Во мгновение ока (джен)

Лукас в одиночестве сидел у себя в комнате и читал книгу, укрыв ноги тонким пледом. В дверь постучали. Лукас закрыл книгу и отложил на журнальный столик рядом с собой.

— Войдите!

На пороге показалась Далва с блаженно-радостным лицом. Лукас знал, что такое выражение лица у Далвы не сулит ничего хорошего. Он насторожился.

— Лукас! — с благоговейным придыханием произнесла служанка. — Пришел твой брат.

Лукас не успел ничего сообразить, как сквозь приоткрытую дверь, не дожидаясь приглашения, в комнату просочился Лео и встал перед ним. В заношенном джинсовом костюме, со взъерошенными короткими волосами, он смотрел на Лукаса с беспардонным интересом, уже лишенным страха. Лукас измученно взглянул Далву и тяжело вздохнул. Клон вернулся, а значит, кошмар начинается заново.

— Как дела? — по-свойски спросил Лео.

— Неплохо, — ответил Лукас, одарив его неприветливым взглядом.

Оба замолчали. Далва, с умилением наблюдая сцену между «братьями», встрепенулась и смешно замахала руками:

— Я сейчас принесу вам чего-нибудь. Лео, мальчик мой, чего тебе хочется?

— Ничего не хочется, Далва, — с улыбкой сказал Лео.

— А тебе, Лукас?

— Спасибо, Далва, мне тоже ничего не нужно, — мрачно произнес Лукас.

— Ну… — служанка растерялась и повернулась к двери. — Тогда я пойду, не буду вам мешать. Матерь Божья, какое счастье снова видеть вас обоих вместе! — она восторженно прижала кулачки к щекам. — Сеньор Леонидас будет так рад, когда вернется домой!

Лео взял стул, подтащил спинкой вперед поближе к инвалидному креслу и уселся напротив Лукаса, положив подбородок на скрещенные руки.

— Тебе что-то нужно? — хмуро смотрел на него больной.

— У меня есть к тебе один вопрос.

— Что ж, задавай.

Лео отвел взгляд и почесал в затылке, прикидывая, с чего лучше начать разговор.

— Ты плохо обошелся с одной женщиной. Я хочу знать, почему.

Лукас вздрогнул и уставился на собеседника немигающим взглядом. Сердце забилось с бешеной скоростью от волнительного предчувствия.

— С какой… женщиной? — кое-как выдавил он из себя.

— Я встретил одну женщину, — простодушно начал Лео. — Она ужасно испугалась меня, но потом оказалось, что боится она не меня, а тебя. Она сказала, что ты разрушил ее жизнь. Что ты ей сделал?

Лукас несколько секунд хватал ртом воздух и часто моргал сквозь проступившие на глазах слезы.

— Где?.. Где ты ее видел?!

— Какая разница? — дерзко взглянул на него Лео.

— Где ты ее видел? — более жестким тоном повторил Лукас. — Как ее зовут? Что она тебе сказала?

— Ты задал столько вопросов, а на мой так и не ответил, — хмыкнул парень.

— Я не обязан отвечать на него.

— Я тоже не обязан отвечать на твои.

— Пойми, это очень важно, — Лукас попытался найти иной подход к строптивому юнцу, — мне очень важно знать, где находится эта женщина!

Лео только презрительно усмехнулся.

— Она сказала, что не хочет больше тебя видеть. Что ты не выполнил ни одного обещания, которое ей давал. Что ты струсил и не помог ей, в то время как она пожертвовала ради тебя всем.

— Она так сказала тебе? — в тихом бешенстве спросил Лукас.

— Сказала. Она думала, что я такой же, как ты, но потом увидела, что это не так.

Лукас резко дернулся вперед и крепко схватил Лео за грудки, с грохотом опрокинув стул, на котором тот сидел. От неожиданности Лео на несколько мгновений потерял дар речи и потрясенно смотрел в глаза своему «оригиналу».

— Послушай, — Лукас сурово чеканил прямо ему в лицо каждое слово, вкладывая в них всю свою боль и ярость, — я запрещаю тебе к ней приближаться! Это моя жизнь, моя любовь, и ты не имеешь права вмешиваться! Не смей проживать мою жизнь вместо меня!

Лео со злостью и обидой стряхнул его руки со своей куртки и выпрямился.

— Я не дал тебе сдачи только потому, что ты болен. Мне ничего твоего не надо.

