Во мгновение ока (джен)

В церкви, что была построена возле городского кладбища, собралось много народа. Падре читал молитвы над гробом усопшего, а присутствующие в траурных одеждах внимали священным словам.

Лео не решался войти внутрь и стоял в открытых дверях храма. Он не верил в происходящее, не верил, что его отец находится там, а не у себя дома или в клинике, что больше нельзя прийти к нему и задать вопрос, мучающий душу. Слез почему-то не было, была только щемящая пустота внутри.

Падре закончил отпевание и начал говорить проповедь о переходе в вечность, об искупительной жертве Христа, о всеобщем воскресении, которое состоится по кончине мира, и бесконечной жизни, где уже не будет ни болезней, ни страданий, ни смерти.

Лео пропускал его речь мимо ушей, но не потому, что он не верил, просто эти слова ни капли не утешали. Возможно, однажды он действительно снова встретится с отцом на той стороне, скажет ему все, что не успел или не смог сказать здесь, и наступит вечное блаженство. Лео не знал, что ему делать сейчас и как справиться со страшной болью.

— Лео! — добродушно позвал его со спины мужской голос, который показался парню знакомым.

Он обернулся. У дверей церкви стоял Али, марокканский друг Альбьери, у которого они так и не побывали в гостях.

— Вы сеньор Али? — зачем-то уточнил Лео.

— Да, я Али, — старик подошел ближе и положил руку ему на плечо. — Я знаю, как тебе сейчас плохо, но мы должны смириться с волей Аллаха. Земной путь Альбьери завершился, а твой только начинается.

— А мне так не кажется, — печально проговорил Лео. — Ведь это он создал меня, он вдохнул в меня жизнь. Как я могу жить без своего создателя?

— Нет, не-ет, — покачал головой Али. — Альбьери не вдохнул в тебя жизнь, жизнь может давать только Аллах. Альбьери всего лишь взял клетку, в которой она уже была, и создал твое тело, но душу тебе дал Бог. Если бы Он не позволил, ты бы просто не родился.

— Вы думаете, у меня есть душа?..

— Конечно! Каждому человеку Аллах вешает на шею его судьбу. И у тебя тоже есть и своя судьба, и душа.

— Меня очень долго преследовали странные воспоминания, — Лео вздохнул и устремил взгляд в сторону бесконечных могильных плит. — С детства я грезил о пустыне, караванах, мечтал прокатиться на верблюде. Я видел во снах женщину в платке, которая звала меня.

— Аллах! — шепотом воскликнул Али.

— А потом я узнал, что Лукас в молодости ездил в Марокко и был влюблен в местную девушку. Все эти видения достались мне от него. Так есть ли у меня душа? — Лео снова посмотрел в глаза собеседнику взглядом, буквально кричащим о помощи.

Носильщики подхватили гроб, и траурная процессия отправилась к месту захоронения. Лео шел в самом ее конце, затем начал отставать и вовсе остановился. Он не хотел видеть, как гроб опускают в землю, он хотел сохранить в памяти образ живого отца.

— Лео! — окликнула его Клаудиа, появившаяся словно из воздуха. — Прости, я опоздала. Думала, никого уже здесь не застану.

Они крепко обнялись. Лео впервые за день позволил себе заплакать.

— Господи, бедный мой! — с жалостью шептала Клаудиа, гладя его по затылку. — У меня просто сердце разрывается!

Они стояли так в молчании несколько минут. Над кладбищем разносился печальный звон церковного колокола. Наконец Лео выпустил девушку из объятий.

— Идем, — сказал он.

— Куда?

— Я хочу найти кое-что, — Лео взял Клаудию за руку и повел вдоль рядов могил. — Кое-кого, если точнее.

— Кого?

— Увидишь. Надеюсь, Далва правильно объяснила мне дорогу.

Вскоре над серыми могильными плитами и памятниками показалась небольшая часовня-склеп.

— Это здесь, — уверенно произнес Лео и немного ускорил шаг.

У входа в склеп Клаудиа остановилась в нерешительности.

— Что случилось? — удивился парень. — Заходи.

— Лео… Я немного боюсь таких мест, — виновато посмотрела она на него.

— Хорошо, тогда я зайду один.

— Нет! — она подбежала к нему и взяла за руку. — Пойдем вместе!

Внутри было довольно темно и душно. Сквозь небольшое окно, перед которым было установлено распятие, в часовню проникал дневной свет — единственный источник освещения, не считая дверей. Клаудиа крепче сжала ладонь Лео, пока тот ходил по склепу и искал нужное надгробие.

