорошо, — смягчился Саид. — Ты поговоришь с дядей Али по телефону в моем присутствии. Первое время ты будешь общаться с родней на моих глазах.

— А потом? — напряженно поинтересовалась Жади.

— Потом… Увидим, не будем пока загадывать. Все в твоих руках, — Саид таинственно улыбнулся и легко коснулся губами лба жены, которая тут же инстинктивно отпрянула от его поцелуя. — До вечера, Жади.

Три недели спустя

Лукас томился ожиданием в просторной палате огромной клиники, куда его привезли на контрольное обследование. Поездка представляла собой довольно хлопотное мероприятие: сначала нужно было предельно аккуратно переложить больного с постели на носилки, затем спустить по крутой лестнице, погрузить носилки в медицинский автомобиль, подъехать к приемному отделению клиники и прилично попутешествовать по этажам, чтобы пройти весь маршрут обследования от кабинета к кабинету. Лукас ощущал себя каким-то безжизненным комодом, который таскают туда-сюда. Иногда на него накатывало ощущение полного безразличия к происходящему, иногда — неудержимое желание вскочить и убежать подальше на своих ногах и сопутствующее ему уныние. «Скорее бы все закончилось, и домой», — успокаивал он себя, разглядывая кафельную плитку на потолке.

Леонидас донимал врача целых сорок минут, из-за чего под дверью у доктора скопилась немалая очередь. Наконец сеньор Феррас, солидный и довольный собой, покинул кабинет и направился в палату ожидания к сыну.

— Лукас, я обо всем поговорил с врачом, — с ходу известил он его. — Твоя ситуация не блестящая, но не безнадежная. Слышишь, не безнадежная! Шанс один к ста, но он есть! В США есть клиника, где занимаются…

— И ты почему-то решил, что я попаду в этот один процент? — скептически вскинул брови Лукас. — Папа, просто давай уже поедем домой.

— Я не дам тебе раскиснуть! — строго пригрозил ему отец. — Мы поедем в Штаты без разговоров, а пока должен пройти восстановительный период после травмы. Ты будешь заниматься с реабилитологом, которого рекомендовал Альбьери. Я навел о нем справки: это очень грамотный специалист. Кроме того, сегодня ты познакомишься с сиделкой, она придет к нам во второй половине дня.

— Зачем сиделка? — возмутился от неожиданности Лукас. — Далва неплохо справляется!

— Далва, Далва, — ворчал Леонидас. — Много она понимает! За тобой должен ухаживать специально обученный человек, знающий все тонкости процесса!

— Ты мог бы сначала посоветоваться со мной, хочу ли я рядом с собой чужого человека!

— Это не чужой человек, это медицинский работник, Лукас! Что ты упрямишься как маленький?

— Потому что ты относишься ко мне, как к маленькому! Папа, — Лукас посмотрел на отца с еле сдерживаемой злостью, — я устал повторять: не надо меня опекать, как какого-то несмышленыша, уважай мое мнение!

— Ты и есть несмышленыш. Будь у тебя хоть капелька здравого смысла, — Леонидас сложил пальцы щепотью и постучал ими себе по лбу, — ты не карабкался бы на крыши, как какой-то беспризорный подросток! Я иду за санитарами, мы едем домой, — добавил он и широким шагом направился в коридор.

Лукас тяжело вздохнул, глядя вслед отцу. Он и раньше не выносил его упреков и нравоучений, а теперь они придавили больного сверху дополнительным грузом.

— Сиделка… — задумчиво повторил Лукас, будто привыкая к этому слову, которое за жизнь использовал всего раза два. — Что ж, придется познакомиться.

* * *

Больной слегка задремал в своей комнате после утомительной поездки. Ему привиделась щемящее сердце, очень родная и очень далекая картина: раскаленный воздух, клонящееся к закату африканское солнце, бескрайние пески, развалины старинной крепости, укрывающие в своих стенах сбежавших от посторонних глаз влюбленных…

— Сынок, просыпайся, — осторожно потрогал его за плечо отец. — Пришла донна Малу.

— Что?.. — хлопал глазами спросонья Лукас. — Ах, да, пусть проходит.

В комнату вошла высокая, крепко сложенная женщина лет сорока с небольшим. Густые, прямые иссиня-черные волосы, собранные в длинный хвост на затылке, смуглая кожа с бронзовым отливом, чуть раскосые глаза и резкие черты лица выдавали в ней принадлежность к коренным народам, населяющим обширный бассейн Амазонки.

— Добрый день, сеньор Лукас, — с улыбкой поприветствовала она больного. — Меня зовут Малу, я буду помогать вам.

— Очень приятно, — несколько растерянно поздоровался с ней Лукас.

— Я оставлю вас, — сказал Леонидас. — Пока что знакомьтесь, общайтесь. Донна Малу опытная сиделка, она сможет обеспечить тебе уход на высшем уровне, Лукас. Донна Малу, вы приступаете к своим обязанностям с завтрашнего дня.

— Да, сеньор Леонидас, — кивнула женщина.

Возле двери спальни в коридоре Леонидаса поджидала разобиженная Далва.

— Сеньор Леонидас, это было обязательно? — полушепотом спросила она хозяина дома. — Неужели я так плохо ухаживала за мальчиком, что вы отстранили меня от обязанностей?

— Далва, мы это уже обсуждали! — с раздражением прошептал Леонидас и повел ее вниз. — Лукасу мало просто подносить еду, уход должен быть комплексным, его должен осуществлять компетентный человек!

— До этого дня я прекрасно справлялась!

— Да, ты замечательно справлялась, но начинается новый этап. Этап ре-а-би-ли-та-ци-и, — по слогам проговорил он, словно школьный учитель для непонятливой ученицы. — Донна Малу знает, как обращаться с такими пациентами.

— Но она ничего не знает о Лукасе! — чванливо надула губы служанка. — Ни его характера, ни привычек! Как она собирается за ним ухаживать?!

— Достаточно того, что она осведомлена о его травме и знает, как преодолевать ее последствия, — осадил ее Леонидас. — Так будет лучше для Лукаса.

— Тоже мне, нашли знатока, — пробурчала себе под нос Далва и горделиво зашагала по направлению к кухне. Принять нового члена домашнего персонала, да еще и более высокого по квалификации, было для нее серьезным испытанием. Впрочем, лишь бы эта новенькая не лезла к плите и в шкафчик со специями — единственное место, где Далва не потерпела бы конкуренции и под дулом пистолета.

— …Так значит, вы давно живете в Рио? — поинтересовался Лукас у сиделки.

— Уже больше двадцати лет, — подтвердила Малу, привычным и легким движением поправив постель больного. — А родом я из Манауса.

— Я бывал там два или три раза в командировках. Восхитительной красоты город. Жаль, теперь я не смогу поехать в командировку, а когда-то они меня ужасно раздражали, — после недлительной паузы печально добавил Лукас.

— Не думайте о плохом, сеньор. Все еще впереди.

— Донна Малу…

— Пожалуйста, называйте меня просто Малу, — попросила женщина, вновь вежливо улыбнувшись.

— Скажите, многие из тех, за кем вы ухаживали, выздоравливали?

— Несколько раз на моих глазах выздоравливали больные, считавшиеся полностью безнадежными.

— Несколько раз… Должно быть, среди ваших многочисленных подопечных это такая малость.

— Нет, это не малость. Это чудо, сеньор. Чудо и результат упорной борьбы.

— Возможно, — неопределенно повел бровями Лукас. — Знаете, я сомневаюсь, что у меня хватит сил. Всю жизнь я считал себя слабым, неспособным что-либо изменить в своей судьбе.

— Зря вы так о себе, — Малу присела на мягкий стул возле кровати. — В каждом человеке скрыт большой потенциал, просто не все о нем подозревают.

— У меня когда-то был брат-близнец, — доверительно поведал ей Лукас. — Он был сильнее, умнее, ловчее меня. Отец всегда ставил мне его в пример, а после его гибели… — больной замолчал на секунду, чтобы перевести дух.

— Мне очень жаль, сеньор.

— После его гибели я старался стать во всем похожим на брата, словно мне пришлось его заменить. Я работал вместо него в компании на должности, к которой не имел никакой склонности и интереса, женился на его девушке, которую не любил. Все потому, что меня убедили, будто сам я не способен принять ни одного правильного решения, а вот Диогу — другое дело, Диогу знал, как лучше поступить в той или иной ситуации. Я уже сто раз спрашивал себя, что бы делал Диогу, окажись он парализованным. И вот что обидно, донна Малу, я так и не нашел ответа на этот вопрос. Я не знаю, как вел бы себя Диогу в моем положении, и я очень растерян.

— Вы не можете знать этого, все люди по-разному переживают испытания. Ваш брат — это ваш брат, а вы это вы, — спокойно возразила ему Малу.

— Нет, вы не понимаете, потерять близнеца — это все равно что потерять половину души. И я потерял половину себя, лучшую половину.

— Сеньор, вы не думали, что настало прекрасное время, чтобы из половины стать целым?

— Сейчас? — поразился Лукас. — Вы, должно быть, шутите, донна Малу.

— Нисколько. Мы начинаем понимать ценность и смысл жизни, когда лишаемся чего-то важного. Мы не умеем быть благодарными за насущный хлеб, за кров, за здоровье — свое и тех, кто рядом с нами. Все это достается нам каждый день просто так, само по себе. И мы забываем, кто мы есть и зачем пришли в этот мир.

— Думаете, в этом причина? Я слишком безбедно жил? О нет, уверяю вас, моя жизнь была далека от совершенства.

— Но вы могли ходить. Простите меня, ради Бога! — поспешила извиниться за свою резкость Малу. — Поймите, сеньор, я не первый год вижу людей, попавших в ту же беду, что и вы. Я вижу их отчаяние, боль и слезы, а потом на моих глазах они преображаются, становятся мудрыми и сильными. Такими, какими бы они никогда не стали, если бы в их жизни все по-прежнему было благополучно. Я знаю, это трудно понять и принять, но вы должны доверять мне и моему опыту.

— Но вы видели другую сторону? Тех, кто проиграл, сломался, сдался?

— Видела, сеньор, — грустно покачала головой сиделка.

— Ну вот, уже не все так радужно, — разочарованно сказал Лукас. — Люди не железные, не всем такие испытания по плечу. В любом случае, спасибо вам за ваши слова, — благодарно улыбнулся больной и отвлекся на телефонный звонок: — Извините меня, Малу, это звонит моя дочь. Я поговорю с ней.

Ласковые волны набегали на берег пустынного пляжа и щекотали босые ступни двух молодых девушек, сидевших прямо на песке, глядя на ровную линию океанского горизонта. Одна из них увлеченно разговаривала по телефону, другая в этот момент мыслями пребывала где-то далеко — то ли в воспоминаниях о минувших днях, то ли за сотни миль от Рио.

— Целую, папа, пока, — Мел нажала на кнопку отбоя и убрала телефон в маленькую сумочку. — Представляешь, дедушка привел папе сиделку, а тот ничего не знал! Такой номер мог выкинуть только сеньор Леонидас Феррас.

— Твой дед типичный бизнесмен, — прыснула со смеху Клаудиа. — Сеньор «Самый Умный». Как он согласился отпустить тебя?

— Просто он не хотел, чтобы мы с мамой закатывали скандалы дома при отце. Он решил, что из нас двоих в большей опеке нуждается все же мой папа, и пожертвовал мной.

— Такие жертвы мне по душе. А твоя мать? Неужели она смирилась с Шанди?

— Она ничего не знает. Мама думает, что мы с Шанди расстались, так гораздо спокойнее.

— Вот как? — удивилась Клаудиа. — Долго вы собираетесь прятаться?

— Не знаю, я не хочу думать об этом, — отмахнулась от неудобного вопроса Мел. — Нас все устраивает: его и меня. Мы встречаемся, гуляем, общаемся, я помогаю ему готовиться к вступительным экзаменам. Мы с Шанди счастливы, а потом… — на ее лице отразилась легкая тревога. — Потом мы что-нибудь придумаем. Дедушка был прав, когда сказал, что маму пока лучше не посвящать во все это.

— Не тяни с объяснениями. Пусть лучше она узнает обо всем от тебя.

— Я не видела маму уже несколько дней, как переехала из дома в другую квартиру. Кажется, она очень обижена на меня за то, что я посмела бросить ей вызов.

— Знакомо… — задумчиво произнесла Клаудиа и опустила глаза в песок.

— Ну и пусть! — нахмурилась Мел. — Я имею право быть счастливой, мама не может мне этого запретить! Клаудиа, знаешь, зачем я позвала тебя сегодня на встречу?

— Догадываюсь, — растянула губы в улыбке та.

— Я хотела поблагодарить тебя. Мне было так плохо тем вечером, так… одиноко. Мне казалось, что я в целом мире одна со своей болью, но после нашего разговора мне стало легче.

— И тебе спасибо. Приятно знать, что я смогла принести кому-то пользу, а не только вред.

— Вред? — изумленно переспросила Мел.

— Ну да. Не будем об этом сейчас. Как ты познакомилась со своим Шанди?

— Ни за что не поверишь — он был моим телохранителем!

Клаудиа непроизвольно сжала плечи и слегка поежилась от холода — она была одета в легкую майку на тонких бретельках, а задувающий с океана ветер был достаточно свеж. Так или иначе, Мел не догадалась о ее смятении.

— Поначалу он меня ужасно раздражал, — продолжала рассказ Мел, мечтательно улыбаясь. — Ходил везде за мной, как тень, но ведь это была его работа. Однажды случилось кое-что, и я поняла, что именно этот человек предназначен мне судьбой, что он самый близкий и родной, другого такого нет и не будет. Это была самая счастливая минута в моей жизни!

— Береги эту любовь. Серьезно, не отпускай его от себя, что бы ни случилось.

— Я и не собираюсь этого делать. Мама может кричать и возмущаться сколько угодно — я твердо решила, что не откажусь от Шанди. Клаудиа, ты плачешь?..

— Нет, это просто ветер дует прямо в лицо, — девушка часто заморгала покрасневшими глазами. — Ты рассказываешь о своем парне, а я думаю о другом человеке. Черт возьми, как же это больно.

— Что-нибудь случилось? — осторожно спросила Мел. — Я могу помочь?

— Нет, тут ничем не поможешь. Самое паршивое, что мне действительно нельзя помочь, но спасибо за заботу, Мел.

— Меня пугают твои слова.

— Почему? Ты ведь сама недавно была в таком состоянии. Разница в том, что твоя ситуация поправима, а моя нет. У меня тоже был тот, которого я считала своей судьбой, да он, наверное, и был ею.

— Вы расстались? — предположила Мел.

— Расстались, — с огромным трудом сдерживая слезы, кивнула Клаудиа. — Его больше нет.

— Мне так жаль! — сочувственно воскликнула сеньорита Феррас. — Как давно?..

— Скоро будет три года. Авария. Мы были знакомы не так уж долго, всего пять месяцев, но я до сих пор не научилась жить без него. Между прочим, — Клаудиа взглянула на собеседницу, — он тоже не был мешком с деньгами вроде моего дорогого папочки, как и твой Шанди.

— Какая трагедия! — вздохнула Мел. — Даже не знаю, что тебе сказать в утешение.

— Не надо ничего говорить, — махнула рукой девушка. — Мне уже столько слов сочувствия наговорили за это время, а что толку? Люди сказали и забыли, а я остаюсь с этой дырой внутри и медленно иду на дно. Мне все кругом советуют отвлечься, заняться делом, пойти к мозгоправу даже советовали. А я не могу, понимаешь? — ее речь становилась все более и более эмоциональной. — Я не могу выбросить эту историю из головы, она меня душит, спать не дает по ночам! Вот скажи, ты могла бы пережить смерть Шанди?

— Боже упаси! — испугалась Мел. — Мне страшно подумать о таком.

— Тебе страшно подумать, а я с этим живу. Каждый день будто вижу его рядом с собой и думаю: «Сегодня неплохая погода, мы могли пойти на пляж». Или: «Какой дурацкий фильм, если бы мы смотрели его вместе, ему бы точно не понравилось». Черт знает, как от этого избавиться.

— Три года, Клаудиа! Я бы давно сошла с ума на твоем месте.

— Я уже давно с приветом, если ты не обратила внимания, — усмехнулась Клаудиа. — Не только он умер, я тоже не живу. Оказывается, этот мир очень пустой. В нем нечего делать, если нет того, кого любишь.

— Ты совсем-совсем никого больше не любишь?

— Собаку свою люблю, Динго. Его подарок. Серьезно, кого мне любить? Отца-тирана? Мать, которая пропадает на показах мод и не интересуется ничем, кроме туфель и маникюра?

Мел минуту помолчала. Она редко задумывалась о том, какие чувства испытывает к самым близким людям. Любит ли она их? Скорее да, чем нет, ведь любовь к семье — это что-то само собой разумеющееся. Просто Мел никогда не ставила вопрос так. Родных легко любить, когда живешь с ними душа в душу, но когда между вами выросла высокая непробиваемая стена из старых обид, ссор и непонимания, становится куда сложнее. Сомнений не возникало разве что с чувствами к Шанди — такой всепоглощающей и безоговорочной любви Мел не испытывала очень давно, если не сказать — никогда.

В сумке запиликал сотовый. Мел вздрогнула, словно пробудившись от дремоты, и достала телефон.

— Это дедушка, — пояснила она Клаудии. — Контрольный звонок.

— Валяй, — улыбнулась та.

— Алло? — произнесла Мел в трубку. — Все хорошо, а как у тебя? Да, уже закончились. Я пошла гулять с Телминьей. Нет, мы погуляем еще полчасика, и я пойду домой готовиться к семинарам. Я не буду задерживаться, дедушка, честное слово. Да, с прогулки сразу домой, я тебе позвоню. Целую, чао, — она отключила связь. — Ну вот, теперь придется звонить Телминье и просить, чтобы она меня прикрыла в случае чего.

— Почему ты не сказала, что встретилась со мной?

— Клаудиа, прости меня! — взмолилась Мел. — Я совсем не хотела тебя обидеть, но ты же сама слышала, какой у меня дедушка. Он бы стал задавать кучу утомительных вопросов, расспрашивать о тебе, еще бы начал наводить справки через твоего отца… Как-нибудь я приглашу тебя в гости, чтобы ты лично познакомилась и с дедушкой, и с папой.

— Ладно, это разумно, — согласилась Клаудиа. — Кажется, пора выдвигаться в сторону твоего дома, иначе проверка не заставит себя ждать, и наша маленькая тайна будет раскрыта.

Девушки поднялись с песка, отряхнули одежду, подобрали обувь и неспешно побрели вдоль берега, слушая шум океана, и вскоре соленые волны смыли следы их ног на мокром песке.

У ворот богатого особняка, построенного и отделанного с восточным размахом и колоритом, появилась необычная гостья. Ее пышные светлые волосы — редкость для бразильянок — были распущены по прикрытым лишь бретельками яркого сарафана плечам, глаза скрывали крупные темные очки, в руках гостья держала красную кожаную сумочку, а на ее ногах красовались открытые босоножки на высоком каблуке. Охранники-арабы удивленно переглянулись, когда женщина подошла к ним, сняла очки и непринужденно спросила через решетку ограды:

— Добрый день, подскажите, могу ли я видеть сеньору Жади Рашид? Она ведь живет здесь?

— Сожалею, сеньора, но Жади Рашид здесь не живет, — перебросившись парой фраз по внутренней связи с хозяином особняка, ответил один из охранников.

— Какая досада! Она оставляла мне этот адрес, вот, взгляните сами, — женщина развернула выдранный из блокнота листок с нацарапанными на нем буквами и цифрами.

— Должно быть, это какая-то ошибка, сеньора.

— Очень странно, — выразительно поджала губы гостья. — Ошибки быть не должно. Хорошо, я пока постою здесь и попробую поймать такси.

Женщина простояла на тротуаре минут десять, даже не думая уходить. В конце концов она, прихрамывая на одну ногу, вернулась к воротам.

— Кажется, ремень от обуви сильно натер лодыжку. Не найдется у вас антисептика с пластырем?

— Что вы хотели, сеньора? — раздался громкий голос хозяина.

Саид широкими шагами шел по мощеной дорожке от крыльца дома, внимательно изучая глазами таинственную незнакомку.

— Я пришла навестить Жади, но мне сказали, что ее здесь нет, — невинно проговорила в ответ блондинка.

— Жади здесь, — улыбнулся он краешком губ. — Ей что-нибудь передать?

— Скажите ей, что пришла Иветти Симас. Я ее старая подруга, мы жили когда-то по соседству. Мне нельзя ее увидеть?

— Дело в том, что Жади больна и не принимает гостей, — категорично отрезал Саид. — Простите, сеньора, вы сегодня не сможете увидеться.

— А когда смогу? — продолжала наседать на него Иветти. — Знаете, у меня не получается дозвониться Жади уже целый месяц, и я начинаю беспокоиться. Неужели ее болезнь настолько серьезна? Это опасно? Поверьте, я хотела бы принять искреннее участие в судьбе подруги. Я знакома с прекрасными врачами…

— Нет-нет, — прервал ее нескончаемый словесный поток Саид, — все не так уж плохо, просто она очень быстро утомляется. Вы можете поговорить с Жади, если так хотите, только недолго.

— Отлично! — ослепительно улыбнулась Иветти. — Спасибо вам, сеньор, вы очень великодушны.

Озадаченным охранникам не осталось ничего другого, как пропустить настырную блондинку во двор особняка. С интересом оглядывая роскошный сад, Иветти поднялась на крыльцо дома, где Саид открыл перед ней входную дверь и галантно пропустил вперед. Внутри дом напоминал дворец из арабских сказок: в нем было, на что посмотреть, но Иветти было не до лицезрения пышного восточного убранства.

Жади, сидевшая с поджатыми ногами на диване в гостиной, резко вскочила и уставилась на гостью диким — не то от радости, не то от испуга — взглядом.

— Иветти! — ошарашенно воскликнула она, не веря собственным глазам.

— Дорогая! — раскинула руки гостья, подошла к ней и расцеловала. — Как твое здоровье? Мы не виделись тысячу лет!

— Иветти, как ты попала сюда? — взбудораженно шептала Жади.

— Можете пообщаться, но недолго, — вмешался Саид. — Жади нужно больше отдыхать, правда, дорогая?

— Вы будете стоять здесь? — недовольно спросила его Иветти.

— У вас есть от меня какие-то секреты?

— Извините, сеньор, но я не привыкла общаться с друзьями в чьем-либо присутствии.

— Хорошо, — вновь язвительно улыбнулся Саид. — Я буду за своим рабочим столом. Я вам не помешаю.

Он удалился вглубь гостиной, сел за компьютер и сосредоточенно погрузился в работу. Убедившись, что «надзиратель» занят достаточно для того, чтобы не подслушивать разговор, Иветти с полными ужаса глазами начала шепотом увещевать подругу:

— Жади, это какой-то кошмар! Я не могу поверить, что ты терпишь это, тебе нужно срочно разводиться!

— Тише, тише, Иветти, — успокаивала ее Жади. — Все не так плохо, как кажется. У нас с Саидом мир — временный. Он пока все еще держит меня под замком, но в конце недели сюда прилетает дядя Али, он обязательно мне поможет!

— Ты уверена, что все в порядке? — засомневалась Иветти.

— Да, да! Я сказала Саиду, что передумала разводиться, чтобы усыпить его бдительность. Я получу развод, Иветти, мне лишь нужна гарантия, что Хадижа останется со мной! Дело только в Хадиже, иначе я давно бы ушла и не возвращалась!

— Послушай, Жади, я говорила по телефону с Лукасом. Он сказал, что найдет тебе лучшего адвоката, поможет с судом по опеке. Ты можешь пока жить в его отдельной квартире, у тебя не будет ни в чем недостатка. Можешь, конечно, жить и у меня, я всегда тебе рада…

— Иветти! — перебила ее марокканка. — Я так рада, что ты пришла! Передай Лукасу, что я скоро выйду с ним на связь. Его помощь может понадобиться мне в любой момент, он должен быть готов.

— Обязательно передам! Держись, дорогая, я с тобой!

— Вся надежда на дядю Али! Но если он скажет, что нет никакого выхода, то…

— Простите, моей жене действительно пора отдыхать, — прервал ее пламенную речь муж, все это время наблюдавший за двумя подругами, как хищный орел.

— Я уже ухожу, — заметно похолодевшим тоном ответила блондинка. — Поправляйся, Жади, я навещу тебя позже!

— До встречи, Иветти! — попрощалась с ней Жади и бросила на супруга испуганный взгляд затравленного зверя.

Терпеливо дождавшись, пока гостья покинет дом, Саид обрушился на жену со всей яростью:

— Жади! Что эта женщина делала здесь?!

— Она… Она моя подруга, ты же сам слышал.

— Лгунья! — буквально зашипел разгневанный Саид, еле сдерживая слезы злобы. — Ты решила обмануть мои глаза, обмануть мои уши! Что ты задумала на этот раз?!

— Ничего, Саид! — отпиралась Жади, и массивные золотые серьги в ее ушах потрясывались из-за легкой дрожи во всем теле. — Я клянусь, что это чистая случайность! Иветти на самом деле моя подруга с юности!

— Не держи меня за идиота! Жади, — он сделал к ней несколько медленных шагов, глядя прямо в глаза, словно пытаясь проникнуть в самые сокровенные глубины души, — не пытайся обвести меня вокруг пальца. Ариф, — сказал он в телефон, — проследи за нашей гостьей до ее дома, я хочу знать точный адрес этой женщины. Видишь? — вновь обратился Саид к жене. — Что бы ты ни задумала со своей подругой, я узнаю обо всем раньше, чем ты успеешь что-либо предпринять.

— Ты все не так понял, Саид.

— Я поверил тебе, Жади, — сдавленным голосом произнес грозный муж. — Я снова поверил тебе, хоть и не до конца, зная твое коварство. Ты настоящая змея, ядовитая кобра! В Судный День Аллах спросит с тебя сполна за твою лживость!

Жади гордо молчала и ничего не отвечала на оскорбления, несмотря на вскипающий внутри вулкан, готовый вот-вот взорваться. Напряжение между супругами было столь велико, что его, казалось, можно было пощупать руками.

— Тогда почему ты принял ее у нас? — не выдержала Жади. — Не потому ли, что не хочешь вызывать подозрений у людей? Саид, я устала так жить, устала быть пленницей!

— Не я сделал тебя пленницей, не я, а он! Ты в его плену уже полжизни! Но этот плен тебя не тревожит, не-ет! Ты рада ему, ты готова со всех ног бежать в западню, и бежишь. На что ты надеешься, скажи, на что?!

— Хватит! — вне себя выкрикнула Жади и зажала уши ладонями. — Я больше не буду оправдываться перед тобой!

— Хорошо, — Саид с огромным трудом выровнял дыхание и слегка прикрыл не менее усталые, чем у жены, глаза. — Хорошо, эта женщина — твоя подруга, она всего лишь пришла навестить тебя, хорошо. Я рискну и вновь поверю тебе, Жади, но учти: следующий обман станет последним. Я выгоню тебя из своего дома и из своей жизни навсегда. И из жизни Хадижи тоже.

Он резко развернулся и ушел прочь, оставив Жади стоять посреди гостиной соляным столбом. Ни тот, ни другой не подозревали, что за их ссорой наблюдала пара ревнивых глаз, полных страха и недоумения. Рания не могла рассчитывать хотя бы на десятую долю той страсти, которую Саид проявлял к Жади — муж относился к ней более чем прохладно. Вежливая снисходительность — это все, чего удостаивалась молодая жена, и постепенно в ее душе просыпалась ненависть к Жади. Чем эта женщина покорила его? Словно злая колдунья, она опутала веревками его душу, сковала цепями его сердце, и не было видно буре ни конца ни края. В этот момент Рания отдала бы что угодно, чтобы вытеснить первую жену из сердца Саида. Знать бы только, к кому обращать свою молитву, чтобы возобладать той же властью над мужчинами, которую имеет эта темноглазая фурия по имени Жади.

Дверной звонок отвлек Мел от написания объемного конспекта по истории Бразилии. По правде говоря, от истории она и так была далека мыслями, витая в облаках в предвкушении очередного свидания с возлюбленным. Но кто же этот незваный гость? Мел никого не ждала…

За порогом стояла Маиза. Она машинально окинула взглядом пространство позади дочери, оценивая ее новое пристанище — сеньор Леонидас не поскупился на съемное жилье для внучки. Мел напряженно смотрела на мать, готовясь к очередной порции нравоучений и упреков, а значит, и к скандалу. Маиза взглянула на нее, слегка наклонив голову набок, и как бы ненавязчиво напомнила юной бунтарке о правилах хорошего тона:

— Ты позволишь мне войти?

— Д-да, да, конечно, — растерялась Мел и впустила мать.

— Неплохая квартира, — Маиза неспешным шагом вошла внутрь и остановилась посреди гостиной. — Обстановка не лишена вкуса, но здесь тесновато.

— Мне одной вполне хватает, — по-прежнему настороженно сказала Мел.

— Мел, я пришла поговорить с тобой.

— Я уже поняла это.

— Будь добра, не перебивай меня, — Маиза, не дожидаясь предложения присесть, опустилась на мягкий диван. — Послушай, дочка, я не хочу, чтобы мы были врагами. Вернее, не так: я не хочу, чтобы ты считала меня своим врагом.

— Я не считаю тебя своим врагом, этого достаточно? — сложив руки на груди, спросила Мел и села на противоположном конце дивана.

— Тогда почему ты здесь? Я почувствовала себя уязвленно, когда вы с сеньором Леонидасом договорились о твоем переезде, не поставив в известность меня, будто у нас дома война, а я в лагере противника.

— Мама, — тяжело вздохнула Мел, — у нас дома уже давно война. Разве ты не замечала?

— Еще как замечала, — усмехнулась Маиза. — Лучше спроси о том, кто эту войну развязал.

— Ты, конечно, опять во всем обвинишь папу.

— Не только его. Твоего деда, Далву… Ты даже не представляешь, какое давление они на меня оказывали.

— Так вот в чем дело! — догадалась Мел. — Ты злишься на меня за то, что я рискнула уйти из этого дома, а ты нет! Если тебе было так плохо, почему ты оставалась с папой, терпела дедушку и Далву?

— Да что ты понимаешь! — вспылила Маиза, разом растеряв все свое напускное спокойствие. — Не сравнивай, уйти из родительского дома и из дома мужа — это совершенно разные вещи! У меня на руках был маленький ребенок с психологическими проблемами, один твой воображаемый друг чего стоил! Как я могла лишить тебя полноценной семьи, лишить отца? Я боялась навредить тебе, Мел.

— Это отговорки, — покачала головой девушка. — Папа не перестал бы общаться со мной, если бы вы развелись.

— Ну да, — губы Маизы вновь скривились в горько-язвительной усмешке, — воскресный папа — просто чудный вариант! Зная Лукаса, я уверена, что он вообще забыл бы о твоем существовании.

— Я никого не просила жертвовать чем-либо. Ни тебя, ни папу. Думаешь, легко видеть ваши лица, на которых написано: «Мы загубили свои жизни ради тебя»? Зачем все это, мама?!

— Глядя на тебя сегодня, я и вправду думаю, что все зря, — с обидой проговорила женщина. — Ты не ценишь добра, которое я тебе сделала, ты вообще ничего не ценишь. Я для тебя не мать, а какая-то досадная помеха на пути к мнимому счастью!

— О каком добре ты говоришь? — перешла на повышенный тон Мел. — Я все детство провела за учебниками, за книжками, не поднимала головы, чтобы заработать все эти дурацкие медали, которыми вы потом похвалялись на своих приемах перед гостями!

— Эти обвинения не по адресу! — подняла указательный палец вверх Маиза. — Я всегда говорила тебе, что не нужно замыкаться от сверстников, что нужно быть более раскрепощенной и учиться подавать себя!

— Да-да-да! — чуть не плакала ее дочь. — По твоему образу и подобию! Почему ты никогда не спрашивала, что мне на самом деле интересно, чего я на самом деле хочу? Вы все мне что-то навязывали, постоянно. Дедушка — что надо хорошо учиться, быть умной и деловой, ты — что нужно красить губы и носить туфли на каблуке, а еще уметь кокетничать с подходящими мне по статусу парнями, Далва пыталась накормить до отвала, все время лезла с расспросами и давала ненужные советы, а папа… — Мел замялась.

— …А Лукасу просто-напросто было все равно, — закончила за нее Маиза.

— Знаешь, уж лучше так.

— Я поражаюсь тому, как ты его защищаешь.

— А я поражаюсь тому, что несмотря на все ваши проблемы ты до сих пор с ним.

— Мел, это трудная для обсуждения тема, я советую тебе ее не касаться, — прохладным тоном отрезала Маиза.

— Как скажешь. Мама, я так устала от всего этого…

— Дочка, я пришла не за тем, чтобы ссориться, — Маиза пододвинулась ближе и взяла дочь за руки. — Я вижу, что с тобой творится неладное, и хочу помочь, только не знаю, как. Нам всем сейчас трудно, Мел, давай оставим все разногласия позади хотя бы на время.

Мел поколебалась несколько мгновений. Одно очень важное обстоятельство не давало ей помириться с матерью здесь и сейчас, терзало ее множеством сомнений.

— Мама, пообещай ответить на мой вопрос. Только честно.

— О чем ты хочешь спросить?

— Если мы с Шанди снова будем вместе, ты не станешь противиться нашим отношениям? — осторожно спросила Мел.

— Что?! — Маиза резко отдернула руки и едва не подскочила с дивана. — Почему ты говоришь об этом, неужели… Я должна была догадаться, что все твои доводы в пользу самостоятельной жизни — это только предлог для встреч с охранником!

— Это неправда! — не сдержала слез обиды Мел. — Мы не вместе, я просто хотела проверить, насколько ты искренна! Вот видишь, видишь, какая ты?!

— Ладно, хорошо, — ее мать сделала глубокий вдох и провела руками по своим волосам, чтобы привести себя в чувство. — Я снова не сдержалась, как и ты. Нам нужно наконец обсудить эту тему спокойно.

— Спокойно? Ты не умеешь говорить спокойно, когда речь заходит о Шанди.

— Мел, хватит! — одернула дочь Маиза. — Выслушай же меня, наконец! Я не против того, чтобы у тебя был парень, боже упаси! Я хочу, чтобы ты любила и была любимой, но почему он?!

— А почему нет? — изумилась Мел.

— Да потому что ты достойна лучшего, дочка, — мать провела ладонью по ее щеке. — Просто ты еще такая юная, неискушенная, не избалованная мужским вниманием! Тебе кажется, что первый, кто на тебя посмотрел не так, как другие, и есть твоя судьба, но это неправда, поверь мне. У тебя есть время, есть выбор, я прошу: не торопись, присмотрись повнимательнее к людям, к мужчинам, постарайся не сделать ошибки.

— Иногда мне кажется, что ты так ведешь себя из-за того, что сама несчастна с папой, и думаешь, будто меня ждет то же самое, — опустила глаза Мел. — Мама, когда же ты поймешь, что я не ты?

— Я этого не утверждала. Ты вовсе не я, но жизнь весьма стандартна в своих проявлениях. Одни и те же истории повторяются тысячи раз с разными людьми. Считаешь, я надменна, Мел? Нет, это ты надменна. Ты смотришь на меня с высоты своей юности и думаешь: «Я точно никогда не стану такой, как моя мать. Она несчастна, а я буду счастлива, ее не любят, а меня будут любить». Дочка, всем молодым людям кажется, что они проживут жизнь более счастливо, чем их родители. Никто, ни один человек не начинает жить с мыслью о том, что он будет несчастен! А судьба между тем преподносит свои жестокие уроки. Но вместо того чтобы учиться на наших ошибках, вы предпочитаете набивать шишки самостоятельно!

— Теперь я начинаю понимать, что ты чувствовала, когда выходила замуж за папу, — задумчиво произнесла Мел. — Но все еще не понимаю, при чем тут я.

— Все очень просто. Я была уверена в себе, вот как ты сейчас уверена в том, что сможешь прекрасно поладить с человеком, имеющим иной социальный статус, воспитание, мировоззрение. Это серьезное препятствие, но ты его не замечаешь, ведь влюбленным море по колено, не так ли? У нас с твоим отцом главная проблема заключалась в его увлечении марокканкой.

— Он любил другую, нужно называть вещи своими именами, мама, — поправила Маизу дочь. — Его я тоже никогда не пойму.

— Любил? — насмешливо переспросила Маиза. — Смотря что называть любовью. А даже если и так. Подумай сама, как долго может существовать чувство, зародившееся как курортный роман между людьми из совершенно разных культур, экзотическое приключение? Между прочим, твой отец сам стремился забыть эту историю, во всяком случае, он так утверждал. Марокканка вышла замуж, жила за океаном в своем мире, изолированном от нашего, а он был здесь! И я тоже, Мел. Она там, а я здесь — живой человек, не воспоминание, не картинка с фотографии! Разве я могла знать, что эта картинка окажется для Лукаса дороже семьи? Двадцать лет, Мел, двадцать лет! Посмотри, какой итог! Эта патологическая тяга к приключениям довела твоего отца до инвалидного кресла! Всем друзьям и знакомым мы говорим, что таксист не справился с управлением в пригороде Феса и вылетел в кювет, потому что слишком стыдно… — Маиза неожиданно для себя расплакалась перед дочерью. — Слишком стыдно рассказывать людям, что это случилось, когда Лукас убегал от мужа своей любовницы.

— Мама, — Мел невольно растрогалась и обняла мать. — Забудь все, что я тебе наговорила, я тебя ни в чем не виню. Просто позволь мне жить своей жизнью и учиться на своих промахах, если вдруг где-то ошибусь.

— Дочка, — она крепко обняла ее в ответ, — меньше всего на свете я хочу, чтобы тебе было больно. Ты не знаешь, как это ужасно — оглядываться назад и понимать, что уже ничего не можешь исправить.

— Отчего же? Прошлое не исправить, но ты еще можешь быть счастливой, разве нет?

— Сорок — это не семнадцать, Мел. Слишком много всего в душе, от чего так просто не избавиться. Это… сложно объяснить. Дай Бог тебе никогда не узнать, о чем я говорю.

— Ах, мама! — с грустью воскликнула Мел и взглянула на часы. Свидание может немного подождать. Всего полчаса, не дольше.

Утром в гостиной дома Саида громко играла музыка для танцев. Хадижа прибежала в комнату матери с горящими от восторга глазами и слегка растрепанными волосами, схватила ее за руку и потащила за собой:

— Мама, мама, идем танцевать с Ранией и Эмме!

— Не хочу, моя принцесса, — ласково улыбнулась ей Жади. — Мне немного не здоровится, а вечером приезжают дядя Али с Зорайде, я обязательно должна повидаться с ними.

— Я так соскучилась по ним! — воскликнула девочка. — Мам, ну идем, покажешь, как ты умеешь танцевать! Так больше никто не может, Рании до тебя далеко, — лукаво подмигнула Хадижа.

— В другой раз, Хадижа, — мать залюбовалась ее счастливым беззаботным личиком и вдруг сникла. — Сядь, посиди со мной немного.

— Но там Эмме, она ждет меня!

— Всего пару минут. Я очень люблю тебя, моя принцесса.

Девочка нырнула в объятья матери и зарылась лицом в ее пышные волосы.

— Я тоже очень тебя люблю! Ты что, плачешь?! — Хадижа отстранилась и с недоумением взглянула на нее, почувствовав, как та начала всхлипывать.

— Это от счастья, что у меня есть ты, — лучезарно улыбнулась Жади и вытерла ладонью стекавшие тонкой струей по щекам слезы.

— Разве от счастья плачут?

— О да, Хадижа, и гораздо чаще, чем ты думаешь.

— Скорее бы вечер, — мечтательно проговорила Хадижа. — Папа вернется с работы, и мы все поедем к дяде Мохаммеду и тете Латифе, я наконец-то повидаюсь с Самирой и Амином, а главное, с дядей Али и Зорайде! Зорайде будет гостить у нас?

— Будет, моя принцесса, всего неделю или две.

— Это здорово! Я покажу ей наш красивый дом, не хуже, чем в Марокко!

Она еще что-то щебетала звонким детским голоском, но Жади было трудно сосредоточиться на словах дочери — ее мысли всецело занимал предстоящий разговор с дядей Али. Восточная красавица дала себе зарок, что этот день станет решающим в ее судьбе. Она больше не может ждать и надеяться на чудо — если не сейчас, то никогда. «Да поможет мне Аллах!» — мысленно произнесла Жади и поцеловала на удачу нефритовый кулон.

* * *

Приезд гостей из Марокко был радостным событием. В доме Мохаммеда и Латифы, как всегда, с радушием принимали родственников из-за океана: с полным столом яств, танцами и возжиганием ароматного бахура. Однако дядя Али всеми фибрами души чувствовал надвигающийся шторм, достаточно было одного взгляда на Саида с Жади, между которыми так и пробегали электрические разряды страсти и ненависти одновременно. Улучив время, чтобы наедине пообщаться со строптивой племянницей, Али строго взглянул на нее и спросил:

— Жади, что происходит между тобой и Саидом? Вы так и не помирились после происшествия в Марокко?

— Дядя Али! — понизив голос до шепота, возбужденно говорила Жади. — Я так ждала вашего приезда, так молила Аллаха, чтобы поскорее дожить до этого дня! Вы моя последняя надежда!

— Аллах! — испуганно воскликнул старый марокканец. — Что же случилось, в конце концов?

— Саид совсем потерял человеческий облик, дядя. Я больше не могу жить с ним, мне невыносимо терпеть его упреки, ревность, обвинения! Вы знаете, что он отбирал у меня телефон, запрещал выходить на улицу, а когда мы с вами в последний раз перезванивались, стоял рядом и слушал, не скажу ли я чего-нибудь лишнего. Я будто попала в тюрьму после переезда в Рио!

— Это никуда не годится! — расстроенно и озадаченно почесал бороду Али. — Я серьезно поговорю с Саидом. Нет, лучше мы соберем семейный совет, чтобы раз и навсегда прояснить разногласия между вами. Нужно только пригласить Абдула…

— Нет, не нужно совета, — перебила его Жади.

— Почему? — удивился ее дядя. — Если муж обращается с женой неподобающим образом, жена вправе требовать семейного совета или пожаловаться шейху.

— Я хочу развода, дядя! Никаких компромиссов, хватит! Но Саид угрожает мне разлукой с Хадижей, поэтому я боюсь.

— Жади, Жади! Зачем ты рубишь с плеча? Согласно нашим обычаям, Хадижа останется с отцом, если вы разведетесь.

— Но почему, дядя Али? — едва сдерживала слезы марокканка. — Ведь я ее выносила, родила, вырастила, почему я не могу быть с ней?

— Жади, — горестно вздохнул Али, — даже если я согласен с тобой, это ничего не меняет. Пойми, обычаи и традиции направлены не на то, чтобы навредить человеку, а на то, чтобы защитить его. Знаешь, почему женщинам-мусульманкам нельзя выходить замуж за иноверцев? Аллах вверяет нам детей, чтобы мы растили их в мудрости, вере и благочестии, но как может сделать это тот, кто сам живет, не зная истинного Бога и Его заветов? Если мужчина в семье неверующий, не знающий наших обычаев, он не воспитает детей должным образом и не даст сделать этого жене. Подумай хорошо, Жади, как, где и с кем ты будешь жить. Ты рассчитываешь на Лукаса? Он находится в затруднительном положении, но даже если вы будете вместе, разве такая семья — место для Хадижи?

— Но дядя!.. — попыталась возразить Жади.

— Подумай о будущем Хадижи. Через несколько лет она созреет, еще через несколько лет выйдет замуж, неужели ты хочешь оторвать ее от корней, как нежное растение, и пересадить в сухую почву? Какова будет судьба твоей дочери, Жади?

— Так значит, нет никакой возможности?.. — дрожащим голосом спросила женщина. — Но я умоляю вас, дядя Али, постарайтесь мне помочь! Я не могу остаться без Хадижи, но и с Саидом жить больше не могу!

— Жади, — Али с грустью посмотрел на нее и протянул руку, чтобы погладить по голове, — ты сейчас так напомнила мне свою мать. Однажды я сделал серьезную ошибку, позволив тебе вырасти в Бразилии, среди чужого народа, и чувствую на себе огромную вину за то, как мечется твоя душа, раздираемая на половины по двум сторонам океана. Мое сердце сейчас обливается кровью точно так же, как тогда, но больше я не повторю своей роковой ошибки. Останешься ли ты с Саидом или уйдешь от него, Хадижа будет воспитываться в семье отца.

— Дядя! — беззвучно разрыдалась Жади.

— Не горячись, — ласково вытер слезы с ее щеки дядя. — Ты еще сможешь поладить с Саидом, если будешь не только слушать, но и слышать. Не сомневайся, я побеседую с ним о его поведении.

— А вот и он, — Жади обернулась в сторону мужа, украдкой наблюдавшего за их разговором.

— Иди, Жади, — отослал ее Али. — Иди к Латифе, к Зорайде, а я пока поворю с твоим мужем. Да благословит тебя Аллах!

Жади почтительно поцеловала руку дяди и быстро, как лань, упорхнула наверх. Сид Али сурово посмотрел на зятя и подозвал его к себе.

— Саид, я все знаю, — со строгостью заговорил он. — Скажи мне, на что ты рассчитываешь, так обращаясь с женой?

— Что она вам наговорила, дядя Али? — не остался в долгу Саид. — Что я держу ее взаперти? А она рассказывала, как убегала к их общей с Лукасом подруге, обманув всех в доме? Как эта подруга потом нагло явилась к нам в дом и на моих глазах передавала Жади послание от ее любовника? Рассказывала, как танцевала для Лукаса в развалинах в Фесе, одетая в костюм дешевой танцовщицы? Ах, да, этот костюм вы и сами видели.

— Саид, я позвал тебя не обсуждать проступки Жади. Имей в виду: один человек может привести верблюда к озеру, но даже сорок не заставят его пить, если он не хочет. Неужели ты собираешься получить ее любовь силой?

— Дядя, — раздраженно закатил глаза Саид, — Жади сама не знает, чего она хочет. Я не дам ей наделать глупостей, а Хадижу не отдам тем более. Когда рядом Лукас, она становится безумна!

— А я говорил тебе, что переезд в Бразилию — не лучшая идея, — напомнил ему Али. — Ты пожинаешь бурю, семена которой посеял, но Аллахом тебя заклинаю: прекрати подливать масло в огонь. Жади уже на пределе, я не хуже тебя знаю, на что она может быть способна в таком состоянии.

— И вы еще спрашиваете, почему я ее контролирую? — приподнял брови Саид. — Если бы я дал Жади волю поступать так, как ей вздумается, крыша моего дома обрушилась бы прямиком на головы всей семьи.

— И обрушится, если ты продолжишь так к ней относиться. Не спорю, Жади своенравна, но ты только усугубляешь положение.

— Она ничего не может сделать до тех пор, пока я наблюдаю за ней.

— Аллах, Саид! — укоризненно покачал головой сид Али. — Придется мне задержаться в Рио, пока вы двое не найдете общий язык. Если понадобится пробыть здесь целый год, я пробуду, но не оставлю вас просто так.

* * *

Жади выглянула в коридор из комнаты Латифы, проверяя, не находится ли поблизости кого-то, кто может подслушать разговор. Убедившись, что никакой опасности нет, она заперла дверь на ключ изнутри и бросилась к Зорайде, лихорадочно хватая ее за руки и усаживая рядом с собой.

— Зорайде! Как хорошо, что ты приехала! Послушай, ты поможешь мне сбежать!

— Аллах! — испугалась служанка. — Жади, я не стану помогать тебе в таком деле, что бы ты ни задумала!

— Я сомневалась до сегодняшнего вечера, — проигнорировала ее слова Жади, — но больше сомнений не осталось. Я сбегу вместе с Хадижей!

— Аузубиллях! Жади, думай, что говоришь! Как сбежишь, куда?!

— Я уже все продумала. Одна из наших служанок страдает бессонницей, я знаю, где лежат ее таблетки. У Саида на следующей неделе будет деловой ужин в семь или восемь вечера. Он пробудет на нем вместе с Ранией как минимум до десяти, а в это время я подмешаю в кофе снотворное, и ты подашь его служанкам и охранникам.

— Нет! — резко замотала головой Зорайде. — Нет-нет-нет, не проси меня об этом! Жади, неужели ты хочешь, чтобы бедной Зорайде дали восемьдесят ударов плетьми?!

— Ты притворишься спящей и потом скажешь, что тоже пила его.

— Что?!

— Чтобы отвести от себя подозрения. Все будет выглядеть так, будто я обманула всех, в том числе и тебя.

— Жади, побойся Бога! Куда же вы с Хадижей пойдете? — в ужасе пробормотала Зорайде.

— Насчет этого не беспокойся, — убеждала ее Жади. — Лукас поможет мне, он спрячет нас с Хадижей, а потом мы найдем способ справиться с Саидом, наймем адвоката… Главное, чтобы это время она была со мной.

— Это безумие, Жади! Ты погубишь себя и меня! Бедная Хадижа, во что ты втягиваешь девочку?!

— Ты не понимаешь, Зорайде! — в отчаянии шептала марокканка. — Судьба бросает мне вызов. До сих пор я смирялась, терпела и плыла по течению, но настал момент, который ты предрекала: прошлое и будущее встречаются! Нет пути назад, я должна вырваться из этого круга, по которому хожу уже двадцать лет!

— Аллах, защити нас! — Зорайде побледнела и села на кровать, схватившись за сердце.

— Что, что с тобой? Зорайде, тебе плохо?!

— Нет-нет, просто мне… страшно. Перед тем как лететь сюда, я еще раз гадала по твоей чашке.

— И?..

— Я снова видела реку, реку времени. Ее могучие воды хотят сомкнуться над твоей головой. Осторожнее, Жади, беда у порога!

— Сказки! — вспылила Жади. — Ты сказала так, потому что хочешь отговорить меня от побега. Зорайде, милая! — она опустилась на колени перед няней и горячо расцеловала ее руки. — Помоги мне, моя судьба в твоих руках! Ведь я все равно попытаюсь сбежать и буду пытаться до тех пор, пока у меня не получится или пока меня не выведут на площадь!

— Ты одержима дьяволом, девочка моя! — Зорайде с горя закрыла лицо ладонями.

— Может, и одержима, может! Но никто не отнимет у меня дочь, я буду сражаться за нее до последней капли крови!

— Хорошо, — с видом приговоренного к виселице арестанта согласилась Зорайде. — Пусть свершится судьба.

— Так написано! — просияла радостной улыбкой Жади и крепко обняла ее в благодарность.

* * *

Незадолго до того как лечь спать, Рания в одиночестве спустилась по невысокой лестнице, чтобы пойти на кухню и выпить воды. Жади, услышав ее шаги, быстро вышла в коридор и вскоре настигла вторую жену Саида.

— Жади? — удивилась та. — Что ты здесь делаешь?

— Рания, нам нужно поговорить, идем со мной, — Жади уверенно взяла ее за руку и повела на свою половину.

— Я никуда не пойду! — Рания высвободила ладонь и демонстративно сложила руки на груди. — Может, я не такая опытная, как ты, но я вижу, что ты плетешь какие-то интриги против Саида. Так вот, знай, Жади: я тебе в этом не помощница!

— А я вижу, как ты ревнуешь его ко мне, — парировала Жади.

— Что?.. — растерялась девушка.

— Я освобождаю тебе дорогу, Рания. Я собираюсь бежать, больше ты меня никогда не увидишь, и Саид тоже.

— Как?!

— Если ты мне поможешь, я клянусь, что больше не появлюсь в жизни Саида!

— Но что я могу сделать? — хлопала ресницами в замешательстве Рания. — Если Саид узнает, что я помогала тебе, он разведется со мной и отправит к родителям с позором! А если он захочет наказать меня плетьми? О Аллах!

— Он не узнает, — категорично отрезала Жади. — У меня уже все готово, мне нужны только документы. Ты знаешь сейф, где Саид хранит все наши документы?

— Д-да…

— Подойди к нему завтра и скажи, что хочешь записаться на прием к женскому врачу, но в регистратуре по телефону спрашивают номер страховки. Саид откроет сейф, набрав код из четырех цифр. Запомни их и сообщи мне.

— Жади, это безумие! — дрожащим от страха и неожиданности голосом возразила Рания. — Я рискую головой!

— Все будет хорошо, Саид ничего не поймет. Рания, пожалуйста! — взмолилась Жади. — Ведь я мешаю вам, мешаю Саиду полюбить тебя. Прошу, помоги, он никогда не отпустит меня по своей воле! Побег — это единственный выход.

— Я очень боюсь, — призналась молодая марокканка и нервно сглотнула, — но я… согласна.

— Я знала! — обрадовалась Жади и заключила ее в объятья. — У меня никогда не было родной сестры, но то, что ты сделаешь для меня, могла бы сделать только самая любящая сестра. Спасибо!

Они стояли так с полминуты, каждая в думах о своем. Рания, еще недавно готовая пойти на что угодно, чтобы завоевать любовь Саида, шла на огромный риск во имя своего чувства, а Жади предвкушала скорую свободу. Ее ветра уже веяли где-то поблизости, дурманили и сводили с ума, словно пленнику, долгое время пробывшему в темнице, показался луч солнца. За это стоило заплатить любую цену.

Очередной теплый тропический вечер сумерками сгустился над городом. Было около девяти часов, когда сиделка, нанятая в семью Феррас для больного, засобиралась домой. Лукас, поминутно взглядывавший на циферблат настенных часов, попросил ее задержаться хотя бы на пятнадцать минут.

— Что-то случилось, сеньор Лукас? — удивилась Малу. — Последние дни вы сам не свой.

— Это так, Малу. Я жду одного очень важного звонка, по пока ничего… Кстати, где мой телефон?

— Он слева от вас, только протяните руку.

— Хорошо, — немного успокоился Лукас. — Маиза уже дома?

— Кажется, никто еще не приходил, — пожала плечами Малу. — Вам незачем так волноваться, если хотите, я попрошу донну Далву побыть с вами.

— Нет, не надо Далву! — как-то чересчур возбужденно отказался от предложения больной. — Только пятнадцать минут, потом вы можете идти домой к дочери.

— Как пожелаете. Сегодня удивительная погода, не так ли?

— Да, — безучастно согласился Лукас, полностью погруженный в свои тревожные мысли.

— Скоро мы сможем бывать на воздухе, осталось потерпеть совсем чуть-чуть! Нет ничего лучше вечерней прогулки по саду, а пока придется довольствоваться открытыми окнами.

— Да, — все тем же бесцветным тоном повторил больной.

Зазвонил сотовый, и Лукас без промедления схватил трубку:

— Алло?!

— Алло, Лукас! — раздался на том конце провода взволнованный голос Жади.

— Жади, где ты?! — едва не кричал в телефон Лукас.

Малу тактично покинула комнату больного и прикрыла за собой дверь.

— Лукас! — слова Жади слегка заглушал шум автомобильной дороги на фоне. — Все получилось, мне удалось перехитрить Саида! Я сейчас разговариваю с тобой с таксофона на улице.

— Скажи мне, куда прислать за тобой водителя?

— Вещи, ценности, документы при мне. Мы с Хадижей готовы ехать, только прошу, пусть водитель поторопится!

— С Хадижей?! — обомлел Лукас. — Иветти ничего не говорила о ней, я думал, ты будешь одна!

— Что?! — не меньше него поразилась Жади. — Ты думал, что я уйду без дочери?

— Зачем, Жади?! Ты будешь растить свою дочь, доверься мне! Но не так, не похищая ее из дома!

— А как, по-твоему, я должна была поступить?! — все сильнее заводилась Жади. — Ты знаешь, что Саид угрожал навсегда разлучить меня с Хадижей, если мы с ним разведемся?

— Пусть он угрожает сколько угодно, юридически он не имеет на это права! — увещевал ее Лукас.

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь! Саид способен на все, он не гнушается грязными методами, ты же сам это знаешь! Если я сейчас оставлю Хадижу, то потом ни один адвокат в мире не поможет мне ее вернуть!

— Жади, что ты такое говоришь?! Ты гражданка Бразилии, на тебя распространяются ее законы!

— Хорошо, допустим, я тебе поверила, — дрожащим от слез и негодования голосом говорила Жади. — Сколько будет тянуться этот процесс, пока я нахожусь вдали от дочери? Год? Два? Три? Пока ее не выдадут замуж в Марокко, как меня когда-то?! Лукас, наши законы — не ваши, наш мир — не ваш! Или ты принимаешь меня с Хадижей, или прощай!

— Я не могу укрыть тебя в своей квартире с несовершеннолетним ребенком! — спорил Лукас. — Неужели ты не понимаешь, чем это грозит?

— Я понимаю, что ты трус, Лукас! — буквально прошипела от злости в трубку Жади. — Какая же я дура, что в очередной раз доверилась тебе! Я просто идиотка! Даю тебе последний шанс…

— Жади, стой, давай поговорим спокойно!

— Не хочу слышать никаких оправданий, — тяжело дыша, словно раненый зверь, сказала она. — Одно слово: да или нет.

— Я хочу лишь объяснить…

— Все ясно. Прощай, Лукас, — безапелляционно отрезала Жади.

— Жади, подожди, не вешай трубку! Жади! Жади! — кричал Лукас, но было уже поздно: из динамика сотового доносились безжалостные короткие гудки.

Далва, повстречавшись с Малу возле комнат на втором этаже, окинула ее взглядом, полным недоверия.

— Я думала, вы уже ушли, — с постным выражением лица проговорила она.

— Сеньор Лукас попросил меня задержаться ненадолго. Я уже собираюсь домой. Сеньор Лукас разговаривает по телефону, — Малу остановила Далву, заметив, что та направляется в комнату больного.

— Да? И что? — хмыкнула служанка.

— Думаю, его не стоит отвлекать.

— Я не мешала Лукасу сорок лет, не помешаю и сейчас. Занимайтесь своими обязанностями, донна Малу, а я займусь своими, — самодовольно сказала Далва, внутренне радуясь тому, насколько изящно ей удалось поставить на место эту выскочку, без году неделя работающую в доме семьи Феррас.