— Как же не надо?! Мало того что у тебя мое лицо, ты ходишь в мой дом, как в свой собственный, хочешь, чтобы мой отец называл тебя своим сыном, а теперь собираешься забрать мою любовь?!

— Спокойно! — фыркнул Лео. — Я не виноват в том, какое у меня лицо, и я не сам сюда пришел — меня позвали. А твоя любовь мне и подавно не нужна. Еще не хватало, чтобы женщина смотрела на меня как на чью-то копию и называла чужим именем!

— Тогда почему бы тебе не назвать ее местонахождение?

— Потому что она уже достаточно натерпелась от тебя. А еще я дал клятву, что не выдам ее тайны.

Лукас обессилено закрыл лицо руками.

— Скажи хотя бы, у нее все хорошо? У нее есть хлеб, крыша над головой?

— Да, есть, — нехотя смягчился Лео.

— Спасибо, — еле слышно произнес Лукас.

— Что?.. — парень искренне удивился.

— Спасибо. Я давно мечтал услышать, что у нее все хорошо. Ты даже не представляешь, что для меня значат эти слова.

Далва, услышав шум в комнате Лукаса, примчалась разбираться в ситуации.

— Что здесь творится, мальчики? — строго спросила она и обомлела, застыв в дверях.

На полу валялся стул, встрепанный и чуть помятый Лео смотрел на нее растерянно и немного виновато. По лицу Лукаса текли слезы.

— Вы что, дрались? — ахнула Далва. — Диогу, твой брат болен, как ты мог поднять на него руку?!

— Все в порядке, Далва, — через силу проговорил Лукас. — Просто небольшое недопонимание.

— Смотрите мне! — Далва прищурилась и погрозила пальцем. — Я вас знаю, проказников, на пять минут одних нельзя оставить, чтобы не подрались!

Впрочем, сердилась она недолго. С широкой улыбкой подойдя к Лео, она взяла его за руку и потащила за собой:

— Идем, ты посмотришь, как мы обставили твою комнату! Сеньор Леонидас распорядился, чтобы все было именно так, как хотелось тебе. Идем, тебе понравится!

Лукас вновь остался один. Его душу терзали противоречивые чувства: с одной стороны, он был безгранично рад, что Жади жива и здорова, с другой, не мог отойти от потрясения. Она видела его копию. Говорила с ней, и не просто говорила, а откровенничала, изливала душу, посвящала в подробности их истории, их любви совершенно постороннего человека, которому повезло (или не повезло) иметь лицо Лукаса. Но это полбеды. Лукаса мучил вопрос: как она смотрела на клона? Какими глазами? По спине пробежал холодок от одной мысли, что у Жади мог возникнуть соблазн повторить все заново с молодым, здоровым и ничем не обремененным «чистовиком». Этого Лукас бы не выдержал.

— Лукас?.. — в комнату вошла Маиза и обратила внимание на совершенно раздавленный вид своего супруга. — Что случилось?

— Что? — Лукас вздрогнул. — Ах, это ты, Маиза. Клон вернулся.

— Да, я поняла, — кивнула она. — Сложно было не заметить. Чем ты так огорчен? Между вами произошла какая-то сцена?

— Я его просто не выношу, — сквозь зубы процедил Лукас. — Не выношу его нахального взгляда, его высокомерного тона. Он считает, что имеет какие-то преимущества надо мной из-за своей молодости. А самое обидное, Маиза, что так и есть. Все стремятся заменить меня им!

— Не тебя, — возразила Маиза, — они хотят вернуть Диогу. Думаю, в глубине души сеньор Леонидас и Далва понимают, что это невозможно, но перспектива уж очень заманчивая. Согласись, что еще никому в мире не выпадала такая возможность.

— Но он не Диогу и не я!

— Конечно, не ты. И тем более не Диогу.

— Ты на самом деле так считаешь? — Лукас засомневался. — И тебе никогда… глядя на него, не хотелось думать иначе?

Маиза нервно сглотнула.

— Честно? — спросила она.

Лукас утвердительно кивнул.

— Поначалу у меня было такое странное чувство, словно я переместилась на машине времени и вижу тебя как бы со стороны. Вижу таким, каким ты был, но я тебя узнаю, а ты меня — нет. Но это лишь от новизны явления. Мне никогда бы не пришло в голову попробовать строить с твоим клоном то, что с тобой построить не получилось.

Лукас в ответ лишь задумчиво хмыкнул.

