Во мгновение ока (джен)

Зейну было не привыкать работать в общественных местах. Разъезжая по городам и городишкам, он часто сидел за столиками в местных кафе и выстраивал в уме стратегию действий или размышлял над уликами. На мысль его иногда могла натолкнуть самая малость: услышанные обрывки фраз, картина на стене или песня, играющая по радио. Вселенная неизменно посылала знаки тому, кто готов был их распознать. Зейн любил созерцать, а на этот раз ему было, на что посмотреть.

Несколько деревянных столиков под открытым небом и ларек под соломенным навесом язык не поворачивался назвать баром или полноценной закусочной. Зато обстановка вокруг была спокойной и умиротворяющей: шумели густые кроны деревьев, был слышен тихий плеск воды у речного берега. Зейн расположился за столиком с блокнотом и ручкой в руках. Ничто не отвлекало его от составления рабочего плана, пока к нему бесцеремонно не подсела местная жительница — вся увешанная дешевыми побрякушками девица в открытом топе и короткой юбке. Зейн поднял на нее глаза и одарил слегка насмешливой улыбкой.

— Вы хотели о чем-то поговорить со мной, сеньорита?

— А разве расспрашивать людей — это не ваша профессия, сеньор? — промурлыкала девушка и невинно захлопала ресницами.

— Откуда вы знаете о моей профессии? — спросил Зейн, чуть наклонив голову набок.

— Не только сыщики умеют добывать информацию.

— Вот как, — снова улыбнулся Зейн. — И какую же информацию вам удалось добыть?

— Ну например, — девушка принялась игриво накручивать каштановый локон на указательный палец, — что вы приехали из Рио и хотите разузнать подробности о смерти Ренату.

— Неплохо.

— Вы будете всех здесь допрашивать?

— Я пока не начинал никаких допросов. Но если вы настаиваете, сеньорита…

— Хотите знать мое мнение об этом парне? — перебила она его. — Только честное.

— Было бы очень полезно его узнать.

— Ничего в нем хорошего не было. Высокомерный такой был, неприступный, ходил по деревне, как павлин, — девица покрутила плечами, изображая «павлинью» походку. — На местных девушек вообще не смотрел, считал, что это ниже его достоинства.

— Неужели? — Зейн подпер подбородок кулаком, внимательно слушая собеседницу.

— Он не грубиян, конечно, не мужлан. Был. Но и далеко не святой.

— По вашим словам может сложиться впечатление, что покойный нанес вам личную обиду.

— Да еще чего! — хмыкнула девушка. — Я не обидчивая и не злопамятная. А кто-то, — она подалась чуть вперед и наиграно-зловеще прошептала: — Кто-то может быть и злопамятным.

— Вы думаете? — заинтересовался Зейн.

— Не знаю! — его собеседница откинулась на спинку стула и весело рассмеялась, глядя в глаза обворожительному незнакомцу, которого искренне надеялась очаровать. — Я так люблю эти загадки, интриги, это так волнует.

— Смерть не забава, — осадил ее детектив. — Ни чужая, ни своя. Не нужно говорить об этих вещах в подобном тоне, сеньорита.

— Ой, да ладно вам, — сконфузилась девица. — Я ничего такого не имела в виду. А кто вас послал сюда, если не секрет?

— Секрет, — Зейн играл с ней, как кошка с мышкой. Впрочем, он отдавал себе отчет в том, что игра эта не совсем честная — слишком уж неравны силы.

— Как жаль, — томно протянула она и добавила уже более серьезным тоном: — Вы думаете, было убийство?

— С чего вы взяли? — приподнял темные брови Зейн.

— Сыщики всегда появляются там, где произошло убийство.

— Не всегда. Добрая часть моих коллег занимается расследованием более простых дел вроде супружеских измен.

— И вы тоже? — не сдержала ухмылки девица.

— Иногда, сеньорита. Иногда.

— К чему эти условности, зовите меня Зилда! Я всегда к вашим услугам, — проговорила она с улыбкой кошки. Уличной кошки. — Если вам понадобится любая помощь…

— Спасибо, Зилда, я запомню, к кому обращаться, — подмигнул ей Зейн и поднялся из-за столика.

— Вы уже уходите? — надула губы Зилда.

— Мне нужно кое с кем побеседовать. Мы еще непременно с вами увидимся, Зилда, — ослепительно улыбнулся ей на прощание Зейн.

Он уверенным шагом направился вглубь поселка и не мог видеть, как девушка от счастья едва не перевернула столик.

— Наконец-то, наконец-то свершилось! — вне себя от радости бормотала она, воздев руки к небу. — Спасибо, Назаретская Дева, мой принц наконец нашел меня!