— Не сомневайтесь, донна Далва, я знаю свои обязанности, — улыбнулась ей Малу с еле заметной ехидцей.

— …Жади! — послышался из-за полуоткрытой двери полный паники возглас.

— Жади?.. — в ужасе переспросила Далва и мигом влетела в комнату воспитанника. — Лукас, мальчик мой, я не могу поверить: ты разговаривал с этой женщиной?!

— Господи, Далва, и ты здесь! — не скрывая раздражения, воскликнул Лукас и бросил телефон на постель. — Да, я разговаривал с Жади! Она сбежала из дома с дочерью и сейчас неизвестно где посреди улицы с вещами.

— Матерь Божья! Уж не хотела ли она заявиться сюда?..

— Черт возьми! — досадовал Лукас. — Лучше было согласиться приютить ее, а так я сделал только хуже.

— Ты с ума сошел? — строго посмотрела на него Далва. — Эта женщина, которая разрушила твою жизнь, здесь?! Попробовала бы она хоть ногой на порог ступить, уж я бы ей обеспечила теплый прием!

— Далва, я звоню водителю, — решительно сказал Лукас и вновь схватился за телефон.

— Что ты делаешь?! Не смей, Лукас, сеньор Леонидас будет против, а Маиза? Ты подумал о Маизе? Что скажет Мел?

— Жоао, — обратился он к водителю по телефону, — поезжай прямо сейчас на Ботафого, обследуй весь район. Если увидишь женщину с девочкой в восточной одежде и с сумками, подвези их, куда мы договаривались. Ключи у тебя есть, до связи.

— Какое безобразие! — разворчалась Далва. — Это уже ни в какие ворота!

— Это моя жизнь, Далва, и мой выбор. Я сделал ошибку, и я ее исправлю. Только бы Жади не ушла далеко…

Жади стояла посреди вечерней улицы и в панике озиралась по сторонам. В левой руке у нее был средних размеров саквояж с вещами — Жади решила идти налегке и взяла в путь лишь самое необходимое, включая драгоценности для сдачи в ломбард. Правой она держала за руку сонную, ничего не понимающую дочь. Хадижа куталась в накинутый на плечи поверх домашнего платья розовый платок и хныкала:

— Мам, куда ты меня повела? Я хочу спать, идем домой!

— Тише, моя принцесса, тише! — старалась успокоить ее Жади, хотя в данный момент больше всего в спокойствии нуждалась она сама. — Все хорошо, сейчас мама что-нибудь придумает! Я все тебе объясню, когда мы приедем.

— Куда приедем? Мама, что случилось? — недоумевала девочка.

— Сейчас мы поедем к одной хорошей женщине, переночуем у нее, а утром я все расскажу. Потерпи, моя принцесса. Такси, такси! — принялась голосовать Жади.

В ее глазах блестели слезы отчаяния. Мучительное чувство дежавю накрыло Жади с головой, как высокая морская волна — вновь она с вещами на улице, совершенно одинокая, без своего дома, без родных, которые протянут руку помощи, а не будут топить ее еще больше в этой пучине, безо всяких перспектив, из ценностей имея только золото, подаренное ненавистным мужем. Человек, на которого она молилась, любовь к которому двадцать лет была ее тоской, ее дыханием и смыслом, сдался перед первым же препятствием и оказался самым обыкновенным трусом!

«Прошлое… и будущее…» — снова и снова звучало в голове. Так вот что означали эти слова! Когда-то Жади свернула не на тот путь, вернувшись после предательства Лукаса к дяде и согласившись выйти замуж за Саида, и через много лет судьба опять поставила ее перед этим выбором. Назад идти было нельзя. Жади понимала, что у нее еще есть время вернуться в дом, во всем повиниться перед Саидом и начать бег по замкнутому кругу заново. Но пришла пора смело довериться судьбе, ведь теперь она не одна, у нее есть дочь! А ради Хадижи она была готова свернуть горы.

К растерянным матери и дочери подъехала машина с шашечками такси на крыше. Водитель в кепке, скрывающей глаза, наполовину опустил боковое стекло и поинтересовался у Жади:

— Сеньора, вас подвезти?

— Да-да! Пожалуйста, сеньор! — обрадовалась марокканка и назвала адрес Иветти — надолго у подруги она задерживаться не планировала из-за страха быть обнаруженной Саидом, но проводить ночь на улице с ребенком не представлялось ей возможным.

— Хорошо, — кивнул водитель. — Прошу вас, садитесь.

Жади в обнимку с саквояжем разместилась на заднем сидении автомобиля вместе с Хадижей, и такси тронулось с места. Хадижа моментально задремала, положив голову на плечо матери. Жади поцеловала ее в лоб и постаралась привести мысли в порядок — слишком много переживаний выпало на ее долю за последнее время, и теперь она чувствовала, как скидывает с плеч тяжелейший груз, несмотря на горькое разочарование в Лукасе.

Однако вскоре тревога вновь посетила Жади. Она помнила Рио не так уж хорошо за давностью лет, но достаточно для того, чтобы понять — такси едет явно не в сторону дома Иветти.

— Куда вы нас везете? — настороженно спросила Жади. — Это дорога не на Эстасиу!

— Там авария и огромная пробка, — пояснил водитель. — Мы едем в объезд.

— Как скажете, — недоверчиво нахмурилась Жади.

Спустя недолгое время подозрения лишь усилились, когда оживленные улицы и фешенебельные многоэтажки с неоновыми вывесками магазинов и кафе сменились безлюдными проулками, где зелени было больше, чем домов, а по тротуарам шатались сомнительной наружности типы.

— Послушайте, мне это не нравится! — воскликнула Жади, и ее громкий голос разбудил Хадижу.

— Спокойно, дамочка, — нахально произнес таксист, чем привел пассажирку в ужас. — Снимай цацки с себя и с девчонки, и никто не пострадает.

— Как вы смеете?! — вскричала марокканка.

— Мама! Мама! — заплакала от испуга Хадижа. — Это грабитель, он хочет нас ограбить?

— Догадливая малышка! Снимайте браслеты и сережки, живо! Я дважды повторять не стану.

Жади с силой дернула защелку автомобильной дверцы, пытаясь выбраться наружу, но та оказалась заблокирована.

— Помогите! — что было силы закричала она. — Кто-нибудь, на помощь!

— Да не ори ты, тупая курица! — грубо перебил ее бандит, натянул на лицо маску, вынул пистолет и с переднего сидения наставил его дуло на девочку. — Тебе побрякушки дороже дочери?

— Мама, давай отдадим ему наше золото! — трясущимися руками Хадижа начала вынимать серьги из ушей.

— Хорошо, хорошо! Не трогай мою дочь, мы отдадим тебе, что ты просишь, но потом ты нас выпустишь!

Жади сорвала с себя дорогие украшения из золота высшей пробы и швырнула грабителю, мысленно пожелав ему подавиться награбленным.

— Так-то лучше. Давай сюда сумку! — потребовал он.

— Нет, сумку я не отдам! — запротестовала Жади.

— Сумку, я сказал! — вышел из себя бандит и вновь затряс оружием перед лицом у бедной перепуганной Хадижи.

«Аллах, там все, что у меня есть! Хоть бы он не нашел шкатулку с драгоценностями!» — в ужасе подумала Жади и отдала ему саквояж. Бандит одним рывком расстегнул его молнию и начал рыться в поклаже своих жертв.

— Барахло, — комментировал он себе под нос, перебирая вещи, — барахло… Ты куда деньги спрятала?

— Там нет денег! — разрыдалась от страха и напряжения Жади. — Умоляю, отпустите нас!

— Стоп, а это что? — грабитель наткнулся рукой на что-то деревянное и достал из саквояжа шкатулку. — Ну-ка, посмотрим, что тут у нас…

Открыв шкатулку, он едва не потерял дар речи — в ней лежали роскошные золотые колье, браслеты, кольца, серьги, украшенные драгоценными камнями: жемчугом, изумрудами, рубинами. Каждое из этих ювелирных изделий потянуло бы на внушительную сумму реалов, а вместе они представляли собой самый настоящий клад!

— Держите свое барахло и уматывайте отсюда, быстро, — забрав драгоценности, бандит пихнул саквояж обратно на заднее сидение и разблокировал двери. — Кому я говорю?!

Пребывавших в состоянии шока жертв ограбления его окрик привел в чувство, и Жади с Хадижей мигом выбрались из злополучного лжетакси. Колеса резко взвизгнули — злоумышленник дал по газам и помчался наутек со своей добычей. Пострадавшие даже не попытались запомнить номера машины, предусмотрительно покрытого толстым слоем дорожной пыли, впрочем, в темноте сделать это и так было трудно.

— Мама, мне так страшно, я хочу домой! — Хадижа бросилась к матери, сотрясаясь от рыданий.

— Успокойся, моя принцесса, все позади! — поцеловала ее в макушку Жади и заключила в крепкие объятья. — Главное, что ты цела, а деньги мама заработает! Аллах накажет этого негодяя!

— Мама, идем домой, пожалуйста, я так боюсь этих улиц! — плакала девочка.

— Идем, идем, — марокканка взяла дочь за руку и повела за собой.

От потрясения Жади, казалось, потеряла всякую ориентацию во времени и в пространстве. Сколько они так шли вникуда, сказать было сложно. Внимания прохожих не могла не привлекать необычно одетая восточная женщина с заплаканной, дрожащей то ли от холода, то ли от страха девочкой. Пару раз к ним приставали попрошайки, но тут же теряли интерес, не видя никакой реакции с их стороны.

В конце концов Жади с Хадижей вышли на широкую, хорошо освещенную улицу, наполненную голосами жителей невысоких, двух-трехэтажных домов и музыкой, доносившейся из бара. Район напоминал Сан-Криштован — все небогатые кварталы в Рио выглядят похожими друг на друга. На минуту Жади даже показалось, что вдалеке виден дом Мохаммеда, но, присмотревшись, она поняла, что это лишь обман зрения, вызванный усталостью и сильными переживаниями.

Темноволосая, крепко сбитая женщина лет шестидесяти деловито подметала тротуар между уличными столиками напротив бара. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять: это не уборщица, не официантка, а хозяйка бара, привыкшая содержать округу под своим зорким оком. Она сразу заметила растерянную женщину с ребенком и дорожной сумкой в руке, весь внешний облик которой от съехавшего на затылок платка до неряшливо расстегнутых заклепок на сумке говорил о том, что этим двоим нужна помощь.

— Сеньора, с вами все в порядке? — окликнула она незнакомку.

Жади вздрогнула, будто боялась очередного нападения. Но дружелюбный вид женщины и многолюдье вокруг уняли ее тревогу.

— Можно позвонить от вас, сеньора? — сорванным от только что пережитого стресса голосом просипела Жади.

— Разумеется! — засуетилась та и проводила нежданных гостей в зал к стойке с телефоном.

— Мама, ты звонишь папе? — допытывалась Хадижа. — Позвони папе, пусть он приедет и заберет нас отсюда!

— Сейчас, моя принцесса, сейчас… — рассеянно бормотала Жади, застыв с телефонной трубкой в руках. — Нет, я не могу, — судорожно вздохнула она и положила трубку на рычаг.

— Мне кажется, вам нехорошо, — беспокоилась хозяйка бара, глядя на бледную, как мел, посетительницу. — Вызвать «скорую»?

— Нет, не надо «скорую», — отказалась Жади. — Нас с дочерью ограбил таксист, мы…

— Святая Дева Назаретская! — ужаснулась женщина. — Я сейчас же позвоню в полицию!

— Прошу, не надо, — остановила ее руку марокканка. — Если можете, дайте нам с дочерью ночлег до утра.

— Нет проблем. Вы только скажите, если нужна помощь, я же вижу, что вы сама не своя!

— Спасибо, донна…

— Неута, — представилась хозяйка бара.

— Спасибо, донна Неута, за вашу доброту.

— Мама, а как же папа?! — вопрошала неугомонная Хадижа. — Ты что, не скажешь ему, что нас ограбили?

— Хадижа, умоляю, тише! — приложила указательный палец к ее губам Жади, испугавшись, что кто-то может услышать не предназначенную для посторонних ушей информацию. — Идем отдыхать, а утром мы с тобой обо всем поговорим.

Хадижа насупилась, недоверчиво глядя на мать.

— Донна Неута, я должна буду вам кое-что объяснить, — прошептала Жади, оглядываясь по сторонам, — но не на людях. От этого зависит мое благополучие и, возможно, моя… жизнь.

— Так, — призадумалась Неута, — идемте со мной, я дам вам комнату, там и познакомимся. Ритинья! — крикнула она клевавшей носом у барной стойки официантке. — Я отлучусь на час-другой, ты остаешься за старшую. Смотри не зевай! Идемте, — повела она за собой новых постояльцев.

* * *

— …Вот почему я не могу дать о себе знать даже подруге, — печально проговорила Жади, закончив подробнейший рассказ о своей жизни, начиная с юных лет и заканчивая последним семейным ужином в доме Мохаммеда.

— Го-осподи, сколько тебе пришлось вытерпеть, бедная девочка! — покачала головой Неута. — И что же дальше? Ты думала о том, как ты будешь жить с дочерью, где, на что?

— Не знаю, — с грустью улыбнулась Жади и посмотрела на крепко спящую на мягкой кровати в углу Хадижу. — Я никогда не жила самостоятельно, но я верю, что Аллах укажет мне путь.

— Нет, так не годится. Ты сказала, что не можешь оставаться в Рио, потому что муж найдет тебя и отнимет дочь, так?

— Да. Когда Лукас сказал, что не может спрятать нас с Хадижей, я приняла решение купить на деньги от продажи драгоценностей два билета до Феса. На эти деньги мы жили бы там в одном из сотен домов, потом плели бы украшения и продавали бы их на базаре. Но грабитель забрал все до последней золотой цепочки, теперь у меня нет денег даже на автобусный билет.

— Жади, я бы оставила вас у себя, дала бы работу в баре, честное слово! Но здесь тебя быстро найдут… — Неута замолчала, перебирая в уме разные варианты решения проблемы. — Погоди-ка, есть одна идея!

— Да?! — оживилась Жади, чуть не разбудив Хадижу.

— У меня есть сестра Флоринда, она живет на севере совершенно одна. Думаю, она могла бы приютить вас на время.

— О, это было бы замечательно! — воодушевилась Жади и тут же сникла: — Мне так неудобно стеснять вас и вашу сестру.

— Ты никого не стесняешь, — махнула рукой Неута, встала из-за стола и подошла к телефону. — Флоринда будет очень рада компании. Только бы она была на дежурстве… В нашу деревню, откуда я родом, до сих пор не провели телефонную связь, приходится ловить сестру вот так, в перерывах между работой, или писать письма. Алло, это районная больница Белена? — обрадовалась она, услышав вслед за длинными гудками долгожданный ответ. — Флоринда Менесес ди Канту сегодня на дежурстве? Замечательно! Это звонит ее сестра из Рио, она может сейчас подойти к телефону? Сейчас подойдет, — шепотом добавила женщина, прикрыв трубку ладонью.

— Аллах, только бы все получилось! — шептала Жади в волнении.

— Флор, дорогая! — после минуты ожидания воскликнула Неута — тихонько, чтобы не разбудить спящую девочку. — Как ты поживаешь? Слава Богу, у нас тоже все хорошо. Флор, у меня к тебе большая просьба. Сегодня я помогла на улице одной женщине с ребенком — она из восточной семьи, ушла от мужа-тирана, ей совсем некуда пойти, нет ни жилья, ни денег, ни профессии. Бедняжка всю жизнь провела в четырех стенах, в Рио ей оставаться опасно — муж будет искать их с дочерью. Все ее родственники на стороне мужа, в Бразилии она больше никого не знает… Что? — переспросила она. — Все документы при них, на этот счет можешь не волноваться.

Жади почувствовала неприятный укол задетого самолюбия — неужели ее воспринимают как потенциальную аферистку? Однако странно было бы ожидать другой реакции от незнакомого человека. Теперь она никто, «женщина с улицы», но, видимо, такова цена, которую следует заплатить за свободу.

— Спасибо, дорогая! — продолжала телефонный разговор Неута. — Я знала, что на тебя можно положиться. Чао, передавай привет всем соседям! Жади, она согласилась приютить вас! Хвала Деве Марии, скоро вы покинете Рио! — радостно сообщила женщина, повесив трубку.

— Аллах услышал мои молитвы! — облегченно выдохнула Жади и поцеловала свой кулон-талисман. — Аллах, я буду свободна!

Зорайде тихонько причитала, сидя на смятой постели в опустевшей спальне Жади и обхватив руками голову.

— Аллах, зачем я послушала Жади, зачем помогла ей бежать? — горестно восклицала она. — С меня сдерут кожу и зажарят на вертеле, как барашка! Аллах, смилуйся надо мной, смилуйся над несчастной Зорайде!

Только когда калитка захлопнулась за беглянкой и две фигуры в длинных платьях исчезли в сумерках, Зорайде осознала весь ужас произошедшего. Она хотела побежать за Жади и вернуть их с Хадижей домой, но слишком велик был риск разбудить задремавших у ворот охранников. Часы в комнате тикали мерно, громко, каждым движением секундной стрелки отзываясь в тяжелой, как чугунный котел, голове.

— Пусть она одумается, пусть она вернется! Как разозлится Саид, когда придет домой! Он убьет меня, о Аллах! Жади погубила меня, погубила! — плакала Зорайде.

Неумолимо проходили минуты, оставляя все меньше и меньше шансов на счастливый исход ситуации. Через открытое окно с улицы донеслись мужские голоса: один мужчина говорил с яростью, остальные двое виновато оправдывались. Зорайде сжалась от страха и прилегла на кровать, притворившись, будто спит. Входная дверь хлопнула с такой силой, что было слышно даже в спальнях.

— …Что все это значит?! — разгневанный Саид сжал кулаки, встал посреди гостиной, расставив ноги, и осмотрелся по сторонам. — Мириам! Зорайде! Жади!!!

— Хабиби, что-то случилось! — испуганно пробормотала вошедшая вслед за мужем в дом Рания.

— Эта змея! Змея!.. — злился марокканец, не в силах выдавить из себя еще хоть слово, и тут его взгляд упал на маленький столик для чаепитий.

Саид медленно, словно увязая ногами в песке, подошел к столику и поднял белый альбомный лист с крупно написанном на нем посланием. Это была записка, оставленная на прощание его первой женой. Записка гласила:

«Саид, когда ты вернешься и прочтешь это, мы с Хадижей уже будем далеко от твоего дома. Не вини никого из домашних — они здесь ни при чем. Я пыталась достучаться до твоего разума и сердца, но все было бесполезно. Ты не оставил мне выбора, и я бегу вместе с дочерью. Мы с ней одно целое, разлука с Хадижей невыносима для меня, как невыносима жизнь в заточении. Прости меня, если сможешь.

Жади»

Саид одним движением кисти скомкал лист и процедил сквозь зубы несколько страшных проклятий на арабском. Из зажмуренных от горя и потрясения глаз потоком хлынули слезы.

— Хабиби… — робко попыталась утешить его Рания.

— Молчи! — обрушился на нее муж. — Ты знала? Знала?!

— Нет, любимый! — в слезах замотала головой девушка. — Клянусь, я ничего не знала!

— Помолчи, с тобой мы поговорим позже, — махнул на нее рукой Саид и начал метаться из угла в угол. — Зорайде! Мириам!

Шум и крики разбудили заснувших от действия снотворного служанок. Переполошившись, они начали наперебой оправдываться и клясться в своей непричастности к исчезновению госпожи с дочерью. Зорайде, бледная, как тень, вышла к Саиду и посмотрела на него взглядом затравленного зверька.

— Саид, я не виновата! — сходу сказала она. — Жади обманула всех нас, приготовила кофе и угостила меня, Мириам, Зейнаб и охранников…

— Ложь! — свирепо сверкнул глазами Саид. — Я не верю, что никто из вас не знал о планах Жади! Поверьте мне, все вы! — окинул он взглядом подчиненных, Зорайде и жену. — Я доберусь до правды, и когда я ее узнаю…

Он замолчал, и в полной тишине раздавались всхлипы перепуганных женщин. Все стояли, опустив головы, и не находили, что ответить хозяину дома.

— Я хочу, чтобы все слышали, — выровняв дыхание, уверенным, жестким тоном произнес Саид. — Я найду свою дочь, даже если мне придется перевернуть всю землю! Клянусь, я дойду до самых ворот ада, но верну Хадижу домой!

* * *

Далва, вся с головы до пят исполненная возмущения, влетела к Леонидасу и без лишних предисловий пожаловалась на Лукаса:

— Сеньор Леонидас! В этом доме творится полное безобразие — Лукас собрался приводить сюда марокканку!

— Что?.. — Леонидас мигом отложил в сторону все бумаги, за которыми засиделся до самого вечера. — Как это?!

— Он позвонил водителю и велел найти Жади, чтобы увезти ее от мужа!

— Что за… — сеньор Феррас сорвал с себя очки, видимо, чтобы не мешали, и стремглав ринулся наверх в комнату сына.

— …Что, совсем никаких следов? — озадаченно говорил Лукас в телефон, не обратив должного внимания на появление отца. — Жоао, она не должна была уйти далеко. Может быть, они с дочерью на пляже?

— Лукас! — суровым окриком прервал его Леонидас. — Потрудись объяснить, что за кипучую деятельность ты тут развернул?

— Не вмешивайся, папа, это мое дело! — осадил Лукас отца.

— Какое твое дело? Какое?! — распалялся тот. — Погубить репутацию компании и всей семьи — это твое дело?! Что за история с марокканкой, женой Саида?

Лукас шумно вздохнул и постарался запастись терпением. Придется объяснять по порядку.

— После истории с моим падением Саид начал жестоко обращаться с женой: отбирал телефон, не выпускал на улицу, грозил разлучить с дочерью. Тогда Жади решила бежать, и с помощью… — Лукас едва не проговорился про причастность Иветти к операции, — с помощью служанки связалась со мной, чтобы я укрыл ее на время в съемной квартире. Сегодня оказалось, что сбежала она не одна, а с дочерью, и я хотел убедить ее действовать иначе, но…

— О Господи! — взревел Леонидас. — Я вырастил идиота! Лукас, ты сошел с ума — красть ребенка?!

— Я не собираюсь никого красть, но будет лучше, если они хотя бы переночуют с крышей над головой, а не под открытым небом, где полно воров и преступников.

— Переночуют, а потом?!

— Я… не знаю, — с досадой поморщился Лукас.

— Прекращай эти игры! — строго пригрозил ему отец. — Я думал, что травма научила тебя уму-разуму, но я жестоко ошибался! Если ты спрячешь у себя жену Саида Рашида — а она, в первую очередь, его жена — то будет скандал федерального, нет, международного масштаба! Мы не только лишимся всего того, что потом и кровью зарабатывалось долгие годы, но и пойдем под суд, как какие-то…

— Ладно, а что ты предлагаешь делать? — перешел на повышенный тон Лукас. — Оставить Жади одну с ребенком посреди ночной улицы?

— Это ее проблемы! Ее! Почему ты должен отвечать головой за чужую глупость? Пусть идет обратно к мужу, я уверен, что она так и сделала!

— Ты не знаешь Жади.

— И очень хорошо, что не знаю! Так, Лукас, немедленно звони водителю и говори, что все отменяется.

— И не подумаю, — возразил Лукас.

— Значит, ему позвоню я! — Леонидас выхватил из руки сына телефон и, громко топая ногами, покинул его комнату.

— Отец, вернись! Отдай телефон! — требовал больной. — Ты пользуешься тем, что я не хожу, это низко! Дай мне телефон! Донна Малу! Донна Малу!

— Малу уже ушла, — послышался с порога голос Маизы.

Она неспешно вошла в комнату и посмотрела на мужа своим фирменным язвительно-ядовитым взглядом, в котором сквозила неприкрытая обида. Маиза уже знала всю историю в изложении Далвы.

— И ты туда же, — закатил глаза Лукас. — Давайте, издевайтесь надо мной всей компанией.

— Зачем? — изогнула бровь дугой Маиза. — Ты и сам над собой неплохо поиздевался. Мне даже интересны детали вашего с Жади плана, не поделишься?

— Нет, — сухо ответил ей муж.

— Я разочарована. Давай поразмышляем, — Маиза присела на свою половину кровати и играючи, как кошка с мышкой, склонилась к больному, — если бы побег удался, как скоро Саид нашел бы Жади? А что бы он сделал с тем, кто помог ей выкрасть дочь из дома, м?

— Маиза, прекрати это, пожалуйста.

— Избил бы его? Это вряд ли, учитывая некоторые обстоятельства. Поджег бы его дом? Тоже маловероятно, Саид не стал бы подвергать опасности других его жильцов. Может быть… подстроил бы аварию? По пути в больницу, скажем? ДТП со смертельным исходом?

— Маиза, ты пугаешь меня, — с опаской взглянул Лукас на жену, но та лишь рассмеялась.

— Шутка не очень смешная, согласна. Но такие мужчины, как Саид… — Маиза театрально состроила мечтательное выражение лица. — В них есть какая-то загадка, изюминка, в критические моменты от них исходит практически первобытная сила и угроза. Это так привлекает женщин.

— Только таких, как ты, — парировал Лукас.

— Возможно, нам с Жади стоило бы поменяться местами?

Лукас только хмыкнул в ответ — у него не было никаких сил препираться с Маизой дальше. Никогда он еще не чувствовал себя настолько беспомощным, как в эту минуту. От отчаяния ему хотелось выть, но разве этим поможешь делу? Оставалось надеяться лишь на случай и на волю судьбы…

Хадижа проснулась рано утром от того, что сквозь неплотно прикрытые шторы в комнатку для постояльцев пробивался яркий солнечный свет. Жади уже не спала — в ее встревоженном состоянии сон никак не шел, и едва ли она вздремнула хотя бы на полчаса за всю ночь. Только завидев мать, Хадижа резко поднялась на постели и требовательно спросила:

— Мама, объясни мне, почему мы не дома? Зачем нам надо было ночевать здесь?

— Моя принцесса! — Жади подскочила с простенького деревянного стула и мигом села рядом с дочерью. — Понимаешь… Так получилось, что мы с твоим отцом больше не можем жить вместе.

— Что?! — девочка широко распахнула глаза от ужаса и несколько секунд беззвучно открывала рот не в силах подобрать нужных слов. — Но почему, чем папа тебя обидел?

— Ничем, Хадижа, — замотала головой Жади. — Так бывает, иногда взрослые люди в браке становятся чужими друг другу и больше не могут находиться под одной крышей. Ты поймешь, когда вырастешь.

— Я не понимаю! — дрожащим голоском говорила Хадижа. — Все было хорошо, вы так любили друг друга! Это все из-за Рании, скажи честно? Это она виновата, эта змея?!

— Т-ш-ш, Рания тут ни при чем! — успокаивала ее мать. — Никто не виноват, но теперь, чтобы не разлучаться, мы вынуждены какое-то время жить вдали от дома.

— А как же папа?..

— Папа будет скучать по тебе, но он бы ни за что не отдал тебя мне, если бы мы сейчас развелись по всем правилам. Я просила его, Хадижа, поверь, просила не раз, но он отказывал мне в просьбе видеться с тобой хотя бы иногда.

— Я не верю! — крупные слезинки градом катились по щекам девочки. — Не верю, что папа мог так поступить! Давай, я его попрошу? Он послушает меня, вот увидишь!

— Нет, Хадижа, нельзя, чтобы сейчас он нас нашел! — возразила Жади. — Саид очень зол на меня, он сделает так, что мы с тобой больше никогда не увидимся!

— Мама! Но приехал дядя Али, давай спросим у него совета, дядя Али что-нибудь придумает!

— Я просила совета у дяди Али, — опечалилась Жади. — Он ничем не может помочь, таковы наши законы — ребенок остается в семье отца, а мать теряет на него все права.

— Какие ужасные законы! — громко всхлипывала Хадижа.

— Не плачь, моя принцесса! — обняла ее мать и принялась легонько укачивать, как в младенчестве. — Мы будем вместе несмотря ни на что! Мы поедем далеко-далеко, к одной доброй женщине, которая нас приютит. Мы будем очень счастливы вдвоем, нам больше никто не нужен!

— Но я не хочу расставаться с папой! — вспылила девочка и вырвалась из ее объятий. — Почему нам нельзя жить, как раньше?!

— Хадижа… — растерянно начала Жади, не зная, что еще сказать дочери в утешение.

Дверь со стуком приоткрылась — хозяйка, услышав плач девочки, решила проведать постояльцев и попытаться успокоить несчастное дитя.

— Давай, я попробую, Жади, — шепотом сказала Неута, проскользнув в комнату.

Она подошла к кровати и присела рядом с плачущей Хадижей, закрывшей лицо руками.

— Хадижа, — осторожно обратилась к ребенку Неута, — твои мама и папа обязательно найдут общий язык, только немного позже. Пока что все растерянные и нервные, но это не навсегда. Ты не прощаешься навсегда с семьей, просто вы с мамой какое-то время поживете в гостях у моей сестры.

— Где? — Хадижа вытерла слезы со щеки тыльной стороной ладони, продолжая грустить.

— В Рио-да-Серейя, это очень красивая деревня на берегу реки, — улыбнулась пожилая женщина. — Ты когда-нибудь видела розовых речных дельфинов? Их там много, они плавают стаями и плещутся прямо у причала. А еще есть огромные разноцветные попугаи, ленивцы…

— Я не хочу дельфинов, — буркнула девочка. — Я хочу, чтобы мама с папой помирились.

— Моя принцесса… — хотела было возразить Жади, но Неута жестом дала ей понять, что все под контролем.

— Они помирятся, не переживай. Вряд ли твои родители снова будут жить вместе, но рано или поздно твой отец смягчится и позволит тебе расти с мамой. В нашей стране очень многие дети так живут — воспитываются одним родителем и встречаются с другим.

— А сейчас?.. — с надеждой спросила Хадижа. — Сейчас он может мне разрешить остаться с мамой?

— Нет, Хадижа, — понуро покачала головой ее мать. — Это наш единственный шанс избежать разлуки, но если ты хочешь жить с отцом, я не буду заставлять тебя ехать со мной. Ты хочешь остаться в Рио?..

— Без папы, — задумчиво начала перечислять Хадижа, — без тети Латифы, Самиры, Амина, тети Назиры, дяди Али, Зорайде, дяди Мохаммеда, моих друзей… Мне будет очень грустно там, в этой деревне. Но без мамы мне будет еще хуже. Поехали поскорее, мама, пока папа нас не нашел.

— Моя принцесса! — просияла Жади, схватила дочь в охапку и радостно закружила по комнате, осыпая поцелуями ее макушку. — Я знала, что ты не откажешься от меня, знала!

— Мама!.. — тихонько всхлипнула Хадижа и снова заплакала, крепко вцепившись в ее плечи.

Суровая в повседневной жизни хозяйка бара расчувствовалась, наблюдая эту сцену. Жади повернулась к ней и благодарно произнесла:

— Спасибо вам, донна Неута! Без вас я лишилась бы своей Хадижи, как я смогла бы жить после этого?

— Дети — это счастье, — умилялась Неута. — Бог не дал нам с мужем детей, но я помогала растить племянника. Я буду молиться, чтобы у вас все было хорошо. Жади, идем, я расскажу тебе, как добраться до Рио-да-Серейя.

* * *

С самого начала рабочего дня Леонидас заметно нервничал. Ситуация с безрассудным увлечением сына марокканкой приобретала все более и более угрожающие обороты — мало того, что она уже имела последствия в виде серьезнейших проблем со здоровьем Лукаса, так еще и грозила крупными неприятностями в бизнесе. Можно было только гадать, что предпримет Саид в качестве шантажа или мести за бегство жены. Саид — опытная акула, в этом Леонидас не сомневался. Опыт в ведении дел, помноженный на пылкость восточного темперамента и многолетнюю вражду — вот уж сочетание не из лучших.

Опасения Леонидаса оказались не напрасными — Саид не заставил ждать своего визита в компанию и попросил о личной встрече с ее директором. Сделал он это вежливо, но настойчиво, с обворожительно-коварной полуулыбкой. Так, что озадаченным сотрудницам было о чем пошептаться у закрытой двери кабинета начальника.

— Сеньор Леонидас, — Саид протянул руку деловому партнеру и твердо пожал его кисть, глядя прямо в глаза. — Сожалею, что пришлось потревожить вас без предупреждения, но возникли непредвиденные обстоятельства, о которых я счел нужным сообщить вам лично.

— Присаживайтесь, сеньор Рашид, — учтиво предложил ему глава компании. — Сейчас я попрошу донну Кларисси принести нам кофе.

— Не стоит утруждаться, — вновь слегка растянул губы в улыбке Саид. — Вопрос носит не только деловой, но и личный характер.

— Неужели? — изобразил удивление Леонидас, тщательно стараясь скрыть свою обеспокоенность. — Я внимательно вас слушаю.

— У меня сложилась непростая семейная ситуация, сеньор Леонидас, — вещал марокканец, внимательно изучая реакцию визави на каждое слово. — Боюсь, что она ставит под угрозу наше сотрудничество, так как сейчас я буду целиком и полностью занят решением своей проблемы. Но если бы вы посодействовали мне в этом…

— Что вы имеете в виду, Саид? От лица компании я готов оказать вам любую помощь и поддержку!

— Моя жена и дочь исчезли при невыясненных обстоятельствах, — выпалил Саид.

— Какой ужас! — от напряжения на лбу Леонидаса проступили небольшие капельки пота. — Чрезвычайно сочувствую вашему горю!

— По правде говоря, не все так уж трагично — жена оставила мне записку на прощание. Видите ли, сеньор Леонидас, Жади очень эксцентричная женщина, легко поддающаяся влиянию. Возвращение на родину напомнило ей о каких-то старых переживаниях, потрясениях… Проще сказать, Жади попала под дурное влияние. Незадолго до исчезновения она активно общалась с некой Иветти Симас…

— Иветти?! — Феррас побагровел от неожиданности и возмущения.

— Вам она знакома? — с невинным выражением лица спросил Саид.

— Да, да, — растерянно пробормотал Леонидас, поняв, что предстал перед деловым партнером не в самом выгодном свете. — Имел несчастье пересечься с ней два или три раза в жизни. Совершенно безбашенная особа, не соблюдающая никаких границ личного пространства.

— Кажется, она наговорила чего-то Жади, убедила ее начать вести образ жизни, далекий от наших обычаев. Думаю, что стоит расспросить донну Иветти, она может знать о том, куда направилась Жади.

— Я непременно найду ее и поговорю с ней! — с жаром заверил Леонидас Саида. — Можете не сомневаться на этот счет!

— Приятно иметь таких понимающих и отзывчивых партнеров, — довольно улыбнулся Рашид. — Я знал, что могу на вас рассчитывать. Было бы очень обидно прерывать наше сотрудничество, ведь вы понимаете, что мое предприятие — надежный проводник бразильских компаний на восточный рынок, а времена сейчас нестабильные, котировки акций падают…

— Несомненно, несомненно! — натужно улыбался Леонидас, внутренне проклиная Лукаса с Иветти на чем свет стоит.

— Прекрасно, сеньор Леонидас. Рад, что вы понимаете это.

Пробеседовав с гостем еще минут двадцать, Леонидас выпроводил его с тяжелым камнем на сердце. Он залпом выпил приготовленный секретаршей кофе и погрозил кулаком в пустоту, оставшись в одиночестве у себя в кабинете.

— Я еще с тобой разберусь, Иветти! — грозно пробурчал он. — Хочешь войны — ты ее получишь!

Иветти удобно расположилась в гостиной вместе с подругами за просмотром сериала. Очередная мыльная телесага захватила их настолько, что никто из трех подруг сразу не среагировал на резкий звук дверного звонка. Когда звонок повторился, Иветти лениво потянулась и отставила блюдо с поп-корном на столик.

— Неужели курьер наконец-то доехал? — встала она с дивана, направилась к двери и недовольно прокричала: — Я иду, иду, зачем так мучить кнопку?! Наши барабанные перепонки не резиновые!

— А может, это Львеночек? — плутовато улыбнулась Лауринда и отправила в рот очередную порцию воздушной кукурузы. — Признайся, Иветти, чем ты довела его на этот раз?

— Понятия не имею, — хмыкнула блондинка и щелкнула дверным замком.

— Иветти! — Леонидас ворвался в дом без всякого приглашения. По дикому взгляду его глаз и съехавшему набок галстуку можно было догадаться, что вот-вот разразится страшная буря. — Нам нужно срочно поговорить!

— Хорошего человека и вспомнить нельзя, — растянула губы в неловкой улыбке Лауринда. — Как дела, Леонидас?

— Лучше не бывает! — взвинченным тоном ответил тот. — А благодарить за все нужно вот эту безответственную и подлую женщину! — театрально указал он на Иветти.

— Что-о?! Да как ты смеешь, хам, нахал! — не осталась в долгу Иветти. — Врываешься сюда, как к себе домой, еще и смеешь оскорблять меня?!

— Ну, мы с Сониньей пойдем — в магазине полно дел, — Лауринда потащила за собой молодую подругу, которая совсем не прочь была понаблюдать за красочным действом.

— Я спрашиваю тебя, Львеночек, — грозно вопрошала Иветти, — по какому праву ты позволяешь себе такие вольности?

— А по какому праву ты решила, что можешь рушить мою жизнь?! — кричал Леонидас.

— Это я разрушила твою жизнь? — разразилась гомерическим хохотом блондинка. — Вот подожди, я доберусь до суда, и ты будешь выплачивать мне пожизненную компенсацию за моральный ущерб! Если кто и разрушил чью-то жизнь…

— Какого черта ты помогала этой марокканке?! — без обиняков перешел к делу Леонидас.

От неожиданности Иветти даже притихла на секунду-другую. Она слегка наклонила голову набок и вкрадчиво спросила:

— А твое, прости, какое дело, кому я помогаю, а кому нет?

— Очень хорошо, — раздраженно мерил шагами гостиную бизнесмен, — я поясню тебе на пальцах, раз ты такая «сообразительная». Ты можешь водить дружбу с кем хочешь, но конкретно у этой женщины есть муж, мой деловой партнер, от которого сейчас зависит очень многое в делах моей компании.

— И?

— Ты меня скомпрометировала, Иветти, очень сильно скомпрометировала, — на глазах терял терпение Леонидас. — Вот только не надо притворяться, что ты ничего не знала об интрижке марокканки по имени Жади и моего сына!

— Я все еще не вижу никакой логической связи, — нарочно изводила бывшего возлюбленного Иветти.

— Где ты ее прячешь?!

— Что?..

— Где ты ее прячешь? — сурово повторил вопрос Леонидас. — Не делай удивленный вид, это вы с Лукасом на пару организовали ее побег!

— Жади сбежала? — остолбенела Иветти и тут же картинно перекрестилась. — Слава Господу, ей удалось! Как я рада! Когда это произошло?

— Нет, она издевается! — проговорил в пустоту Феррас. — Эта женщина хочет довести меня до инфаркта!

— Львеночек, я вполне серьезно, — мигом успокоилась Иветти и даже попыталась усадить гостя на диван. — Я ничего не знаю о том, где сейчас находится Жади. Да, у нас был уговор с Лукасом, что я помогу Жади, если что-то пойдет не по плану…

— Ага-а! — поймал ее на слове Леонидас. — Так вы все-таки делали это вместе!

— Ты хочешь сказать, что нужно было спокойно закрыть глаза на издевательства над несчастной? — возмутилась Иветти. — Всегда знала, что ты, Львеночек, трус, не уважающий женщин!

— Иветти, Иветти! — схватился за голову в отчаянии Леонидас. — Это их семья, их проблемы! Они восточные люди, у них свои порядки, свой менталитет… Вы с Лукасом ни на секунду не задумались, в какое положение ставите меня перед Саидом Рашидом. Ведь он не идиот и прекрасно все понял! Он пришел сегодня утром в компанию и полчаса в открытую глумился надо мной. Ты хоть понимаешь, насколько Саид влиятельный бизнесмен? Контракт с ним обеспечит нам выход на восточный рынок, но только представь, что случится, если репутация фирмы окажется подмочена отвратительной скабрезной историей! Один деловой партнер крадет жену у другого! О поставках за океан придется забыть, я уже не говорю о ситуации на бирже! Я пойду по миру, Иветти, а вместе со мной вся семья: сын-инвалид, невестка, не работавшая ни дня, и внучка-студентка. Ради этого я всю жизнь горбил спину, да, Иветти?! Лишь потому, что ты решила поиграть в благородство и научить феминизму случайную подружку из Марокко?

— Львеночек, давай не будем спорить. Ты все равно останешься при своем мнении, а я при своем.

— Я не собирался с тобой спорить, мне это даром не нужно! Я пытаюсь понять, что мне делать и как выйти из этой ужасной ситуации.

— Знаешь что, пусть этот Саид Рашид боится подмоченной репутации, — хмыкнула Иветти. — Запирал жену дома, обрубал ей все связи, как какой-нибудь средневековый варвар. И ты говоришь мне, что от такого человека зависят судьбы экономики? Теперь ясно, почему мы так отвратно живем.

— Опять демагогия. Иветти, Богом заклинаю, — взмолился Феррас, — если тебе известно хоть что-нибудь, скажи мне!

— Мне ничего не известно. Даже если бы и было известно, я бы не сказала — не в моих правилах предавать дружбу и выдавать чужие тайны.

— Если ты так говоришь, значит, что-то знаешь, — с подозрением прищурился Леонидас.

— В десятый раз повторяю: нет! Но все-таки, куда подалась Жади? Насколько я знаю, в Бразилии у нее нет никого, к кому можно было бы обратиться за помощью в таком деле.

— Саид, похоже, солидарен с тобой.

— Боже мой, я начинаю волноваться! — забеспокоилась Иветти и машинально налила в стакан воды из графина.

— Она начинает волноваться! — передразнил бывшую возлюбленную Леонидас. — За меня она не волнуется, как не волнуется и за Лукаса, который нуждается в дорогостоящем лечении, а может разориться по ее глупости. Зато какую-то залетную чадру она пожалела по полной программе!

— Вот что, Львеночек, иди-ка из моего дома подобру-поздорову! — вышла из себя блондинка. — Строить по линейке будешь своих драных кошек, с которыми ходишь по ресторанам!

— Ты не в себе, Иветти, ты бредишь!

— Я брежу?!

— Да! И учти, если ты продолжишь мне пакостить…

— И что ты сделаешь? — тряхнула волосами Иветти и гордо вскинула голову.

— Я!.. — яростно топнул ногой Леонидас, невольно любуясь, однако, статью и красотой роскошной женщины, от чего злился еще больше. — Я… Я приму меры, вот что!

— Давай-давай, хочу на это посмотреть! — саркастическим смехом ответила она ему.

— Будь ты проклята! — раздосадованно воскликнул Феррас и ни с чем ринулся вон из квартиры.

— Взаимно! — крикнула ему вдогонку хозяйка. — Передавай привет драным кошкам! И Далве, пусть не скучает! Нахал!

Иветти с такой силой захлопнула за незваным гостем дверь, что зазвенела вся стеклянная посуда. Она с минуту стояла у порога рассвирепевшая, возмущенная и совершенно растерянная. Едва приведя мысли в порядок, Иветти пригладила обеими руками слегка растрепавшиеся волосы, глубоко вздохнула и спросила вслух саму себя, глядя в зеркало:

— Так где же Жади?

Дом Мохаммеда после известия об исчезновении Жади с Хадижей напоминал гудящий военный штаб. Хозяин бегал от собственной торговой лавки до дома и обратно в компании своего родственника Мустафы и без конца охал, ахал и причитал о позорном несчастье. Его жена была обеспокоена не меньше — она переживала не только за судьбу сумасбродной кузины и маленькой племянницы, но и за судьбу всей семьи, ведь бегство Жади из дома мужа нанесет сильный удар по репутации Рашидов, и один Аллах знает, во что может вылиться этот скандал. Любопытным Самире и Амину было велено подняться наверх и не выходить из своих комнат, по крайней мере, до обеда. Расспросы детей о случившемся пресекались их отцом на корню — не стоит подавать подрастающему поколению дурной пример и тревожить их неокрепшие умы.

Градус паники слегка сбивал, как всегда, спокойный и рассудительный сид Али, хотя и он был встревожен ситуацией не меньше остальных. Оставшись на кухне наедине с Зорайде, он без злобы, но со всей серьезностью начал расспрашивать перепуганную служанку о подробностях происшествия.

— Говорю же вам, сид, — оправдывалась она, то краснея от стыда, то бледнея от страха, — Жади обманула мои глаза и уши, я ни в чем не виновата!

— Зорайде, — тяжело вздохнул Али, — поздно выяснять, кто виноват, а кто нет. Нужно думать, как помочь Жади и Хадиже выпутаться из западни, в которую они угодили по неразумию Жади, и не увязнуть в беде еще больше. Если тебе известна хоть какая-нибудь малость, не таи ее от меня. Я не твой враг, Зорайде, я не стану тебя наказывать. Есть Тот, Кто гораздо выше меня, и Он не терпит лукавства. Помни, твоя ложь обернется против тебя на Страшном Суде.

— Хо… хорошо, сид Али, — сдалась Зорайде. — Жади говорила мне незадолго до вчерашнего вечера, что хочет бежать под покровительство Лукаса.

— Лукаса? — задумчиво переспросил Али, теребя короткие седые волоски на подбородке. — Что ж, это многое объясняет. Я попробую наладить с ним контакт и воззвать к его благоразумию. Аллах всемогущий, ну и положение…

— Вы думаете, что Лукас знает, где Жади с Хадижей?

— Я почти уверен в этом, Зорайде. Хотя-я…

Старый марокканец устало опустился на деревянный стул, склонил голову и подпер ее ладонью.

— Я очень боюсь, сид Али, — призналась Зорайде, присев рядом с ним.

— Ты знаешь что-то еще? — с подозрением взглянул на нее Али.

— Нет, сид, но…

— Ты что, гадала?!

Зорайде вместо ответа виновато потупила глаза.

— Это грех, Зорайде! Будущее известно только Аллаху, Он не одобряет тех, кто пытается приоткрыть его завесу! — рассердился старик, но после некоторой паузы все же спросил: — Что ты там такого страшного нагадала?

— Это очень странное видение, сид. Река, два рукава реки, а на их пересечении водоворот, который затягивает в себя все живое и неживое. Что бы это могло значить, сид Али?

— Река, водоворот… — не без раздражения повторил Али, встал со стула и направился в гостиную. — Это просто чепуха, не имеющая смысла, как и все гадания. Больше не делай этого.

* * *

Рания успела многократно пожалеть о том, что добровольно ввязалась в авантюру первой и страстно любимой жены Саида. Жади больше не было в их доме, но она полностью заняла мысли мужа, не оставляя ни просвета, ни щелочки, ни шанса для кого-либо еще. Пусть это выражалось в страшном гневе, способном смести все на своем пути, но все же это были живые и горячие чувства. То, чего Саид даже на толику не испытывал к Рании, что невероятно ранило молодую жену.

Прислуга вела себя тише воды ниже травы — все были до смерти перепуганы яростью хозяина и про себя подозревали и винили друг друга. Вряд ли у кого-то могла возникнуть мысль, что соучастницей беглянки являлась ни кто иная, как новоиспеченная хозяйка, которая битый час неподвижно сидела в гостиной, ожидая мужа.

Саид вернулся к обеду. За прошедшие ночь и утро он побледнел и будто бы осунулся и состарился. Одному Богу известно, чего стоило ему снова переступить порог наполовину опустевшего дома, где больше не было слышно звонкого смеха Хадижи, заводной музыки для танцев и голоса Жади. Он быстро прошествовал куда-то в комнаты, проигнорировав робкое приветствие второй жены.

— Она не могла убежать далеко, — бормотал он себе под нос, ища что-то в спальне Жади, — без документов она вряд ли покинет даже пределы Рио.

Вдруг его ум поразило внезапное и очень нехорошее подозрение. Не теряя ни секунды, Саид бросился к своему сейфу и открыл металлическую дверцу. Внутри не было ни паспорта Жади, ни свидетельства о рождении о Хадижи, ни их медицинских страховок.

— Не может быть! — застыл в ужасе Саид. — Как она узнала шифр?

Воспоминания в голове проносились со скоростью бешеной перемотки. Память зацепилась за коротенький, ничего вроде бы не значащий эпизод: Рания просит его достать кое-какие документы и стоит рядом, пока Саид открывает сейф.

— Рания! — в бешенстве выкрикнул Саид и бросился в гостиную.

— Хабиби, ты звал меня? — испуганно откликнулась Рания.

Саид молча подошел к ней вплотную и посмотрел в ее глаза испепеляющим взглядом.

— Это сделала ты, — холодным, безапелляционным тоном проговорил он.

— Что сделала, любимый? — сжалась в комок девушка.

— Не притворяйся! Ты подсмотрела шифр от сейфа с документами и сообщила его Жади!

— Нет, нет, это не так! — пустилась в плач Рания.

— Шифр знаю только я, — продолжал чеканить каждое слово Саид. — Я не сообщал его никому, его можно было только выудить обманом.

— Я не знаю, о чем ты говоришь!

— Не знаешь? Не знаешь?! — распалялся марокканец. — Тогда идем со мной, может быть, ты найдешь пропавшие документы?!

— Не надо! — взмолилась Рания, чуть не падая перед мужем на колени. — Да, это я подсмотрела шифр для Жади, но я не знала, для чего ей это нужно! Клянусь, эта змея обманула меня!

Саид издал нечеловеческий крик и занес руку над лицом Рании для удара, но осуществить намерение ему не хватило духу.

— Неверная! — в бессильной злобе прошипел он. — Я женился на тебе для того, чтобы свет лампады Аллаха не погас в моем доме, чтобы ты была моей женой и спутницей, а не предательницей, но я пригрел на груди ядовитую змею!

— Хабиби, прости меня! — рыдала девушка.

— Я с тобой развожусь!

Рания закрыла лицо ладонями, услышав жестокие слова.

— Я с тобой развожусь!

— Нет, Аллах, не допусти этого! — тихо простонала она.

— Я с тобой развожусь!

Что-то оборвалось внутри и сильно закровоточило. Рания изможденно рухнула на шелковые подушки лицом вниз, чуть заметно сотрясаясь дрожью, разом охватившей все тело. Единственное, чего в этот момент хотелось молодой девушке — это умереть. Во всяком случае, как говорил один из древних пророков, мертвые стыда не имут.

Несколько дней спустя

Амазонка, величайшая из рек, раскинула свои могучие рукава на огромной территории посреди непроходимых джунглей, болотных низменностей, плантаций орехов, бананов и каучука. Ее русло распадается на множество притоков, на берегах которых до сих пор встречаются полудикие индейские племена, живущие в своих закрытых селениях, но выше по течению все чаще и чаще можно увидеть лица европейского типа. Этот воистину еще не тронутый цивилизацией край завораживает и пугает одновременно — ни один человек не способен остаться равнодушным и не преклониться перед величием природы, оказавшись в таких местах.

Жади жила в Бразилии семнадцать лет от рождения от юности, но такой Бразилии она не знала. Их с дочерью путь лежал через Минас-Жейрас, Гояс, Токантинс вдоль границы Мараньяна прямиком в штат Пара, а именно — к берегам залива Гуажара, что расположился в устье Амазонки. Всю дорогу Жади рассматривала в окно автобуса красивейшие виды дикой природы с восторгом семилетней девочки, впервые оказавшейся в океанариуме или как минимум в зоопарке.

— Хадижа, смотри, там на ветке сидит настоящий тукан! — тормошила она дочь. — Смотри же, мы сейчас его проедем!

Насупившаяся Хадижа сидела рядом с матерью и совсем не разделяла ее радости. Уши, шею и руки маленькой модницы больше не украшало марокканское золото, подаренное отцом, густые черные волосы были заплетены в косичку, а вместо закрытого свободного платья на ней были надеты голубые джинсы и кофта с длинными рукавами и изображенным на груди героем какого-то мультфильма. В таком виде девочка была похожа не на арабку, а на обыкновенную метиску, словно она родилась вовсе и не в Марокко, а где-то в северных широтах Бразилии. Да и Жади, сменив имидж, практически ничем не отличалась от среднестатистической, хоть и весьма привлекательной бразильянки — этот ход подсказала им Неута, чтобы беглянки не оказались узнанными по пути.

— Мама, мы едем надолго в эту… деревню? — недовольно спросила Хадижа, взглянув на мать исподлобья.

— Не знаю, моя принцесса, — улыбка моментально сползла с лица Жади, как только она заметила, что дочь в плохом настроении. — Аллах все устроит. Я найду работу, буду зарабатывать деньги, мы купим свой домик на берегу реки, разве это не замечательно?

— Я знаю, но неужели мне теперь всю жизнь жить без папы? — девочка надула губы и кое-как сдерживалась, чтобы не заплакать. — А как же я выйду замуж, кто найдет мне мужа, когда я созрею и вырасту? Я останусь бесплодной, без семьи и детей?.. Аллах, я не хочу такой судьбы!

— Ты не останешься без семьи, ну что ты говоришь, моя принцесса! — поцеловала ее в лоб мать. — Вдруг ты влюбишься в кого-то и выйдешь замуж по велению сердца? Поверь, это гораздо лучше, чем всю жизнь мучиться с нелюбимым мужем… — Жади прикусила язык, поняв, что она проговорилась, но Хадижа в силу детского восприятия не смогла правильно истолковать ее слов.

— Почему с нелюбимым? Я полюбила бы его тогда, когда вышла бы замуж, все так делают! Ведь ты тоже любила папу, пока вы не рассорились!

— Хадижа, смотри лучше, какие красивые облака над лесом, — постаралась отвлечь ее внимание Жади, чтобы не продолжать неловкую беседу с ребенком.

Дорога была долгой и утомительной, но Жади не ощущала ни малейшей усталости, настолько сильно она воодушевилась открывшейся перед ней свободой, пусть и на краю земли. С Рио-да-Серейя не существовало сухопутного сообщения: добраться туда можно было только по одноименному притоку реки Рио-Капин на катере, который отплывал из порта Белена, столицы штата, каждые два часа. Помимо пассажирского речного транспорта существовал и грузовой, которым пользовались, в основном, в промышленных целях.

До отплытия оставалось довольно много времени, и с автовокзала Жади вместе с Хадижей отправилась гулять. Белен был по-своему шикарным городом — в сравнении с близлежащими населенными пунктами, конечно же. Его высотные здания были видны далеко с залива, парки утопали в зелени, старинные католические храмы и бывшие усадьбы плантаторов поражали изяществом архитектуры прошлых веков.

— Хадижа, купить тебе что-нибудь? — с улыбкой поинтересовалась Жади, прохаживаясь вдоль торговых рядов на главном рынке, где от изобилия товаров разбегались глаза.

— Нет, мама, спасибо, я ничего не хочу, — хмуро ответила девочка.

— И все-таки я хочу сделать тебе подарок, не отказывайся! — настаивала ее мать. — Взгляни, какая красивая кукла! Какая забавная плюшевая обезьянка!

Хадижа вдруг перестала сдерживаться и горько заплакала, закрыв лицо руками. Жади присела перед ней на корточки и растерянно погладила по волосам, чтобы успокоить.

— Моя принцесса, что с тобой случилось? Посмотри, как тут красиво, разве тебе не нравится этот город?

— Мама, я хочу домой, — сквозь слезы проговорила Хадижа. — Я больше никогда не увижу своей комнаты и кукол?

— Радость моя! — с сожалением воскликнула Жади и обняла дочь. — Мне тоже очень грустно, но я радуюсь тому, что мы с тобой вместе несмотря ни на что.

— Если тебе грустно, зачем ты оставила папу?..

— Я когда-нибудь все расскажу тебе, Хадижа. Ты поймешь свою маму, когда подрастешь. Обязательно поймешь.

* * *

Быстроходный катер рассекал на тысячи искрящихся на солнце брызг чистые, в отличие от мутных илистых вод амазонской низменности, речные волны. Капитан, высокий статный индеец средних лет, уверенно вел свое судно и попыхивал курительной трубкой. Большинство пассажиров относились к плаванию как к ежедневной рутинной поездке на метро, ведь вдоль побережья было раскидано немало деревень, откуда люди добирались на работу и обратно, но только не Жади. Жади подставила лицо солнцу и встречному ветру и протянула руку за борт, ловя водяные брызги. Лишь одно обстоятельство омрачало ее счастье — трусость и предательство Лукаса. Марокканка до сих пор не верила или не хотела верить, что двадцать лет сладко-горьких грез оказались напрасной тратой времени, но загоняла тягостные думы в самые дальние уголки сознания, иначе она попросту рисковала сойти с ума. Здесь и сейчас важно лишь то, что она с дочерью вдали от Саида.

За очередной излучиной речное русло начало заметно сужаться. Вдали показался пирс и небольшие деревянные дома, стоящие на сваях примерно в метре над поверхностью земли — такая конструкция позволяла избежать их затопления во время сезонного разлива реки. За бортом катера проплыл розовый дельфин, совершенно не боясь ни людей, ни судна.

— Хадижа, мы наконец-то приехали! — радостно воскликнула Жади, глядя в сторону пирса. — Мы в Рио-да-Серейя!

У пристани стояли и оживленно переговаривались трое мужчин и две женщины. Появление с только что прибывшего катера незнакомки с саквояжем и десятилетней девочки весьма удивило жителей деревни. Самый активный и говорливый из них — седой усатый старик, похожий на председателя местного правления, не преминул познакомиться с таинственными гостьями.

— Сеньора, вы кого-нибудь ищете? — заинтересованно спросил он у растерянно озирающейся по сторонам женщины с запиской в руке.

— Да, — кивнула она, — я ищу донну Флоринду Менесес ди Канту, вы знаете ее?

— Флор? — разинул рот от удивления старик. — Конечно, все знают Флор! Простите, а вы кем ей будете?