* * *

«Я победил время, — размышлял наедине с собой Альбьери, сидя у себя дома в рабочем кабинете. — Один и тот же человек в разных временных отрезках, в разных условиях жизни, с разным воспитанием… Я шагнул в своем открытии гораздо дальше, чем предполагал изначально. О, если бы только о нем узнали во всем мире! Сколько было бы разговоров, споров, сколько диссертаций было бы написано! Я мог бы в одиночку перевернуть мир! Но готов ли мир к этому?..»

Альбьери сморщился из-за внезапного и сильного приступа боли в районе желудка. Это случалось с ним уже не в первый раз, и в голову талантливого ученого начинали закрадываться нехорошие подозрения, которые он испуганно гнал от себя. Альбьери поднялся из-за стола и, схватившись рукой за живот, побрел на кухню за анальгетиком.

Эдна, словно на расстоянии почувствовав его недомогание, вышла к нему.

— Альбьери, что случилось? — с тревогой спросила она, глядя на то, как муж корчится от приступа боли.

— Ничего, Эдна, — морщась, ответил тот. — Кажется, у меня обострился гастрит.

Жена подошла к нему, с трудом сдерживая слезы, и положила свои руки поверх его.

— Альбьери! Я хочу, чтобы ты знал: я всегда с тобой.

— Что, Эдна? — Альбьери толком не расслышал ее.

— Я с тобой! — с горячностью прошептала Эдна.

Альбьери отстранился от нее и достал из кухонного шкафа аптечку.

— Леонидас подал в суд на усыновление Лео, ты знаешь? — не поднимая головы, проговорил он.

— Знаю, знаю… — пробормотала Эдна.

Она смотрела на супруга во все глаза, пытаясь уловить каждое его движение, каждый взгляд, каждый вздох, будто таким образом могла удержать его рядом с собой на этой земле. Альбьери так долго был центром ее вселенной, что Эдна не могла себе представить жизни без него. Он сейчас здесь — и скоро его не будет. Пускай муж не замечал ее должным образом, не проявлял той любви и теплоты, которую проявляют другие мужья по отношению к своим женам, ведь он гений. Гении мыслят иначе, чувствуют иначе, их миссия гораздо выше, чем предназначение обычных людей. Эдна была вполне довольна и участью тени Альбьери, но вообразить тень без тела — вот что действительно страшно.

Альбьери достал из блистера две обезболивающие таблетки — меньшая доза попросту не действовала — и залпом запил их водой из стакана.

— Вот, так-то лучше, — пробубнил он себе под нос и опустился на кухонный стул.

Эдна присела рядом.

— Эдна! — Альбьери поднял на жену полный мучения взгляд. — Что мне делать?! В научном мире полно завистников, злопыхателей, которые с радостью разорвут и затопчут того, кто посмеет выйти за границы дозволенного. Но только так человечество может достигнуть чего-то — бросая вызов нормам, переступая через запреты, понимаешь, Эдна?..

— Да, да, Альбьери, — подобострастно кивала ему жена.

— Подумай, ведь когда-то религией воспрещалось почти все! Она душила на корню саму тягу человека к познанию. Если бы не те великие умы, которые посмели усомниться в существующей картине мира, если бы не их дерзость, ты можешь представить, в каком мире мы бы сейчас жили? Без нормальной медицины, без электричества, без технологий! Человек должен выходить из пещеры, Эдна, иначе нас всех ждет гибель!

— Ты совершенно прав, Альбьери. Но мне кажется, что тебе нужно отдохнуть.

— Они не понимают, никто не понимает значения моего прорыва в науке. Все вокруг понимают клонирование слишком… — Альбьери яростно жестикулировал. — Слишком примитивно, утилитарно. Для них клон вроде игрушки, диковинки, но я готов с этим смириться — многие ученые получают заслуженное признание только через десятки, если не через сотни лет после своей смерти. Я боюсь другого. Сейчас я никто, и я боюсь остаться никем. Просто безвестный генетик из далеко не передовой страны, обучавшийся когда-то в Оксфорде, но так и не достигший никаких высот. А я достиг, Эдна, достиг!

Он замолчал и вновь скорчился от боли.

— Альбьери! — в панике воскликнула Эдна. — Может, вызвать тебе врача?

— Не надо, я сам врач, — немного отдышавшись, махнул рукой Альбьери. — Я… выпью еще полтаблетки и пойду прилягу. Это пройдет, Эдна. Обязательно пройдет…