— Вот, — указал он на могилу с фигурой скорбящего ангела. — Это он. Наверняка он. Давай подойдем ближе.

— «Любимому сыну, брату, крестнику», — Клаудиа частично зачитала вслух эпитафию. — Диогу Феррас! Тот самый Диогу, о котором ты говорил?

— Да, с него все началось. Он был крестником Альбьери, моего отца. Если бы не его гибель, Альбьери бы не создал клона. То есть меня.

Даже в полумраке можно было разглядеть фотографию на надгробии. Внимательно присмотревшись к портрету, Клаудиа чуть не вскрикнула и сильнее вцепилась в руку Лео.

— Ты испугалась? — безрадостно улыбнулся тот. — Его или меня?

Клаудиа еще раз бросила взгляд на фотографию покойного, а затем на лицо спутника.

— Нет, я не испугалась, но это… так необычно. Приводит в замешательство. Я подумала о… — она запнулась.

— О чем? О ком?

— Н-ни о чем. Так, ничего, забудь.

— А это моя мать, — Лео подошел к соседней могиле. — Моя биологическая мать, Селина Феррас.

Здесь нашлось и изображение Селины. На портрете она казалась совсем хрупкой, нежной и печальной, словно находилась уже не в этом мире.

— Ты похож на нее, — улыбнулась Клаудиа.

— Правда?..

— Да. Формой носа, посадкой глаз.

— Меня до сих пор сбивает с толку эта история, — признался Лео. — Как это — у давно умершей матери появляется сын? Ведь она даже не знала, что у нее будет еще один ребенок.

— Она знает, — Клаудиа обняла его, прижавшись сбоку. — Мне хочется верить, что они видят нас, слышат и знают все наши новости. Она знает о тебе.

— Думаешь? — спросил Лео, с нежностью посмотрев на нее.

— Не уверена, но меня это успокаивает.

Лео поцеловал ее в щеку и повел на воздух.

— Ладно, идем отсюда, — сказал он. — Кажется, на улице выглянуло солнце.

* * *

Саид устроил в своем доме грандиозный праздник по случаю рождения сына. Одетый в белоснежную джеллабу,Традиционная мужская одежда, представляющая собой длинный свободный халат с остроконечным капюшоном. он неспешно ехал верхом на коне, одной рукой держа поводья, а другой слегка укачивая новорожденного ребенка. Белый конь, сбруя которого была украшена медными подвесками, степенно вышагивал по ровному зеленому газону и время от времени гордо фырчал, как будто хвастаясь перед гостями своей высокой миссией. Маленький Мунир в традиционном детском костюмчике зеленого цвета, расшитом золотыми нитками, мирно спал на руках у отца, несмотря на веселый шум, царивший вокруг. Женщины осыпали их лепестками роз и пели радостные песни. Счастливый Саид с любовью и благодарностью взглянул на жену, подарившую ему наследника, а та лучезарно улыбнулась ему в ответ.

— Как хорошо, Латифа! — с умилением вздохнул Мохаммед, положив руку на плечо своему сыну. — Саид так счастлив! Я так давно не видел его улыбающимся!

— Ма ша Аллах! — благодарственно воздела руки к небу Латифа. — Хоть бы в нашей в семье отныне всегда царили мир и любовь!

В доме Саида с младенцем окружили танцовщицы. Звучала музыка, столы ломились от угощений, гости танцевали и радостно улыбались. На праздник пришел и шейх, чтобы прочитать над новорожденным молитвы и дать ему напутствие в жизнь: быть добрым мусульманином, уметь отделять добро от зла, истину от лжи, быть крепким телом и духом.

— …Ну что, Саид, теперь ты счастлив? — подошел к бывшему зятю Али.

— Очень счастлив, дядя Али, очень! — улыбнулся Саид, любуясь сыном. — Рождение Мунира озарило мою жизнь светом.

— Но не забывай, — напутственно сказал Али, — наши дети уже не принадлежат нам. Они могут быть похожими на нас, но они не мы. Мы точно луки, из которых, натягивая тетиву, выпускают стрелы, но мы не знаем, куда эти стрелы упадут. Дети — это жители нового времени. Прими мои поздравления, Саид, и да благословит Аллах тебя и твою семью. Сегодня радостный день, потому что новый человек пришел в этот мир.