— Я… родственница мужа донны Неуты, меня зовут Жади, — ответила гостья согласно заученной легенде. — Я приехала погостить у донны Флор вместе с дочерью.

— А-а-а! — простодушно заулыбался житель деревни и протянул загорелую морщинистую руку. — Добро пожаловать! Я Орестес, да вы, наверное, сто раз слышали обо мне от Карлоса! Как он поживает? Как его больное колено?

— Все хорошо, — улыбнулась в ответ Жади, чуть не ляпнув по привычке: «Слава Аллаху».

— А кто это у нас тут такой смурной? — бодро обратился Орестес к девочке. — Как зовут прекрасную принцессу, которая прибыла издалека в наш дельфиний край?

— Хадижа, — все еще дуясь на весь белый свет, представилась она.

— Имя под стать принцессе! Ах, старый я дурак! Стою, треплюсь языком, а сам даже не помог даме нести вещи. Идемте, я провожу вас к Флор.

Он подхватил саквояж Жади, и втроем они побрели мимо аккуратных домиков по центральной улице, встречаемые любопытными взглядами женщин и детворы.

— Вы из Белу-Оризонти? — спросил Орестес по пути.

— Нет, из Рио-де-Жанейро, — кратко поведала Жади.

— Не знал, что у Карлоса родня в Рио. А впрочем, чему удивляться — Рио и Сан-Паулу как два огромных магнита, тянут к себе народ со всей Бразилии, будто они резиновые, — ворчливо заметил старик. — Скоро в провинции вообще никого не останется, и все северные города опять затянет джунглями и занесет песком, вот чего добьются эти карьеристы! На родине им кисло, видите ли! Вы уж простите, что так говорю, не хотел обижать покойника.

— Кого?! — поразилась Жади.

— Ренату, неужто вы не догадались? Вот пример того, как большие города губят людей.

— Ах, да-да, — растерянно кивнула Жади, абсолютно не понимая, о чем идет речь.

— Только Флор не говорите, что я про ее сына так сказал, она меня не простит. Скажет, что я напраслину на парня возвожу, но ведь это чистая правда! Не сунулся бы он в осиное гнездо, остался бы жив, спокойно работал бы в Пара. Так нет, понесло его в Рио-де-Жанейро за богатством и счастьем! Святая Дева Назаретская, бедная Флор. У меня за нее до сих пор сердце кровью обливается.

— О чем говорит сеньор, мама? — не выдержала Хадижа.

— Хадижа, это взрослый разговор, — мягко осадила ее мать.

— Орестес, это ты? — послышалось из уютного дома с бамбуковой верандой.

— Флор, я привел тебе гостей, встречай! — надувшись от важности, выкрикнул старик.

На крыльцо вышла немолодая хозяйка в простом хлопчатобумажном сарафане на толстых бретельках и в плетеных сандалиях. Иссиня-черные ее волосы были убраны в пучок на затылке, смуглое, чуть квадратное из-за широкой нижней половины лицо и добрый, немного печальный взгляд темно-карих глаз говорили о том, что когда-то эта женщина могла похвастаться невиданной красотой. Судя по чертам лица, в ней смешались креольская, индейская и европейская кровь — обычное явление для Бразилии.

— Жади! — обрадованно раскинула она руки и спустилась по деревянным ступеням. — Очень рада тебя видеть, Неута предупредила меня о вашем приезде! Прости, что не встретила вас у пристани — вчера выдалось тяжелое дежурство, и я спала, как убитая. Орестес, спасибо, что спас положение, без твоей помощи я бы сильно ударила в грязь лицом! — рассмеялась Флоринда. — Идемте, идемте скорее в дом.

Она помогла внести вещи и закрыла за гостями входную дверь. Внутри, вопреки ожиданиям Жади, было вполне уютно и цивилизованно — в доме были вода, газ, электричество, недорогой, но свежий ремонт, а также вполне приличная мебель без намека на ветхость.

— Спасибо вам, сеньора, я не знаю, как вас благодарить за приют! — повернулась к хозяйке Жади.

— Неута рассказала мне по телефону о том, в какой ситуации вы оказались, — Флоринда деловито поставила чайник на плиту. — Знаешь, мы, деревенские, привыкли помогать друг другу. Для нас нет ничего странного в том, чтобы приютить у себя человека, оставшегося без крова, накормить голодного, заступиться за беззащитного. Я не считаю это подвигом и советую тебе относится к моему гостеприимству просто как к добровольному жесту души.

— Мы не будем обременять вас! Я найду работу, найду свое жилье, мне лишь нужно встать на ноги…

— Не переживай, — вновь мягко улыбнулась женщина. — Вы меня нисколько не потесните, напротив, я очень рада тому, что в моем доме снова появились люди. И дети! — взглянула она на Хадижу. — Ну, Хадижа, как тебе Рио-да-Серейя?

— Почему река так называется? — удивилась девочка. — В ней что, живут русалки?

— Если верить старинной индейской легенде, то да, — приговаривала Флоринда, раскладывая угощение для усталых путников по тарелкам. — За всю жизнь я не видела ни одной, но раз народ говорит, значит, это правда.

— Русалок не существует! — возразила Хадижа, оттаивая понемногу.

— О, в мире много чудес, Хадижа! — загадочно проговорила хозяйка. — Мойте руки и садитесь за стол. Вы, должно быть, сильно проголодались с дороги.

— …Восемнадцать, девятнадцать, двадцать, — сосредоточенно считал Лукас, сгибая и разгибая локоть. В его кисти была зажата двухкилограммовая гантель, тренироваться с которой он начал сравнительно недавно. Упражнения помогали хоть сколько-нибудь отвлечься от тревог, но, по правде говоря, на тот уровень стресса, который приходилось переживать Лукасу, нужны были не гантели, а марафонская пробежка вдоль всей береговой линии Рио или часов семь изнурительной работы в тренажерном зале.

— Достаточно, вы можете отдохнуть, — прервала его Малу, следившая за ходом тренировки.

— Я уже обзвонил все больницы, все морги, — в смятении сказал Лукас, вернувшись мыслями к исчезновению Жади. — Не имею ни малейшего понятия, куда пропала Жади.

— Я не сомневаюсь, что она жива и здорова, — заверила его сиделка, делая какую-то пометку в записной книжке, — но вряд ли ваша подруга все еще в Рио. Она могла уехать куда угодно.

— Ей некуда ехать, Малу, это исключено, — возразил Лукас, и внезапно его посетила догадка: — Если только она не достала билеты в Фес. Точно, она могла найти деньги на билеты и улететь в Фес!

— Этот вариант имеет место быть, — согласилась Малу. — Человек ведь не может провалиться сквозь землю, так?

— Это все моя вина, — корил себя больной. — Знаете, Малу, чего я не могу простить себе? Того, что в самые решающие моменты своей жизни я делаю идиотский пас назад и расплачиваюсь потом за это годами.

— У вас будет возможность это исправить. Решающие моменты в жизни еще не закончились.

— А я в этом не уверен, — хмыкнул Лукас. — Жади, должно быть, очень зла на меня. Я опять ее подвел, хоть и не хотел этого, клянусь.

— Вы предлагали ей более рациональный способ решения проблемы, — пожала плечами Малу. — В чем же ваша вина, сеньор?

— Впервые я оставил Жади, когда мне было двадцать, — проигнорировал ее замечание Лукас и пустился в воспоминания юности. — Мой отец был категорически против нашего союза, ее дядя собирался выдать ее замуж, ситуация казалась безвыходной. Но все же нашелся один человек, который согласился помочь нам с Жади — Иветти. И нужно-то было всего лишь прийти в условленный час в условленное место с вещами. Она ждала меня там, Малу, ждала, а я…

Сиделка с сочувствием покачала головой, искренне сопереживая подопечному.

— А я струсил, — продолжал тот. — Лег на диван и лежал так целый час, может, два — уже не помню. Мне просто нужно было встать и пойти навстречу счастью. Вместо этого я упустил его, и теперь, похоже, навсегда.

— Вы не можете знать этого наверняка. Возможно, вас тогда ждало счастье с этой женщиной, но, возможно, и нет. Все равно уже нельзя вернуться назад и проверить. Несбывшиеся мечты имеют весомое преимущество над реальностью именно по причине своей несбыточности.

— Малу, даже вы в меня не верите, — усмехнулся Лукас.

— Я не говорила этого. Представляю, какую досаду вы испытывали и испытываете, но сейчас ваша первоочередная задача — это реабилитация. Направьте все силы на выздоровление.

«Было бы ради чего выздоравливать», — с тоской подумал Лукас. Их разговор прервала Далва, по растерянному — что случалось нечасто — виду которой нельзя было предположить ничего хорошего.

— Лукас, там пришел… — замялась она, делая забавные жесты руками, будто пыталась таким образом описать гостя. — Пришел арабский сеньор, который был у нас на празднике, помнишь?

— Кто? — широко распахнул глаза Лукас.

— Его зовут Али.

— Сеньор Али?! Пригласи его сюда.

— Может, не надо, сынок?..

— Далва!

— Хорошо, хорошо. Если что, я буду рядом, только позови.

— Что ж, сеньор Лукас, продолжим тренировку позже, — поднялась на ноги Малу, оправила подол униформы и вышла вслед за Далвой.

— …А он не переутомляется от этих занятий? — донеслись до Лукаса обрывки их разговора.

Минуту спустя на пороге комнаты больного появился сид Али в своем коричневом костюме свободного кроя. Он вошел, широко улыбнулся Лукасу и протянул ему руку:

— Ас-саляму алейкум, Лукас! Как поживаешь, как твое здоровье?

— Сеньор Али! — улыбнулся тот в ответ. — Как видите, мне уже гораздо легче, чем сразу после падения.

— Машалла! Я очень рад, что тебе стало лучше. Желаю скорейшего восстановления, Лукас.

— Спасибо, но вряд ли это возможно. Неважно, присаживайтесь, — перевел разговор на другую тему больной. — Вы хотели что-то сообщить мне или о чем-то спросить?

— И то, и то, — с некоторой неловкостью начал Али. — Вопрос довольно деликатный, он касается…

— Жади? — закончил за него Лукас.

— Да, моей племянницы Жади. Она исчезла почти неделю назад вместе с дочерью, если точнее, сбежала. Так она сообщила в записке, которую оставила для мужа. Тебе известно об этом? — испытующе взглянул на собеседника марокканец.

— Понимаю, вы думаете, что я помог им с побегом. Я не буду вас обманывать, я действительно хотел укрыть Жади от Саида, но когда узнал о том, что она не одна, а с дочерью, то попытался ее отговорить.

— Вот как… — задумчиво покачал головой Али. — И что же Жади?

— Разозлилась на меня и повесила трубку. С тех пор я ее не слышал и ничего о ней не знаю, — поведал Лукас. — Мой водитель долго искал их с дочерью по ночному Рио, но не нашел ничего, что помогло бы обнаружить Жади.

— Да уж, скверная ситуация, очень скверная, — обреченно вздохнул Али. — Аллах, Жади моя вечная головная боль! А ты, Лукас, разве ты не знал, в каком положении может оказаться женщина-мусульманка, сбежав от мужа? Зачем ты потворствовал ей?

— Но я слышал от нашей общей знакомой, что Саид жестоко с ней обращался! — не сдержал возмущения Лукас.

— Брак — это дело двоих. Иногда ближайших родственников, семейного совета или шейха. Никак не посторонних людей, — вкрадчиво сделал акцент на последней фразе марокканец.

— Сеньор Али! — с горькой улыбкой помотал головой Лукас. — Вы же обо всем прекрасно знаете. Если бы со мной не случилось несчастье, сейчас бы я уже просил руки вашей племянницы.

— Просить руки замужней женщины?! Да ведь ты и сам женат!

— В мире существует такая вещь, как развод.

— Знаю, Лукас, зна-аю. Развод для вас, как и брак, значит очень немного. У нас все иначе, мы относимся к этим вещам крайне серьезно. Одной прихоти, чтобы заключить или расторгнуть брак, мало.

— Любовь — это не прихоть, — возразил Лукас. — Почему вы отрицаете любовь?

— Кто тебе сказал? — по-доброму усмехнулся Али. — Мусульмане считают любовь мужа и жены священной, именно поэтому мы допускаем разводы с большой осторожностью. Ведь любовь не может гореть постоянно: иногда она, как костер, горит ярче, иногда затухает на время, и нужно постараться, чтобы разжечь ее вновь. Вы же, женившись, спустя несколько лет понимаете, что страсти улеглись, и считаете, будто любовь умерла. Бежите за новыми ощущениями, хотите снова испытать те чувства, что были поначалу, но уже с другими людьми. Это как всю жизнь проучиться в начальной школе, Лукас, не желая взрослеть и постигать новые высоты.

— Ах, вы совсем не понимаете, о чем я говорю.

— Ты тоже не хочешь взглянуть на ситуацию со стороны, — укорил его марокканец. — Нельзя полагаться на одни чувства, ведь есть еще ответственность перед людьми и Аллахом. А если бы, женившись на Жади, через некоторое время ты бы влюбился в другую женщину, ты оставил бы мою племянницу?

— Это невозможно, сеньор Али! — оскорбленно воскликнул больной.

— Откуда тебе знать? — лукаво пожал плечами Али. — Чувства не подчиняются разуму. Именно поэтому разум должен руководить чувствами, а не наоборот.

— Мне кажется, вы просто никогда не любили, — поддел его Лукас.

Трижды женатый Али лишь задумчиво улыбнулся, вспомнив о чем-то или о ком-то.

— Лукас, давай договоримся. Если вдруг тебе станет известно что-нибудь о Жади, сообщи мне.

— Чтобы вы передали это Саиду? — насторожился Лукас.

— Нет, вовсе нет. Но я очень волнуюсь за нее и за Хадижу. У меня сердце обливается кровью, когда я подумаю, что они могут находиться в опасности, или голодать, или нуждаться в чем-либо. Я должен иметь возможность хоть как-то им помочь.

— Хорошо. Если Жади выйдет на связь, я дам вам знать.

— Спасибо, Лукас, — с благодарной улыбкой сказал Али и, попрощавшись и пожелав больному выздоровления, покинул дом семьи Феррас.

День клонился к вечеру. Лучи закатного солнца пробивались сквозь джунгли и прозрачное оконное стекло в комнату, где Жади раскладывала по полкам в шкафчике их с дочерью вещи. Вещей было не так уж много, но процесс затянулся — Жади то и дело застывала с какой-нибудь мелочью в руках и подолгу смотрела то в окно, то на пустой письменный стол, то на фотографии на полке, аккуратно прибитой к стене. С фотографий на постоялицу смотрели веселые улыбающиеся лица: она без труда узнала Флоринду (в молодости та и впрямь была редкой красавицей), ее сестру Неуту, двое пожилых людей были, вероятно, их родителями, а задорный темноволосый мальчуган — сыном Флор. В стороне отдельно стоял его фотопортрет крупным планом: мальчик превратился в удивительной красоты и стати молодого мужчину с магнетическим — до пугающего магнетическим — взглядом карих глаз. К портрету была прислонена бумажная иконка Пресвятой Девы Назаретской — покровительницы здешних мест, как гласила надпись.

— Это мой сын, Ренату, — пояснила хозяйка, откуда ни возьмись появившаяся в комнате.

— Простите меня за любопытство, донна Флор, — вздрогнула Жади и оторвалась наконец от фотографии. — А где Хадижа?

— Хадижа сидит на кухне и разглядывает мои книжки с картинками.

Флоринда подошла к полке и неосознанным жестом поправила рамку, несмотря на то что рамка стояла ровно.

— Правда, красивый? — с умилением спросила она Жади.

— Очень, — согласилась та. — Что с ним случилось?

— Он был водителем, дальнобойщиком, в последний год возил грузы в Рио и работал там же в одной крупной компании. Однажды на трассе он не справился с управлением и… погиб.

— Я… Мне так жаль вашего сына, — растерянно произнесла Жади, поняв странную до невозможности вещь: она еще ни разу в жизни не говорила никому слов соболезнования. И не слышала, не считая того, что ей сказали после смерти матери, что мертвых нельзя оплакивать. — Аллах да простит его согрешения.

— Это его комната, она долго пустовала. Надеюсь, вас не отпугнет этот факт.

— Вовсе нет! То есть, я хотела сказать, вы же не против…

— Я не хочу превращать эту комнату в мавзолей, — уверенно заявила Флор. — Мой мальчик бы этого не одобрил, я точно знаю.

— Давно вы… одна? — осторожно поинтересовалась Жади.

— Скоро пойдет четвертый год. Но я не жалуюсь. Я по-прежнему нужна людям хотя бы в качестве операционной медсестры, а значит, надо продолжать жить. Теперь у меня появились прекрасные компаньонки, — улыбнулась она, посмотрев на Жади.

— На родине меня могли бы убить за то, что я сделала, — немного невпопад сказала марокканка.

— Господи, о чем это ты? — перепугалась Флор.

— Я пошла против воли мужа, забрала из дома дочь без его ведома, — со слезами на глазах проговорила Жади. — Если меня найдут, мне конец.

— Что ты, девочка, кто найдет тебя в Рио-да-Серейя? Это затерянный край, считай, другой мир.

— А все ради нее, ради Хадижи! Я потеряла всех, но я не могла потерять ее, свою родную единственную дочь! Как же вы… живете с этим…

— Человек — очень одинокое создание, Жади, — потупив взор, ответила Флоринда. — Рано или поздно все тебя оставляют, или ты оставляешь всех, у кого как… Не будем больше о грустном. Идем лучше ужинать, Хадижа уже, наверное, проголодалась.

Сразу после ужина к ним постучались в дверь. Принаряженный Орестес снял соломенную панамку и приветственно помахал ею:

— Дамы! Как насчет вечернего променада?

— Орестес, я на танцы не пойду! — отказалась Флоринда.

— Флор, там сегодня будут танцевать форро, ты обязана пойти! — настойчиво уговаривал ее кавалер. — Покажем молодежи, как надо зажигать, а?

— Я зажигала в операционной до трех ночи, мне уже хватит, — рассмеялась хозяйка. — Мне же не двадцать пять лет, Орестес! Возьми с собой Жади, — предложила она.

— Сеньора, вы не согласитесь составить мне компанию? — галантно протянул руку старик.

— С удовольствием! — заулыбалась гостья и встала из-за стола.

— Мама, я тоже хочу пойти танцевать! — оживилась Хадижа.

— Вечерние танцы не для детей, юная сеньорита, — строго, но по-доброму посмотрел на нее Орестес.

— Почему? — не без обиды воскликнула девочка. — У нас дети всегда танцуют на праздниках вместе со взрослыми!

Жади метнула на дочь испуганный взгляд, боясь, что та ненароком проговорится.

— Может, в Рио дети и продвинутые, а в Пара в девять вечера всем по стакану молока и спать!

— Терпеть не могу молоко! — надулась Хадижа.

— Орестес, ребенок не успел приехать! — вступилась за нее Флор.

— Мама, но мы всегда танцевали вместе!

— Да, моя принцесса, и еще обязательно станцуем не раз, — Жади поцеловала дочь в макушку. — А сегодня тебе надо отдохнуть. Ложись спать, я не буду задерживаться, обещаю!

Хорошо освещенная уличными фонарями, украшенная разноцветными флажками по периметру площадка для танцев находилась в южной части деревни, ближе к джунглям. Там же стояли небольшая таверна и лавка с сувенирами, возле которых толпился народ, не пожелавший танцевать. Из старенького музыкального центра на полную громкость играла музыка в стиле латино, под которую резво отплясывали и смеялись несколько девиц в длинных пестрых расклешенных юбках.

— Форро пока не включали, — слегка расстроился Орестес. — Ну, ничего, самое интересное еще впереди. Как тебе у нас, Жади?

— Чудесно! — завороженно проговорила марокканка, глядя, как ветер колышет флажки на фоне темных крон могучих деревьев. — Мне кажется, здесь я стала легче дышать.

— Еще бы, — приосанился Орестес, — леса Амазонки — это легкие планеты, тут больше кислорода, чем где бы то ни было на земле. Машинной гари, как в Рио, не учуешь, это уж точно!

Жади загадочно улыбнулась — забавному старику было невдомек, что она имела в виду совсем не кислород.

— Дедушка! — послышался сзади звонкий мальчишеский голос.

Жади и ее спутник обернулись: к ним бежал со всех ног светловолосый парнишка лет десяти.

— Нико! — удивился Орестес. — А ты что тут делаешь? Ну-ка, марш домой! Мать будет волноваться!

— Меня мама и послала, — невозмутимо сказал мальчик. — Просила передать, что папа уезжает завтра рано утром, и ей понадобится твоя помощь в лавке.

— Спасибо, я приду, а теперь беги домой, нечего тебе тут торчать. Плутишка, — добавил он вслед бегущему по пыльной дороге в разношенных сандалиях внуку. — Детей надо воспитывать в строгости, особенно мальчиков. Только отвернешься — а они уже нашкодили. Флор с Ренату однажды такого мальца из кузова достали, кое-как потом его деревню нашли. Вот переполоху-то было!

Жади уже не слушала болтовню Орестеса — ее увлекла зажигательная мелодия незнакомого танца. Движения его были несложны, гораздо легче, чем движения танца живота, но не лишены грациозности. Жади вышла на середину площадки, приковав к себе внимание танцующих, и с лучезарной улыбкой начала повторять за ними.

— Неплохо, — снисходительно резюмировала молодая девушка с распущенными волнистыми волосами цвета каштана, выплясывающая рядом. — Но такая юбка, как у тебя, не подходит для каримбо — она слишком узкая.

— Я впервые его танцую, — все так же улыбаясь, ответила ей Жади.

— Ну и дела! — поразилась девушка, судя по выражению лица, не желавшая никому уступать свой титул королевы площадки. — Далеко пойдешь! Это ты приехала к Флоринде?

— Я, а что? — кружилась под музыку марокканка.

— Да ничего. Знакомиться давай, я Зилда.

— Жади.

— О тебе весь день шептались в деревне, — усердно выделывала па девица, словно пытаясь перетанцевать соперницу. — К нам гости вообще редко приезжают. Отсюда все едут, а сюда — никто.

— Уже не никто.

— А я тебя не понимаю. Как можно захотеть из Рио, — Зилда мечтательно закатила глаза на этом слове, — в эту глушь?

— Я устала от Рио, он шумный и довольно грязный в некоторых местах, — парировала Жади.

— Ха-ха, в сезон дождей здесь грязи больше, чем во всех городах, вместе взятых. Увидишь, если задержишься подольше.

— А ты не очень жалуешь гостей.

— Я?! Да ни в жизнь, я сама доброта и дружелюбие. И стану еще добрее, когда уеду в Рио и выйду замуж за богатого красавчика, их там, говорят, полным-полно!

— Они бывают жестокими, Зилда, — горько усмехнулась ее словам Жади.

— Это если не уметь с ними обращаться, — изящно махнула рукой в плетеном браслете девушка. — Уж если бы мне такой попался, я бы его приручила. Что ты смеешься, не веришь? Вот погодите, я своего не упущу, вы все еще увидите, на что способна Зилда!

Жади не столько забавляла речь этой наивной и откровенно недалекой девицы, сколько огорчала. Впрочем, она была слишком увлечена пьянящим духом свободы и радости, чтобы продолжать думать о мужчинах. Жади знала, что наступит утро, и ее непременно накроет волна мучительных сожалений о несбывшейся любви, но это будет утром. А пока нужно танцевать — танцевать до полного изнеможения.

Маиза в компании Лидьяне наслаждалась прекрасной погодой и умиротворяющим шумом прибоя. Широкополые шляпы и темные очки защищали от солнца женщин, сидящих за уличным столиком на набережной. Маиза утонченным жестом поднесла стакан с соком маракуйи к губам и сделала несколько неторопливых глотков, с удовольствием слушая, как волны накатывают на берег.

— Исчезла без следа, — она поставила стакан обратно. — Жади словно испарилась.

— У меня мурашки по коже, когда я слышу о людях, пропавших бесследно! — Лидьяне скрестила руки и потерла голые плечи ладонями, будто стараясь согреться от холода. — Это так ужасно, а вдруг с Жади что-то случилось?

— Только не говори, что переживаешь за нее, — усмехнулась Маиза. — Я уверена, это был заранее продуманный план. Может, продуманный не детально, но план. Жади играет в какую-то игру, правда, сомневаюсь, что у нее хватит опыта и смекалки довести все до конца.

— Ты говоришь так, словно задумала ее переиграть, — с подозрением прищурилась блондинка. — Маиза, в такие моменты даже я начинаю тебя бояться.

— Брось, Лидьяне! Кто я, по-твоему — интриганка? А вот Саид, похоже, играет по-крупному, — по тону Маизы было слышно, что ее самолюбие уязвлено. — Ты не поверишь, он решил надавить на сеньора Леонидаса!

— Почему на Леонидаса? — удивилась Лидьяне.

— Видимо, сеньор Леонидас оказался стратегически более важным объектом, чем я, когда Саиду понадобилось воздействовать на Лукаса. Ты не представляешь, какой скандал недавно устроил мой свекор. Досталось всем, кроме сиделки, разве что — он еще не успел к ней как следует привыкнуть, и Мишель. Можешь себе вообразить, я, оказывается, виновата, что не следила как следует за мужем!

— В каком смысле?

— В смысле, что я должна была день и ночь сидеть возле Лукаса, чтобы он не разговаривал по телефону, с кем не надо. Я упрекнула сеньора Леонидаса в ответ, сказав, что в таком случае он мог просто забрать у сына телефон, — вновь не сдержала усмешки Маиза. — Мне даже жаль бедного сеньора Леонидаса — Лукас поставил его в крайне незавидное положение, а теперь тот не представляет, как выпутаться из него.

— Думаешь, Лукас что-то знает?

— Ничего он не знает. Он как одержимый звонит по частным детективным агентствам, наводит справки по своим каналам, осталось только обратиться к экстрасенсу, чтобы наверняка. Лукас, как и все остальные, не имеет понятия, куда делась его марокканская любовница. Жади умеет устраивать шоу вокруг себя, этого у нее не отнимешь.

— Не произноси вслух этого слова — «любовница»! — замахала на нее рукой Лидьяне. — Слова материальны, мысли материальны, подумаешь или скажешь что-нибудь вслух — вот оно уже и случилось. Так, спокойно, — сделала она несколько вдохов и выдохов и полезла в сумочку за сотовым. — Время для операции «Тавиньо».

Маиза выразительно закатила глаза — подруга все равно не увидела этого сквозь темное стекло солнцезащитных очков. К слову, объект операции, в этот момент в пляжных плавках совершавший пробежку неподалеку, развернулся и стремительно побежал в обратную сторону, увидев со спины свою благоверную с телефоном у уха.

— Из-за шума вокруг я почти ничего не услышала, — огорченно пробормотала Лидьяне и отключила связь. — Он едет на совещание, это меня успокоило. Красивый мужчина — это проклятье, Маиза, про-кля-тье. Кстати, как дела у вас с Мел? Вы нашли-таки общий язык после той истории с ее парнем?

— С Мел все хорошо. Оказывается, идея сеньора Леонидаса с отдельной квартирой была не так уж плоха — раздельное проживание пошло нам обеим на пользу, помогло остынуть, взглянуть на ситуацию более трезво. Лидьяне, я думаю, нам с Мел стоит больше доверять друг другу. Подростки так импульсивны, категоричны, протестуют против всего и вся, особенно, против родителей. Чем больше им противодействуешь, тем сильнее заводишь. Мел еще не повзрослела, но сейчас она стала более спокойной, уравновешенной, менее замкнутой…

Маиза не договорила фразу, так и застыв с полуоткрытым ртом. По пляжу в обнимку шли босиком счастливые влюбленные. Несомненно, это была Мел, веселая, оживленная и улыбающаяся, в компании Шанди. Тот обнимал ее за плечи и с умилением слушал восторженное щебетание возлюбленной. Они были настолько поглощены друг другом, что не заметили бы Маизу, даже будь она единственным человеком на набережной.

— Все в порядке, Маиза? — насторожилась Лидьяне, увидев застывшее на лице подруги выражение ужаса.

— В полном, — быстро привела себя в чувство Маиза и натянуто улыбнулась, несмотря на вскипающее внутри негодование.

Мел с Шанди прошли в десятке метров от них, к облегчению Маизы, оставшись не узнанными Лидьяне. Парочка и не подозревала, какой заряд ярости был послан им в спины. Впрочем, Лидьяне тоже его не почувствовала — сеньора Феррас хорошо умела владеть собой, когда ей это было необходимо.

* * *

— Мел, нам надо поговорить, — прохладным тоном произнесла Маиза и вошла в квартиру дочери, не дожидаясь устного приглашения.

— Мама?.. — растерялась девушка, провожая ее взглядом в гостиную. — Что-нибудь случилось?

— Случилось. Случилось то, что ты меня обманула.

— Мама! — воскликнула Мел. — Я…

— Не перебивай! — Маиза жестом остановила ее. — Ты обманула мое доверие. Когда я спрашивала, встречаешься ли ты до сих пор с охранником, ты отвечала, что между вами все кончено. И угадай, кого я видела сегодня в районе Ипанемы ближе к полудню?

— Ты следила за мной?! — Мел скривилась от обиды и отвращения.

— Чистая случайность. Чистая! Но тем более пикантная. Интересно, сколько вы собирались водить меня за нос, до самой свадьбы или до твоей беременности? — с издевкой сказала Маиза.

— Мама, ты невыносима! — резко ударилась в слезы Мел. — Я только-только поверила в то, что мы можем слышать друг друга, что ты хотя бы капельку любишь меня и уважаешь, а ты… ты бессердечная, циничная, холодная…

— Продолжай, — кивала ее мать, распаляясь все больше и больше.

— Ты просто… монстр! — выкрикнула девушка, достав из рукава последний беспроигрышный козырь в этой словесной битве.

— Отлично, я монстр. А кто тогда ты? Невинная, белая и пушистая овечка? Хотя нет, я тебя не виню — ты маленькая наивная девочка, а вот твой бойфренд действует весьма изощренно. Как он убедил сеньора Леонидаса отселить тебя от семьи? Или это твоя заслуга?

— Я не буду отвечать на твои провокации!

— Мел! — схватилась за голову Маиза. — Как ты не понимаешь, ведь этот парень откровенно дурит тебя! Сначала вы встречаетесь тайно, потом тайно женитесь, а потом он распрекрасно живет на твои деньги и манипулирует тобой, как ему вздумается!

— Бред, какой же бред… — захлебываясь слезами, шептала Мел.

— Хорошо, я умываю руки. Я устала бороться в одиночку! Если ты такая упрямая, придется тебе убедиться во всем на собственном опыте, но не плачь потом передо мной и не жалуйся!

— Я лучше умру! — истерично воскликнула Мел. — Ты последний человек на земле, к которому я пойду за поддержкой, ясно?! Уходи, уходи немедленно, видеть тебя не хочу!

Вне себя она буквально вытолкала мать за порог, громко захлопнула входную дверь и кинулась на диван, сжавшись в комок и сотрясаясь от рыданий. В такие минуты Мел чувствовала себя сиротой — самый близкий для каждого человек, мать, был самым для нее далеким и холодным, как космос.

Маиза сама еле сдерживала слезы. Она бросила взгляд на закрытую наглухо дверь и с горькой обидой проговорила, адресуя речь дочери:

— Значит, охранник тебе дороже, чем я. Вот и оставайся с ним. Ты убедишься в своей неправоте и очень скоро, но на меня можешь больше не рассчитывать.

Жади сначала не могла понять, что отличает ее новое пристанище от всех прочих мест, где ей приходилось жить раньше. Нет, это была не простота обстановки — Жади далеко не всегда жила в роскоши. И не теснота, ведь дом ее матери нельзя было назвать просторным. Тишина. Поразительная тишина, если не считать периодически доносящегося со стороны реки шума катера или моторной лодки, кудахтанья соседских куриц и позвякивания велосипедного звонка. И Рио-де-Жанейро, и Фес — шумные города, даже если забраться внутрь высокой каменной крепости, гул людских голосов или рев автомобильных моторов долетит и туда. Здесь же все подчинялось иным ритмам: жизнь текла плавно и размеренно, как река, на которой и стояла эта маленькая деревня.

Жади рано встала с постели, поцеловала в лоб спящую Хадижу, накинула на плечи свой длинный шелковый халат и пошла на кухню. Хозяйка сидела с забранными волосами за деревянным столом и перебирала кофейные зерна.

— А, Жади, доброе утро! — с улыбкой поприветствовала она гостью. — Решила выпить кофе?

— Нет, просто мне не спится, донна Флор, — Жади с меланхоличным видом села напротив нее. — Вы умеете гадать? — неожиданно спросила марокканка.

— Немного умела в молодости, но уже давно не практиковалась. Будущему лучше оставаться неизвестным, поверь мне, — выразительно посмотрела на нее Флоринда.

— Зорайде, служанка в доме моего дяди, всегда гадала мне, но никогда не говорила ничего определенного. Так странно, — взгляд Жади расфокусировался где-то в районе кухонных шкафчиков, — всю жизнь я считала, что мое предназначение — быть с любимым человеком, и именно тогда, когда я вплотную приблизилась к мечте, судьба выбила у меня почву из-под ног.

Флор продолжала сосредоточенно перебирать зерна и внимательно слушала собеседницу.

— Я стояла с чемоданом посреди ночной улицы с ребенком, а он просил меня пойти на мировую с Саидом и отказаться от дочери! — с горькой обидой в голосе говорила Жади. — Лукас будто не понимал меня, не слышал! Донна Флор, я была готова идти за ним на край земли. Я не испугалась, клянусь Пророком, ни на минуту не испугалась его увечья, нисколько не сомневалась в своей готовности быть рядом несмотря на все трудности. Вы понимаете? — в глазах марокканки показались слезы. — Я могла пожертвовать ради него всем, кроме своей дочери, а он испугался поставить себя в неловкое положение перед людьми! Одну меня он еще принял бы, но Хадижа для Лукаса только лишняя головная боль. Я не простила ему этого и, наверное, никогда не прощу.

— Мужчины не всегда принимают собственных детей, что говорить о чужих, — вздохнула Флоринда.

— У Лукаса никто не отнимает его дочь, он может видеть ее, общаться с ней, когда пожелает. Попробовал бы он оказаться в моем положении! Я… не знаю, что мне делать, донна Флор. Когда Саид запирал меня в четырех стенах и не давал ни с кем говорить, единственное, что давало мне сил держаться и бороться — это ожидание нашего с Лукасом счастья. Я верила, что вырвусь из этих оков и буду счастлива с тем, кого люблю. Я знала, что он прикован к постели, что наше воссоединение не будет простым и быстрым, но я была готова ждать и терпеть. Только не вдали от дочери, только не вдали от моей Хадижи!

— Говори тише, Жади! — мягко осадила ее хозяйка. — Мне кажется, Хадижа может проснуться и услышать наш разговор. Она ведь не знает о твоем бразильском возлюбленном, так?

— Да, да, — спохватилась Жади и перешла на шепот. — Я расскажу ей позже, когда она станет старше и сможет понять меня. Все равно сейчас это не имеет никакого значения, ведь мы с Лукасом… Мы вряд ли уже когда-нибудь будем вместе.

— Никогда не говори никогда, — загадочно улыбнулась Флоринда.

— Я больше не живу иллюзиями, — гордо тряхнула головой марокканка. — Мне больно, я просто умираю от боли, но больше никаких пустых надежд, ни-ка-ких! Больше ни один мужчина не заставит меня страдать!

— Вот это ты правильно рассудила. Ах, Жади, я тоже когда-то была молодой, влюбленной… — ностальгически улыбнулась женщина. — А потом жизнь научила меня тому, что рассчитывать стоит только на себя. Но случилось это рано, мне не было еще и двадцати пяти.

— Что же случилось? — заинтересовалась Жади.

— Я училась на медицинском факультете в Форталезе, — начала рассказ Флоринда. — Деревенской девушке вроде меня трудно было поступить в университет, но я очень старалась, дни и ночи напролет читала книги и учебники, чтобы добиться цели. Проучившись несколько лет, я встретила парня, в которого влюбилась с первого взгляда. До чего же он был красивый! Как киноактер. Он тоже обратил на меня внимание, мы встречались целый год, только он отчего-то никак не хотел знакомить меня с родителями. Утверждал, что они живут в Сан-Паулу и заняты какими-то очень важными делами, придумывал разные отговорки. Мне бы задуматься, да где там — молодость, любовь, ветер в голове. Однажды Жозе — его так звали — пригласил меня на ужин в ресторан, чтобы сообщить важную новость.

— Какую? — полюбопытствовала марокканка, с неподдельным интересом слушая историю Флор.

— Он сказал, что мы расстаемся. Представь себе мою реакцию, — рассмеялась женщина. — Это сейчас мне смешно вспоминать об этом, а тогда я чуть не упала в обморок прямо там, в ресторане.

— Какая жестокость! — воскликнула Жади.

— Он объяснил это тем, что чувствовал себя виноватым и хотел сгладить ужасное впечатление от расставания. Жозе не сказал, что его отец — рыбный магнат, и он давно присмотрел сыну партию куда более достойную, чем бедная девушка из Пара. О свадьбе любимого я узнала из газет.

Жади сглотнула вставший в горле ком — она будто бы снова отчетливо увидела перед собой газету с кричащим заголовком и фотографией молодой супружеской четы Феррас.

— И почти одновременно с этой новостью стало ясно, что я беременна, — с грустью продолжала Флоринда. — Я долго раздумывала, сообщать Жозе или или нет, и все же решила сообщить. Он выслушал меня и попросил больше не появляться в его жизни во избежание скандала. Пообещал, конечно, что ребенок не будет ни в чем нуждаться до самого совершеннолетия, но слезно умолял не говорить ничего его отцу и жене. И тогда я просто уехала домой с дипломом хирургической сестры. Не сказать, что меня, беременную без мужа, жаловали в деревне — у нас и сейчас это не приветствуется, а тридцать лет назад… — женщина многозначительно поцокала языком. — Но у меня было важное преимущество: я единственная во всей округе имела медицинское образование и могла оказать помощь больным, не отвозя их в фельдшерский пункт за несколько километров отсюда. Портить отношения со мной было невыгодно.

— Вы больше никогда не встречали отца своего ребенка?

— Нет, зачем он был мне нужен? — пожала плечами Флор. — Он жил себе с женой и жил, а Ренату недостатком внимания от родных уж точно не страдал.

— Мама! — на кухне появилась заспанная Хадижа в домашней футболке и длинных шортах.

— Моя принцесса! — с нежностью прижала ее к себе мать.

— Как спалось, Хадижа? — поинтересовалась Флоринда.

— Мам, когда ты начнешь мириться с папой? — задала неожиданный вопрос девочка.

Жади растерянно посмотрела на нее.

— Давай напишем папе письмо. Он, наверное, очень переживает, а мы ему напишем, что у нас все хорошо.

— Хадижа… — замялась Жади. — Пока это невозможно. Саид может найти нас благодаря этому письму.

— Но ведь мы не будем прятаться от него всегда? — недовольно сказала Хадижа. — Вы должны помириться, чтобы я могла видеть вас обоих, а как же вы помиритесь, если ты не будешь с ним разговаривать?

— Пока не время, моя принцесса…

— Ты только скажи мне, когда это время наступит, ладно? Я скучаю по папе, — Хадижа сморщила личико и заплакала.

Жади в расстройстве всплеснула руками и беспомощно взглянула на Флор. Та поднялась с места и усадила ребенка за стол.

— Не плачь, Хадижа, все образуется, — утешала она ее. — Трудные времена всегда проходят, а пока мы позавтракаем и сходим погулять к причалу, хочешь?

Хадижа отрицательно помотала головой, не переставая всхлипывать.

— Когда захочешь, скажешь, — подмигнула ей Флор.

— Я хочу погулять одна, — заявила Хадижа.

— Дочка, нет, ни в коем случае! — запротестовала Жади.

— Почему? — возразила хозяйка. — Здесь ей ничего не угрожает, это ведь не город. Люди все свои, негодяев нет. Только нельзя уходить к реке и джунглям.

— Хорошо, погуляй возле дома, Хадижа, — скрепя сердце согласилась Жади.

— Правильно, ей надо побыть одной, — одобрила Флоринда. — Но давайте сначала позавтракаем.

— Я не буду уходить далеко, — пообещала Хадижа. — Мне надо только переодеться.

* * *

Хадижа с тоской прислонилась к бревенчатой ограде двора, глядя на то, как по центральной улице детвора спешит в школу с книжками и тетрадками под мышкой, даже без рюкзака. Эти дети были так не похожи на ее прежнее окружение — одетые вместо школьной формы в майки и шорты, без привычного обилия канцелярских принадлежностей, обутые в сандалии, в которых избегали не один километр. И все здесь было незнакомое, чужое, непонятное. Мысли о Марокко, о доме, об отце и родных людях накатывали подобно волнам и заставляли грустить и плакать. Хадиже хотелось закричать, чтобы ее услышал кто-то из домашних, но она понимала, что это невозможно, от чего становилось еще печальнее.

Вдруг от группы школьников, заметив плачущую у ограды девочку, отделился один ученик и направился к ней. Белокурый голубоглазый мальчик, внешне разительно отличающийся от своих смуглых товарищей, подошел к Хадиже и запросто поздоровался с ней:

— Привет!

— Привет, ты кто? — недоверчиво спросила его Хадижа так, будто это он был чужеземцем, а не она.

— Я Нико, — представился мальчик. — А ты Хадижа? Дедушка рассказывал о тебе, я вчера видел твою маму на танцах.

— Да, я Хадижа.

— Почему ты плачешь?

— Потому что мне грустно, — призналась как есть Хадижа.

— Что случилось?

— Вообще-то я не должна разговаривать с тобой без присутствия старших или других детей, — насупившись, ответила маленькая марокканка.

— Почему? — искренне удивился Нико.

— Потому что ты мальчик и ты не мой брат, — сказала Хадижа и прикусила язык, поняв, что еще немного, и она проболтается, о чем не должна.

— Ты разговариваешь только с девочками и с братьями?

— Нет, это я просто так сказала, — растерялась Хадижа.

— Пойдем на речку, — предложил ее новый знакомый. — Там от твоей грусти и следа не останется.

— Ты что, там опасно! Мама и Донна Флор запретили мне ходить к реке.

— Что опасного в речке? Мы просто посидим на берегу, мы же не будем прыгать с лиан в воду.

Хадижа недоверчиво воззрилась на него.

— Но ты же шел в школу?..

— Сегодня уроки ведет донна Роза, я и так собирался их прогулять.

— Нет, я не пойду, — отказалась Хадижа.

— Ну, хорошо, — с улыбкой пожал плечами Нико. — Сходим в другой раз.

Он хотел было покинуть гостью деревни, как та окликнула его, не желая оставаться в тоскливом одиночестве:

— Стой! Пойдем на речку, только мы посидим недолго и сразу вернемся, чтобы моя мама не волновалась, ладно?

…Доски заброшенного причала за излучиной реки местами разбухли от сырости, местами рассохлись от старости. Над ним раскинуло свои ветви могучее тропическое дерево, в названии которого Хадижа не была уверена. К югу по обеим сторонам вдоль береговой линии тянулись густые заросли кустарника, низко склонившего листву к воде. Сверху на все лады щебетали пестрые птицы, будто стараясь развеселить маленькую незнакомку, которая волей-неволей начала улыбаться, глядя на окружающую ее красоту.

— А все-таки ты не сказала, почему тебе грустно, — заметил Нико, свесив разутые ноги с причала в реку.

— Потому что я скучаю по дому, — ответила Хадижа, сидевшая на берегу под деревом — подходить близко к воде она боялась.

— Вот даешь! Ты же только что приехала. Глазом моргнуть не успеешь, а уже надо уезжать — я так с папой недавно ездил в город. Я бы там побыл подольше, сходил бы еще в цирк и на картодром, но папа не разрешил.

При упоминании слова «папа» в глазах Хадижи снова помимо ее воли показались слезы.

— Опять ты плачешь, Хадижа? — спросил Нико. — Ты как будто взглянула в глаза Матери Вод, честное слово.

— В чьи глаза?.. — удивленно переспросила девочка.

— Разве ты не знаешь, кто такая Мать Вод? Это владычица всех рек и озер.

— Мой дядя говорит, что единственный владыка мира и всего, что в нем, это Бог, — с гордостью возразила Хадижа.

— Я тоже верю в Бога, но есть еще и духи: водные, лесные… Твой дядя, наверное, протестант. Мой второй дедушка, который живет далеко на юге, тоже протестант, и он всегда ругает меня, когда я говорю ему о наших легендах.

— И что это за легенда о Матери Вод? — невольно заинтересовалась Хадижа.

— Это прекрасная русалка, которая завлекает людей песнями. В ее глаза нельзя смотреть, иначе навсегда останешься грустным. Дедушка Орестес рассказывал мне историю про молодого индейца, который плыл на каноэ и услышал, как поет Мать Вод. Он знал про запрет, но все-таки посмотрел на нее и сделался печальным. Его никто не мог развеселить: ни родные, ни друзья, а потом Мать Вод забрала его в свое царство.

— Он утонул? — ужаснулась Хадижа.

— Наверное, утонул, — пожал плечами Нико.

Девочка вытерла слезы, повинуясь какому-то иррациональному суеверному страху.

— Правильно, не надо плакать лишний раз. Вот я веселый, русалки таких не любят и никогда не утащат на дно.

— Русалок не существует! — воскликнула Хадижа, и, тем не менее, с опаской посмотрела на воду.

— Может, и не существует, но лучше их не дразнить, — с серьезным видом заявил мальчик.

— Нико! — раздался громкий женский возглас.

Со стороны деревни к причалу бежала молодая женщина с кудрявыми каштановыми волосами до плеч и огромными, круглыми от страха зелеными глазами.

— Мама! — Нико мигом вытащил ноги из воды и поднялся на берег.

— Нико, сколько раз я просила тебя не ходить на заброшенный причал! — скорее испуганно, чем строго выговаривала ему мать. — И почему ты не в школе? Донна Роза сразу дала мне знать, что тебя нет на уроке! Господи, да ты не один! — всплеснула она руками, увидев Хадижу, сидевшую на траве, поджав ноги.

— Хадижа! — послышался следом голос Жади.

— Мама! — подскочила с земли Хадижа и бросилась к матери.

— Хадижа, моя принцесса, зачем ты ушла от дома, я чуть с ума не сошла! — едва не плакала Жади. — Ведь мы договаривались!

— Простите меня, донна Жади, это я уговорил Хадижу пойти гулять к реке, — сконфуженно признался Нико. — Она не виновата, не ругайте ее.

— Нико, сынок, зачем ты подводишь свою маму? — расстроенно проговорила кудрявая женщина и взглянула на Жади. — Простите моего сына, он такой непоседа. Кажется, мы не знакомы.

— Нет, не знакомы, — широко улыбнулась марокканка. — Я Жади, мы с дочерью только вчера приехали в Рио-да-Серейя.

— Я так и догадывалась, — с мягкой, приветливой улыбкой ответила женщина, обнимая сына за плечи. — Меня зовут Таис. Искренне рада знакомству.

С момента бегства Жади с Хадижей прошло две недели, но Саиду казалось, что миновало, по меньшей мере, два года. Атмосфера в его доме была тяжелой, как после похорон, и тошнотворной до омерзения — Саид приезжал туда лишь затем, чтобы переночевать, и то не всегда. Его раздражало все от расписной вазы на тумбе и изящной бахурницы на столе до молчаливого присутствия молодой жены и ее сестры, приехавшей из Марокко специально, чтобы поддержать Ранию. Все равно через три месяца они обе исчезнут из его жизни навсегда, и хорошо — вторая женитьба обернулась в жизни Саида досадным недоразумением, не сыгравшим никакой положительной роли, так стоит ли сожалеть о разводе?

Если кто и был расстроен предстоящим разводом, то это сид Абдул, нанесший незапланированный визит родственникам в Бразилию. Старый марокканец переживал вовсе не из-за скорого разрыва новоиспеченных супругов — напротив, он полностью одобрил и поддержал решение Саида, но во второй раз ошибаться в выборе невесты для племянника было очень обидно. Настолько, что сид Абдул на семейном сборе у Мохаммеда негодовал больше всех:

— Вот что значит держать в корзине испорченный фрукт! Дочь уважаемого отца, воспитанная в традициях и благочестии, за считанные недели рядом с Жади сама стала одалиской, обманщицей собственного мужа! Ты все сделал правильно, Саид, больные ветви нужно безжалостно отсекать сразу, чтобы не погубить все дерево! Если бы ты в свое время поступил так же с первой женой, все не закончилось бы стихийным бедствием, как сейчас!

— Дядя, кто же знал, что Жади способна на такое? — Мохаммед в порыве горестных чувств прижал ладонь к сердцу. — Я тоже никогда не был от нее в восторге, но сбежать вместе с ребенком!.. Аллах, род Рашидов навеки будет запятнан этим позором!

— Давайте не будем торопиться с выводами, — попытался урезонить родственников сид Али. — Мы не знаем всех обстоятельств.

— Как это не знаем? — заблеял от возмущения Абдул. — А письмо, где черным по белому написано, что Жади намеренно оставляет мужа? Она заслужила наказания в восемьдесят ударов плетьми!

Дети, украдкой слушающие разговор, притаившись на верхних ступенях лестницы, вздрогнули от страха.

— Абду-ул! — покачал головой Али. — Наказание плетьми — это крайняя мера и совершенно не заслуженная. Так карают прелюбодеев, и где четыре свидетеля, которые могут подтвердить факт прелюбодеяния?

— А разве сбежать от мужа это не прелюбодеяние? — доказывал свою правоту Абдул. — Это тоже измена, вероломство, страшный грех!

— Кажется, вы кое о чем забыли, — в привычной дерзкой манере вмешалась в разговор мужчин Назира. — Если бы Жади сбежала одна, я бы днем благодарила Аллаха за то, что избавил моего брата от одалиски, а ночью просила бы, чтобы она никогда не возвращалась. Но с ней моя племянница, это никого не волнует?!

— Волнует, лара Назира, еще как волнует, — вздохнул Али. — Я предлагал Саиду обратиться в полицию для поисков, но он отказывается.

— Это лишнее, — жестко отрезал Саид, наконец подав признаки вовлеченности в беседу. — Мы найдем Жади своими силами, клянусь Пророком. Она не могла сбежать одна, ей кто-то помог. Надо лишь выяснить, кто, и тогда станет ясно, где ее искать.

— Ты никогда этого не узнаешь! — возразила Назира.

— Жади забрала свои драгоценности, — сообщил Саид. — Если их с Хадижей не прячут в Бразилии, то они в Фесе. Жади могла отправиться только в Фес, это единственное место на земле, которое она знает. И я намерен полететь туда в ближайшие дни.

— Саид, как ты будешь их искать? — насторожился Али.

— У меня есть верные помощники, вы же знаете, — с коварством в голосе проговорил обманутый муж. — На этот раз Жади получит то, что заслужила!

— Не надо действовать сгоряча, Саид!

— Аллах, защити Жади! — еле слышно всхлипнула Латифа, стоя рядом с золовкой.

— Все правильно, Саид! — одобрительно закивал Абдул. — Сколько можно закрывать глаза на беззакония, которые творит эта женщина?

— Я против суровых мер, дядя, но Жади перешла все границы! — подтвердил Мохаммед. — Другого выхода нет.

— Вы опять о Жади, а кто позаботится о Хадиже? — вновь сделала замечание Назира. — Несчастное дитя останется без матери, неужели мне придется стать матерью и для нее?

— Хадижа тут ни при чем! — все тем же стальным тоном произнес Саид.

— Как это ни при чем?! Жади забьют плетьми, а ее дочь ни при чем?

— Лара Назира, Саид, это даже не обсуждается! — вышел из себя уравновешенный обычно Али. — Я не позволю жестоко наказывать свою племянницу за провинность, которую она не совершала!

— Вы забыли, что Жади все еще моя жена, и это я принимаю решение, что позволять в отношении нее, а что нет! — завелся в ответ Саид.

— Али, Али-и, не гневи Аллаха, покрывая грехи племянницы! — яростно потрясал указательным пальцем Абдул.

— Аллах не поощряет неоправданной жестокости! — спорил Али.

Ссора принимала все более и более крутые обороты, слова становились все хлестче и язвительнее, обстановка накалялась до предела, и Бог знает, до чего могли бы дойти во взаимных упреках и претензиях члены семьи Эль Адиб — Рашид, если бы их не заставило замолчать внезапное появление Зорайде с чистым белым конвертом в руках.

— Это… — робея от страха, тихо сказала служанка. — Это лежало в письменном ящике у крыльца.

Все уставились на нее в недоумении, еще не остыв после взаимной ожесточенной ругани. Саид и сид Али «очнулись» первыми, но Саид все же опередил Али на пару мгновений, выхватив конверт из рук Зорайде. Он резко разорвал бумагу, достал послание, написанное незнакомым почерком, и зачитал его вслух:

«Уважаемые сеньоры, нашедшие эту записку! Вы, вероятно, волнуетесь о судьбе вашей родственницы, Жади Рашид, и ее дочери Хадижи. От лица Жади сообщаю вам, что они обе в добром здравии и с крышей над головой. Они ни в чем не нуждаются и просят вас не беспокоиться. Жади выйдет на связь, как только посчитает это возможным.

С уважением, добрый друг вашей жены, племянницы, сестры и невестки».

* * *

Рания полулежала на своей кровати с шелковым покрывалом, невидящим взглядом заплаканных глаз уставившись в стену. Амина присела рядом и ласково погладила ее по голове.

— Рания, ты не должна падать духом! — подбодрила она младшую сестру. — Еще ничего не потеряно, ты можешь вернуть доверие и любовь мужа!

— Как? — апатично произнесла Рания, не меняясь в лице.

— Есть один способ, — прищурилась Амина. — Не совсем честный, зато действенный. Ты ведь сейчас находишься в доме Саида, чтобы убедиться, что не беременна, не так ли?

— И что?

— Рания! — досадуя на ее непонятливость, всплеснула руками старшая сестра. — Ты притворишься беременной и выиграешь время!

— Притвориться беременной? — от неожиданности Рания резко приподнялась на подушках. — Но любой врач скажет…

— Эти вопросы решаются, — заговорщически подмигнула ей Амина. — Подумай, как твой муж обрадуется известию о ребенке! Главное тебе в это период не наделать ошибок и не испортить все, но я буду постоянно рядом и подскажу, как завоевать сердце Саида.

Рания с сомнением поджала губы. После некоторых раздумий она решительно возразила:

— Амина, а я не хочу завоевывать Саида!

— Как? — и без того удлиненное лицо Амины вытянулось еще больше. — Рания, ты сошла с ума? Вернуться в дом родителей с позором, поставить крест на своей и моей судьбе?

— Меня принесли в жертву, как барашка! — вспылила девушка. — Выдали замуж в семью, где об меня вытирали ноги все, кому не лень! Аллах свидетель, что я старалась стать хорошей женой Саиду, делала все, как меня учили, а он любил только эту змею Жади! Она околдовала его и бросила, но даже теперь ее колдовство не потеряло силы! Хватит, мне надоело бороться за то, чего я все равно никогда не получу, уж лучше я всю жизнь буду служанкой в доме отца, чем соперницей ведьмы! Мне надоело, надоело!

Амина растерялась — она никогда не видела покладистую, несмышленую сестру такой и не представляла, что она в принципе способна на подобные эмоции. Рания больше не могла вымолвить ни слова и просто сотрясалась в бессильных рыданиях.

— Рания, не нужно слез, приведи себя в порядок! — строго сказала Амина. — Ты хорошо обдумала свое решение?

— Амина, я несчастна в этом доме! Саид настолько меня не любит, что развелся, не раздумывая! А все из-за этой змеи, из-за этой Жади! Она всегда будет ему дороже меня, даже если он больше никогда ее не увидит! Я не хочу продолжать это, не хочу, не хочу, не хочу!

Рания бросилась в объятья Амины и крепко обвила руками ее шею, словно она снова испуганная пятилетняя девочка, ищущая защиты и покровительства у старшей сестры. Амине оставалось лишь тягостно вздохнуть и утешить несчастную, как бывало когда-то в детстве. Детство закончилось, а девочка так и не выросла. Придется научить ее выживать в жестоком мире взрослых людей.

Снова больничные коридоры, рентгеновские аппараты, каталки, белые халаты, монотонные разговоры светил медицины. Если бы в них имелся хоть какой-нибудь смысл, Лукас еще согласился бы терпеть эти пытки выездами в клиники, но ощущение бесполезности лечебных мероприятий делало их невыносимыми. Пару раз Лукас заикнулся перед отцом о том, что он хотел бы, чтобы его оставили в покое и не таскали по врачам, как безвольную куклу, но Леонидас моментально пресек этот разговор: Леонидас Феррас, как всегда, уверенный в том, что любую проблему в жизни можно решить с помощью связей и денег. Лукас усмехнулся собственным мыслям.

На этот раз к поездке в клинику присоединился Альбьери. Профессор хотел лично пообщаться с лечащим врачом крестника и уточнить некоторые интересующие его детали, зачем — Лукасу было невдомек. Он списал это на очередное праздное любопытство сродни тому, которое проявляли некоторые друзья и знакомые семьи.

— Как ты себя чувствуешь, Лукас? — поинтересовался Альбьери, улучив несколько минут для беседы с глазу на глаз.

— Все туловище деревянное, — откровенно пожаловался больной, — хотя после того, как я начал заниматься с донной Малу, стало немного полегче. И все-таки я ужасно устал от неподвижности.

— Ничего, скоро ты сможешь сидеть, — спокойным тоном приободрил его крестный. — Я поговорил с Сержио: процессы восстановления идут довольно неплохо, твоя задача лишь реабилитировать все возможности из доступных.

— Я смогу сидеть, это вдохновляет, — через силу улыбнулся Лукас, но Альбьери, не особо умеющий утешать больных и страждущих, не распознал горькой иронии в его голосе. — Просто предел мечтаний, и я не шучу.