* * *

На подходе к дому Флоринды Зейн остановился и задумался на пару мгновений. Он раз за разом прокручивал в голове беседу с деревенской простушкой. Значение ее слов не следовало недооценивать, ведь, как известно, даже устами младенца порой глаголет истина. Интуитивно детектив чувствовал, что готов вот-вот за что-то зацепиться, но это что-то постоянно ускользало от него. «Что ж, это только начало», — успокоил он себя и вошел во двор дома через приоткрытую калитку.

Вдруг Зейн почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд, от которого его обдало жаром. Зейн поднял голову и не поверил своим глазам: из простенького окна с деревянной рамой и цветными занавесками на него смотрела женщина. Небеса, это та самая женщина! Зейн узнал бы это лицо и этот взгляд и посреди роскошного дворца арабского шейха, и в нищей лачуге на краю земли. Вне сомнения, это была Жади, жена Саида. Она была напугана, но смотрела смело, гордо, с некой долей вызова. Зейн замер как вкопанный не в силах шелохнуться. В окне мелькнула пестрая ткань, и красавица скрылась за занавеской.

— Сеньор Зейн! — будто почувствовав его возвращение, Флоринда вышла встретить гостя на крыльцо. — Когда вы планируете начинать?

Тот стоял, широко распахнув черные, как уголь, глаза, и не произносил ни слова.

— Зейн, вы в порядке? — обеспокоенно спросила хозяйка.

— Да, я… в полном, донна Флоринда, в полном, — очнулся от ступора Зейн. — Вы позволите войти?

— Конечно! Я жду вас.

Зейн на ватных ногах взошел по низенькой лестнице. На кухне никого не было — Жади, вероятно, ушла к себе.

— Я всего лишь хотел уточнить одну деталь, — машинально проговорил детектив, мысли же его были заняты отнюдь не работой, за что он сильно ругал себя в глубине души. — Когда Ренату приезжал домой в последний раз, он ни с кем не ссорился?

— Нет, что вы. Мой мальчик был исключительно доброжелателен с людьми, особенно со своими земляками. Здесь все живут как одна большая семья, ну, за редким исключением.

— С исключений и начнем, — Зейн достал ручку и приготовился писать.

Заметив, что детектив, как завороженный, смотрит на закрытую дверь, ведущую в комнату, Флор деликатно пояснила:

— Это комната Ренату. К сожалению, она сейчас занята постояльцами, поэтому я не могу пригласить вас туда, чтобы вы ее осмотрели.

— Ах, да-да, — вынырнул из размышлений Зейн. — Я думаю, что пока этого не потребуется.

— Благодарю вас за понимание, сеньор.

Зейну пришлось собрать всю волю в кулак — он здесь не за тем, чтобы разыскивать жену Саида.

* * *

«Славный был парень, — со скорбным вздохом сказал старый сеньор Орестес. — Я же их всех с пеленок знал, все на моих глазах росли, и было видно, кто есть кто. Ренату добрый был — то рыбку пожалеет, то черепашку, никогда ни в какие драки не ввязывался. Да только одна беда — как чуть старше стал, так заносчивость у него какая-то появилась. Этим он не в мать пошел, не в мать, — старик многозначительно потряс пальцем в воздухе. — Вот эта заносчивость его и сгубила. Если жить, так в Рио, жениться, так на дочке богача, гулять, так на широкую ногу. Да простит меня Назаретская Дева, но не удивился я, когда узнал, что его там к наркотикам приучили. Ей-богу, лучше бы оставался в Пара, был бы жив и здоров, а то сколько горя матери принес…»

«Я не могу сказать о нем ничего плохого, — робко опустив глаза, будто стесняясь жгучей красоты египтянина, говорила Таис. — Ренату был человеком совершенно неконфликтным. Мы росли все вместе, и я никогда не замечала у него дурных наклонностей вроде тяги к спиртному. Я не верю, что он мог пристраститься к наркотикам. Впрочем, в последние годы мы слишком мало общались, поэтому я не могу утверждать ничего наверняка».

«Ренату? Он был мне почти как брат, — с грустью качал белокурой головой Эрик. — Он доверял мне многое, поверьте, у него были большие планы на жизнь. А еще Ренату всегда знал, чего хочет, поэтому вряд ли стал бы намеренно себя губить. Я думаю, вам следует хорошенько потрясти того типа, на которого он работал перед тем, как началась вся эта заварушка с увольнениями и наркотиками. Я не исключаю, что Ренату мог связаться с дурной компанией, но это было сделано явно с чьей-то подачи».