— Лукас… — сказал Альбьери и сделал длинную паузу, будто хотел сообщить крестнику какую-то важную новость, но не решался.

— Да?.. — настороженно отозвался тот.

— Я хочу задать тебе необычный вопрос.

— Что ж, я хочу его услышать.

Профессор нервно заерзал и сложил руки на груди. Выждав несколько мгновений, он осторожно поинтересовался:

— Как бы ты отнесся к возможности прожить еще одну жизнь?

Лукас, обычно спокойный и серьезный, вдруг прыснул со смеху. Он сам давно не замечал за собой подобных реакций — возможно, сказались длительное нервное напряжение и абсолютная нелепость вопроса в контексте ситуации.

— Я говорю без намерения пошутить над тобой или обидеть тебя, Лукас. Если бы у тебя был шанс родиться заново, ты воспользовался бы им? — непроницаемое выражение лица Альбьери почему-то добавляло комичности его странным и не очень-то шутливым словам.

— Альбьери, ты решил меня так поддержать? — отсмеялся, наконец, Лукас. — Да, я был бы очень рад такой возможности. Я прожил бы жизнь более толково и уж точно не стал бы залезать на крыши домов в Фесе.

— Значит, ты был бы не против? — отчего-то внезапно просиял Альбьери.

Крестник взглянул на него более внимательно и встревожено.

— Альбьери, с тобой все в порядке? Ты выглядишь неважно — так похудел, осунулся…

— Я прекрасно себя чувствую, — отмахнулся профессор.

— Тогда с чего такие вопросы?

— Лукас… Это трудная, но важная для меня тема. Просто представь: если ты сейчас увидишь себя молодого и здорового, как ты это воспримешь?

— Начнем с того, что этого не произойдет, — Лукаса начинало раздражать это бессмысленное и, более того, издевательское «интервью с инвалидом».

— Включи свое воображение, давай пофантазируем! — Альбьери захлестнула волна непонятного энтузиазма. — Что, если ты единственный человек на земле, существующий… в двух версиях, скажем так, одна из которых уже имеет жизненный опыт, а вторая только начинает жить?

— Альбьери, это многопрофильная клиника. Кажется, здесь должен быть психиатр.

— Мне не нужен психиатр! Лукас, подумай, как это было бы здорово!

Лукас тяжело вздохнул и поднял глаза к потолку.

— Тебе не говорили, что психолог из тебя не самый выдающийся? — помрачнел он. — Я не понимаю, к чему ты завел этот разговор, да еще в больнице.

— Прости, Лукас, — лицо профессора вновь переменилось — на этот раз его по неизвестной причине исказила сильная тоска. — Я запутался в жизни, в науке, в мыслях…

— Да, я так и понял. Тебе просто нужно хорошо отдохнуть.

Альбьери замолчал, что-то тягостно обдумывая. Лукас также ничего не говорил — слова крестного задели его за живое, но все же заставили нарисовать в воображении фантастическую картину.

— Если тебе так интересно, Альбьери, то больше всего на свете я хотел бы вернуться в прошлое, — неожиданно для самого себя признался Лукас. — Но это невозможно.

— Один великий мыслитель сказал, что человечество мечтает только о том, чего может достигнуть.

— Не всем мечтам суждено сбываться, Альбьери, — печально улыбнулся Лукас. — Может, это и к лучшему.

* * *

Наступил долгожданный вечер. Долгожданным он был потому, что в доме Феррасов наконец-то затих грохот строительных инструментов — монтировка пандуса под инвалидную коляску была делом очень шумным, но необходимым, и никакая головная боль домочадцев не могла его отменить. Во всяком случае, так решил Леонидас.

Лукас решил почитать в свете ночника книгу, но буквы расплывались перед глазами. Либо он слишком устал за день, либо пора выписывать очки с диоптриями. Из головы никак не шло странное поведение Альбьери — крестный показался Лукасу каким-то больным и измотанным. Даже его привычной эксцентричностью нельзя было объяснить этот лихорадочный блеск в глазах, бредовые фантазии и то, с какой серьезностью он их преподносил.

Размышления Лукаса прервала Маиза, вернувшаяся откуда-то при полном параде — она часто наряжалась по вечерам, надевала свои лучшие украшения и молча уходила куда-то, а потом возвращалась с деланной веселостью и иногда с букетом цветов. Букеты и прочие дешевые трюки для привлечения внимания Лукаса нисколько не интересовали, но сегодня Маиза была явно не в себе от злости, и это моментально бросилось в глаза ее мужу.

— Маиза, что-то случилось? — он отложил книгу на одеяло рядом с собой.

— Попробуй догадаться с трех раз, — раздраженным тоном ответила она, снимая золотые сережки с бриллиантами и небрежно бросая их в шкатулку с драгоценностями.

— Я не хочу играть с тобой в шарады. Если что-то не так, просто скажи об этом.

— Ладно, я спрошу прямо, — Маиза резко развернулась в сторону постели больного. — Ты знал, что Мел продолжает встречаться с охранником?

— Правда? — удивился Лукас. — Нет, не знал.

— Не похоже, — ехидно прищурилась Маиза. — По твоей реакции кажется, что ты был в курсе всего с самого начала. Ты, сеньор Леонидас, возможно, Далва. Вы сговорились за моей спиной и эвакуировали Мел подальше от злой мегеры матери прямиком в объятья этого вашего… Шанди, — она брезгливо поморщилась, произнеся имя парня.

— Не выдумывай, Маиза, я только сейчас услышал об этом от тебя! — огрызнулся Лукас. — И вообще, у меня был тяжелый день, я мотался по этим дурацким обследованиям, выслушивал бред Альбьери, терпел зубную боль от звуков перфоратора и отбойного молотка, я не хочу обсуждать жизнь Мел на ночь глядя. Дай мне отдохнуть, в конце концов!

— Как скажешь, все равно от тебя толку мало. Я улажу этот вопрос по-своему, слышишь?

— Что значит «по-своему»? — переспросил Лукас.

— Секрет, — коварно улыбнулась Маиза.

— Ты хочешь навредить парню? Оклеветать, рассорить с Мел, что-то в этом духе?

— Я такого не говорила.

— Послушай, что бы ты ни задумала, не делай этого, — внезапно встревожился Лукас.

— Почему это? — округлила глаза Маиза. — Ты решил, что можешь мне указывать? Лукас, ты же устал. Спокойной ночи.

— Нет-нет-нет! Я не оправдываю Мел в ее обмане, но она поступила так из-за того, что у нее была причина!

— Интересно, какая же? — хмыкнула женщина.

— Хотя бы твое упрямство. Маиза, когда же ты поймешь, что запреты только усугубляют ситуацию?

— Богатый личный опыт?

— В том числе, — коротко ответил на язвительное замечание жены Лукас.

— Ну да, запретный плод сладок, как же я могла забыть?

— Надеюсь, я донес до тебя свою мысль, а теперь я лягу спать.

Однако Маиза, похоже, спать не собиралась еще долго.

— Как продвигаются поиски Жади? — спросила она, усевшись возле зеркала и смочив ватный тампон жидкостью для снятия макияжа.

Лукас закрыл глаза и намеренно проигнорировал ее вопрос.

— У Саида есть кое-какие новости. Некий аноним подбросил им письмо в почтовый ящик.

— Что?! — встрепенулся Лукас. — Ты видишься с Саидом?

— А нельзя? — самодовольно усмехнулась Маиза.

— Ясно, ты выдумала эту историю.

— Надо было принести это письмо сюда и показать тебе, — спокойным тоном продолжала сеньора Феррас.

— Маиза, как я устал от твоих интриг, — обреченно вздохнул Лукас. — Если тебе известно что-то, ты могла бы просто сообщить мне и не выделываться, но ты же не хочешь этого делать, так зачем напрасно растравливаешь меня?

— Может, еще попросишь меня стать почтовым голубем между тобой и Жади?! — резко завелась Маиза. — Лукас, мне уже поперек горла твоя спасательная операция «Жади», которую ты проводишь прямо у меня под носом и ни капли этого не стесняешься!

— Прости, я не могу выйти из комнаты и поговорить в коридоре, если ты не заметила! — вспылил в ответ Лукас.

— Ты же никогда об этом не задумывался! Никогда за все двадцать лет! Тебе было все равно, что я чувствую, когда ты мечтательно засматривался на случайный платок где-то на улице! Когда сутками сидел в обнимку с нефритовым кулоном! Когда всем видом показывал мне, до чего тебе тошно мое общество! Да ты даже на свадьбе… — Маиза еле перевела дыхание от нахлынувших вдруг эмоций. — Даже на свадьбе ты раскрыв рот смотрел на девицу в восточном костюме!

— Может, ты задумывалась о моих чувствах?! — не остался в долгу ее муж. — Ты хоть раз за двадцать лет спросила о том, что у меня на душе?

— Спасибо, мне хватило откровений в гостинице Феса, чтобы выспрашивать их специально!

— Вот видишь, с тобой невозможно разговаривать! Где та добрая понимающая девушка, на которой я женился? Где она? Исчезла сразу же, как только надела подвенечное платье! А может, ее и не было никогда? Ты просто притворялась, Маиза!

— Не тебе меня упрекать! — возмутилась до глубины души Маиза. — Если кто-то и сбросил личину после свадьбы, то это ты! Я собиралась замуж за чуткого, романтичного парня, а получила холодную, бесчувственную ледяную глыбу!

— Не надо судить по себе! — парировал Лукас. — Маиза, в тебе нет ни капли человечности.

— Да неужели?! — широко распахнула она глаза.

— После того как я покалечился, мне раз и навсегда стало ясно, кто есть кто. Черт возьми, ты думаешь, я счастлив неделями и месяцами лежать как бревно без малейшей надежды пойти когда-нибудь своими ногами? Ты хотя бы приблизительно представляешь, что я испытываю? — окончательно вышел из себя больной. — Маиза, ты даже ни разу мне не посочувствовала, не сказала ни единого доброго слова, ты только без конца язвишь, язвишь, язвишь!

— Вот только не надо лицемерить, Лукас! Моя поддержка нужна тебе не больше, чем назойливая забота Далвы, а может, и того меньше. Что тебе от нее?

— Это, по крайней мере, элементарная вежливость.

— По-твоему, я невежливая? А вежливо давать домашний номер телефона любовницам? Вежливо уходить с рождественской вечеринки, не попрощавшись, и возвращаться под утро? Видишь, как неприятно, когда твои чувства игнорируют, Лукас.

— Хорошо, допустим, я был неправ. Допустим, — нехотя согласился Лукас. — Ты будешь попрекать меня старыми ошибками до конца жизни?

— Ошибка считать, что травма списывает со счетов твои ошибки, Лукас, — иронично улыбнулась Маиза. — Я, возможно, и посочувствовала бы тебе. От всего сердца. Но почему-то каждый раз желание пропадает.

После этой фразы супруги больше не обменялись ни словом в оставшийся вечер. Два чужих человека, каждый в мыслях о своей собственной боли.

Лукас погрузился в сон, и ему снились неприятные вещи: то потерявшаяся на улицах Рио Жади, то Маиза, смеющаяся на пару с Саидом над тем, как он сидит в инвалидной коляске. И где-то посреди всех этих кошмаров на него раз или два взглянули безумные глаза Альбьери.

Небольшое бревенчатое одноэтажное здание с черепичной кровлей, окруженное по периметру забора высокими тропическими деревьями, мало походило на школу. Его малые габариты объяснялись просто: в деревне действовала лишь начальная школа, где не всегда соблюдалась градация детей по возрасту ввиду их недостаточного количества для набора полноценного класса. Став чуть старше, дети отправлялись учиться в Белен, благо этот крупный город располагался близко к деревне.

Штат сельской школы тоже был весьма скромен и насчитывал всего троих педагогов, включая директора — строгую и чванливую, но еще достаточно молодую темнокожую женщину, которую окружающие за редким исключением называли не иначе как донна Роза. Ученики недолюбливали ее за придирчивость, но побаивались в открытую выражать свою неприязнь к директрисе. Кроме того, была опасность нарваться на дочь донны Розы — очень юную, но избалованную и наглую Кристину, а также свору ее подружек. Эта компания могла сделать пребывание в школе детей, попавших в их немилость, довольно неприятным. Имея отличного адвоката в лице директора, малолетние хулиганки боялись разве что того, что им надерет уши кто-то из местных старейшин вроде Орестеса. К счастью, конфликты возникали не так уж часто, и деревенская община, в целом, жила в мире и согласии.

Донна Роза с важным видом изучала документы новой потенциальной ученицы. Это заняло не больше минуты. Затем она вопросительно взглянула на мать девочки, в нетерпении стоящую напротив ее стола, и вернула документы ей в руки.

— Сеньора, и это все, что вы принесли для подачи заявления о приеме в школу? — удивленно спросила директриса.

— Здесь документы моей дочери Хадижи! — воскликнула Жади, растерянно взяв бумаги. — Вы хотите сказать, что не возьмете ее?

— Для зачисления этого мало, — поджав пухлые губы, покачала темной кучерявой головой донна Роза. — Нет ни медицинской карты, ни сведений об успеваемости ребенка, я уже не говорю о приказе об отчислении, который должны были выдать вам в школе, где раньше училась ваша дочь.

— Послушайте, я не могу сейчас вернуться в Рио за этими документами! — расстроилась Жади.

— Принесете тогда, когда сможете, а пока ничем не могу вам помочь, увы, — директриса демонстративно раскрыла толстую папку с отчетной документацией, давая посетительнице понять, что «аудиенция» подошла к концу.

— Это неправильно! — возмутилась та. — Вы отказываете ребенку в праве учиться!

Донна Роза устало вздохнула и еще раз выразительно посмотрела на неуемную мать девочки.

— Сеньора, я же объяснила вам, что не могу зачислить вашу дочь, пока вы не принесете хотя бы справку из вашей бывшей школы.

— А я объясняю вам, что не могу пока достать эту справку! И не знаю, когда смогу. К чему эти формальности?

— Это не мои проблемы. Я выполняю свою работу.

— Можно подумать, ваша школа — это какой-то лицей, — Жади явно вывело из себя поведение заносчивой негритянки. — Неужели у вас так много детей, что не найдется лишнего места для Хадижи?! Ей осталось доучиться в начальной школе совсем немного!

— А если придет проверка из Белена? — парировала донна Роза.

— Проверка? Это что, преступление — учить ребенка? Я не понимаю!

— Сеньора, у меня полно дел. Я занятая женщина, в отличие от вас. Давайте закончим этот разговор, — директриса уткнулась в папку, отражая невидимые волны гнева, исходящие от посетительницы.

— Что ж, отлично! Я найду другую школу и отдам ребенка туда, пусть даже для этого придется ехать в город! — гордо вскинула голову Жади и зашагала прочь из комнатушки, обустроенной под кабинет администрации.

Лишь когда копна густых черных волос скрылась в дверном проеме, донна Роза оторвала взгляд от бумаг и с удивлением посмотрела вслед темпераментной гостье. Во всей этой истории была какая-то загадка, и женщина пообещала себе, что непременно в ней разберется.

* * *

В маленьком сельском магазинчике пахло древесиной и свежей выпечкой. В широко распахнутое окно с деревянной рамой долетали ароматы садовых цветов и голоса беседующих неподалеку старушек. Хадижа сидела за маленьким столиком возле прилавка и задумчиво водила цветными карандашами по бумаге. Именно так: водила, а не рисовала. Девочка не знала, куда деваться от тоскливых мыслей о доме, а для того чтобы получился цельный рисунок, необходимо прилагать усилия — то, на что Хадижа была не способна в таком настроении.

Рядом хлопотала Таис, на пару с мужем содержавшая продуктовую лавку. Ее муж редко появлялся в самой лавке, по большей части пребывая в разъездах и занимаясь организационной деятельностью, поэтому вся торговля ложилась на худенькие плечи молодой женщины. При взгляде на Таис могло показаться, что она еле справляется с обязанностями, до того она выглядела уставшей, хрупкой и беззащитной, словно фея из сказки, попавшая из волшебного мира грез в жестокую реальность. Впрочем, сама Таис редко жаловалась на жизнь, а ее скорбный вид вполне объяснялся специфической «сказочной» внешностью.

Она взглянула на Хадижу и ласковым тоном поинтересовалась:

— Что ты рисуешь, Хадижа?

— Не знаю. Я пытаюсь повторить узор, который видела на стенах в доме своего дяди. Что-то получается не очень красиво и не похоже.

— А мне нравится, — улыбнулась женщина. — Очень необычный узор, я нигде таких не видела.

— В Бразилии таких и нет, — сказала Хадижа и прикусила язык.

— Правда? Откуда же он?

— Из Аргентины, — коротко буркнула девочка. Не то чтобы она старалась быть неприветливой, просто ее веселый и дружелюбный нрав куда-то бесследно испарился. Не хотелось больше ни танцевать, ни наряжаться, ни даже говорить с кем бы то ни было по душам.

— В самом деле? Моя бабушка была родом из Аргентины. Какое у нас там было красивое ранчо!

— Донна Таис, скоро вернется моя мама?

— Скоро, Хадижа. Она уладит вопрос о твоем обучении в школе с донной Розой и придет. Вы будете учиться с Нико в одном классе, представляешь, как это здорово?

— Я кроме Нико больше никого не знаю, — вновь принялась штриховать альбомный лист Хадижа.

— Ты познакомишься и с остальными ребятами.

Девочка равнодушно пожала плечами. Она не собиралась заводить крепких дружеских связей в Рио-да-Серейя — в ней по-прежнему жила надежда, что вскоре между родителями все наладится. Может быть, не завтра, не через неделю и даже не через месяц, но не может же отец до такой степени сердиться на маму, чтобы никогда ее не простить. Как знать, если Хадижа очень его попросит, он не станет злиться, и им с матерью больше не придется прятаться.

Хадижа вынырнула из горестных дум, услышав звон дверного колокольчика. Жади вернулась из школы раскрасневшаяся, с разметавшимися по плечам волосами и пылающими гневом глазами.

— Мама! — воскликнула Хадижа.

— Жади, что с тобой? — удивленно распахнула глаза Таис.

— Эта донна Роза настоящая кобра! — бушевала марокканка. — Сказала, что не примет Хадижу без документов из Рио! Я просила, объясняла ситуацию, но она ни в какую не захотела пойти мне навстречу!

Хадижа растерянно захлопала ресницами, глядя то на мать, то на Таис.

— Жади, если хочешь, я попрошу Эрика отвезти тебя, это не проблема, — предложила хозяйка лавки. — На следующей неделе он едет на юг, может взять тебя с собой, если нужно.

— Спасибо, Таис, ты очень добра ко мне, но… нет. Я не могу сейчас поехать в Рио, — едва не плача, говорила Жади, а затем повернулась к Хадиже. — Моя принцесса, идем к донне Флор, подождем ее с дежурства, поможем ей по хозяйству. Ты не скучала без меня?

Хадижа отрицательно помотала головой и улыбнулась матери.

— Таис, спасибо, что присмотрела за Хадижей, я не хотела оставлять ее в доме одну!

— Что ты, не за что благодарить, — смутилась Таис. — Жади… — добавила она спустя пару мгновений. — Ты… Мы можем поговорить наедине? Всего на пару слов.

— Хорошо, — слегка растерявшись, закивала Жади и вошла вслед за ней в подсобное помещение, заставленное коробками. — О чем ты хотела со мной поговорить?

— Прости меня ради Святой Девы, если я вмешиваюсь не в свое дело, — все так же робко бормотала Таис, — но мне кажется, что ты прячешься от кого-то.

Марокканка опустила взгляд и откровенно призналась:

— Да, это так. Я скрываюсь от собственного мужа.

Огромные глаза Таис еще больше расширились от ужаса.

— Я приехала в Рио-да-Серейя, потому что у меня не было другого выхода, — с жаром произнесла Жади. — Здесь я могу быть вместе со своей дочерью в безопасности, а в Рио… Таис, пообещай, что никому не выдашь моей тайны! От этого зависит моя свобода, мое счастье и, возможно, моя жизнь!

— Я… — кое-как проговорила шокированная женщина. — Ты можешь положиться на меня, Жади, я на твоей стороне!

— Спасибо!.. — благодарно прошептала сквозь слезы Жади. — Я даже не подозревала, что в мире столько хороших людей! Если бы не донна Флор и ее сестра, не знаю, что бы сейчас со мной было.

— Ты не родственница донны Флор? — догадалась Таис.

— Нет. Мы с донной Неутой придумали эту историю, чтобы у жителей деревни не возникало вопросов.

— Послушай, тебе, наверное, нужна какая-нибудь помощь? С работой, деньгами?

— Я хотела устроиться санитаркой в больницу, где работает донна Флор, — вздохнула Жади. — Мне всегда хотелось стать врачом и помогать людям, но муж не давал учиться. Теперь я могу быть разве что санитаркой… Только не знаю, на кого мне оставлять дочь, пока я буду на работе.

— Ты хочешь именно в больницу? — уточнила Таис. — Может, будешь работать вместе со мной в лавке? Эрик часто уезжает из деревни за товаром, мне одной бывает сложно управляться со всем. Если ты не против, конечно.

— О, Таис, ты и так уже сделала для меня многое! — засомневалась Жади.

— Я пока ничего для тебя не сделала, — улыбнулась молодая женщина. — Я чувствую, что должна помочь тебе, а ты поможешь мне. По-моему, это справедливо.

— Спасибо! — в очередной раз поблагодарила свою новую подругу Жади и крепко обняла ее.

* * *

Рассветные лучи окрасили небо, речные волны и верхушки лесных гигантов в багряный цвет. Джунгли пробуждались после темной, тихой ночи: где-то у воды закричала птица, из чащи донеслось суетливое бормотание обезьян, с плеском проплыл вдоль берега одинокий дельфин.

К пристани пришвартовался катер. На берег сошла одна-единственная пассажирка, а катер стоял в ожидании новых людей, чтобы собрать всех, кому нужно плыть в город. Пассажирка устало заковыляла по дощатому пирсу, перекинув через плечо холщовую сумку.

— Флор! — окликнула ее женщина, будто нарочно поджидавшая Флоринду у пристани с утра пораньше.

— Роза? — удивилась та. — Что это ты вдруг решила встретить меня с работы?

— Мне нужно обсудить с тобой один вопрос, — строгим тоном, будто она на уроке, сообщила Роза.

— Что, прямо сейчас? — недовольно поморщилась Флоринда. — Ты же знаешь, я после дежурств еле ноги таскаю, пока не отосплюсь.

— Это касается твоей… постоялицы, если можно так выразиться. Она что, поселилась у тебя со своей дочерью?

— Хоть бы и так, дом-то мой.

— Понимаю, — уязвленно кивнула негритянка. — Но у нас маленькая деревня, и в случае непредвиденных обстоятельств могут пострадать другие люди.

— Каких еще непредвиденных обстоятельств? — Флор шагала по сельской дороге, слегка прихрамывая на правое колено.

— Меня очень удивила одна деталь, — не отставала от нее Роза. — Я видела документы девочки. У нее двойное гражданство. Она родилась в Марокко, Флор!

— И что? — вернувшаяся с работы медсестра была невозмутима.

— Как это? Что ты скрываешь от всех, Флоринда? Что это за история с неизвестно откуда взявшимися родственницами Карлоса?

— Роза, — Флор резко остановилась и поправила сумку на плече. — Я не представляю, что ты подумала насчет Жади, но доверься мне. Я знаю, что делаю.

— Очень надеюсь на твое благоразумие.

— Да, Жади и Хадижа пока живут у меня. И будут жить столько, сколько нужно. У тебя есть семья, Роза, вот и занимайся ею. А уж со своей жизнью я сама разберусь, можешь поверить. Все равно у меня в ней почти ничего не осталось.

— Я совсем не против, не подумай, что я указываю тебе! — поспешила оговориться Роза. — Не принимай близко к сердцу, но… — она замялась от чувства неловкости. — Ты же знаешь, бывают разные истории… Людям не всегда стоит доверять, ведь криминальную сторону жизни никто не отменял. Ты знаешь об этом, как никто другой — твой сын…

— Не смей! — в темных, обычно таких лучистых и ласковых глазах Флор мелькнули огоньки ярости. — Не упоминай моего сына. Что бы о нем ни говорили, все это ложь, клевета, ясно?!

— Тише, тише, Флор, я не хотела тебя обидеть! — Роза испугалась внезапной вспышки гнева своей соседки.

— Но обидела. Я всем повторяю: если не хотите портить со мной отношения, не тревожьте память Ренату! Какая вообще связь между ним и Жади?

— Ты права, извини, — сдалась Роза. — Связи никакой, это только моя излишняя бдительность. Мне пора на работу, Флор, а ты все же подумай, правильно ли поступила, приютив у себя посторонних людей.

Флоринда молчала. По ее лицу будто скользнула черная тень. Расставшись с соседкой на недоброй ноте, она добрела до своего дома, тяжелой поступью поднялась на крыльцо и открыла дверь. Флор слегка улыбнулась — как все-таки хорошо возвращаться не в пустой дом! И не так уж важно, что люди посторонние. Главное, что они есть.

— Мел! Как я рада тебя видеть! — воскликнула Телминья, встретившись на пляже с подругой.

— Телминья! — расцеловалась с ней Мел и жестом пригласила присесть на соседний лежак под тенью пляжного зонта. — Я тоже очень рада!

— Ты совсем куда-то пропала, отдалилась от нас, — улыбнулась брюнетка и заправила прядь прямых волос за ухо. — Как у тебя дела, Мел?

— Бывало и лучше, — поморщилась сеньорита Феррас. — А как ты? Как Сесеу и Нанду?

— У меня все хорошо, у Сесеу тоже, Нанду недавно дебютировал со своей группой и выступает, — рассказывала Телминья, потягивая кокосовый сок из трубочки. — Только…

— Что?

— Нанду и Сесеу с некоторых пор начали увлекаться травкой, мне это не по душе.

— О, я надеюсь, они не навредят себе, — испуганно взглянула на подругу Мел. — Давно это?

— Да нет, пару недель, может, чуть больше. Как чувствует себя Лукас?

— Держится. Папе трудно, но он справляется. Надо навестить его, я давно не заходила домой.

— Как тебе самостоятельная жизнь? — задорно улыбнулась Телминья.

— Просто отлично, — улыбнулась в ответ Мел. — Только мама иногда портит настроение.

— Маиза так и не смирилась с Шанди?..

— Нет, и похоже, что никогда не смирится, — печально вздохнула Мел. — Недавно она увидела нас вместе и устроила мне такой скандал… Ах, Телминья, я не знаю, что мне делать!

— А что Шанди? — с сочувствием покачала головой девушка. — Как он смотрит на эту ситуацию?

— Я не хочу вмешивать Шанди в наши с мамой склоки! Мы с ним просто встречаемся, но пока не живем вместе. Я не представляю, как нужно поступить, чтобы мама оставила нас в покое.

— Мел, я думаю, тебе нужно быть более откровенной с Шанди, — серьезным тоном сказала Телминья. — Не надо замалчивать проблемы, поделись с ним своими страхами, сомнениями. Он имеет право знать о твоих ссорах с матерью, тем более, он невольно является их причиной.

— Телминья, прошу, не нервируй меня! — вдруг вспылила Мел. — Я знаю, что все плохо, я боюсь нечаянно сделать еще хуже.

— Ну, не огорчайся так, — ласково утешила ее подруга. — Ситуация не самая приятная, но вовсе не безвыходная.

— Клаудиа считает, что мне надо готовиться к войне, — понуро пробормотала Мел. — Она знает, что говорит, ее отец просто копия моей мамы — постоянно вставляет ей палки в колеса.

— Клаудиа? — переспросила Телминья. — Это та девчонка, с которой ты теперь гуляешь?

— Ну да. Она немного грубоватая, но она меня понимает.

— Ее отец Варгас? Жесткий тип, не повезло девчонке.

— Я тоже так думаю.

— Ты знаешь, что случилось с ее парнем? — неожиданно спросила Телминья.

— Знаю, что он погиб, но Клаудиа не любит говорить на эту тему, — пожала плечами Мел.

— Он не просто погиб, он был накачан наркотиками, когда это случилось.

— Да ты что? — поразилась Мел.

— Я не берусь судить, что правда, а что слухи, но девочки с потока рассказывали мне эту историю. Клаудиа начала встречаться с парнем из фирмы своего отца: он был то ли грузчиком, то ли дальнобойщиком. В общем, с точки зрения сеньора Варгаса, тот еще мезальянс. Потом у этого парня начались проблемы: его уволили с работы, говорили, что он связался с наркотиками. Однажды так точно попался, сел в тюрьму за распространение, но его вытащили оттуда. А закончилось все и вовсе печально.

— Какой ужас! — округлила глаза сеньорита Феррас. — Боже мой, я не знала, что там все так… запутано.

— Да, вот так. Я не слышала, употребляла ли сама Клаудиа, но все-таки будь с ней повнимательнее, Мел. Девушка действительно проблемная, я думаю, она не лучшая компания для тебя.

— Не волнуйся за меня, все в порядке. Я слежу за собой.

— И теперь еще Сесеу на пару с Нанду с этой травкой, — расстроенно проговорила Телминья. — Я переживаю, что все это может плохо закончиться.

— Ну, что ты, Нанду и Сесеу не дураки, они не станут наркоманами, — возразила Мел.

— Да, ты права, наверное, — улыбнулась Телминья. — Но все-таки я подумаю, какие меры можно принять, пока не стало поздно.

* * *

Встреча со старой подругой благотворно повлияла на Мел. Она вернулась с пляжа домой в отличном настроении, разве что история Клаудии оставила неприятный осадок. Но с этим Мел планировала разобраться позже — с минуты на минуту к ней должен был зайти возлюбленный.

Мел, напевая под нос веселую песенку, тщательно готовилась к его приходу: достала испеченное накануне печенье, красиво сервировала стол, надела нарядное платье. Ей нравилось представлять, что эта квартира — их собственный с Шанди дом, а она ждет его с работы и хлопочет по хозяйству. Представлялся ей и звонкий смех бегающих по дому ребятишек, похожих на Шанди как две капли воды. Погружаясь в грезы о будущем, Мел забывала о проблемах настоящего времени, уходила, закрывалась от всех неудач и трудностей, преследовавших ее на жизненном пути. Когда сладкие мечты о семейном счастье сбудутся, девушка не знала, но ей хотелось верить, что это непременно произойдет.

— Шанди! — радостно воскликнула она, услышав дверной звонок, и побежала открывать.

После объятий и поцелуев Мел хотела потащить возлюбленного за стол, но тот отчего-то медлил идти за ней, смущенно переминаясь с ноги на ногу и не зная, с чего начать неудобный, по-видимому, разговор.

— Шанди? — насторожилась Мел, увидев его смятение. — Что-то не так?

— Мел, все замечательно! — неловко улыбнулся парень, теребя завязанный на запястье шнурок. — Я… Я хотел сообщить тебе одну потрясающую новость.

— Чего же ты ждешь? — просияла она в предвкушении.

— Я не знаю, как ты к этому отнесешься. Я боюсь, что ты огорчишься.

Мел растерянно смотрела на него, не зная, как реагировать на подобное.

— В общем, — Шанди опустил взгляд в пол, — Миру едет на полгода в Эмираты и хочет взять меня с собой. Там для меня все готово: контракт, тренировки, соревнования… Мел, меньше всего на свете я хочу уезжать от тебя, но такой шанс предоставляется раз в жизни.

Девушка замерла на месте, чувствуя, что сердце вот-вот упадет в пятки. Нет, это решительно невозможно — какой-то непрекращающийся кошмарный сон! Почему именно сейчас? Почему Эмираты? Почему?..

— Ты… — через силу произнесла она вслух. — Ты согласился?

— Мел! — Шанди подошел к ней и бережно взял ее ладони в свои. — Я понимаю, как ты не хочешь расставаться, я тоже этого ужасно не хочу, но…

— Но все-таки уедешь, — закончила за него Мел с глазами, полными слез.

— Нет, если ты против, я не уеду! — с жаром заверил ее парень. — Я поговорю с Миру, он поймет!

— Нет, — Мел выдернула руки из его ладоней и отошла прочь. — Поезжай. Я не хочу потом чувствовать себя виноватой за то, что твоя мечта не сбылась.

— Ты моя главная мечта!

— Ложь! — внезапно для самой себя выкрикнула Мел. — Карьера для тебя дороже, теперь я четко это поняла! Если тебе предложат остаться в Эмиратах навсегда, ты останешься, иначе бы ты вообще туда не ехал! Я и так шла на уступки, была готова ждать, пока ты состоишься в жизни, но только если ты рядом! Я не хочу любить на расстоянии, Шанди, не хочу, — мотала она головой в слезах.

— Но я вернусь! — убеждал ее Шанди. — Помнишь, я говорил о том, что хочу дать тебе все самое лучшее?

— Помню, я прекрасно помню тот разговор! Ты делаешь это не для меня, Шанди, а для себя. Что ж, я не буду тебе препятствовать. Хватит, я устала от этой неопределенности, меня все достало, все!

Мел закрыла лицо руками и разрыдалась. Шанди подошел к ней и попытался обнять, но она упрямо избегала объятий, более того, едва ли не вытолкала парня за дверь.

— Шанди, умоляю, уйди, оставь меня одну! — плакала Мел так, словно внутри нее со всей силы распрямилась пружина, которую сжимали давно и планомерно. — Мы потом поговорим, пожалуйста, я никого не хочу сейчас видеть!

Шанди растерянно повиновался, многократно про себя пожалев о том, что заставил возлюбленную так страдать. Но утешать Мел в таком состоянии было бесполезно — она лишь еще больше растравливала себя.

Мел захлопнула дверь и села на пол прямо у порога, обхватив руками колени.

— Я больше не могу так, не могу! — шептала она, истерично всхлипывая. — Что со мной такое? Как же тяжело, голова вот-вот разорвется!

Она сидела так довольно долго, пока не дошла до какого-то изнеможения и внутреннего опустошения. Мел чувствовала, как ее покидают душевные силы. Она понимала, что несправедливо поступила с Шанди, что ее реакция на новость о его отъезде была не совсем адекватной, и от этого становилось еще хуже. Мел будто бегала по замкнутому кругу или по запутанному лабиринту, и сколько она ни предпринимала попыток вырваться на волю, лишь сильнее запутывалась сама в себе.

Девушка сделала над собой усилие, поднялась на ноги, подошла к накрытому столу и сделала несколько глотков воды прямо из графина. Дыхание постепенно пришло в норму, пульс тоже. Оставалось самое сложное — привести в порядок мысли, которые роились в голове, как летучие мыши. Но для этого, пожалуй, нужно хорошенько выспаться.

В элитном ресторане восточной кухни за уединенным столиком на кожаном диване сидел одинокий посетитель — мужчина, весь одетый в черное. Он кого-то ожидал, но на смуглом лице с черной бородой-эспаньолкой не выражалось ни капли беспокойства. Мужчина неспешно сделал затяжку от кальяна и выпустил изо рта несколько клубов ароматного дыма, прислушиваясь к тихим умиротворяющим звукам музыки. Он был в раздумьях.

Мужчину звали Зейн. Именно под таким именем, не уточняя фамилии, его знали в узких кругах сферы частного сыска. Зейн был загадочной фигурой, окутанной флером таинственности: египтянин по рождению, по духу он, скорее, был гражданином мира. С юности он тяготел к познанию загадок окружающего мира. Молодым парнем переехав в Бразилию и поступив на юридический факультет, Зейн параллельно изучал несколько наук и философско-религиозных учений. Бывал он и в Тибете, и в Индии, работал в Соединенных Штатах, ездил по Европе, но в конце концов осел в Бразилии, которую считал второй родиной.

Зейн был одиночкой, что еще больше придавало ему шарма. Чрезвычайно привлекательный в глазах дам египтянин сознательно избегал серьезных отношений с женщинами и заявлял, что никогда не свяжет себя узами брака. Говорил он это влюбленным в него девушкам в открытую, не обманывая и не давая ложных надежд, однако тех это нимало не останавливало. Любовь — это не то, что может пленить блестящий разум, устремленный в философские глубины познания человеческой души, порочной настолько же, насколько удивительной. Женщины принимали это как факт на свой страх и риск.

У входа стукнула дверь. Зейн, не оборачиваясь, напряг слух и постарался по характеру походки определить личность нового посетителя. Шаги широкие, твердые, гулкие — он не мог не узнать старого друга, с которым они однажды разминулись на жизненном пути. Именно этот друг назначил Зейну встречу и, конечно, не без причины. Осталось лишь выяснить эту причину.

— Ас-саляму алейкум! — приветственно раскинул руки для объятий Саид и широко улыбнулся другу.

— Ва-аляйкуму салям! — поднялся ему навстречу Зейн и четырехкратно расцеловался с ним.

— Зейн! Мы не виделись целую вечность!

— Смотря что считать вечностью, — лицо египтянина озарила белоснежная улыбка. — Я очень рад тебя видеть, Саид! Присаживайся. Ты давно в Рио?

— Всего пару месяцев, — уселся Саид за столик и уложил рядом с собой дипломат. — Я переехал в Бразилию после второй женитьбы, у меня здесь дом и новые контракты.

— Я вижу, ты времени даром не терял. Я всегда знал, Саид, что ты далеко пойдешь.

— А ты? — поинтересовался в ответ марокканец. — Нашел смысл жизни?

— В поисках, — уклончиво ответил Зейн и сделал очередную затяжку.

— Не скромничай, о тебе ходят целые легенды как об одном из лучших сыщиков Рио.

— Эти слухи сильно преувеличены. Я не делаю ничего особенного, просто выполняю ту работу, на которую не остается времени у полицейских, заваленных протоколами и отчетами. Надо сказать, стоящие дела попадаются не так уж часто, к моему сожалению. И к счастью тех, кто не попадает в печальные истории.

Саид слегка занервничал — ему не терпелось перейти к делу, но правила хорошего тона и чисто мужская гордость не позволяли сразу метать все карты на стол. От Зейна не ускользнуло его душевное смятение.

— Помнишь, как мы были неразлучны в студенческие годы? — с ностальгическими нотками в голосе проговорил Саид. — Клялись друг другу в вечной дружбе, вместе радовались, огорчались и мечтали.

— Юность редко забывается людьми. Благословенное время, не знающее поражений и разочарований, — задумчиво изрек Зейн. — Вот только мы мечтали о разных вещах, Саид. Ты хотел стать отцом большого семейства, ради этого готов был учиться и работать день и ночь, чтобы та, которой посчастливится стать твоей женой, не знала ни в чем отказа.

— А ты все время проводил за какими-то странными книгами, — с легкой грустью вспомнил Саид. — Ездил в экспедиции, общался с людьми, которых дядя Абдул называл лжеучителями и приспешниками дьявола.

— Твой дядя всегда был ортодоксом, — рассмеялся египтянин. — Как сейчас его здоровье? А здоровье остальных твоих родных?

— Хвала Аллаху, они в добром здравии.

Между мужчинами ненадолго воцарилось молчание. После разлуки длиной в два десятка лет сложно найти общие темы даже с близкими друзьями.

— Зейн, — марокканец заметно посерьезнел, — я пришел к тебе как к другу, как к брату. Я пришел просить о помощи в таком деле, которое можно доверить только брату.

— Я внимательно слушаю тебя, Саид.

— Моя жена и дочь… пропали, — через силу отчеканил каждое слово Саид.

— Саид! Это очень серьезно, тебе лучше обратиться в правоохранительные органы и немедленно! — испуганно воскликнул Зейн.

— Нет, подожди, выслушай меня, — успокоил его друг. — Все не так, как кажется на первый взгляд. О, Зейн, это долгая история!

— Ради нее я готов провести здесь хоть весь день. Рассказывай, Саид, — Зейн сложил руки на груди и устремил на собеседника пристальный взгляд черных глаз.

— Моя жена… Жади, — начал Саид со сбившимся от волнения дыханием. — Моя первая жена, на которой я женился, вернувшись в Марокко… Она сбежала, Зейн. Сбежала и похитила нашу дочь Хадижу.

— Сбежала?.. Без причины?

— Нет, почему же, причина была. Все началось двадцать лет назад, Зейн. Я не был первым мужчиной у Жади — до свадьбы она отдалась бразильцу, которого даже спустя долгие годы не смогла вырвать из сердца.

Зейн размеренно кивал в ответ на слова старого друга.

— Ты представляешь, Зейн, что значит для мужчины стерпеть подобное оскорбление в первую брачную ночь?! Я спас ее, пролил свою кровь, чтобы Жади не забили камнями. Я думал… Я надеялся, что она полюбит меня. Не было на земле мужа более любящего, чем я. Но она не полюбила, — в зеленовато-карих Саида еле заметно заблестели самые искренние слезы. — Я оставался для нее тенью, невидимкой. Даже когда она была в моих объятьях, она вспоминала… того, другого. Я знал, чувствовал это. И прощал. Каждый раз прощал. Когда она обманом бежала на случайное свидание. Когда пренебрегала тем добром, которое я для нее делал. Когда тайком рассматривала фотографии из газет, с помощью которых я хотел доказать ей, что бразилец давно живет своей жизнью и не стоит ни капли ее внимания. Зейн, я не могу передать тебе, что значит любить пустую изнутри женщину. Знать, что ее сердце отдано тому, кто вытирал об нее ноги. Это убивало меня двадцать лет, Зейн, и я решил положить этому конец. Раз и навсегда. Я хотел убедиться, что мои подозрения в отношении Жади напрасны. Мы неплохо жили до этого десять лет, но… меня не покидало ощущение ее неискренности. Только столкнув ее с бразильцем лицом к лицу, я мог удостовериться, что Жади наконец стала моей.

— Так вот почему ты приехал обратно в Бразилию, — догадался Зейн.

— Именно! И самое ужасное, что я оказался прав в своих подозрениях! Худший из всех возможных сценариев воплотился в жизнь. Она танцевала для бразильца полуголая в развалинах, как последняя одалиска, а мне врала в лицо, что шла покупать танцевальный костюм и отдала свою одежду бедной женщине. Я полюбил самое лживое создание на свете, друг мой. И до сих пор люблю.

— Ты ослеплен страстью, Саид.

— О нет, не начинай свои лекции по философии! — раздраженно ответил марокканец. — Что может знать о страсти одинокий человек вроде тебя?

— Страсть — это все, что причиняет душе страдания. Но ты прав, не стоит сейчас отходить от темы. Продолжай.

— Я и в самом деле дошел до исступления. Когда этот бразилец дерзнул заявиться в Фес, я решил его проучить. На празднике я подмешал ему в питье снотворное, но его по ошибке выпил другой человек. Лукас струсил, — усмехнулся Саид. — Я видел в его глазах дикий испуг, страх за свою шкуру. Аллах, как он был жалок в этот момент! Он просто ничтожество, пустое место! Он думал, что я хочу убить его, и из-за этого прятался на крыше от моих людей. И сорвался.

— Саид! Эта история нравится мне все меньше и меньше, — покачал головой Зейн.

— С этого момента все окончательно пошло прахом. Жади требовала развода, а я не давал… Не мог. Не хотел отдавать ей Хадижу, и однажды они обе исчезли. Жади оставила записку.

Саид суетливо полез в дипломат и достал тоненькую папку. Дрожащими от нервного напряжения пальцами он извлек оттуда пару бумаг и фотографию.

— Вот, можешь прочесть. Не знаю, даст ли эта записка тебе какую-то информацию, но я на всякий случай решил принести.

Зейн задумчиво взял бумагу в руки и погрузился в ее изучение.

— Я долго думал, — продолжал Саид, — где Жади может спрятаться. В Рио у нее есть одна странная знакомая, бывшая невеста отца Лукаса. Они общались незадолго до побега, и я подозреваю, что именно эта женщина помогла Жади, но я не уверен. Я серьезно разговаривал с Леонидасом Феррасом, пока это не дало никакого результата. Возможно, если я ужесточу условия…

— Что еще ты взял с собой? — перебил его египтянин.

— Анонимное письмо, — Саид протянул ему еще одну записку. — Подброшено несколько дней назад к дому Мохаммеда. А это, — очередь дошла до семейного фотопортрета, — Жади и наша дочь Хадижа.

Зейн забрал у него фотографию. И вдруг строки, написанные торопливым, но красивым почерком, которые он только что читал, ожили и задышали. Зейн был уверен, что видит в глазах нарядной красавицы с портрета ту же самую боль, которую он неосязаемо почувствовал через послание. Женщина улыбалась, но лишь устами, взгляд же ее был печален. Он кольнул Зейна в самое сердце, обжег, опалил его душу, презиравшую низменные любовные страсти.

— Ну что, Зейн, ты согласен? — с лихорадочной надеждой спросил друга Саид. — Ты возьмешься за это дело?

Египтянин, помедлив пару мгновений, вернул все бумаги их хозяину.

— Прости меня, Саид, я не могу.

— Что?! Почему?

— Я не буду разыскивать эту женщину, — твердо повторил Зейн. — Она сбежала потому, что не видела иного выхода. Она не хочет быть с тобой, Саид, отпусти ее.

— Да как ты смеешь! — в глазах Саида сверкнуло разочарование вперемежку с обидой и яростью. — Как ты смеешь судить меня?!

— Я тебя не сужу, Саид. Я лишь говорю, что птица вырвалась из клетки, и я не буду помогать тебе возвращать ее туда.

— Ты… — сквозь зубы цедил марокканец. — Я считал тебя другом, братом, я открыл тебе душу! А ты говоришь мне такое!.. Ты предатель, Зейн, ты предал дружбу, которая была между нами, ты растоптал ее ногами. Знаешь что, недаром наши пути разошлись! Дядя Абдул был прав: человек, отошедший от традиций, как вырванное с корнем дерево — ни на что не годен. Такому нельзя доверять!

— Я смолчу на твое оскорбление, — спокойно произнес Зейн, с горечью глядя на старого друга. — Ради нашей клятвы.

— Нет больше никакой клятвы! Забудь обо всем, Саид Рашид для тебя умер!

Взбешенный Саид подскочил с места, схватил дипломат и стремглав ринулся к выходу. Зейн долго молча смотрел ему вслед, а перед глазами у него стояло лицо прекрасной женщины. Женщины, которую он ни разу не видел вживую и, вероятно, никогда не увидит, но которая потрясла его стойкое к женским чарам воображение всего парой наспех написанных фраз. «Какая ирония, — усмехнулся сам себе египтянин. — У каждого Ахиллеса есть пята. Кажется, я обнаружил свою».

В одном из центральных районов Рио посреди высотных зданий расположился громоздкий офис продовольственной компании Бартоломеу Варгаса. Пятиэтажное сооружение и его территория, огороженная высоким забором из металлических прутьев, занимали около тысячи квадратных метров. Здание не отличалось изяществом архитектурной мысли: внешний облик офиса компании, в целом, отражал характер ее владельца — грубый, простоватый, но твердый и несокрушимый, как скала.

Сеньор Бартоло, немного грузный мужчина средних лет с громким басовитым голосом, этим утром был не в лучшем настроении. Он без конца висел на телефоне, раздавая указания подчиненным, и ругал их почем зря.

— …Вы связались с Форту-ди-Мош? — сурово спросил по телефону глава компании. — Я хочу знать, какого черта они спят? Мы договаривались о поставках еще в позапрошлом месяце! Слышать ничего не желаю об отсрочках, это их проблемы. Да, — кивал он, слушая человека на другом конце провода. — Да. Вы меня поняли. Разберитесь, уж будьте так добры.

С раздражением швырнув трубку на рычаг, сеньор Бартоло надел очки и сосредоточенно уставился в монитор компьютера. Спокойно поработать ему не дал новый звонок.

— Варгас, — рявкнул в телефон мужчина. — Нет, я не в курсе. Почему вы вообще звоните мне по этому вопросу? Звоните в отдел поставок, там что, нет никого? Зачем я этих дармоедов содержу, по-вашему? До свидания. Дурдом, а не компания, — ворчливо добавил он себе под нос и вновь занялся делом.

Не прошло и десяти минут, как к Варгасу постучалась секретарша.

— Сеньор Бартоло? — робко спросила она, сжимая под мышкой планшет с бумагами.

— Я занят, донна Алисия, — не отрываясь от компьютера, ответил директор.

— Там пришла ваша дочь, говорит, что по срочному делу.

— Что?! — очки сеньора Бартоло резко свалились ему на нос. — Сегодня не мой день, черт возьми! Выставите ее за дверь и скажите, что часы приема окончены.

— Но…

— Никаких но! Я не банкомат, кроме того, у меня нет ни времени, ни желания выслушивать ее глупые истерики.

— А выслушаешь, — Клаудиа протиснулась через секретаршу в приоткрытую дверь и встала в воинственную позу напротив отца.

— Ладно, донна Алисия, придется мне разбираться еще и с этим, — шумно вздохнул Варгас, глядя на дочь, растрепанные короткие волосы которой делали ее похожей на фурию. — Чего тебе, Клаудиа? Кончились деньги на выпивку и кутежи?

— Я требую свою долю в компании. Деньгами, — не обращая внимания на едкое замечание, решительно заявила девушка.

Хорошо, что в этот момент сеньор Бартоло не пил свой любимый кофе, иначе он рисковал бы им сильно поперхнуться.

— Я не ослышался? — тихо свирепея, переспросил он. — Ты требуешь… долю? Свою? Здесь? Ты пьяная?

— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, — невозмутимо продолжала Клаудиа. — Отдай то, что принадлежит мне, и я тебя больше не побеспокою. Ты вообще меня после этого не увидишь.

— Подожди-подожди, — затряс головой Варгас, будто пытаясь пробудиться ото сна. — С чего ты взяла, что тебе здесь что-то принадлежит? Ты хотя бы день работала в фирме? Ударила пальцем о палец хоть раз? Ты только тянешь и тянешь с меня деньги, бездельничаешь и обвиняешь меня во всех смертных грехах!

— Это ты еще дешево отделался, — хмыкнула Клаудиа. — Скажи спасибо, что не сидишь в тюрьме, хотя должен был.

— Господи, опять ты начинаешь! — всплеснул руками мужчина. — Сколько раз повторять, что я не трогал твоего пастуха?! Ничего я ему не сделал, ни-че-го! Он сам накачался дрянью и сел за руль, при чем здесь я?! По-твоему, я подсадил его на иглу?

— Он никогда не принимал наркотиков! — взбесилась Клаудиа. — Я ни разу не видела Ренату в накачанном состоянии!

— Это потому, что ты сама недалеко от него ушла в тот момент, — съязвил сеньор Бартоло. — Ты успокоишься когда-нибудь или нет?

— Успокоюсь, когда получу свою долю. Ты должен мне даже больше за то, сколько я из-за тебя страдала.

— Она страдала, — передразнил дочь Варгас. — Подумать только, она страдала! Клаудиа, тебе двадцать пять, и ты полный ноль без палочки. Зачем я растил тебя, как принцессу? Зачем тратил деньги на твое обучение в Лос-Анджелесе? Чтобы ты прозябала, как червь, и нигде не работала? Ты самое невыгодное вложение в моей жизни, дорогая Клаудиа!

— К твоему сведению, я работаю! — эмоционально возразила девушка.

— Кем? Маникюрщицей? Парикмахером? Мешаешь коктейли в баре и тут же их пьешь?

— Не твое дело!

— Черт побери, престижнейший экономический факультет! Для чего?! Так, все, уходи и не действуй мне на нервы, пока я не вышел из себя, — безапелляционно отрезал Варгас и потянулся к стопке бумаг.

— Ладно, а на это что ты скажешь? — Клаудиа достала из сумки свернутую газету и раскрыла ее на странице с ярко-зеленой закладкой.

— Что это? — недовольно буркнул ее отец. — Ты предлагаешь мне поразгадывать сканворды?

— Читай здесь, — она ткнула пальцем в заголовок одной из заметок.

— Ну, инспектор попался на взятке в крупном размере, дальше что?

— Это тот же самый инспектор, который занимался расследованием аварии!

— Ты мне угрожаешь? — взгляд светло-серых глаз Варгаса стал холодным и острым, как лезвие ножа. — Ты приходишь сюда, имеешь наглость просить у меня какую-то долю, а потом намекаешь на… На что ты намекаешь?

— Правды я от тебя все равно не добьюсь, но жизнь тебе испорчу, как ты испортил мою, — ответила ему дочь, словно две капли воды похожая на него в эту минуту. — Я приложу максимум усилий для этого.

— Твои старания напрасны, — сеньор Бартоло, приставший в кресле, вальяжно опустился обратно. — Человеческого языка ты не понимаешь, никогда не понимала, но предостерегаю тебя, Клаудиа: не надо бросать мне вызов. Ты об этом сильно пожалеешь.

Клаудиа, презрительно фыркнув, выпрямилась и оставила газету лежать на столе. Схватив сумку со стула, она вихрем выскочила из кабинета и хлопнула дверью так, что задрожали и зазвенели тонкие стекла офисного шкафа.

— Соплячка! — вслух выругался Варгас и перевел дыхание. Его щеки пылали от ярости — снова подскочило давление, но занятой бизнесмен и не думал принимать по этому поводу никаких мер, несмотря на предостережения врача.

Через полчаса его снова потревожили: некий марокканский предприниматель по имени Саид Рашид предлагал деловую встречу для обсуждения возможности заключения контракта.

— Саид Рашид? — переспросил в трубку Варгас. — Что-то знакомое. Он занимается гостиницами? Очень хорошо. Я позднее сообщу донне Алисии о дате переговоров, но не ранее следующей недели. У меня забито все расписание. Хорошо. Держите в курсе.

Сеньор Бартоло снял очки, устало зажмурился и потер глаза пальцами правой руки. Злополучная газета, в которую наглая дочь дерзнула ткнуть его, как котенка, все еще лежала перед ним. Мужчина покачал головой, обращаясь в пустоту:

— Чертов пастух! Это все началось с тебя. Даже с того света ты продолжаешь портить Клаудии жизнь.

Пустота не могла ответить. Она лишь давила со всех сторон, как каменная глыба. Иногда прошлое тянется шлейфом, который невозможно обрубить, и остается только смириться с постоянным присутствием его тени.

* * *

— Мелзинья! — Далва поспешно бежала навстречу своей воспитаннице, едва не спотыкаясь по пути. — Мелзинья, наконец-то ты нас навестила!

— Далва! — широко улыбнулась Мел и обняла ее. — Я скучала по тебе!

— А как Далва скучала по тебе! — темнокожая служанка расплылась в улыбке от умиления. — Матерь Божья, как ты похудела, девочка моя! — ахнула она, еще раз оглядев Мел с ног до головы. — Кто же заботится о тебе в квартире сеньора Леонидаса?

— Я сама о себе забочусь, — добродушно рассмеялась девушка.

— Но все-таки не так, как это делала я! Идем скорее, я как чувствовала твое появление и с утра испекла твой любимый ягодный пирог!

— Нет, Далва, я заскочила всего на полчаса, чтобы повидаться с папой.

— Мел! — укоризненно взглянула на нее Далва. — Ты совсем нас забросила! Без тебя дом стал таким пустым, унылым: все ходят злые, нервные! Ремонтеры и всякие посторонние личности наводят свои порядки. А как хорошо мы жили еще недавно! Горя не знали, и надо же было притащиться этим марокканцам и все испортить!

— Далва, ну при чем тут марокканцы? Ты говоришь так, будто это они виноваты во всех бедах нашей семьи.

— А кто же еще? До того как они появились, все было прекрасно, твои родители спокойно жили, Лукас был здоров.

Они вошли в дом. Мел напряглась, увидев со спины мать, сидящую на диване в гостиной. Маиза обернулась и окинула дочь пристальным взглядом.

— Мел? — вкрадчиво проговорила она. — Ничего не хочешь мне сказать? Поздороваться, например?

— Здравствуй, мама, — ответила Мел таким тоном, словно сделала ей большое одолжение.

— Здраствуй, Мел, — кивнула Маиза. — Ты надолго?

— Нет, я к папе, — сказала девушка и стремительно побежала наверх, не оборачиваясь.

— Ясно, — усмехнулась сеньора Феррас. — Видишь, Далва, какая у них любовь? Лукас для нее прямо-таки святой мученик, не то что я. На меня Мел смотрит как на врага.

— А ты тоже хороша, Маиза! — упрекнула ее Далва. — Зачем ты постоянно терроризируешь девочку? Что плохого в том, что она встречается с Шанди?

— Мы это обсуждали уже тысячу раз, я не хочу повторяться.

— Нет чтобы всем жить в мире и согласии, обязательно нужно ссориться по пустякам! — хмыкнула служанка и с разобиженным видом отправилась на кухню.

Маиза не сдержалась и тихонько прыснула со смеху, вспомнив важную физиономию Далвы-миротворца. Это и в самом деле было бы забавно, если бы не навевало такую тоску.

— …Папа! — радостно обняла Мел отца настолько, насколько это было возможно в его уязвимом положении. — Я ужасно соскучилась!

— Мел! — впервые за несколько последних дней заулыбался Лукас. — Как хорошо, что ты пришла!

— Как ты себя чувствуешь?

— Неплохо. Все нормально, дочка. Как твои дела?

Мел нервно пожала плечами и виновато улыбнулась, глядя куда-то в сторону.

— Нормально, пап. Шанди хочет уехать, — добавила она после небольшой паузы, сбросив напускную веселость.

— Неужели? — нахмурился Лукас. — Почему?

— Им с Миру предложили контракт в Эмиратах. Шанди уже хотел забросить спортивную карьеру, я помогала ему готовиться к поступлению на ветеринара, и тут… такое. Для него это отличная возможность реализовать себя, но я так боюсь… — Мел опустила взгляд и принялась теребить на запястье простенькое позолоченное украшение — подарок Шанди.

— Чего ты боишься? — уточнил ее отец.

— Я боюсь, что наши отношения дадут трещину. Что Шанди останется там. Что он… забудет меня.

— Ну, что ты такое говоришь! Если любовь настоящая, ей не страшны ни расстояние, ни время, — утешил дочь Лукас и добавил с легкой грустью: — Я знаю, о чем говорю.

— В этом и проблема, — вздохнула Мел. — Я не уверена, что наша любовь с Шанди настоящая. То есть, я хотела сказать, что пока все хорошо, я чувствую себя с ним на седьмом небе от счастья. А когда появляются трудности, мне становится плохо. Я злюсь на него, злюсь на себя, считаю себя неудачницей, сомневаюсь в Шанди… Одним словом, я сильно запуталась, папа.

— Ах, Мел, — Лукас устремил невидящий взгляд в стену, погружаясь в свои думы и воспоминания. — Я так тебя понимаю. Единственный совет, который я тебе могу дать — будь смелее. Не нужно всего бояться. Верь в себя и верь в Шанди, а остальное оставь судьбе.

Мел вновь улыбнулась, на этот раз более чем искренне.

— Спасибо, что поддерживаешь меня. Не то что мама, — скривилась Мел, вспомнив недавнюю ссору с матерью.

— Не обращай на нее внимания.

— Легко сказать!

— Представь себе, я слушаю ее упреки каждый божий день, — выразительно посмотрел на Мел отец. — Если бы я принимал все ее слова близко к сердцу, как ты, я бы уже сошел с ума.

— Может быть, ты и прав, — с сомнением пожала плечами девушка. — Но она никогда не смирится с моим выбором.

— Если Маиза не смирится, я всегда на твоей стороне. Не бойся ее, она много грозится и чванится, но она не сможет ничего сделать вам с Шанди. Невозможно угодить всем, Мел. Если бы ты знала, как я жалею, что вовремя не понял этого.

— Спасибо, — благодарно прошептала Мел. — Пап, мне не хватало тебя, правда.

— Мне тебя тоже не хватало, дочка. Я рад, что ты пришла, — пожал ее пальцы отец.

— Нет, ты не понял. Мне не хватало тебя раньше. Ты очень редко говорил со мной вот так, как сейчас. Иногда мне казалось, что ты меня вовсе не замечаешь.

— В самом деле? — удивился Лукас.

— Угу, — закивала Мел, еле сдерживая слезы, чтобы не расчувствоваться.

— Не знаю, почему тебе так казалось, ты всегда была самым дорогим для меня человеком.

Мел просияла от этих слов. В голове совершенно не к месту промелькнул вопрос: «Правда? Даже дороже женщины из Марокко?» Однако девушке не захотелось не то что озвучивать его, но даже сосредотачивать на нем какое бы то ни было внимание. Все это глупости и детская ревность, а в жизни есть вещи и поважнее.

Жади задержалась у настенного зеркала в старинной кованой раме. Она внимательно изучала взглядом свое отражение, будто не узнавая его. В Рио-да-Серейя Жади почти не пользовалась косметикой, и на слегка забронзовевшей от яркого тропического солнца коже стали видны мелкие морщинки. Не то чтобы они портили безупречную красоту лица марокканки, однако, глядя на себя в таком виде, Жади впервые остро ощутила груз прошедших лет. «Двадцать лет жизни потрачены впустую», — с грустью подумала она, и по смуглой щеке скатилась слезинка. «Нет, я не должна так думать, у меня есть Хадижа! Мое главное сокровище!» — осеклась Жади, вытерла слезу и ослепительно улыбнулась — так, как умела она одна. «Так-то лучше», — похвалила она себя и повертелась перед зеркалом. Шелковая цветастая блуза и длинная хлопчатобумажная юбка, купленные на рынке Белена, делали ее похожей на коренную жительницу бразильского севера. Добавить к образу распущенные пышные волнистые волосы — и Жади словно родилась и выросла в амазонских широтах. Первое время ей было трудно привыкнуть к не покрытой платком голове и обнаженным практически до плеч рукам, а вот Хадижа наотрез отказалась носить на людях открытую одежду несмотря на жаркий и влажный климат.

В свой первый рабочий день Жади гордо шла по деревенской улице, улыбкой встречая прохожих — с кем-то она уже успела познакомиться, кого-то пока знала только в лицо. Жители деревни относились к новой соседке с интересом. Не всегда этот интерес был доброжелательным, и за спиной у марокканки нередко шептались, но непререкаемый авторитет Флоринды, который та заработала за долгие годы беззаветного служения людям, не давал сказать в лицо ее гостям ни одного худого слова.

— …От покупателей сегодня нет отбоя, — радостно заметил хозяин лавки, молодой улыбчивый мужчина, внешне похожий на американца или, скорее, на на немца — светлокожий, светловолосый, голубоглазый, коренастый, он всегда находился в приподнято-благодушном настроении. Во всяком случае, Жади еще ни разу не видела его мрачным. На предложение жены взять новую сотрудницу он с охотой ответил согласием и принял Жади на работу без каких-либо проволочек. Навестить магазинчик он зашел после обеда и остался весьма доволен увиденным. — Таис, — Эрик подошел к жене и чмокнул ее в губы, — все в порядке, дорогая?

— Да, — кротко ответила женщина и улыбнулась ему краешком губ.

— Ты помогла Жади освоиться?

— Жади неплохо осваивается и без моей помощи, правда, Жади?

— Таис, Эрик, я не знаю, как вас благодарить, — горячо обратилась к супругам Жади. — Вы даже не представляете, как много значит для меня эта работа!

— Не стоит благодарности, Жади, — кивнул Эрик. — Это всего лишь сельская лавка, не думаю, что ее можно назвать работой чьей-то мечты, — он невзначай посмотрел на жену. — Но плачу я исправно, у тебя не будет задержек зарплаты. Таис не даст соврать, что когда я сам работал в крупных компаниях на бессовестных толстосумов, у нас постоянно были перебои с финансами. Они обещают высокие оклады, но по факту изворачиваются так, что получаешь гроши, а то и вовсе сидишь ни с чем. Не так ли, Таис?

— Да, все так, — подтвердила Таис, как обычно, пребывающая в своих мыслях.

— Поэтому добро пожаловать в команду, — бодро произнес Эрик, — маленькую, но дружную.

Жади хотела что-то сказать ему в ответ, но ее перебил внезапно зашедший в лавку Орестес. Старик появился на пороге в пропотевшей от жары рубашке и в широкополой соломенной шляпе. Сняв шляпу, он обратился к зятю:

— Эрик! Как хорошо, что ты здесь! Мне нужна твоя помощь на участке. Жади! — обрадованно воскликнул он, увидев смуглую красавицу. — Вот так сюрприз!

— Сеньор Орестес! — широко улыбнулась ему Жади, обнажив белоснежные зубы, и пожала его жилистую руку. — Поздравьте меня с первым рабочим днем!

— Ба! — раскрыл рот от удивления Орестес. — Ну и дела, а мне никто ничего не сказал. Поздравляю, Жади, теперь ты не только наша соседка, но и часть нашего семейного дела! — в восторге тряс он ее кисть.

— Я пойду посмотрю, что там на участке, — вклинился в разговор Эрик, вытер руки полотенцем и собрался идти. — Удачного рабочего дня, Жади! Таис, — вновь посмотрел он на жену искренне влюбленным взглядом, — люблю тебя.

— Я тебя тоже, Эрик, — скромно улыбнулась ему жена.

— Таис, доченька! — расцеловался с ней Орестес. — Как твои дела?

— Все замечательно, папа. Как твое здоровье? Радикулит больше не беспокоит?

— Здоров, как бык! — раздулся от важности старик и хлопнул себя ладонью по груди, чем вызвал улыбки обеих женщин. — Я вам больше скажу, сегодня вечером я иду на танцы, и никто меня не остановит!

— Папа, ты должен быть осторожнее! — упрекнула его Таис. — В твоем возрасте…

— В каком возрасте? В каком это таком возрасте? — возмутился Орестес. — Мне что, девяносто?! Да я еще ого-го! Твой прадед женился моим ровесником, чтоб ты знала.

— Таис, зря ты так, твой отец прекрасно танцует, — вступилась за соседа Жади.

— Вот! — воодушевленно подхватил тот. — Ты слушай, что люди-то говорят! Жади знает толк в танцах, она всех наших плясуний одной левой за пояс заткнет.

— Сеньор Орестес, вы мне льстите, — лукаво улыбнулась марокканка.

— Что вы, душенька! — картинно прижал руку к сердцу Орестес. — Клянусь Назаретской Девой, за всю жизнь я не видел никого, кто бы так умел зачаровывать людей танцем. Готов поспорить, что сама Мать Вод проиграла бы поединок, реши она вступить с тобой борьбу.

— Папа, ты самый первый льстец в Рио-да-Серейя, — смущенно рассмеялась Таис.

— Твой отец настоящий дамский угодник, — подтвердила Жади, умиляясь трогательным комплиментам старика.

— А то ж! — пригладил тот усы и приосанился. — Жади, а ты вообще как к нам, надолго?

— Пока не знаю, сеньор Орестес, — резко посерьезнела Жади и опустила взгляд. — На несколько месяцев или больше.

— Как же малышка Хадижа? Она будет ходить в школу?

— Директор не захотела ее принять, — Жади принялась раскладывать товар на прилавок, пока Таис делала заметки в тетради. — Без справки с предыдущего места учебы Хадижу не могут устроить в школу, а эту справку мне пока никак не достать.

— Роза в своем репертуаре, — фыркнул Орестес. — Не может не выпендриваться, далась ей эта справка? У нас нормальный фельдшерский пункт сорок лет оборудовать не могут, все говорят, что из бюджета деньги не выделены. Без Флор загнулись бы все давно. А ей, видите ли, справку подавай. Поговорю я с Розой, меня она послушает, уж будь уверена. Я ее на закрошках катал, когда она маленькая совсем была.

— Вы правда сделаете это ради меня? — удивилась Жади.

— Отчего ж не сделать? Мне не трудно — язык не отсохнет, ноги до школы дойти не отвалятся. Надо пристроить девчонку, что же ей без дела слоняться?

— Вы очень щедры ко мне, все вы, — с благодарностью произнесла марокканка. — Смогу ли я когда-нибудь отплатить вам?

— Ай, не бери в голову, — махнул рукой Орестес. — Сочтемся!

* * *

Хадижа одиноко сидела возле пирса и смотрела, как в речной ряби игриво мелькают солнечные блики. По ярко-голубому небу плыли кучерявые облака, настолько белые, что при взгляде на них становилось больно глазам. Хадижа никогда не видела таких облаков на родине. Ей куда привычнее было наблюдать выжженное небо над пустыней и песчаные барханы, на которых ветер рисует волнообразные узоры. Не хватало ей и напевного призыва к молитве, разносящегося над городом с высокого минарета. Вместо него слышались крикливые переговоры рыбаков, плотников и членов экипажа пассажирского катера. Впрочем, Хадижа когда-то радовалась и переезду в Бразилию — с обоими родителями, разумеется. В конце концов, дом там, где мама и папа.

— Привет, Хадижа! — помахал ей рукой Нико, деловитым шагом идущий к пристани.

— Привет, Нико, — обернувшись, поздоровалась Хадижа и вновь уставилась на воду.

— Как дела? — спросил мальчик, усаживаясь рядом на изумрудную траву.

— Нормально.

— Завтра на школьном стадионе будет футбольный матч, приходи посмотреть!

— Кто с кем играет?

— Наши парни против парней из соседней деревни. Честно говоря, я думаю, что у наших соперников нет шансов, — горделиво добавил Нико.

— А девочки у вас в футбол играют? — неожиданно поинтересовалась Хадижа.

— Играют. Но девочки не так хороши в футболе, как мальчики.

— Вот и неправда! — возмутилась маленькая марокканка. — Девочки отлично играют в футбол.

— Не знаю, может, кто-то и играет, а я таких не встречал, — пожал плечами парнишка. — Волейбол — другое дело, ты знаешь, что наши волейболистки самые сильные в мире? Так же, как и футболисты.

— С чего это ты взял, что бразильские футболисты самые сильные?

— Потому что сборная Бразилии чаще всех выигрывала чемпионаты мира по футболу.

— И что? — фыркнула Хадижа. — В других странах тоже любят футбол и играют не хуже, чем здесь. В Марокко, например.

— В Марокко? — переспросил Нико. — Что это за страна? Это где-то в Африке?

— В Северной Африке, — поправила его девочка. — Это арабская страна, и она находится рядом с Сахарой. Стыдно такое не знать.

— Я не интересуюсь арабскими странами, мне больше нравятся Европа, Азия…

— А мне ни то, ни другое, — не осталась в долгу Хадижа.

— Ну и ладно, как говорит дедушка, каждому свое, — примирительно изрек Нико. — Так ты придешь на матч?

— Не знаю, приду, наверное, — пожала плечами Хадижа, слегка устыдившись своего язвительного тона.

— Все равно ты сидишь одна и скучаешь целыми днями, футбол тебя развеселит.

— Нико! — его окликнула Флор, идущая мимо с продуктовой сумкой в руках. — Тебя звали отец и дедушка, беги к ним!

— Ну вот, посидеть не дадут, — по-стариковски проворчал мальчик и поднялся на ноги. — Приходи, Хадижа, ладно?

— Ладно, — улыбнулась наконец девочка. — Пока!

Флоринда осторожно спустилась по пологому склону берега и подошла к Хадиже.

— Хадижа, ты уже давно сидишь на солнце без головного убора, ты можешь получить тепловой удар! — сделала она ей замечание. — Идем домой, поможешь мне приготовить ужин.

— Донна Флор, а знаете, — начала говорить Хадижа, и в ее глазах показались слезинки, — я так мечтала, что когда я созрею, у меня будет свой платок! Папа обещал мне самый красивый, вышитый золотом. Неужели я так его и не надену?

— Почему? — присела рядом с ней женщина и обняла за плечи. — Конечно, ты наденешь самый красивый платок, о котором мечтала.

— Мама пошла на работу и хочет отдать меня в школу. Значит, мы здесь надолго. А если папа никогда не простит маму?

— Простит, Хадижа, даже не сомневайся! Моя сестра передала ему сообщение о том, что у вас с мамой все хорошо, теперь он не будет беспокоиться за вас.

— Но почему они вообще поссорились? — ударилась в плач Хадижа. — Папа всегда любил маму и никогда ее не обижал, почему она решила бросить его?

— Об этом тебе может рассказать только твоя мама, — печально вздохнула Флоринда и крепко прижала к себе девочку. — Ах, моя хорошая, жизнь иногда бывает такой трудной. Не плачь, все когда-нибудь образуется. Не вини ни в чем маму, ей тоже непросто, как и тебе.

Хадижа молча всхлипывала, не стыдясь своей боли перед чужим человеком. Донна Флор чем-то напоминала ей Зорайде: такая же мудрая, теплая и улыбается чуть грустно. Это хотя бы немного, но помогало чувствовать себя как дома.

* * *

На деревню и бескрайние непроходимые джунгли опустились вечерние сумерки. В окошке дома Флоринды горел свет — на кухне под доносящийся снаружи треск цикад пили чай домочадцы. Хадижа легла спать рано и не присутствовала за столом. Хозяйка, по большей части, молчала. Сделав очередной глоток горячего напитка, она серьезным тоном заговорила с Жади:

— Жади, прости меня ради Бога, если я вмешиваюсь не в свое дело, но ты должна откровенно побеседовать с Хадижей. У меня сердце обливается кровью, когда я смотрю, как мучается бедная девочка.

— Донна Флор, — горестно вздохнула Жади, — Хадижа еще слишком мала, чтобы все осознать. Она воспитана в иных традициях, ей сложно будет принять то, что мать вместо законного мужа любила другого человека — иностранца, иноверца.

— Но она достаточно взрослая, чтобы страдать от неопределенности, — возразила Флор. — Подумай, она росла в полной семье, окруженная заботой и любовью обоих родителей, а теперь вынуждена пребывать в разлуке с отцом и даже не знает ни одной вменяемой причины для этого.

— Я боюсь говорить с Хадижей на эту тему. Донна Флор, — Жади сделала паузу, собираясь с духом, чтобы задать неловкий вопрос, — а вы когда-нибудь рассказывали своему сыну о его отце?

Женщина отставила чашку с чаем и сложила руки на столе.

— Нет. Я… не успела. Ренату меня ни о чем не спрашивал, но это лишь из деликатности. Я иногда видела в его глазах немой вопрос, но не решалась сесть и выложить ему всю правду о его рождении. Однажды я почти решилась. Ну, а потом… Извини, Жади, я не могу, — Флоринда заморгала покрасневшими от подступивших слез глазами.

Тяжелому разговору помешал Орестес, явившийся, по своему обыкновению, в самый подходящий момент. В белом нарядном фраке он застыл у порога, глядя на домашнее одеяние Флоринды.

— Флор, ты еще не готова?! — поразился он. — Танцы вот-вот начнутся, а ты сидишь тут взаперти вместе с Жади! Я ведь предупреждал тебя сегодня!

— А я тебе сказала, что никуда не пойду, — отпиралась хозяйка.

— Вот-те раз!

— Донна Флор, идемте! — упрашивала ее Жади, сделав умоляющее выражение лица.

— Флор, не будь бесчувственной, тебя просят два человека! — укоризненно покачал головой Орестес.

— Жади, я не люблю эти танцы, я их всю жизнь терпеть не могла!

— Ну пожалуйста! — Жади не оставляла попыток уговорить компаньонку.

— Ты что, не бразильянка? Как может бразильская женщина не любить танцы? — протараторил Орестес.

— Ой, все, иду я, иду, — замахала на них руками Флоринда. — Только причешусь, а то я все растрепанная.

Жади с Орестесом хитро переглянулись: наконец-то неприступный бастион был взят.

…Громкая музыка и веселый смех пьянили еще только на подходе к танцевальной площадке. Забавная с виду троица — пожилой мужчина в ослепительно белом костюме, ярко выделяющемся в вечерней темноте, и две женщины, молодая и постарше, под руку с ним — шли по асфальтированной дорожке вдоль густых темно-зеленых зарослей.

— Всего на часик, не больше, я не собираюсь веселиться до утра, — напомнила крайне довольному собой спутнику Флоринда. — Мне в следующие сутки на дежурство.

— Но без танца я вас никуда не отпущу, сеньора! — полушутя-полусерьезно заявил Орестес.

Жади добродушно посмеивалась, глядя на эту парочку, и постоянно подкалывала их по пути. От меланхоличного настроения не осталось и следа — марокканку звала музыка, и перед ее зовом она была готова забыть о чем угодно. Позаимствовав у одной из девушек разноцветный палантин с бахромой, Жади самозабвенно пустилась в пляс под зажигательную песню «Танцуй, морячка».

— Какую редкую птичку занесло в наш сад! — восхищенно глядя на кружащуюся с палантином красавицу, сказал своему товарищу мужчина типично испанской наружности. — Я ее давно присмотрел, да все никак не могу улучить момент, чтобы расставить силки.

— Аккуратнее, Диас, — предупредил его тот. — Мы ничего о ней не знаем, а если Роза тебя застукает?

— Обижаешь, — хмыкнул «испанец», — я еще ни разу не попадал впросак перед Розитой. Но такую жемчужину просто грех упускать! Ты посмотри, какая кожа, какие глаза, какие волосы! А эта улыбка сводит меня с ума! Ах, ради такой я даже готов развестись!

— И остаться без денег жены? — насмешливо спросил Диаса приятель, отхлебнув немного спиртного прямо из бутылки.

— Прикуси язык, Пауло! — разозлился Диас. — Лучше не нарывайся на неприятности, ты меня знаешь.

— Понял, понял! — приподнял руки мужчина.

— Вот так. Не мешай мне любоваться танцем прекрасной сирены, — ухмыльнулся Диас и мечтательно воззрился на Жади, которая с радостным смехом подскочила к смущенной Флор и потащила ее на середину площадки.

Из-за шума метров на сто вглубь джунглей притихли птицы и обезьяны — они привыкли к веселому соседству, но перекричать музыку никто из них не пытался. Над лесом взошла полная серебристая луна и долго освещала своим холодным светом улицы, дома и кроны деревьев, отражалась в речной воде и спокойно взирала на все, что происходит там, внизу.

В пустой комнате было темно. Саид, не зажигая света, медленно вошел в спальню Жади, где о хозяйке напоминали только оставшиеся после ее побега вещи: бордовый полупрозрачный платок, вышитый золотыми нитками, фотография в рамке на туалетном столике, полураскрытая косметичка. На кровати лежала кукла Хадижи, которую та, сонная, забыла дома в роковую ночь. Саид настоял на том, чтобы в комнате все оставалось именно так, как при Жади, не разрешая служанкам передвинуть ни малейшей мелочи. Так ему казалось, что он может неким мистическим образом привязать непокорную, посмевшую бросить ему дерзкий вызов жену к дому, к себе. Однако звенящая тишина вокруг упрямо напоминала о неутешительной реальности.

Саид без сил опустился на мягкую кровать и безрадостно уставился в одну точку, не шевеля ни единым мускулом. Только что он разговаривал по телефону со своими людьми в Фесе — долгие и тщательные поиски Жади и Хадижи не увенчались успехом. Огромное количество жилых кварталов, медина, развалины старинной крепости, поселение кочевников за чертой города не имели ни намека на пребывание в них одинокой беглой женщины с ребенком.

— Они в Бразилии, — то ли мысленно, то ли вслух — он сам не разбирал — произнес Саид. — Только Феррас знает, где. Он знает. Больше некому. Жади не умеет прятаться сама, их с Хадижей прячут намеренно. Когда я найду их… — марокканец в ярости сжал кулаки до боли. — Пусть не ждет пощады. Он пожалеет, что родился на свет!

В противоположном крыле дома Рания с Аминой коротали очередной унылый вечер. Амина зажгла бахур и хлопотала возле сестры, пытаясь хотя бы немного расшевелить ее, но та пребывала в мрачном расположении духа.

— Амина, знаешь, что он сейчас делает? — с горькой обидой в голосе проговорила Рания, имея в виду бывшего мужа. — Сидит в комнате Жади и чахнет над ее платками. И будет чахнуть до конца своей жизни, помяни мое слово!

— Рания, я не понимаю твоего упрямства, — укоризненно покачала головой Амина. — Судьба преподнесла тебе такой подарок — избавила от опаснейшей соперницы, а ты не хочешь воспользоваться прекрасным шансом!

— Нет, Амина, я слышать об этом не желаю, — Рания обхватила руками подушку и подперла ею подбородок. — Жади не ушла, она все еще здесь, в этом доме. Каждый угол, каждая тряпка хранит воспоминания о ней. Даже если она умрет, то останется рядом с Саидом бестелесным призраком. Я тоже была его женой, Амина! — девушка едва не плакала. — Коран предписывает одинаково относиться к женам, делить между ними все поровну, в том числе и любовь, а мне не доставалось ничего!

— Иди сейчас к нему, поговори с ним. Твоему мужу тяжело, поддержи его.

— Бывшему мужу, — поправила сестру Рания.

— Еще нет, Рания, пока нет, — строгим тоном, как учительница, вещала Амина. — У тебя есть то, чего никогда не было у Жади: способность любить, понимать, заботиться. Жади никогда не давала этого Саиду, так покажи ему, что значит быть любимым мужчиной!

Молодая сеньора Рашид призадумалась над этими словами, но все-таки возразила:

— Я показывала, Амина. Аллах знает, как я старалась стать хорошей женой Саиду, как заботилась о нем и угождала ему. Все это оказалось зря.

— Тогда все было иначе. Жади была здесь, она отвлекала на себя все его внимание. Рания, — Амина села рядом с сестрой и взяла ее за руки, — пойми же, у Саида горе. В таком его состоянии у тебя гораздо больше шансов влюбить его в себя!

Рания вновь заколебалась в неуверенности.

— Нет, — немного погодя, ответила она. — Я обижена на него. Он должен попросить у меня прощения за то, как вел себя со мной.

— Ты помогла сбежать его жене! — выделяя голосом каждое слово, воскликнула Амина. — Ты совершила очень серьезный проступок, Рания, о чем ты говоришь?! Неужели ты ждала, что тебя за это погладят по голове?

— Да, я не должна была этого делать, — с печальным вздохом согласилась Рания. — Не знаю, что нашло на меня, зачем я послушалась Жади. Она будто внушила мне эту мысль, хотя я не хотела ей помогать! Она и Зорайде подговорила напоить прислугу снотворным, я уверена. Вот еще одно доказательство того, что Жади ведьма! Разве обычный человек может так подчинять себе чужую волю?

— Ведьма или не ведьма, а ты сама виновата в том, что произошло.

— Я знаю, знаю, — прикусила губу от досады Рания. — И все-таки Саид меня сильно обидел. Он не дал мне сказать даже слова в свое оправдание, не слушал меня, просто выбросил, как ненужную вещь. Амина, что это так противно пахнет? — принюхалась она и сморщила нос от отвращения. — Какой мерзкий приторный запах!

Амина широко распахнула глаза, смутно предугадывая ошеломляющую новость.

— В комнате пахнет только бахуром, — с подозрением глядя на сестру, ответила она.

— Да? Странно. Амина, открой окно, пожалуйста, мне нехорошо от этой духоты.

— Ра-ания! — Амина расплылась в радостной улыбке и обхватила ее за плечи.

— Что? — растерялась девушка. — Что такое?

— Ты беременна?!

Рания беспомощно хлопала глазами не то от восторга, не то от ужаса.

— Я?.. Я… не знаю.

— Рания, тебя благословил Аллах! — всплакнула от счастья Амина.

— Нет! — резко выкрикнула Рания и вскочила с кровати. — Это просто некачественный бахур, я не беременна!

— Рания! — устав воспитывать ее, удрученно воскликнула Амина. — Твое поведение начинает меня тревожить.

— Нет-нет-нет, — полушепотом повторяла девушка, стараясь не расплакаться. — Я не верю, не верю! Амина, что мне делать? — вдруг бросилась она в ноги старшей сестре. — Если этот ребенок родится, Саид заберет его себе, а меня выгонит! Он не передумает разводиться со мной!

— Тише, тише, Рания! — успокаивала ее та. — Все зависит от тебя, я же говорила об этом много раз и повторю еще! Судьба так тебе благоволит, а ты отказываешься принимать ее дары.

— Это не дары, Амина, это какое-то проклятье! — в слезах мотала головой Рания. — Знаешь, теперь я даже немного, самую капельку понимаю Жади.

— Перестань паниковать! Мы пойдем к врачу и все выясним. Вот увидишь, Саид будет счастлив услышать эту новость!

— Он был бы счастлив только в одном случае: если бы нашлась Хадижа. Амина, умоляю, не говори пока никому ни о чем! Дай мне время, мне нужно подумать, как быть…

— Ах, Рания, я пойду тебе навстречу, — нехотя согласилась Амина. — Но не тяни с принятием решения — твоя судьба, твое счастье в твоих руках. Не бери пример с Жади, ты видишь, какой строптивой она была в браке, и к чему это привело. Аллах, какая незавидная участь у этой женщины!

Рания лишь вздохнула в ответ. Голова была тяжелой, как колокол, и мысли в ней путались, словно нитки из клубка, которым играет котенок. Пару раз все же промелькнула надежда, что с Саидом еще все может наладиться, но стоило Рании вспомнить ледяной взгляд его глаз и тот сражающий наповал тон, которым он произнес слова развода, как все трепетные чувства в душе испарялись без следа. Она решила не думать пока о возможной беременности, боясь, что голова попросту взорвется от напряжения. В конце концов, это мог быть всего лишь некачественный бахур.

Очередная попытка принять сидячее положение окончилась для Лукаса неудачей, болью в спине и потерей всякого оптимизма.

— Малу, я больше не могу, это выше моих сил! — жаловался больной сиделке, в настоящий момент исполняющей роль инструктора по физической культуре. — Тело будто не мое, оно совсем меня не слушается.

— Это естественно, сеньор. Мышцы спины и пресса ослабли за то время, пока вы были неподвижны, но они придут в норму, если их тренировать. Сегодня вы показали гораздо лучший результат, чем вчера.

— Да? — скептически нахмурился Лукас. — По-моему, одинаково плохо.

— Со стороны виднее, — возразила сиделка. — Амплитуда движений, сила, выносливость постепенно увеличиваются. Давайте отдохнем пару минут и повторим попытку.

— Господи, за что?.. — простонал больной. — Малу, а как вы вообще решили пойти в эту отрасль? — вдруг поинтересовался он у нее. — Работа не из легких и не из приятных.

— Моего отца разбил инсульт, когда мне было семнадцать, — начала рассказывать Малу. — Здоровый, молодой, крепкий мужчина, работающий от зари до зари и обеспечивающий семью всем необходимым, в одночасье стал немощным и сам нуждался во всяческой опеке. Думаю, это было поворотным моментом в моей судьбе. Выходив отца, я решила помогать и другим людям, тем более, у меня неплохо получалось.

— Вашему отцу повезло.

— Я делала то, что сделала бы любая любящая отца и уважающая саму себя дочь. Пара минут прошли, время возобновить занятие, — напомнила сиделка.

— О нет, — проскрипел зубами Лукас и ухватился за тренажер, который тянула на себя Малу, чтобы помочь больному поднять корпус. — Вы слышите? — Лукас остановился и прислушался к шуму, доносящемуся снизу: громкий голос Леонидаса Ферраса невозможно было перепутать ни с чем. — Папа на кого-то ругается, но на кого?..

Сцена, разыгравшаяся в гостиной дома Феррасов, удивила бы кого угодно: посреди нее в совершенно непристойном виде стоял Лобату: в мятой, наполовину расстегнутой рубашке, со съехавшими набекрень очками, он держал в руке пустой стакан для виски и беззвучно открывал рот, точно рыба, выброшенная на берег, а напротив него в ярости метал гром и молнии Леонидас:

— Какой позор, какой позо-ор! Лобату, тебе не стыдно ходить по городу вот так?!

— Леонидас, — потрясенно шептал Лобату, — ты должен мне поверить: я действительно видел Диогу!

— Сеньор Леонидас! — Далва, стоявшая рядом, утопала в слезах. — Это знак Божий, неужели вы не видите?

— Знак Божий?! — свирепел на глазах Феррас. — У тебя нет совести, Лобату! Если так пить, то привидится что и кто угодно!

— Я вменяем! — оскорбился Лобату. — Я выпил, но я четко осознаю себя и окружающую действительность! Я видел Диогу так же ясно, как тебя сейчас, видел совсем близко, он говорил со мной!

— Я скоро сойду с ума от всего этого! — театрально схватился за голову Леонидас. — Лукас выпал из рабочего процесса, Тавиньо ни во что не вникает, теперь ты решил меня доконать своими пьянками, да? Вы хотите, чтобы компанию растащили по кусочкам, как нарезанный пирог, этого вы все добиваетесь?!

— Леонидас… — безуспешно попытался сказать ему что-то в пику Лобату.

— Не перебивай! — осадил его тот. — О чем мы говорили с тобой сегодня утром, помнишь? Саид начал вести переговоры с Варгасом у нас за спиной. Сейчас они подпишут контракт, а мы останемся в полном пролете!

— Леонидас, да послушай же, я видел твоего сына! — отчаявшись достучаться до друга, воскликнул Лобату.

— Расскажите, расскажите, как это было! — сквозь слезы упрашивала Далва.

— Мой сын здесь, в комнате наверху, — едва ли не по слогам произнес Леонидас. — А второй сын… Тебе прекрасно известно, что его больше нет. Лобату, это звучит даже кощунственно из твоих уст, — он притих на мгновение и погрустнел, но тут же встрепенулся, взглянув на рыдающую служанку. — А ты, Далва, не смей потворствовать!

— Сеньор Лобату, поднимемся к Лукасу, вы должны ему рассказать! — та схватила гостя за рукав рубашки и буквально потащила за собой.

— Не впутывайте в это Лукаса! — запротестовал Феррас, а затем махнул рукой на двух охваченных мистическим экстазом собеседников: — А, ладно, черт с вами со всеми!

Поднявшись нетвердым шагом по лестнице, Лобату вместе с Далвой вошел в комнату больного и посмотрел на него с какой-то особенной торжественностью, если не сказать — благоговением. Лукас застыл, чуть приподнявшись на постели, и в недоумении уставился на нежданного гостя, явно находящегося в нетрезвом состоянии.

— Лобату?.. Все хорошо?

— Лукас… — не меняя выражения лица, Лобату подошел к кровати больного и медленно опустился у ее изножья.

Далва, всхлипывая, прижимала руки к лицу и еле слышно бормотала молитвы.

— Что? — испуганно спросил Лукас, глядя на их торжественно-скорбные физиономии. — Кто-то умер?

— Не совсем, — Лобату неосознанно похлопал его по парализованной ноге. — Лукас!.. Я видел Диогу!

— Что?! — поразился Лукас. — Как это понимать?

— Диогу явился с того света, чтобы помочь тебе, Лукас! — благодарственно воздела руки к небу Далва. — Это знак, что ты поправишься!

— Я… я могу принести воды, если кому-то нужно, — растерянно предложила Малу, удивившись поведению визитеров.

— Я шел по улице, — с просветленной улыбкой вещал Лобату, устремив взгляд куда-то поверх Лукаса. — Шел выпивший, потерянный, неприкаянный… Я давно не помню себя в таком состоянии, сам до конца не понимаю, что на меня нашло. Буду откровенен, как на духу — я направлялся в бар, чтобы напиться до беспамятства. И вдруг я увидел… — мужчина трепетно протянул руку перед собой, словно пытаясь дотронуться до невидимого призрака. — Его.

Лукас и Малу в замешательстве переглянулись.

— Я не мог ошибиться — это было при свете дня. Диогу шел мне навстречу точно такой же, каким он отошел в мир иной, только выглядел немного иначе… Другая прическа, одежда… — Лобату замялся, подбирая слова. — Простая. Да, он был одет, как бедняк.

— Диогу помогает бедным! — с умилением заметила Далва. — Он всегда был таким добрым!

— Я крикнул ему: «Стой!» — с гамлетовской выразительностью продолжал Лобату. — Он остановился и окинул меня взглядом, полным жалости и искреннего сочувствия. Но он не осуждал меня за мой недостойный вид, вовсе нет! Диогу спросил, все ли у меня хорошо. От потрясения я не мог вымолвить ни слова, так и застыл, не в силах отвести взгляд от чуда, явленного мне свыше. Тогда Диогу предостерег меня. Он сказал: «Осторожнее!» — рассказчик постарался наглядно изобразить «то самое» выражение лица Диогу и в точности передать тон, которым была произнесена эта фраза.

— Лобату, ты просто переутомился, — возразил ему Лукас, недовольно смотря на гостя из-под нахмуренных бровей.

— Говорю же тебе, Лукас, — все с той же блаженной улыбкой отвечал Лобату, — это был он, твой брат! Покойные иногда находят способ связаться с родными, чтобы предупредить их о чем-то или…

— Или помочь! — закончила за него Далва, восторженно хлопая глазами. — Диогу узнал о том, как тебе сейчас плохо, разве мог он оставить брата в беде?

— Я все же принесу воды, — быстрым шагом вышла из комнаты Малу, с опаской косясь на Далву с Лобату.

— Лобату, Далва, — твердым тоном обратился к ним Лукас. — Что бы сегодня ни произошло и чем бы это ни было на самом деле, я больше не желаю об этом говорить. Вы услышали меня?

— Лукас! — с негодованием воскликнула служанка. — Да как ты можешь так обижать Диогу? Мальчик проделал такой путь с того света специально ради тебя, а ты… Никогда вы в мире не жили!

— Далва, ему просто трудно принять и осознать факт чуда, — вступился за Лукаса Лобату. — Подобная реакция совершенно нормальна.

— Да вы что, нарочно решили вывести меня из себя?! — Лукас был близок к тому, чтобы прийти в бешенство. — Лобату, я всю жизнь был о тебе лучшего мнения. Я считал тебя здравомыслящим, рассудительным человеком, но сегодня ты просто… Будем считать, что сегодня не твой день.

— Ладно, ладно, пойдем, Далва, — засуетился гость и поднялся с постели больного. — Прости, Лукас, если шокировал тебя своим рассказом, но я не мог не поделиться им с тобой!

— Бывает, — буркнул тот и отвернул голову в сторону.

— Вода! — вернулась Малу с двумя полными стаканами и тут же поставила их на тумбу, видя, что пить особо никто не просит.

Лукас лежал неподвижно, уставившись в стену, и демонстративно молчал. День был основательно испорчен.

— До отъезда три недели, — говорил Шанди, неспешно прогуливаясь вдоль набережной под ласковыми закатными лучами тропического солнца. — Мел, еще не поздно все отменить.

— Нет, Шанди, — с грустной улыбкой возразила Мел. — Полгода пролетят быстро, мы и заметить не успеем. Ты будешь занят делом, тренировками, тебе некогда будет скучать вдали от меня.

Шанди остановился и встал напротив нее, с еле заметной тревогой глядя в ее глаза.

— Мне как-то не по себе от того, что я оставляю тебя. Ты… Ты такая ранимая, Мел.

Девушка вздохнула, широко улыбнулась и ласково посмотрела на любимого.

— Знаю, я напугала тебя своими слезами и криками, Шанди. Если честно, я сама боюсь себя в таком состоянии, но это все от нервов, ты тут совершенно ни при чем.

— Как это? Ты ведь огорчилась из-за меня, из-за нашей возможной разлуки!

— Я просто немного не ожидала этого, — Мел вновь зашагала по тротуару, глядя себе под ноги и сложив руки за спиной. — А недавно я опять поссорилась с мамой, поэтому… все вышло вот так по-дурацки. Прости меня, Шанди.

— Мел, тебе не за что извиняться! — Шанди положил ладонь на ее плечо и приобнял возлюбленную.

— Нет, Шанди, есть за что! Я почти вытолкала тебя за дверь, я вела себя как маленькая девочка! Просто в тот момент я… — она смущенно замолчала, задумавшись о чем-то.

— Что?.. — заботливо поинтересовался парень, слегка погладив ее по щеке.

— Ты не будешь смеяться? — Мел посмотрела на него со всей серьезностью.

— Конечно же, нет, Мел! Как ты вообще могла подумать, что я стану смеяться над твоими словами?

— Когда ты сказал про Эмираты, у меня внутри как будто что-то оборвалось. Это другая страна, богатая страна, там ты мог бы построить блестящую карьеру, стать успешным спортсменом, разбогатеть… Я подумала, что мало кто захочет возвращаться в Бразилию после такого.

— Ме-ел! — улыбнулся Шанди и поцеловал ее в висок.

— А кроме того… — Мел сделала паузу и судорожно вздохнула. — Ты мог бы встретить там кого-то. Восточные женщины очень красивые. Вдруг ты влюбился бы в темноглазую красавицу и забыл бы меня?

— В моих глазах ни одна из них не сравнится с тобой, — заверил девушку возлюбленный, умилившись ее откровенному признанию.

Мел просияла в ответ:

— Я верю тебе, Шанди. Но все равно я немножко ревную.

— Глупенькая! — рассмеялся тот и нежно поцеловал ее.

Насладиться идиллией в этот вечер возлюбленным помешал внезапно запиликавший в сумке у Мел сотовый. Нехотя отпрянув от Шанди, девушка извинилась перед ним и достала телефон.

— Клаудиа? — удивленно воскликнула Мел, глядя на экран, и ответила на звонок. — Клаудиа! Привет!

— Мел, — заплетающимся языком проговорила в трубку та. — Мне дико неудобно перед тобой, но мне нужна твоя помощь.

— Что случилось? — забеспокоилась Мел. — Где ты?

— Я в том баре в Ипанеме, ну, где… Ты помнишь, да?

— Конечно, помню!

— Ну вот. Я здесь… Немного… Кажется, я выронила где-то кредитку. За такси расплатиться нечем, а пешком я не дойду. Короче говоря…

— Будь там, я скоро приеду! — встревожилась Мел и отключила телефон.

— Мел? В чем дело? — спросил Шанди, озадаченно наблюдавший во время разговора за переменами в выражении лица любимой.

— Ничего, Шанди, — засуетилась та. — Я сейчас быстро съезжу в одно место, а потом вернусь к себе домой. Извини, что приходится прощаться с тобой в такой спешке, мы ведь завтра еще увидимся, да?..

— Давай, я хотя бы провожу тебя!

— Нет, не надо, я сама справлюсь, правда!

— Мел, — парень взял ее за плечи и пристально взглянул ей в глаза. — Ты чего-то недоговариваешь. Эта девушка, твоя новая подруга… Почему ты не познакомишь нас? Если ей нужна помощь, давай поможем вместе.

— Не надо, — продолжала отпираться Мел. — Просто Клаудиа нехорошо себя почувствовала и просит меня немного посидеть с ней.

— Пусть она вызовет врача, — с недоумением пожал плечами Шанди. — А потом ты навестишь ее.

— Шанди, я тороплюсь! — Мел высвободилась из его рук и побежала ловить такси, а затем обернулась и помахала возлюбленному рукой на прощание: — Позвоню тебе позже, люблю тебя!

— Как странно, — растерянно пробормотал Шанди, глядя ей вслед. Этот таинственный звонок насторожил его: было в нем что-то подозрительное, нехорошее, вызывающее недобрые предчувствия. Он не доверял незнакомке. Мел с ее внушаемостью ничего не стоит подпасть под чье-то дурное влияние, а ее тесная дружба с некой девушкой, о которой Шанди не знал практически ничего, кроме имени, со стороны выглядела не слишком благопристойной. «Еще одна причина отказаться от контракта», — подумал Шанди, все больше и больше укрепляясь в решимости оставаться рядом с Мел.

* * *

В знакомом баре было шумно, а воздух показался Мел настолько тяжелым, что его можно было резать на куски. Девушка в замешательстве озиралась по сторонам, ища подругу: вот компания молодежи из шести человек, уже сильно выпивши, смеются и гогочут на весь зал; вот на танцполе под невнятную музыку неуклюже двигаются несколько парочек; вот какие-то мужчины сидят за столиками с выпивкой — одни заплывшими глазками рассматривают юных девушек, посетительниц бара, другие едва не рыдают над большими стаканами для виски.

«Боже, как я могла когда-то прийти сюда по своей воле?» — с отвращением подумала Мел, игнорируя сальный комплимент кого-то из завсегдатаев питейного заведения. Но где же Клаудиа?

— Мел! — радостно окликнула ее та из дальнего угла и, широко махнув рукой, еле удержалась на высоком барном стуле.

— Клаудиа! — подбежала к горе-подруге Мел и поддержала ее. — Что с тобой?!

— Пере… перебор, — виновато улыбнулась Клаудиа пьяной улыбкой. — Не рассчитала силы на дис… танции. Мел, мне бы реалов пятнадцать на такси, я потом все верну, чес… честное слово. Кстати, за мной тут записали д-долг.

— Идем со мной, — Мел уверенно закинула ее руку себе на плечо и медленно повела покачивающуюся на ходу девушку к выходу.

— Стой! — остановила ее Клаудиа, выйдя на крыльцо бара. — Передохнуть… надо. Голова совсем соображать перестала, все перед глазами плывет.

Она схватилась рукой за стену, второй по-прежнему обвивая шею подруги. Мел в ужасе смотрела на нее, толком не зная, что предпринять. Клаудиа уже почти не держалась на ногах — она рисковала рухнуть на мостовую ничком и расквасить себе лицо. В лучшем случае. Хорошо, что стоянка такси находилась всего в нескольких шагах, и хрупкой, как тоненькое деревце, сеньорите Феррас не пришлось далеко тащить на себе незадачливую приятельницу.

Кое-как с помощью таксиста погрузив Клаудию на заднее сидение автомобиля, Мел села рядом с полными слез глазами — это зрелище оказалось для нее неожиданно неприятным и тяжелым. Пьянство по-настоящему отвратительно — оно уродует человека и снаружи, и изнутри. Мел со стыдом вспомнила недавний эпизод, когда она явилась домой в состоянии чуть более вменяемом, чем у Клаудии в настоящий момент, и устроила родным скандал. Неужели она выглядела так же безобразно? «О нет, больше ни капли в рот, никогда», — твердо пообещала она себе, с горьким сожалением глядя на подругу, от которой разило перегаром, как из винной бочки.

Отлежавшись немного на плече Мел, Клаудиа пришла в себя. Затуманенным взглядом она обвела салон такси и попыталась выглянуть в окно.

— О… Куда мы едем? — пробормотала она.

— К тебе домой, Клаудиа, — терпеливо ответила Мел, кое-как сдерживаясь, чтобы не накричать на нее.

— А ты знаешь, где я живу?

— Знаю, я была у тебя в гостях. Ты не помнишь?

— А… ну да, — Клаудиа безвольно откинулась на мягкую спинку сидения. — В голове… туман. Вот ты считаешь, что я пьяница, да?

— Я ничего такого не считаю, — не без раздражения сказала Мел.

— Нет, считаешь, — продолжала донимать ее Клаудиа. — Ты меня осуждаешь, меня много кто осуждает. Вы же не понимаете, что я… — она громко икнула, после чего продолжила свою тираду. — Я ду-ма-ю. Думаю об этой жизни. И поэтому пью. Вы все просто не понимаете, какое дерьмо эта жизнь. Иначе… Иначе бы пили все.

После этой пламенной речи Клаудиа затихла, успокоилась и снова провалилась в полусон-полузабытье. Мел в состоянии шока дрожащими пальцами считала деньги, чтобы расплатиться с таксистом. Какими бы ни были ее планы на этот вечер, их все теперь придется отменить.

* * *

Клаудиа проснулась ближе к полудню с тяжелой головой и страшной жаждой. Золотистый ретривер Динго подбежал к очнувшейся хозяйке, радостно виляя хвостом, и принялся лизать ее руки. Мел вошла в комнату, неся в руке чашку с ароматным травяным чаем, присела на диван рядом с подругой и протянула ей чашку.

— Доброе утро, Клаудиа! — с улыбкой сказала Мел. — Тебе лучше?

Клаудиа изумленно осмотрелась в комнате. Противная головная боль напомнила о вчерашнем приключении.

— О-о-о, черт побери, мне что, раскололи голову топором? — простонала Клаудиа. — Что вообще вчера случилось?

— А ты совсем ничего не помнишь?

— Помню, как пришла расстроенная в бар, сидела, выпивала, потом полезла за кредиткой, а кредитки нет, позвонила тебе… — перечисляла девушка, задумчиво сдвинув брови в кучу. — Потом ты пришла, мы пошли на улицу… Это все. А моя собака?! — резко переполошилась она. — Я же ее вчера так и не покормила и не погуляла с ней!

— Да, я поняла это по тому лаю, с каким Динго встретил нас, — с укором покачала головой Мел, почесывая довольного пса за ухом. — Не волнуйся, я все сделала.

— Ты что, всю ночь сидела здесь? — поразилась Клаудиа.

— Ну… да. Я хотела убедиться, что с тобой все будет хорошо.

— Мне так неловко! — Клаудиа зажала рот ладонью от стыда. — Я много бреда вчера тебе наговорила, да?..

— Ты практически ничего не говорила. Что вчера произошло, что ты довела себя до такого состояния?

Клаудиа поставила чашку с чаем на столик, откинула плед, поднялась с дивана и медленно подошла к настенному зеркалу, внимательно изучая свое отражение: встрепанная, бледная, со слегка размазавшейся косметикой на глазах, с припухшими веками… Она тяжело вздохнула и закрыла лицо руками, сказав:

— В какое чучело я превратилась. Готова поспорить, Ренату бы на меня сейчас даже не взглянул. Фу, смотреть противно.

— Клаудиа, но прошло столько времени! — увещевала ее Мел. — Потери… случаются, неужели ты хочешь загубить свою жизнь из-за этого?

— Нет, тут все несколько сложнее, — Клаудиа вернулась обратно и плюхнулась на дизайнерские диванные подушки, которые когда-то прихватила из дома. — Ренату не просто погиб — если бы это была роковая случайность, я смирилась бы со временем, наверное, но я почти уверена, что его убили.

— Что?! — худенькое лицо Мел вытянулось от ужаса.

— Познакомились мы, когда я стажировалась в фирме у отца, — Клаудиа подогнула ноги под себя и облокотилась на каретку дивана. — Вроде бы парень как парень, совсем не моего круга, но было в нем что-то… — она с грустью улыбнулась воспоминаниям. — На наших университетских пижонов смотреть расхотелось. Ты же меня понимаешь?

— О да, понимаю, как никто, — Мел с нежностью вспомнила о Шанди.

— У нас все было хорошо. Ренату хотел свозить меня в родную деревню, чтобы познакомить с матерью, а я долго не решалась рассказать о нашем романе отцу. Зато когда он узнал… — девушка выразительно закатила глаза. — В какую ярость он пришел! Орал, топал ногами, называл меня легкомысленной девкой, а Ренату — альфонсом, нищим жуликом, который решил продвинуться по карьерной лестнице за мой счет. Много чего было.

— Я наслушалась от мамы про альфонсов, — фыркнула Мел.

— Я бы не обращала внимания на его крики — мнение папочки мне даром не сдалось, но он начал вредить моему парню. Первым делом, конечно, уволил его из фирмы, написав ужасную рекомендацию, и Ренату не мог найти новую приличную работу. Потом кто-то пустил слух, что он балуется наркотиками. Потом на него устроили облаву — явно не с пустого места — и нашли в его грузовике кокаин. Долгая история, всего не рассказать, и я не хочу тебя напрягать после тяжелой ночки.

— Он действительно никогда не принимал наркотиков?

— Нет, это исключено, — покачала головой Клаудиа. — Если бы ты его знала, ты бы понимала, что подобные разговоры — полная чушь. Но… эта авария… У него в крови нашли наркотик, Мел. Не знаю, как он туда попал, но видела бы ты лицо моего папаши, когда он сообщил мне эту страшную новость… Он злорадствовал, носом меня тыкал: «Посмотри, с кем ты связалась!»

— Не знаю, что сказать. Я так тебе сочувствую! — воскликнула Мел, вся сжавшаяся от этого рассказа в комок — на месте парня подруги ей почему-то представлялся Шанди.

— Я не верила. Не верила, что это правда, но не могла возразить ничем существенным. А недавно, — Клаудиа бодро вскочила с дивана, словно она уже не страдала ни от какого похмелья, — я прочитала, что инспектора, расследовавшего обстоятельства аварии, уличили во взяточничестве.

Она схватила газету с обведенной ярким маркером заметкой и продемонстрировала Мел.

— Ты понимаешь? — возбужденно тараторила сеньорита Варгас. — Паззл сложился! Мой отец подкупил этого инспектора, чтобы он сфальсифицировал всю эту историю с наркотиком в крови! Теперь никто не переубедит меня в том, что Ренату убили! Но у меня по-прежнему нет никаких доказательств. Мел, что мне делать? — с глазами, полными слез, вопрошала она подругу.

— А ты… — Мел повременила минуту с ответом, размышляя над ее словами. — Ты не пробовала обратиться к частному детективу?

Клаудиа разочарованно махнула рукой.

— Я обращалась к троим. Отдала им кучу денег, и что? Ничего.

— Они не единственные частные детективы во всей Бразилии, — возразила Мел. — Нужно просто найти хорошего.

— Это отличная мысль, — оживилась Клаудиа, постепенно все сильнее загораясь идеей. — Может быть, в этот раз мне повезет больше, а?

— Обещай больше не напиваться, — прищурилась Мел. — Как ты будешь бороться за правду в таком состоянии?

— Спиваться на радость некоторым? Не дождетесь! — хмыкнула Клаудиа и принялась яростно водить расческой по волосам. — Теперь я вижу цель, и меня никто не остановит на пути к ней. Я могу быть настоящим танком, сеньорита Феррас. Вы еще обо мне услышите!

В Рио-да-Серейя царила атмосфера предпраздничной суматохи: день памяти обретения образа Святой Девы Назаретской был едва ли не главным религиозным праздником в Пара, по масштабу торжественных мероприятий способный затмить даже светские праздники. В эту дату совершался водный крестный ход: из базилики, что находится в старинной части Белена, по реке и ее притокам мимо окрестных селений отправлялся катер со святыней на борту. Проделав длинный путь, статуэтка Девы Марии возвращалась в столицу штата, где проходила основная часть празднования. Не всем везло попасть в город в этот день: особо набожные жители Пара приезжали в Белен заранее и размещались кто в гостиницах, кто у родственников, остальные же довольствовались и тем, что лицезрели крестный ход с речного берега и непременно загадывали заветное желание, когда Назаретская Богородица проплывала мимо.

Жади не осталась в стороне от радостных приготовлений — она занялась украшением лавки бумажными гирляндами и белыми лилиями. Марокканка делала это столь искусно и профессионально, что Таис, залюбовавшись процессом, поинтересовалась:

— Жади, ты действительно нигде не училась?

— Нет, а что? — улыбнулась Жади, составляя очередной изящный букет.

— Ты так умело все здесь украшаешь, мне бы твой талант, — улыбнулась в ответ молодая женщина. — Мне кажется, ты прирожденный дизайнер.

— Надо же, никогда об этом не думала. Я хотела стать врачом, считала эту профессию почетной, угодной Аллаху и людям.

— Удивительно: ты, мусульманка, помогаешь нам готовиться к христианскому празднику, — заметила Таис.

— Я помогаю, потому что вы мои друзья, — пожала плечами Жади. — А ведь ты знаешь… — она задумалась на пару секунд. — У меня никогда раньше не было друзей. Были родные, близкие люди, которым я могла доверять, а друзей не было. Никого. Не считая Иветти, конечно.

— Ты ни с кем не общалась? — поразилась Таис.

— С дядей Али, с Зорайде, с ларой Назирой… Общение с ней нельзя было назвать приятным, — рассмеялась марокканка. — Гораздо реже — с Латифой, моей кузиной, она уже двадцать лет живет с мужем и детьми в Рио. В доме дяди часто устраивали пышные праздники — ах, если бы ты их видела! — но я ни с кем на них не знакомилась. Не хотела, или просто не получалось, не знаю.

— Я тоже редко куда-то выезжаю за пределы деревни. Я домоседка, всегда была такой, но здесь мы все живем одной дружной семьей, и я не чувствовала одиночества, — Таис сосредоточилась на вырезании новой цепочки гирлянд.

— Ты счастливая, — с белой завистью вздохнула Жади. — Вышла замуж по своей воле за любимого человека, занимаешься, чем хочешь, твой сын рядом с тобой, и тебе не нужно разрываться между любовью к мужчине и любовью к ребенку.

— Ай! — неожиданно вскрикнула ее собеседница и прижала палец к губам. — Я порезалась.

— Сильно? — всполошилась Жади. — Дай взгляну, надо обработать ранку.

— Ерунда, даже не до крови. Не беспокойся за меня.

— Как скажешь, — вернулась к своему занятию марокканка. — Я не знаю, что такое быть замужем по любви. Многие, наверное, мечтали бы о таком муже, как Саид: он недурен собой, богат, заботлив, щедр… Но ведь любят не за богатство и не за щедрость, Таис!

— Любовь не поддается логике, — согласилась Таис. — Иногда мы любим человека без единой причины на это.

— Я любила Лукаса, — с меланхоличной мечтательностью говорила Жади, рассеянно глядя в окно. — В нем было все, к чему я стремилась. Когда я смотрела в его глаза, то чувствовала, что это мой человек, понимаешь? Мой, единственный, с которым мне предначертано быть счастливой! Почему, Таис?.. — она едва сдерживала слезы. — Почему мне не дано было шанса прожить жизнь так, как я хотела, почему меня разлучили с Судьбой?

— Не знаю, что сказать тебе на это, — пришла в замешательство молодая женщина. — Твой муж любил тебя?

— Да, любил, — нехотя и с видимым пренебрежением ответила Жади. — Его любовь меня душила. Она была такой… душной, тяжелой, наваливалась на меня, как огромная каменная глыба. Мне хотелось закрыться от него, спрятаться, не чувствовать ни его ласк, ни прикосновений, не слышать его голоса, который говорил ласковые слова. Правда, со временем я привыкла и думала, что могу полюбить Саида. Я была близка к этому, но…

— Но что? — с большим интересом спросила Таис, заслушавшись рассказом подруги.

— Все померкло перед встречей с Лукасом. Нет, нет у нас в сердце такой кнопки, которая отключала бы чувства. Заглушить их можно, а избавиться… наверное, никогда.

— А Лукас? Почему ты не с ним?

— Лукас оказался труслив: когда он узнал, что я бегу с Хадижей, то отказался от меня. Не захотел помочь нам, испугавшись за свою репутацию. В ту ночь у меня словно спала с глаз пелена, и до чего же это было больно! Двадцать лет любить мечту, которой никогда не существовало на самом деле…

— Он так и сказал, что не будет помогать? — удивилась Таис.

— Лукас никогда не говорит такие вещи напрямую, — отрицательно помотала головой Жади. — Он начинает искать оправдания, дает пустые обещания, придумывает сотню причин, почему не может сделать то или это прямо сейчас. Я знаю, что ему тяжело — он остался парализованным после покушения Саида, но ведь я не просила многого! Я просила лишь убежища для нас с дочерью!

— Парализованным? — в ужасе переспросила Таис, побледнев.

— О чем беседуете? — бодро спросил Эрик, заскочивший в лавку.

— Да так, ни о чем, обсуждаем последние новости, — улыбнулась ему жена, ответив на поцелуй.

— Впечатляет! — воскликнул он, оглядевшись в магазинчике. — Кто это так постарался? Жади, неужели ты?

— Вы оба преувеличиваете, — со скромной улыбкой возразила Жади. — Это просто красивые цветы, они сами по себе отлично украшают любое место.

— Такими темпами ты скоро переберешься в дизайнерский салон в Белен и забудешь о нас, — добродушно заметил Эрик и обратился к жене: — Таис, милая, нам нужно кое-что обсудить, идем со мной.

Таис, уходя, пожала плечами, как бы извиняясь перед Жади, на что та ответила ей легким кивком. Оставшись в лавке одна, марокканка весело и беззаботно, как птичка, напевала мелодию, которую много раз слышала в исполнении служанок на кухне в доме дяди Али. Она закончила составление букета и хотела немного прибраться за прилавком, как вдруг ее заставил вздрогнуть от неожиданности хрипловатый мужской голос:

— Очаровательно! — воскликнул притаившийся в дверях деревенский ловелас по фамилии Диас. — Позвольте искренне восхититься вашим пением, сеньора!