Под конец второго дня пребывания в Рио-да-Серейя Зейн собрал достаточно материала для размышлений. Плыть на ночь в гостиницу в Белен, чтобы наутро вернуться в деревню, не имело особого смысла. Но Зейн все-таки не торопился. Он повидал многих и поговорил со многими, кроме одной женщины, хотя бы за одно слово которой дорого бы заплатил. Однако Жади избегала попадаться ему на глаза по вполне понятной причине. Какой же беглянке захочется повстречать сыщика?

Зейн, памятуя давнюю походную привычку, развел костер у окраины поселка на берегу реки и уселся на песок, задумчиво глядя на танец язычков пламени. Спустя непродолжительное время он заметил у воды женскую фигуру, закутанную в палантин. Его сердце забилось быстрее — египтянин узнал эту фигуру и вдвойне заволновался, когда увидел, что женщина идет к нему.

Густые, распущенные черные волосы, вечерние сумерки и складки палантина вокруг шеи скрывали ее лицо. Женщина не стала подходить близко к костру, чтобы отсвет огня не открыл ее черт.

— Простите, я так и не поздоровалась с вами, когда вы были дома у донны Флор, — сказала она чуть глуховатым голосом. — Это было невежливо. Я ее постоялица.

— Никогда не поздно сделать это, сеньора, — с улыбкой ответил Зейн, ни ноткой не выдавая охватившего его сладостного волнения. — Я польщен, что вы наконец решили уделить мне немного своего внимания.

Жади — а это, конечно, была она — села неподалеку от Зейна, по-прежнему скрываемая покровом сумерек.

— Вы араб? — вдруг спросила она.

— Египтянин, — уточнил Зейн.

— И вы давно живете в Бразилии?

— Достаточно давно.

— Вам никогда не хотелось вернуться на родину?

— Я считаю весь мир своей родиной, — уклончиво ответил Зейн. — В некотором смысле, наша родина — это вся земля.

— Ошибаетесь. Один близкий мне человек говорил, что нельзя иметь два сердца — одно на Западе, а другое на Востоке. Такой человек очень несчастен.

— Возможно. Но я никогда не делил свое сердце на части. Предпочитаю сохранять его целым.

— Вы удачливый человек, — покачала головой Жади. — Не видите глухих стен между разными мирами.

— Мир един, а стены люди воздвигают сами.

— Но они есть! — заспорила женщина.

— Смотря как к этому относиться. Но я понимаю, о чем вы говорите. Когда-то давно, в юности, я не захотел жить в окружении таких стен. Я захотел подняться над ними, чтобы увидеть всю красоту и разнообразие этого мира.

— И у вас получилось?

— Более или менее.

— Но вам пришлось чем-то пожертвовать? Семьей, репутацией?

— Вы очень проницательны, — вздохнул Зейн. — Мою репутацию в глазах семьи нельзя назвать безупречной, но когда привыкаешь жить свободно, рамки и условности уже не играют особой роли.

— Вы ни к кому не привязаны? У вас нет своей семьи, детей? — удивилась Жади.

— Нет.

— Вот видите, — Зейн не увидел ее лица, но услышал в ее голосе горькую усмешку. — Легко быть свободным, когда вы ничем не связаны.

— Любовь не тюрьма. Любовь ли это к родителям, к мужчине, к женщине или к ребенку.

— Нет, не тюрьма, — согласилась Жади. — Но ее оковы очень тяжелые. Единственная настоящая любовь на свете — это любовь родителя и ребенка, все остальное, — она судорожно сглотнула подступающий к горлу комок слез, — просто мираж, обман, западня.

— Так говорит тот, кто однажды сильно обжегся в ее пламени, — заметил Зейн.

— А вы разве не обжигались?

Зейн многозначительно улыбнулся и ответил:

— Нет. Наверное, я был слишком увлечен познанием других вещей, чтобы всерьез загореться любовью.

— Вы гордец.

— Ничуть. Я не подчеркиваю своего превосходства над теми, кто когда-либо искренне влюблялся.

— Так даже лучше. Хотела бы я никогда ни в кого не влюбляться.

— Зачем же нарочно лишать себя этого дара судьбы? — изумился Зейн.

— Дара судьбы? — резко переспросила Жади. — Любовь — это не дар, а проклятье. Она отнимает все и ничего не дает взамен.

— Любовь или грезы о любви? — уточнил египтянин.

— Простите, сеньор, я не могу больше разговаривать с вами, — извинилась Жади и поднялась на ноги. — Меня ждет дочь. Прощайте.

Быстрым шагом она удалялась в сторону деревни, где уже зажглись огоньки тусклых уличных фонарей и окна маленьких домов. Вскоре ее легкая грациозная фигура растворилась в вечерней тьме, а Зейн продолжал сидеть у костра, словно завороженный. «Она не просто просит о помощи, — подумал детектив. — Она кричит о ней».