Ловеласа в нем выдавало все — вальяжная поза, взгляд с поволокой, нагловато-сахарный тон. Красавцем его назвать было нельзя, но тот уверенный вид, с каким держался Диас, не позволял допустить даже сомнения в его неотразимости.

— Добрый день, сеньор, — ответила ему Жади, сделав равнодушно-деловое выражение лица. — Вы хотели что-то купить?

— Да, любезная сеньора, — наигранно встрепенулся Диас, — мне бы килограммов пять муки и два литра молока.

Жади невозмутимо взвалила мешок с мукой на весы и с каменным лицом принялась стучать деревянными счетами.

Испанец, внимательно наблюдавший за ней, завел разговор издалека:

— Знаете, сеньора, так радостно увидеть новое лицо в этой глуши! Вы не представляете, что значит из года в год каждое утро здороваться с одними и теми же людьми. Жизнь в деревне так сера и уныла!

— С вас шесть реалов.

— Прошу, — Диас галантно протянул деньги продавщице. — Я слышал, сеньора, что вы прибыли с юга — вот где жизнь кипит ключом! Я давно задумываюсь над тем, чтобы покинуть Пара и перебраться в южный штат…

— Что-нибудь еще? — Жади бросила на него выразительный взгляд, означавший, что неформальная беседа нежелательна и, более того, в принципе невозможна.

— Что ж, — слегка откашлялся в усы Диас. — Пожалуй, остальное у меня есть. Позвольте мне отблагодарить вас услугой за услугу. Если вам когда-нибудь понадобится плотник, только позовите — Фабио Диас лучше всех в округе умеет обращаться с деревом!

— Я приму к сведению. Всего хорошего, сеньор Диас, — натянуто улыбнулась Жади.

Диас вышел из магазинчика ничуть не расстроенный. Он мечтательно вздохнул и расплылся в довольной улыбке:

— Королева! Клянусь Девой Назаретской, прирожденная королева! Какое достоинство, какая грация! Просто к ней не подберешься, но так даже лучше — тем желаннее победа. Ну, Диас, настало время для главного сражения в твоей жизни!

* * *

— Мам, мы правда пойдем к пирсу вместе с остальными? — недовольно спросила Хадижа, глядя, как мать прихорашивается перед зеркалом в комнате.

— Да, моя принцесса, зачем нам сидеть дома, когда все веселятся и празднуют? — с улыбкой ответила Жади и подошла к дочери.

— Но это не наш праздник, — покачала головой девочка. — Представляешь, как рассердился бы дядя Абдул, если бы узнал?

— Хадижа, это знак благодарности за гостеприимство. Эти люди помогли нам, дали нам кров и еду, почему мы не можем разделить с ними их радость?

— Мама, это не наш мир, — опечалилась Хадижа. — Я иногда так скучаю по Марокко, по родным, по… папе. Эти люди, наши соседи, очень хорошие, но они нам чужие.

— Хадижа… — Жади присела на корточки и смахнула с детской щеки набежавшую слезинку. — Фес когда-то тоже был для меня чужим миром. Я была старше тебя всего на семь лет, когда мне пришлось покинуть Бразилию, где я выросла. Район, где каждая улочка была родной. Дом, который дышал воспоминаниями о маме, которую я потеряла совсем рано. Марокко показалось мне каким-то странным и страшным краем, где меня никто не знал, и где никого не знала я.

— Но ведь с тобой были дядя Али, Зорайде, тетя Латифа… — возразила Хадижа.

— Да, моя принцесса, но поначалу они обращались со мной строго, особенно дядя Али.

— Правда?.. — округлила глаза от удивления маленькая марокканка. — Мне даже не верится в это!

— Увы, Хадижа, — лицо Жади стало печальным. — Мне тоже было грустно и постоянно хотелось вернуться домой, но моего дома уже не было… То есть, он стоял на месте, но жить я в нем уже не могла. Одна…

— Хорошо, что ты потом вышла замуж за папу. Когда женщина замужем, ей уже не страшно и не одиноко. У нее уже есть свой дом, семья… — с умным видом вещала Хадижа.

Жади застыла с приоткрытым ртом, решая, сказать или не сказать дочери правду о своем браке с ее отцом. Только она собралась произнести вслух заветную фразу, как в комнату постучалась Флоринда, нарядная, будто она идет на свадьбу.

— Жади, вы идете? — с улыбкой поинтересовалась она. — Скоро Святая Дева прибудет к нашим берегам, на пристани уже столько народу!

— Идем, Хадижа, — подала руку дочери Жади. — Тебе нужно развеяться и посмотреть на красивый праздник.

В деревне и впрямь все было очень торжественно: повсюду висели цветочные гирлянды, разноцветные флажки, рядами стояли накрытые столы, притронуться к которым можно было только по окончании крестного хода и службы в маленькой часовне на лесной опушке. Однако некоторые проказники нет-нет, да улучали минутку, чтобы стащить аппетитный бутерброд или фруктовый ломтик. По центральной улице пестрой колонной двигался народ, распевая «Радуйся, Благодатная». Нико отделился от своей семьи и быстрым шагом догнал троицу из донны Флор, Жади и Хадижи.

— Здравствуйте, донна Флор, донна Жади! — поздоровался он со старшими.

— Нико, а тебя дедушка не потеряет? — забеспокоилась Флоринда. — Может, лучше вернешься к родителям?

— Нет, они знают, что я с вами. Как дела, Хадижа? — весело спросил он подругу.

— Все хорошо, — не без кокетства ответила та и вдруг поинтересовалась: — А зачем статуэтку Девы Марии возят по реке? Ведь это всего лишь фигурка из дерева, а вы поклоняетесь ей, как божеству.

Нико удивленно посмотрел на Хадижу.

— Но это не просто деревянная статуэтка, это чудотворный образ. Его давным-давно нашел в джунглях индеец из племени, которое жило на этих берегах, мне дедушка рассказывал. Дева Мария захотела явить чудо и благословила так людей Амазонии.

— Если образ нашли в джунглях, значит, его кто-то вырезал из дерева и отнес туда, — спорила Хадижа. — Совсем не обязательно, что произошло чудо.

— Хадижа! — с укором посмотрела на нее мать, услышав их разговор.

— Ты не веришь! — задорно поймал подругу на слове Нико. — А ты знаешь, что Назаретская Дева в этот день исполняет любые просьбы, если они идут от чистого сердца?

— Честно?.. — высокомерный тон Хадижи сменился робкой надеждой в голосе.

— Конечно! Когда катер будет проплывать мимо, попроси Святую Деву о том, чего тебе хочется больше всего на свете, и Она поможет тебе.

Хадижа задумчиво уставилась себе под ноги и оставшуюся дорогу до пристани шла молча. Рядом шагала с подружкой, гордо распустив волосы, и тараторила Зилда:

— Я загадаю желание, чтобы в нашу деревню приехал богатый красавчик и забрал меня из этой дурацкой глуши в Рио. Так и будет, аминь!

— Ты загадывала это в прошлом году, — насмешливо заметила идущая рядом мулатка. — Что-то никто не торопится забирать тебя в Рио.

— Еще чего! — фыркнула неугомонная кокетка. — Я просто плохо попросила, сегодня я попрошу лучше, и вы все рты пораскрываете, когда Святая Дева выполнит мою просьбу!

— Тише, Зилда! — шикнула на нее Флор. — Что ты раскричалась?

— Молчу я, молчу! — обиженно пробурчала в ответ девушка и надула губы.

Вскоре процессия достигла пристани. Люди рассредоточились вдоль берега длинной стеной — каждый старался держаться поближе к воде, чтобы иметь возможность опустить туда руку, когда катер со святыней покажется на горизонте. Все замерли в волнительном ожидании, даже Жади охватило какое-то непонятное мистическое чувство.

— Можешь попросить у Богородицы помощи в своих нуждах, — шепотом подсказала ей Флор.

— Но я… — растерялась марокканка. — Я же другой веры!

— Это неважно, Святая Дева слышит всех — все люди в мире Ей как родные дети.

— Тогда я попрошу у Нее… счастья с любимым человеком, — лучезарно улыбнулась Жади и устремила взгляд вдаль.

Небольшой колокол на борту катера возвестил о приближении святыни еще до того, как тот показался из-за поворота реки. Его звон стройными переливами разносился над водой и могучими зелеными зарослями.

— Плывут, плывут! — воскликнула Флор, радуясь вместе с остальными, начала креститься и петь молитву.

Хадижа прислушалась к этому новому удивительному звуку. Если правда все то, о чем говорят ее новые соседи, то и она кое-что попросит у Девы Марии. Может быть, Она услышит желание маленькой девочки, и родители Хадижи наконец-то помирятся и станут жить счастливо, как прежде.

Утро Леонидаса Ферраса давно перестало быть добрым, впрочем, дня и вечера это также касалось. Неприятности сыпались на него одна за другой как из рога изобилия, а положиться в их устранении особо было не на кого. С некоторых пор главным помощником Леонидаса был назначен Тавиньо. Тот самый Тавиньо, который сидел сейчас в кабинете босса и с понимающим видом качал головой, слушая его тираду.

— Увели прямо из-под носа! — Леонидас даже встал с кресла и в негодовании расхаживал туда-сюда вдоль рабочего стола. — Мы держали этих клиентов в поле зрения с прошлого квартала, у меня были большие планы на это сотрудничество, и что в итоге? Саид хочет разорить нас, Тавиньо, он плетет интриги против моей компании!

— Леонидас, ты преувеличиваешь значение несостоявшейся сделки, — спокойно возразил адвокат. — У нас на примете есть еще фирма из Испании.

— В этот раз изволь не проморгать момент! — ворчливо заметил Феррас. — Но я более чем уверен, что Саид на этом не остановится. Спасибо Лукасу, которому в голову пришла гениальная мысль поволочиться за чужой женой на этапе деловых переговоров!

— Ты напрасно паникуешь. Контракт с Рашидом, бесспорно, открывал для нас новые возможности, но лишиться их отнюдь не фатально для компании.

— Да?! — возмущенно переспросил Леонидас. — Ничего, что все эти возможности сейчас достались Варгасу без особых усилий с его стороны? А он и рад — налетел, как стервятник. Я не ожидал от него такого удара в спину. Нет, я никогда не считал Бартоло другом — в бизнесе друзей не бывает, но мне казалось, что нас связывают неплохие деловые отношения. Перехватить у меня контракт и клиентов — это подло, подло! — негодовал бизнесмен.

— Леонидас… — в очередной раз вздохнул Тавиньо, устав слушать гневные речи босса.

— У меня не хватает зла на Лукаса, одной глупой выходкой угробившего свое здоровье и поставившего под удар дело всей моей жизни! — Леонидас сжал у себя перед носом пятерню в кулак, демонстрируя, как сильно он злится на сына.

— Сеньор Леонидас, — зашла в кабинет секретарша, — звонит донна Эдна, просит срочно соединить с вами. Что ей ответить?

— Эдна? — удивился Леонидас, застыв на месте. — Соедините, донна Кларисси.

— Одну секунду.

— Интересно, что на этот раз выкинул Альбьери? — задумчиво произнес вслух Феррас и взял трубку. — Эдна, добрый день, что случилось? Неужели? — на его лице отразилось беспокойство. — Да, Эдна, я понял. Жди меня там, я постараюсь подъехать как можно скорее.

— Что-то случилось? — поинтересовался Тавиньо.

— Да, — вздохнул Леонидас и чуть ослабил узел галстука. — Альбьери попал в больницу. Упал в обморок прямо в своей клинике посреди рабочего дня.

— Давление?..

— Не имею ни малейшего понятия. Они торчат в больнице уже несколько часов. Я сейчас поеду туда, а ты будь начеку. Альбьери совсем себя не бережет, скоро с ума сойдет с этой работой, — проворчал Леонидас и с сожалением добавил: — Как и я.

* * *

До госпиталя Леонидас добрался почти без пробок, что было большой удачей для городского часа пик. Узнав, в какой именно палате диагностического отделения находится друг, он направился прямиком туда, не став разыскивать Эдну.

Альбьери был жутко возмущен, что его так долго держат под наблюдением, и порывался поехать по делам, о чем сразу сообщил Леонидасу, едва переступившему порог палаты.

— Леонидас, какое счастье, что ты здесь! — воскликнул профессор. — Умоляю, скажи Эдне и докторам, чтобы выпустили меня отсюда, я совершенно здоров!

— Так здоров, что падаешь в обмороки? — скептически нахмурился Леонидас.

— Просто упало давление, обычное дело в нашем возрасте, — махнул рукой Альбьери. — Леонидас, у меня есть срочные неотложные дела!

— Какие? — хмыкнул Феррас.

— Я… — Альбьери стушевался, словно боялся в чем-то признаться. — Я собирался в скором времени лететь в Марокко, мне нужно все подготовить к поездке.

— Какое еще Марокко?! Ты в своем уме, Альбьери? Посмотри на себя — весь желтый, какой-то высохший… Как давно ты был в отпуске?

— Да какая разница?.. — не унимался Альбьери. — Я не могу тебе всего сказать, но сейчас происходит важнейший поворот в моей судьбе! Важнейший! Я не могу прохлаждаться в больнице по полдня!

— Так, Альбьери, — Леонидас положил руки ему на плечи и едва ли не силком усадил на больничную кровать. — Ты сейчас останешься здесь, пройдешь все необходимые обследования, в том числе у психиатра, а потом мы решим, что делать с важным поворотом в твоей судьбе.

— Леонидас, здесь нет психиатра, — на автомате ответил профессор и тут же обиделся: — Я не сумасшедший!

— Я понял, что с тобой что-то не так, когда Лукас рассказал мне о вашем разговоре в клинике. Альбьери, ты переутомился.

— Леонидас, послушай!.. — отчаянно воскликнул Альбьери и решил пойти ва-банк на свой страх и риск. — Я могу вернуть тебе Диогу! И не могу, а уже вернул, понимаешь?!

— Ясно, — растерянно пробормотал Леонидас. — Пойду-ка я переговорю с Эдной, а ты отдыхай и не вздумай сбегать, договорились?

Вместо ответа больной утомленно прилег на койку и отвернулся к окну, всем видом давая понять, что он глубоко обижен и обескуражен.

Эдна встретила Леонидаса в коридоре вся в слезах.

— Леонидас! — громко всхлипывая, произнесла она. — Спасибо, что приехал, я просто не знаю, что мне делать!

— Эдна, идем, тебе надо успокоиться, — Феррас заботливо довел ее до диванчиков в рекреации и подал воды в одноразовом стакане.

— Спасибо! — благодарно прошептала Эдна, сделав несколько глотков. — Все случилось как в кошмарном сне. Был обычный день в клинике, накануне Альбьери пропадал где-то с утра до вечера — он вообще в последнее время часто отлучался неизвестно куда, но сейчас не об этом разговор. Он… — женщина сделала паузу, чтобы немного перевести дух. — Я зашла к нему в кабинет и увидела, что он лежит ничком на полу. К счастью, он не ушибся, но я сразу вызвала «скорую». Его отвезли сюда, сделали томографию, и… и…

— Что?..

— Леонидас, опухоль! — выпалила Эдна на одном дыхании и разрыдалась. — Судя по всему, агрессивная и совершенно неоперабельная.

— М-да, час от часу не легче, — Леонидас зажмурился и потер веки подушечками пальцев. — Но, возможно, диагноз неточный? Альбьери еще толком не обследовался.

— Чтобы увидеть опухоль, многого не надо, — в слезах помотала головой Эдна. — Врачи дали понять, что не следует особо рассчитывать на благоприятный исход.

— Господи Боже… — вздохнул Феррас и налил воды уже себе. — Альбьери… Я говорил ему, что нельзя так гореть работой, наукой, что надо следить за собой! Разве слушался он меня? Нет! Довел себя до ручки…

— Леонидас, у меня только одна просьба! — Эдна схватила его за руки и взглянула умоляющими глазами. — Не говори ему ничего! Он слишком раним, он не переживет этого известия! Пусть проведет свои последние дни в покое!

— Как это — не говорить? — поразился Леонидас. — А как он будет лечиться, если не узнает своего диагноза?

— Если я правильно поняла доктора, болезнь неизлечима, — плакала несчастная жена. — Он может мучиться от тяжелого лечения полгода или год, а может спокойно умереть без душевных мук! Леонидас, ты же знаешь, какой он! У Альбьери всю жизнь была заветная мечта победить смерть, новость о болезни убьет его в тот же день!

— Да, учитывая его психологическое состояние, — растерялся Леонидас, — может быть, ты и права.

Между ними повисла тяжелая пауза, прерываемая только всхлипываниями Эдны. Оба не знали, что сказать друг другу — перед Леонидасом будто снова ожили сцены старого, позабытого, похороненного за длинной вереницей прошедших лет и житейских забот кошмара. Он думал, что давно смирился с потерей Селины, своей жены, матери своих сыновей, но он ошибался. Старая боль как притаившийся в зарослях хищник — ждет удобного момента, чтобы напасть. Иногда она может ждать его целых сорок лет.

— Эдна, — прервал наконец молчание Леонидас, — тебе нужно отдохнуть и привести себя в порядок.

— Да, да, — судорожно шептала женщина, вытирая слезы и размазавшуюся под глазами косметику. — Я не должна показывать Альбьери своего горя, я должна быть сильной.

— Не изводи себя заранее, дождись полной информации, — посоветовал ей старый друг ее мужа. — Ты знаешь, что я всегда с вами.

— Спасибо, Леонидас, я буду благодарна тебе за поддержку до конца жизни! — от всего сердца воскликнула Эдна.

— Идем, скоро Альбьери, наверное, отпустят домой. Отдохните оба как следует.

Леонидас помог подняться жене друга, и оба медленно, полуобнявшись, побрели по светло-серому больничному коридору мимо однообразных пластиковых дверей.

В подсобное помещение «Волшебной лампы», дверной проем которого был прикрыт декоративной занавеской из длинных нитей с разноцветными бусинами, практически не проникал шум улицы. Саид, сидевший за небольшим кухонным столом напротив брата, почти не притронулся к чашке с остывшим черным чаем. Мохаммед, напротив, допивал уже третью, эмоционально рассуждая вслух:

— Саид, на твоем месте я давно бы пошел в полицию, в суд, да куда угодно, чтобы разыскать свою Самиру! Как ты можешь быть таким спокойным, не зная, где Хадижа и что с ней?

— Мохаммед, кто тебе сказал, что я спокоен? — мрачно спросил Саид. Вид он и впрямь имел отнюдь не свежий — многочисленные бессонные ночи оставили свой отпечаток на властном, точеном лице марокканца. — Я прилагаю все возможные усилия для того, чтобы найти дочь, но полиция — это последняя инстанция, куда я обращусь.

— Почему, Саид?! — от недоумения Мохаммед широко распахнул круглые голубые глаза. — Жади преступница, она заслужила наказания по закону!

Саид отрицательно помотал головой.

— Нет, это мое дело. Это моя личная дуэль с Лукасом.

— Аллах, Саид! — отчаянно воздел руки к небу Мохаммед. — Ты совсем обезумел, брат. Разве время сейчас для вражды с Лукасом?

— Ты и правда не понимаешь? — раздраженно спросил Саид. — Под чьим покровительством, по-твоему, находится Жади?

— Это… это может быть кто угодно. Мохаммед даже не берется предполагать.

— Жади никого не знает, — отрезал Саид. — Она всю сознательную жизнь прожила в Фесе, и если бы она захотела бежать самостоятельно, кроме Феса ей некуда было бы податься. Единственные люди, с которыми Жади связана в Бразилии — это семейство Феррас. Леонидас делает вид, что ни о чем не подозревает, но я видел, в какое он пришел замешательство, когда я заговорил с ним об исчезновении Жади и Хадижи. Мохаммед, я понял, что этот человек врет! Он прятал глаза так же трусливо, как его сын когда-то.

— Тогда ты должен добиться от него правды! — возмущенно потряс указательным пальцем Мохаммед.

На лице Саида появилась коварная усмешка.

— Я и добиваюсь. Своими методами. Скоро и Лукас, и его отец, и вся их семья, — говорил он, в эту минуту совершенно позабыв о Маизе, — будут у меня вот здесь, — Саид сжал кулак. — Если только они не проявят благоразумие и не перестанут прятать чужую жену и чужого ребенка.

— Аллах, Саид, что ты собираешься делать? — Мохаммед не на шутку озадачился словами брата и его угрожающим жестом.

— Я заключил контракт с другим крупным предпринимателем, давним и партнером, и конкурентом Леонидаса. Он много лет работает с ним бок о бок и знает все его уязвимые места. Вот увидишь, когда я с его помощью перекрою Феррасам кислород, Лукас сам придет ко мне и расскажет, где Жади, — Саид особо выделил голосом слово «придет».

— И ты доверяешь этому человеку, бразильцу? — укоризненно покачал головой Мохаммед. — Как можно доверять западным людям? Одну руку они протягивают для пожатия, а во второй прячут за спиной нож! Если он предал Леонидаса, то предаст и тебя!

— Не переживай за меня, я бдителен и осторожен. К тому же, я не постою за ценой.

— Но если… — Мохаммед нервным жестом пригладил зализанные назад волосы, — если Феррасы все-таки ни при чем? Может ли такое быть, Саид?

— Я думал об этом, — Саид вновь помрачнел. — На такой случай я ищу надежного детектива. Люди не могут исчезнуть бесследно — должны быть зацепки, и их череда рано или поздно приведет меня к Жади. Ты знаешь, что я давно обошел все ломбарды в поисках ее украшений? — с горечью улыбнулся он, чуть помолчав.

— И ничего не нашел?..

— Нет, пока нет. Но если Жади не продала золото в Рио, она сделала это где-то еще… Пусть поисками займется профессионал, так будет вернее.

Братья еще какое-то время молча сидели вдвоем. Саид полностью погрузился в свои мысли, Мохаммед же с сочувствием поглядывал на него, мысленно прося Аллаха вразумить и несчастного брата, и его безумную беглую жену.

— Знаешь, Мохаммед, — нарушил наконец тишину Саид, — с тех пор, как Жади с Хадижей пропали, я не чувствую, что живу.

— Саи-ид! — Мохаммед наклонил голову вперед и осуждающе поцокал языком. — Только не говори, что скучаешь по этой бесстыжей одалиске, которая принесла тебе столько горя!

— Скучаю? — переспросил тот. — Я ненавижу ее! Она вырвала мое сердце и растоптала его, выжгла мою душу и развеяла пепел по ветру! Раньше моя ненависть касалась только Лукаса — его я считал причиной своего несчастья, тайно мечтал вонзить кинжал ему в грудь и смотреть в его трусливые глаза, когда он будет умирать…

— Саид, — Мохаммед побледнел и схватился за четки, — тебе нужно сходить в мечеть, ты одержим дьяволом!

— Но теперь я понял, — Саид, нимало ни смутившись, продолжал говорить с жаром и темной страстью, — что причина не в Лукасе. На его месте мог оказаться любой, любой! Все дело в Жади. Она словно… колдунья, заковавшая меня цепями своих чар. Я тону, я задыхаюсь! С ней невозможно жить, но без нее гораздо хуже. Мохаммед, я ненавижу ее, — он больше не сдерживал чувств, и в зеленовато-карих глазах засверкали слезы ярости, — но вырвать из сердца я ее не смогу никогда. Никогда.

— Аллах, смилуйся над нами! — в ужасе простонал Мохаммед и решил, что в этом месяце следует совершать намаз чуть усерднее, чем обычно.

* * *

Рания и Амина, точно две восковые фигуры в роскошных восточных шелках, неподвижно сидели на кожаном диванчике в частной женской консультации. Минуты ожидания приема, на котором врач должен был сообщить результаты анализов, тянулись мучительно медленно. Лицо Амины было непроницаемым — Рания часто взглядывала на сестру, пытаясь найти в ее глазах поддержку и сочувствие, но та будто окаменела и не показывала ни единой эмоции.

Внутри у Рании тоже все будто закаменело. Ни страхов, ни тревог, ни радости, в конце концов, а ведь беременность — это счастливейшее событие в жизни женщины. Еще считанные месяцы назад Рания млела от мысли, что однажды подарит наследника любимому мужу. Она любила его, еще не зная ни имени, ни лица нареченного, любила задолго до того, как ее просватали. В юной марокканской девушке, казалось, любви было скрыто столько, что ею можно было бы осветить самую темную безлунную ночь. Но сейчас, встретив в ответ лишь холодное равнодушие и жестокость, любовь иссякла, будто ее никогда и не бывало.

«Беременна», — вердикт врача прозвучал приговором. Мнимое окаменение сменилось взрывом чувств, и чувства эти были совсем не радостные.

— Амина! — выйдя к небольшой аллее возле консультации, Рания в слезах трясла сестру за рукав. — Что теперь со мной будет? Аллах, какая я несчастная!

— Рания! — Амина постепенно теряла терпение. — Я скажу тебе, что будет. Мы спокойно вернемся домой и сообщим твоему мужу радостную новость.

— Нет! — ужаснулась молодая сеньора Рашид. — Амина, пожалуйста, не надо! Саид заберет у меня этого ребенка, а я не хочу, не хочу его терять!

— Он не посмеет. Если ты подберешь правильные слова, он не посмеет выгнать тебя из дома и разлучить с ребенком.

— Ты не знаешь Саида! Он непреклонен в том, что касается детей! Если он решил развестись со мной, то разведется во что бы то ни стало! Амина, — глаза Рании вдруг загорелись слегка безумным блеском, — а если я сбегу, как Жади?

Амина схватила младшую сестру за плечи и резко развернула к себе, словно пытаясь привести ее в чувство от обморока.

— Не говори глупостей, Рания! — едва не кричала она на нее. — Куда ты сбежишь с ребенком? Ты ничего не умеешь, кроме домашней работы, ни дня не жила одна, никого не знаешь в этом городе! Жади просто сумасшедшая, но ты… Я не позволю единственной сестре и племяннику скитаться в рубище по трущобам и голодать, забудь о побеге раз и навсегда!

Всю обратную дорогу Рания молчала, глотая слезы. Красивая сказка о любви обернулась кошмаром, и теперь с ним нужно было как-то совладать.

— Амина, — робко обратилась она к сестре уже на подъезде к дому, — я согласна рассказать Саиду о беременности. Но только я хочу сделать это сама.

Амина облегченно вздохнула и с улыбкой посмотрела на нее.

— Конечно, Рания, ты сделаешь это сама.

— Но, — девушка всхлипнула, — не сегодня. Я обязательно сделаю это… позже. Когда немного приведу мысли в порядок, обещаю.

— Умница! — старшая сестра ласково погладила ее по щеке. — Я не сомневаюсь, что все будет хорошо.

«Мне бы твою уверенность, Амина», — с горечью подумала Рания, но ничего не произнесла вслух. Видимо, такая у нее судьба — в лучшем случае всю жизнь быть нелюбимой женой. Из двух зол приходится выбирать меньшее, ведь разлуки с малышом, чья жизнь только-только зарождается в ее чреве, Рания ни за что бы не перенесла.

Зейн, как правило, принимал новых клиентов у себя дома — в просторной холостяцкой квартире, обставленной с таким минимализмом, который балансировал на грани вызывающей простоты и утонченного вкуса. Едва ли можно было предположить, что это дом человека, объездившего почти все части света — меньше всего интерьер напоминал музей стран и народов мира, чем часто грешат заядлые путешественники. Однако, тщательно присмотревшись, посетитель мог заметить изысканные его детали, будь то лакированная карандашница из редкого и дорогого сорта древесины или необычные настенные часы.

Большое окно в рабочем кабинете делало его хорошо освещенным. Кабинет являлся, пожалуй, самой примечательной частью квартиры — в нем не было того безупречного порядка, который в жилище одинокого детектива наводила прислуга. Огромная подробная карта Южной Америки на стене с приколотыми к ней заметками, высокие стеллажи с папками-скоросшивателями, книги по криминалистике, энциклопедии по судебной медицине, перечни химических веществ и реагентов, анатомический муляж в углу за занавеской — все это сильно выбивалось из общей картины интерьера. Но именно здесь Зейн проводил большую часть своего времени, находясь в Рио.

Перед Зейном сидела посетительница — молодая девушка с несчастным лицом и глазами, в которых горела искорка легкого безумия. Она говорила взволнованно, сбивчиво, так что Зейну приходилось несколько раз останавливать ее, уточнять детали и помогать с последовательным изложением фактов. За всю карьеру он повидал немало людского горя и отчаяния, но настоящую одержимость видел не так уж часто. А девушка, пришедшая к нему за помощью, производила именно такое впечатление. Казалось, что весь смысл ее существования сосредоточен в одной точке, и эта точка на данный момент была ограничена пространством кабинета частного детектива.

Зейн поднялся с места, подошел к карте и красной канцелярской кнопкой отметил на ней место трагедии, о которой рассказала ему посетительница.

— Морфин? — развернувшись боком к девушке, еще раз уточнил он.

— Да, так показал анализ, — она слегка ссутулилась от неприятных воспоминаний.

— Если мы рассчитаем соотношение примерной скорости движения грузовика и времени возникновения снотворного эффекта от наркотика после проникновения в организм, то мы попадаем… — Зейн сосредоточенно рассматривал карту, — сюда. Маленький город у границы Токантинса.

Он обозначил пункт назначения кнопкой желтого цвета.

— Не было никакого наркотика, поверьте мне! — вдруг запротестовала девушка и подскочила к детективу. — Говорю же вам, все это подстроено и сфальсифицировано, как и история с кокаином в грузовике! Наверняка в машине было что-то намеренно испорчено!

— Сеньорита Варгас, — мягко, но уверенно остановил ее Зейн, — давайте пока отталкиваться от мысли, что наркотик в крови пострадавшего все-таки был. Посмотрите, ваш жених не успел отъехать по трассе на далекое расстояние от населенного пункта. Разве это не наводит вас на размышления?

Клаудиа растерянно сглотнула и притихла, во все глаза глядя на две цветные точки на сплошном зеленом поле.

— В своем воображении вы уже давно нарисовали картину случившегося и теперь хотите, чтобы я подтвердил ее, не так ли? — Зейн пристально изучал взглядом ее лицо. — Но вы должны быть готовы к любому итогу расследования, даже если оно пойдет вразрез с вашими представлениями. Вы понимаете меня?

Клаудиа, нахмурившись, посмотрела на детектива.

— Нет, не понимаю. Вы на что-то намекнули мне. На что?

— Иногда при расследовании дел, особенно старых, наружу всплывают такие подробности, о которых клиенты предпочли бы не знать. Возможно, сеньорита Варгас, вы пытаетесь залезть в осиное гнездо, и я лишь хочу понять, насколько сильна ваша решимость.

Клаудиа горделиво хмыкнула.

— Зейн, вы, наверное, думаете, что моя просьба — это не более чем каприз избалованной барышни. Это не так. Это не каприз, не страшилка из детективного рассказа, не любопытство, это моя жизнь! — сказала она, с особым выражением проговаривая каждое слово. — Моя жизнь! Моя совесть, мой покой.

— Именно поэтому я спрашиваю вас: готовы ли вы лишиться покоя? — Зейна ее резкий, вызывающий тон ни капли не задевал. — Я вижу, как потрясла вас эта трагедия. Сейчас вы думаете, что хотите знать о ней всю правду, и не подозреваете, какие подводные камни может таить в себе желанное возмездие.

Девушка оскорбленно поджала пухлые губы и взяла с вешалки свою сумочку.

— Вы решили испытать мое терпение, сеньор? Меня предупреждали об этих ваших штучках. Я привыкла к конкретным разговорам. Вы беретесь за дело или нет?

Зейн не сдержал снисходительной полуулыбки — прямо сейчас эта вспыльчивая юная особа пыталась «построить» его и, надо сказать, делала это мастерски. Такого командирского тона еще надо было поискать. Впрочем, Зейн не собирался состязаться с ней в остроумии и искусстве манипулирования людьми.

— Да, я согласен, сеньорита Варгас, — учтиво кивнул он. — Будем считать, что я предупредил вас о возможных негативных последствиях, и вы мое предупреждение приняли к сведению.

— Замечательно! Замечательно! — Клаудиа расплылась в восторженной улыбке, разом растеряв всю надменность. — Я не поскуплюсь на оплату вашего труда, не сомневайтесь! С чего начнем? — с вдохновением спросила она детектива.

— Зависит от того, какой вопрос мы зададим, — вновь улыбнулся своей магнетической улыбкой Зейн. — Если мы хотим узнать, что в точности произошло, то ответ находится в Токантинсе. А до причин нам помогут добраться два места: Рио-де-Жанейро и, — он ткнул пальцем в северную часть Бразилии, — деревня, где рос и жил ваш жених.

* * *

Неспокойные волны набегали на берег одна за другой, дул ощутимо свежий ветер, но для Клаудии погода казалась более чем благодатной и приятной, как и всё вокруг: яркое солнце, бегущие по небу облака, суетящиеся рядом люди. Даже дети, закидывающие друг друга мокрым песком, пока родители не видят, и те не раздражали постоянно хмурую сеньориту Варгас. Впервые за очень долгое время она чувствовала необычайный прилив энергии, благодаря которому могла бы свернуть горы, но вместо этого предпочла пойти на пляж с собакой. Пес, в последнее время редко удостаивавшийся внимания хозяйки в таком объеме, вне себя от радости скакал вокруг нее, заливисто лаял и махал хвостом.

— Скоро мы выведем негодяев на чистую воду, да, Динго? — трепала она его за ухо. — Этот Зейн не промах, вот увидишь, он надерет зад тому, на кого давно пора надеть наручники! Преступление не должно оставаться безнаказанным, — Клаудиа грустно вздохнула и посмотрела на умильную, преданную собачью морду. — Динго, ты помнишь своего хозяина? Ну, скажи!

Пес звонко гавкнул в ответ.

— О-о-о, ты не забыл! — обрадовалась Клаудиа. — Конечно, ты был совсем крохой, маленьким мохнатым комочком и помещался у меня в ладонях. Мой лучший подарок на день рождения за всю жизнь.

Она огляделась по сторонам и нашла средних размеров палку. Девушка замахнулась, и та, крутясь, как лопасть вертолета, полетела в пустынное пространство пляжа — Клаудиа не хотела, чтобы кто-то пострадал от прилетевшего в голову предмета. Динго, не дожидаясь команды, бросился за палкой и мигом принес ее в зубах хозяйке с такой гордостью, будто достал для нее сокровище.

— Да ты мой красавчик! — похвалила его Клаудиа и рассмеялась тому, с каким подобострастием пес ожидал нового задания. — Лови!

Высунув язык, пес помчался за палкой и вновь вернул ее хозяйке — игра явно пришлась ему по вкусу, как и Клаудии, сделавшей очередной бросок. Внезапно налетевший порыв ветра отклонил обломок сухой ветки от курса, а набежавшая волна подхватила его и смыла в воду. Динго это не остановило — видя цель, он не видел никаких препятствий.

— Динго!!! — из груди Клаудии вырвался полный отчаяния крик, когда она увидела, как собака беспомощно барахтается в волнах.

Она побежала к береговой линии в ужасной растерянности, не зная, как помочь любимому питомцу — девушка, несмотря на то, что всю жизнь жила в прибрежном городе, плохо умела плавать.

— Помогите, кто-нибудь, моя собака утонет! — во всю глотку кричала Клаудиа, но никто не спешил рисковать жизнью, спасая четвероногого.

Вдруг через скопление зевак протиснулся молодой парень спортивного вида, сорвал с себя футболку и без промедления нырнул в воду. Собравшийся на пляже народ с замиранием сердца наблюдал, как бесстрашный безумец поплыл за собакой, которую уносило все дальше и дальше.

— Ужас, теперь утонут двое! — ахнула Клаудиа и гневным взглядом принялась выискивать по сторонам вышку спасателей. — На этом пляже, черт возьми, есть спасатели?!

Двое сотрудников спасательной службы уже спешили к воде с резиновой шлюпкой и жилетами, но их помощь не потребовалась — парень, вытащивший Динго из бушующих волн, уже вернулся на берег. Мокрый, дрожащий от страха пес ринулся к хозяйке, жалобно скуля.

— Бедняга! — воскликнула Клаудиа, прижимая к себе питомца. — Это все я виновата, безмозглая идиотка! Сеньор, спасибо огромное, мне с вами до конца жизни не рассчитаться! — поблагодарила она незнакомца, не поднимая глаз.

— Да не за что, — как-то равнодушно буркнул тот в ответ. — Это было несложно.

— Нет-нет, так не пойдет, я готова отблагодарить вас любой суммой за то, что вы рисковали своей жизнью ради моей собаки. Это просто подарок, и я настаиваю… — Клаудиа подняла голову и изумленно захлопала ресницами. Незнакомца и след простыл. — Где он? — завертелась девушка.

— Схватил свою футболку и убежал куда-то, как ошпаренный, — подсказал очевидец. — Странный молодой человек.

— Странный? — хмыкнула Клаудиа. — Это я странная. Если бы я была на пляже одна, решила бы, что у меня разыгралась белая горячка даже без алкоголя.

Она поднялась на ноги и потрепала по загривку продрогшего пса, который все еще не мог прийти в себя от потрясения.

— Нам пора домой, Динго. Греться, успокаиваться, пить чай, да? — говорила девушка с питомцем, как с человеком. — Прости свою глупую хозяйку, натерпелся ты из-за меня страха! Обещаю впредь быть благоразумной и никогда не делать необдуманных поступков. Если бы только это было так просто, — усмехнулась про себя Клаудиа и отправилась прочь со злополучного пляжа вместе с собакой.

Наступил день, приближение которого Лукас оттягивал всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Однако, тщательно посовещавшись, доктора сошлись во мнении, что больному пора пересаживаться в инвалидную коляску. Именно тогда, когда Лукасу начало казаться, что он уже привык к своей новой ипостаси, очередное непосредственное столкновение с атрибутом «неполноценной» жизни сильно выбило его из колеи. Коляска выглядела каким-то монстром, позорным клеймом и вызывала сплошное уныние.

— Не относитесь к этому так, сеньор, — утешала Лукаса сиделка, пока тот с лицом приговоренного к казни тоскливо рассматривал металлические спицы на колесах. — Коляска не делает вас лучше или хуже, более полноценным человеком или менее полноценным, это всего лишь вспомогательное средство. Как очки или тросточка.

— Нет, Малу, на этот раз вам меня не убедить, — безрадостно усмехнулся больной. — Я никогда не поверю, что инвалидная коляска может сравниться с очками.

— Сравнение не самое точное. Но и то, и другое помогает людям компенсировать трудности, возникающие из-за проблем со здоровьем. С этим-то вы согласны?

Лукас даже не пожал, а повел плечом, от расстройства не зная, куда себя девать. При «торжественном» моменте присутствовала почти вся семья. Во-первых, чтобы помочь пересесть с кровати на коляску. Во-вторых, чтобы попричитать — с этой задачей прекрасно справлялась Далва. В-третьих, чтобы пожалеть или позлорадствовать, а может, то и другое сразу. Во всяком случае, Лукас видел во взгляде жены оба этих довольно противоречивых чувства.

— Осторожнее, следите за тормозом, — Малу, обхватив больного с одного бока, давала указания Леонидасу, обхватившему его с другого. — Вот так… Еще немного… Отлично! Ноги ставим сюда.

— Как ты, сынок? — заботливо поинтересовался Леонидас.

— Непривычно, — честно ответил Лукас. — Но ничего, вроде бы сижу и не падаю.

— Мальчик мой! — всплакнула Далва. — Я буду молиться, чтобы ты поправился и встал на ноги, и Диогу тебе обязательно поможет! Сеньор Лобату говорил, что покойные тоже могут просить за своих родных там, на Небесах, и их просьбы не остаются без ответа!

— Далва! — с укором взглянул на нее Леонидас.

— Сейчас я сниму коляску с тормоза, и мы попробуем проехаться метр-другой, — суетилась сиделка.

— Можно вас всех попросить кое о чем? — подал голос Лукас.

— Да?.. — хором отозвались присутствующие.

— Оставьте меня одного, пожалуйста. Ненадолго.

— Но, Лукас, если тебе понадобится помощь… — растерялся Леонидас.

— Да, Лукас, не прогоняй нас! — с легкой обидой воскликнула Далва.

— Пожалуйста, — терпеливо повторил больной.

— Ладно, идемте, — согласился Леонидас, уводя за собой остальных. — Пусть побудет в одиночестве, соберется с мыслями… Но мы скоро вернемся, Лукас! Маиза, ты тоже! — махнул он рукой невестке.

— Сейчас, сеньор Леонидас, сейчас, — Маиза стояла в дверном проеме, скрестив руки на груди, и уходить, судя по всему, никуда не собиралась.

— Маиза, я же попросил! — недовольно произнес Лукас.

— Я мешаю тебе?

— Да, мешаешь. Я хочу побыть один.

— А ты сделай вид, что меня нет, — Маиза неторопливо прошествовала внутрь комнаты и села рядом с инвалидной коляской.

— Тебе как будто доставляет удовольствие видеть меня таким, — мрачно сказал Лукас.

— Удовольствие? — переспросила Маиза. — Удовольствие видеть то, как целая жизнь, которая могла бы быть прожита счастливо, превратилась в руины?

— Это моя жизнь превратилась в руины, а не твоя. Никто из вас, даже Малу, хотя она двадцать лет работает с инвалидами, не знает, что такое быть скованным немощью. Моя жизнь кончена, Маиза, все возможности, которые, если и были, упущены. Я теперь просто существую. А ты… Ты можешь делать, что угодно, идти, куда угодно, ты свободна во всем. Так о каких руинах ты говоришь?

— О наших с тобой, Лукас, — невозмутимо ответила Маиза. — Я смотрю на тебя сейчас, и мне вспоминается день нашей свадьбы. Ведь все могло сложиться совсем иначе!

— Маиза, теперь бесполезно об этом рассуждать.

— Почему же? Я всего лишь пытаюсь понять, где совершила ошибку на жизненном пути, чтобы исправить ее, если это еще возможно и имеет хоть какой-нибудь смысл.

— В этом разница между нами, — вздохнул Лукас. — Перед тобой по-прежнему открыты все двери, в отличие от меня. Послушай, Маиза, займись своей жизнью, ты еще можешь быть счастлива! Зачем тебе наблюдать все это, зачем хоронить себя заживо рядом с калекой? Тем более, я этого не прошу. Мне не нужны ничьи жертвы.

— А мои в первую очередь, да, Лукас? — усмехнулась Маиза.

— Мы двадцать лет только и делали, что жертвовали собой неизвестно во имя чего. Кого мы осчастливили? Себя? Нет, мы поломали себе жизнь. Мел? У Мел куча проблем. Моего отца? Он не выглядит счастливым. Может, пора перестать? Я не говорю о себе, со мной все уже ясно, но тебя мне действительно жаль.

— Ну надо же, какая забота, — не без иронии заметила Маиза. — Сдается мне, ты говорил бы иначе, если бы… — она замолкла на полуслове.

— Если бы что? — уточнил Лукас.

— Ничего, мысли вслух. М-да, Лукас, итоги семейной жизни у нас и в самом деле впечатляющие. Ты парализован физически, я парализована морально. Я не могу войти в твое положение, а ты вряд ли поймешь меня. И что с этим делать, нет никакой ясности.

Лукас засмотрелся на свое отражение в зеркале, до конца не веря, что скрюченный и как-то разом постаревший человек на коляске — это и есть он сам.

— Кто я теперь?.. — спросил он вслух. — Больше не наследник Леонидаса Ферраса, которого он больше двадцати лет готовил к великой миссии управления компанией. Просто инвалид, нахлебник.

«Хорошо, что Жади не видит меня сейчас, — подумал Лукас. — В таком виде я совсем не похож на человека, с которым она мечтала быть».

— Если мне не изменяет память, ты не слишком горел желанием встать во главе компании отца, — с улыбкой напомнила Маиза.

— Верно. Но так я чувствовал себя хоть сколько-нибудь полезным. Оказывается, это очень важно. Без этого теряется почва под ногами, существование становится тягостным и бессмысленным.

Маиза вздохнула и задумчиво облокотилась на каретку кровати.

— Получается, что все это время я старался стать похожим на Диогу, заменить его настолько, насколько это возможно, — продолжал тем временем Лукас, — но Диогу из меня не получилось. А Лукаса как бы не существует, просто пустая оболочка с похороненными внутри несбыточными мечтами и воспоминаниями о прошлом.

— Меня удивляет вот что, — достаточно спокойно проговорила Маиза, чуть искоса глядя на мужа. — О чем бы мы с тобой ни начинали говорить, все в итоге сводится к Жади.

— Ее сейчас упомянула ты, а не я, — возразил Лукас.

— Я сделала это в открытую, а ты мысленно.

— Как давно ты научилась читать мысли? — не сдержал усмешки Лукас.

— Твои написаны у тебя на лице, — усмехнулась в ответ Маиза. — И прочесть их не так уж трудно.

— Ты думаешь, что знаешь, какой я. Смешно, но Далва тоже считает, что знает обо мне все. И отец, конечно же — я для него просто открытая книга. Почему же я ничего о себе не знаю? — он слегка подался корпусом вперед.

— Не имею ни малейшего понятия, — пожала плечами Маиза. — Если задуматься, я сама о себе мало что знаю. Я привыкла рассматривать себя как приложение к кому-то. Твоя жена, мать Мел, невестка сеньора Леонидаса. Без вас я будто повисаю в безвоздушном пространстве, и это сковывает меня сильнее любого паралича. Я потеряла себя много лет назад и не знаю, найду ли снова. И надо ли? Плыть по течению гораздо легче, не так ли?

— Маиза, ты так меня и не услышала, — с горечью покачал головой Лукас.

— Как и ты меня, Лукас.

Впрочем, супруги негласно пришли к некому общему знаменателю. Как же получилось так, что двое взрослых состоявшихся людей не осознают ни себя, ни своего места в мире? Каждый из них молча обвинил в этом другого — говорящим взглядом, неосознанным жестом, выражением лица. Однако же во взаимных обвинениях уже не было никакого смысла, и оба пришли к этому выводу молча и не сговариваясь.

Учебный день в сельской местности был не похож на уроки в престижной школе Рио-де-Жанейро. Хадижа, которую мать с боем, но все-таки устроила в старший класс начальной школы, невольно сравнивала эти два заведения и поражалась увиденным контрастам. Тесные, скудно оформленные кабинеты, парты, повидавшие уже несколько десятков поколений школьников, дощатые полы, простые занавески, маленькие трещины в оконном стекле — кто-то когда-то запустил в окно пеналом, и с тех пор его так и не поменяли. Но острее всего чувствовалась нехватка учителей.

Хадиже не повезло в первый же день. Донна Оливия, которая вела уроки у ее класса, ушла на очередной больничный, и директрисе, в ведении которой были первоклассники, пришлось правдами и неправдами собственноручно производить замену. Теоретически, места в кабинете хватало на то, чтобы разместить в нем человек тридцать-сорок, чем донна Роза и воспользовалась: старших ребят она рассадила на скамейках вдоль стены за притащенными в класс и составленными рядом столами, дав им писать контрольную по истории, а сама принялась разъяснять новую тему малышам, удобно сидевшим за своими партами.

Хадижа хмуро уставилась в написанный учителем от руки бланк «Завоевание Южной Америки». Имена конкистадоров, основные даты и названия покоренных племен смешались у нее в голове в однородную массу — за непродолжительное время обучения в Рио маленькая марокканка так и не успела толком запомнить основные исторические вехи новой для себя страны и в целом континента. К счастью, Нико сидел недалеко и с охотой был готов помочь подруге с контрольной работой. Словно заправские телеграфисты, они обменивались условными знаками, пока донна Роза, повернувшись к классу спиной, мелом писала на доске элементарные арифметические примеры.

Однако секретные переговоры мигом были обнаружены. Коллеги донны Розы назвали бы это педагогическим чутьем, а дети в таких случаях думали, что у учительницы глаза на затылке или сверхчувствительные уши. Директриса положила мел, обернулась и сурово посмотрела на новую ученицу.

— Хадижа, у нас не принято списывать, — изрекла она строгим тоном.

— Но это нечестно! — возразила девочка, на которую тотчас уставились десятки пар изумленных глаз. — Я новенькая, а вы дали мне контрольную, даже не предупредив, что нужно готовиться!

От наглости юной сеньориты Рашид у чопорной учительницы на секунду-другую перехватило дыхание, а темная кожа едва заметно поменяла оттенок, однако донна Роза слишком дорожила своим лицом перед учениками, чтобы при всех выказывать слабость.

— Эту тему изучают с начала учебного года, — ядовито парировала она маленькой бунтарке. — Неужели ты совсем ничего не знаешь по истории Бразилии?

— Но, донна Роза… — попытался вступиться за подругу Нико.

— А ты помолчи, Нико, или мне придется побеседовать с твоим отцом, — метнула на него строгий взгляд директриса.

— У меня даже нет учебников, по которым я могла бы заниматься! — продолжала наступление осмелевшая Хадижа. — В другой школе всем выдавали учебники!

— Да что вы говорите, сеньорита? — донна Роза почти пришла в бешенство. — В таком случае, вам полезно будет знать, что деньги на учебники либо выделяются из бюджета на начало учебного года, либо их покупку оплачивают родители учеников. В вашем случае не было произведено ни того, ни другого. Надеюсь, я донесла до вас эту мысль?

Хадижа нехотя капитулировала, но затаила обиду на вредную директрису школы, которую ее мать уже неоднократно за глаза называла коброй. Дети вновь затихли, и в полной тишине раздавался лишь громкий, властный голос донны Розы: «Три умножаем на пять…»

Боковым зрением Хадижа заметила, какой победоносный взгляд бросила на нее дочь донны Розы, вертлявая кучерявая мулатка, давно и с подозрением присматривавшаяся к новенькой. Впрочем, она не представляла интереса для Хадижи, поэтому не удостоилась от нее ни ответного взгляда, ни какого-либо внимания.

Урок физкультуры был общим для всех классов и проводился на улице, на неком подобии школьного стадиона — по-другому Хадижа не могла назвать маленькое вытоптанное футбольное поле с воротами, у которых сетка была продырявлена в нескольких местах, и худо-бедно заасфальтированную беговую дорожку вокруг него. Чуть в стороне аккуратно стояли старенькие скамейки, куда можно было присесть во время перемены или отдыха.

Именно на такой скамейке, улучив момент, Хадижу подловила Кристина, для смелости заручившаяся поддержкой двух верных подружек. Она вальяжно уселась рядом и бесцеремонно с ног до головы осмотрела новоиспеченную одноклассницу.

— Тебе не жарко в такой одежде? — с явной издевкой спросила Кристина, насмехаясь над ее длинными рукавами и штанинами, закрывающими ноги чуть ли не ниже щиколоток.

— Нет, мне не жарко, а тебе не стыдно ходить в таких коротких шортах и выставлять себя напоказ? — не осталась в долгу Хадижа.

— Эй, мы на физкультуре, а не в церкви! — со смехом воскликнула Кристина и повернулась к похихикивающим подружкам. — Точно, я-то думала, кого мне напоминает Хадижа, и поняла. Она похожа на монашку!

— Что?! — оскорбилась Хадижа. — Как ты сказала?..

— А что, не так? — пожала плечами маленькая мулатка. — Ты ходишь вся закутанная в одежду даже в сорок градусов жары, почти не гуляешь, ни с кем не общаешься, кроме Нико…

— Тебе-то что? Как хочу, так и одеваюсь.

— Может, у твоей мамы просто нет денег на нормальную одежду? — продолжала издеваться над новенькой Кристина.

Этого оскорбления Хадижа уже не могла стерпеть.

— Не смей говорить плохо о моей маме! — взвилась она.

— А ты не груби моей! Думаешь, ты тут самая умная?

— Думаешь, ты тут главная? — огрызнулась Хадижа. — Ну и что, что твоя мама директор школы? Мой папа… — она резко замолчала, испугавшись своей несдержанности.

— Кстати, а где твой папа? — хитро прищурилась Кристина.

— В командировке, — ляпнула Хадижа первое, что пришло в голову. — Он уехал на полгода в другую страну.

— М-м, ясно, — со снисходительной улыбкой покачала головой нахальная девчонка. — О, а вон и твой кавалер.

Она кивнула в сторону идущего к стадиону в компании мальчишек Нико.

— Эй, Нико! — крикнула ему Кристина.

— Чего тебе, Кристина? — недовольно спросил мальчик, остановившись напротив одноклассниц.

— Иди сюда, а то Хадиже без тебя даже поговорить не с кем!

— Что за глупости? — перебила ее Хадижа, почему-то ужасно смутившись.

— Кристина, ты как обычно, — Нико опустился на скамейку и поправил шнурок на кроссовке. — Хадижа, не обращай на нее внимания, она всегда вредная.

— Я вредная?! — возмутилась Кристина. — Это твоя подружка хамит учителям!

— Ты тоже не сильно вежливая с донной Оливией, — заметил Нико, — но тебя за это никто не ругает.

— Ой, давай, красуйся, как павлин, перед своей новенькой! — фыркнула девочка.

— Никто ни перед кем не красуется, — отмахнулся Нико.

— Да, оно и видно.

— Кристина, тебе нечего делать? — не выдержала Хадижа.

— Ой, и правда, засиделась я что-то с вами, — Кристина лениво потянулась и встала со скамьи, позвав за собой подруг. — Идемте, девочки, не будем общаться с грубиянами.

— Кобра! — еле слышно выругалась ей вслед Хадижа. — Настоящая ядовитая кобра!

— Кристина просто избалованная, — пояснил Нико, — но она не такая уж злая, как кажется. Хоть я ее и не люблю. А ты смелая, Хадижа, так дала отпор донне Розе!

— Но меня правда не предупредили о контрольной, — насупилась Хадижа. — Когда я в прошлый раз пришла в новую школу, меня в первый день освободили от домашнего задания.

— У тебя вправду нет учебников?

Хадижа отрицательно помотала головой.

— Можешь брать мои, когда захочешь, — предложил мальчик. — Я серьезно. Мне они все равно особо не нужны, я их не читаю. Мне все дедушка объясняет и рассказывает.

— Не надо, мне мама купит, — отказалась Хадижа. — Но спасибо, Нико.

Раздался громкий свисток учителя физкультуры, призывающий детей построиться. Строго говоря, учитель работал тренером местной футбольной команды, а в школе значился по совместительству, но от этого был не менее требователен к детям. К нему на урок лучше не опаздывать — эту истину друг поведал Хадиже еще до того, как она впервые переступила порог новой школы.

* * *

Поздним вечером на кухне в доме Флоринды трое пили чай. Жади делилась со старшими товарищами переживаниями по поводу обучения Хадижи в сельской школе. Ей казалось несправедливым и предвзятым отношение директрисы к ее дочери.

— Сначала она ни в какую не хотела принимать Хадижу, а теперь придирается к ней! — негодовала марокканка. — В следующем учебном году я отдам Хадижу учиться в Белен или в другой город. Может быть, там ее встретят лучше.

— Так ты совсем не собираешься возвращаться в Рио, Жади? — спросил Орестес, шумно отхлебнув чая.

— Нет… наверное, нет, — ответила та. — Я думаю, что осяду где-то в провинции.

— Ну и правильно, — одобрил старик. — Эти большие города, да простит меня Господь, одна сплошная грязная клоака. Нечего там делать. Вот погляди, какая у нас красота!..

— Оре-естес! — Флор посмотрела на Орестеса таким взглядом, что он понял, что прошелся буквально по лезвию ножа.

— Извини, Флор, я умолкаю, — пристыженно сказал он. — Но ведь и правда у нас хорошо! И воздух чистый, и работа всем найдется. Деньгами мы не богаты, зато богаты душой.

— Ты пей чай, а то остынет, — с улыбкой напомнила ему хозяйка.

— Я согласна с сеньором Орестесом, — поддержала гостя Жади. — У вас здесь замечательные люди… Кроме некоторых, зазнавшихся, но я действительно счастлива быть среди вас. Наконец-то я чувствую себя свободной, чувствую, что что-то значу сама по себе.

— Точно! — подхватил Орестес. — В большом городе люди живут, как винтики… безвольные, вот. Винтики в большом бездушном ме-ха-низ-ме. Жади, я рассказывал тебе, как однажды ездил Буэнос-Айрес?

— Нет, расскажите, я с удовольствием послушаю, — лучезарно улыбнулась во весь рот Жади.

Вечерним посиделкам помешал резкий и громкий стук в дверь. Флор торопливо встала из-за стола и быстрым шагом пошла открывать. У порога стояли соседи с дальнего участка.

— Флор, срочно нужна твоя помощь! — встревоженно тараторила жена одного из хороших знакомых Флоринды. — Мужу плохо, кажется, опять проблемы с сердцем!

— Идем, — хозяйка открыла верхний кухонный шкафчик и достала аптечку. — Я сейчас к вам, и кто-то пусть предупредит дежурных на пирсе, чтобы готовили лодку на всякий случай.

— Флор, я вас провожу! — всполошился Орестес и вскочил с места.

— Сиди, отдыхай! — махнула рукой Флор. — Тут провожатых целая семья, справимся как-нибудь.

— Флор, но…

— Я спешу! — уже с крыльца крикнула Флоринда, убегая с аптечкой, и добавила: — Если по дороге что-нибудь случилось бы с твоей спиной, мне пришлось бы тебя оставить!

— Вот, ты слышала? — расстроенно проговорил Орестес и прикрыл входную дверь за хозяйкой дома. — Я, понимаете ли, обуза. А со спиной у меня уже пять месяцев все в порядке, между прочим!

— Не огорчайтесь, сеньор Орестес! — мило улыбнувшись, подбодрила его Жади. — Донна Флор просто заботится о вас. Лучше посидите со мной и расскажите о вашей поездке в Буэнос-Айрес. Хотите еще чаю?

— Нет-нет, настроение пропало, — от обиды Орестес надулся и стал похожим на нахохлившегося старого попугая, но, чуть погодя, все-таки оттаял: — Ах, Жади, вот гляжу на тебя, и сердце радуется. И красивая ты, и добрая, и ласковая. Эх, где мои тридцать лет?

— Сеньор Орестес! — шутливо засмущалась марокканка. — По-моему, вам и сейчас не поздно влюбиться.

— Что-о? — лицо старика вытянулось от возмущения. — Влюбиться? Ну уж нет, дудки! Любовь — это яд, это язва, вот что это такое!

— Вы не верите в любовь, сеньор Орестес?..

— В эту ядовитую змею? — недовольно пробурчал он. — Нет! Нет, нет и нет! Я верю во взаимное уважение, в теплоту, в поддержку, а всякие страсти-мордасти — увольте! Это все проделки Матери Вод, она хитрая и коварная, только и ищет, кого заманить в свои сети! Сколько народу погибло от ее сладких песен!

— Мать Вод? — удивленно переспросила Жади. — Но при чем тут любовь?

— А это ее главное оружие. Запомни, Жади, эта коварная русалка способна довести человека до безумия! Она зазывает, заманивает, пленяет сердце человека сладкими мечтами. А потом р-раз! — Орестес сделал жест, на языке местных означающий «кранты». Это слово Жади тоже выучила сравнительно недавно. — И человек на дне.

Жади печально вздохнула — смешной старик, временами похожий на дядю Али, временами — на дядю Абдула, был не так уж и не прав в своих странноватых рассуждениях. Жади знала, как никто, что значит тонуть, будучи опутанной сетями любви. И искренне надеялась, что больше с ней такого не повторится.

У Леонидаса был ответственный день. На шесть часов вечера он назначил важные деловые переговоры и даже арендовал под них целый ресторан в центре Рио. Это были не просто переговоры — это был важный стратегический ход в борьбе за высокие позиции в мире бизнеса. Еще за неделю босс раздал Лобату и Тавиньо серьезные поручения — провалить эту встречу они никак не могли.

Однако, к неудовольствию Леонидаса, в его планы вмешался зачастивший назойливый гость — его величество Случай. Случай весьма неординарный и загадочный. Леонидасу позвонила переполошившаяся Эдна и сообщила, что Альбьери вновь стало плохо. И не где-нибудь, а посреди аэропорта. И позвонил ей оттуда не кто-нибудь, а Лукас.

— Эдна, но это какой-то абсурд! — воскликнул в телефонную трубку Леонидас. — Лукас едва-едва научился сидеть в инвалидном кресле, как он мог звонить тебе из аэропорта?

— Леонидас, я не имею понятия, как это могло случиться, но это определенно был голос Лукаса! — взвинченным от волнения тоном ответила Эдна на том конце провода.

— Ладно, тебе, наверное, показалось. Это мог быть простой прохожий, подобравший сотовый Альбьери. Где он сейчас?

— Я не знаю! Не знаю, забрала ли его неотложка, не знаю, в какую больницу ехать! Боже мой, а если ему сообщат его диагноз?!

— Так, Эдна, давай обойдемся без паники, — успокаивал ее Леонидас. — Я сейчас свяжусь с руководством аэропорта и постараюсь выяснить все обстоятельства, а потом позвоню тебе и поеду в больницу, договорились?

— Да, Леонидас, спасибо тебе! Я так тревожусь, что плохо соображаю, я вообще в последнее время сама не своя…

— Держись, Эдна! — ободрил Феррас жену друга. — Все будет хорошо, я мигом во всем разберусь!

Времени до переговоров еще оставалось много. Как раз хватало на то, чтобы уладить дело с Альбьери. И куда его только понесло в таком состоянии? Неужели действительно собрался лететь в Марокко? Как неосмотрительно с его стороны!

Леонидас ни на секунду не задумался, так ли необходимо его присутствие в больнице, куда опять попал Альбьери. Узнав адрес, он просто ехал, влекомый чувством долга и… чем-то еще. Лобату назвал бы это интуицией, Далва — гласом Божиим, а Леонидас был слишком приземлен и практичен, чтобы задумываться над подобными вещами.

В приемном покое было не слишком многолюдно: несколько больных людей, ожидавших осмотра врача, их родственники, сотрудники больницы и службы экстренной медицинской помощи, пациенты, спустившиеся с верхних этажей… Мимо стендов бесцельно прохаживался небрежно одетый молодой парень. Он не находил себе места от беспокойства: вертелся по сторонам, дергал головой, а его руки будто и вовсе существовали отдельно от тела и жили своей собственной жизнью — он то оттягивал мочку уха, то заводил кисть за затылок, то сцеплял пальцы замком за спиной. Иногда он застывал в одной позе, задумавшись о чем-то, и становился похожим на неподвижную статую.

Леонидас, войдя в приемный покой, сразу обратил внимание на этого посетителя. Со спины он показался ему невероятно похожим на его сыновей-близнецов в молодости. Тот же рост, комплекция, цвет волос, даже линии шеи один в один. Леонидасу вдруг стало грустно — невольно вспомнился тот роковой день, когда отец и сын навечно рассорились. Там, в гостинице Феса, Диогу точно так же стоял, отвернувшись к окну, чуть наклонив голову набок и засунув руки в карманы брюк. Вернуться бы в тот день и все изменить! Знай Леонидас о близкой трагедии, он не посмел бы ни повысить голос на сына, ни поднять на него руку. И трагедии бы никакой не было… Как жаль, что время идет лишь в одном направлении!

Вдруг парень почувствовал на себе чужой пристальный взгляд и обернулся. Леонидас, увидев его лицо, был готов закричать, но горло сжал спазм, напрочь лишивший его голоса и даже возможности дышать.

Это невозможно! Диогу здесь! Целый, невредимый, молодой и… живой. Как?! Что это — неужели игра воспаленного воображения, причуды переутомившегося мозга, бред? Чудо?.. Предупреждение? Что это?!

Леонидас попытался раскрыть сведенный судорогой рот, но вышло только нечленораздельное мычание. Парень смотрел на него растерянно, испуганно, настороженно, как дикий зверек смотрит на охотника, и было совершенно ясно — он его не узнает. Не узнает и не понимает, почему у незнакомого мужчины, который бесцеремонно уставился на него, по щекам сплошным потоком льются слезы.

Парень попятился к запасному выходу, не в силах разорвать зрительного контакта с остолбеневшим Леонидасом.

— Диогу! — выпалил тот, наконец.

Незнакомец с лицом Диогу ускорил шаг.

— Диогу, постой! — в каком-то исступлении выкрикнул Леонидас и бросился за ним.

Несколько поворотов больничного коридора, опрокинутая тележка с лекарствами, за которые нужно будет непременно заплатить в порядке возмещения ущерба, перепуганные медсестры и тяжелые двери между корпусами. Этот лабиринт снова привел Леонидаса к автомобильной стоянке у больницы. Но он потерял след — вокруг только шумел город и сновали туда-сюда люди, среди которых не было его.

— Диогу! — сдавленным голосом произнес Леонидас и беззвучно зарыдал.

— Леонидас! — из истерики его вывела Эдна, которая буквально минуту назад припарковала автомобиль и спешила в госпиталь. — Что с тобой? Что с Альбьери?! — в панике воскликнула она, увидев, в каком состоянии находится Феррас. — Он жив?!

— Эдна, Диогу! — схватил ее тот за плечи. — Диогу только что был здесь!

— Что?.. — женщина округлила глаза от ужаса.

— Я знаю, ты думаешь, что я несу чушь, но я только что видел его! Как это возможно?

— Я… не понимаю, о чем ты говоришь.

— Я тоже не понимаю, я вообще ничего не понимаю, но он был здесь. Он. Был. Здесь!

— Послушай, Леонидас… — замялась Эдна. — Давай, ты подождешь меня в моей машине, тебе нельзя сейчас садиться за руль самому. Ты в таком состоянии… Но пойми, я не могу оставить Альбьери, я очень нужна ему сейчас!

— Да, да, конечно… — еле слышно шептал Леонидас. — Я подожду. Подожду. Иди к Альбьери, да, иди.

Эдна по дороге ко входу несколько раз с опаской оглядывалась на старого знакомого, который так и стоял среди машин одинокий, потерянный и какой-то неприкаянный. В этот момент он меньше всего был похож на сурового главу семейства и акулу бизнеса. Это был просто отец, однажды потерявший сына и навсегда оставшийся жить с ноющей болью в сердце.

Но если он видел не призрака, то кого же он видел?

Плотные серые облака, как покрывало, сомкнулись над вечнозелеными джунглями. Река извивалась посреди них длинной синей лентой, убегая к горизонту. Зейн одиноко стоял на палубе катера и смотрел вдаль, погруженный в размышления. Его мысли часто возвращались к личной драме Саида, которую тот поведал ему с такой откровенностью и с таким жаром. И почему только Саид не разыскал старого друга раньше? Почему не поделился своей болью? Двадцать лет тонуть в пучине мучительной страсти и не догадаться послать сигнал о помощи — это очень похоже на Саида. Он всегда был таким, гордым и независимым. Добивался всего самостоятельно. Держал все под контролем. А еще очень не любил показывать кому-либо свою слабость. Должно быть, он дошел до крайней степени отчаяния, если открыл полную ревности и ненависти душу человеку, о котором не вспоминал так долго.

Может быть, это даже к лучшему. Одно дело дружить вдвоем, будучи совсем молодыми людьми, свободными, как птицы в небе, не связанными никакими узами. Совсем другое, когда в дружеские отношения вовлечен кто-то третий. Женщина. Это все меняет. До недавнего времени Зейн считал себя достаточно стойким к женским чарам мужчиной, умеющим разделять долг и чувства, способным поставить в любви точку в любой момент, как только это покажется ему необходимым. Но потом, увидев на фотографии жену старого друга и ее странную, еле уловимую печаль в глазах, Зейн понял, что, повстречай он ее в реальности, сам стал бы рабом страсти. А ему этого очень не хотелось. Он привык подчиняться только себе и не идти на поводу у чего бы то ни было, будь то тяжелые оковы традиций или манящий омут любви.

Катер подплыл к пристани и пришвартовался. Зейн спустился по бортовому трапу и огляделся вокруг: у постовой будки беседовали двое мужчин, по узенькой сельской дороге катались на велосипедах босоногие дети, крыльцо почтовой конторы подметала немолодая женщина в сарафане до колен.

Найти нужный адрес в таком месте было делом нескольких минут, и вот уже Зейн стучался в дверь милого деревянного домика, у террасы которого были разбиты клумбы с цветами, а в глубине участка посажен небольшой огород. Хозяйка, открывшая дверь, с удивлением и недоверием посмотрела на нежданного гостя — статного красавца явно восточной наружности.

— Добрый день, — вежливо улыбнулся он, — вы сеньора Флоринда Менесес ди Канту, я полагаю?

— Да, сеньор, с кем имею честь? — женщина настороженно изучала его взглядом.

Зейн представился и показал ей документы, подтверждающие его личность и право на ведение частной сыскной практики.

— Извините, сеньор, это какая-то ошибка, — хозяйка дома занервничала и от растерянности едва не захлопнула дверь перед его носом. — Я не сделала ничего такого, чтобы меня расспрашивала полиция или детективы, и никто из моих родных и близких тоже не делал ничего предосудительного.

— Я понимаю ваше удивление и прошу прощения за столь внезапный визит, — Зейн вполне ожидал такой реакции, — но все же позвольте мне хотя бы войти и изъяснить в нескольких словах свои намерения?

— Ну… Если вы настаиваете… Прошу, проходите.

Зейн вошел внутрь и окинул взглядом маленькую прихожую, почти сразу же переходящую в кухню. Возле мойки сушились три вымытые чашки и три тарелки — хозяйка жила не одна. Это обстоятельство не то чтобы удивило Зейна, но заставило задуматься на секунду-другую.

— Итак, сеньор, чем я обязана вашему визиту? — сеньора ди Канту сложила руки на груди и по-прежнему с опаской посматривала на гостя.

— Я действую по просьбе возлюбленной вашего сына, которая хочет, чтобы я расследовал обстоятельства его гибели. Но я не мог вначале не обратиться к вам как к его матери. Донна Флоринда, — Зейн старался быть как можно более деликатным, — чтобы начать расследование, мне нужно ваше разрешение.

Флоринда в замешательстве захлопала глазами, на несколько мгновений потеряв дар речи.

— Послушайте, это так неожиданно, — она дернула уголками губ, словно извиняясь. — Я… Я ведь так и не познакомилась с той девушкой, она мне ничего не сказала, не позвонила, не написала, не предупредила, а то я подготовилась бы…

— Простите, я должен был сам предупредить вас заранее! — огорчился Зейн.

— Теперь уже не имеет значения. Присаживайтесь. Хотите чаю? — суетливо спросила Флор, не отдавая себе отчета в том, что трясущимися от волнения руками у нее вряд ли получится взять чашку и не разбить ее.

— Нет, ничего не нужно. Благодарю вас, сеньора, — мягко остановил ее Зейн. — Я полностью понимаю ваши чувства и искренне вам соболезную, но все-таки я здесь, чтобы постараться восстановить справедливость в отношении вашего сына настолько, насколько это возможно.

— Не знаю, стоит ли тревожить память мальчика, — с тяжелым вздохом проговорила Флор. — Понимаете, аварии случаются, это не редкость на наших трассах. Я не знаю, кто придумал эту чудовищную клевету, что Ренату принимал наркотики и водил грузовик в таком состоянии, хотя… — она сделала паузу, собираясь с мыслями. — Был один человек, желавший зла моему сыну. Он не давал ему спокойной жизни и даже по его смерти не постыдился оболгать Ренату. Но это очень, очень богатый и влиятельный человек, разве могла я, одинокая мать, что-то предпринять против него? В любом случае, сына мне уже никто не вернет, а местью сыт не будешь. Господь Бог знает, кого наказать, и Он непременно сделает это в свое время.

— Вы считаете, что данные следствия были сфальсифицированы?

— Конечно! — эмоционально воскликнула Флор. — Мой сын никогда не позволил бы себе ничего подобного! Я слишком хорошо его знаю. Знала.

— Я могу попробовать доказать это, — спокойным, уверенным тоном заверил ее Зейн.

Женщина наконец-то заулыбалась.

— Что ж, вернуть Ренату уже нельзя, но я была бы очень благодарна вам, если бы вы восстановили его доброе имя. Только… — она вновь потупила взгляд.

— В чем дело?

— Я не смогу с вами расплатиться… по достоинству. У меня нет таких средств, сеньор.

— Вопрос о деньгах будет решаться в последнюю очередь. Так или иначе, вам не стоит беспокоиться о финансах — сеньорита Варгас взяла все расходы на себя.

Флоринда размышляла некоторое время. Зейн видел, как на ее лице отражается внутренняя борьба между нежеланием бередить старую страшную рану и жаждой справедливости, которая, несмотря на заверения гордой сеньоры, все же была ей присуща.

— Хорошо, я согласна. Делайте то, что посчитаете нужным.

Зейн поблагодарил ее легким поклоном.

— Донна Флоринда, тогда я должен буду задать вам несколько вопросов. Постарайтесь ответить на них без спешки. Я обещаю вам, что вместе мы распутаем этот дьявольский клубок.

* * *

Одна из особенностей сельской жизни состоит в том, что когда случается что-то интересное, через час, максимум через пять об этом знает большинство соседей. Вести разлетаются словно по ветру, и происходит это, прежде всего, в закусочных, магазинчиках и вообще в местах, где собирается больше всего народу. Касалось это и продуктовой лавки, где работала Жади.

Рабочий день проходил спокойно и размеренно. Жади была в прекрасном настроении и с лучезарной улыбкой обслуживала покупателей, пока Таис вела учет товаров. Это спокойствие разом нарушила соседка, прибежавшая в лавку с таким видом, будто узнала какую-то пикантнейшую сенсацию.

— Вы не представляете, кого я сейчас видела! — с восторгом сообщила она.

— Кого же, донна Эстелла? — весело поинтересовалась Жади.

— К нам приехал та-акой мужчина! — донна Эстелла прижала пухлую руку к груди и мечтательно закатила глаза. — Красивый, высокий, похож на араба, по-моему.

Улыбка мигом сползла с побелевшего, как полотно, лица марокканки.

— …И что самое интересное, он искал Флор!

Жади почувствовала, как у нее отнимаются ноги, а в голове гулко шумит кровь.

— Жади! — Таис вскочила с места, подбежала к ней и взяла под локоть. — Ты в порядке?

— Все… все хорошо, Таис, — прилагая титанические усилия для того, чтобы не выдать голосом своего потрясения, ответила Жади. — Я в полном порядке.

— Вы такая бледная, — покачала головой соседка, не заподозрившая ничего дурного. — Мне кажется, вам нужно посидеть и отдохнуть.

— Да, верно, я просто переутомилась, — вымученно улыбнулась ей Жади и, кое-как нащупав под собой сиденье, уселась на стул.

— Отвлеку вас немного, пока вам не станет получше, — продолжала тараторить женщина. — Вы бы видели этого красавца! Какая осанка, какая порода, не чета нашим деревенским!

— Что же он делает в Рио-да-Серейя? — с беспокойством спросила Таис, хлопоча около Жади.

— Мне кажется, это полицейский, но я могу ошибаться, — пожала плечами донна Эстелла. — Я видела, как он показывал Флор какое-то удостоверение, а потом зашел в дом.

— Полицейский? — в ужасе переспросила Таис. — Но зачем полицейскому понадобилось навещать донну Флор?!

— Поди разбери! Может, это по поводу…

— Вряд ли, — перебила ее Таис и тут же, испугавшись своей резкости, добавила: — Это мог быть кто-то из социальных служб. Или по работе.

— Не знаю, не знаю, — скептически покачала головой женщина. — Все это как-то подозрительно, да простит меня Назаретская Дева.

Жади не помнила окончания этого разговора, не помнила, как болтливая соседка покинула лавку. Ее рассудок словно бы повредился от шокирующего известия. Как в бреду, она схватила подругу за руку и лихорадочно проговорила, глядя ей в глаза:

— Таис, он нашел меня! Нашел нас с Хадижей!

— Жади, успокойся! — Таис заботливо убрала с ее лица прядь взмокших волос. — Совсем не обязательно, что это твой муж!

— Незнакомец, похожий на араба, в доме донны Флор! Это он, Саид, я уверена! А если не Саид, то кто-то из его людей, это точно, Таис!

— Мы не знаем наверняка…

Дурнота Жади прошла, полностью уступив место панике.

— Я бегу в школу, забираю Хадижу и уезжаю, — она вскочила со стула, ринулась в подсобку и в спешке начала собирать свои немногочисленные вещи.

— Куда?! — недоумевала Таис. — Жади, вы с Хадижей здесь уже свои, как же ты поедешь на новое место, никого там не зная?

— Не знаю, Таис, не знаю! — от страха и безысходности Жади была готова разрыдаться. — Но мне нельзя оставаться в Рио-да-Серейя, иначе боюсь представить, какая меня ждет судьба! Рассчитай меня, пожалуйста, я заберу деньги и скроюсь вместе с дочерью, пока у меня не отобрали ее навсегда!

— Я не могу. Эрик забрал с собой ключ от сейфа и вернется только завтра к вечеру.

— Аллах, что же делать?! — в отчаянии воскликнула Жади.

— Постой, — Таис посетила идея, — я выдам тебе зарплату из личных запасов, а потом заберу деньги из сейфа. Хорошо?

— Таис! — в слезах бросилась к ней Жади и крепко обняла. — Ты мне стала как сестра, я никогда не забуду того, что ты для меня сделала. И донна Флор, и все вы. Обещаю, что однажды отплачу вам тем же.

— Жади, может быть, сначала попробуем узнать, кто этот человек и что ему нужно? — вновь робко предложила Таис. — У меня есть одно подозрение… Ты ведь знаешь, что донна Флор похоронила сына?

— Нет, не-ет, сын донны Флор тут ни при чем, — резко замотала головой Жади и неосознанно схватилась за круглый нефритовый кулон, висевший у нее на шее. — Я знаю, чувствую, что нам грозит опасность. Таис, у меня к тебе еще одна просьба. Пожалуйста, собери наши вещи у донны Флор и передай мне вместе с деньгами возле старого причала.

— Ладно, как скажешь, — растерянно кивнула женщина.

— Мне пора идти за Хадижей. Аллах, только бы меня не заметили!

Она собрала длинные волосы в тугой пучок и повязала на голову голубую косынку в белую полоску. Теперь Жади еще больше стала похожей на местную жительницу. Бегло оглядев себя в зеркало, она бросилась на улицу.

— Жади!.. — крикнула ей вслед Таис, но марокканка уже исчезла.

* * *

Школьный двор во время перемены был наполнен веселым гомоном детворы. Хадижа, подружившаяся еще с несколькими ребятами из класса, азартно играла с ними в салочки и громко визжала, когда ее догонял кто-то из приятелей. Раскрасневшаяся от быстрого бега и смеха, девочка не сразу заметила стоявшую у ограды встревоженную мать.

— Мама? — удивилась Хадижа и подбежала к ней. — Что ты здесь делаешь? Уроки еще не кончились.

Жади присела перед ней на корточки и дрожащей рукой поправила растрепанные волосы дочери.

— Моя принцесса! Ты сейчас должна пойти со мной к старому причалу.

— Зачем? — запыхавшимся голосом спросила Хадижа, в растерянности глядя на мать.

— Мы уезжаем, Хадижа.

— Опять?! — это известие оказалось для маленькой марокканки подобным грому посреди ясного неба.

— Я все объясню тебе там, — возбужденно говорила Жади. — Пожалуйста, возьми свой рюкзачок и иди со мной!

— А можно, я попрощаюсь с Нико?..

— Конечно! Только не задерживайся, я жду тебя!

Хадижа, чуть не заплакав от неожиданности, вернулась к друзьям, которые все еще в запале игры бегали друг за другом. Нико заметил испуганное выражение лица подруги и притормозил на ходу.

— Хадижа, а ты почему перестала играть? — насторожился он.

— Мы с мамой уезжаем, — Хадижа машинально проговорила эту фразу, будто не вполне понимая ее смысл.

Нико часто заморгал белесыми глазами.

— Уже?..

— Мне мама только что сказала.

— Ну… — Нико секунд десять переваривал услышанное. — А далеко? Насовсем?

— Не знаю, — дернула плечами Хадижа. — Я должна идти.

— Тогда… Тогда счастливого пути, Хадижа! — через силу улыбнулся мальчик. — Приезжай еще как-нибудь к нам, ладно?

Хадижа активно закивала, глотая слезы. Говорить было трудно.

— На, держи, это на память, — она сняла с запястья плетеный браслет, подаренный донной Флор, и отдала другу.

— Спасибо, — рассеянно улыбнувшись, поблагодарил он ее. — Давай, я тоже что-нибудь дам тебе на память?

— Хадижа! — окликнула девочку мать.

— Некогда, мне пора! — засуетилась Хадижа. — Прощай, Нико, передай сеньору Орестесу привет от меня. Я еще приеду в вашу деревню, честно-честно!

— Пока, Хадижа! Не забывай нас!

Жади обняла дочь за плечи и повела за собой. На прощание Хадижа обернулась и помахала Нико рукой. Он ответил ей тем же и с тоской провожал взглядом подругу и ее мать, пока они не скрылись за углом школы.

* * *

У реки было тихо. Пасмурная погода вполне соответствовала настроению матери и дочери, прятавшихся на зеленом речном берегу. Хадижа хмуро спросила:

— Мама, что случилось, из-за чего мы так быстро уезжаем?

— Твой отец нашел нас, Хадижа, — коротко ответила Жади, с тревогой глядя на лесную тропинку, не появился ли на ней кто-то.

У Хадижи перехватило дыхание одновременно и от страха, и от радости — очень странное чувство, аналога которому она не испытывала ни разу в жизни.

— Папа здесь?.. — завороженно переспросила она.

— Он или кто-то из его людей. Нельзя, чтобы он увидел нас! — еле сдерживая слезы, шептала Жади. — Если это случится, нас с тобой разлучат навсегда!

— Мама! — ужаснулась Хадижа. — Я не хочу разлучаться с тобой, не хочу!

— Ни за что на свете, — Жади заключила дочь в крепкие объятья, поцеловала в макушку и начала легонько укачивать, как в детстве. — Никто не разлучит нас, моя принцесса, я не позволю!

— Мам… А что, если я пойду в деревню и издалека посмотрю на папу? Я очень осторожно!

— Хадижа, это опасно! — воскликнула Жади.

— Я знаю, — девочка печально опустила взгляд. — Но я так по нему соскучилась.

— Хадижа… — тягостно вздохнула Жади.

— Что-то донны Таис долго нет, — заметила Хадижа. — Когда она должна прийти?

— Таис закроет лавку, соберет наши вещи у донны Флор и принесет нам, — пояснила Жади. — Мы с тобой сядем на первый же катер и уплывем в Белен.

— А дальше?

— У меня будут деньги, снимем где-нибудь комнату. Все будет хорошо, моя принцесса, поверь мне!

Хадижа заметно загрустила. Неожиданно для себя она привыкла к этому полудикому краю, маленьким домикам, простым людям. На новом месте ей будет не хватать донны Флор, ее вкусной стряпни и добрых глаз, забавных рассказов сеньора Орестеса, новых друзей…

— Таис идет! — Жади подскочила на ноги и с волнением принялась ожидать подругу.

Та шла с пустыми руками.

— Жади! — сказала она, осторожно спускаясь по склону берега. — Ты напрасно боялась. Этот человек, который приехал к донне Флор, детектив, и он…

— Детектив?! — испугалась Жади.

— Эта история не имеет отношения к тебе, не волнуйся.

— Мы не уезжаем? — Хадижа просияла от радости.

Жади стояла обескураженная, пытаясь осмыслить новую информацию.

— Ты… уверена, что он не разыскивает нас? Почему тогда сказали, что он похож на араба?

— Он действительно араб, — подтвердила Таис. — Его зовут Зейн.

— Аллах! — Жади прижала пальцы к губам.

— Это всего лишь совпадение, уверяю тебя. Он приехал расследовать гибель Ренату.

— Детектив… — еще раз задумчиво повторила Жади. — В любом случае, он не должен видеть нас.

— Мама! — разочарованно воскликнула Хадижа. — Но донна Таис сказала, что он приехал по другому делу!

— Жади, ты напрасно паникуешь, — слабо, словно через силу улыбнулась Таис. — Идемте, сегодня на реке прохладный ветер, вы можете простудиться.

Жади, поколебавшись, согласилась с ней. Хадижа подобрала рюкзак, и уже через пять минут у заброшенного причала не было никого, не считая качавшегося на ветвях ленивца.

Эдна заботливо вела под руку Альбьери, которого уже отпустили из-под врачебного наблюдения. Тот шел небыстрым, но достаточно твердым шагом и с волнением озирался по сторонам, будто высматривая кого-то.

— Эдна, ты никого здесь не видела, когда приехала? — нервно спросил он жену.

— Видела. Сюда приехал Леонидас, но он так странно себя вел!

— Леонидас?! — в ужасе переспросил Альбьери, и кровь мигом отхлынула от его лица, делая его мертвенно-бледным. — Леонидас здесь?!

— Альбьери, тебе плохо?! — ужаснулась в ответ Эдна и схватила его за плечи. — Держись, прошу, сейчас я…

— Эдна! — ученый с раздражением убрал ее руки со своих плеч. — Не надо носиться со мной, как с маленьким или как с безнадежно больным. То, что я пару раз почувствовал себя нехорошо, не значит, что я теперь не могу держаться на ногах. Скажи мне, где Леонидас?

— Ждет нас на стоянке, — растерянно пролепетала Эдна.

Больной ринулся на поиски своего друга с такой прытью, словно его час назад не привозили в эту же больницу в полубессознательном состоянии. Эдна, каждую секунду боясь, что с ее мужем вновь что-то случится, бежала за ним по пятам. Леонидас, не шелохнувшись, по-прежнему стоял там, где оставила его Эдна.

— Леонидас! — хриплым от волнения голосом окликнул его Альбьери.

— Альбьери! — тот повернулся к нему с таким ошарашенным выражением лица, будто только что узрел призрака. Это лицо сказало Альбьери все. Все, чего не могли бы сказать даже слова. — Я только что видел Диогу! Не знаю, как, но видел.

Альбьери застыл на месте. Он ждал этого момента и боялся его двадцать лет. Оттягивал, как мог, бежал, метался, мучился, но теперь, глядя в глаза Леонидаса, понял, что наконец-то готов. Готов сознаться в том великом и одновременно шокирующем деянии, которое совершил.

— Леонидас, поедем со мной, я все объясню тебе, — спокойно принимая неизбежность, сказал Альбьери.

— Что объяснишь? — в недоумении округлил глаза Леонидас.

— Все, — коротко ответил ученый.

— Леонидас, он нездоров… — робко вмешалась Эдна.

— Эдна, я прошу тебя! — Альбьери сморщился и махнул на жену рукой. — Дай мне поговорить с Леонидасом, а потом я все расскажу и тебе, только давайте не здесь.

Эдна и Леонидас в недоумении переглянулись. Казалось, в этот день ничего не могло удивить или напугать их больше того, чем уже удивило и напугало, но одновременно скорбный и торжественный вид Альбьери совершенно сбивал обоих с толку.

Дорога проходила в тягостном молчании. Эдна, как наиболее вменяемая из всех троих, вела машину. Альбьери, весь сжавшийся в напряженный комок нервов, сидел на заднем сидении автомобиля и невидящим взглядом смотрел в окно. Немногим лучше его выглядел Леонидас — тот до сих пор не мог прийти в себя после встречи с двойником покойного сына.

Приехав домой, Альбьери незамедлительно пригласил друга к себе в кабинет. Сквозь неплотно прикрытые жалюзи в помещение полосами пробивался солнечный свет, в лучах которого танцевали пылинки. Ученый сел в кресло и опустил хмурый взгляд.

— Итак, Альбьери, я слушаю тебя, — с недоверием проговорил Леонидас, усевшийся напротив него. — Что ты собирался объяснить мне?

— Леонидас… — с пафосно-безумными нотками в голосе начал Альбьери. — Скажи мне, кого ты видел в больнице?

Феррас часто заморгал, восстанавливая в памяти картину мистической встречи вплоть до мельчайших деталей.

— Это звучит немного странно, — оговорился он с неловкой улыбкой, — но я видел Диогу. Или человека, похожего на Диогу как две капли воды. Но это невозможно, не бывает до такой степени похожих между собой людей! Даже…

— Леонидас, — перебил его ученый, — ты видел клона.

— Что?! — лицо Леонидаса исказила гримаса ужаса. — Как… Как это понимать, Альбьери?!

— Я создал клон Лукаса, — отчеканил каждое слово Альбьери, глядя ему прямо в глаза.

Леонидас часто и тяжело задышал и схватился за сердце.

— О… О Господи… Альбьери! Как? Когда? Почему ты не поставил меня в известность?

— Когда мы потеряли Диогу.

На несколько секунд у Леонидаса все поплыло перед глазами. Он не понимал, то ли видит странный сон, то ли все происходит с ним наяву.

— Я не верю, — в исступлении замотал он головой. — Не верю. Ты это все выдумал!

— Нет, не выдумал, — Альбьери открыл ключиком ящик стола, где хранил важные документы, и протянул Леонидасу конверт. Тот взял его дрожащими руками и достал оттуда небольшую стопку фотографий. — Его зовут Лео. Ему уже двадцать лет.

— Господи Иисусе… — потрясенно шептал Леонидас, листая цветные фотографии, с которых на него смотрел темноглазый карапуз — точная копия его сыновей. — Альбьери, почему ты мне ничего не сказал? Как ты мог прятать его от меня?!

— Я боялся. Боялся осуждения людей, коллег…

— Где он? — резко спросил Феррас, схватив друга за руку. — Где этот парень? Я хочу его видеть!

— Леонидас… — замялся Альбьери.

Их разговору помешал звонок сотового телефона. Леонидас раздраженно достал мобильный из кармана и ответил:

— Да, Тавиньо! Я не забыл. Нет, никакой встречи сегодня не будет. Потому что у меня возникли непредвиденные обстоятельства. Да, я знаю, Тавиньо! — выйдя из себя, повысил он голос на подчиненного. — Отмени эту встречу, перенеси, делай, что хочешь! Я не в состоянии работать. Да. Да, хорошо. До связи.

Феррас убрал телефон и с горящими от безумного воодушевления глазами спросил Альбьери:

— Так где же этот парень?

* * *

Лукас собирался на свою первую прогулку за долгое время после травмы. Его раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, было очень приятно и волнительно по кусочкам отвоевывать пространство, когда-то полностью и безоговорочно принадлежавшее ему: сначала весь второй этаж с его комнатами, затем первый с гостиной и столовой, потом сад, улицу… С освоением инвалидной коляски границы существования Лукаса расширялись за пределы кровати и комнаты. С другой стороны, и сад, и улица, и даже гостиная с ее стареньким диваном и изящными вазами напоминали Лукасу о прошлой жизни, здоровой жизни, и тем самым причиняли невероятную душевную боль. Горько видеть, что все вокруг осталось прежним, кроме тебя самого.

Пожалуй, кое-что все же изменилось, а именно — лестница. Теперь сбоку от нее был вмонтирован пандус, сильно уродующий, по мнению Лукаса, интерьер гостиной. Другого выхода не было — не делать же в гостиной лифт, чтобы подняться на второй этаж.

Сиделка уверенно катила больного в коляске вниз, пока рядом на лестнице охала и причитала Далва:

— Осторожнее, донна Малу, вы же его уроните!

— Что вы, донна Далва! — возразила та. — Коляска очень устойчивая, пандус надежный. Это исключено. Через некоторое время сеньор Лукас научится спускаться самостоятельно, и моя помощь больше не потребуется.

— Самостоятельно?! — поразилась Далва. — Еще чего придумали, а мы-то тут на что? Пока я в этом доме, о Лукасе будет, кому позаботиться!

— Далва… — устало вздохнул Лукас.

— А как я вас с Диогу катала в коляске по саду, когда вы были маленькие! — с умилением предалась воспоминаниям служанка. — Ты был…

— Далва! — резко прервал ее Лукас, сгорая со стыда. — Перестань, прошу. Я не хочу сейчас говорить о детстве.

В саду было тихо, и легкий теплый ветерок приятно ласкал кожу. Все те же мощеные дорожки, клумбы с цветами, многолетние деревья и садовые украшения. Лукас с печальной улыбкой засмотрелся на небольшой каменный фонтанчик с дельфином в глубине двора.

— Знаете, Малу, мне все-таки приходит на память детство. Мы с братом проводили много времени здесь. Вот этому фонтану не меньше сорока лет. Как мне нравилось рассматривать этого дельфина! Я мог часами смотреть на него, правда, Диогу поднимал меня за это на смех.

— Я тоже любила наблюдать за дельфинами, — улыбнулась сиделка. — Только за настоящими, в Амазонке. Детьми мы даже плавали вместе с ними, а еще прыгали в воду с лиан. Удивительно, как только никто из нас не утонул.

— Я немного завидую вам, — признался Лукас.

— Почему?

— Я не знал, что такое свободное детство. Без этих условностей, рамок, строгих окриков. Мне иногда становится интересно, каким бы я вырос, если бы жил в других условиях? Вот так же, как вы, прыгал бы с лиан и плавал с дельфинами. Был бы я похож на себя сегодняшнего?

— Кто же может знать, сеньор? — удивилась Малу.

— Я хотел бы узнать. Или… — Лукас задумался. — Нет, не хотел бы. Какой в этом смысл, ведь другим я уже не стану.

— Попробуйте сейчас проехаться самостоятельно несколько метров. Смотрите, руки кладем сюда…

Маиза шла домой с презентации парфюмерной коллекции, которую посетила вместе с подругой. Она приостановилась, увидев мужа возле дома.

— Гуляешь, Лукас? — с еле заметной улыбкой спросила она его.

— Как видишь, — ответил тот и слегка толкнул вперед коляску руками. — Надоело постоянно сидеть взаперти.

— Я рада твоим успехам. Мел не заходила?

— Нет.

— И не звонила?

— Нет. Должно быть, занята, — пожал плечами Лукас.

— Странно, — задумалась Маиза. — Это очень странно. Чем таким может быть занята девушка в ее возрасте, чтобы не найти времени дать знать о себе семье?

— Маиза, не начинай. Мел уже взрослая девушка. Я думаю…

Лукас не договорил, обратив внимание на что-то за спиной Маизы. Маиза обернулась. К крыльцу широким шагом, весь взмыленный и какой-то перевозбужденный, шел Леонидас. Поравнявшись с сыном и невесткой, он будто даже не заметил их.

— Папа? — настороженно окликнул его Лукас.

Леонидас остановился как вкопанный и ошалелыми глазами посмотрел на сына.

— А, Лукас… — рассеянно пробормотал он и промокнул вспотевший лоб носовым платком. — Хорошо, что ты здесь. И ты, Маиза, тоже. Жду вас через полчаса у себя. Через полчаса, не раньше — мне нужно собраться с мыслями.

С этими словами Леонидас зашел в дом и громко хлопнул входной дверью. Супруги Феррас вопросительно переглянулись — оба боялись даже предположить, что могло так повлиять на главу семейства.

— Лукас, как ты думаешь, что-то с Мел? — забеспокоилась Маиза.

— Мне кажется, проблемы в компании, — предположил Лукас. — Но я не уверен. Он так встревожен, даже не заметил, что я спустился во двор.

— На сеньора Леонидаса это не похоже, — согласилась Маиза. — Идем, надо выяснить, что произошло.

* * *

В кабинете Леонидаса столпилось маленькое собрание в лице Лукаса, Маизы и Далвы. Все трое ломали голову, о чем же таком важном хочет сообщить семье сеньор Феррас, и догадки были не самые радостные — хватало одного взгляда на озадаченного сверх меры Леонидаса, чтобы понять, что хороших новостей ждать точно не приходится.

— Итак, — прочистил горло и торжественно начал свою речь Леонидас, — я пригласил вас всех сюда, чтобы вы услышали об одном экстраординарном событии, напрямую затрагивающем нашу семью.

— Папа, давай обойдемся без этой помпезности, — недовольно поморщился Лукас. — Говори скорее, что хотел сказать, без лишних предисловий.

— Без предисловий не получится! — возразил Феррас-старший. — Далва, лучше сядь.

— Сеньор Леонидас, не томите ради всего святого! — умоляюще взглянула на него Далва.

Леонидас продолжал:

— Сегодня совершенно случайным образом выяснилось, что у меня есть еще один сын.

— Что?! — одновременно поразились все трое. Были в этом возгласе и удивление, и негодование, и полнейшее недоумение.

— Но не спешите с выводами, — предваряя неудобные вопросы, оговорился Леонидас. — Это не отцовство в общепринятом смысле.

— А что же тогда? — впал в еще больший ступор Лукас. — Папа, перестань говорить загадками, это невыносимо!

— Хорошо, я скажу прямо. Альбьери провел несанкционированный эксперимент, не поставив в известность ни меня, ни тебя. Он клонировал человека.

В кабинете воцарилась звенящая тишина. Казалось, ее можно было потрогать руками.

— А именно, тебя, Лукас, — «добил» Леонидас домашних.

— Чт-то?.. — еле слышно прошептал Лукас.

— Сеньор Леонидас, я этих заумных слов не понимаю, вы объясните мне, что случилось? — заикаясь от волнения, протараторила Далва.

— Фактически у Лукаса есть еще один близнец, но на двадцать лет моложе, — пояснил Леонидас.

— Близнец?! — вскрикнула Далва, не веря в услышанное. — Вы же не шутите, сеньор Леонидас?!

— Я похож на шутника? — нахмурился тот. — Я своими глазами видел его сегодня. Это Диогу, точная копия Диогу!

Темнокожая служанка рухнула на колени, как подкошенная, и начала истово креститься, заливаясь слезами радости:

— Господи! Пресвятая Дева, он вернулся! Мой мальчик вернулся! Я знала, чувствовала, что он нас не оставит! Спасибо, Господи, спасибо!

Маиза, единственная из присутствующих сохраняющая более-менее холодный рассудок, выглянула в гостиную и позвала персонал:

— Мишель! Малу! Подойдите сюда, пожалуйста, Далву надо привести в чувство!

Сотрясающуюся от рыданий и беспрестанно шепчущую благодарственные молитвы Далву заботливо увели на кухню. В кабинете вновь стало тихо, однако эта тишина не приносила успокоения, а придавливала тяжелым валуном.

— Я не верю! — Лукас смотрел перед собой невидящим взглядом, готовый вот-вот лишиться чувств.

— И я вам больше скажу, — Леонидас продолжал свою пафосную речь, — я собираюсь усыновить его. Дать ему свою фамилию, дом, образование — все, в чем он будет нуждаться! Как бы ни был рожден этот мальчик, он мой сын и точка!

Маиза, до сего момента хранившая гордое молчание, взорвалась:

— Я не ослышалась, сеньор Леонидас?! Вы собираетесь привести сюда чужого человека с улицы, чтобы он жил с нами под одной крышей и ел наш хлеб? Вы в своем уме?!

— Не надо попрекать меня хлебом, Маиза! Я достаточно пахал, как проклятый, и десятилетиями гнул спину, чтобы распоряжаться им так, как посчитаю нужным! — вышел из себя Леонидас.

— Но это абсурд! Абсурд! — возмущалась его невестка. — Как вы можете всерьез говорить о каком-то клоне и заявлять о намерении усыновить его?

— Да, я знаю, это звучит фантастично. Знаю! Но это мой сын, я обязан признать его и дать ему все права и возможности, положенные сыну!

— Папа, ты меня убил, — тихо, но со страшным отчаянием в голосе проговорил Лукас, глядя на отца глазами, полными слез.

— Лукас, ты против? — удивился тот.

— И ты еще спрашиваешь, — сквозь слезы расхохотался нервным смехом больной в инвалидной коляске. — Ну да, я же теперь бесполезен. Всегда был бесполезен, а сейчас тем более. Ты решил заполучить себе нового Лукаса, хотя нет, Лукас тебе не нужен — ты надеешься заполучить нового Диогу. Чтобы он был твоим сыном вместо меня, да?

— Лукас, прекрати эту глупую истерику! При чем тут ты? Я говорил, что отказываюсь от тебя? Говорил, что собираюсь заменить тебя кем-то? Какие глупости ты говоришь!

— Папа, если этот парень переступит порог нашего дома, я его покину.

— Лу-укас! — схватился за голову Леонидас. — Тебе сорок лет, а ты по-прежнему ведешь себя как маленький обиженный ребенок! Неужели наличие брата сделает тебя в меньшей степени моим сыном?

— Папа, — закрыв глаза, покачал головой Лукас, — это не брат. Это клон. Если он действительно существует…

— Конечно, существует!

— …то нам двоим нет места в этом мире, неужели ты не понимаешь?

— Предрассудки. Глупые предрассудки! — воскликнул Феррас-старший.

— Донна Малу! — громко позвал Лукас сиделку. — Донна Малу, помогите мне подняться к себе, пожалуйста, я больше не могу здесь находиться! Я не шучу, папа, — добавил он более тихим голосом. — Тебе придется выбирать между нами.

Зейну было не привыкать работать в общественных местах. Разъезжая по городам и городишкам, он часто сидел за столиками в местных кафе и выстраивал в уме стратегию действий или размышлял над уликами. На мысль его иногда могла натолкнуть самая малость: услышанные обрывки фраз, картина на стене или песня, играющая по радио. Вселенная неизменно посылала знаки тому, кто готов был их распознать. Зейн любил созерцать, а на этот раз ему было, на что посмотреть.

Несколько деревянных столиков под открытым небом и ларек под соломенным навесом язык не поворачивался назвать баром или полноценной закусочной. Зато обстановка вокруг была спокойной и умиротворяющей: шумели густые кроны деревьев, был слышен тихий плеск воды у речного берега. Зейн расположился за столиком с блокнотом и ручкой в руках. Ничто не отвлекало его от составления рабочего плана, пока к нему бесцеремонно не подсела местная жительница — вся увешанная дешевыми побрякушками девица в открытом топе и короткой юбке. Зейн поднял на нее глаза и одарил слегка насмешливой улыбкой.

— Вы хотели о чем-то поговорить со мной, сеньорита?

— А разве расспрашивать людей — это не ваша профессия, сеньор? — промурлыкала девушка и невинно захлопала ресницами.

— Откуда вы знаете о моей профессии? — спросил Зейн, чуть наклонив голову набок.

— Не только сыщики умеют добывать информацию.

— Вот как, — снова улыбнулся Зейн. — И какую же информацию вам удалось добыть?

— Ну например, — девушка принялась игриво накручивать каштановый локон на указательный палец, — что вы приехали из Рио и хотите разузнать подробности о смерти Ренату.

— Неплохо.

— Вы будете всех здесь допрашивать?

— Я пока не начинал никаких допросов. Но если вы настаиваете, сеньорита…

— Хотите знать мое мнение об этом парне? — перебила она его. — Только честное.

— Было бы очень полезно его узнать.

— Ничего в нем хорошего не было. Высокомерный такой был, неприступный, ходил по деревне, как павлин, — девица покрутила плечами, изображая «павлинью» походку. — На местных девушек вообще не смотрел, считал, что это ниже его достоинства.

— Неужели? — Зейн подпер подбородок кулаком, внимательно слушая собеседницу.

— Он не грубиян, конечно, не мужлан. Был. Но и далеко не святой.

— По вашим словам может сложиться впечатление, что покойный нанес вам личную обиду.

— Да еще чего! — хмыкнула девушка. — Я не обидчивая и не злопамятная. А кто-то, — она подалась чуть вперед и наиграно-зловеще прошептала: — Кто-то может быть и злопамятным.

— Вы думаете? — заинтересовался Зейн.

— Не знаю! — его собеседница откинулась на спинку стула и весело рассмеялась, глядя в глаза обворожительному незнакомцу, которого искренне надеялась очаровать. — Я так люблю эти загадки, интриги, это так волнует.

— Смерть не забава, — осадил ее детектив. — Ни чужая, ни своя. Не нужно говорить об этих вещах в подобном тоне, сеньорита.

— Ой, да ладно вам, — сконфузилась девица. — Я ничего такого не имела в виду. А кто вас послал сюда, если не секрет?

— Секрет, — Зейн играл с ней, как кошка с мышкой. Впрочем, он отдавал себе отчет в том, что игра эта не совсем честная — слишком уж неравны силы.

— Как жаль, — томно протянула она и добавила уже более серьезным тоном: — Вы думаете, было убийство?

— С чего вы взяли? — приподнял темные брови Зейн.

— Сыщики всегда появляются там, где произошло убийство.

— Не всегда. Добрая часть моих коллег занимается расследованием более простых дел вроде супружеских измен.

— И вы тоже? — не сдержала ухмылки девица.

— Иногда, сеньорита. Иногда.

— К чему эти условности, зовите меня Зилда! Я всегда к вашим услугам, — проговорила она с улыбкой кошки. Уличной кошки. — Если вам понадобится любая помощь…

— Спасибо, Зилда, я запомню, к кому обращаться, — подмигнул ей Зейн и поднялся из-за столика.

— Вы уже уходите? — надула губы Зилда.

— Мне нужно кое с кем побеседовать. Мы еще непременно с вами увидимся, Зилда, — ослепительно улыбнулся ей на прощание Зейн.

Он уверенным шагом направился вглубь поселка и не мог видеть, как девушка от счастья едва не перевернула столик.

— Наконец-то, наконец-то свершилось! — вне себя от радости бормотала она, воздев руки к небу. — Спасибо, Назаретская Дева, мой принц наконец нашел меня!

* * *

На подходе к дому Флоринды Зейн остановился и задумался на пару мгновений. Он раз за разом прокручивал в голове беседу с деревенской простушкой. Значение ее слов не следовало недооценивать, ведь, как известно, даже устами младенца порой глаголет истина. Интуитивно детектив чувствовал, что готов вот-вот за что-то зацепиться, но это что-то постоянно ускользало от него. «Что ж, это только начало», — успокоил он себя и вошел во двор дома через приоткрытую калитку.

Вдруг Зейн почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд, от которого его обдало жаром. Зейн поднял голову и не поверил своим глазам: из простенького окна с деревянной рамой и цветными занавесками на него смотрела женщина. Небеса, это та самая женщина! Зейн узнал бы это лицо и этот взгляд и посреди роскошного дворца арабского шейха, и в нищей лачуге на краю земли. Вне сомнения, это была Жади, жена Саида. Она была напугана, но смотрела смело, гордо, с некой долей вызова. Зейн замер как вкопанный не в силах шелохнуться. В окне мелькнула пестрая ткань, и красавица скрылась за занавеской.

— Сеньор Зейн! — будто почувствовав его возвращение, Флоринда вышла встретить гостя на крыльцо. — Когда вы планируете начинать?

Тот стоял, широко распахнув черные, как уголь, глаза, и не произносил ни слова.

— Зейн, вы в порядке? — обеспокоенно спросила хозяйка.

— Да, я… в полном, донна Флоринда, в полном, — очнулся от ступора Зейн. — Вы позволите войти?

— Конечно! Я жду вас.

Зейн на ватных ногах взошел по низенькой лестнице. На кухне никого не было — Жади, вероятно, ушла к себе.

— Я всего лишь хотел уточнить одну деталь, — машинально проговорил детектив, мысли же его были заняты отнюдь не работой, за что он сильно ругал себя в глубине души. — Когда Ренату приезжал домой в последний раз, он ни с кем не ссорился?

— Нет, что вы. Мой мальчик был исключительно доброжелателен с людьми, особенно со своими земляками. Здесь все живут как одна большая семья, ну, за редким исключением.

— С исключений и начнем, — Зейн достал ручку и приготовился писать.

Заметив, что детектив, как завороженный, смотрит на закрытую дверь, ведущую в комнату, Флор деликатно пояснила:

— Это комната Ренату. К сожалению, она сейчас занята постояльцами, поэтому я не могу пригласить вас туда, чтобы вы ее осмотрели.

— Ах, да-да, — вынырнул из размышлений Зейн. — Я думаю, что пока этого не потребуется.

— Благодарю вас за понимание, сеньор.

Зейну пришлось собрать всю волю в кулак — он здесь не за тем, чтобы разыскивать жену Саида.

* * *

«Славный был парень, — со скорбным вздохом сказал старый сеньор Орестес. — Я же их всех с пеленок знал, все на моих глазах росли, и было видно, кто есть кто. Ренату добрый был — то рыбку пожалеет, то черепашку, никогда ни в какие драки не ввязывался. Да только одна беда — как чуть старше стал, так заносчивость у него какая-то появилась. Этим он не в мать пошел, не в мать, — старик многозначительно потряс пальцем в воздухе. — Вот эта заносчивость его и сгубила. Если жить, так в Рио, жениться, так на дочке богача, гулять, так на широкую ногу. Да простит меня Назаретская Дева, но не удивился я, когда узнал, что его там к наркотикам приучили. Ей-богу, лучше бы оставался в Пара, был бы жив и здоров, а то сколько горя матери принес…»

«Я не могу сказать о нем ничего плохого, — робко опустив глаза, будто стесняясь жгучей красоты египтянина, говорила Таис. — Ренату был человеком совершенно неконфликтным. Мы росли все вместе, и я никогда не замечала у него дурных наклонностей вроде тяги к спиртному. Я не верю, что он мог пристраститься к наркотикам. Впрочем, в последние годы мы слишком мало общались, поэтому я не могу утверждать ничего наверняка».

«Ренату? Он был мне почти как брат, — с грустью качал белокурой головой Эрик. — Он доверял мне многое, поверьте, у него были большие планы на жизнь. А еще Ренату всегда знал, чего хочет, поэтому вряд ли стал бы намеренно себя губить. Я думаю, вам следует хорошенько потрясти того типа, на которого он работал перед тем, как началась вся эта заварушка с увольнениями и наркотиками. Я не исключаю, что Ренату мог связаться с дурной компанией, но это было сделано явно с чьей-то подачи».

Под конец второго дня пребывания в Рио-да-Серейя Зейн собрал достаточно материала для размышлений. Плыть на ночь в гостиницу в Белен, чтобы наутро вернуться в деревню, не имело особого смысла. Но Зейн все-таки не торопился. Он повидал многих и поговорил со многими, кроме одной женщины, хотя бы за одно слово которой дорого бы заплатил. Однако Жади избегала попадаться ему на глаза по вполне понятной причине. Какой же беглянке захочется повстречать сыщика?

Зейн, памятуя давнюю походную привычку, развел костер у окраины поселка на берегу реки и уселся на песок, задумчиво глядя на танец язычков пламени. Спустя непродолжительное время он заметил у воды женскую фигуру, закутанную в палантин. Его сердце забилось быстрее — египтянин узнал эту фигуру и вдвойне заволновался, когда увидел, что женщина идет к нему.

Густые, распущенные черные волосы, вечерние сумерки и складки палантина вокруг шеи скрывали ее лицо. Женщина не стала подходить близко к костру, чтобы отсвет огня не открыл ее черт.

— Простите, я так и не поздоровалась с вами, когда вы были дома у донны Флор, — сказала она чуть глуховатым голосом. — Это было невежливо. Я ее постоялица.

— Никогда не поздно сделать это, сеньора, — с улыбкой ответил Зейн, ни ноткой не выдавая охватившего его сладостного волнения. — Я польщен, что вы наконец решили уделить мне немного своего внимания.

Жади — а это, конечно, была она — села неподалеку от Зейна, по-прежнему скрываемая покровом сумерек.

— Вы араб? — вдруг спросила она.

— Египтянин, — уточнил Зейн.

— И вы давно живете в Бразилии?

— Достаточно давно.

— Вам никогда не хотелось вернуться на родину?

— Я считаю весь мир своей родиной, — уклончиво ответил Зейн. — В некотором смысле, наша родина — это вся земля.

— Ошибаетесь. Один близкий мне человек говорил, что нельзя иметь два сердца — одно на Западе, а другое на Востоке. Такой человек очень несчастен.

— Возможно. Но я никогда не делил свое сердце на части. Предпочитаю сохранять его целым.

— Вы удачливый человек, — покачала головой Жади. — Не видите глухих стен между разными мирами.

— Мир един, а стены люди воздвигают сами.

— Но они есть! — заспорила женщина.

— Смотря как к этому относиться. Но я понимаю, о чем вы говорите. Когда-то давно, в юности, я не захотел жить в окружении таких стен. Я захотел подняться над ними, чтобы увидеть всю красоту и разнообразие этого мира.

— И у вас получилось?

— Более или менее.

— Но вам пришлось чем-то пожертвовать? Семьей, репутацией?

— Вы очень проницательны, — вздохнул Зейн. — Мою репутацию в глазах семьи нельзя назвать безупречной, но когда привыкаешь жить свободно, рамки и условности уже не играют особой роли.

— Вы ни к кому не привязаны? У вас нет своей семьи, детей? — удивилась Жади.

— Нет.

— Вот видите, — Зейн не увидел ее лица, но услышал в ее голосе горькую усмешку. — Легко быть свободным, когда вы ничем не связаны.

— Любовь не тюрьма. Любовь ли это к родителям, к мужчине, к женщине или к ребенку.

— Нет, не тюрьма, — согласилась Жади. — Но ее оковы очень тяжелые. Единственная настоящая любовь на свете — это любовь родителя и ребенка, все остальное, — она судорожно сглотнула подступающий к горлу комок слез, — просто мираж, обман, западня.

— Так говорит тот, кто однажды сильно обжегся в ее пламени, — заметил Зейн.

— А вы разве не обжигались?

Зейн многозначительно улыбнулся и ответил:

— Нет. Наверное, я был слишком увлечен познанием других вещей, чтобы всерьез загореться любовью.

— Вы гордец.

— Ничуть. Я не подчеркиваю своего превосходства над теми, кто когда-либо искренне влюблялся.

— Так даже лучше. Хотела бы я никогда ни в кого не влюбляться.

— Зачем же нарочно лишать себя этого дара судьбы? — изумился Зейн.

— Дара судьбы? — резко переспросила Жади. — Любовь — это не дар, а проклятье. Она отнимает все и ничего не дает взамен.

— Любовь или грезы о любви? — уточнил египтянин.

— Простите, сеньор, я не могу больше разговаривать с вами, — извинилась Жади и поднялась на ноги. — Меня ждет дочь. Прощайте.

Быстрым шагом она удалялась в сторону деревни, где уже зажглись огоньки тусклых уличных фонарей и окна маленьких домов. Вскоре ее легкая грациозная фигура растворилась в вечерней тьме, а Зейн продолжал сидеть у костра, словно завороженный. «Она не просто просит о помощи, — подумал детектив. — Она кричит о ней».

Шанди с тяжелым вздохом посмотрел на наручные часы: у них с Мел в запасе был еще максимум час, после чего надо было возвращаться в Сан-Криштован, где для него и для Миру готовились торжественные проводы. Мел сидела напротив за столиком прибрежного кафе и грустно улыбалась, наслаждаясь последними минутами наедине с возлюбленным.

— Я буду очень скучать, Шанди, — с нежностью сказала она, глядя ему в глаза.

— Надеюсь, все не зря, — скромно улыбнулся в ответ Шанди. — Помни, что все свои труды, все победы я заранее посвящаю тебе, Мел. И маме, конечно. Она сегодня плакала с самого утра.

— Донна Жура? — поразилась Мел. — Не могу представить ее плачущей.

— Что ты, моя мама очень чувствительная. Просто она привыкла быть толстокожей на людях, но у нее очень доброе, мягкое и ранимое сердце.

— Как и у тебя, — любовно заметила девушка.

— Мел! Ме-ел! — раздался сзади восторженный вопль.

Мел обернулась. Со стороны набережной к ним бежал Нанду с какой-то рыжеволосой девицей. На его лице светилась улыбка до ушей, он энергично махал рукой подруге.

— Нанду? — удивилась Мел и привстала, чтобы обняться с приятелем.

— Вот это встреча! — радостно проговорил кудрявый блондин и затем пожал руку Шанди. — Привет, Шанди! А это Режининья, — представил он свою спутницу.

Отвязного вида девица с огненно-рыжими вьющимися волосами до пояса смерила Мел заинтересованным взглядом.

— Привет, а я о тебе кучу всего от Нанду слышала, — не переставая демонстративно жевать жвачку, поприветствовала она новую знакомую.

— П-привет, — несмело поздоровалась Мел, слегка оробев от разнузданных манер Режининьи.

— Ты куда пропала, Мел? — привычным веселым тоном спросил Нанду.

— Никуда, — пожала плечами та. — Просто я сейчас живу в другом месте.

— Идем сегодня тусить? — предложил парень.

Мел обменялась с Шанди неловкими взглядами.

— Не могу. Мы провожаем Шанди за границу.

— Да ладно?! — разинула рот Режининья и уставилась на Шанди. — Это круто, парень, поздравляю!

— Спасибо, — смущенно улыбнулся тот.

— Тогда приходи в выходные на концерт! — не унимался Нанду. — Ты же еще не видела, как мы выступаем!

— Не знаю, Нанду. У меня так много дел…

— Да ладно тебе! Приходи, оторвемся! — наседала на скромницу Режининья.

— Как-нибудь приду, — у Мел заалели уши.

— А вообще, как сама? — спросил ее Нанду.

— Нормально.

— Пошли, Нанду, — дернула парня за рукав Режининья. — У нас еще дела есть, ты забыл?

— Ладно, — нехотя согласился он. — Пока, Мел, рад был поболтать. Звони, приходи, не пропадай!

— Хорошо, до встречи, Нанду, — вымученно улыбнулась ему на прощание Мел.

— …Скучные они какие-то, — донеслись до столика кафе слова Режининьи.

Мел казалось, что она вся покраснела с ног до головы. Она буквально сгорала от стыда перед Шанди за старого приятеля и его странноватую подружку. Шанди и сам чувствовал себя неуютно после этой встречи. Слегка откашлявшись, он деликатно начал:

— Мел…

— Я знаю, Шанди, что ты сейчас скажешь, — перебила его Мел. — Что ты не хочешь оставлять меня одну в компании подозрительных друзей, которые думают только о развлечениях и выпивке, что я не умею как следует постоять за себя и свои интересы, что я…

— Мел, Мел! — постарался успокоить ее возлюбленный. — Не подумай ничего плохого, я доверяю тебе, но…

— Я не буду ходить на эти вечеринки, Шанди. Честно. Это все пустое, мне не интересны тусовки, шумные компании.

— А твоя подруга? С ней больше не случалось неприятностей?

— У Клаудии все хорошо. Она отличная подруга, мы хорошо ладим. Шанди, — вздохнула Мел, — не надо так беспокоиться за меня. Я уже не та, что была до встречи с тобой. Я теперь смотрю на многие вещи по-другому.

— Я очень рад это слышать, — тепло улыбнулся Шанди и положил свою ладонь поверх ее руки. — Пойми, Мел, иногда мне становится тревожно, сам не знаю, почему. Наверное, это из-за того, что я очень не хочу расставаться с тобой.

Мел растаяла от этих слов и трепетно поцеловала возлюбленного.

— Со мной все будет хорошо, Шанди. Я обязательно дождусь тебя, и мы будем самыми счастливыми на свете. Веришь?..

…После зажигательных танцев и песен в баре донны Журы пестрая ватага жителей Сан-Криштована направилась прямиком в аэропорт провожать в добрый путь соседей — Шанди и Миру. Толпа шумела до тех пор, пока донна Жура властным жестом не попросила всех замолчать. С полными слез глазами она подошла к сыну и поцеловала его в лоб.

— Благословляю, Шанди, — с умилением сказала она. — Господь знает, каких трудов мне стоило поднять тебя, вырастить, вложить в тебя все то, что я вложила. Ты моя гордость.

— Мама… — смутился Шанди.

— Да, гордость, — во всеуслышание подтвердила Жура. — И я желаю тебе столько удачи, сколько ты заслуживаешь. А ты заслуживаешь самого наилучшего. Миру, привези мне обратно чемпиона! — дала она строгий наказ.

— Будем работать по максимуму, донна Жура, — деловито кивнул Миру.

— Да что там, Шанди, ты и так для меня чемпион! — с улыбкой махнула рукой женщина и крепко обняла сына.

— Уже пора идти на регистрацию, — сказал Шанди и еще раз взглянул на Мел, которая с нежной улыбкой стояла среди жителей Сан-Криштована и вытирала слезы тыльной стороной ладони. — Я буду скучать по каждому из вас.

— Удачи, Шанди! Мы с тобой, Шанди! Миру, порвите там всех! Счастливого пути! — наперебой кричали соседи.

Волоча за собой большой чемодан с вещами, Шанди обернулся и помахал рукой толпе провожающих. После чего уверенно зашагал навстречу новым свершениям.

* * *

После обеда Зейн собирался поехать в Токантинс. Планы разрушила сущая мелочь — оставленное в доме Флоринды портмоне. Зейн иронично усмехнулся самому себе: была ли то случайность, или подсознание подстроило эту хитрость, чтобы он имел возможность еще раз увидеть Жади? Так или иначе, детектив решил, что отъезд в Токантинс может и подождать несколько часов.

Ему повезло успеть на катер, который уже готовился к отплытию. Зейн поднялся на борт, и вскоре высокие бетонные здания центральной части Белена остались позади, сменившись зелеными стенами джунглей по берегам реки.

Еще месяц назад Зейн рассмеялся бы, если бы ему сказали, что он попадется в любовные сети и будет творить мальчишеские глупости, подобные той, которую совершает сейчас. Он пришел бы в ужас, если бы узнал, что объектом его воздыханий станет жена человека, которому он однажды поклялся в дружбе. В то же время Зейн не понаслышке знал, какие сюрпризы порой преподносит жизнь и в какой тугой узел сплетает человеческие судьбы. Гордиев узел, страшный узел. Такой обычно разрубается топором или секирой. Иногда в прямом смысле — Зейну приходилось расследовать подобные дела. Впрочем, к себе он это не относил. И не испытывал должных мук совести. Египтянин полностью отдался интуиции, и та влекла его вниз по течению реки, в маленькую деревню на краю света, в аккуратный деревянный дом на высоких сваях с цветами у террасы.

Хозяйки не было дома — Флоринда находилась на дежурстве. Калитка была заперта на замок. Зейн некоторое время стоял неподвижно у ограды, а затем решил разыскать Жади в поселке. Он уверенным шагом направился вдоль улицы и за поворотом едва не столкнулся… с ней.

Жади не ожидала увидеть незваного гостя, и эта встреча совершенно не привела ее в восторг. Теперь ее лицо было открыто, а его черты хорошо освещены дневным светом, но вместо того чтобы убежать и спрятаться, Жади гордо выпрямилась во весь рост и сузила темные глаза, будто пантера, готовая к прыжку. Однако она испытывала страх — Зейн понял это по тому, как часто и высоко вздымались ее ключицы.

— Что вам угодно, сеньор? — не самым приветливым тоном спросила Жади.

— Добрый день, сеньора, — учтиво поздоровался Зейн. — Кажется, я оставил свое портмоне в доме донны Флоринды.

— У меня есть ключи, идемте, — она прошла мимо, слегка задев его плечом.

Зейн замер на несколько секунд, глядя ей вслед. Жади молча открыла калитку, поднялась на крыльцо и дважды повернула ключ в замочной скважине. Зейн вошел в дом за ней.

— Это оно? — Жади подошла к кухонному столу и взяла с него портмоне из темной кожи.

— Да, благодарю, — ответил Зейн и принял потерянную вещь из ее рук.

Они стояли так полминуты, изучая друг друга взглядом. Зейн — с интересом, Жади — с опаской. Наконец мужчина решился прервать неловкую паузу:

— Не смею больше задерживать вас.

— Подождите! — окликнула его Жади, едва он повернулся к дверям. — Не воспринимайте всерьез то, что я вчера говорила вам.

— Почему? — удивился Зейн. — Мне казалось, вы были более чем искренны.

— Это просто размышления, никак не связанные с реальной жизнью, — покачала головой марокканка.

— В любом случае, это очень интересные размышления, — улыбнулся Зейн. — И я был рад побеседовать с вами, сеньора.

На лице Жади появилась едва заметная улыбка, которую она тотчас поспешила скрыть.

— Незнакомцам легче открывать душу, — добавил Зейн. — Незнакомец — это такой человек, который появляется в нашей жизни один раз и потом навсегда исчезает из нее. Если вам когда-нибудь понадобится поделиться тем, что у вас на душе, вы можете написать мне.

— Что?! — поразилась Жади.

Зейн достал из портмоне визитку и положил на стол.

— Здесь мой адрес в Рио. Если однажды вам захочется поразмышлять о жизни вслух, но рядом не окажется слушателя, просто напишите мне письмо.

Жади взяла визитку и растерянно прочитала ее про себя. Зейн собрался уходить.

— Вы не спросите моего имени? — вновь остановила она его.

— Нет. Мое вы знаете, но раз уж вы не посчитали нужным представиться, значит, у вас есть на то причины.

— Вы хитрец, — подловила его на слове Жади. — Наверняка вы не раз слышали мое имя от соседей.

— Соседи здесь ни при чем. Ведь я говорю сейчас с вами. Прощайте, сеньора, — Зейн отвесил легкий поклон на прощание и спустился с крыльца.

Марокканка вышла из дома, влекомая странным, волнительным чувством. Она громко сказала вдогонку Зейну:

— Меня зовут Жади.

В ресторане европейской кухни за столом друг напротив друга сидели двое. Деловой обед проходил в слегка напряженной обстановке — это напряжение не имело конкретных форм и, вероятно, было обусловлено существующими недомолвками между бизнес-партнерами.

— Давайте-ка начистоту, сеньор Рашид, — Варгас умело орудовал ножом и вилкой, поглощая стейк. — Что вам на самом деле нужно от меня?

— А вы полагаете, что мне непременно что-то нужно? — усмехнулся Саид, без зазрения совести потягивая дорогое вино, что было неприемлемо для благочестивого мусульманина. — У нас взаимовыгодное сотрудничество. Благодаря мне вы заключите огромное количество сделок на востоке, а я проложу себе широкий путь через Атлантику. Акции вашей компании на бирже нынче в цене, и это только начало.

— Я слежу за ситуацией на бирже, — хмыкнул Варгас. — Она меня радует, черт возьми, очень радует, но я, знаете ли, не люблю полуправды. И очень не люблю оставаться внакладе. Думается мне, вы большой стратег, но ведь и я не промах.

— Уточните, пожалуйста, сеньор Варгас, — Саид смотрел на собеседника немигающим взглядом.

— Личный интерес? — бразилец отправил в рот очередной кусок мясного блюда. — Леонидас вам насолил?

— Вы на удивление проницательны. Вам удалось опередить меня на полшага и заставить раскрыть все карты, но оставим личный интерес личным.

Варгас раскатился басовитым смехом.

— Ни к чему вы это хитрить вздумали, сеньор Рашид. Я почти сразу догадался, откуда дует ветер. Называйте это деловым чутьем.

— Вы имеете что-нибудь против? — прищурился Саид.

— Нет, ну что вы, я не ханжа. Но давайте договариваться обо всем на берегу. Если я в деле, то я в деле. Вы понимаете меня?

— Более чем, — чуть насмешливо сказал Саид и сделал глоток вина. — Я еще никогда не обманывал человека, глядя ему в глаза. Мы на Востоке воспитываемся иначе, мы не держим ножа за спиной… Мы держим его прямо перед лицом противника.

— Похвально, — кивнул Варгас. — Давайте перейдем ближе к делу. После того как акции компании Ферраса сильнее упадут в цене, вы надеетесь сразу же их перекупить?

— Вы почти угадали.

— Хороший план, — Бартоло потянулся к своему бокалу мартини, — но не лишенный недостатков.

— Что вы имеете в виду? — настороженно спросил Саид.

— Это муторно. Акционеры очень противный народец, иметь с ними дело — сплошное мучение. Но процесс может пойти быстрее, если пустить в ход парочку скандалов. Я всегда говорю, что нет лучшего способа избавиться от конкурента, чем нанести удар по его репутации. А все остальное произойдет естественным путем.

— Похоже, у вас неплохой опыт на этом поприще, сеньор Варгас.

— Да так, доводилось время от времени. Вот вам первая наводка: мне доподлинно известно, что Феррас на своих фермах использует сомнительные технологии одного ученого-чудика. Официально там все вроде бы чисто, но если копнуть поглубже…

— Да что вы говорите? — заинтересовался Саид.

Варгас развел руками.

— В наше время нельзя доверять ни одному производителю. Поешь такого мяса, и через пять лет вырастут рога с хвостом. А ученый тот неглупый прохвост, хотел бы я такого в штате иметь, но он агрономией не интересуется.

Саид уже слушал его вполуха, довольно улыбаясь про себя открывшимся перспективам. Леонидас Феррас семимильными шагами шел в западню и даже не подозревал об этом.

У Варгаса зазвонил мобильный телефон.

— Черт знает что, я же просил не беспокоить меня, по крайней мере, час! — несдержанно выпалил он и тут же извинился перед Саидом: — Прошу прощения. Алло. Да. Какой еще Зейн?

Услышав имя старого друга, Саид едва не поперхнулся от неожиданности.

— …А, из техорганизации, — продолжал говорить в трубку Варгас. — А он не сказал, какого черта ему нужно? Ладно, донна Алисия, разберемся. Назначьте ему на следующую неделю. Сами посмотрите расписание, я его под рукой не держу! — рассердился он на секретаршу. — Пусть приходит на следующей неделе. Всего доброго, — он отключил связь.

Саид напрягся, смутно заподозрив неладное, однако уровень его доверия к деловому партнеру был не настолько высок, чтобы заговорить о Зейне напрямую. В душе марокканца зародилось сомнение, но цель была слишком близка и ощутима — не бросать же все на полпути, когда уже достигнуто немало? И к тому же, Саид был более чем уверен в себе и в своей способности распознать любую махинацию при ее наличии.

— В общем, как вы понимаете, я не привык делать никакую работу даром, — вернул его в реальность из размышлений Варгас. — В наши дни все имеет свою цену, даже информация.

— Я понял ваш намек, сеньор Варгас. Со своей стороны я обязуюсь соблюдать все договоренности. Не сочтите за дерзость, — Саид чуть подался вперед и пристально посмотрел ему в глаза, — а какую цель преследуете вы?

— Я тут подумал и решил, что пора расширяться, — Бартоло достал сигару и закурил прямо за столом. — Вы подвернулись на моем пути очень кстати. Да простит меня Леонидас, но он всегда был самую малость… тюфяком. Грех этим не воспользоваться.

— Что ж, значит, каждый из нас останется доволен, — усмехнулся Саид.

«Этот человек не замечает ничего, кроме денег, — подумал марокканец. — Тем лучше. Ему ни к чему знать о моих мотивах».

* * *

Домой Саид пришел несколько уставшим. Он почти привык к отсутствию первой, страстно любимой жены и обожаемой дочери, но привычка в его случае отнюдь не означала смирение. Иногда, темными, одинокими и очень тоскливыми ночами, к нему приходило осознание того, что прежняя жизнь не вернется никогда. Это отвратительное чувство захлестывало его с головой, как цунами, и лишало остатков покоя. Он мог вернуть Жади, приковать ее цепями к себе, вернуть домой Хадижу, но их семья навсегда была искалечена. Саид отгонял от себя эти мысли. Он твердо решил, что согласен даже на такое, лишь бы Жади и Хадижа были рядом, но порой отчаяние становилось невыносимым. Несбывшаяся любовь, несбывшееся семейное счастье призраками бродили по пустым ночным коридорам, приходили во сне и жестоко манили в страну грез. Саиду казалось, что он сходит с ума.

Он сидел в гостиной, бессмысленно глядя в пространство. Может быть, он сидел бы так и час, и два, даже не заметив появления Рании, если бы та продолжала стоять молча.

— Саид? — слегка дрожащим голосом позвала она его.

Саид обернулся и окинул ее равнодушным взглядом.

— Рания? Что тебе нужно?

— Я хочу поговорить с тобой.

Саид поднялся на ноги, подошел к жене и посмотрел на нее сверху вниз. Рания, внутренне умирая от страха, стоически сохраняла более-менее спокойное выражение лица.

— Говори, — сказал он ровным, почти ледяным тоном.

— Я… — девушка хватала ртом воздух от волнения. — Я жду ребенка, Саид.

Саид мгновенно изменился в лице. Он потрясенно смотрел на Ранию так, будто не расслышал ее слов.

— Ждешь ребенка?.. — рассеянно переспросил он.

— Я была у врача. Срок чуть больше месяца.

Саид отвернулся, собираясь с мыслями, и сделал несколько бесцельных шагов.

— Хорошо, что ты сказала, — наконец выдавил он из себя. — Ты останешься в моем доме до его рождения.

— А потом? — Рании было все сложнее сдерживать эмоции, и в ее глазах стали заметны слезы. — Что будет со мной, когда этот ребенок родится?

Саид вдруг испытал чувство дежавю. Тот же полный боли и отчаянной мольбы взгляд, тот же страх. Неужели страх — это единственное, что могут испытывать по отношению к нему жены?

— Мы поговорим об этом позже, Рания, — облизнув сухие губы, ответил он. — Иди к себе, мне нужно побыть одному некоторое время.

— Саид…

— Иди к себе, — спокойно, но достаточно твердо повторил Саид.

Рания убежала на свою половину, глотая слезы. Саид в полной растерянности опустился на низкий диван и взъерошил пальцами волосы. Именно тогда, когда он тратит огромное количество времени и сил на поиски похищенной матерью Хадижи, Аллах посылает ему другого ребенка. Но Саид не хотел довольствоваться заменой. У него могло родиться еще пятеро детей, но звонкого смеха дочери, ее улыбок, танцев марокканцу не хватало больше всего на свете. Саид резко поднялся с дивана и покинул дом, все еще не в состоянии прийти в себя после услышанной новости.

В доме Феррасов все потеряли сон и покой. Казалось, домашние сошли с ума — с утра до вечера только и слышны были крики, взаимные упреки и обвинения, а темой номер один стало внезапное «отцовство» Леонидаса. Так прошло несколько дней, пока ситуация не накалилась до предела — Леонидас, уже успевший пообщаться с новоиспеченным «сыном» вне своего дома, вознамерился привезти его для знакомства с семьей.

— Это безумие! Папа, ты сошел с ума! — Лукас нечасто повышал голос, но иногда он был способен прийти в настоящее бешенство. Это был как раз тот самый случай. — Я высказал свое мнение и не изменю его: я против того, чтобы ты тащил сюда какого-то клона! И где прячется Альбьери? Почему не придет к нам и не расскажет все, глядя мне в глаза? Ведь это меня он скопировал без спроса, меня!

— Альбьери болен! — взвинченным тоном отвечал ему Леонидас. — Тяжело болен, смертельно болен! Достаточно и того, что он объяснил все мне. Лукас, неужели ты не понимаешь, что в его положении…

— А о моем положении кто-нибудь подумал?! Каково мне, находясь в увечном состоянии, вдруг узнать, что где-то по земле ходит моя молодая и здоровая копия, и не просто узнать, а принимать эту копию в своем доме как близкого родственника? М-м?!

— Это и мой дом, Лукас. Прежде всего, это мой дом! И если я решил привести сюда сына, то никто не вправе запрещать мне этого!

— Что происходит, сеньор Леонидас? — настороженно спросила Маиза, вошедшая в комнату.

— Лукас пытается запретить мне распоряжаться в собственном доме.

— Называй вещи своими именами, папа! — воскликнул Лукас. — Ты прицепился к постороннему человеку, потому что у него лицо Диогу. Да, именно Диогу, потому что на меня тебе плевать! Я предупреждал, чтобы ты не смел приводить его сюда, иначе…

— Иначе что, Лукас?! — кипел от негодования Леонидас.

— Постойте, сеньор Леонидас, — вмешалась Маиза, — вы хотите привести его сегодня?!

— А почему нет? Почему? Кому помешает этот мальчик?!

— Просто отлично! — возмущенно фыркнула Маиза. — Завтра выяснится, что ваш гениальный ученый создал еще десяток клонов, и вы каждого будете сажать с нами за один стол?

— Нет никакого десятка! Он один, один! И он точно такой же мой сын, как Лукас и Диогу!

— Я против, сеньор Леонидас, против! Но мое мнение слишком мало значит в этом доме, если не сказать, что оно не значит ничего вообще!

На шум в спальню прибежала Далва. Ее припухшие от слез глаза смотрели то на Лукаса, то на Маизу с какой-то детской, но очень искренней и глубокой обидой.

— Как вам не стыдно! — упрекнула она их. — И ладно ты, Маиза! Ты всегда пренебрегала памятью Диогу и относилась с неуважением к знакам, которые он посылал, но ты, Лукас!

— Далва!.. — тяжело вздохнул Лукас и поднял глаза к потолку.

— Как можно настолько не любить брата, чтобы не пускать его на порог его же дома? — говорила Далва. — Столько людей на всем свете мечтают еще хотя бы раз увидеть покойных родных, обнять их, а тут Господь сотворил такое чудо, и что же? Так ты принимаешь великий дар от Господа?!

— Далва, это не дар, это глупый и чудовищный эксперимент, который провели надо мной без спроса! — перешел на крик Лукас.

— Не надо, Лукас, — жестом успокоила его жена. — Доводы разума здесь бесполезны.

— Не слушайте их, сеньор Леонидас! — возбужденно тараторила Далва. — Привезите мне моего мальчика поскорее, я так хочу его увидеть!

— Увидишь, Далва, обязательно увидишь, — уверенно кивал Леонидас. — Я прямо сейчас еду к нему домой. Он живет в таких условиях…

— Какая прелесть, — язвительно улыбнулась Маиза. — Настоящая сказка о принце и нищем.

— И еще, — Леонидас проигнорировал ее колкость, — он ничего не знает о клонировании, поэтому прошу вас не акцентировать на этом внимание. Это может травмировать его.

— Правильно, папа, — обиженно процедил Лукас. — Ты позаботился обо всех. Обо всех, кроме меня, как обычно.

— Неужели?! — взвился Леонидас. — А кто последние три месяца только и делает, что возит тебя по больницам, ищет клиники, врачей, сиделок, покупает тебе все необходимое? Кто?! Впрочем, не отвечай, — махнул он рукой. — Ты всегда был неблагодарным и не умел ценить добро, которое для тебя делают.

— Чем так, лучше бы ты просто бросил меня умирать в Марокко! — пришел в ярость Лукас.

— Я не желаю продолжать этот разговор, — Леонидас грозно поднял указательный палец вверх. — Я еду за сыном, и никакие твои капризы не разубедят меня в правильности моих решений.

В компании охающей и ахающей Далвы он покинул комнату, а Лукас от злости ударил кулаком по подлокотнику коляски.

— Безумие! Какое же безумие!

— Сумасшедший дом, — подтвердила Маиза и в растерянности села на кровать.

— И Малу как назло заболела. Маиза, ты сумеешь помочь мне спуститься? Я хочу уехать из дома и вернуться поздно вечером, когда этого… — Лукас замялся, не сумев подобрать подходящего слова для выражения своих чувств по отношению к новоявленному «брату». — Не будет здесь. Если он сразу не поселится в моей комнате, конечно.

— Лукас, я не умею обращаться с твоей коляской! — испугалась Маиза.

— Это не так уж сложно, я объясню тебе.

— Нет! — отрезала Маиза. — А если я сделаю что-нибудь не так, и ты упадешь? Давай дождемся Малу.

— Как же это невыносимо… — бессильно прошептал Лукас, откинувшись на спинку инвалидного кресла. — Быть беспомощным, зависимым от других даже в малом. Это худшая пытка из всех возможных, Маиза.

— Лукас, я на самом деле боюсь навредить тебе.

— Я тебя ни в чем и не упрекаю.

— Что будем делать, Лукас? — поджала губы Маиза.

— Не знаю… Я от всего устал. Если будешь уходить, запри мою комнату, чтобы сюда никто не вошел.

— Да уж, — усмехнулась своим мыслям Маиза, — я боюсь представить, какие еще «приятные» сюрпризы ждут нас в ближайшем будущем. Мел станет матерью-одиночкой? Дом продадут с аукциона? Наступит конец света?

Лукас с горечью улыбнулся этой совсем не смешной шутке. Оба замолчали. Маиза прислонилась спиной к подушке, прикрыла глаза и погрузилась в легкую дремоту. Лукас же сидел неподвижно, глядя в одну точку, и предавался нерадостным размышлениям.

Так незаметно прошло часа полтора. Во дворе раздался резкий, громкий, почти торжественный сигнал автомобиля, заставивший супругов Феррас, находящихся в каком-то странном оцепенении, вздрогнуть.

— Что, уже? — Лукас прислушался к звукам, доносящимся с улицы.

— Я выйду на балкон и посмотрю, — Маиза поднялась с постели, быстрым движением поправила прическу и подошла к окну.

— Может, не стоит?..

Однако любопытство Маизы пересилило и ее снобизм, и легкий страх, который она все же испытывала все эти дни. Она держалась гордо, с неизменной иронией, граничащей с сарказмом, но это была всего лишь маска. Маска, чтобы скрыть волнение перед непонятным и единственным в своем роде явлением, от которого было неясно, чего ожидать. Маиза вышла на воздух и облокотилась на балюстраду.

Автомобиль Леонидаса, казалось, занял полдвора. Он вышел оттуда, сияя от радости и гордости, а следом из машины показался молодой парень в потертых джинсах, бесформенной толстовке и с какой-то кошмарной, по мнению Маизы, прической. Он стоял боком к фасаду дома, но вот он повернулся…

У Маизы в горле встал удушающий ком, а на глазах невольно выступили слезы. Она оказалась совершенно не готова ко встрече лицом к лицу со своим прошлым, да еще и воплощенным в виде живого человека. Она могла тысячу раз сказать себе, что той невероятной картине, которую она видит, есть рациональное объяснение, но пользы это не приносило никакой. Маиза находилась в состоянии шока.

— Матерь Божья! — послышался снизу громкий вскрик. — Это действительно он!

Далва шла к машине медленно, прижимая руки к груди. Казалось, она боится, что чудесное видение вот-вот рассеется. Парень стоял с глуповатой улыбкой и переводил взгляд с Леонидаса на темнокожую служанку и обратно. Он будто смеялся про себя над ними обоими.

— С меня хватит! — Маиза вернулась в спальню и громко хлопнула балконной дверью.

— Маиза? — внимательно посмотрел на нее Лукас.

Она схватилась руками за голову так крепко, словно пыталась собрать воедино разбегающиеся мысли.

— Это правда, Лукас!

— Ты сомневалась?

— Нет, не то чтобы сомневалась… — растерянно бормотала Маиза, усаживаясь на кровать. — Просто я не могла поверить до конца. Это… это казалось мне слишком фантастичным, но я…

— Мне стало страшно, — поежился Лукас. — Он настолько похож на меня?

— Не похож, — резко помотала головой Маиза. — Это ты.

— Маиза, я здесь, сижу перед тобой, — нахмурился Лукас. — Ты самый разумный человек в этом доме, очень непривычно слышать такие глупости от тебя.

— Я понимаю, умом я все это понимаю! Но я не могу спокойно на него смотреть, это слишком странно, это пугает!

— М-да, — безрадостно произнес Лукас. — И за все это я должен «благодарить» Альбьери.

* * *

Лео ввели в дом с таким почетом, которому могла позавидовать даже монаршая особа. Леонидас раздувался от важности, а Далва вела парня под руку до того трепетно, что, казалось, даже не дышала.

— Вот, сынок, это мой дом, — размашистым жестом продемонстрировал ему помещение Леонидас. — Отныне он станет и твоим домом.

Лео бегло обвел взглядом огромную гостиную, будто ему были совершенно безразличны ее размеры и роскошь, а затем с задорной улыбкой спросил Далву:

— Почему вы так смотрите на меня?

— А ты совсем не помнишь меня?.. — с надеждой спросила она в ответ.

— Нет, я первый раз вас вижу.

— Послушай, когда тебя звали Диогу — до того как ты умер — и ты жил в этом доме, я была тебе как мать. Я растила тебя с самых пеленок, заботилась о тебе… Неужели ты забыл меня, мой мальчик? — прослезилась Далва.

— Далва! — с укором взглянул на нее Леонидас. — Не надо сбивать парня с толку. Лео, идем, я покажу тебе свой кабинет.

Внимание Лео привлекла фотография на маленьком столике. Глядя на нее, он заметно помрачнел: из рамки на него смотрел молодой человек в свадебном костюме, его точная копия, а рядом была запечатлена девушка в подвенечном платье.

— Кто это? — с удивлением поинтересовался парень.

— Это Лукас, твой брат, — поспешила ответить Далва. — И Маиза, она стала твоей невесткой. Маизу ты тоже не помнишь?

— Не помню, — машинально сказал Лео, не в силах оторвать взгляд от фотографии. — А этот Лукас тоже умер?

— Не-ет, Лукас не умер, он живет здесь.

— Да? — оживился Лео. — Можно с ним познакомиться?

— Хм, — вмешался Леонидас, — Лукас сейчас не в лучшем состоянии, он болен. Но ты обязательно познакомишься с ним позже.

— Болен? — на лице Лео появилось нечто, напоминающее испуг. — Чем?

— У него не ходят ноги, — скорбно пояснила Далва.

— Почему?

— Сеньор Леонидас! — послышался голос сверху. Маиза стояла на втором этаже и изо всех сил старалась не смотреть на юную и диковатую с виду копию своего мужа. — Лукас просил не беспокоить его сегодня. Он плохо себя чувствует. Надеюсь, мы с вами не будем спорить по этому поводу.

— Ладно, ладно, Маиза, я понял, — пробурчал Леонидас.

— Это она? — восторженно спросил Далву Лео, кивнув в сторону Маизы. — Невеста с фотографии? Красивая!

Маизу, невольно услышавшую эту невинную реплику, буквально перекосило. Снизу на нее полными почти детского восторга глазами смотрел Лукас — или это был не Лукас? Как такое вообще возможно? Это напоминало Маизе ощущение, которое возникает при посещении комнаты кривых зеркал — ей довелось однажды в детстве побывать в этом аттракционе, но впечатления отчего-то остались на всю жизнь. Глаза видят, но мозг протестует и отказывается воспринимать увиденное. Только это «кривое зеркало» смеялось не над чем-нибудь, а над всей ее жизнью.

Громко застучав каблуками, Маиза скрылась на верхнем этаже.

— Взгляни, эти цветы отлично смотрятся, — Жади с улыбкой продемонстрировала Таис лилии в изящной керамической вазочке. — Поставим их на подоконник, с ними магазин выглядит еще уютнее.

— Да, очень красивые, — согласилась Таис, потирая пальцами висок. — Только запах от них тяжеловатый.

— Думаешь? — Жади удивленно приподняла брови. — Я могу убрать.

— Да нет, оставь, Жади. Просто мне сегодня слегка нездоровится.

Жади пожала плечами и поставила вазу к окну. Сквозь стекло она засмотрелась на колыхающуюся на ветру листву акации.

— Знаешь, Таис, — задумчиво говорила Жади, — недавно я поняла, что становлюсь все меньше и меньше похожей на себя прежнюю. В юности мне было достаточно одного взгляда, одного соприкосновения пальцев, чтобы потерять голову. Потерять голову на двадцать лет из-за такой ерунды — ты только вдумайся! Но теперь я стала старше, мудрее, я уже не позволю первому встречному украсть свое сердце и сломать мне жизнь.

— Ты говоришь о ком-то?.. — улыбнулась сквозь недомогание Таис.

— Нет! — уверенно отрезала Жади. — Здесь у меня появилось много времени, чтобы побыть вдали от всех и от всего, подумать как следует о своей жизни. Я оглядываюсь назад и понимаю, что многие проблемы придумала себе сама. Придумала то, чего не было…

— Так не бывает, — возразила Таис. — Разве любовь можно придумать? Она либо есть, либо нет.

— Бывает, просто тебе сложно понять. Я не хотела посмотреть в глаза правде, признать, что Лукас не герой из красивого романа, я лишь упрямо продолжала мечтать о нем. На самом деле я никогда не значила для него столько же, сколько он для меня. Я рисковала всем, меня могли вывести на площадь и забить плетьми, а чем рисковал он? Расположением своего отца? Богатым домом, прислугой? Комфортной жизнью?

— Ты строга к нему, Жади.

— О нет, напротив, я слишком долго жила иллюзиями и оправдывала все его неблаговидные поступки, находила им объяснение. Хватит. Лукас остался в прошлом.

— Но ты все еще говоришь о нем.

— Уже не так, как раньше. Мне вспомнился наш разговор в больнице, когда я видела его в последний раз. В тот момент я была слишком взбудоражена случившимся, я видела перед собой единственную цель: развестись с Саидом и воссоединиться с Лукасом, в каком бы состоянии он ни был. Я не заметила… — Жади сделала паузу и глубоко вздохнула. — Не заметила, какими глазами он смотрел на меня, а сейчас вспомнила и все поняла. Он отказался от меня уже тогда, Таис. Болезнь оказалась для Лукаса новой непреодолимой преградой, и он решил все сам, не спрашивая меня, не интересуясь моим мнением. Он знал, что вместе мы уже не будем, но, как всегда, побоялся сказать мне об этом в открытую.

— Прости меня, Жади, но я, наверное, пойду, — перебила ее заметно побледневшая Таис. — Останься в магазине. Если что, Эрик скоро уладит дела с грузовым паромом на пристани и придет.

— Что с тобой, Таис? — забеспокоилась Жади и подошла к ней.

Таис шла к выходу, чуть пошатываясь, но в какой-то момент ее закачало сильнее, и она едва-едва удержалась на ногах. Жади подхватила обмякшую подругу.

— Аллах, да ты вся горишь! — испугалась марокканка. — Это похоже на лихорадку.

— Возможно, — слабо улыбнулась молодая женщина. — Мне нужно отлежаться.

— Будь здесь, я сбегаю за помощью! Донна Флор должна быть дома. Подожди меня, Таис, я мигом! — оставив ее полулежать в мягком кресле в подсобке, Жади ринулась за подмогой.

* * *

— Таис, доченька! — всхлипывал над постелью больной Орестес. — Флор, это не опасно?

— На малярию не похоже, — заключила Флоринда, осмотрев ее. — Но я не врач, надо вызвать бригаду из Белена.

— Таис! — Эрик ворвался в дом и бросился к жене, едва не перевернув попавшуюся на пути табуретку. Он склонился над Таис и встревожено гладил ее болезненное лицо, а затем повернулся к Жади: — Жади, ты должна была сразу найти меня, как только это случилось.

— Но до дома донны Флор было гораздо ближе, чем до пристани! — возразила Жади.

— Это неважно, — перебил ее Эрик. — Жади, запомни, пожалуйста: в таких случаях прежде всего ставь в известность меня, если я в деревне.

— Эрик, ты напрасно так нервничаешь, — упрекнула его Флор. — Таис отлежится пару дней и придет в себя.

— Вы так уверены?.. Впрочем, — мужчина виновато опустил глаза, — в любом случае, спасибо тебе, Жади. Иди в магазин, он не должен пустовать.

— Я могу забрать Нико к себе на эти дни, — предложил Орестес.

Таис пошевелилась и открыла замутненные лихорадкой глаза. Она посмотрела на мужа странным взглядом, будто не узнавая его.

— Эрик? — пролепетала она сухими от жара губами.

— Таис! — заулыбался тот. — Ты очень напугала нас всех!

— Мне так плохо, — простонала Таис.

— Потерпи, любимая, скоро все пройдет, — шептал Эрик, сев у ее постели и целуя худенькую руку. — Я с тобой, я всегда буду с тобой.

— Идемте, идемте, — Флор вывела из комнаты озабоченных Орестеса и Жади. — Ей нужен покой и тишина.

Жади напоследок обернулась, глядя на внезапно заболевшую подругу и ее мужа. Марокканку посетило странное чувство дежавю — ей показалось, что она где-то когда-то видела похожую картину. Однако она не стала задерживаться и покинула дом друзей.

* * *

На джунгли опустилась ночь. Жади с ногами забралась на простую деревянную кровать с ватным матрасом и сидела, обхватив колени руками. Она смотрела в окно на то, как над деревней яркой россыпью зажигаются звезды. Вдали от огней больших городов звезды на небосклоне сияли куда ярче. Небо рассекала надвое мерцающая туманная коса Млечного пути.

Хадижа сонно потянулась на соседней кровати и перевернулась на другой бок.

— Мама, ты не спишь?

— Нет, моя принцесса, — Жади улыбнулась и села на постель дочери.

— О чем ты думаешь? — заспанным голосом поинтересовалась Хадижа.

— О жизни. О нас с тобой. О прошлом, о будущем…

— Ты думаешь о папе?

— И о нем в том числе, — кивнула Жади.

— Ты так и не рассказала мне, почему вы поссорились.

— Ах, Хадижа… Иногда, — марокканка смахнула слезинку с ресниц, — мы идем к какому-то решению всю жизнь. Я шла к решению расстаться с твоим отцом очень долго. Много боялась, сомневалась… Не хотела навредить тебе.

— Но почему? — недоумевала девочка. — Мой папа всегда был хорошим мужем: щедрым, заботливым, он дарил тебе столько золота!

— Если бы все было так просто, моя принцесса, — с грустью улыбнулась Жади и ласково погладила дочь по голове. — Ты знаешь, что я росла в Бразилии. Здесь люди вступают в брак по велению сердца. Я мечтала о том дне, когда встречу свою любовь — одну и на всю жизнь. Мечтала, что выйду за этого человека замуж, буду заботиться о нем, подарю ему детей…

— За того, чью семью ты совсем не знала? — удивилась Хадижа. — А если бы он оказался плохим, недостойным человеком?

Жади еле слышно всхлипнула и продолжила рассказ:

— Я не думала об этом тогда. Моя мама рассказывала мне о наших обычаях, традициях, но я почему-то не относила эти рассказы к себе. Мне казалось, что у меня все будет по-другому. А потом мамы не стало… И я переехала в Фес. Там меня выдали замуж. Я почти не видела твоего отца до свадьбы. Я… — она сделала паузу, чтобы собраться с духом. — Я не любила его, Хадижа. И не полюбила потом.

— Ты не любила папу?.. — девочка разочарованно округлила глаза.

— Нет, моя принцесса. Одно время я очень хотела сбежать в Бразилию, чтобы жить самостоятельно, жить так, как я захочу. Что я только ни выдумывала, — Жади невольно улыбнулась, вспомнив про авантюры своей молодости. — Так продолжалось около десяти лет. Однажды Саид не выдержал и дал мне развод, но вдруг я узнала, что жду тебя. По нашим законам после твоего рождения я была вынуждена расстаться с тобой и отдать тебя отцу. Я так отчаялась, что решила бежать в пустыню с младенцем, но люди Саида меня нашли. Тогда я поклялась стать хорошей, верной женой твоему отцу, чтобы никогда не разлучаться с тобой, мое сокровище. Я по-прежнему жила с нелюбимым мужем, но всякому терпению приходит конец. Я захотела развестись, а твой отец согласился дать развод лишь в том случае, если ты останешься в его семье и не будешь видеться со мной.

— Я не верю! — по вискам Хадижи тонкой струйкой стекали на подушку слезы. — Мы так хорошо жили, ты была такая веселая, так танцевала и улыбалась! Разве несчастные люди так себя ведут? Ты не могла быть несчастной с моим папой!

— Увы, Хадижа, улыбки не всегда означают счастье.

— Но папа тебя любил?

— Любил. Конечно, он любил меня. По-своему, — чуть погодя добавила Жади.

— И все-таки я не могу понять, как можно не полюбить того, кто так любит тебя, — недоумевала Хадижа. — Это несправедливо, папа не виноват в том, что ты его не любила!

— Нет, не виноват, — понуро согласилась Жади. — Но и я не виновата в том, что не имела к нему чувств. Чувства — особая вещь, они не возникают по заказу.

— А как они возникают?

— Когда-нибудь узнаешь, — загадочно улыбнулась Хадиже мать.

— Нет, — Хадижа тяжело вздохнула, — я не могу понять того, что ты говоришь. Я хочу спать, мама, на завтра задавали столько уроков…

Через некоторое время девочка заснула, но Жади после откровенного разговора с дочерью мучила бессонница. В темной комнате она аккуратно зажгла настольную лампу и, убедившись, что ее свет не мешает Хадиже, взялась за ручку с бумагой. Это было безумием с ее стороны, и она это понимала. Однако Жади ничего не могла поделать с непреодолимым желанием поделиться переживаниями с таинственным гостем, незнакомцем, как он сам себя называл, этим необычным египтянином по имени Зейн. В нем было что-то манкое, загадочное. Он был похож на мужчину, имеющего твердую опору под ногами, всем своим видом он излучал внутреннюю уверенность и гармонию. Возможно, Жади только так казалось, но это было именно то, чего ей самой так не хватало.

В каком-то лихорадочном бреду, будто это она была больна, а не Таис, Жади принялась писать, многократно зачеркивая слова, фразы и исправляя их поверх написанного. Лист выглядел до того неаккуратно, что марокканка решила переписать письмо на чистовик — она не любила неопрятности. В результате кропотливого труда вышло следующее:

«Уважаемый сеньор! Простите, что не обращаюсь к Вам по имени — для меня это непривычно. Тем более, Вы сами просили меня воспринимать Вас как незнакомца, а у незнакомцев нет имен. Сейчас мне жизненно необходимо поговорить с кем-то, кто мог бы меня выслушать и понять, но, боюсь, здесь никто не сможет уяснить сути моих тревог.

Мы с Вами похожи — я, как и Вы, арабка, но я не принадлежу всецело арабскому миру. Так вышло, что полжизни я провела в Бразилии, а вторую половину, даже больше — в восточной стране, где была замужем за человеком, которого мне в мужья определили родственники. Я пыталась полюбить его, но не смогла, и теперь мы с дочерью живем здесь, в уединенной деревне.

Моя дочь — дитя Востока. Она кровь от моей крови, но она совсем не похожа на меня. Ей чужды те ценности, которые близки мне, она смотрит на мир иначе, чем я. Это заставляет меня теряться, я не знаю, как объяснить ей, почему вдруг ушла от ее отца, почему я его не полюбила. Иногда я и сама задаю себе этот вопрос: почему? Там, на моей исторической родине, я видела, как женщины выходят замуж по договоренности и затем счастливо живут с мужьями. Моя кузина, например, хотя она и жила потом в Бразилии. Время от времени я думала, что со мной что-то не так. Я никогда не была своей в родной стране.

Но и здесь я чужая. Со своими представлениями о жизни, о любви я жестоко обжигалась, и не раз. Я не могу понять, кто я — арабка или же бразильянка? В каком мире мне жить, как строить свою судьбу, на что опираться?

Вы, сеньор, научились сочетать в себе оба начала. Если бы Вы только могли научить этому и меня! Я каждый раз прихожу в такое отчаяние, когда вижу непонимание и осуждение в глазах дочери! Не сочтите это письмо и мою просьбу за дерзость. Если бы Вы сами не дали мне свой адрес, я ни за что бы не побеспокоила Вас. Ответа не требую — мне всего лишь нужно было рассказать кому-то о том, что накопилось у меня на душе.

С глубоким почтением, Жади»

Жади еще раз перечитала письмо и сложила его вдвое. Отправлять ли? Она выговорилась, ей стало легче. Возможно, не стоит компрометировать себя лишний раз…

Жади решила, что письмо может спокойно долежать в ящике письменного стола до утра, погасила свет, легла на кровать и погрузилась в долгожданный сон.

Мел все реже и реже заходила домой. Ей понравилось жить отдельно от семьи, тем более что Леонидас брал на себя все расходы внучки, как было условлено. Пытался он и найти для нее прислугу или хотя бы регулярно присылать Далву, но Мел вежливо отказалась, сказав, что неплохо справляется сама.

Однако в последнее время дедушка почти не контролировал Мел, что явилось для нее неожиданностью, а однажды позвонил и официозным тоном попросил срочно приехать. На встревоженные расспросы внучки он лишь ответил, что это не телефонный разговор. Следом Мел позвонил отец и сказал примерно то же самое, но уже куда более тоскливым голосом. Мел была озадачена.

Еще больше она озадачилась по приезде домой. Далва встретила воспитанницу с таким выражением лица, словно она узрела Второе Пришествие.

— Мелзинья, только тебя-то нам и не хватало! — елейно проговорила служанка с благостной улыбкой.

— Далва, я начинаю бояться, — встревожилась Мел. — Что тут произошло, пока меня не было? Что-то с папой?

— Твой дядя, Мел!..

— Мой дядя?.. — тонкие брови девушки поползли вверх.

— Он вернулся, девочка моя! — светясь от счастья, сообщила Далва.

Мел понадобилось некоторое время, чтобы сориентироваться в услышанном. О каком дяде шла речь? Точно не о Диогу, ведь он мертв. Возможно, какой-то кузен отца, о котором она не знала? Вряд ли. У дедушки есть внебрачный сын? Тогда почему «вернулся»?

— Кто вернулся? — удивленно переспросила Мел.

— Говорю же, твой дядя Диогу вернулся к нам! Господь смилостивился над ним и послал его обратно на землю.

— Что?.. — брови наследницы Феррас уже не просто приподнялись, они едва не изогнулись зигзагом от изумления. — Я пойду поговорю с дедушкой.

Она стремительно вошла в дом и направилась к кабинету Леонидаса, откуда были слышны звуки ожесточенной ссоры.

— …Нет, сеньор Леонидас, я говорю: нет! — почти кричала Маиза. — Я не буду принимать участия в этом сумасшествии! Если вы и впрямь решили отпраздновать юбилей, гордо представив всем клона, то я даже не выйду к гостям вопреки своим принципам!

— Выйдешь, Маиза, выйдешь! — стоял на своем Леонидас. — Ты моя невестка, Лукас мой сын, вы оба будете присутствовать рядом со мной в этот день, как и Лео!

— Вы вспоминаете о родственных связях только тогда, когда вам это удобно, — хмыкнула Маиза. — Вы ни во что не ставите наше мнение и хотите, чтобы мы считались с вашим — как это называется?!

— Это называется так: я единственный здравомыслящий человек в этом доме, — без ложной скромности заявил сеньор Феррас и заметил потрясенную внучку, притаившуюся в дверном проеме. — А, Мел, очень хорошо, что ты пришла. Подойди сюда, дорогая.

Маиза обернулась и смерила дочь вопросительным взглядом. Та робко вышла из тени и подошла ближе к родным.

— Мел? — будто удивилась Маиза. — Здравствуй, дочка, я так давно тебя не видела! — последние слова были произнесены с явным упреком.

Мел неловко пожала плечами и посмотрела на мать.

— Здравствуй, мама. Здравствуй, дедушка. Что у вас случилось, почему вы так кричите?

Леонидас и Маиза наперебой бросились объяснять ей ситуацию, но чуть погодя пришли к выводу, что это должен сделать кто-то один или хотя бы следует соблюдать очередность.

— …Вот так, Мел, — с важностью поставил точку в своем рассказе Леонидас.

— Клон? — изумленно переспросила девушка. — Клон моего отца?

— Которого сеньор Леонидас хочет сделать членом нашей семьи, — укоризненно заметила Маиза. — Можешь ты себе это представить, Мел?

— Но как это возможно? — не переставала удивляться Мел.

— Все вопросы к Альбьери, — буркнул Леонидас и с недовольным видом уселся в кресло. — Но это уже свершившийся факт, и мы должны подстроить свою жизнь под новые реалии, учитывая существование этого человека.

— Я не собираюсь ни под кого подстраиваться! — вновь взвилась его невестка.

— Мне не верится! — растерянно бормотала Мел. — Когда я сейчас говорила с Далвой, мне показалось, что она сошла с ума!

— Ты близка к истине, Мел, — усмехнулась Маиза.

— А что папа?

— Упрямится, — ответил Леонидас, — ревнует.

— Я пойду к нему, — сказала Мел и поспешила наверх.

Лукас неподвижно сидел в инвалидном кресле, зачем-то укрыв ноги пледом, за что ему постоянно делала мягкие замечания сиделка. Но с некоторых пор он упрямо начал делать это, будто стараясь подчеркнуть свою увечность. Его взгляд был абсолютно потухшим, как и в целом выражение лица. Лукас отказывался от прогулок на свежем воздухе, мало ел и почти не разговаривал. Появление дочери немного оживило его.

— Мел! — улыбнулся он ей.

— Привет, папа! — улыбнулась в ответ Мел. — Прости, что так долго не навещала вас! Ты уже уверенно сидишь, здорово! — похвалила она его, взглянув на коляску.

— Да, здорово, — вздохнул Лукас. — Как ты, дочка?

— У меня все замечательно. Шанди уехал, но он каждый день отправляет мне письма и фотографии по электронной почте, — с нежностью вспомнила она о возлюбленном. — Я хожу на занятия в университет, встречаюсь с друзьями время от времени.

— Я очень рад за тебя. Присядь.

Мел села у изножья кровати.

— Пап, мне только что рассказали.

— О клоне?

— Да, о нем. Я в настоящем шоке.

— А ты представь, каково сейчас мне, — тоскливым тоном произнес Лукас. — Честно говоря, лучше бы я и вправду умер. Всем было бы лучше, тем более, у меня давно росла замена.

— Папа, не говори так! — огорчилась Мел. — Ты это ты, а клон — это клон. Заменить тебя невозможно, этого и не нужно!

— Думаешь? — с сомнением сказал Лукас. — А вот мой отец очень вдохновился.

— Дедушка просто потрясен, — пожала плечами Мел. — Все мы потрясены, вот и реагируем по-разному.

— Нет, дочка, ты не понимаешь. Это все началось очень давно. Отец никогда не видел во мне личность, я был словно тенью, отражением Диогу. От меня все ждали, что я буду похожим на него, а после его смерти — тем более. Отец хотел, чтобы я был деловым, энергичным, хватким, как он. Твоя мать тоже стремилась видеть во мне Диогу, а я не мог соответствовать их ожиданиям. Я сам словно потерялся во всем этом. Можешь представить, какие чувства я сейчас испытываю?

Мел сидела, глубоко задумавшись. Она тяжело вздохнула и произнесла:

— Папа, я долгие годы чувствовала то же самое.

— Мел! — удивился Лукас.

— Да. Мне все время казалось, что я не та дочь, которую хотели вы с мамой, не та внучка, о которой мечтал дедушка, не та подруга, которая должна быть рядом с такими яркими ребятами, как Телминья и Сесеу. Я изо всех сил старалась стать «той», но от этого становилось только хуже. Мне иногда казалось, что я и не человек вовсе, а так, машина для получения медалей.

— Но почему ты никогда не говорила о том, что тебе так плохо?

Мел неопределенно пожала плечами.

— Ты тоже не говорил.

— А сейчас? — встревожился Лукас. — Как ты чувствуешь себя сейчас?

— Более или менее, — улыбнулась ему дочь. — Я думаю, это все благодаря Шанди. С ним я поняла, что кто-то любит меня такой, какая я есть, и мне не нужно притворяться и тянуться за чужими эталонами.

— У меня… — Лукас начал говорить и вдруг замолчал в нерешительности.

— Что, папа?..

— У меня тоже был такой человек. Или я думал, что был… Мел, не уверен, что тебе будет приятно это слышать.

— Говори, я слушаю, — растерянно пробормотала Мел.

— Я имел в виду Жади, — смутившись, поведал дочери Лукас. — Она единственная видела во мне меня, Лукаса. Она искренне любила меня, во всяком случае, тогда, в молодости.

Мел опустила глаза, не зная, что сказать в ответ.

— Но то, как она поступила со мной сейчас, сбежав в неизвестность и ничего не сообщив о себе… — увлекся рассуждениями Лукас и осекся: — Прости, дочка, я не должен нагружать тебя своими проблемами.

С улицы послышались громкие восторженные восклицания Далвы.

— Что там? — насторожился Лукас. — Неужели сюда опять пожаловал клон?

— Ты думаешь? — Мел подскочила с места и высунулась в окно, надеясь что-нибудь рассмотреть внизу. — Я пойду взгляну.

— Мел! — остановил ее отец. — Пожалуйста, закрой дверь в комнату и проследи за тем, чтобы его не пускали ко мне. Я не хочу его видеть! Если мне понадобится замуровать себя в четырех стенах, чтобы не лицезреть свою молодую копию, я сделаю это, а пока оставь меня, дочка. Прошу.

— Хорошо, как скажешь, папа, — растерялась Мел и, расцеловавшись с отцом, спустилась вниз.

— …Мел, ты только посмотри, кто пришел! — радостно воскликнула Далва, едва завидев воспитанницу на лестнице. — Он сам вспомнил дорогу домой! Диогу, познакомься со своей племянницей!

Следом за служанкой в дом вошел парень — точная копия отца Мел, только моложе в два раза, одетый попроще и с шалыми глазами. Увидев девушку, он широко улыбнулся ей и помахал рукой так, словно они были знакомы лет сто:

— Привет!

Оставшиеся несколько ступеней Мел прошагала, как в тумане — хорошо, что не споткнулась. Оглядев гостя с ног до головы, она смогла лишь выдавить из себя:

— Невероятно!

— А ты мне не верила! — гордо подбоченилась Далва. — Я пойду сделаю вам горячий шоколад. Выпейте со свежим пирогом — я как чувствовала, сегодня с утра испекла твой любимый! — подмигнула она клону.

— Невероятно! — в изумлении повторила Мел.

Парень слегка стушевался от ее внимательного, изучающего, потрясенного взгляда и спросил:

— Ты тоже считаешь, что я дух?

— Н-нет, — ответила Мел, но глаза ее по-прежнему были распахнуты на пол-лица. — Почему дух?

— Далва сказала, что я умер, а потом вроде бы как воскрес, — заговорщическим шепотом сообщил клон. — Она называет меня Диогу, но вообще-то меня зовут Лео.

— Мел, — машинально протянула руку для пожатия наследница Феррас. — Извини, что я так смотрю, просто ты очень… очень похож на моего отца.

— Знаю, — беспечно пожал плечами Лео. — Наверное, он и в самом деле мой брат, раз я так похож на него.

Мел молчала в полном замешательстве.

— Мой крестный сказал, что Леонидас мой отец. А мою мать звали Селина, только я пока не понял, как это так получилось, что меня родила одна женщина, а мать у меня другая. Это странно, ты так не думаешь?

— Странно… — еле слышно пролепетала Мел.

— Ну вот, — Лео шмыгнул носом. — Мама мне все время говорила разное о моем рождении. Может быть, я скоро наконец-то узнаю правду. Я принес кое-что, — он протянул ей цветную фотографию, которой было на вид не меньше пятнадцати лет. — Мне рассказали про тебя, и я вспомнил, что в детстве у меня была подружка по имени Мел. Я перевернул весь чердак, но нашел эту фотографию.

Мел с большим удивлением узнала в маленькой девочке из песочницы себя.

— Я вспомнила! — с восторгом воскликнула она. — Я вспомнила эту песочницу и тебя! Только воспоминания очень смутные… Далва, смотри! — бросилась Мел на кухню с фотографией в руках и столкнулась с матерью.

— Мел, в чем дело? — строго спросила та, и ее взгляд упал на по-свойски расхаживающего по гостиной клона.

— Вот, посмотри, это же я! — девушка продемонстрировала потрясенной матери фото. — Помните ту историю с воображаемым другом? Так вот, вы были не правы, Лео существовал на самом деле!

Маиза замерла, как деревянный солдатик, глядя то на Лео, то на его детское изображение на снимке.

— Ясно, Мел, — холодным тоном произнесла она. — Совпадения случаются. Я пойду, извините.

Быстрым шагом она направилась наверх, стараясь не встречаться глазами с Лео и обходя его стороной, будто боялась даже пройтись рядом с ним.

— Я ей не очень-то понравился, — кивнул в сторону Маизы парень.

— Это моя мама, она всегда такая, — примирительно махнула рукой Мел.

Напряжение, возникшее от неловкой ситуации, разрядила Далва, с улыбкой до ушей показавшаяся из столовой:

— Идемте скорее есть пирог! Горячий шоколад вот-вот остынет!

Зейн назначил встречу с клиенткой в ресторане. Обычно он всегда приходил чуть раньше назначенного времени, но в этот раз его опередили. Клиентка уже ждала его за столиком у окна, нетерпеливо постукивая ногтями с изящным маникюром по дереву. Детектив заметил ее раньше, чем она его — эта девушка своей нетривиальной внешностью напоминала ему актрису немого кино, непонятно как затесавшуюся в современные реалии. В ней было что-то трагически-надломленное: такие женщины обретают мировую славу либо спиваются, иногда и то и другое. Зейн как истинный ценитель женской красоты — впрочем, здесь было бы уместно сравнение с искусствоведом — невооруженным глазом видел этот надлом.

— Зейн, ну наконец-то! — возбужденно говорила она, усаживая детектива за стол. — Расскажите, что вам удалось узнать? Вы встречались с моим отцом?

— Да, встречался, — спокойно, почти покровительственно ответил Зейн, поправив воротник стильного черного свитера. — Но давайте обо всем по порядку, Клаудиа.

— Конечно, я слушаю вас!

— Я проанализировал картину случившегося, — деловито изрек Зейн, подавшись чуть вперед. — На первый взгляд все кажется простым: у вашего отца налицо мотив преступления. Он делает вам выговор, вы не обращаете на это внимания. Он увольняет Ренату и заставляет его потуже затянуть пояс, надеясь таким образом внести разлад в ваши отношения, но и это не срабатывает. В ход идут более грязные методы: клевета, подлог, однако вы оба продолжаете стоять на своем. Не без помощи вашего друга-адвоката, конечно. Очевидно, следующим шагом было бы…

— Убийство?.. — выдохнула Клаудиа.

— Да, возможно, — кивнул детектив. — Это самое логичное продолжение истории. Настолько логичное, что пользоваться ею означало бы как минимум навести на себя серьезные подозрения. Понимаете, Клаудиа, ваш отец неглуп. Он подготовил неплохую почву для преступления, но совершал ли он его?

Глаза девушки стали круглыми, словно чайные блюдца.

— Но больше некому! — возмущенно воскликнула она.